Текст книги "Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея"

9 июля. Суббота. Прилежные занятия утром. Окончил описание входа и подготовил биографию за октябрь 1696 г. Написал письмо Елагину. После чаю с Котиком и Миней ездили на лодке довольно далеко вверх. Вечером газеты. Досадно, что в них ни слова о похоронах С. И. Смирнова²⁰⁴.

10 июля. Воскресенье. Ездили к Щукиным, приславшим за нами лошадей. Кучерами были пленные австрийцы-поляки. У Щукина их пять человек, русских рабочих нет. Испытали вновь старинное русское радушие и хлебосольство. На эту поездку и ушел весь день. К Богоявленским в их отсутствие приехала Кузина.

11 июля. Понедельник. Пасмурная, довольно прохладная погода – «сиверко». Окрестные пейзажи напоминают что-то, изображавшееся под этим названием на передвижных выставках. К нам заезжали Т. В. Щукина с родными по пути на пароход. Они отправились уже в Москву. Затем я прошелся одиноко за Кораново по любимым моим местам. Газеты вечером принесли известие о целом ряде перемен в министерстве. Сазонов ушел в отставку, Штюрмер садится на его место, на место Штюрмера – Хвостов, на место Хвостова Макаров²⁰⁵. Это второй опыт с Хвостовым, на этот раз дядей – в Министерстве внутренних дел²⁰⁶, но прекратятся ли от этого «хвосты», стоящие в городах у лавок с продовольствием, обувью и прочим – неизвестно. Чем вызваны перемены – мы, далеко стоящие, совсем не знаем и потому от суждения воздержимся. Как и в прошлом году, совет министров в Ставке повлек за собою отставки.

12 июля. Вторник. Всю ночь лил дождь. Днем облачно и мельчайший дождь – водяная пыль. Вследствие отсутствия солнца в моей комнате темновато, и утомляются глаза. Работал до 3 часов. Немного затем гулял, но читать ничего из-за темноты не мог.

13 июля. Среда. Биография Петра доведена до 4 ноября 1696 г. Работал до 3 час. День вначале серый, но затем солнце. У нас за чаем Кузина, С. К. и Маня [Богоявленские]. После чаю ходил в Болоново. Вечером газеты: записка о польском вопросе²⁰⁷. Ясно, что поляки, когда мы побеждали, стояли за нас, а когда нас побеждали – были против нас.

14 июля. Четверг. Писал о постройке кораблей кумпанствами²⁰⁸, и для самого становилось ясным многое неясное прежде. Работал до 3 часов. Купались с Богоявленскими. После чаю с Л[изой] и Миней плавали в лодке до Пирогова при ясной погоде, любуясь красотой и ширью Волги. Вернувшись домой, нашел изобильную корреспонденцию: от Липухи, от Маргариты, от Рождественского из Архива МИД и повестку о каком-то таинственном заказном письме. Письмо Рождественского касалось С. К. [Богоявленского]. В Архиве почему-то думают, что он куда-то уехал, и поэтому через меня сообщают ему о предложении директора Архива быть представителем МИД при ликвидации какого-то немецкого завода в Москве. Он написал ответ, и, чтобы скорее его отправить, мы с ним в 11-м часу быстро съездили на лодке в Песочное – туда и обратно в 25 минут.

На пристани матрос Гаврило сообщил известие о взятии города Эрдзинджана, что предвиделось и по газетам, т. к. наши войска были от него уже в 15 верстах²⁰⁹.

15 июля. Пятница. День пасмурный и очень холодный, но без дождя. Вечером всего 7–8°. Это в середине июля. Продолжал писать о кумпанствах. После чаю прогулка в Мартюнино, Дроздово, Яковлево в компании с С. К. [Богоявленским], Л[изой], Кузиной и мальчиками Юрой и Миней. Маня оставалась дома из-за внезапной болезни младшего сына, у которого сильный жар. Разговор о предполагаемых типах средней школы. Я стоял за проект Шварца: а) реальные училища, Ь) классические гимназии, с) новоязычные гимназии и затем d) самые разнообразные профессиональные школы²¹⁰. Вечером прибытие первого позднего самолетского парохода в 91/₂ вечера. В газетах указ о начале занятий в Академиях – 16 августа – и о приемных экзаменах с 1 по 15 августа.

