Текст книги "Планета Афон. ΑΓΙΟN ΟΡΟΣ"

Глава IV
«Агио Пантелеимон»

Что день грядущий нам готовит? Как гласит известная народная мудрость «Знать бы, где упасть – соломки бы подстелил».

* * *

Исходя из факта, что соломки мы не захватили с собой, падать мы не собирались. Более того, собрались подниматься по «духовной лествице» на Святую Гору. И эту самую лествицу нам предстояло преодолеть за неполных две недели.

Вот чего мы действительно меньше всего ожидали по нашем пробуждении, так это проливного дождя. Замечательный вчерашний вечер и сказочный закат такой погоды вовсе не предвещали. Почему вдруг небо опять расплакалось, одному Господу ведомо. В народе говорят, что радуга – это врата Рая, а чтобы увидеть радугу, нужно пережить дождь. Очень скоро мы это поймём, ибо ничего в этом мiре не происходит не по Божьей воле. Тем паче на Афоне!

Хотя телом мы до него ещё не добрались, но душой и мыслями были там. Уже парили чайками над тихим побережьем, шумели листвой дерев в лесах и рощах, облаками обнимали вершину Святой Горы. А для того, чтобы ко всему этому прикоснуться, всё это постичь, требовалось всего ничего: получить Диамонитирион, купить билет и… А что и? Pleasе в путь!

Прочитав утренние правила и «утопив грехи во святой воде», можно было расслабиться и подумать немножко о мiрском. Завтрак был не намного сытнее, чем вчерашний обед «под крылом самолёта». Знать бы, так можно было смело почивать ещё полчаса, сил бы это дало несравненно больше. Дивен Бог во святых Своих!

Сколько же мы грешные тратим времени, средств, а порой и здоровья, чтобы восстановить утраченные силы, тогда как святые по горячей молитве даром получали благодать от Бога!

Ну, когда же, наконец, Небо успокоится? Неужели столько грехов накопилось, что суток не хватило, дабы их смыть? Дима, чтобы не пребывать в праздности и унынии, устроился поудобнее в кресле на балконе, и решил, не теряя времени даром, продолжать писать свои путевые заметки. Мне ничего другого не оставалось, как изучать путеводители, авось пригодится.

Ливень тем временем даже не думал успокаиваться. Хорошо, что мы вчера не поленились прогуляться и пофотографироваться. Спозаранку такого желания почему-то не возникало. Однако до «консульства» нужно было всё же как-то добираться, но как?

Мрачные мысли прервал вкрадчивый стук в дверь. Открываю – Маргарита.

– Вас подвезти до пристани? – проговорила наша очаровательная хозяйка на довольно-таки чистом английском языке.

– Конечно, если можно. Мы будем очень рады, – хотелось мне ответить ей, только мой английский был в своё время, согласно инструкции ВЦСПС, отмечен как «ниже среднего» по пятибалльной системе оценки знаний. Что удивительно, она меня вполне поняла, и через десять минут мы уже садились в «не первой свежести» «Форд».

Тем не менее ни о каком ропоте относительно неудобства и речи быть не могло. По сравнению с утренней яичницей, тем паче чечевичной похлёбкой, это был Божий дар, поэтому всю дорогу мы возносили молитвы Творцу по поводу непонятно за что дарованной нам милости.

Возле «Проскинитон Графионе» – так официально именуется тот заветный домик, где выдают афонские паспорта – Диамонитирионы, несмотря на проливной дождь, толпились два десятка желающих к нам присоединиться. Подождём, куда деваться.

Однако ждать пришлось совсем недолго, аще убо процедура занимает минимум времени. Купить билеты на паром так же не составило труда: касса находится с другого торца здания. Теперь можно было расслабиться, но так, чтобы не «проспать» посадку на плавсредство.

Ваш покорный ещё со времён службы в N-м «почтовом ящике» привык к тяготам походной жизни, поэтому «вылечился» от греха чревоугодия. Дима же был продуктом другого поколения, и пройти мимо ароматно пахнущей стойки было выше его сил.

На его предложение вкусить чего-нибудь подостойнее «казённого завтрака», автор этих строк как можно любезнее ответил, что «столько не ворую». Димыч уловил намёк, но всё же сидеть дурнем при таких ароматах было для него «выше крыши».

