Текст книги "Александр Галич. Полная биография"

Прямыми предшественниками авторских песен Галича действительно являются его драматургические произведения. Вспомним для начала, что первые же три его детские пьесы («Северная сказка», «Улица мальчиков» и «Я умею делать чудеса») были запрещены цензурой. Такая же судьба постигла и подлинно трагическую «Матросскую тишину» (1946), в которой присутствует и тема репрессий, и еврейская тематика, и проблема «отцов и детей» – то есть все то, что будет в полной мере развито Галичем в его авторских песнях.

С другой стороны, скажем, в пьесе «Вас вызывает Таймыр» при всей ее внешней «несерьезности» присутствуют многочисленные иронические реплики как со стороны авторов, так и от лица персонажей, в чем проглядывают истоки сатирических песен Галича. А кроме того, во многие его пьесы входят обширные стихотворные фрагменты, которые произносятся от лица либо автора, либо персонажей, и в них также можно отчетливо проследить преемственность с будущим песенно-поэтическим творчеством. Например, пьеса «Начало пути» («Походный марш»), написанная еще в 1946 году, вскоре после «Матросской тишины», уже свидетельствует о достаточной зрелости поэтического дарования ее автора и содержит целый ряд параллелей с будущими галичевскими песнями. Выше мы уже отмечали несколько таких перекличек. Коснемся еще некоторых.

В эпизоде, где паренек (Илья), девушка (Варя) и боец (Глеб) собираются бежать из фашистского плена, первый произносит такие слова: «В эту ночь, в этот город, в родные края, / Мы должны, мы обязаны с вами пробиться!» А в 1970 году Галич напишет поэму «Кадиш», в которой речь пойдет о Польше, оккупированной фашистами, и там будет представлена аналогичная мысль, выраженная вдобавок тем же стихотворным размером: «…Но дождем, но травою, но ветром, но пеплом / Мы вернемся, вернемся в родную Варшаву!»

В другом монологе Ильи наблюдается еще одна перекличка с поэмой «Кадиш». Илья обращается к Глебу с такими словами: «Встанет солнце над миром – посмейте унять! / Если ж новая нечисть поднимется тучей – / Ты оружие выбей из лапы паучьей, / Ты не дай им оружие снова поднять!»

И характеристика нечисть, и эпитет паучий встретятся в «Кадише» при описании фашистской свастики на территории оккупированной Польши: «В черной чертовне паучьих знаков, / Ныне и навеки – “юденфрай”!»

Пьеса «Ходоки», а также сценарии «Степное солнце» и «Гость с Кубани», хотя и написанные с «советских» позиций, в полной мере демонстрируют знание автором фольклора и умение мастерски воспроизводить его в поэтической (в том числе частушечной) форме. Вот, например, обширный монолог, которым начинается вступление к первому действию «Ходоков». Формально его произносит строитель Кузьма Башашкин, но в этом монологе явственно слышится авторский голос. Более того, перед нами сразу же предстает поэт с крепко сбитым, отточенным стихом, очень напоминающим «изощренный» стиль авторских песен Галича: «Прямо с хода, с первым словом / Так вот сразу и начнем! / Дело было под Ростовом!.. / Нет, поближе, под Орлом!.. / Нет, подальше… / Впрочем, можно / В спешке спутать широту, / Впопыхах, неосторожно, / Долготу назвать не ту, / Перепутать – что там с краю, / Где там лес, а где – поля. / Но одно я твердо знаю, / Место действия – родная / Наша русская земля! / Край счастливый, край советский, / Полный силы молодой. / А какой он там – зарецкий, / Приозерный, луговой, / Разберемся! / Что чиниться?! / Нам идти – к плечу плечо. / Это все, как говорится, / Только присказка еще! / Сказка – дальше… / Нет, не сказка! / Сказка – ложь, а это – быль. / Вез меня дорогой тряской / Легковой автомобиль. / И бежала путь-дорога / Мимо пастбища и лога, / Мимо елей и столбов, / Мимо яблонь и хлебов. / И сосед, косясь с опаской / На клубящуюся пыль, / Рассказал мне эту сказку… / Тьфу ты, черт! / Не сказку – быль. / Председателю колхоза / Из Москвы письмо пришло… / Дальше мне нужна бы проза, / Дальше в рифму – тяжело. / Или вовсе – речи вместо / Вспыхнут пусть прожектора, / Дрогнет занавес… / Маэстро! / Дайте музыку – пора!»346346
  РГАЛИ. Ф. 656. Оп. 5. Ед. хр. 1804. Л. 2—3.


[Закрыть]

Стихотворный размер этого текста будет перенесен Галичем в его поэму начала 70-х годов «Вечерние прогулки». И не только сам размер, но и некоторые любопытные поэтические приемы. Например, инверсия, встречающаяся в словосочетании «речи вместо», в «Вечерних прогулках» будет использована в таком контексте: «И опять, оркестра вместо, / Работяга говорит». Кстати говоря, и в пьесе «Ходоки» весь этот стихотворный монолог также произносится от лица «работяги».

