Текст книги "Степан Разин. Историческое повествование"

Пройдя огромное расстояние по бурному Каспию, разинские струги добрались до Терека, где к ним с веселым гомоном присоединилась лихая ватага Сережки Кривого. Соединение это увеличило отряд Степана Разина, но создало дополнительные трудности в снабжении разросшегося отряда. Не хватало продовольствия и боеприпасов. Каждодневно слыша жалобы казаков на отсутствие достаточного количества продуктов, Разин, в поисках выхода, обратился «с грамотками» к терскому воеводе Каспулату Муцаловичу Черкасскому, прося достопочтенного и уважаемого князя прислать казакам «запасу зелья[57]57
  Зелье – порох.


[Закрыть], свинцу и вина». Каспулат Черкасский был внуком кабардинского князя Сунчалея Канклычева, в конце шестнадцатого века выехавшего на службу в Терский городок. Как верный слуга царя, князь Черкасский оставил без внимания и ответа дерзкую просьбу «воровского атамана». В дальнейшем Каспулат Черкасский примет деятельное участие в подавлении разинского восстания, за что получит царскую грамоту на право таможенного сбора в Терском городке.

Промаявшись еще некоторое время на негостеприимном Тереке, Степан вывел легкие струги в неспокойное Хвалынское море и уверенно двинул молодецкую ватагу на персидские города, мирно дремавшие в нирване и не оживавшие нападения казаков.

 
На стругах на быстрых вольница
Разряжена плывёт…
– Ой ли, вольное раздольице!
И горланит и поет…
– Ой ты, Волга, Волга-матушка
Верны други – Жигули!
Повелел нам атаманушка
Плыть до шаховой земли!»
Атаманушка – Степанушка
Ломит шапку набекрень:
– Разуважим басурманушку, –
Будет помнить наш кистень![58]58
  Ширяевец А. Волжские песни. М., 1928. С. 22.


[Закрыть]
 

Персидское государство или, как его называли казаки, «Кизылбашская земля», к этому времени было значительно ослаблено внутренними феодальными межуусобицами и жестокими рознями, усилившимися с кончиной в 1666 году шаха Аббаса II. После этого деятельного и умного государя на персидский престол вступил его двадцатилетний сын Сулейман. Новый шах не отличался рвением к исправлению государственных обязанностей и утомительному занятию охотно предпочитал многообразные развлечения. Шумные пиры с обильными возлияниями сменялись грандиозными охотами, после чего снова следовали пиры, отдохнуть от которых молодой шах с многочисленной свитой уезжал на прохладное морское побережье.

О маршруте движения разинского отряда по персидскому побережью Каспия существуют различные, часто противоречивые, данные. Сохранившиеся документальные материалы русского происхождения, изданные в пятитомном собрании документов «Крестьянская война под предводительством Степана Разина», в основном представляют собой отписки городских воевод в Москву и друг другу в города. Поскольку отписки составлялись со слов других людей, а иногда и по слухам, то одни и те же события относятся часто к разным городам, сообщая разрозненные сведения, не связанные между собой эпизоды разинского похода. В отписках, путаются названия персидских городов и селений, в которых побывали разинцы, затрудняя точное установление маршрута Персидского похода Разина. Большое значение для написания полной и точной истории похода разинских казаков имела бы публикация персидских документов того времени, которые, безусловно, есть в иранских архивах. Некоторое дополнение к русским документам о походе Разина в Персию дают воспоминания иностранцев Людвига Фабрициуса, Дэвида Бутлера, Яна Стрейса, знавших разинцев и самого Степана Тимофеевича. Представляют интерес сведения, которые приводит о походе Разина в своих сочинениях француз Жан Шарден и немец Энгельберт Кемпфер, побывавшие в Персии в те времена.

На основе вышеперечисленных документов и воспоминаний мы и восстанавливаем историю персидского похода Степана Разина.