Чашечка обжигающего кофе с холодной водой и порцией фисташкового мороженого придала несколько суровому выражению его лица столько блаженства, что прямо хоть сейчас на икону. Как всё-таки мало нужно человеку для счастья! Особенно советскому…

Меж тем стрелки некогда подаренного мне одним солидным господином «Сейко» напомнили, что пора бы и честь знать. Толпа исключительно мужского рода шумно начала подаваться в сторону пристани. Все как один были сосредоточены и немногословны. Афон!

Его дыхание ощущалось даже здесь. Дима, с видимым сожалением (ну почему так мало!) допив ароматный напиток, не стал гадать на кофейной гуще, взвалил на плечи скромный рюкзак, который оказался больше него самого, и мы летящей походкой засеменили к арсане.

Белоснежный «Агио Пантелеимон», подобно гигантскому киту раскрыв могучую «пасть», поглощал желающих попасть на Афон в своё безразмерное чрево. Бдительные таможенники у всех проверяли наличие Диамонитирионов, и только после этого давали «добро» на посадку.

Поднявшись по трапу на верхнюю палубу, мы облюбовали себе довольно-таки уютное местечко в кают-компании. Мягкие удобные диванчики, кондиционер, бар – м-да! паломники на Святую Гору аскетизмом явно не страдают. И тут же поймал себя на мысли, что не мне грешному судить, и возблагодарил Творца за очередную проявленную к нам недостойным милость.

Взревели винты, «клюв» закрылся и, без традиционного в России «Прощания славянки», «Агио Пантелеимон» взял курс на юг. Утопающие в зелени кварталы Урануполиса накрыла пелена дождя, и очень скоро даже сторожевую башню невозможно было разглядеть.

Чайки, однако, как ни в чём не бывало, парили над пучиной морской и сопровождали мерный гул винтов своим навязчивым криком. Несколько смельчаков, не побоявшихся растаять под проливным дождём, кидали им кусочки корма. Чайки громко «благодарили» на своём языке, и это хоть немного разнообразило монотонность нашего путешествия.

Салон, меж тем, заполнился «на все сто», ибо желающих мокнуть под дождём на палубе в этот день не нашлось. Нам с Димой составили компанию представители Нового Света, насколько азъ недостойный смог разобрать их американский английский. Да и по поведению, уж кого-кого, а соединённоштатников можно отличить всегда.

Прямо напротив меня «бросил якорь» мужчиночка центнера полтора весом. Глядя на выражение его лица, так и подмывало спросить: «Простите, вы художник, или просто с похмелья?» Однако познания мистера соединённоштатника в русском языке, видимо ограничивались словами «водка» и «русская мафия».

Хотя в лихие 90-е во все языки мiра вплелось ещё слово «перестройка» (прошу не путать с перестрелкой). Тем не менее, мало кто понимал его истинный смысл, поскольку строить во всём цивилизованном мiре как-то принято один раз и навсегда, и это действо на собачьем языке звучит «building». Перестраивать модно лишь в Стране Дураков, «у них» перестройка переводится как «дебилдинг», что, впрочем, не так уж и далеко от истины.

Ещё для таких случаев у меня припасено дежурное: «Простите, вы тоже плывёте этим паромом?» Но вовремя осёкся, ибо, зная «чувство юмора» соединённоштатников, дабы ответить на подобный вопрос, у господина мог произойти «сбой компьютера». Посему автор этих строк на его приветствие ограничился лишь кивком головы.

Дима опять был целиком поглощён созданием своего безсмертного творения, предоставив мне грешному с головой погрузиться в чтение. Увидеть пейзаж за бортом мешали замутнённые дождём окна кают-компании, а желания проветриться, по-прежнему, не возникало.

Янки вели себя довольно шумно, поэтому попытка сосредоточить всё внимание на книге мне тоже не удалась. Мужчиночка «в полтора центнера» рассказывал более молодому соседу что-то смешное, видимо анекдот типа «Встретились Билл Клинтон и Дебил Ельцин…» Молодой от души хохотал, обнажая все свои тридцать три прокуренных зуба.