Концовка монолога: «Дрогнет занавес… Маэстро! / Дайте музыку – пора!» – в поэме будет представлена так: «Эй, начальство! Света брызни! / Дай поярче колорит!..» А строки «Это всё, как говорится, / Только присказка еще!» в «Вечерних прогулках» лишь слегка видоизменятся: «Это всё была петрушка, / А теперь пойдет рассказ!»

И уж совсем «в духе Галича» написан его сатирический водевиль «Сто лет назад» по мотивам пьесы Ф.А. Кони «Петербургские квартиры». Ранее мы уже приводили ироническое «Предисловие в стихах». Однако еще больше сходств наблюдается в стихотворных фрагментах, которые встречаются внутри текста пьесы.

Вот, например, персонаж по имени Петр Присыпочка («человек без определенных занятий») произносит саморазоблачительный монолог и читает не менее саморазоблачительное стихотворение, посвященное себе любимому:

ПРИСЫПОЧКА. Мне-бы только деньги, а уж с деньгами я, Иван Ильич, чего хочешь открою! И вот-с, вообразите, за все это благодарное потомство ставит Петру Петровичу Присыпочке при жизни памятник! Вот-с!

КУТИЛИН. Непременно при жизни?

ПРИСЫПОЧКА. Непременно! На черта мне, извините, вам памятник после смерти?! Что я его – другому покойнику перепродам, что-ли?! Нет-с, при жизни! Обязательно при жизни. И вилла, где-нибудь в этаком фешенебельном месте. Ну, хоть на рижском взморье или в Петергофе, рядом с Мон плезиром. А?! И на вилле этак будет изображено – “Вилла Петруша”!

 
Говорят шопотком о Присыпочке,
Мол – Присыпочка жулик и плут.
А в душе у Присыпочки скрипочки
Про святое искусство поют!
 
 
Ну а плутни, друзья, это блажь!
Не обманешь, друзья, не продашь!
 
 
Был воспитан в купеческой вере я,
Думал лавку открыть сгоряча.
Но святое искусство – материя,
Подоходней, чем шелк и парча!
 
 
И с искусством возможен куртаж!
Не обманешь, друзья, не продашь!
 
 
Розы, грезы и слезы горючие,
Я романом и сам согрешу.
Сам прикончу героя при случае,
Сам обратно его воскрешу!
 
 
Пусть приходят читатели в раж!
Не обманешь, друзья, не продашь!
 
 
Буду жить я на взморье в обители,
Получая с изданий процент.
И воздвигнут мне в городе Питере
Момент, момент, монумент!
 
 
Друг науке и прекрасного страж!
Не обманешь, друзья, не продашь!
 

Если не знать дату создания этой пьесы, то вряд ли бы кто осмелился предположить, что она написана в 1950 году, за одиннадцать лет до появления Галича-барда! А ведь сходство-то с его авторским песнями просто поразительное. К примеру, строки «А в душе у Присыпочки скрипочки / Про святое искусство поют!» вызывают немедленную ассоциацию с песней середины 60-х годов «Смерть Ивана Ильича»: «Ходят дети с внуками на цыпочках, / И хотя разлука не приспела, / Но уже месткомовские скрипочки / Принялись разучивать Шопена».

Этот же Присыпочка через несколько страниц обращается к «важному чиновнику» Афанасию Щекоткину, сообщая ему о повышении в должности, и тот сразу же начинает превозносить себя до небес:

ПРИСЫПОЧКА. <…> И вы не сомневайтесь, Афанасий Гаврилович! Присыпочка никогда не врет-с! Мне лично его превосходительство говорить изволил – господин Щекоткин, говорит, первый человек в Министерстве! Иной тридцать локтей на фраке протрет, да так и останется – ни бе, ни ме! А вы-ж орел, Афанасий Гаврилович! Чистый орел!

ЩЕКОТКИН. Да уж… Это конечно… Это, конечно, правильно…

 
Начальник отделения
Персона хоть куда!
Везде ему почтение,
Все чтут его, как гения.
И правы, господа!
 
 
К нему не лезь с указкою —
Он сам и царь и бог.
Захочет – дарит ласкою,
Иль распушит с острасткою,
Согнет в бараний рог!
 
 
Начальник отделения,
Хоть и не фон-барон,
Ни замков, ни имения,
Однако, тем не менее,
Персона из персон!
<…>
 
 
Начальник отделения —
Преважная статья!
Везде ему почтение,
Все чтут его, как гения,
А гений этот – я!
 

