Текст книги "Эпоха Пятизонья"

– Нет, что вы! – воскликнул Амтант. – Как можно?! Только вам!

– Молодец! Ценю! Ну, и где он, этот буфет? – Хамзя оглядел развалины, лежащие в тени обгорелых стен.

– Да вот где-то здесь, – Амтант, поднимая пыль и волоча за собой лианы, рыскал по камням, высекая искры. – Сейчас найдем… Куда он денется… Была же здесь дыра… была…

Старший сержант в развалины лазить брезговал. Он, уперев руки в бока, наблюдал издали за Амтантом.

– Ищи, ищи, – говорил он, – если найдешь, я тебе, так и быть, дам выпить пару глотков водки. Сам понимаешь, рядовым не положено. Ну, а колбаса вся моя, и консервы мои. Эх, надо капитану отстегнуть, а там еще, не дай бог, «жабаки» подтянутся. Самому не хватит.

– Да мы понимаем… – все больше заикаясь, отвечал Амтант. – Здесь много чего.

– Ты губу-то не раскатывай! – оборвал его Хамзя. – Сказано, два глотка, значит, два глотка.

– Неужто мы без понятия? – стал оправдываться Амтант. – Неужто мы субординацию потеряли?

– Вот это ты молодец, вот это правильно… – поучал его старший сержант Хамзя. – Старший командир, он для тебя отец, друг и брат.

– Я же всей душой… Я ж не спорю… два глотка, так два глотка… где же этот?.. – Амтант шарил по развалинам, ища, разумеется, не пресловутый буфет, а Костю.

– Нашел?

– Да нет еще…

Несомненно, он вот-вот готов был потерять чувство самообладания. Костя понял: еще мгновение и Амтант с криком: «Спасайся!» побежит в сторону города, где у него не было ни единого шанса выжить. Старший сержант Хамзя его, конечно же, подстрелит, и этого нельзя было допустить. Костя привстал. Амтант его заметил и замер, словно наступил на мину-лягушку.

– Ну что, нашел?! – окликнул его старший сержант Хамзя.

Амтант, изображая полного идиота, заторможено повернулся на окрик и односложно ответил:

– Ага… – и даже забыл закрыть большегубый рот.

– Погоди! Я сам! – старший сержант Хамзя, высоко задирая ноги, брезгливо полез в развалины, совсем как человек, боясь запачкаться в пыли.

Все это время Костя шептал Амтанту:

– Отцепи «пермендюр», отцепи!

Но на Амтанта словно нашел столбняк. Он только смотрел на Костю и глупо улыбался. Костя все понял и зашипел:

– Прячься!

Серега Гнездилов сразу же куда-то исчез, испарился, будто его и не было. Верка дернулась, но почему-то осталась на месте, во все глаза глядя на Костю. Кошка Дуська, сидя на плече у Кости, приготовилась орать благим матом.

– Погоди… не доставай! – командовал старший сержант Хамзя. – Я сам, а то подавишь… испортишь хорошие вещи… там колбаса, наверное… изюм… я изюм люблю… а лучше семечки. Здесь, на Земле, чудные семечки. Я один раз ел. Я тебя тоже угощу, ты не думай, я не жадный, – наставительно говорил старший сержант, выбирая, куда бы ступить.

Вмятина в доспехах у него чуть ниже живота походила на деформированную крышку от унитаза. Из-за этого Хамзя подволакивал левую ногу, но не терял достоинства старшего сержанта.

Костя со своим дробовиком модели АА-24 почувствовал себя против него примерно так, как индеец с луком против кремневых ружей. Завалю, если только очень и очень повезет, подумал он.

Первым, кого увидел старший сержант Хамзя, была кошка Дуся, точнее, ее глаза. Они светились в темноте, как два зеленых прожектора. Хамзя, конечно же, видел земных кошек, но не знал свойств их глаз. Он так и замер с поднятой ногой, приняв зеленый свет за нечто опасное. Это дало возможность Косте переместиться на шаг влево, и тут кошка Дуся выгнулась, запыхтела, напряглась и завыла диким голосом на всю вселенную. Она в свою очередь никогда не видела «богомолов», и ее ужасу не было предела. В довершение ко всему она выпустила когти и вцепилась в плечо Кости со всей кошачьей дури. Даже хваленый комбинезон не выдержал ее когтей. Костя от боли дернулся, словно ему в плечо впилась змея, и первый выстрел, направленный в икру Хамзе, пришелся мимо.

