Текст книги "Степан Разин. Историческое повествование"

– Куда это вы, атаманы-молодцы, станицу выбираете? – оглядывая собравшихся, спросил Разин.

Ноздри его шумно втягивали воздух, было видно, что Степан Тимофеевич «на взводе».

– В Москву выбираем! – после некоторого молчания, сумрачно глядя на крестника, ответил за всех Корнила. – Хотим благодарить великого государя за жалованье, что привез сюда на Дон посол государев жилец Герасим Евдокимов.

– Который из вас жилец Евдокимов, – нахмурясь, спросил Разин, глядя на толпу домовитых казаков, где стоял и царский посол.

– Я – посол государев Герасим Евдокимов! – смело вышел вперед жилец, уверенный, что «воровской атаман» Стенька Разин не посмеет тронуть его, поскольку приехал он от самого государя.

– Говори правду! – побелев от ярости, тихо потребовал Разин. – От кого приехал: от великого государя или от бояр?

Черные зрачки Степановых глаз зло сверлили посла.

– Я приехал от великого государя, – смирив гордыню, тихо, но твердо ответил Герасим, – привез казакам жалованье и милостивую государеву грамоту.

– Не с грамотой ты приехал, жилец, а лазутчиком! – жестко произнес Степан. – За нами подсматриваешь, узнавать планы наши приехал. А знаешь ли ты, жилец, что бывает на Дону с лазутчиками?

Разин вплотную придвинулся к бледному Евдокимову и коротким, почти незаметным для глаза ударом свалил жильца на пыльную землю майдана. Домовитые в ужасе и растерянности застыли, не зная, что предпринять. Расторопней действовали разинцы, они быстро связали посла тонкими веревками и, подняв с земли, поставили перед своим атаманом.

– Говори, от кого приехал?! – повторил свой вопрос Степан. – От великого государя?

– Да, от великого государя и царя Алексея Михайловича послом, и за оскорбление посла государева тебе, вор, ответ суровый держать придется! – бесстрашно ответил Евдокимов.

– В воду его! – твердо указал Степан на жильца.

Корнила, до того молчавший, сбросил с себя оцепенение, возбужденный подскочил к Разину.

– Степан, крестник, опомнись, охолонь, непригоже поступаешь! Посол ведь это государев! Посол! Охолонь, Степан, не водилось того на Дону, чтобы послов убивать!

– Какой же это посол, крестный, – шумно выдохнул в лицо Корниле Разин, – это лазутчик!

Потом, яростно сузив глаза, зло добавил:

– Ты, Корнила, владей своим домовитым войском, а я буду владеть своим! В воду его!

Разинцы подскочили к Евдокимову, и как он ни сопротивлялся, силой затолкали в большой мешок и бросили в Дон. Только печальные круги пошли в разные стороны… Все оцепенело застыли на берегу, многие крестились, поминая душу новопреставившегося раба божия Герасима.

Еще неделю гуляли разинцы в Черкасске, неделю жили домовитые в великом страхе за свои жизни, успокоившись, когда разинцы ушли в Кагальник. Корнила организовал поиски несчастного жильца, труп которого нашли под прибрежной корягой, крюками вытащили на берег и, отпев в соборе, похоронили на Ратном кладбище. Был человек – и нету!..

Весть о печальной участи Герасима Евдокимова вскоре дошла-докатилась до златоглавой Москвы, правительству стало ясно, что разгромить Разина силами одного домовитого казачества не удастся, коль оно даже государева посла не сумело защитить от «воров», оборонить от лютой смерти. Правительство решило опереться в борьбе со Стенькой на зажиточную калмыцкую верхушку во главе с ханом Аюкой, который из друга Разина быстро превратился в его заклятого врага. Зимой 1670 года его быстрая конница дважды нападала на разинцев, укрепившихся в Кагальнике, но оба раза калмыки откатывались в степь с большими потерями. Однако царские чиновники не успокоились на этом: к Аюке из Москвы приехали ходоки с предложением активизировать действия против Разина.