Еще один колоритный персонаж – это Абдул Фадеич Задарин, «известный журналист», в котором без труда угадывается знаменитый реакционер Фаддей Булгарин (1789—1859):

КУТИЛИН. <….> Меня следующее интересует – “Петербургские квартиры” уже десять лет со сцены не сходят! Билетов достать нельзя! Публика валом валит!

ЗАДАРИН. А что, почтеннейший, публика? То-то и плохо, что она валом валит!

 
Предо мною держат все экзамены.
Все несут творения свои.
Я-ж, друзья, не каменный!
Я душою пламенной
Рвусь в литературные бои!
 
 
В них своя стратегия и тактика.
Я их с малолетства изучил.
Не стерплю я фактика,
Что по сотне с актика
Водевильчик Кони получил!
 
 
Валит валом с рубликами публика.
Я о сем подумав – трепещу!
Я ему не публика!
Я ему ни рублика,
Подлецу такому, не прощу!
 
 
Недосчитаю каждую копеечку.
Не забуду ровно ничего.
Он в карман копеечку —
Я в журнал статеечку —
Поглядим, приятель – кто кого?!
 

И уже в самом конце пьесы, где все действующие лица собираются вместе, автор обращается к ним напрямую с гневным обличительным монологом, в котором представлена по сути характеристика всех отрицательных песенных персонажей Галича: «Да и где она среди вас, добродетель, господа?! Где среди вас положительные лица? Покажите! Выйдите сюда, перед публикой! Нет, все вы – ходячие пороки – двуногая злоба, шипящая зависть, пронырливая корысть, суетное тщеславие! Я видел тысячи таких, как вы! Я ходил по Петербургским квартирам и собирал черты ваши, одну за другой! Нынче над вами смеются с горечью, через сто лет посмеются с радостью, что нет больше на свете таких, как вы! Вот она, в сущности, мораль моего водевиля! /к публике/ Но будьте осторожны, господа! Порок, черт его возьми, живучая штука! Он во всякие одежды может вырядиться! Другом прикинуться! Хитростью втереться в доверие! Его нужно преследовать без пощады! Гнать без жалости! Высмеивать в высокой комедии и в легком водевиле!»347347
  Фрагменты пьесы воспроизводятся с сохранением особенностей авторской орфографии.


[Закрыть]

Как уже говорилось ранее, постановка этой пьесы в Московском театре сатиры была запрещена.

7

В жанровых песнях Галича справедливо отмечают сходство с рассказами Зощенко. Здесь-то и помог ему драматургический опыт, а также актерское мастерство, проявившиеся в построении сюжетных линий и диалогов. Недаром в середине 1960-х к Галичу даже обратился Московский театр сатиры с предложением написать по мотивам «Баллады о прибавочной стоимости» целую пьесу с зонгами.

Вскоре после «Леночки» была написана еще одна «женская» песня – «Тонечка». В народе ее сразу же прозвали «Аджубеечкой», поскольку сюжет очень напоминал историю женитьбы известного дипломата и журналиста Алексея Аджубея на дочери Хрущева Раде. Тогда же появилась и соответствующая пословица: «Не имей сто рублей, а женись, как Аджубей».

Как-то во время очередного домашнего концерта к Галичу обратились с просьбой: «Спойте “Аджубеечку”». Он удивился: «Помилуй Бог, я вроде такой песни не писал». – «Ну как же, это ваша песня: “Она вещи собрала…”?» «Да, но песня называется “Тонечка”». «Нет! Песня называется “Аджубеечка”, и вы уж с нами не спорьте». Так рождаются легенды. А между тем, по собственному признанию Галича, когда он писал эту песню, то даже не думал об Аджубее…

 
Она вещи собрала, сказала тоненько:
«А что ты Тоньку полюбил, так Бог с ней, с Тонькою!
Тебя ж не Тонька завлекла губами мокрыми,
А что у папи у ее – топтун под окнами,
 
 
А что у папи у ее – дача в Павшине,
А что у папи – холуи с секретаршами,
А что у папи у ее – пайки цековские
И по праздникам – кино с Целиковскою!»
 

Однако наряду с положительными женскими образами («Тонечка») или нейтральными («Леночка») Галич создавал и не менее яркие отрицательные, в которых сатирически высмеивались советские номенклатурные дамы. В качестве примера назовем песню «Красный треугольник», у которой, согласно воспоминаниям барда Ибрагима Имамалиева, был подзаголовок: «Доподлинный случай, происшедший в Министерстве культуры РСФСР»348348
  Имамалиев И. История авторской песни в Азербайджане (часть 1) // http://www.baku.ru/blg-list.php?s=1&blg_id=3&id=55344&cmm_id=132&usp_id=0