Вот то, чего я все время опасался, пронеслось в голове у Кости, пока он передергивал затвор.

Старший сержант Хамзя, как опытный боец, начал уходить с линии стрельбы, одновременно направляя в сторону зеленых кошачьих глаз «пермендюр», но ни переступить через Костю, ни тем более выстрелить он просто не успел – сказывалась травма низа живота. «Бах!!!» Страшная боль пронзила его. Опорная нога лишилась мышцы из симбонановолокон. Он стал заваливаться на бок, все еще стараясь поймать в прицел фосфоресцирующие глаза кошки Дуси и почему-то думая, что провалился в яму. Однако от грохота выстрелов Дуська возьми и сигани в развалины. Верка бросилась следом. И это было хорошо, потому что она не видела, как добили старшего сержанта Хамзю. И хотя он принадлежал к расе «механоидов» и, стало быть, не обладал душой, но картина смерти даже «механоида» не предназначалась для слабой девичьей души. Впрочем, если бы не Амтант, Костя не справился бы с Хамзей. Самое большее, на что он мог рассчитывать – это обездвижить его. К счастью, в ближнем бою «богомол» оказался совершенно беспомощным, как мамонт против толпы троглодитов, которые побеждали копьем и умением.

Костя успел выстрелить еще один раз, целясь в другую ногу, но стальные щитки, прикрывающие голень, уберегли мышцы от картечи, и Хамзя, стоя на колене, взял упреждение и выстрелил, причем из обоих стволов сразу. Если бы Костя никогда не имел бы дело с «богомолами», то он наверняка погиб бы, но он просто упал вперед, и два огнедышащих шара пронеслись над ним, как бомбы из жерла вулкана, врезались в развалины и подняли столб дыма и пепла. И следующего залпа в упор он тоже избежал, откатившись в сторону, хотя у него заложило уши, а в голове зазвонили колокола. А потом вдруг наступила гробовая тишина. Костя, не глядя, вскинул дробовик, выстрелил в упор два раза и увидел, что старший сержант Хамзя стоит на одном колене, безвольно опустив руки и покачиваясь, а из его груди вырывается столб пламени. Может, это и была его душа, вместе с которой выгорала биоэлектронная начинка, Тут только Костя сообразил, что своим спасением обязан Амтанту, который держал «пермендюр», все еще направленным на старшего сержанта Хамзю. Ствол «пермендюра» курился, а физиономия у Амтанта была самая что ни на есть счастливая. Отвел он душу – расправился одним махом с ненавистным сержантом.

– Молодец! – крикнул Костя. – Здорово ты его, очень-очень здорово! И очень ко времени! Больше не стреляй, не надо, побереги… – он не успел договорить.

Старший сержант Хамзя, от которого остался один металлический каркас, рухнул лицом вперед, как колосс острова Пасхи, едва не придавив Костю.

Во все стороны полетела пыль и мелкие камни.

– Отцепляй «пермендюр»! – приказал Костя, не дожидаясь, когда над телом старшего сержанта опадет пламя и рассеется пыль.

Больше всего он боялся, что на звуки выстрелов и столб пыли сбегутся «богомолы», «жабаки» «нитридо-платиноиды» и «протеиновые матриксы». Воюй после этого с толпой.

Амтант пришел в себя:

– Хозяин…

– Что? – спросил Костя, возясь с «пермендюром» старшего сержанта Хамзя.

– Простите меня…

Откуда-то вынырнул Серега Гнездилов и с восхищением произнес:

– Здорово ты его!

– Это не я, – громко, как глухой, ответил Костя. – Это Амтант… – и подмигнул ему.

Амтант понял, что его простили, и расплылся в улыбке.

– Твой знакомый, что ли?

– Ну, в общем… Друг, можно сказать…

– Да… хозяин, – подтвердил Амтант, с лица которого еще не сошла счастливая улыбка.

– Хороший друг! – восхитился Серега Гнездилов, оглядывая Амтанта с ног до головы. – Хотел бы я иметь такого друга. Но все равно я бы так не смог! – добавил он, отцепляя «пермендюр» с правой руки сержанта Хамзя. – Это ж надо – завалить такую машину! Это ж надо! – твердил он на все лады, возясь с тугими ремнями.