В это же время правительство предприняло ряд мер с целью удушения разинского движения, прекращения доступа беглых к Кагальнику и пресечения подвоза сюда продовольствия, оружия и боеприпасов. Воеводы соседних с Доном больших и малых городов получили от царя жесткие приказы «учинить крепкие заставы» и не пропускать на Дон к казакам ни людей, ни товары. Всех, стремившихся прорваться в разинский Кагальник, одного ли, с товарами ль, конного и пешего, велено было «казнить смертию безо всякия пощады». И хватали, и казнили… Правда, нашлись воеводы, которые за большие взятки пропускали торговых людей на Дон. Но их судьба была печальной: таких хватали и прогоняли с занимаемой должности, так поступили, например, с коротоякским воеводой Федотом Вындомским, поставив на его место решительного и незлатолюбивого Михаила Озноюишина.

Ко всем мероприятиям правительство, догадываясь о пути движения Разина весной на Волгу, прислало в приволжские города войска из Москвы и других городов, расположенных в верховьях Волги.

Наступила весна. Вскрылся Дон и другие донские реки, природа обновлялась. Новую жизнь начинал и отряд Степана Разина. Являясь реальным хозяином Дона, Разин готовился к большому походу на Волгу. Для себя он уже давно решил куда идти, но, верный правилу знать настроение своих казаков, собрал в один из весенних дней круг в Черкасске.

На старом, много видавшем, майдане весной 1670 года снова зашумел разнобойным многоголосьем казачий круг. Все ждали своего атамана. Наконец Степан появился у паперти, и есаул от его имени спросил:

– Атаманы молодцы! Пришла пора размять плечи молодецкие, поручкаться с недругами казачьими. Любо ль вам, атаманы молодцы, иттить под басурманский град Азов?

Угрюмое молчание было ему ответом. Уныло покачивались казачьи знамена на весеннем ветру, молчали казаки. Степан, внимательно, наблюдавший за казаками, вдруг услышал:

– Ужель неизвестно тебе, есаул, что Азов-город дюже укреплен басурманами и доставать его придется головами нашими. Не любо нам иттить туда!

Есаул, хитро улыбнувшись, тут же спросил:

– А любо ль вам, атаманы молодцы, иттить на Волгу-матушку, а оттель на Русь великую с бояры повидатца?!

Шквал голосов был ему ответом: «Любо! Любо! На Волгу!» В воздух летели шапки, кто от излишнего восторга пальнул из пистолета, но выстрел затерялся в громе голосов, только легкий дымок поплыл над толпой. Степан довольно улыбнулся, стоял на паперти, скрестив на груди мощные длани.

Из Черкасска Степан перевел свое, рвавшееся в дело войско в Кагальник, откуда в самом начале мая направился конницей и судами к Переволоке. Девятого мая, к вечеру, разинцев восторженно приветствовали казаки Паншинского городка, расположенного у впадения в Дон рек Иловли и Тишины. Здесь, окруженный восторженным вниманием местных казаков, Разин пробыл до четырнадцатого мая. Его войско теперь возросло до пяти тысяч человек, пехота располагалась на стругах и лодках, конница стояла на берегу. Каждый день к Разину приходили беглые крестьяне, запорожские казаки, работные люди. Два дня спустя после прибытия в Паншин к отряду Разина присоединился с ватагой старый казачий атаман Василий Ус.

Тринадцатого мая, солнечным живым днем, в Паншине открылся большой и многоголосый казачий круг. Есаулы от имени Степана открыто поставили своей задачей борьбу за освобождение «чорного люда» от изнуряющего гнета помещиков, купцов, воевод и приказных чиновников, обиравших собственный народ хуже басурман-иноверцев. Страстным и запоминающимся, оставшимся в веках, было выступление Степана Разина.

– Братья казаки! Други мои! – голос Степана, мощно-напряженный, заполонил тесный майдан Паншинского городка, притулившийся у небольшой деревянной церквушки. – Настал решительный час, мы пойдем з Дону на Волгу, а с Волги-матушки на Русь против государевых изменников, чтоб из государства Московского вывесть изменников-бояр и думных людей, а в городах воевод и приказных людей, которые вытягивают последние жилы с люда чорного!

