Текст книги "Планета Афон. Дева Мария"

– Вообще-то я заканчивал Сорбонну, а до этого стажировался в Оксфорде. В МГУ меня выдвинули на президентский грант, но в казне не нашлось столько баксов, чтобы оценить по достоинству мои задатки. Или придатки, так и не понял. Однако откомандировали в Оксфорд. Но тамошний уровень слишком мелковат, поэтому Сорбонна приняла меня вне конкурса.

– А в Институт Карманной Тяги имени Воровского поступить не пробовали? Хотя там повыше конкурс, чем в Сорбонне. Мой приятель окончил его с отличием, сейчас проходит преддипломную практику на Колыме. Через восемь лет обещали взять в газету «Правда».

– Ну-у, туда-то таких с руками отрывают, – автор этих строк развёл руками, как некогда «финский рыболов, несчастный пасынок природы», бросавший в неведомые воды свой ветхий невод и показывающий своим сотоварищам размер выловленной им селёдки иваси.

– Вас бы тоже с руками приняли, даже с ногами. А вот с головой сомневаюсь…

– Скорее бы забили ногами. С подобным электоратом разошёлся во взглядах ажник с того момента, когда появился на этот свет, – при этом указал пальцем на подножный асфальт.

– А позвольте поинтересоваться, когда Ваша светлость соизволила появиться на свет?

– Примерно на полвека раньше Вас, mademoiselle, – при этом I’m слегка поклонился.

– Вы явно поспешили! Наш бурный век оценил бы Ваши таланты по достоинству.

– Вообще-то я их не растерял, акуратно сохранил в малахитовой шкатулке и даже слегка присыпал нафталином, чтобы моль не похитила. А то ведь как бывает…

– Это чувствуется. Всмысле запах нафталина, – Мария Иоакимовна демонстративно достала из сумочки флакончик «Шанели №5» и освежила за ушами. При этом обнажились фианитовые серёжки, а также игриво звякнул псевдожемчужный браслет на запястье правой руки.

– Зато божественный запах Ваших изумительных духов не оставил от него и следа! Но если мой юмор отстал от нынешнего на полвека, могу перейти к поэзии. Вам как, больше по душе золотой или серебрянный век русской поэзии? Или предпочитаете зарубежную классику?

– Предпочитаю надписи на стенах туалета. Они, по крайней мере, без фальши, – сказала, как отрезала mademoiselle Долгорукова. – В анналах Вашей памяти не отыщется подобных шедевров? – она взглянула на меня с таким жгучим интересом, с каким бериевские опричники глядели на подследственных после месяца безуспешных потугов выбить нужное показание.

– На три фолианта! – обрадовался азъ недостойный. – Вам о любви или о разлуке? Может, предпочитаете отдых за границей, так у меня и про это три ушата и две корзины виршей.

– Предпочитаю «франклины» с «ерофей палычем», но согласна и на кредитную карточку.

– Слу-у-ушайте!!! Мы же с Вами братья-сестры-близнецы! – ВПС вынул из нагрудного кармана кредитку «Visa» и покрутил её в пальцах. – Так, может, перейдём на «ты», а то единокровным детям поручика Ржевского как-то не пристало «выкать» друг другу.

– Что-то Вы больно шустрый, как вода в роднике.

– Хочешь сказать как вода в унитазе, только Заратустра не позволяет?

– Да, примерно так, – она снова глянула на часы, давая этим понять, что пауза затянулась.

– Ну, если хочешь, я свистну, таки через минуту все сбегутся. Продемонстрировать?

– А у нас что, экскурсионная поздка или гоп-стоп?

– О-о-о, ты по фене ботаешь? А, я забыл, ты же Институт Карманной Тяги заканчивала…

– Я со студентами работаю. С ними не то, что по фене, по-собачьи говорить научишься.

– Разве нынешние студенты такие дикие? Я что-то этого не замечал, или не пытался…

– А ты поприсутствуй на лекции по древней истории, быстренько поменяешь мнение.

– Да… я уже в археологической экспедиции поприсутствовал, жив пока…

– А ты сколько дней в экспедиции? – Маша заинтересованно стрельнула очами в мой лик.