Костя оглядел неподвижную тушу Хамзя. Действительно, повезло нам несказанно.

* * *

Закона подлости еще никто не отменял. Не успел они отцепить «пермендюры», как затряслась земля.

– Вера!.. – в ужасе крикнул Костя.

– Я здесь!

Верка вынырнула из развалин, прижимая к груди кошку. Перепачканная, взъерошенная, но счастливая. Глаза ее горели голубым огнем, а распущенная коса развевалась словно боевое знамя.

– Пулей беги к Тайницким воротам!

Костя боялся лишний раз взглянуть на нее, чтобы не изменить решение.

– Зачем?! Я не могу! – она в знак протеста перекинула косу со спины на грудь. – Я останусь здесь!

– Я тебе говорю, беги к отцу, и уходите домой!

– А ты?..

– Что я? – Костя мельком взглянул на «тарелку».

Ему показалось, что она словно бы парила над землей: то ли свет под ней сделался ярче, то ли она действительно приготовилась взлетать. Он снова посмотрел на Верку.

– Ты… ты… ты… – она не знала, как сформулировать мысль, – ты пойдешь с нами?..

Господи! – подумал он, я еще не знаю! Но мысль остаться в семнадцатом веке взбудоражила его воображение. Это ж сколько всего можно там накрутить, скорректировать историю, чтобы в России потом лучше жилось, технологий всяческих напридумывать, оружие, электричество завести, флот построить, обогнать в развитии весь белый свет, царю-батюшке помочь. Но одновременно ему в голову пришла другая мысль: этот же самый царь-батюшка посадит тебя на кол как колдуна и чернокнижника, и все дела. У него аж мороз по коже пробежал от такой провидческой мысли. Будешь ты там, как белая ворона, и врагов у тебя будет немерено, и не поможет тебе никакой «анцитаур». Может, он в семнадцатом веке вообще работать не будет? Единственный огромный плюс – Верка Лопухина. Но долго ли я в нее еще буду влюблен, неизвестно. Поставят на конюшню за лошадьми ухаживать, вот все достижения.

– Я не знаю! – крикнул он. – Видишь, какая заваруха! Беги!

– Еще чего! – воскликнула она, глядя на него во все глаза.

Черт! Может, это и есть то, чего я искал всю жизнь? – подумал он, не зная еще, что он точно так же прав, как и неправ, что все в жизни равнозначно, если отнестись беспристрастно, что миром правит случай, а не воля, потому что воля тоже относительна.

Топот приближался. Вот-вот должны были показаться быстрые на ногу «богомолы».

– Беги! Кому сказал! – он едва не кинулся к ней, чтобы прогнать силой.

– Никуда я не побегу! – топнула она ногой в лапте.

– Ладно! – Костя махнул рукой. – Тогда спрячься где-нибудь подальше и не высовывайся!

Верка радостно подскочила к нему, чмокнула в щеку и кинулась куда-то в темноту. Кошка Дуська напоследок жалобно мяукнула: «Мяу-у-у…» Впечатлений о «третьем мире» ей хватило на всю оставшуюся жизнь.

– Серега! – Костя показал Гнездилову налево. – Береги заряды! Помни, что основная цель – «тарелка»!

Сам же побежал направо, где лучи света вырывались из-за угла, как корона Солнца из-за Луны.

– А мне что делать? – спросил Амтант так, словно его обделили вниманием, и он готов был обидеться.

– А ты в центре! – приказал Костя на бегу. – Да сядь ты в конце концов или даже ложись, а то такая мишень, убью сразу же.

«Пермендюр» был тяжелым, как чугунная батарея. Но Костя на одном адреналине дотащил его до угловой стены и, заслонившись от света рукой, выглянул из-за ней. В который раз он пожалел, что лишился экзокомбеза «титан». Сейчас бы опустил фильтры и спокойно выбрал, куда стрелять, подумал он.

Большеротые «жабаки» еще не сообразили, что произошло, и поэтому действовали не очень расторопно. Трое в балахонах голубого цвета приближались к тому месту, где сидел Костя, двое чуть левее как раз выходили под выстрел Амтанта. За ними, как телеграфные столбы, маячили «богомолы». Без команды они не желали делать и шага. «Жабаки» тащили вполне земное оружие: автоматы модели АК.