16 июля. Суббота. Когда видишь, как постарели другие, которых знал в юности – видишь свое отражение; и сам так же постарел, однако этого не ощущаешь, и все кажешься себе тем же, что и в 30 и в 20 лет. Есть что-то в нас само себе адекватное, неизменяемое в течение всей жизни. Сегодня исполнился ровно год, как я стал вести эти записи, не пропустив ни одного дня. Работал с особым рвением с 10 час. до 5-го часа и кончил кумпанства. Это тема для особого исследования. Гуляли с С. К. [Богоявленским], Кузиной и Юриком в Болоново. Юрик был очень мил, когда самым серьезным тоном сказал: «Папа едет в Москву; если он не вернется – мне придется перевозить семью».

17 июля. Воскресенье. Проводили С. К. [Богоявленского] в Москву с 12-тичасовым пароходом. Я работал до 5-го часу и довел биографию до 9 декабря 1696 г. Ходили после чаю с Кузиной и Юриком в Лучинское берегом и оттуда лесом. Вечером газеты с важнейшими известиями о прорыве в направлении от Луцка и о занятии Брод²¹¹. Это уже не очень далеко от Львова.

18 июля. Понедельник. Работал очень долго, до пятого часа. Принялся за новые документы о Великом посольстве 1697 года²¹² и 1696-й год закончил. После чаю с Кузиной и Юриком гуляли в Глинино и Панино и вернулись через Остров, разговаривали о духовной Академии, о русской интеллигентщине, о старинной архитектуре и живописи. Вечером новые известия о широком прорыве Брусилова.

Нет ничего прочного на земле. Самому полному счастью грозит несчастие быть потерянным.

19 июля. Вторник. Начиная с воскресенья все время сильнейший ветер юго-западный и западный и по ночам дожди, а сегодня весь день налетали темные тучи, выливались шумным, сильным дождем и проносились, уступая место яркому солнцу. Утром во время прогулки я был застигнут таким налетом дождя и основательно вымочен. Найдя новые документы в Памятниках дипломатических сношений²¹³, переделывал описание декабря 1696 г. в биографии. Работал много до 5 часов. После небольшая прогулка с Л[изой], Миней и Кузиной. Вечером были у Богоявленских, вспоминали 19 июля 1914 г. Два года войны!

20 июля. Среда. День Ильи-Пророка, настоящее лето уже прошло. Дождь, ветер, мрачно. Все это очень благоприятствовало работе над Петром. Занят был подготовкой января и февраля 1697 г. Уехала Кузина с 12-часовым пароходом, я ее также провожал. Получил письма от епископа Сергия с приложением письма С. Д. Самариной о времяпрепровождении А. Д. Самарина и от Ф. М. Россейкина с предложением написать некролог С. И. Смирнова или характеристику его как ученого. Первое мне здесь, вдали от Посада сделать трудно. Второе надо принять. Заставляли Котика писать и переписывать прошение в Университет; написал с кляксами.

21 июля. Четверг. Весь день очень пасмурно, без единого солнечного луча. Утомляются глаза при таком освещении за работой. После обеда гуляли с Л [изой] и М [иней] по направлению к Острову и два раза были застигнуты небольшим, правда, дождем. Миня раскапризничался, что не попал на 4-часовой пароход. Вечером газеты.

22 июля. Пятница. Погода из рук вон плохая. Весь день дождь. Из-за Волги надвигались громадные, темные свинцовые тучи, которыми я любовался, двигаясь по нашей береговой дорожке. Работал с 9 до 3 час. дня. Писал январь и февраль 1697 г. Получил письмо от Ив. Вас. Попова с грустным рассказом о последних днях С. И. Смирнова и с просьбой написать Платонову, чтобы походатайствовал о пенсии его семье. У Богоявленских больны Юрик и Миня, повышенная температура, и оба лежат. С 7 час. вечера полил непрерывный равномерный дождь, и так всю ночь на 23-е.