[Закрыть]. В те годы действительно ходили слухи, что эта песня вызвала большой гнев начальства из-за того, что в образе «товарища Парамоновой» угадывался тогдашний министр культуры «товарищ Фурцева»349349
  Существует версия, согласно которой прототипом этого персонажа была Кира Константиновна Парамонова – главный редактор Госкино, председатель Национального центра детского кино и преподаватель сценарного факультета ВГИКа. См., например, реплику актрисы Ренаты Литвиновой: «Итак, вы поступили во ВГИК на сценарный. Кто у вас был мастером? – Кира Константиновна Парамонова. Красавица. Блондинка. Киноведка. Про нее даже Галич песни пел какие-то» (Васильев А. Богиня: Разговоры с Ренатой Литвиновой. М.: Афиша, 2004. С. 34). Или – такое утверждение: «Многие слышали слова этой песни – Александра Галича, но далеко не все знают, что прообразом персонажа песни было реальное лицо. Немного общего, разумеется, было с “товарищем Парамоновой” у реальной Киры Константиновны, однако известно, что плохих, малозначительных людей Александр Аркадьевич в прообразы не брал – это была шутка, своеобразный литературно-песенный капустник» (Парамонова К.К. Необыкновенные годы: страницы истории детского кино. М.: Серебряные нити, 2005. С. 260). Однако Википедия сообщает, что «по слухам, Парамонова активно выступала против сценариев Галича». Впрочем, подтвердить эти сведения пока не удалось.


[Закрыть]. А уж достоверность этих образов сомнений не вызывала – мир советских чиновников Галич знал как никто другой: «К чиновничьей хитрости, к ничтожному их цинизму я уже давно успел притерпеться. Я высидел сотни часов на сотнях прокуренных до сизости заседаниях, где говорились высокие слова и обделывались мелкие делишки», – напишет он в «Генеральной репетиции», где встретится описание двух других номенклатурных дам – Соловьевой и Соколовой.

Сарказм заложен уже в самом названии песни: «Красный треугольник», то есть обыкновенный любовный треугольник, помноженный на советскую («красную») действительность. Как было принято в те времена, все семейные конфликты разбирались на партсобраниях, и незадачливому герою, погулявшему с любовницей, пришлось по требованию своей жены «товарища Парамоновой», которая работала в ВЦСПС, рассказать обо всем «людя´м на собрании», где «из-за зала мне кричат: “Давай подробности!”». Но и это не помогло: «Взял я тут цветов букет покрасивее, / Стал к подъезду номер семь, для начальников, / А Парамонова, как вышла, стала синяя, / Села в “Волгу” без меня и отчалила! / И тогда прямым путем в раздевалку я, / Тете Паше говорю: мол, буду вечером, / А она мне говорит: “С аморалкою / Нам, товарищ дорогой, делать нечего”».

О широкой известности этой песни свидетельствует популяризатор авторской песни в Свердловске Евгений Горонков: «Помню, как-то раз на встрече нового 1966 года на квартире у Жени Рудневой (очень яркая личность. Потом она сама стала сочинять песни, сейчас живет в Израиле) я спел никому тогда не известную “Парамонову” А. Галича. В той компании интеллектуалов удивить кого-либо было трудно, но вы не представляете, какой у этой песни был успех. Меня заставили исполнять ее несколько раз»350350
  Горонков Е. Память, грусть, невозвращенные долги… Золотой век авторской песни в Свердловске. Екатеринбург: ООО «СВ-96», 2002. С. 37.


[Закрыть].

Но не только у интеллигенции была популярна эта песня. Поэт и литературовед Александр Сопровский в своей статье «Правота поэта», написанной уже в перестроечное время, вспоминал, как в середине 1960-x годов его «отец, работавший тренером по шахматам в ЦДСА, приносил оттуда переписанный от руки текст песни о товарище Парамоновой – стало быть, популярной и в офицерской среде. Мне рассказывали, что и солдаты в частях тайком слушали Галича»351351
  Сопровский А. Встать, чтобы драться, Встать, чтобы сметь! // Сопровский А. Правота поэта. Стихи и статьи. М.: Ваш Выбор ЦИРЗ, 1997. С. 202 (Б-ка Мандельштамовского о-ва. Т. 1).


[Закрыть]. Екатерина Брейтбарт, двоюродная сестра писателя и основателя журнала «Континент» Владимира Максимова, в своих воспоминаниях о Галиче приводила два таких эпизода. Первый – рассказ одного своего приятеля: «Еду в троллейбусе номер 4. Два парнишки, совсем простые, ведут какой-то свой разговор. Вдруг один у остановки ВЦСП спрашивает другого – Ты у “Парамоновой” выходишь? <…> Не один, видимо, я вспомнил, несколько человек заулыбались». И второй пример – из собственной практики: «…в сельпо, под Владимиром, забулдыга канючит у немолодой продавщицы бутылку: “Давай хоть перцовую…” – а она ему в ответ: “Конечно, сегодня будешь пить за советскую семью, за образцовую…” Потом выяснилось, что у тетки этой студенты-практиканты жили, крутили ночами “какого-то хрипатого, с короткой фамилией”…»352352
  Брейтбарт Е. «Не зови меня… Не зови – я и так приду!» // Посев. 1978. № 2. С. 4.