Из Терского городка, который казаки, по разным причинам, не смогли «добыть», Степан Разин направился к Дербенту, где находился большой невольничий рынок и томились пленники. Уже издалека казаки увидели большой красивый город, мощными уступами возвышавшийся над неспокойным морем. Верхняя часть Дербента была укреплена высокой и прочной каменной стеной, простроенной много лет назад и недавно отремонтированной.

На рассвете солнечного дня легкие казачьи струги, тихо вынырнули из голубого тумана, лежавшего над самыми волнами, один за другим причалили к еще сонному берегу невдалеке от крепостных стен Дербента. Весеннее солнце, щедрое в этих краях, уже золотило верхушки редких деревьев, когда казаки начали бесшумную и неожиданную атаку на город. Не ожидавшая нападения городская стража, была стремительно смята и после непродолжительного беспорядочного боя кинулась бежать. Разинцы споро захватили основную часть города, скорым ходом докатившись до мощной цитадели. Здесь, перед почти неприступными каменными стенами, они остановились, как споткнулись. Разин, все время бывший впереди отряда, опасливо посмотрел вверх: на крепостной стене враждебно суетились вконец проснувшиеся персы, что-то лопоча на своем языке. Разин сразу смекнул, что без специальных штурмовых лестниц, которых у донцов не было, эту твердыню не взять. Поняв это, Степан дал сигнал к отходу.

В захваченной части Дербента разинцы прежде всего освободили русских невольников, томившихся здесь по многу лет. Слезы радости, крики благодарного восторга, проклятия в адрес прежних мучителей и обещания отомстить за полонные издевательства – все смешалось на площади Дербента. Бывшие пленники, а ныне свободные люди, подбирали оставленное убегающими и убитыми персами оружие и вступали в разинский отряд, с веселой суетливостью обмениваясь дружескими фразами со своими спасителями.

Отдохнув немного в городе, Степан с казаками на рассвете покинул Дербент. Впереди были новые города и крепости. И хлынула разинская ватага по западному побережью Каспийского моря, от Дербента к солнцеобильному Баку, уничтожая персидские силы противодействия, на время захватывая селения и освобождая там русских полонянников и захватывая трофеи.

К Баку подошли на рассвете, когда город не спал. Здесь Разин ограничился разорением посада и освобождением пленников-россиян, содержавшихся персами в окрестностях города. Сам город, хорошо укрепленный и готовый к отпору, Степан благоразумно не стал штурмовать.

Наутро следующего дня казачьи челны двинулись на южное побережье Каспия к городу Решту. Тут казаков ждали суровые испытания.

Слухи о стремительных набегах разинцев, прокатившиеся по извилистому побережью Хвалынского моря, быстро добежали до Решта. Здесь начальствовал умный, расторопный и весьма решительный наместник шаха Будан-хан. Скрупулезно поразмыслив над данными своей разведки, наместник шаха понял, что перед ним не обычная толпа бродяг, как считали казаков многие персидские военачальники, а сильное и боеспособное войско во главе с решительным, умным и находчивым вожаком. Именно с таких позиций оценил разинцев и опасность которую они несли Будан-хан, основательно подготовившись к предстоящему бою.

Степан Разин, не имея никаких вестей о том, какая встреча приготовлена ему в Реште, намеревался быстрым и неожиданным ударом захватить город, но к изумлению своему увидел перед Рештом готовое к бою персидское войско. Впереди на резвом коне необычного лилового цвета уверенно гарцевал разодетый в белое Будан-хан. Не успели удивленные казаки перестроиться в боевой порядок, как персы начали стремительную атаку. Она была сильной и напористой, казаки подались назад, потеряв несколько десятков своих товарищей, находившихся в передовой линии. Разин, сумевший быстро оценить силы противника, быстро собрал в кулак несколько сотен казаков и, выбрав удобный момент, контратаковал Будан-хана. Мощная эта атака опрокинула храбро сражавшихся персов, загнав их с потерями в город.