23 июля. Суббота. Весь день лил дождь, мерный, монотонный. Ни единого просвета. Я работал до чаю с большой энергией, а затем двигался по береговой дорожке под зонтом. Миня с своим приятелем Колей, не обращая внимания на дождь, правда очень мелкий, заняты были сооружением мола на берегу.

Люди в очень зрелых годах остаются теми же, какими приходилось знать их на школьной скамье. Со времени нашего ученья в гимназии я невысоко ставил нравственный уровень В. Маклакова (бывшего классом моложе меня). Это был мальчик, желавший во что бы ни стало себя показать, заставить говорить о себе, обратить на себя внимание, но всегда себе на уме. В Университете он был коноводом на сходках во время историй, но его родитель, профессор, вхожий к тогдашнему генерал-губернатору В. А. Долгорукову, всегда выручал его, и истории кончались для В. Маклакова благополучно, тогда как соблазненных им юношей высылали в Вологду и Вятку. Не забуду, как раз на студенческом концерте в Благородном собрании этот демагог, стоя за колоннами, выкрикивал: «Марсельезу, Марсельезу!» – тогда этот республиканский гимн воспрещался, это было еще до Франко-Русского союза²¹⁴ – и затем, выкрикнув, приседал, чтобы спрятаться. Я поэтому не удивился, прочтя в газетах письмо председателя Губернской земской управы Грузинова о махинациях почтенного кадетского оратора перед губернатором, чтобы получить для своего имения пленных, когда их не может получить и земская управа²¹⁵.

24 июля. Воскресенье. Серый, прохладный день; небо затянуто облаками, но без дождя. Писал до 3¹/₂ час. Затем написал два письма: Платонову и Ив. Вас. Попову. Кажется, с делом капитана Фрайета, расстрелянного немцами за то, что, командуя коммерческим судном, потопил их подводную лодку, взаимная ярость достигла кульминационного пункта²¹⁶.

25 июля. Понедельник. Серый день, небо опять затянуто облаками, не пропускающими ни одного солнечного луча. Я работал до 31/₂ очень пристально. Затем прошлись с Л [изой] до Острова и обратно. Вечером газеты. День мелькает за днем, не видишь, как летит время. Жизнь уже прожита, а все еще в голову иногда лезут какие-то воздушные замки.

26 июля. Вторник. Впервые после долгого перерыва нам улыбнулось солнце, хотя все же день не обошелся без дождя. Мы с Миней в 11 час. намеревались ехать в Песочное на почту, но отложили поездку из-за дождя, оказавшегося, впрочем, небольшим. Поэтому и ограничились встречей парохода на пристани. Биографию довел до 23 февраля 1697 до заговора Цыклера. Сделаю антракт для чтения книги Веселовского²¹⁷, которую уже начал. После чаю ездили на лодке с Л [изой] и Миней. Солнечно, но черная туча на востоке. Письмо от Туницкого, тоже с просьбой написать Платонову о С. И. Смирнове, что я уже и сделал.

27 июля. Среда. Утром ездили с Миней на лодке в Песочное за жалованьем. Там сегодня праздник, фабрика не работает и молебен. Припомнили, что и в прошлом году мы туда попали в этот же день. Читал Веселовского. От моей темноватой кельи очень утомлены глаза.

28 июля. Четверг. В ночь на 28 разверзлись все хляби небесные, и всю ночь шел сильный, ровный дождь. Днем порывистый холодный северо-восточный ветер, приносивший тучи, обильно разражавшиеся дождем и градом, а в перерывах между этими налетами туч сияло солнце. Нельзя было выйти и на 10 минут из дома, чтобы не попасть под дождь. Продолжал чтение Веселовского, с досадой, что оно отрывает меня от моей работы. И во II томе он то же, что и в первом.

Из-за мелочей нет представления о главном, из-за деревьев не видно леса. Умеет изображать только приказное делопроизводство и не способен на более широкий размах. Нет полета мысли, копается в скрепах и справах. Нет логической последовательности. Изложение отрывисто, бессвязно, последующее не вытекает из предшествующего. Частые обрывы со словами: «Об этом буду говорить ниже», так что пишет спотыкаясь.