[Закрыть]

8

Остановимся теперь на особенностях жанровой лексики в песнях Галича. Телеведущая Галина Шергова, которая была лично с ним знакома, считает, что разговорные слова он заимствовал у своей жены: «Бытовой, домашний язык Саши был изящен, богат, но не изобиловал “чужеродностью” лексикона. Нюшина речь была всегда просолена словечками всех народных слоев. Полагаю, они в галичевских песнях шли в дело». Кроме того, Шергова утверждает, что «Галич человек светский, “в народ” не очень-то ходил. Всякая бытовуха, типа магазинов, скучных учреждений лежала на Нюше. Из ее походов по заурядности пришла в Сашины песни и кассирша, что всю жизнь трясла челкой над кассовым аппаратом, и пьяный, который имел право на законный “до´суг”, и многое другое»353353
  Шергова Г.М. …Об известных всем. М.: Астрель; АСТ, 2004. С. 65.


[Закрыть].

А вот с этим утверждением можно и поспорить. Отнюдь не только от своей жены Галич получал информацию о жизни простого народа, но и благодаря собственному опыту. Из многочисленных воспоминаний на эту тему мы знаем, что Галич таки ходил «в народ», причем специально для того, чтобы получше изучить разговорную речь.

Филолог Елена Невзглядова: «Он рассказал, как изучал речь алкашей, часами простаивая в очередях у пивного ларька и тут же записывая. Со смешком признался, что это занятие ему надоело»354354
  Невзглядова Е. К истории одного стихотворения (1990; архив Московского центра авторской песни).


[Закрыть].

Драматург Василий Катанян: «…он знал все, чем жил народ, знал нравы и жаргон людей, казалось бы, далеких от него по социальному положению. Однажды зашел разговор, сколько стоит буханка черного хлеба. Никто не знал, знал только Саша»355355
  Катанян В.В. Прикосновение к идолам. М.: Захаров; Вагриус, 1997. С. 390.


[Закрыть].

Музыкальный обозреватель Анатолий Агамиров, познакомившийся с Галичем через Николая Каретникова, однажды спросил Галича: «Откуда Вы знаете так хорошо этот бытовой язык?» Галич ответил: «Когда я ложусь в больницу – я всегда ложусь в общую палату. Там такого наслушаешься! Особенно когда выпьешь…»356356
  Свидетельство прозвучало в одной из передач на радио «Эхо Москвы». Пересказано автору А.А. Красноперовым (Ижевск).


[Закрыть] А когда об этом же поинтересовался Каретников: «Сашенька, я ведь хорошо знаю почти всех, с кем ты годами общаешься. Это определенный круг московской интеллигенции. Что они говорят, что делают, хорошо известно, и никаких неожиданностей быть не может. Я много лет стараюсь понять, где ты набираешь материал для песен про “народную жизнь”, да еще такой колючий?» Галич ему сказал: «Колька, ты же знаешь, что я часто валяюсь по больницам, так вот, когда ложусь туда, всегда прошу, чтобы меня поместили в общую палату, где народу побольше. А уж там, после месяца лежания, я набираю материалу на два года работы!»357357
  Каретников Н. Готовность к бытию // Континент. 1992. № 71. С. 46—47.


[Закрыть]

Одной из ярких особенностей разговорного языка, используемого Галичем, является обилие существительных с уменьшительно-ласкательными суффиксами. Когда они встречаются в речи «маленьких» людей, то являются проявлением их униженного состояния («А там мамонька жила с папонькой, / Называли меня “лапонькой”, / Не считали меня лишнею, / Да им дали обои´м высшую!»), либо стремления кому-нибудь понравиться и угодить, либо, наоборот, вызвать жалость к себе. В тех же случаях, когда уменьшительные суффиксы использует сам автор, преследуются в основном цели сатирического характера, как, например, в песне «Плясовая», где дается описание палачей: «На столе у них икра, балычок, / Не какой-нибудь – “КВ”-коньячок, / А впоследствии – чаек, пастила, / Кекс “Гвардейский” и печенье “Салют”, / И сидят заплечных дел мастера / И тихонько, но душевно поют: / “О Сталине мудром, родном и любимом…”»

9

При всей справедливости сравнения сатирических – жанровых – песен Галича с рассказами Зощенко между ними имеется одно существенное отличие: обличение власть имущих, которого у Зощенко не было. Вдобавок Галич не ограничился одной лишь социально-политической сатирой, а одновременно обратился к гражданской, «набатной» лирике и тюремно-лагерной тематике.