ВПС хотел было с явным неудовольствием предпочесть столь почётному соседству променад под дождём, но внутренний голос призывал ко смирению, к любви и терпению. Видимо, таким образом Всевидящий проверял меня «на вшивость». Преодолев малодушный порыв, азъ недостойный начал читать Иисусову молитву. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилуй мя грешнаго».

Тёплая компания вдруг неожиданно ощутила чувство голода и гуськом направилась в сторону барной стойки. Воздав хвалу Господу нашему, I’m, не прекращая молитвы, решил-таки полюбоваться открывшейся картиной побережья, благо не поленился захватить с собой ещё принесённый отцом с фронтов Второй Мiровой войны армейский бинокль.

Справа, за пеленой дождя, трудно было что-либо разглядеть. Зато слева уже показались на фоне поросших лесом скал крохотные кельи отшельников, причудливые купола часовен, сторожевые башни и арсаны монастырских пристаней.

Красота пейзажа заставила меня всё-таки покинуть уютный уголок и выйти на палубу. Но цейсовская оптика быстро «вышла из строя», поскольку протирать её при таком дожде нужно было поминутно. Стоять в проходе было также невозможно из-за слишком большого количества любопытных, поэтому пришлось вернуться к насиженному месту.

Дима, наконец, оторвался от дневниковых записей и обратился ко мне с надеждой:

– Сэр, а не худо бы нам кофию испить! – и он смачно и шумно сглотнул слюну.

– Отнюдь. И даже пирожка откушать, – желая не удаляться манер, ответил ВПС.

– Так за чем дело стало? Вперёд! – скомандовал мой юный друг, и мы предприняли попытку прорваться к барной стойке. Но не тут-то было!

Желающих хватало с избытком, но юнга готов был стоять до победного. Мне такая затея была не по душе, но из солидарности решил не бросать попутчика. Минут через десять желание пропало окончательно, и со словами «Сеня, я жду тебя за столиком», азъ неголодный не спеша возвратился на исходный рубеж. Мужчиночка «в полтора центнера» со своим компаньоном уже уютно расположились за столиком, и на этот раз молодой, бурно жестикулируя, о чём-то рассказывал. Из его рассказа мне удалось выхватить лишь несколько знакомых слов, но то, что у молодого где-то под Филадельфией жена и дети – факт неоспоримый.

Димыч всё-таки достоял до победного, и запах Chibo защекотал мой нос. А когда он вонзил свои бивни в румяный тостик с беконом и сыром, под ложечкой у меня предательски заурчало.

Дабы не смущать присутствующих, автор этих строк снова углубился в духовное чтение, «стараясь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий», как наставлял автора известного бестселлера его духовник. Мне же наставлять было некого, самого бы кто наставил, поэтому сотворив на максимум чело Сократа, Ваш Покорный Слуга истово внимал строкам Священного Писания.

Остались в прошлом Иваница, Зографская пристань, Дохиар, за пригорком показались купола Покровского храма Свято-Пантелеймонова монастыря. Ещё минута, и вся панорама чудесной обители предстала нашему пытливому взору.

Публика всё-таки высыпала на палубу, не в силах устоять перед такой красотищей. Объективы фотокамер мелькали перед моим носом с калейдоскопической быстротой, стараясь не пропустить самый выгодный ракурс. Мой же взгляд был прикован к монастырю как магнитом.

Паром уже со снайперской точностью причаливал к арсану, когда у меня неистово возникло желание «зайти на сайт». «Интернет» располагался ближе к корме, & I’m не без гордости отметил, что «Агио Пантелеимон» – пожалуй, единственный корабль в мiре, где «интернет» только мужской. Сделав своё мокрое дело, ВПС с видимым облегчением подхватил рюкзак и не спеша начал продвигаться к выходу. И в этот самый момент увидел бегущего мне навстречу благочестивого, но гордого попутчика, с выпученными глазами.

– У тебя что, расстройство после завтрака? – спрашиваю юного паломника.

– Какое расстройство? Мы пролетели как фанера над Парижем. Уже в Дафни плывём.

– Как в Дафни? А остановки что, не было что ли? – азъ есмъ удивился ещё поболе.

– Была! Я думал, что вся толпа идёт на выход, а они монастырь фотографировали. И вдруг он р-р-раз, и отплыл! – Дима изобразил десницей жест, каким сазан уходит от рыболова.

– Фантастика! И что нам теперь делать? – спросил ваш покорный, больше для проформы.