– С утра четвёртый пошёл. А вообще скоро месяц, – ответил I’m без запинки.

– Понятно. Тогда разговаривать не о чем, – она демонстративно отвернулась.

– А если бы я сказал, что четвёртый месяц, было бы, о чём разговаривать?

– Тогда тем более, – отрезала Маша. – Враньё на версту не подпускаю.

– Почему сразу враньё? Я знаком с Николаем Ивановичем уже почти полгода и…

– Потому что я сама работала в экспедиции, но недавно попросила Виноградова устроить меня в Керченский музей. Немного не сошлась характерами с тамошними девицами.

– Так во-от в чём де-ело! Значит, это он поручил тебе провести экскурсию, я правильно понял? – при этих словах она повернулась ко мне и готова была испепелить взглядом.

– Де-е-ело в то-о-ом, что это я попросила Николая Ивановича поручить мне провести экскурсию, – должен отметить, что в передразнивании я не припомню равных ей.

– И он-таки сразу согласился? Без колебаний?

– Слушай, заколебал меня ты, а Николай Иванович мне доверяет как самому себе.

– Что, и на машину свою доверенность дал? – у меня аж «в зобу дыханье спёрло».

– У меня нет прав, одни обязанности. А то бы дал… Может быть…

– Так у меня есть права, давай вместе с нему подкатим, а? У меня стаж вождения больше, чем твой стаж жизни на этой земле. Раз в несколько…– добавил азъ многогрешный для пущей убедительности, а может, для того, чтобы подарить даме очередной комплимент.

– Молодой человек! От Ваших пошлостей у меня уже оскомина на пояснице!

– На минуточку Мигель, – я сделал едва заметный кивок.

– Иностранец что ли? – Маша скривила свой лик, словно маханула стакан самогона и закусила недозрелым грецким орехом. – А болтаешь, вроде, на чисто-русском жаргоне.

– Так я древний грек, воскресший из небытия. Гражданин Боспорского царства. Что, не похож? – ВПС всей пятернёй откинул прядь волос со лба и подшмыгнул носом.

– Скорее древний викинг. Они такие же упёртые, – Маша снова отвернулась от меня.

– Не угадала. Викингов создал северный ветер, а меня папа с мамой. На юге.

– Лучше бы они поехали отдыхать на север, – промолвила она в сердцах.

– Таки они не отдыхать, они работать поехали, – поправил её азъ педантичный.

– Что же они такое бракованное изделие наработали? – решила она меня подколоть.

– Так они в браке уже состояли. Даже в венчанном. А разве хорошее дело браком назовут?

– Судя по тебе, точно не назовут! – сказала она, кубыть хотела плюнуть в мою сторону.

– Зато ты приятное исключение из правил, – ваш покорный был готов её расцеловать.

На этот раз она ничего не ответила и снова нервно поглядела на часы. Парочка студентов уже пресытилась местными народными промыслами и бесцельно слонялась в поисках петушиного пения. Школьники собрались кодлочкой и бурно обсуждали, у кого длиннее ногти или больше сношен каблук. Некоторые нетерпеливо двинулись к многометровой стеле, воздвигнутой на самой вешние горы Митридат в форме трёхгранного винтовочного штыка.

Маруся двинулась вслед за ними, после чего и все остальные подались к памятнику. Меня тема Второй мiровой войны занимала примерно так же, как разница между фантой и Фантомасом. В десятый раз посещая Керчь и всякий раз Митридат, вряд ли можно узнать что-то новое. Тем более от специалиста по древней истории с недописанной докторской диссертацией.

Но проявлять неуважение к титаническому труду такой красавицы, как Мария Иоакимовна счёл преступлением, поэтому пошёл вместе со всеми и сделал вид, что мне до коликов интересно. Рассказ её был явно взят из учебника истории для весьма средней школы, поэтому пересказывать его не стану. Молодое поколение слушало тоже без особого внимания, но проявлять уважение родители их не научили, поэтому разговорчики ни о чём не прекращались.