– Любо, атаман! Веди нас, Степан Тимофеевич! – гремели казаки, потрясая оружием и бросая вверх шапки.

– Ведомы ль тебе имена изменников, атаман? – вдруг бросил кто-то из гомонящей толпы.

Разин, испытывающе глянув на казака, секунду молчал, словно взвешивая, говорить или промолчать, потом грянул:

– Вестимо известны! Надобно нам, люди вольные, известь изменников государю князя Юрья Долгорукова, князя Никиту Одоевского, думного дьяка Дементия Башмакова, стрелецкого голову Артема Матвеева! Да мало ль их, супротивников государевых и кровопивцев народных. Всех под корень надоть!

Разин энергично рубанул рукой воздух, казаки восторженно заревели.

– И нам бы всем постоять и изменников из Московского государства вывесть и чорным людям дать свободу! – единым вздохом произнес Степан.

Громовые крики перекрыли его последние слова, Разин, сам воодушевленный общим подъемом, выхватил из-за пояса сверкающую саблю и, подняв ее над головой, закричал:

– На великого государя я руки не подниму, а которые тово хотят, пусть лучше отрубят вот этой саблей голову или посадят в воду! Супротив государя я не пойду, бояр, воевод, купцов и думных громить будем, братья!

– Любо! Любо! – гремело кругом…

Позже русские поэты, каждый по-разному, по-своему увидят тот разинский круг. Поэт Василий Князев напишет в 1919 году:

 
Он стоял пред толпой, атаман молодой
Русы кудры спускались на плечи,
И в холодную высь неумолчно лились
Упоительно-страстные речи:
«Ну-т-ка, братцы, в поход на бояр, на господ,
Позачиним меч да кольчуги,
И как вспыхнет заря, на твердыни царя
Поплывут наши легкие струги.
…Батька Разин Степан, наш лихой атаман
Хочет вызволить вас из полона,
На бояр, на господ объявляет поход,
Чтобы, значит, народу отдать бы
Что награбили те по его простоте –
Собирайтесь-ка к барам в усадьбы[83]83
  Князев В. Волжский сокол. Петроград, 1919.


[Закрыть].
 

Круг завершился, тотчас начались приготовления к отплытию. В хлопотах прошло еще несколько дней. В середине мая семитысячный отряд Разина без «мешкоты» «переволокся» с Дона на Волгу и двинулся к Царицыну. Над Волгой занималась кровавая заря борьбы за свободу…

За дело, братцы!

За дело, братцы! Ныне отомстите тиранам, которые до сих пор держали вас в неволе хуже, чем турки или язычники. Я пришел дать всем вам свободу и избавление…

С.Т. Разин

Успешно перейдя с Дона на Волгу, разинское войско на стругах вскоре вышло к Царицыну. Город занимал важное стратегическое положение, все товары, хлеб, другое продовольствие, направляемое в низовье Волги – все двигалось мимо Царицына. Захватив этот город, можно было отрезать низовую Астрахань и другие нижневолжские города от центра, а потом и захватить их.

К городу вышли на рассвете. Перед решительным броском на Царицын Степан Разин собрал казачий круг, чтобы сообща выработать эффективный план взятия Царицына. Без долгих споров и суеты решили, что Василий Ус, командовавший казачьей флотилией, подберется незаметно к городу с волжской стороны, а Степан с пехотой и конницей в это же время начнет быстрый штурм крестных стен города…

– Любо! – решили казаки.

– Дозволь слово молвить, атаман! – раздалось с задних рядов.

– Кто таков? – недовольно поморщился Разин, оглядывая с ног до головы крепыша, вышедшего из толпы и остановившегося в нескольких шагах от атамана.

– Асташка Петров я, холоп воеводы Тимофея Тургенева, коий сменил намедни Андрея Унковского. Советишко хочу подать тебе, атаман…

– Ну что ж, говори, Асташка Петров! – разрешил Разин.