Но тут в разговор включился невысокого роста седобородый монах, который подсказал нам, что не всё потеряно, паром скоро пойдёт обратно. На обратном пути он всегда заходит в «Пантелеимон», так что хлестать ушами по щекам не имеет смысла.

Азъ нетерпеливый остыл во мгновение, но Димон, как уже неоднократно отмечалось, был благочестивый, но гордый молодой человек. Последовать мудрому совету старца было не в его страстной натуре, и он по прибытии в Дафни принял безаппеляционное решение возвращаться во Свято-Пантелеимонов монастырь пешком. Несмотря на дождь. Несмотря ни на что!

Что тут скажешь? Разве что «Давай хоть в магазин зайдём». Благочестивый, но гордый, согласился, но вес рюкзаков и так зашкаливал, аще мы зашли лишь для того чтобы отметиться.

Поскучав минут пять среди полок, купив для приличия пластиковую бутылочку неро, и, не видя других причин задерживаться, молча побрели по бетонированной дороге. Проезжавшие мимо джипы и микроавтобусы щедро одаривали нас грязью.

Но вот последний дилижанс покинул центральную площадь (впрочем, единственную) Дафни, и главный порт Святогорья погрузился в звенящую тишину. Дождь заметно ослаб, но совсем не прекратился: пришлось облачиться в штормовки.

Прохлады, меж тем, не ощущалось, дорога достаточно резко поднималась в гору, и всё это вызвало обильное потовыделение. Через полчаса такой ходьбы одежду нашу можно было уже выжимать. Через час ноги гудели как струны гавайской гитары, а желудок так и норовил прилипнуть к позвоночнику. Но какими мелкими казались нам эти проблемы по сравнению с тем, что мы, наконец, на Афоне!

Не чуя ног под собой, мы добрели до небольшой часовенки, и решили всё-таки в ней передохну́ть. Дима тут же достал свой дневник, погрузился в творческий процесс, и, казалось, даже забыл обо мне. Азъ позабытый тем временем разоблачился «по форме № 2» и предпринял отчаянную попытку высушить на промозглом морском ветру всё, что выше пояса. Частично мне это удалось, но дальнейший путь всё равно свёл мои усилия к нулю по Кельвину.

Справа открывалась панорама величественного монастыря Ксиропотам, о котором хочется рассказать особо. Монастырь расположен на склоне горного хребта в некотором удалении от морского берега и окружён густым каштановым лесом.

Древние предания называют основательницей монастыря императрицу Пульхерию, дочь императора Аркадия. На берегу до сих пор стоит «башня Пульхерии» (450–457). Монастырь получил своё название по имени святого Павла Ксиропотама, человека царского происхождения, жившего здесь отшельником. Император Роман восстановил монастырь императрицы Пульхерии по его ходатайству.

Над дверью здешнего храма до сих пор сохранилась надпись на греческом языке: «Царевна Пульхерия, дочь Аркадия, первая построила этот святой монастырь; Вторым строителем был Роман вместе с иноками из Симонопетра, Святая Гора, 969–70».

Имя святого Павла мы находим уже в первом типиконе Святой Горы (971 год). Он не одобрял идею создания крупных монашеских общин, которую старался воплотить в жизнь преподобный Афанасий, видел идеал пустынножительства в маленьких изолированных скитах и отшельнических кельях. Император Константинопольский же принял сторону святого Афанасия, тем не менее Павел продолжал подвизаться, ведя строго аскетический образ жизни.

Но после кончины святого его община стала общежительным братством и к одиннадцатому веку превратилась в одно из богатейших на Святой Горе монашеских сообществ. С началом латинской оккупации и пиратских набегов Ксиропотам начал приходить в упадок.

В XIII веке, после Флорентийского собора, по указанию императора Михаила Палеолога монастырь принял унию с Римом. Однако, во время первой же совместной литургии монахов Ксиропотама и представителей римского духовенства мощное землетрясение уничтожило монастырь. Присутствовавшему при этом императору Михаилу Палеологу удалось спастись, а монахи погибли, все до единого!

Сын императора, Андроник, восстановил Ксиропотам как православный монастырь. Интересный факт: турецкий султан Селим I, завоеватель Египта (1512–20), щедро жертвовал на афонские монастыри и особенно Ксиропотаму. По словам самого султана, ему явились во сне Сорок Мучеников и повелели помогать этому монастырю.