Когда возвратились к автобусу, жара сделала своё мокрое дело, потому что атмосфера в салоне плавилась как воск. Проехав буквально с полверсты, все взмокли как лягушки, и никакие впечатления публику уже не интересовали. По программе у нас было посещение Аджимушкайских катакомб и крепости Еникале. Но, реально испугавшись, что у кого-нибудь случится солнечный удар, Маша обратилась к водителю с просьбой отвезти всех на городской пляж.

Это решение вызвало настолько бурный восторг, что бразильская торсида на трибунах стадиона «Маракана» после решающего гола своих любимцев в ворота принципиального соперника в финале показалась бы просто аквариумом. Марии Иоакимовне даже пришлось прибегнуть к берушам (берегите уши), чтобы не оглохнуть. Для меня, привычного к рёву спартаковских фанатов на трибунах «Лужников» после забитого мяча, это не стало чем-то из ряда вон…

Минут через десять автобус зарулил к пляжу и осмотрительно расположился в тени платана. Публика высыпала со скоростью кометы и устремилась к спасительной морской стихии. Я, помня вчерешнее приключение, заранее позаботился надеть скафандр, а молодёжь не очень-то комплексовала по этому поводу и устремилась в бурное море, кто в чём горазд.

Мы с Машей почти одновременно подошли к кромке моря, она скинула босоножки и упоённо погрузила конечности в морскую прохладу. На челе её отобразилось непередаваемое блаженство, которого автор этих строк не наблюдал даже у алкашей после утреннего глотка холодного пива. Идиллия продолжалась несколько минут, пока азъ перегретый обнажался до размеров приличия. Аккуратно сложив одежду на берегу, уже готовился рассекать ласковые волны, но тут меня лукавый дёрнул за язык, и I’m решил «отомстить» Марии Иоакимовне.

– А ты чего не купаешься? Или опять приятное исключение из правил?

Блаженство с её чела, будто корова языком слизала. Она вспыхнула как бенгальский огонь на рождественском утреннике и готова была меня испепелить. Но меня уже изрядно испепелило солнце, поэтому искры из её глаз жару не добавили. Она ещё пару секунд постояла в воде по щиколотку, потом сняла очки, спрятала их в сумочке, которую аккуратно положила на мою одежду и скользящей походкой даже не пошла – поплыла по волнам, словно Ассоль навстречу алым парусам. Но никаких парусов вдали видно не было, только белокрылые пахари сини парили над волнами, выискивая зорким глазом зазевавшуюся рыбёшку.

Ребятня уже вовсю плескалась возле берега, а студенты соревновались на дальность заплыва. Маша резво взяла старт и отплыла брассом на полкабельтова от берега. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней. В кристально прозрачной воде в своём воздушно-белом сарафане, плотно укутавшем её миниатюрное тельце, она казалась русалкой. Только вот русалок обычно изображают блондинками и с длинными волосами, и здесь явно было несоответствие.

Тем не менее, изящества ей было не занимать. Миниатюрные женщины несмотря ни на что всегда вызывали у меня симпатию, а если они ещё идеально сложены, то невольно захочется картину с неё написать и в гостиной повесить. Вот только в последние времена пошла мода на длинноногих нимф. Так, чтобы из ушей росли. Но если mademoiselle выпячивает напоказ, откуда у неё растут ноги, значит, она упорно хочет скрыть, откуда у неё растут руки.

На пальце у Марии Иоакимовны азъ любопытный не заметил обручального кольца, ачеть в наш бурный век это ни о чём не говорит. Иная может одеть хоть пять колец, всё равно олимпийской чемпионкой по бегу с препятствиями не станет. Если препятствия кроются в полном отсутствии интеллекта и человеколюбия. Марусе интеллекта не занимать, но для семейной жизни этого явно недостаточно. Всё равно, что одноногий футболист или однорукий пианист.

Когда Маше наскучило плавание и она, блаженно раскинув руки, разлеглась на водной глади, то мне сразу вспомнилась картина Василия Перова «Утопленница». Только несчастная на картине лежала на берегу, а счастливая Мария Иоакимовна на воде. И та была в чёрной одежде и с белым лицом, а Маша с точностью до наоборот. А жандарм на картине курил трубку и взирал на неё с непроницаемой физией. У меня же не было даже водолазной трубки, а своего лица в этот момент видеть не мог. Во всём остальном вполне можно было делать кальку.