Кровопролитный бой затих… Солнце, поднявшееся к зениту, печально освещало тусклыми лучами печальную картину побоища. Всюду на мокрой каменистой земле в неестественных позах лежали окровавленные люди в казачьей и персидской одежде, стоны раненых неприятно резали слух живых и невредимых. Донцы ходили по полю, находили своих, бережно поднимали их за одежду и осторожно сносили в струги. Здесь раненым давали глоток живительного вина и наскоро перевязывали. Чуть в стороне от поля недавней битвы группа казаков с мрачными лицами саблями ковыряла неподатливую землю, собираясь предать земле погибших товарищей своих.

Заметно сутулясь, на пригорке стоял Разин, думая о чем-то тяжком и неприятном. Рядом, на шаг отступив, тяжело дыша притулились Сергей Кривой, Иван Черноярец и другие атаманы. все были откровенно удручены, ибо более четырех сотен казаков – и каких казаков! – пало в сражении. Каждый понимал, что если так и дальше пойдет, то оставшегося разинского войска едва хватит на два подобных сражения. Степану нужды были живые и здоровые казаки, ведь только с живыми можно было добыть славу и богатство. Атаман решил переменить тактику…

Вскоре из разинского стана к персидскому шаху направилось Степаново посольство. Несколько дней спустя с риском для жизни посланцы добрались до Исфахана и сумели добиться приема у первого министра шаха. Из дипломатических соображений преувеличивая собственную силу и мощь, разинцы уверенно заявили, что прибыли они от шести тысяч казаков, кои сейчас стоят на Хвалынском море в ожидании результатов их посольства.

– Мы и вправду являемся поданными его царского величества русского государя и царя Алексея Михайловича, но утомленные дурным и неправедным обращением, которое мы там претерпели, решились мы из своей страны с детьми, женами и имуществом, которое смогли увезти с собой, бежать. И вот мы нижайше просим его величество шаха персидского – пусть живет он вечно! – принять нас в свое подданство, – сказав это, глава посольства отступил в сторону…

– И где бы вы желали поселиться, казаки? – после минутного раздумья спросил разинцев первый министр шаха.

Его черные умные глаза иронически буравили главу посольства. Было видно, что министр прекрасно осведомлен о действительном числе разинской ватаги.

– Если будет на то воля шаха, то мы мечтаем поселиться на славной реке Ленкорани, что на благодатном побережье Хвалынского моря, – откликнулся атаман после некоторого размышления.

– О вашей просьбе будет доложено великому шаху, да продлит аллах его благословенные дни! – заключил встречу министр и, степенно поднявшись, неторопливо скрылся за темной портьерой, висевшей недалеко от кресла, на котором он сидел.

Казаков разместили в одном из просторных домов Исфахана, накормили, напоили и велели ждать шахского ответа. Казалось, все шло хорошо…

Ветры перемен дули в тех краях чаще, чем ветры постоянства… Это на собственной судьбе испытали разинские посланцы: перемены в их судьбе наступили вдруг с приходом в Исфахан людей от государя Московского Алексея Михайловича. Добившись аудиенции у шаха, глава царского посольства англичанин Томас Брейн подал грамоту, в которой государь русский призывал своего «брата» шаха не верить речам «воровских казаков и побивать их везде и смертию морить без пощады». Долго размышлял шах со своими министрами над сложившимся непростым положением, да так и не поверил Алексею Михайловичу, считал, что это он специально наслал на Персию безбожных казаков во главе с атаманом Стенькой. Государственный канцлер и первый советник шаха – «ихтимо довлет» – в секретной беседе с представителем армянской торговой кампании Григорием Лусиковым открыто признавался, что они в Персии считают, что «воровские казаки в шахову область войною ходят и разорения чинят с повеления царского величества». Верноподданный Лусиков осторожно пытался возразить, но «ихтимо довлет» решительно прервал:

– Ты потому так говоришь, что веры с ним одной и называешься царского величества подданным и во всем добра своему господину хочешь!