Кроме собора в честь Сорока Мучеников Севастийских, Ксиропотам имеет ещё несколько небольших храмов и келий, расположенных к востоку от монастыря и в Карее. Сам же он по устроению внутренней жизни является исихастирием, то есть монастырём углублённой молитвенной жизни (исихия – молчание). Монахи, как духовное завещание святого Павла, соблюдают обет молчания, всячески ограничивая общение с внешним мiром.

Монастырские ворота открываются в одиннадцать часов по европейскому времени, лишь для прохода паломников от ворот до храмового придела, для поклонения святыням, и обратно.

В Ксиропотаме хранятся множество святынь. Пожалуй, главная из оных – крупнейшая из сохранившихся часть древа Животворящего Креста Господня. На ней до сих пор видно одно из отверстий от гвоздей, которыми были прибиты руки и стопы Христа Спасителя.

Среди других сокровищ – мощи святителя Поликарпа, Сорока Мучеников Севастийских, святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, святого Григория из Армении, мучеников Прокопия, Игнатия и Трифона, частицы одежды со следами крови святого Димитрия Солунского и мiро от его мощей.

Также в монастыре хранятся фрагменты даров волхвов; мантия, подаренная Константином Багрянородным; иконы Иоанна Предтечи, Святого Димитрия из Константинопольского храма Святой Софии; архиерейский жезл, сделанный из янтаря. Есть семь пареклисий внутри монастыря и девять вне его. В библиотеке также хранятся пергаментные и бумажные кодексы.

Если бы мы сразу по прибытии в Дафни решили пойти в Ксиропотам, то вполне могли успеть поклониться святыням. Время, однако, было упущено, а идти туда «на дурачка», чтобы просто поцеловать порог, особого желания не возникло.

Дождь, меж тем, почти прекратился, а до «Пантелеимона» ещё пилить и пилить. Просушиться при такой влажности всё равно не было шансов, и мы по-рыхлому собрались, дабы продолжить наш тернистый путь.

Бетонка резко уходила вправо, прямо же вела едва заметная тропа. Указателей было не видать ни зги, поэтому, решив не испытывать судьбу, мы пошли по дороге. В любом случае она приведёт нас к жилью, а вот тропа может завести Бог знает куда.

Всё, казалось бы, сделано было по инструкции, вот только помолиться забыли. Беседуя о проблемах глобализации, мы лихо мерили шаги, а куда? – непонятно.

Пока дорога шла «по горизонтали», особой усталости не чувствовалось. Но вот она пошла резко вверх, и тут уже вопрос возник как-то сам собой: а правильно ли мы идём? Ведь монастырь расположен на берегу моря, дорога должна идти вниз, а не вверх. И спросить было не у кого: ни машин, ни пешеходов. Дима уверенно шагал вперёд, никакая сила, казалось, не могла его столкнуть с пути истинного. Как ему рисовало его воспалённое воображение…

«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради…» – рефреном слетало с моих уст.

Неожиданно из-за очередного поворота навстречу нам вышел бородатый безсребренник, ибо вся поклажа его состояла из посоха, выструганного из ствола трёхгодовалой осинки, а одежда была – нечто посредине между одеянием монаха и лохмотьями БОМЖа.

Путник шёл с непокрытой головой и в шлёпанцах на босу ногу. Из его уст вырывались заунывные звуки то ли молитвы, то ли херувимской песни на непонятном язы́ке.

– Do you speak English? – с надеждой обратился к нему азъ многогрешный. Незнакомец помотал головой, и продолжал свой путь, как ни в чём не бывало.

– «San Panteleimon» a que lado? – I’m решил блеснуть своими познаниями в испанском.

Незнакомец крутанул рукой типа «следуйте за мной» и продолжил печатать шаг, даже не обернувшись. Нам ничего не оставалось делать, как сменить вектор на 180° и ускорить поступь примерно вдвое. Под горку идти было значительно легче, однако успевать за «порожним» путником при нашей поклаже было несколько проблематично.