Картина Перова продолжалась до тех пор, пока чайки не стали кружить над нами, видимо приняв нашу русалку за покойницу. Их назойливый крик пробудил её от спячки, и она также неспешно поплыла к берегу. Мне вовсе не наскучила морская прохлада, но солёной воды наглотался с избытком, поэтому захотелось ненадолго прерваться. Детишки частично выползли из воды, только сладкая парочка студентов да тройка неугомонных мальчишек ещё кувыркалась навстречу волнам. Маша такой же скользящей по волнам походкой вышла на берег, смахнула брызги с волос и с удовольствием раскинула руки навстречу солнцу, как бы обнимая его.

Воспользовавшись тем, что она стояла с закрытыми глазами, I’m достал фотоаппарат и сделал несколько безценных кадров. Никогда бы не мог подумать, как бывает божественно очаровательна женщина в мокрой прозрачной одежде. Недаром многие художники, и в особенности фотохудожники, изображают прекрасных дам именно под дождём или в пучине прибоя.

– Ну что, по второму заходу или продолжим экскурсию, – поинтересовался ваш покорный, когда Маша насладилась солнечной баней и открыла, наконец, глаза.

– А времени сколько? – она зевнула, прикрыв рот тыльной стороной ладони.

– Время детское. Ещё пять ударов не прозвучало, – откликнулся автор этих строк, помятуя её слова о том, что она проживала в базовом лагере, и знает распорядок дня.

– Тогда можно, пожалуй, ещё один разочек… Чтобы не быть исключением, – язвительно добавила она, желая меня подковырнуть. Но мне это было уже глубоко фиолетово…

Она снова проскользила «навстречу алым парусам» и на этот раз не стала особо удаляться от берега. Мне тоже расхотелось глотать солёную пену, поэтому надумал составить ей компанию. Не уловив на её челе ни малейшей неприязни от моего приближения, I’m решил воспользоваться блаженным её состоянием, ажбы восстановить добрососедские отношения.

– Смотрю, ты так хорошо плаваешь. Занималась где или по самоучителю?

– Опять подлизываешься? – в её голосе прозвучал рык пантеры.

– Что у тебя за тюремный жаргон. Слова сказать нельзя! Ты, часом, не электроскат?

– Я электроскатина, – и тут она засмеялась, словно медный колокольчик на выпускном.

– Ну, это-то мы видим. А исправляться не пробовала? Может помощь какая нужна…

– Помощь нужна! Материальная. И желательно в твёрдой валюте. Самой что ни на есть…

– Не вопрос, Маша! – я попытался её обнять и, надо признаться, это вовсе не вызвало с её стороны никакой реакции, тем паче отторжения. Стало быть, кризис в отношениях преодолён.

– Сначала билеты, потом кино, – голосом диктора Левитана заявила она.

– Надеюсь, не порнуха? Лично я предпочитаю политический детектив.

– На порнуху у тебя валюты не хватит. Или не достаточно твёрдой окажется…

– Как знать, как зна-ать, – я снова обнял её и сжал с такой силой, что натурально раздался хруст в хрящах. Она, к моему вещему удивлению, даже не пикнула, лишь затаила дыхание, а после с шумом выдохнула. От второй попытки она вовремя ускользнула с дерзкой улыбкой.

– Ну, что, поплыли домой, – и она пронырнула метров несколько в сторону берега.

«Вот уж воистину русалка», – подумалось мне, и я повторил её манёвр с нырянием.

Выйдя на берег, она снова грациозно стряхнула с себя брызги моря, потом достала из сумочки косметичку и начала зѣло тщательно накладывать грим. Ребятишки уже вдоволь накупались, некоторые загорали на берегу, а троица неугомонных успела сбегать за мороженым и они с невообразимым наслаждением вкушали местный «Пломбир». Когда Маша закончила входить в образ, уже вся команда была в готовности продолжать прерванную экскурсию.