Лусиков скромно промолчал…

С другой стороны, шахское правительство было осведомлено о том, что персидская беднота вовсе не считает разинцев своими врагами, потому что казаки колотили их же угнетателей. Наблюдались случаи, когда беднота некоторых персидских селений переходила на сторону Степана Разина и сражалась против персидской элиты рука об руку с казаками. Все это весьма тревожило молодого шаха и его опытных советников, которые решили расправиться с воинственными пришельцами. Разинские посланцы были схвачены и брошены в темницу.

Долго не получая вестей от своего посольства, Степан в один из солнечных дней погрузил войско на струги и вышел в открытое море. Пройдя семьдесят верст вдоль извилистого берега, он высадился близь Ферабата, являвшегося главным городом провинции Мазендаран. Помятуя о катастрофической встрече с войском Будан-хана и не желая больше рисковать, Степан выслал вперед разведку, которая вернулась с неутешительными вестями: город прекрасно укреплен, гарнизон, судя по всему, силен и настроен весьма решительно. Разин собрал на своем струге ближайших сподвижников и о чем-то долго совещался с ними.

Тем временем солнце величаво поднялось к зениту, город проснулся, возбужденно и многоязыко гомоня. Казаки, освоившись с обстановкой, во главе с Разиным, подошли к городским воротам. С главной крепостной башни тревожно высунулся начальник стражи, вопросительно уставившись на стоявшего в смиренной позе Степана Разина с товарищами.

– Привет тебе, почтенный Ага-хан, – с полупоклоном начал Разин. – Мы просим впустить нас в славный город Ферабад торговать нашими товарами. У нас имеется много хороших товаров и торговля сия будет выгодна вам.

Подивившись прекрасному персидскому языку Степана Разина, начальник велел казакам подождать.

– Совещаются! – тихо обронил Степан своим спутникам, когда голова перса проворно исчезла в узком оконце башни. – Ну што ж, подождем!

Ждать пришлось недолго: ворота города со скрипом отворились, стража пропустила казаков в город. Разинцы, не спеша пройдя под сводами древних ворот Ферабада, направились к торговой площади. Начался бойкий торг.

Это была странная торговля. Казаки, словно малые и неразумные дети, за ничтожные по цене покупки, сущие безделицы, щедро платили полновесными золотыми дукатами. Персы насторожились, подозревая подвох. Но на лицах донцов была написана такая искренность и естественность, что подданные шаха вскорости успокоились, отнеся щедрость казаков за счет их фантастического обогащения за время похода по Каспийскому побережью. Жадность взяла верх над предосторожностью. Так продолжалось пять дней.

К вечеру пятого дня этой необычной торговли на струге Степана Разина собрались его ближайшие соратники. Атаман больше молчал, слушая собравшихся. Нетерпеливей всех вел себя энергичный Сережка Кривой.

– Што, атаман, – кричал он, махая руками, – долго ль ишшо будем потешать персюков, долго ль будем пущать по ветру нажитое кровью и жизнями дорогих товарищей наших? Надобно вдарить по басурманам и возвернуть все, что мы им спустили!

Степан иронически посмотрел на верного сподвижника и незлобиво сказал:

– Храбростью и отвагой Господь Бог наделил тебя щедро, друг мой Серега, а хитрости и смекалки пожалел на тебя создатель наш. Пойми, умная голова, надобно заманить персюков, крепко завоевать их к нам доверие, потом сторицей вернутся к тебе твои дукаты золотые! Но в одном ты прав – пора кончать игру! Завтра прихлопнем басурман. Начнете по моему знаку. А знаком тем будет момент, когда я поправлю шапку на голове. Вот так… – Разин быстрым движением сдвинул шапку и добавил: – А теперь сообщите об этом казакам.