Каковы же истоки этой последней группы песен? Помимо пьес и сценариев, в которых так или иначе встречались гражданские мотивы и умеренная критика представителей власти («Матросская тишина», «Москва слезам не верит», «Сто лет назад», «Верные друзья», «Много ли человеку надо?!»), необходимо отметить еще два важнейших фактора, способствовавших их появлению. Первый – исполнение Галичем блатных и лагерных песен: «Край наш, край ты соловецкий…», «Когда с тобой мы встретились – черемуха цвела…», «Этап на Север – срока огромные…», «Стою я раз на стреме…», «Помню я, тихою зимнею ноченькой…», «Я был батальонный разведчик», «Есть в саду ресторанчик приличный» и многих других.

Юрий Нагибин вспоминал: «После первых трех рюмок он веселел, становился разговорчив, начинал рассказывать истории, которые мы уже знали наизусть, но могли слушать без конца, после четвертой его тянуло к роялю; он пел всегда одни и те же песни: “Вдали белеет чей-то парус”, “Помню, в санях под медвежьею шкурою”, “Как в одном небольшом городишке”…»358358
  Нагибин Ю. О Галиче – что помнится // Галич А.А. Генеральная репетиция. М.: Сов. писатель, 1991. С. 494.


[Закрыть].

Вторая песня, упомянутая Нагибиным, – это старинная воровская баллада «Медвежонок», в которой трое блатных «пошли на дело»: «Помню я, тихою зимнею ноченькой / В санках неслись мы втроем. / Лишь по углам фонари одинокие / Тусклым горели огнем. / В наших санях под медвежьею шкурою / Желтый стоял чемодан, / Каждый невольно дрожащей рукою / Щупал холодный наган».

Что же касается третьей песни, упомянутой Нагибиным («Как в одном небольшом городишке»), то это, вероятно, следующая: «В одном небольшом городишке, / Где улицы тонут в пыли, / Стоит невысокий домишко / От площади главной вдали. / Живет в нем вдова, что осталась / С тремя сыновьями одна. / Ей тяжкая доля досталась / (Как, впрочем, и всем нам) – война!»

Похожая ситуация будет разрабатываться Галичем и в его собственной песне, которая называется «Признание в любви», где у главной героини «два сына было – сокола, / Обоих нет, как нет! / Один убит под Вислою, / Другого хворь взяла! / Она лишь зубы стиснула – / И снова за дела. / А мужа в Потьме льдиною / Распутица смела. / Она лишь брови сдвинула – / И снова за дела».

Проведем еще одну интересную параллель. В 1961 году для фильма «На семи ветрах» Галич написал песню, в которой предвосхищен целый ряд мотивов из его будущих авторских песен: «Напишет ротный писарь бумагу, / Подпишет ту бумагу комбат, / Что с честью, не нарушив присягу, / Пал в смертном бою солдат». Здесь сразу же вспоминается песня 1967 года, где такую же ситуацию автор разовьет применительно к самому себе, но с еще бо´льшим сарказмом по отношению к «писарю» и его коллегам: «Когда собьет меня машина, / Сержант напишет протокол, / И представительный мужчина / Тот протокол положит в стол».

Следующие строки из песни «Напишет ротный писарь бумагу…»: «Схоронен я в степи у дороги, / Лежу я то ли день, то ли год / И слышу, как трубач по тревоге / Солдата зовет в поход» – явно отзовутся в песне «Ошибка»359359
  Впервые отмечено: Кулагин А. О литературном источнике песни «Ошибка» // Галич: Новые статьи и материалы. М.: Булат, 2009. С. 249.


[Закрыть], которая, исходя из изысканий текстолога А. Костромина, была написана около 23 февраля 1964 года360360
  Костромин А. «Ошибка» Галича: ошибки сегодняшние и всевременные // Галич. Проблемы поэтики и текстологии. М.: ГКЦМ В.С. Высоцкого, 2001. С. 157—158.


[Закрыть]. В этой песне речь также ведется от лица погибших солдат, которые слышат звук трубы: «И не тревожит ни враг, ни побудка, / Померзших ребят. / Только однажды мы слышим, как будто / Вновь трубы трубят».

А заключительные строки песни про писаря: «И снова в бой идут батальоны, / И в небе самолеты гудят, / Не плачьте над моей похоронной. / Уходит в огонь солдат» – в песне «Ошибка» примут гораздо более острый вид: «Где полегла в сорок третьем пехота, / Без толку, зазря, / Там по пороше гуляет охота, / Трубят егеря».

Второй фактор – возвращение из лагерей бывших заключенных. В 1957 году вернулся из ссылки старший брат Галича Виктор, попавший в лагерь еще студентом по доносу своего однокурсника. В 1934 году его сослали на три года в Сталинабад, в 1937-м арестовали вновь и отправили на Колыму, а потом – в Норильск. Последние три года, как рассказывает Валерий Гинзбург, Виктор уже работал на Норильском комбинате по своей специальности – возглавлял лабораторию спектрального анализа361361
  «Как недавно и, ах, как давно…» / Беседа с Валерием Гинзбургом // Горизонт. 1989. № 8. С. 33.