Ладно, подумал Костя, он вдруг обрел спокойствие и уверенность, сейчас мы поговорим на понятном вам языке. Он решил беречь заряды, да и, честно говоря, не успел бы привести «пермендюр» в боевое положение, поэтому первые залпы очередью дал из дробовика АА-24, хотя это было глупо: три выстрела в цель, а остальные в белый свет, как в копеечку. Однако три «жабака» в балахонах голубого света, попавшие под его картечь, не добежали до асфальтовой дорожки, засыпанный битыми кирпичами и известковым мусором. Один из них словно споткнулся на бегу и упал ничком, второй закрутился, как юла, и исчез из поля зрения среди камней. Третий рухнул, как подкошенный, и уставился в ночное небо, словно увидел там что-то необычное.

Наступила странная тишина. Должно быть, там, у «блюдца», соображали, что произошло: то ли «богомолы» восстали, то ли горожане взбунтовались. На помощь «жабакам» уже спешили «фракталы» со своими «дронами», вновь ставшими невидимыми, а где-то повыше мелькали «протеиновые матриксы», нервно выпуская из лап ветвистые разряды молний. В воздухе запахло грозой.

Ну все, понял Костя, сейчас или никогда.

– Стреляйте! Стреляйте по «тарелке»!

Он схватил тяжеленный «пермендюр», крякнув от натуги, положил его на стену, откинул шторку индикатора количества зарядов и совместил ее с раструбом на конце ствола. Там, в прицеле, находилась злополучная «тарелка», из-за которой заварился весь этот сыр-бор, из-за которой погиб Захарыч, Софринская особая бригада оперативного назначения, Кремль и, похоже – вся Россия. С этими мыслями он нажал на гашетку.

«Бах-х-х!» – «пермендюр» выплюнул белесый, как снежный ком, шар, который потащил за собой кольца белого дыма. Костя смотрел, как зачарованный. Уже над ним визжали пули, уже такие же белые шары тянулись в его сторону, уже голубые молнии, словно корона, вспыхивали все ближе и ближе. А он все смотрел и смотрел туда, где от его выстрела зависела, быть может, судьбы всей России. Левее тоже кто-то выстрелил, но неумело – так, что белесый шар взорвался, коснувшись земли где-то между «тарелкой» и «богомолами». В воздух, как от двухсотмиллиметрового снаряда, со страшным грохотом взметнулся столб земли и пыли. На какое-то мгновение все остальные звуки пропали. Потом миниатюрный гриб осел, расстелился над землей, и стало слышно, как кричат раненые «богомолы» и «жабаки».

Куда конкретно метил Костя, он и сам не понял. «Тарелка» была такой необъятной, такой огромной, как стадион, что грех было промахнуться. Только на маковке, где сияла и горела рубка в виде серпа, подобно солнцу вспыхнула маленькая темная точка, но ничего конкретного не произошло, то есть не взорвалось, не загорелось, не ухнуло, как до этого ухнул снаряд «пермендюра».

Что заставило Костю подхватить тяжеленный «пермендюр» и дернуть вправо, к развалинам Сената, он и сам не понял. Должно быть, отчаяние, или «анцитаур» постарался.

Спустя мгновение там, где он сидел, выросло облако дыма и пепла, а бухнуло так, что уши заложило еще сильнее, и он подумал, что соотношение сил не в их пользу, что зря он влез в эту авантюру с самого начал и что это конец. Забьют, как мамонтов, подумал он на бегу.

Эпилог. Пат в два хода

Кто-то шустро обогнал его – только дым завертелся кольцами. Мелькнули стальная нога и рука с зажатым в нем «пермендюром».

– Амтант! – что есть силы заорал Костя.

– Да, хозяин…

Из дыма вынырнуло испуганное лицо «богомола». Костя без сил плюхнулся на камень. Одно плечо оттягивал дробовик АА-24, другое – «пермендюр». На боку висел единственный запасной диск. Позади рвалось и гремело: «богомолы» добивали их позиции.

– Где Серега?

– Кажись… – Амтант испуганно оглянулся, словно был в чем-то виноват. – Побежал в Тайницкий сад.

– А ты куда?