Наутро снова закипел в Ферабаде странный торг, снова обогащались жадные до злата-серебра персы, не подозревая скорого конца. Когда азарт выгодного товарообмена достиг апогея, Разин демонстративно сдвинул шапку на бок своей волосатой головы, и тут же казаки, внимательно следившие за своим атаманом, обнажили сабли и бросились отбирать у персов свои дукаты. Закипел бой, зазвенели сабли, крики, вопли, плач повисли над мирным торжищем. В разгар сражения со стороны громадного невольничьего рынка раздались крики:

– Христос! Христос! Мы свои, помогите, братья!

– Наши полонянники! – возбужденно закричал Серега Кривой, обернувшись на крики.

– Точно! – подтвердил Степан. – Вперед, освободим своих братий, за мной!

И бой закипел с новой силой.

Вскоре пленники были освобождены, казаки набросали им кучу одежды, предлагая сменить лохмотья, в которых их обрядили персы.

Схватка затихла, и странная, гнетущая тишина повисла над еще недавно шумной торговой площадью…

На следующее утро Степан Разин двинул свой отряд на Астрабад – главный город одноименной провинции, лежавший в пятнадцати километрах от Астрабадского залива. В этом городе располагалась летняя резиденция шаха, куда прежде всего и заглянули казаки. Немногочисленная шахская охрана, не ожидавшая появления казаков, в страхе разбежалась, и разинцы, ничего не опасаясь, разгуливали по городу, добравшись до великолепного дворца, расположенного в середине города. Здесь хранилась богатая, изумительная по красоте коллекция китайского фарфора, а также резные чаши из сердолика, коралла, янтаря и прекрасная коллекция посуды из горного хрусталя. Многочисленные комнаты дворца были пусты, гулки и неприветливы. казаков поразил богатством огромный бассейн, расположенный в центре дворца и выложенный золотыми пластинами[59]59
  Иностранные известия о восстании Степана Разина. С. 177–178.


[Закрыть]. Привыкшие к простоте и бедности, казаки с удивлением рассматривали диковинные вещицы, которыми был богат дворец, совали, что можно, в переметные сумы, унося с собой на струги.

Степан не взял себе ничего…

Незаметно пролетело теплое лето. Небо, еще недавно чистое и радостно-голубое, покрылось мрачными свинцовыми тучами. Они тяжко приходили со стороны моря, принося холод и неприятный, пронизывающий дождь. Несколько раз казаки выходили в бурное море, совершая набеги на небольшие персидские селения и каждый раз возвращались с потерями на обжитое место.

В постоянной боевой суете прошла осень. Суровым и неприветливым сделалось зимнее море, грозные волны зло и неистово накатывались на притихший берег, швыряя на обкатанные водой прибрежные камни легкие казачьи струги, наровя раскрошить их об скалы. Частым гостем в эти дни стал ураганный ветер, приносивший дождь, быстро переходящий в снег. Наступила зима…

Разин прекратил движения по скалистому побережью и стал подыскивать надежное место для предстоящей зимовки. Тщательные поиски привели его на полуостров Миян-Кале, что притулился у моря недалеко от Ферабада. Степан с ближайшими соратниками неторопливо обошел его. Узкой песчаной полосой полуостров уходил на большую глубину в Каспий; короткий вояж по прибрежной полосе показал, что здесь в относительном изобилии водилась олени, кабаны, газели, вдосталь хватало пресной воды. Степану понравилось это место.

– Здесь и зазимуем! – удовлетворенно бросил он Сергею Кривому, стоявшему тут же.

– Укрепить ба энто место, атаман! – с тревогой в голосе откликнулся Сережка. – Ан персюки нагрянут, туго нам придется!