Надо признать, что крепость Еникале, по большому счёту ничего из себя не представляет, и экскурсия туда меня совершенно не увлекла. Ребятам, конечно, было интересно облазить старинные стены и пофотографироваться на фоне бойниц. Странным было то, что в век пороха и пушек турки возвели столь ничтожное сооружение против русской эскадры. Неужели они не понимали, что спасти это убожество сможет только от стрел и копий? Одно слово – турки!

Экскурсия в Аджимушкайские каменоломни вызвала у меня противоречивое чувство, но высказывать свою точку зрения не стал, потому что не хотелось снова напрягать отношения с Машей. Скажи неосторожное слово поперёк такта, и будет достаточно, чтобы все усилия для достижения взаимопонимания ушли коту под хвост. Может быть, она думает так же, как я, но при детях она должна говорить то, что завещал великий вождь товарищ Сталин…

Когда пришли в музей оружия, вот уж где дети выплеснули эмоции наружу! Даже мне, повидавшему виды и соприкоснувшемуся с горячими точками, хотя и не участнику боевых действий, было дюже интересно подержаться за боевое оружие времён Второй мiровой войны. А уж им каково! Блики фотовспышек напоминали стробоскоп, настолько увлечённо ребята хотели запечатлеться на память. Мы с Машей тоже порадовались от всей души.

– Ты после экскурсии в городе останешься или с нами в лагерь поедешь? – мой вопрос не стал для неё неожиданным, судя по реакции, но вызвал некоторое замешательство.

– Я думала об этом, – она отвела глаза, чтобы скрыть сомнение, – хотелось бы навестить ребят, и к Николаю Ивановичу у меня есть несколько вопросов. Но… не знаю…

– А что «но»? Ночевать негде? Ты же говорила, что жила в лагере…

– Да, с ночлегом проблем нет, моя палатка никуда не делась. .. – она опять стушевалась.

– Что-то ты темнишь. Покайся, грешница! – я взял её за плечи и глянул на неё в упор.

– Что темнишь? Да неохота опять в это бабспорское царство возвращаться, – возникло чувство, что Маша вот-вот готова расплакаться. Но она быстро смогла взять себя в руки.

– Это ты здорово сказала: бабспорское царство, – у меня даже возникло судорожное сокращение диафрагмы с короткими выдохами через рот. – Сама придумала или подсказал кто?

– А, не всё ли равно? Или тебе нужно для отчёта? – снова съязвила она.

– Слушай, ты же сможешь заменить генератор в лагере. Из тебя так и брыжжет негативная энергия. Вот бы её в мирных целях! Слушай, поехали. Не думай!..

– Ты опять хочешь со мной поссориться? – в её глазах по новой вспыхнул огонь.

– Да упаси Бог! С чего ты взяла? – ВПС ещё раз обнял русалку и прижал к сердцу. Было слышно, как её метроном отбивает сотню ударов в минуту, а тело слегка вздрагивает.

Она задержалась в моих объятиях пару-тройку секунд, потом нарочито медленно отстранилась, словно мы расстаёмся на веки вечные. Взглянув ещё раз мне в глаза, она будто вытерла слёзы, при этом расправив плечи, и тихонько прошептала, точно подписывая себе приговор:

– Ладно, поехали в Чистополье.

– Что-то мне совсем не нравится твоё настроение. Может, возьмём чего взбодриться?

– Вот уж чего не нужно, так это меня спаивать! – Она резко оттолкнулась от меня.

– Да что ты к словам цепляешься? На тебя не угодишь! Ну, хочешь, квасу купим или торт -мороженое? Ты скажи русским языком, чего ты хочешь? Может арбуз купить? Или цветов?

– Да ничего я не хочу. Оставь меня в покое, – и она развернулась, чтобы уйти.

Азъ непонятливый не стал долго думать, подхватил её на руки и понёс к автобусу. Маша была настолько шокирована, что в первые мгновения даже не нашла в себе сил, чтобы сопротивляться. Но по мере приближения к автобусу, начала дёргаться и вырываться из моих рук.