Крепыш неторопливо, с достоинством, заговорил:

– Стрельцы царицынские и прочие жители града давно ждут тебя, Тимофеич, и рады будут принять тебя. Супротив выступит только воевода Тимофей Тургенев да стрелецкие головы и стрельцы немногие. Так што погодь приступом брать Царицын, погодь немного, атаман, он сам упадет тебе в руки!

– А што, дело гутаришь, Асташка, – обвел Разин глазами своих сотоварищей, – погодим малость брать Царицын. Пока займемся татарами едисановскими…

Оставив для блокады Царицына сильный отряд во главе с Василием Усом, Разин с доброй ватагой казаков отправился громить союзников московского царя едисановских татар, которые угрожали ужарить в тыл казачьего войска, а в случае ухода разинцев из-под Царицына могли преградить путь другим казачьим отрядам, которые шли с Дона к Степану.

Едисановские татары, на которых пошел Разин, составляли одну из четырех ногайских орд и кочевали на большом пространстве от Аккермана до Волги. Долгое время едисанцы считали себя данниками турецкого султана и вместе с крымскими татарами регулярно нападали на донские казачьи городки, разоряя их. К этому времени едисановские татары совместно с буджаками насчитывали около семидесяти тысяч человек. Их вооружение составляли луки, стрелы, копья и острые кривые сабли. Лучшие сабли, ковавшиеся татарскими умельцами из стоптанных конских подков, поставлялись сюда из Бахчисарая. Кроме сабель, из холодного оружия едисановские татары имели кинжалы и ятаганы. Было у них и огнестрельное оружие, в частности, польские мушкеты, заряжавшиеся двумя сцепленными между собой спиральной проволокой пулями. Это было варварское оружие, поскольку при полете проволока растягивалась и, врезаясь в тело, наносила, кроме двойной раны от пуль, глубокий разрез.

Степан Разин, видевший в едисановских татарах прежде всего союзников турецкого султана, а следовательно, и своих врагов, разорявших казачьи городки, двинулся на них быстрым маршем, разгромил сильный отряд едисанцев на реке Сарпе и пошел на другие татарские улусы. Три дня спустя получив известие о движении царских войск, он повернул отряд и вернулся под Царицын.

Тревожной и неясной была обстановка под Царицыном. Государевы воеводы, стремясь зажать разинцев в жесткие клещи, а потом и разгромить бунтовщиков, спешно собирали под Царицыном крупные силы. Из Москвы двигались четыре полка стрельцов, из Астрахани вел свой отряд князь Семен Львов. В этой обстановке спасение было в быстроте действий, надо было поодиночке громить неприятелей. Степан начал действовать.

Лазутчики Разина сумели искусно распространить среди населения Царицына и окрестностей «достоверный» слух, что стрельцы из Москвы и Астрахани идут к городу не защищать его, а покарать жителей за дружеское отношение к разинцам. Эти слухи взбудоражили царицынцев, возбуждая вражду к стрельцам и своему воеводе, не выпускавшем своих подданных из города. Бунт неумолимо назревал, его вспышки можно было ожидать со дня на день. Но как ни пытался воевода Тимофей Тургенев вычислить и предотвратить этот взрыв недовольства, ему сделать это не удалось. В одно прекрасное утро сторонники Разина в Царицыне открыли ворота города, и туда широким потоком хлынули повстанцы. Напрасно Тимофей Тургенев, верный долгу и присяге, пытался организовать сопротивление, его смяли, заставив укрыться в городской башне, убежище весьма ненадежном, что и показало ближайшее будущее.

Когда Разин, ходивший с отрядом казаков на едисановских татар, подошел к Царицыну, город уже был в руках повстанцев, которые и устроили своему атаману живой и радостный прием. Под малиновый перезвон царицынских колоколов Степана Тимофеевича встретили царицынские священники, разодетые в торжественные, с золотым переливом, одежды. Поднесли хлеб-соль. Степан бережно отломил кусочек пахучего хлеба, макнул в соль и смачно бросил в рот. Лиха беда начала!