[Закрыть]. А после возвращения в Москву устроился техническим сотрудником в один из московских НИИ362362
  Сообщено автору Аленой Архангельской-Галич.


[Закрыть]. В общей сложности Виктор провел в ГУЛАГе 24 года. Галич говорил, что никогда не забывал о своем брате и всегда вспоминал о нем с благодарностью: «Он был мне ближе родных, он меня воспитывал. Ему я обязан тем, что выучился читать, чем-то стал интересоваться в жизни… Он 24 года отбыл там: о нем я не забывал никогда и бесконечно страдал за него»363363
  Песня, жизнь, борьба / Интервью А. Галича специальным корреспондентам журнала «Посев» Г. Рару и А. Югову // Посев. 1974. № 8. С. 14—15.


[Закрыть]. Судьба Виктора, как признается Галич, нашла отражение в песне «Облака»: «Я подковой вмерз в санный след, / В лед, что я кайлом ковырял! / Ведь недаром я двадцать лет / Протрубил по тем лагерям».

Весной 1963 года Галич вместе с группой советских писателей и журналистов ездил в Болгарию, в Международный дом отдыха, который располагался неподалеку от Варны. Помимо отдыха Галич вместе со своим другом Борисом Ласкиным работал над сценарием «Дайте жалобную книгу», по которому Эльдар Рязанов должен был снимать фильм. И там же во время беседы с упоминавшимся выше писателем Анатолием Гордиенко Галич продемонстрировал свое недюжинное знание блатного фольклора, о чем тот рассказал в своих мемуарах: «Однажды, лежа на пляже, мы заговорили о городском романсе, о лагерных и воровских песнях. Я сказал, что моя юность прошла в Одессе, и что я жил близ Привоза на знаменитой Молдаванке, и что я записывал понравившиеся мне песни у мелкого ворья, которое по вечерам собиралось в Ильичевском парке. Александр Аркадьевич оживился, даже обрадовался. Юность Галича прошла тоже на юге, в Днепропетровске, оттуда и у него, как он сказал, любовь к уличному фольклору. Эта тяга к уличным песням чуть не вышла ему боком во время учебы в Литинституте. <…>

– Не так давно мы создали в Москве песенный театр, – рассказывал мне Александр Аркадьевич. – Пришли молодые, азартные ребята, дело закрутилось. После спектаклей, вечеринок мы иногда, с оглядкой, пели воровские, или, как их еще называют, блатные, песни. Говорят, песня – душа народа, так вот, в этих песнях есть тоже частица души народа, ведь треть нашего населения сидела. Это – наша жизнь, как ты ни крути. Сочиняли песни не только урки, сочиняли в лагерях и люди интеллигентные, талантливые. Сколько их, лагерей-то! Они как прыщи, как язвы. От вашей Карелии до Магадана.

– Много собрали песен? – спросил я.

– Тысяча и одну.

– Неужто?

– Век свободы не видать, – засмеялся Галич и поддел большим пальцем верхний зуб.

И мы стали соревноваться. Назову песню – Галич кивает головой: знает. Одна, вторая, десятая. “Граждане, послушайте меня”, “Я миленького знаю по походке”, “Люби, детка, пока я на воле”, “Дождик капал на рыло и на дуло нагана”, “Вспомни-ка, милка, ты ветку сирени”, “На столе лежит покойничек”…

– Ну, хорошо, хорошо. А вот эту знаете?

 
Не вынайте пулю из нагана,
Не сымайте шкуру с жеребца…
 

– Знаю, – отвечал азартно Галич.

– А вот эту?

 
Я был батальонный разведчик,
А ён писаришка штабной.
Я был за Расею ответчик,
А ён спал с моею женой…
 

– Конечно, знаю, завтра спою.

– И эту знаете, Александр Аркадьевич?

 
Возьмите деньги, франки,
Возьмите чемодан.
Взамен вы мне продайте
Совецкого завода план.
 
 
Мы сдали того субчика
Войскам НКВД.
С тех пор его по тюрьмам
Я не встречал нигде.
 

– Есть в моем гроссбухе. Есть.

Тогда я пустил в ход товар более крупного калибра – еврейские песни: “На Дерибасовской и угол Ришельевской”, “Ах, поломали мине ножку, ха-ха”, “Шли мы раз на дело, я и Рабинович”, “Жил я в шумном городе Одессе”, “Оц-тоц, Зоя”. Ну и, наконец, ту, которую любил мой одесский дружок Гриша Мостовецкий. Я даже спел, пританцовывая фигурами из “фрейлекса”:

 
Ах, разменяйте мне сорок миллионов
И купите билет на Бердичь.
Я буду ехать в мягком вагоне
И буду кушать жареную дичь…
 

Все это у Александра Аркадьевича было в той толстой заветной тетради – гроссбухе. Из всего моего запаса Галич не знал только одну песню, и я ее тут же записал ему…»364364
  Гордиенко А. Давно и недавно. Петрозаводск: Острова, 2007. С. 157—159.