– Стой! Ты что? Отпусти, – она с большим трудом вырвалась, но покорно пошла рядом.

– Вот так-то лучше, – автор этих строк нежно взял её под руку, и мы дошли до автобуса.

Уже понемногу начало смеркаться, жара отступила, свежий морской ветерок принёс живительную прохладу, поэтому обратная дорога не стала испытанием нашей стойкости и неприхотливости. Автобус был, мягко говоря, со знаком советского качества, поэтому иностранные слова типа condicionado, amortizadores, control climatic, ets, в его изрядно замусоленном техническом паспорте не нашли себе места. Зато присутствовал кривой стартер, к помощи которого пришлось прибегнуть, дабы завести это чудо технической мысли непонятнолохматого года.

Ещё не успели сгинуть за окнами окраинные кварталы столицы Боспорского царства, как львиная доля шантропы уже посапывала в трубочку и переселилась в мiръ сновидений. Маша тоже не стала перегружать нервную систему и решила от них не отставать. Но облокотиться в этой бочке с гайками, без риска поиметь шишки и синяки, можно было только на плечо Вашего Покорного Слуги. Что она, ни разу не задумавшись, и сделала.

А как по такой дороге удержать её в этом положении, если не обнять? Мне почему-то сообразилось, что спать ей вовсе не хотелось, а вот очутиться в объятиях мужчины, хотя бы такого, как I’m, приспичило до зѣла.

Вам когда-нибудь доводилось ехать в автобусе, которого ветром заваливает на ходу и вот-вот завалит совсем? А на каждой колдобине он подпрыгивает, как майданутые укры, и норовит заставить сидячих пассажиров занять плацкартные места на полу Через полчаса такой поездки – кроме шуток – хочется подать на самого себя любимого наградные документы.

Маша ушла в себя, как в звуки «Крейцеровой сонаты» Бетховена, и всё творящееся, как вокруг неё, так и относящееся к ней, воспринимала словно через призму тройной дозы успокоительного. Будь я робот, то сумел бы застыть в одном положении и не шевелиться до скончания поездки. К сожалению, отношусь к разряду высших млекопитающих, поэтому при кажом новом толчке приходилось менять позу, ажбы Маруся не заподозрила с моей стороны дурных поползновений, чего у меня и в мыслях не было. При этом она ни разу не одёрнулась, не поморщилась и не закапризничала, хотя сон её так и не сломил ни на мгновение.

Спустя полчаса, Маша сладко зевнула, примерно как колдунья Арахна, пробудившаяся после пятитысячелетнего сна. Каждая её клетка сопротивлялась пробуждению и выказывала нежелание слезать с моего плеча, но и оставаться в этом положении без повода посчитала слишком навязчивым. Отведя себе на раздумье с полминуты, она решительно выпрямилась.

– Мы уже подъезжаем? – спросила она больше для проформы.

– Мы ещё не отъехали, – своим ответом мне не терпелось задать разговору продолжение.

– Опять хохмишь? Тебе не надоело? – ей даже захотелось пересесть на другое место.

– Опять обижаешься? Тебе не надоело? – и ВПС снова ласково-шутливо обнял её.

– Не подлизывайся, тебя это всё равно не спасёт, – она резко дёрнулась, пытаясь освободиться от моих объятий, но не тут-то было: хватка моя была питоньей.

– Пусти, слышишь?! – в её голосе прозвучала неприкрытая угроза.

– Да, пожалуйста! – и автор этих строк обнял её ещё крепче и поцеловал в щёчку

После этого нарочито медленно разжал объятные тиски и провёл указательным пальцем по срезу её волос, словно хотел полюбоваться серёжкой. Она это, видимо, так и поняла, потому и никак не среагировала. И в то же время вся внутренне напряглась, ожидая, по-видимому, очередной «психической атаки» с моей стороны на её неприступные, как Еникале, бастионы.