Видимо не зря наставлял Христос своих учеников, выходя в путь не брать с собой ничего, кроме горячей молитвы ко Господу. Путник, тем временем, вернул нас «на исходный рубеж» – к часовенке, и, указав правой рукой на ту самую тропку, свернул налево, по направлению к Дафни. Больше часа пешей прогулки по дождю вылетели «коту под хвост».

– Похоже, отшельник, – Дима, молчавший всю дорогу, наконец, разлепил уста.

– Или из Ксиропотама, дал обет молчания, – ВПС подытожил его умозаключение.

– Не похоже, что он монах. К тому же монахи все speakают по-английски, а этот только по-гречески. Или вообще ни по-какому, – юный паломник печально глядел ему вослед.

– Афон! – Мне больше нечего было добавить к сказанному, кроме, разве что лексики ненормативной в адрес юного друга. Мой хилый мозг переключился на «взять в толк, как нам идти по этой тропе», которая резко спускалась вниз в лесную чащу. На дне каньона шумел водопад, и шум воды настолько явственно ласкал наш слух, что лучше бы мы его не слышали.

После проливного дождя даже незаметный в жару ручеёк может стать непреодолимым препятствием. Димон, видимо вспоминая вчерашний вечер и свои упрёки в мой адрес, как-то в момент стал тихим и пушистым. Во всяком случае, при росте «метр с кепкой» его было не видать из афонской травы и не слыхать из-за шума воды.

Когда пробирались сквозь кустарник, наша одежда как губка впитывала всю посылаемую с листьев влагу. От сырой травы кроссовки уже «чавкали», но мы этого даже не замечали, поскольку мысли сосредоточились на разумных предложениях по форсированию водопада.

А вот и он! Зрелище действительно заслуживало внимания и нескольких кадров. Но выбирать ракурс в сырой траве, когда с каждой ветки тебе за шиворот добавляется «доза непослушания», желания не возникло ни у меня, ни у благочестивого, но гордого.

Переходить его вброд по камушкам тоже занятие не для слабонервных: камушки были сплошь покрыты илом, а рюкзачок не прибавлял остойчивости. Не видел в этот момент цвет своего лица, но Димыча можно было различить среди листвы лишь по одежде и то с трудом.

По всем мiрским канонам, за все его вчерашние реплики в мой адрес, сегодня I’m законно мог утопить его в том самом водопаде. Но мы люди православные, смиренные. Бог ему судия.

Время, меж тем на Афоне хоть и местное, но на месте не стоит. Из каньона нужно было выбираться, да и в монастырь поспешать. Таким макаром и к вечерней службе не поспеем.

И опять уста помимо воли начали глаголати Иисусову молитву. Чёток у меня с собой не было, понеже не могу сказать, сколько раз повторил её под соловьиный аккомпанемент, пока справа, метрах, примерно, в двухстах, не раздался треск. Что бы это могло быть? Уж не медведь ли или кабан решил нами пообедать? К такому сценарию мы явно готовы не были, оружием не запаслись. Всё же – вот что значит русский человек – надо полюбопытствовать!

Развернув стопы под прямым углом, двое умников направились навстречу приключениям. Всё оказалось намного прозаичнее: у старой сосны от тяжести обломился сук, зато через речку в этом месте был перекинут мост, да какой! Сработанный ещё рабами Рима. Антиквариат!

До чего же мудр Господь, знал, чем можно привлечь русского человека. Интересно, а мужчиночка «в полтора центнера», что из Америки, клюнул бы на такую приманку или проигнорировал? Хотя, скорее всего, его никогда бы не понесло в эти дебри на поиски приключений.

Скучный всё же народ соединённоштатники – нам не чета. Тратят миллионы долларов, чтобы поднять уровень адреналина в крови, а тут бесплатно! Только с Димоном дружить надо, тогда будет тебе и дудка, будет и свисток, будет и полный комплект приключений.

Преодолев водное препятствие по античному акведуку, мы ускорили шаг, поскольку тропа была именно в этом месте, мы просто с неё сбились на звериную. Вот и указатель! Монахи позаботились, выкрасили камни в кумачовый цвет. Тут уж не заблудишься.

Дима заметно повеселел и даже порозовел. Ему стало казаться, что до «Пантелеимона» мы дойдём «одной левой». Небо немного посветлело, хотя сплошная облачность и не рассеялась.