29 июля. Пятница. День опять солнечный, но с дождями. Лето из рук вон мокрое. Скошенная трава везде вокруг лежит и мокнет. Для ржи тоже плохо, и жать еще не начинали. Но зато для овса – благодать, и он здесь повсюду прекрасный. Прочел 5 листов Веселовского, все более убеждаясь в том, что он не способен к конструкции книги. Его книга – это комментарии к трем томам Актов писцового дела²¹⁸; не Акты – приложение к книге, а книга – комментарий к Актам. Написал епископу Сергию. После чаю гулял по берегу, а затем через лес по густейшей и мокрой траве к Позделинскому. Великолепный старый лес совершенно в диком состоянии. Оценил значение высоких сапог. С фронта благоприятные известия из Галиции, наши войска приближаются к Станиславову²¹⁹ и, вероятно, не в далеком будущем возьмут Львов²²⁰. Турки немного бьют нас в Персии. Куропаткин назначен ген. – губернатором в Туркестан, где объявлено военное положение – должно быть, там не совсем спокойно²²¹. Главнокомандование Куропаткина на Северном фронте – не вплело лавров в его венок.

30 июля. Суббота. Я не записывал ничего с 30 июля по 3 августа включительно, потому что до такой степени устали глаза, что решил дать им отдых на 4 дня, и в эти дни ничего не читал и не писал. Теперь (записываю это 4 августа утром) восстановлю события за дни отдыха. 30-го приехал С. К. Богоявленский и привез с собой Н. В. Рождественского, достопочтенного актуария ОИДР. Я читал утром Веселовского.

31 июля. Воскресенье. Утром предложил С. К. [Богоявленскому] и Рождественскому совершить прогулку, и мы отправились через Глинино, Панино и Остров. Было ясное утро, но на дороге нас все-таки захватил дождь; я был основательно вымочен. Вечером пили чай у Богоявленских.

1 августа. Понедельник. Утром в церкви за обедней и потом на водосвятии на реке. Миня очень хорошо стоял в церкви, молился и затем шел в крестном ходу. Говорил мне, что ему хотелось бы прислуживать в алтаре, как другие мальчики. Затем мы с ним занимались рубкой деревьев, загораживающих свет в наши окна. Для отдыха состязались в шахматы с Н. В. [Рождественским] и С. К. [Богоявленским] весь вечер. Отчаянный дождь.

2 августа. Вторник. Ходили с Н. В. [Рождественским] и С. К. [Богоявленским] утром в Кораново к сапожнику, который, однако, отказал нам в просьбе взять нашу обувь в починку, т. к. прекращает производство. Мы были просителями, а он гордо отказывал. Опять среди дня страшный дождь. Вечером Н. В. [Рождественский] и Богоявленские у нас. Опять играли в шахматы. Письмо от Д. Н. Егорова.

3 августа. Среда. Я перебрался в более светлую комнату. Среди дня – шахматы. Вечером проводили Н. В. [Рождественского]. Миня в большом удовольствии, что был на десятичасовом пароходе.

4 августа. Четверг. Возобновил «утренние занятия». Читал Веселовского с тем же впечатлением. После обеда меня соблазнили идти за грибами. Мы нашли их немного. День хмурый, но без дождя – это большая редкость. Итак, у нас май – морозный, июнь и июль дождливые.

5 августа. Пятница. Утро дождливое. До обеда и некоторое время после читал Веселовского. Затем отправились с Л[изой] и Миней в Рыбинск на пароходе «Михаил Федорович». Миня робко подошел к капитану и попросил позволения войти на рубку и был в восторге, что ему пришлось плыть на рубке лучшего парохода. Возвращались на кашинском пароходе, и Миня опять подходил к рупорам, говорил в них команду «Вперед, до полного», «Назад самый тихий» и т. д., совершенно увлекаясь и изображая из себя капитана.