Дело в том, что Мария Иоакимовна историк, и этим всё сказано. Причём не просто историк, а кандидат исторических наук, причём кандидат в доктора. Без пяти минут. Может, конечно, и десяти, как звёзды лягут. Но то, что лягут – сомнения прочь! Или она ляжет. Куда именно ляжет – в больницу или уж сразу в гроб – точно сказать не могу, но то, что ляжет, не сомневается даже мой дебильный телефон, который как назло зазвонил. С негодованием поглядев на экран и увидев незнакомый номер с припиской «без имени», решил проигнорировать звонок далёкого собеседника, который наверняка оказался бы очередным рекламодателем.

Маша расценила такое моё не слишком благородное поведение, проведя историческую параллель с новомучениками. Кинув на меня уничтожающий взгляд, она не учла одного важного обстоятельства, что те помучились один раз, а меня, как и всех «дарагих расеян» навязчивая реклама достаёт уже третье десятилетие и по несколько раз на дню, а иногда и ночью.

– Может это друг звонил или родственник. Или кому-то помощь понадобилась…

– Ия кузнечиком выпрыгну из автобуса и побегу её оказывать, ты это хочешь сказать?

– Я хочу сказать… – начала, было, она, но глаза её уже обо всём сказали.

– Не надо, не говори! Здесь дети, и далеко не все спят! – и я снова, обнявши, поцеловал её.

Удивительное свойство у многих женщин, с которыми меня сводила судьба: которые вспыхивают как порох, они и остывают почти моментально. А вот те, кто умеет сохранять ледяное спокойствие и не раздувать из мухи слона по поводу и без повода, те, как правило, злопамятны. Мария же, свет Иоакимовна сумела за полдня разрушить стереотипы моих убеждений.

– Я не давала санкции на вольности, – проговорила она настолько казённым языком, что у меня аж мороз пробежал по коже. Примерно так сталинские сатрапы произносили приговор новомученикам российским, и не только, отправляя их на четверть века в колымские лагеря.

– А я и не просил. Зачем мне санкция? – и на этот раз мой поцелуй был намного жарче.

Краем глаза азъ непослушный уловил намёк, что Маруся хотела залепить мне пощёчину, во всяком случае, рука её дёрнулась, но застыла в моей железной хватке. Она попыталась высвободиться, но для этого нужно было посещать спортзал лет несколько или освоить приёмы карате. И то, и другое, по всем вероятиям, она в своё время проигнорировала, поэтому в её арсенале оставалось лишь два средства: испепеляющий взгляд и ненормативная лексика.

Поливать меня при детях она не дерзнула, а к испепеляющему взгляду I’m как-то уже немного попривык. Я уже отмечал, что Мария Иоакимовна – историк, а не разведчица. Любой локальный индивидуум со временем становится заложником своей профессии и перенимает образ мышления. Историкам свойственно опираться на общеизвестные факты, верить исключительно документам и результатам всевозможных экспертиз. Беда в том, что ЛЮБОЙ документ можно подделать, результаты экспертизы сфальсифицировать, а «общеизвестным» фактом могут стать элементарные слухи и сплетни, проще говоря, информационная война.

Этот термин появился не вчера, ему столько же лет, сколько и книгопечатанию. За шесть веков в этом дьявольском действе наиболее преуспели представители туманного Альбиона, которые начали вести глобальную гибридную войну ещё против Иоанна IV Грозного.

Вот и в жизни историки, как правило, следуют общепризнанным нормам и не готовы принять нестандартный ход противника. Разведчики в этом плане являют полную противоположность. Они главным образом основываются на логике, которую значительно труднее «подделать». Правило «Is fesit, cui prodest» – кому это выгодно – имеет гораздо меньше исключений. Именно на нём строили свои выводы знаменитые сыщики Шерлок Холмс, мисс Марпл, Владимир Шарапов, ets. И не знали проколов. Именно им в первую очередь руководствуется автор этих строк, поэтому… в очередной раз мы с Марусей не стали кровными врагами.

Историк на моём месте стал бы извиняться или нахраписто продолжать добиваться непонятно чего. Маша, скорее всего, именно этого от меня и ожидала, вот почему с малолетства у неё были «домашние заготовки» на этот случай, которые она уже намеревалась применить. Но на сей раз она приятно столкнулась не с историком, поэтому «стандарты» не пригодились.