После первых порывов радости наступили деловые, будничные, дни. Узнав, что воевода Тургенев еще не взят, а укрепился в городской башне, Степан двинулся «добывать» ее. Казаки живо притащили мощное дубовое бревно, несколькими емкими ударами сокрушили тяжелую дверь и ворвались внутрь. В кровавой схватке все защитники башни полегли, раненного воеводу захватили в плен и притащили на площадь, где собрались казаки. По приговору казачьего круга воеводу утопили в Волге.

Царицын – мощная крепость – был взят разинцами настолько быстро, что воеводы окрестных городов не скоро узнали об этом, а узнав, не поверили и продолжали посылать в город военную помощь и торговые караваны. Один из таких караванов, состоявший из царских и патриарших насадов – судов больших размеров с нарощенными бортами, насадами – груженый лесом, боеприпасами и различными товарами, преспокойно приближался к Царицыну, надеясь, как это положено, на торжественную встречу. Но вместо звучно-торжественных звуков труб, впечатляющего шествия священников, торжественных речей на караван неожиданно налетели легкие струги с неизвестными караванщикам людьми.

– Сарынь на кичку! – загремел боевой клич разинцев. – Круши начальных людей!

Это было сигналом к восстанию на судах. «Ярыжные» люди, находившиеся там, тут же вступили в схватку со стрельцами, сопровождавшими караван. Соединенным ударом разинцев и «ярыжек» караван был захвачен.

Обосновавшись в Царицыне, Степан Разин принялся за устройство городской власти по казачьему принципу. Главным законодательным органом в городе принародно был объявлен круг, право присутствовать на котором и решать все вопросы городской жизни получили все взрослое население. Горожане были разделены на десятки, сотни, тысячи во главе с соответствующими атаманами, выбираемыми самими царицынцами. Вместо казненного повстанцами воеводы Тимофея Тургенева главным начальником Царицына горожане выбрали казака Прона Шумливого, его заместителем стал Семен Паншинский.

Около месяца оставался в Царицыне Степан Разин. За это время здесь многократно собирались бурные казачьи круги. В шуме, гомоне, яростных спорах решали повстанцы насущный вопрос: куда идти дальше? Разин, выступая на одном из кругов, предлагал двигаться «вверх по Волге под государевы городы и воевод из городов выводить», а дальше идти на Москву уничтожать «мирских кровопивцев». Казаки, соглашаясь с планами своего атамана, предлагали сначала захватить Черный Яр и Астрахань, чтобы обезопасить себе тылы. Тем более, что на одном из казачьих кругов два астраханских жителя, неведомо как затесавшиеся среди казаков, заверили Разина, что если казаки подступят к Астрахани, то ее жители не будут сражаться с ними, лишь «учнут биться для приманки», а потом сдадут город казакам. Все тщательно взвесив, Степан Разин решил сначала захватить Черный Яр и Астрахань, потом идти вверх по Волге на Москву.

Принял окончательное решение идти на Астрахань и Черный Яр, Степан еще некоторое время оставался в Царицыне, пополняя свой отряд крестьянами, подходившими с Дона отрядами казаков, работными людьми, беспрерывно прибывавшими в город со всех сторон волжской и донской земли. Ждал Степан и ждал с нетерпением отряда запорожцев во главе с кошевым атаманом Иваном Серко, обещал присоединиться к его войску и вместе бить бояр, воевод и государевых чиновников. В томительном ожидании проходили дни, запорожцы все не появлялись, но зато шел с отрядом стрельцов голова Иван Лопатин, который, впрочем, – невероятно, но факт! – не ведал, что Царицын захвачен разинцами.

Степан, через своих разведчиков узнавший о приближении отряда Лопатина, собрал из ближних казаков совет. Гутарили недолго и быстро решили встретить стрелецкого начальника у Денежного острова, лежавшего в семи верстах от Царицына. Так и сделали. Пешие казаки замаскировались среди кустарников и деревьев острова, а сам Разин на стругах отплыл на луговую сторону Волги, поставив на ее нагорной части казачью конницу. Все было сделано по всем правилам военного искусства.