– А я за вами… хозяин, – Амтант посмотрел на него преданно и нежно, как смотрит нянька на нерадивое дитя.

Не понравилось это Косте. Хотел он возразить, что он вовсе не хозяин, да не ко времени было выяснять отношения.

– Вот что я думаю! – закричал Костя, стараясь перекричать звуки взрывов. – Сейчас мы ее обежим и ударим со стороны Арсенала.

Амтант что-то хотел возразить, да не успел: из дыма и пыли, пошатываясь, выскочил Серега Гнездилов. Тяжеленный «пермендюр» заставлял его крениться, будто он тащил ведро с раствором. Из правого уха у Сереги текла кровь.

– Да ты ранен? – закричал Костя и потянулся к аптечке.

– Да какая это рана?! – закричал в ответ Гнездилов, размазывая кровь по щеке. – Скорее, контужен.

– На хоть! – Костя сунул ему клочок ваты и флакон с зеленкой и тут же отвлекся: в разрывах дыма мелькнул кто-то. Когда же он повернулся и снова посмотрел на Гнездилова, тот был весь зеленым с ног до головы и с блаженной улыбкой на губах продолжал мазаться, словно в этом заключался смысл жизни. Белыми остались лишь ресницы и макушка на голове.

– Хозяин!

Но недаром Костя целился в развалины Военной школы: оттуда вынырнул «протеиновый матрикс», то бишь гребнистый «песиголовец». Они выстрелили одновременно. Запахло озоном. Костя попал «протеиновому матриксу» в крыло, а тот в свою очередь запустил ветвистую молнию прямиком в Амтанта, благо он оказался самым высоким. «Бах-х-х! Бах-х-х! Бах-х-х!..» – Костя разделал «протеинового матрикса» под орех: в одну сторону отлетели блестящая кираса, в другую – набедренники и крылья.

Амтант наклонился, как журавль над колодцем и потряс головой:

– Левая полуось моста сгорела. Сейчас… заменю…

Пришлось Косте отстреливаться теперь уже из «пермендюра», тратить драгоценные заряды на банальную перестрелку. В ответ из дыма периодически вылетали белесые шары, но ни один из них не достиг своей цели. Амтант стоял, как парализованный. Через целую минуту он произнес загробным голосом:

– Действую… действую… действую! Можно бежать!

Костя с облегчением вскочил, и они понеслись дальше, пересекая развалины Сената поперек. Если Костя и Серега делали три здоровенных шага, то Амтант – один маленький, поэтому он каждый раз останавливался, поджидая их.

– Сейчас ударим со стороны Арсенала! – прокричал Костя.

– А? Что ты сказал? – переспросил контуженный Гнездилов.

– Хорошо бы! – радостно согласился Амтант. – Только… только… только это ничего не даст!

– Почему? – Костя даже притормозил от удивления и, споткнувшись о глыбу кирпичей, сцементированные раствором, едва не упал. Перспектива свалиться еще раз в какую-нибудь трещину пугала его больше всего.

Гнездилов с удовольствием бухнулся рядом и снова стал мазаться зеленкой. Пришлось Косте отобрать ее у него.

– С детства люблю запах зеленки, – признался Гнездилов. – Чуть ли не пил ее, мать по шее давала. Поэтому у нас зеленки никогда не было. А йод мне не идет. Пробовал, но не идет, не тот букет.

Костя посмотрел на него и засмеялся. Гнездилов засмеялся минутой позже. Даже Амтант хихикнул, хотя, конечно, ничего не понял из услышанного, потому что был из другой культуры.

Стало тише. Взрывы прекратились. Должно быть, «жабаки» и прочие обитатели «тарелки» «захватили» развалины Военной школы.

– А вояки из них аховые, – высказался Гнездилов.

Костя с тревогой подумал, что Верка с кошкой наверняка убежала к Тайницким воротам. Хорошо бы так, а если не убежала? Нет, Верка не дура, она сообразит. Она шустрая. Да и кошка Дуська не даст ей наделать глупостей.

Амтант вдруг поведал кающимся голосом:

– «Тарелка», как я слышал, защищена магнитным полем.

– Как ты сказал?! – воскликнул Костя.

– Защищена магнитным полем…

– А что ж ты раньше молчал?!