– Вестимо, надо! – думая о чем-то своем, протянул Степан. – Этим вскорости и займемся…

Два дня спустя разинский отряд быстро перекочевал на Миян-Кале, начались работы по сооружению укреплений будущего места зимовки. Первыми начали рыть тяжелый грунт пленные, потом в работу включились сами казаки. День и ночь, сменяя друг друга, вгрызались донцы в неподатливую почву, торопясь закрепиться на новом месте. Прежде всего был вырыт широкий и весьма глубокий ров, наметан вал, для прочности и труднопроходимости укрепленный деревьями и обложенный дерном. На возвышенных местах вала, где стояли специально сооруженные деревянные помосты, казаки поставили легкие пушки. Но завершить работы и полностью укрепиться на полуострове казакам не дали воины шаха. В один из серых ненастных дней персы крупными силами пехоты неожиданно напали на разинцев. Бросив лопаты и кирки, казаки взялись за сабли и пистолеты: разгорелся яростный бой. Он шел с переменным успехом, но персы, пользуясь своим численным преимуществом, сумели вытеснить казаков, в рядах которых появились раненые и убитые. Разин, внимательно следивший за схваткой, понял, что этих позиций ему не удержать, и велел не спеша отходить, а сам с несколькими десятками казаков стал прикрывать отступление. Донцы, отойдя в глубь полуострова на песчаную оконечность, отделенную от лесной части суши, закрепились и остановили натиск басурман. Наступило временное затишье, часто прерываемое неожиданными нападениями персов.

Снова закипела работа, снова застучали лопаты и заступы, снова на ровном месте взметнулся вал с глубоким рвом. Степан обошел укрепления, удовлетворенно улыбнулся: зимовать можно.

И потянулись дни зимовки в неприятном соседстве с персами, с которыми мало-помалу наладились взаимные связи: человеки все ж, хоть и басурмане! – да и никому не хотелось воевать в холодную и слякотную погоду… Разин предложил персидскому начальнику обменяться пленными, и тот быстро согласился. Скоро на полуострове, где недавно кипел кровопролитный бой, теперь под завыванье холодного ветра начался оживленный обмен пленными. Степан, имея у себя незначительное число персидских пленников, сумел в полную силу использовать свои дипломатические способности, склонив басурманского военачальника к согласию обменивать одного перса за троих казаков. Иногда снова вспыхивало злое поветрие боев, но казаки острыми саблями быстро остужали горячие головы персов, наглядно доказывая, что даже худые дни мира значительно привлекательней хороших войн. Еще более страшным и настырным врагом, чем персы, был для казаков нездоровый климат этой части полуострова, где в изобилии гнездились тяжкие болезни. Один за другим выбывали из строя казаки, заболевая непонятным недугом, и немало христианских душ унесли болезни в ту тяжкую зимовку…

Наконец тоскливые дни тягот и невзгод закончились, зимовка подошла к концу. С морских просторов благодатно дохнул долгожданный теплый ветерок. Солнце, редко выглядывавшее из своих поднебесных глубин зимой, ныне щедро дарило казаков своими живительными лучами. Набухли почки на деревьях, веселей застрекотали птицы. наступила весна.

Казаки бодро расправляли затекшие за зиму спины, сноровисто готовили струги к новым походам. Повеселел и Разин, почти всегда молчаливый и строгий. Ныне за хлопотами по подготовке к морскому походу донцы часто видели на суровом лице атамана подобие улыбки.

Прошло две недели, и разинская флотилия крепкобоких стругов вышла в море, двинувшись к восточному побережью. Здесь казаки пограбили богатства туркменской знати, заставив многих богатеев расстаться с золотом и драгоценными камнями. Повернув затем на запад, Разин остановился недалеко от Баку, на острове Свином, одном из небольших островов из группы Бакинских островков, лежавших к северу от неспокойного устья Куры. Десять долгих недель оставались здесь казаки, совершая молниеносные набеги на богатый и щедрый товарами Баку, Дербент и многочисленные окрестные селения. Здесь Степана настиг тяжкий удар: во время одного из сражений с войсками шаха погиб любимый товарищ, славный атаман Сережка Кривой. Разин мучительно переживал потерю друга и на долгое время отменил походы.