[Закрыть]

Далее Гордиенко приводит текст песни «Шнырит урка в ширме у майданщика» – в редакции, несколько отличающейся от известного исполнения Высоцкого.

А по версии дочери Галича Алены, знаменитая песня «Речечка» также принадлежит перу ее отца: «Была песня, которую он написал на спор. Песня знаменитая – “Течет реченька по песочечку”. И всегда считалось, что это песня лагерная, в лагере созданная. А она была написана до войны, когда писалась пьеса “Город на заре”. Только немного потом переделана. И отец сказал тогда всей лихой арбузовской компании, что вот на спор напишу такую песню, и никто не скажет, что песня авторская. Будет один к одному лагерная песня. И была написана песня. Она так и разошлась. Потом он ее заострил, переделал ее, и она пошла, пошла…»365365
  Агафонов В. Дочь Галича вспоминает // Вестник. Балтимор. 1995. 19 сент. (№ 19). С. 47.


[Закрыть]

В беседе с автором этих строк Алена воспроизвела реплику своего отца несколько иначе: «Я стилизую ее так, чтобы никто не догадался, что это песня авторская». А об истории написания «Речечки» Алене рассказала одна из участниц спектакля «Город на заре» Мария Новикова (первая жена Зиновия Гердта): эта песня была написана для одного из отрицательных персонажей спектакля, дезертировавшего со стройки. Это мог быть один из двух «кулацких сынков» – Зорин или Башкатов366366
  6 марта 2010 года в Московском центре авторской песни текстолог А. Костромин в присутствии автора этих строк рассказал, что в начале 60-х годов видел по телевизору, как Галич на юбилее спектакля «Город на заре» исполнял… песню «Течет речка». Остается только найти видеозапись этого юбилея.


[Закрыть].

Вообще же исходный вариант «Речечки» был написан в 1832 году Николаем Цыгановым. Однако в советские времена текст претерпел существенные изменения, и в итоге от него осталась только первая строка: «Течет речка по песочку», а содержание кардинально изменилось: вместо старинного романса – лагерная песня. Кстати, «Речечку» исполняли и Окуджава, и Высоцкий, и Галич. Все три варианта серьезно отличаются друг от друга, причем галичевский вариант – наиболее острый. Самое раннее из известных исполнений Галича – 1961 год (под рояль), самое позднее – начало 70-х годов (в Ленинграде у Михаила Крыжановского, под гитару).

Проведем некоторые параллели между «Речечкой» и авторскими песнями Галича. Обращение главного героя («жульмана»): «Ты, начальничек, / Ключик-чайничек…» – напоминает «Больничную цыганочку» Галича: «А начальничек мой, а начальничек, / Он в отдельной палате лежит», «Ой, вы, добрые люди, начальнички, / Соль и слава родимой земли!» Также и строки: «Молодой жульман, молодой жульман / Гниет в каталажке», – имеют аналогию в песне Галича «Моя предполагаемая речь на предполагаемом съезде историков стран социалистического лагеря…»: «Но шли под конвоем сто тысяч калек, / И гнили калеки по нарам». Наблюдается еще одна буквальная перекличка: «Ходят с ружьями курвы-стражники…». Сравним с песнями Галича «Всё не вовремя» и «Мы не хуже Горация»: «А тут по наледи курвы-нелюди / Двух зэка ведут на расстрел», «…Где улыбкой стражники-наставники / Не сияют благостно и святочно…».

В версии Галича, в отличие от версии Высоцкого, «жульман» решается на ответный удар и мстит начальнику: «Ой, скажите мне, братцы-граждане, / Кем пришит начальник?» Аналогичную ситуацию воспроизводит Галич и в только что упомянутой песне «Всё не вовремя»: «Моя б жизнь была преотличная, / Да я в шухере стукаря пришил». Как видим, есть все основания говорить о том, что лагерный вариант «Речечки», исполнявшийся Галичем, был написан им самим – во всяком случае, частично.

10

Осенью 1964 года Галича включили в группу московских писателей, деятелей кино, артистов и музыкантов, отправлявшихся на «Декаду русского искусства и литературы в Казахской ССР». 9 сентября и.о. заместителя начальника Главного управления кинематографии М. Литвак написал письмо директору «Ленфильма» И. Киселеву, в котором просил его отправить до 20 сентября в адрес Казахской конторы по прокату фильмов картину «Государственный преступник», сделанную по сценарию Галича и намеченную к показу в период декады русского искусства и литературы в Казахстане367367
  РГАЛИ. Ф. 2944. Оп. 4. Ед. хр. 296. Л. 23.


[Закрыть].