– Маша, вот ты историк, правильно? – её руки пока ещё были в моих «кандалах». – Вот скажи мне, почему вся Сибирь до сих пор наша, а Крым Россия потеряла?

От такого «здрасте» она широко открыла рот, уставилась на меня как страус нанду на летучую мышь, а про пощёчину моментально забыла. Пока она пребывала в состоянии «грогги», я успел со словами «на вам пылинка» стряхнуть с её чёлки несуществующий тополиный пух и приложиться губами к её обнажённому плечу. Теперь уже Маруся оторопела окончательно.

– Ты не ответила на мой вопрос, – повторил I’m, с напускным равнодушием глядя в окно.

– Н-не пойму, причём здесь это? – Маша потихоньку начала приходить в себя.

– А при чём здесь Жюльен Бинош? Которая сказала, что сильный не тот, кто может положить на лопатки одним взглядом, а тот, кто одной улыбкой может поднять с колен.

Маруся снисходительно посмотрела на меня, решив, очевидно, что сегодняшним днём ваш покорный явно перегрелся на солнце. И даже благодатная черноморская вода не спасла грешную мою душу от болезни Альцгеймера. Что и требовалось заказать: такие решительные женщины, как Мария Иоакимовна обычно зѣло снисходительны и жалостливы к болящим.

– В экономике, как и в медицине, экстренные ситуации требуют экстренных решений. Нет ничего запретного, что нельзя было бы сделать, для спасения жизни умирающего человека. Вплоть до вскрытия грудной клетки и прямого массажа сердца руками, если это может спасти человеку жизнь, – как ни в чём не бывало, продолжал азъ подкованный.

У Маши в глазах догорел и окончательно потух последний огонёк борьбы за равноправие женщин, и даже появилась заманчивая улыбка на губах. Она на полном серьёзе решила, что если не жизнь, то здравый ум и твёрдую память мне нужно срочно спасать.

– Если бы Николай I не издал Указ об освобождении крестьян, переезжающих в Сибирь, от всех налогов, то неизвестно, чья была бы сегодня Сибирь. Что сделал Николай I? Согласно Указу от 20 апреля 1843 года об организации переселения крестьян всвязи с освоением Сибири, переселенцам за счёт казны выдавалась безвозвратная ссуда деньгами, орудиями земледелия и скотом. Также им предоставлялась восьми летняя льгота от податей и повинностей, с них списывались все недоимки по прежнему месту жительства. Переселенцам отводились в новых местах поселения земельные наделы по пятнадцать десятин на душу, предоставлялись пособия и освобождение от рекрутской повинности на три очередных призыва…

– Не пойму, тебя в автобусе тряхонуло или шибко об камень ударился, когда нырял?

– Машенька, родненькая, а разве ты не этим занимаешься всю жизнь? Даже в постеле…

– Я в постели ерундой не занимаюсь! То есть… я хотела сказать… что…

– Что ерундой ты занимаешься только на работе, а в постеле занимаешься исключительно сексом и только с мужем, и всё своё время уделяешь семье и детям. Я тебя правильно понял?

Она снова вспыхнула на мгновение, но заряд быстро иссяк, и Маша откинулась на спинку сидения с потухшими глазами, на которые, как мне показалось, вот-вот навернутся слёзы. Подобный тест лучше всякого допроса с пристрастием позволяет установить истину, что никакого мужа, а тем более детей у неё даже намёком не пробегало. Да уж! Некоторые люди не слышат, что ты говоришь, а другие слышат даже то, о чём ты думаешь. Вот и меня Вселюбящий Творец наградил способностью чувствовать состояние души собеседника. Во всяком случае, в данный момент сразу определил, что в прошлом у Маши была и не зажила душевная травма.

Существует легенда, что если женщину не обижать, она не обидится. Она родилась вместе с первым человеком на земле и умрёт вместе с последним. Эту легенду передают из уст в уста, а в наше время не остался в стороне интернет. На эту тему пытались защитить диссертации, на ней воспитываются «рыцари без страха и упрёка», но она продолжает оставаться легендой.