Наступило лето. Побережье Каспия огласилось криками птиц, пришло настоящее тепло. Лето принесло новые тревоги, ибо началось давно подготавливаемое наступление сильного персидского флота на поредевшую в боях разинскую флотилию. Персидский флот возглавил честолюбивый наместник шаха в тамошнем крае Мамеды-хан. В изнурительно жаркие дни июля 1668 года пятьдесят персидских кораблей, имея три с половиной тысячи солдат на борту, настигли разинцев. Взбодренный первой удачей, Мамеды-хан не сомневался, что окончательная победа будет за ним: единственно, чего он опасался – как бы Разин не уклонился от боя, испугавшись его грозной флотилии. Стремясь охватить все казачьи струги сразу в большой корабельный загон, хан велел соединить свои суда прочными цепями. Словно гигантская сеть, шли скованные цепями персидские корабли на, казалось, обреченные струги донцов. Шахские пехотинцы, сгрудившись у бортов, победно-язвительными криками осыпали молчаливых донцов, шедших в ловушку. Наступила решительная минута… И здесь Степан снова показал себя великолепным тактиком: определив по знакам флагманский корабль, он приказал сосредоточить на нем пушечный и ружейный огонь нескольких своих стругов. Счастье любит настойчивых; повезло и Степану: одно из казачьих ядер точно угодило в пороховой погреб флагмана. Мощный взрыв расколол чистое небо, черный дым и обломки корабля взметнулись ввысь, разрушенный остов корабля со страшным хлюпающим шумом уходил под воду. На кипящей поверхности воды плавали визжавшие от ужаса персы, барахтаясь в месиве бочек, изорванных парусов, поломанных весел, канатов и прочего корабельного хлама. Грозная паника мощной волной прокатилась по обреченным судам шахского наместника, его корабли один за другим уходили в пучину, куда их неудержимо влек взорванный разинцамии тяжеловесный флагман. Казаки, воспользовавшись паникой, кинулись к тонущим кораблям. Длинными шестами с тяжелыми ядрами на концах они сбивали снующих на палубах персов в воду, впрочем, те и без понуканий десятками, сотнями бросались в кипящее море, пытаясь хоть как-то спастись.

Прошло два часа, шум боя затих. Море полнилось обломками кораблей, еще недавно гордо-красивых, и различной корабельной оснасткой. Почти весь персидский флот погиб в сражении, лишь три быстроходных корабля сумели ускользнуть от казачьей погони. На одном из них, сутулясь, сидел рыдавший от горя Мамеды-хан…

Среди досок, бочек, веревок и парусов, в огромном количестве плавающих на поверхности неспокойного моря, Разин собрал в огромный круг свои ладьи и скупо благодарил своих сотоварищей за воинское умение и храбрость.

– Геройство ваше, братья, – крикнул атаман, – даст бог, будет воспето в песнях народных!

Как в воду глядел атаман: такая песня, и не одна, а целый цикл, вскоре появились:

 
Уж как по морю, по морю синему,
По синему морю Хвалынскому,
Туда плывет Сокол-корабль;
Тридцать лет корабль на якоре стаивал,
ко крутому берегу не причаливал,
И он желтого песку в глаза не видывал,
А бока-то сведены по-туриному,
А нос да корма по змеиному;
Атаман был на нем Стенька Разин сам,
Эсаулом был Илья Муромец;
А на Муромце кафтан рудожелтый цвет,
Как на синем море было на Хвалынском,
Что на славном было острове персидском,
Собирались казаки добры молодцы;
Они думушку гадали все великую,
Думу крепкую гадали заединую:
Вот кому из нас, ребятушки, атаманом быть?
Да кому из нас, ребятушки, эсаулом слыть?
Атаманом быть – Степану Тимофеевичу,
Эсаулом быть Василию Никитичу
Атаман речь возговорит, как в трубу трубит,
Эсаул-то речь возговорит, как в свирель играет:
Не пора ли нам, ребятушки, с синя моря
Что на матушку на Волгу, на быстру реку?
 