– Так кто ж знал… что мы будем пулять по «тарелке»? Я думал, по «жабакам» и по «протеиновым матриксам».

Хотел Костя выругаться, да не смог. Сам виноват, подумал он, полез, не разобравшись, как Софринская бригада, как генерал Берлинский, который сунул меня на убой.

– Единственное слабое место – вход в «тарелку», – сообщил Амтант все тем же кающимся голосом.

Несомненно, он понимал свою вину, но от этого было не легче.

– Куда? – Костя едва не уронил «пермендюр» в какую-то темную расщелину, но в последний момент ухватил его за ремешок. Сердце у него екнуло. Он с трудом вытянул тяжеленный «пермендюр» и сразу устал, словно тащил трактор из болота.

– Ну туда, откуда они выходят, – упавшим голосом пояснил Амтант.

– Отлично, сейчас туда и врежем! – обрадовался Костя, выпрямляясь.

Пот катил по нему градом. Колени предательски тряслись. Поясница разламывалась, но Костя не обращал внимания на такие мелочи.

– По «тарелке» стрелять бесполезно. Они ее уже отремонтировали, – стал рассказывать Амтант. – Они ж когда упали, то стали запрашивать помощь, я так думаю, и солдат, то бишь нас поднапрягли. У меня большие подозрения, что «жабаки» нас с собой не возьмут.

– Почему? – спросил Костя, скатываясь с крутых развалин в темный Сенатский сквер, где от деревьев остались одни косые пеньки. И хотя сквер тоже был завален камнями разной величины, передвигаться стало не в пример легче.

Он выдохся окончательно, и силы у него были на исходе. Попросить же Амтанта помочь он считал ниже своего достоинства. Вот и тащил тяжеленный «пермендюр», как каторжник цепь с ядром. Серега был не в счет. Его мотало, как пламя свечи на сквозняке. Но, к чести своей, «пермендюр» из рук он не выпустил, а нес его нежно, словно родного ребенка.

Амтант шагнул следом и сказал:

– А зачем мы им нужны? Так и будем здесь шляться, пока энергия не кончится. Нас никто не будет искать.

– Где «здесь»? – спросил Костя, словно из житейского интереса, его уже била дрожь от досады на самого себя.

– В вашем двадцать втором веке.

– Как?.. – Костя от изумления сел на ближайший камень. – У тебя больше никаких новостей про запас нет? – ехидным голосом спросил он.

– Нет… хозяин… – совсем уже по-идиотски ответил Амтант.

Костя едва его не пожалел. Ему окончательно поплохело. Вот что я упустил! – стукнул он себя по лбу. Это ж надо было так опростоволоситься. Ведь ясно же, что есть еще одно время, раз «они» шлялись по семнадцатому веку, как у себя дома. Получается, что «жабаки» большие мастера по этой части – шастать туда-сюда, куда заблагорассудится. Как я раньше не сообразил! Правда, что мне это дало бы? Он вспомнил все события последний трех дней. Они были настолько непредсказуемыми, настолько случайными, что предугадать их было невозможно, за исключением только того факта, что его – Костю – преднамеренно водили за нос. Значит, чего-то опасались? А чего? Ответа у него не было, кроме самого фантастического предположения, что конкретно его – Константина Сабурова – «они» боялись и не пущали дальше двадцать первого века. Предположение было таким зыбким, что Костя вначале даже в него не поверил. Весь предыдущий опыт жизни говорил ему, что герой из него аховый, что так в жизни не бывает, ну разве только что из-за «анцитаура»? Сейчас и проверим это, подумал он, не веря самому себе.

Гнездилов пробормотал:

– А я тебе давно хотел сказать, что мы не у себя дома. Я давно подозревал, что нас куда-то не туда затащили.

– «Третий мир» – это и есть двадцать второй век, – будничным голосом сообщил Амтант. – Так что если подорвем «тарелку», то быть может, что-то изменится.