Томительно падали минуты, разгорался зной. Казаки изнывали от ожидания и жары. Наконец, вдали показались стрелецкие струги. Мерно поднимались тяжелые весла, с тихим хлюпаньем опускаясь в теплую волжскую воду. Издалека было видно, что на стругах царит покой и никто не подозревает о бурных событиях, которые вскорости разыграются здесь.

Иван Лопатин, удобно расположившийся в кресле на головном струге, заметил вдруг, как с луговой стороны Волги на его корабли ринулись быстроходные казачьи лодки. После минутного замешательства голова велел грести к берегу, оттуда загремели убийственные залпы ружей. Схватившись за грудь, упал гребец, скорчившись от боли, уронил голову на грудь другой, стрелецкие струги заметно потеряли ход. В этой суматохе Лопатин сумел наладить относительный порядок и скомандовал к Царицыну, чтобы спрятаться за его надежными стенами. Стрельцы воспрянули духом, сильней налегли на весла и, неся потери от пуль, роем атаковавших струги, дотянули, наконец, до стен города. Но вместо защиты и гостеприимства с крепостных стен Царицына жахнули по вконец растерянным стрельцам тяжелые городские пушки. Ядра с неприятным шумом чертили в воздухе дымные траектории и топили, падая, стрелецкие ладьи. Все было кончено: около пятисот стрельцов погибло, остальные попали в плен.

Бой затих… Разин, еще не остывший от боевой суеты, собрал круг. Гомонливые казаки, утыкая в песок сабли, очищали их клинки от крови, тихо переговариваясь между собой. В круг повстанцев невежливо втолкнули связанного по рукам голову стрелецкого Ивана Лопатина. Сумрачно бросая злые взгляды на разинцев, голова имел мужество пощады не просить, понимая, что судьба его свершилась.

– Добрым ли начальником был для вас, стрельцы, Иван Лопатин? – громко спросил Степан Разин, стремительно выйдя в круг.

– Вражина он! – зло выкрикнул стрелец с сверкающим бердышем в руке. – Злодей, измывался над нами, смерть ему! – тут же раздалось со всех сторон.

– Сам виноват, Иван! – повернувшись к нахохлившемуся, точно филин, Лопатину, проворчал Разин. – Злодействовал над народом, когда имел власть, теперь получи сполна за те злодейства!

Разин махнул рукой, крепкорукие казаки накинули Лопатину на голову мешок и потащили к воде. Голова мужественно молчал, лишь короткий вздох обронил он напоследок, навеки скрываясь в волжской пучине.

Дошел черед до стрелецких сотников. Разин снова спросил, кто из них заслуживает снисхождения. Мгновение длилось молчание, потом снова грозный ропот. Степан попросил стрельцов внятней сказать о сотниках: виновны ль, нет ли? Вперед выступил стрелец с посеченным ухом:

– Сотники все недобры были к нам, – зло и просто сказал он. – В дороге не раз бивали нас, а один сотник, Иван Полубояров, нашего брату двум человекам головы бердышом срубил, собака! В воду их!

– В воду! В воду! – закричали стрельцы.

Бедняг торопливо скрутили веревками, насыпали в рубахи песка и кинули в Волгу. Все затихли перед лицом смерти, многие крестились, с опаской кидая взгляды на атамана, молча наблюдавшего за расправой.

Очередь дошла до заместителя Лопатина полуголовы Федора Якшина. Казаки считали, что и Якшин достоин немедленной смерти, но стрельцы дружно заступились за присмиревшего перед лицом смерти полуголову. Тот же стрелец с посеченным уходим, что недавно обвинял сотников в жестоком обращении со стрельцами, выступив вперед, попросил:

– Низко кланяемся тебе, атаман, и просим отпустить с миром Федора Лукьяновича, потому что он всегда был добр к нам, стрельцам. Уважь народ, Степан Тимофеевич!

Разин довольно вздохнул, отпуская Якшина.

– Иди с миром, добрая душа! – сказал он. – Знай, что за добрые дела атаман Степан Разин не казнит, а милует. Видать неплохим человеком ты был, коли стрельцы государевы горой за тебя стоят! Мир тебе!

– Ура! – гремело кругом. – Хвала атаману Степану Тимофеичу!..