Несмотря на внушительную победу в морском бою, разинцы не имели достаточно сил, чтобы сразиться с новым противником, и атаман, поразмыслив с верными соратниками, принял решение немедленно уходить с острова Свиного.

Перед казаками было два пути возвращения на тихий Дон. Первый – обратно через Волгу, как шли сюда, но здесь разинцев поджидали воеводские стрельцы. Второй путь – по реке Куме, где продолжали действовать отряды голытьбы. После долгих споров на кругу было решено идти Волгой, в Астрахань, где Разин надеялся получить «государеву милостивую грамоту», прощавшую ему и его казакам «вины их».

В конце июля, когда вовсю продолжали лиховать зной и жара, казаки покинули надоевший им остров Свиной, где остались родные могилы, и смело ринулись в бурные воды Каспия. Через десять дней, просоленные морской водой и ветрами разинские струги с изможденными от изнурительной гребли и отсутствия пресной воды казаками показались невдалеке от Астрахани, незаметно и тихо вошли в устье Волги Басаргу, где располагался учуг, принадлежавший преосвященному Иосифу, митрополиту Астраханскому. Казаки прошлись по хозяйству духовного владыки края, дивясь его обширности. Митрополичий учуг – крупное рыболовецкое хозяйство – состоял из городка-стана и собственно учуга – прочного деревянного забора, поставленного старательными мастеровыми митрополита поперек русла реки, имевшего ловушку для рыбы. Стан был огражден крепким забором и охранялся митрополичьими слугами. Увидев казаков, они сочли за благо убраться восвояси, оставив все донцам. Один из слуг, малый саженного роста с огромными ручищами и заросший бородой, вышел навстречу казакам. Степан, не желая обижать детину, затеял с ним разговор. Тот рассказал, что учуг этот некогда принадлежал государю и назывался Басаргинским, но в 1645 г. перед своей кончиной царь Михаил Федорович, отец нынешнего государя Алексея Михайловича, пожаловал учуг астраханскому архиепископу, вскоре ставшему митрополитом. Иосиф, получавший большой доход с учуга, добился от государя освобождения его от пошлин и получил право держать здесь три сотни работников. Когда в Москве состоялся знаменитый церковный суд над бывшим всесильным патриархом Никоном, преосвященный владыка Иосиф уехал туда, рассчитывая вернуться вскорости назад. Но обстоятельства сложились так, что митрополит задержался в первопрестольной, испытывая некоторое затруднение в роскошном питании, к которому успел привыкнуть, находясь на посту митрополита. Вот тогда-то учуг астраханский в очередной раз сослужил ему добрую службу: верные слуги преосвященного владыки прислали ему с нарочными «лукошко икры зернистой пуда в четыре, пять сот вязиги, кадушечку тешек междукостных, провесных белужных спинок двадцать пять да осетровых спинок двадцать пять же…» Митрополит весьма дорожил Басаргинским учугом, берег его от посторонних глаз и вторжений, и вот эти «посторонние», которых так боялся преосвященный Иосиф, пожаловали на учуг.

Выслушав рассказ бородатого детины, Степан сказал, что чинить разорение учуга владыки они не будут, но возьмут для собственного пропитания немного икры, рыбы и вязиги. «Еще нам надобны снасти рыболовные и багры на случае, ежели придется самим ловить рыбу! И за все это, чтоб не было гнева митрополичьего, мы заплатим полновесными золотыми дукатами, окладами и утварью церковной. Эй, братья, тащите дары владыке митрополиту!» Проворные атаманы-молодцы принесли и бросили к ногам бородатого малого дорогую церковную утварь, иконы в серебряных окладах. От себя Степан добавил несколько золотых монет:

– Вот, бери для своего господина! – широким жестом окинул Разин груду богатств.

Детина умолк, не зная, что предпринять. Разинцы, запасшись рыбными продуктами, ушли, оставив в удивлении и растерянности слугу Иосифа.