Ага, тупо подумал Костя. В голове у него творился маленький бардак. Так вот что случится в двадцать втором веке – Третья мировая. Костя покосился на Амтанта, понимает ли он, что здесь вообще происходит? Но Амтант был как никогда серьезен и готов к действию, как и положено «механоиду» и солдату. Костя даже позавидовал его выдержке и готовности действовать в любой ситуации. Все равно не верю, подумал Костя. Стало быть, в двадцать втором веке Москвы не существует, поэтому «жабаки» и спрятали в нем «тарелку», хотя на самом деле она упала в двадцать первом веке и фактически будет уходить через него же. А если не уйдут, если «они» здесь навечно застрянут?! Ведь может быть такой вариант? Может. Вдруг им здесь понравится? Значит, в нашем, двадцать первом веке будет вечный бардак, и Москве конец. И России тоже. Конкуренты, почувствовав слабость, навалятся со всех сторон. Ладно, подумал он, не будем забивать голову. Наше дело маленькое. Сейчас разбабахаем «тарелку», и будь что будет. Ведь если мы ее разбабахаем здесь, в будущем, то в настоящем, двадцать первом веке все встанет на свои места. Вот генерал Берлинский обрадуется, двинет свои бригады. А моим именем назовут улицу на окраине. Эта горестная мысль не покидала его давным-давно, и он ждал, когда же фортуна изменит ему. Ведь не может все время везти, думал он. Не может, даже если внутри тебя сидит «анцитаур».

Хватит нюни распускать, решил он и скомандовал:

– Проверить оружие!

– У меня полный комплект, – бодро сказал Гнездилов, и Костя, глянув на него, снова едва не рассмеялся.

Серега было похож на привидение: поперек лица шла широкая зеленая полоса, мочки носа, как и уши, и подбородок, и лоб тоже были зелеными.

– У меня девять зарядов, – доложил Амтант.

– И семь у меня, – сказал Костя, – не считая дробовика.

Арсенал был темен и мрачен. Сюда не попади лучи от «тарелки», и Костя впервые осознал, какая она огромная.

– Делаем так. Я иду первым. Сережа, за мной. Амтант – замыкающим. Больше пригибайся, чтобы тебя не заметили.

– Ага… – сказал Амтант, испуганно озираясь – над его головой в черное небо, как комета, пронесся белесый шар, выпущенный из «пермендюра».

– Если там кто-то есть, зачищаем, – Костя подумал о «жабаке» который ел человеческую ногу. – Будем надеяться, что никого нет, – добавил он. – А потом по команде бьем исключительно по днищу «тарелки». После первого залпа быстро меняем позицию. Вопросы есть? Вопросов нет. Побежали!

Теперь, когда дело приближалось к концу, он чувствовал некоторое облегчение, и «пермендюр» уже не казался таким тяжеленным. Его мучила только одна мысль, как там Верка с отцом, сумеют ли уйти через Тайницкую башню?

Они пересекли Сенатский сквер и очутились в Арсенале. Амтанту для этого понадобилось сделать один шаг, всего лишь больше обычного.

Развалины были пусты. Те комнаты, которые уцелели, носили следы проживания. Должно быть, здесь у них была кухня, с омерзением думал Костя, расшвыривая подозрительного вида подносы. Ему не хотелось думать, что бурые следы на них – это человеческая кровь.

Серега Гнездилов выбрал себе комнату, где было много столов и стульев. Амтант, который, разумеется, не мог поместиться ни в одной из уцелевших помещений, пристроился там, где некогда была Кремлевская стена, и подал голос:

– Я готов, хозяин.

– Внимание! Первый выстрел пристрелочный. Смотрим, куда попали. Потом два одиночных, и меняем позицию. На всякий пожарный оставить по одному выстрелу про запас.

Со стороны Арсенала, который находился в тени, «тарелка» была видна прекрасно. Прекрасно был виден и Тайницкий сад, вернее, то, что от него осталось: корявые стволы деревьев и заросли кустов.

«Бах-х-х!»

Гнездилов, который не умел стрелять из «пермендюра», отправил два первых шара куда-то в ночное небо, точнее, он-то метился в низ «тарелки», но белые шары скользнули поверху, рядом с рубкой. Костя попал в цель – туда, откуда появлялись «жабаки», «фракталы», «протеиновые матриксы» и «нитридо-платиноиды», все, как один в образе майора Базлова. Амтант тоже попал – аккурат в верхнюю треть входа.

«Бах-х-х! Бах-х-х!..»