Антифеодальная направленность разинского движения, мало заметная во время первого похода Степана Разина по Волге и Каспийскому морю, отныне четко проявляется в действиях мятежного атамана и его казаков. Такой настрой и антипомещичьи действия разинцев во многом определялись классовым составом Степанова войска, в котором находились беглые крестьяне, казачья голытьба, работные люди, низы городского населения. Выступая против бояр, купцов, приказных чиновников и других «кровопивцев народных», Разин в какой-то степени питал иллюзии в отношении «доброты» «тишайшего» государя, считая, что «плохие» бояре держат его в неведении относительно бедственного положения народных масс.

– Вы бьетесь за изменников-бояр, а я со своими казаками сражаюсь за великого государя! – говорил Разин стрельцам, перешедшим на его сторону.

Бояр и приказных чиновников в народе стойко считали не только «кровопивцами народными», но и виновниками гибели членов царской семьи. Следовавшие одно за другим роковые известия о неожиданных и загадочных смертях жены и детей государя Алексея Михайловича, давали обильную почву народным подозрениям в насильственной смерти домочадцев царя. Царица Мария Ильинична Милославская, жена Алексея Михайловича, умерла четвертого марта 1669 года, ее старший сын царевич Алексей, достигший уже шестнадцатилетнего возраста и показанный народу, как наследник русского престола, неожиданно скончался в январе 1670 года. Другой сын царя, Симеон, отошел в мир иной в июне того же года, когда Степан Разин сражался с царскими войсками в районе Астрахани. Роковая цепь смертей в царском семействе объяснялась в народе кознями «плохих» бояр, изводивших государеву родню. «Если так и дальше будет идти, – рассуждали в народе, – то изменники бояре и до великого государя доберутся, борони его господь! Надобно спасать государя и его родню!» Этими слухами и настроениями широких народных масс успешно пользовались в интересах своего дела разинцы и их атаман.

Однако царистские речи и призывы казачьего атамана не обманули государя и его боярское окружение: они прекрасно видели, что от разинцев и их мятежного атамана исходит реальная угроза самодержавию и помещикам, необходимо было подавить разворачивающееся пламя восстания, потушить его… Правительство приняло соответствующие меры. Во все приграничные с Поволжьем города спешным порядком были отправлены царские грамоты воеводам с требованием безотлагательно готовить стрелецкие отряды против «воровских» казаков Стеньки Разина. Воеводы на удивление рьяно кинулись исполнять государев приказ, и вскоре полки правительственных войск густым и грозным потоком потекли в районы предполагаемых действий Степана Разина. К Воронежу с похвальной спешностью двигался отряд полуполковника Василия Бюстова, на Коротояк скорым маршем спешил Петр Скориков «с начальными людьми» и тремя сотнями солдат. Столько же воинских людей вел на Тамбов полуполковник Иван Жданов.

Воеводы Воронежа, Коротояка и Тамбова получили строгий приказ Алексея Михайловича в спешке закупать добрых лошадей для артиллерии, копать запасы «зелья», свинца, ядер и других боеприпасов. Несколько позже, когда разинцы захватят Черный Яр и Астрахань, правительство с лихорадочной поспешностью объявит и начнет проводить сбор ратного ополчения в Нижнем Новгороде, Арзамасе, Алатыре, Темникове, Шацке, других городах. В июле 1670 года, в разгар крестьянской войны, расползшейся на всю Среднюю и Нижнюю Волгу, царь Алексей Михайлович издаст указ, которым призовет московских дворян в ряды полка воеводы Петра Урусова, стоявшего в Саранске. По всей Москве загремели зычные голоса глашатаев, возглашавших царский указ. «Стряпчие и дворяне московские и жильцы!» – слышалось в те поры на московских улицах и площадях. – Великий государь и царь и великий князь Алексей Михайлович велел вам сказать. В нынешнем во 178-м году июня в 22-м числе по ево великого государя указу по нынешним вестям велено было на его государеве службе в Саранску кравчему и воеводам князю Петру Семеновичу Урусову с товарыщи. А с ними в полку стряпчим и дворянам московским и жильцам, муромским, нижегороцким, арзамасским, курмышским, саранским, шацким, кадомским, темниковским помещикам и вотчинникам, тем, которые в прошлых во 176-м и 177-м годах на государеве службе в Севску и в Путивле и в Белогороцком полку с боярином и воеводой со князем Григорием Семеновичем Куракиным не были… Да в том же полку быть городовым дворянам и детям боярским нижегородцам, арзамасцам всем по списку. И вы, стряпчие и дворяне московские и жильцы…, собрався для государевой службы, из домов ехали в Саранске в тот полк без молчанья». И дворяне, боясь потерять свои поместья, собирались для борьбы с повстанцами…