Поистине райское соловьиное пение не смолкало ни на минуту, тихий шёпот прибоя, доносившийся с побережья, дополнял этот ангельский концерт. Про молитву Димыч забывал как-то сразу, и вот уже начал строить планы на самое ближайшее будущее. Горячий душ и чашка чаю! А лучше кофию! Непременно с лукумом! Как всё-таки мало нужно человеку для счастья! И сразу наглядный урок: не буди лихо, пока оно тихо.

На очередном вираже житейское попечение в обратку пришлось отложить. Тропа раздваивалась, да так, что угадать правильное направление было бы не по силам даже Пинкертону.

Указателей не было; вернее, был, но валялся в сторонке, выдернутый чьей-то «заботливой» рукой или лапой, не суть важно, но нам от этого легче не стало. В какую сторону он указывал, восстановить было невозможно, ибо невозможно было понять, к чему он вообще крепился.

Идти на разведку означало заблудиться окончательно, Димон предложил бросить жребий.

– А ты что, язычник? – от моего неожиданного вопроса юный друг потерял дар речи.

– Почему язычник? Как Господь укажет, – дар речи к нему также неожиданно вернулся.

– А ты уверен, что Госпо́дь укажет, а не дьявол над нами посмеётся, – хотелось мне хоть раз заставить благочестивого, но гордого обратиться с молитвой ко Всемилостивому Творцу.

Дима пожал плечами, что означать могло одно: гордыня его поубавилась, но до полной победы было ещё вёрст триста и всё лесом. А если быть точнее, то по горам и по долам. По Святогорью! Поэтому, чтобы окончательно убедить юного друга в силе молитвы, автор этих строк осенил себя трижды крестным знамением, натянул на лицо смиренное выражение, опустился на колени, и неспешно начал читать молитву Животворящему Кресту:

Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящие Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих.

Дима стоял как вкопанный: глаза его выражали ту невидимую борьбу, которая происходит внутри маловерного, когда он умом понимает, что Господь обязательно придёт на помощь, но как? Каким образом? Какого ангела пошлёт, чтобы указать правильный путь?

Едва заметная усмешка на устах его была красноречивее всяких слов. И если усмешка перерастёт в циничное «ну и где же…», то человек уже никогда не станет убеждённым христианином. В этом Ваш Покорный Слуга убеждался неоднократно. Поэтому, продолжая осенять себя крестным знамением и кладя земные поклоны, азъ недостойный продолжал:

Радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняй бесы силою на тебе пропятого Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшего силу дияволю, и даровавшего нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата.

О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.

И только успел осенить себя крестным знамением и сделать последний земной поклон, как птичка-невеличка (по-моему, это был соловей) вспорхнула с ветки и стремглав пролетела мимо нас в сторону побережья. Дима не обратил на птаха ни малейшего внимания, даже не заметил его. Тем лучше.

Встав на две точки опоры, I’m голосом, не терпящим возражений, и характерным жестом вождя мiрового пролетариата указал нужное направление. Дима был до зѣла обескуражен.

– Откуда ты знаешь? – не понял причины моей «вдруг» осведомлённости юный друг.

– А откуда фамилия Двугорбый? – мой «китайский» вопрос сразил его наповал.

– Как откуда? От верблюда! – Димон всё ещё не «врубился» в мой чёрный юмор.

– Ну, вот, ты и ответил, – I’m взвалил на плечи рюкзак и лихо зашагал по направлению.

В несколько ошарашенном состоянии благочестивый, но гордый, молча следовал за мной. В его глазах застыл немой вопрос, сбивши глубокие морщины к са́мой переносице, словно он силился вспомнить закон Бойля-Мариотта применительно к спасению ямайских мартышек, но загасил уста на полторы задвижки. Если откровенно, то вчерашним бы вечером…

Подъёмы и спуски чередовались ещё пару раз, вскоре лес стал понемногу редеть. И вот, наконец, на фоне свинцовых облаков нарисовались кресты Покровского собора.

Духовной нагрузки на сегодняшний день начинающему христианину было вполне достаточно. Теперь можно было подумать и о бренном теле, и о миiрском попечении.

Но сюрпризы на сегодняшний день не закончились. Видимо mi hermano не до конца проникся мыслью, что старших обижать до зѣла нехорошо. Но об этом уже в следующей главе.