Костя не стал рассматривать результаты своих усилий. Единственное, что он заметил – огни, которые сияли, как миллионы ламп, сделались слабее. Он перебежал вправо, через две комнаты, в которых не было потолка, замер в третьей, где над головой жалобно скрипела одинокая балка. Под скрип этой балки он положил «пермендюр» на подоконник и, прицелившись, выстрелил еще два раза: «Бах-х-х! Бах-х-х!..» Слева, похоже, из Сенатского сквера и справа из района Троицкой башни ударило дуплетом: «Бах-х-х! Бах-х-х!..»

«Тарелка» вовсе погасла. Ивановская и Соборная площади погрузились во тьму, словно «тарелка» испустила дух. Военная хитрость, подумал Костя. Не может быть. Не верю. Не победили еще! И понесся прочь, помня о скрипящей балке над головой и о том, что сейчас враги ударят по Арсеналу из всего, что у них есть под рукой, и начнется свистопляска. Не может быть, чтобы не ударили, думал он, перемещаясь еще правее и ежесекундно ожидая урагана взрывов и шквала осколков, и едва не угодил под массивное тело Амтанта, который в свою очередь двигался по-пластунски влево.

«Хрясь!» Ему показалось, что у него сломалась нога. В последний момент Амтант с легкостью перенес массивное тело через Костю.

– Ай!.. Хозяин! – Амтант отбросил «пермендюра» и всплеснул железными руками с присосками. – О, Боже! Что я наделал! Что я наделал!.. Как же так? Как же так? Какой я неловкий! Неужто сломали ногу?

– Спокойно, – сказал Костя и, помогая себе руками, принялся вытаскивать ногу, которая застряла между двумя острыми камнями.

Боли почему-то не было. Была пустота в голове. Потом возникла лихорадочная мысль о том, что делать дальше? Неужели все пропало? Вот она, та мелочь, которой я все время боялся и которая разрушит все наши планы. А ведь мы почти выиграли.

– Сейчас, сейчас, хозяин… – твердил Амтант, ползая вокруг него, и разгребая кирпичную крошку.

Нога по-прежнему не болела. Так бывает при очень сильном ударе, подумал Костя, когда в первый момент немеет тело. Он ждал боли, а она все не приходило, и вдруг он почувствовал, что может шевелить пальцами и даже голенью.

Амтант вытащил его ногу и с нежность хирурга стал хлопотать над ней.

– Подожди… – Костя сел и понял, в чем дело.

Удар как таковой был, просто Амтант вдавил его ногу в щель между камнями. В данном случае его уберег комбинезон из эластичной, как паутина, ткани.

Через мгновение Костя уже стоял на своих двоих.

– Вы чего здесь делаете?! – удивленно воскликнул появившийся Серега Гнездилов. – Там эти… как их делегация…

– Какая еще делегация? – изумился Костя, быстро приходя в себя.

– Парламентеры. Мира просят.

– Мира? Ха! Пойдем посмотрим. А ты сиди здесь, – приказал он Амтанту, – будешь прикрывать нас, если что.

– Есть прикрывать, если что, – ответил Амтант и схватил свой «пермендюр».

Костя, прихрамывая, подошел к краю развалин и выглянул. Светало. Небо из темно-синего бархата, стало ультрамариновым. Тарелка уже не была залита огнями, как прежде, только множество светлячков двигалось вокруг нее. Амтант с шумно вздохнул:

– Ты ведь не предашь меня, хозяин?

– С чего бы это? – спросил Костя.

– Ну… если они захотят забрать меня с собой?

– Твоя воля, с кем хочешь, с тем и оставайся.

– Я хочу с тобой, хозяин.

– Не называй меня так. Какой я тебе хозяин?

– Я больше не буду.

– Следи за нами внимательно. Если я махну рукой, бей одиночными по «тарелке», пока заряды не кончатся. Понял?

– Понял.

– Пошли!

Снизу кричали натужно:

– Не стреляйте, мы хотим поговорить.

Костя и Гнездилов спустились в Сенатский сквер.

– Пусть подойдет один! – крикнул Костя, держа «пермендюр» на уровне бедра. Руку он положил на гашетку.

От роя светлячков отделился один и неуверенно поплыл к ним. Когда он оказался рядом, Костя и Серега увидели, что это «жабак» в пурпурном балахоне.

– Дайте нам уйти, – попросил он, глядя почему-то туда, где прятался Амтант.

Ага, сообразил Костя, они знают, что нас трое.