Большое внимание уделяло правительство усилению эффективности разведки, доставлявшей сведения о замыслах и движении отряда Разина. Царю и его чиновникам, как живительный воздух, нужды были скорые и точные сведения о разинцах, и с этой целью между Тамбовом и Царицыным спешно создавались «тайные станы» откуда ночами, от стана к стану, «скорой гоньбой и с великим береженьем, тайно», скакали царские лазутчики с вестями о действиях разинского войска. Тамбовский воевода обязан был собирать, систематизировать и, не мешкая, отправлять эти сведения в Москву. Приказы добывать вести о Степане Разине, его замыслах, движении, пополнении его отряда получили воеводы близлежащих к Дону и Волге городов. Добровольными агентами царя на Дону, причем надежными и добросовестными агентами, стали домовитые казаки во главе с крестным отцом Степана войсковым атаманом Корнилой Яковлевым. В отписках царю в Москву они регулярно сообщали о настроениях на Дону, «шатости» среди казаков, группами уходившись на волжские просторы к Степану Разину.

К этому времени московскому правительству удалось дипломатическим путем подключить к антиразинским силам калмыцких феодалов, которые поставили конные заставы на пути движения донских казаков к Разину, задерживая и убивая их. Однако никакое противодействие не могло остановить мощное движение на Дону. Беглые крестьяне и донская голытьба организовывались в отряды, днем и ночью напористо и неутомимо прорывались к повстанческому войску.

В начале июня 1670 года, остановив в Царицыне надежный отряд в тысячу казаков во главе с Проном Шумливым и Семеном Семеновым, Степан Разин с основными силами двинулся вниз по Волге. Часть войска во главе с самим атаманом, двигалась по Волге на стругах, казачья же конница под началом Федора Шелудяка шла вдоль берега Волги по нагорной стороне. Федор Шелудяк особенно выдвинулся во время похода Разина по Волге в 1670 году. Пройдет год, в далекой Москве сложит свою беспокойную головушку Степан Тимофеевич Разин, а Федор Шелудяк укрепится в Астрахани и будет стойко держаться тут до лета 1672 года, вызывая страх и ненависть власть имущих. Летом того же года карателям удастся захватить город и пленить Шелудяка. После жестоких пыток и издевательств его повесят на базарной площади Астрахани при огромном стечении народа[84]84
  В Астрахани у Федора Шелудяка была семья. Летом 1672 года его сыну Ивану было всего несколько месяцев. В 1705–1706 годах он примет участие в антифеодальном восстании в Астрахани, после подавления которого сына Шелудяки казнят в Москве в 1707 году (см. Марков А. По следам Разина, 1980, С. 116).


[Закрыть]. Но это будет потом, а пока разинцы, полные сил и великих надежд, уверенно двигались к Астрахани.

Астраханский воевода долгое время не ведал о событиях, происходивших в Царицыне и его окрестностях. Впервые надежные сведения о падении города и разгроме отряда Ивана Лопатина, и гибели самого головы стрелецкого князь Иван Прозоровский получил в Астрахани от купца Дубенского, который, плывя на струге в Царицын, встретил в семидесяти верстах от города перепуганную насмерть кучку беглецов из отряда Лопатина. Новости, которые сообщили изможденные стрельцы, не обрадовали Дубенского. Сражен был и князь Иван, когда купец, в свою очередь, поведал ему эти страшные вести.