6 августа. Суббота. Утро за книгой Веселовского. Отвечал на письмо Егорова и на полученную сегодня же открытку от Елагина с просьбой разрешить печатание 1-ой части учебника. Гуляли с Л [изой] и Миней в Болоново. Миня на прогулке много шалил, дурачился и кривлялся. Это оттого, конечно, что ничем не был занят. С детьми прогулки надо устраивать совершенно иначе, вроде того, как я устраивал с Липушатами экспедиции на лодке в Нодендале²²². Надо бы и в нашем случае предпринимать какие-либо экспедиции с раскладкой костра, например, вообще с какой-нибудь игрой. Но на это надо время, внимание и силы.

7 августа. Воскресенье. День пасмурный, небо как-то сонливо затянуто ровной завесой облаков, но без дождя – впрочем, несколько капель все же упало. Я кончил чтение книги Веселовского. Заключительная глава, которая должна бы, подводя итоги, давать резюме, вкратце излагать всю книгу – образец неясности. Вечером газеты. На фронте пока без перемен. Австрийцы сильно обороняются на Золотой Липе²²³. Турки имеют успех в Персии.

8 августа. Понедельник. Составил план рецензии на книгу Веселовского²²⁴, а затем вернулся к Петру; переход на другие рельсы был не из легких, и работа шла небыстро. Получен ряд неприятных известий в газетах: Персия, как я и догадывался, оказалась в руках турок²²⁵, ворвавшихся туда большими силами. Почему великий князь Н[иколай] Николаевич] их туда пустил – неизвестно²²⁶. Не могу судить, но кажется, что это ошибка. В Галиции наше наступление остановлено значительными свежими силами немцев, пришедших на помощь разбитым австриякам²²⁷. Маргарита в письме сообщила известия о страшно высоких ценах в Москве и, что еще хуже, об отсутствии многих продуктов. Тоже перспектива невеселая. Ну, хорошо, что у нас деревня сыта, и в ней, кроме сахару, которого нигде нет, ни в чем не чувствуется недостатка, а деревня ведь это ⁹/₁₀ нашей страны. Как-нибудь потерпим. День ясный и очень жаркий с сильным восточным ветром. После чаю мы с С. К. [Богоявленским] и Юриком предприняли прогулку, хотели идти далеко, но у Коранова были застигнуты тучами, вернулись к церкви, переждали там грозу и небольшой дождь, и затем ходили в Болоново. Много говорили о книге Веселовского. Вечер закончили шахматами у С. К. [Богоявленского].

Умер, как я узнал из газет, Иван Алексеевич Лебедев, мой учитель географии и истории в 5-й гимназии, один из самых любимых моих учителей. Он преподавал географию начиная с I класса, и помню, с каким интересом я слушал его объяснения. Мне казалось тогда, что он сам бывал во всех тех странах, о которых рассказывал. С III класса он начал давать уроки истории. В IV классе его уроки прервались; он заболел чем-то очень опасным, у нас тогда говорили, что скоротечной чахоткой, и должен был отправиться в Крым. Его заменил у нас С. И. Анцыферов, бывший потом директором департамента Министерства народного просвещения. Иван Алексеевич вернулся, поправившись, и я его слушал в VI, VII и VIII классах. Он умер на 71 году.

9 августа. Вторник. Утром гроза и дождь. В середине дня опять гроза, без дождя. Вечером сильная гроза и сильнейший ливень. Утро я за работой над Петром, опять вошел в свою колею. Писал о заговоре Цыклера. Известия из Галиции неясны, а с Кавказа или точнее из Персии – неприятны.

10 августа. Среда. Все утро дождливая погода, но все же довольно тепло. Работал над биографией, продолжал заговор Цыклера. После чаю гулял по берегу в одиночестве.

11 августа. Четверг. Утро ясное, но прохладное. Много желтого листа, чувствуется осень. Плавали утром на лодке в Песочное на почту и за провиантом. Затем писал биографию. Часов в 5 была гроза и дождь.

12 августа. Пятница. Ясный день без дождя, с разлитою в воздухе осенней бодрящей, но наводящей грустное чувство свежестью. Мы стали очень рано вставать и наслаждаться ясными утрами. Я долго гулял в парке, любуясь солнечными лучами, проникающими через густую, но во многих местах уже пожелтевшую листву. Много затем работал. Вечером дважды ходил к хозяйке имения уплатить остающиеся деньги, но оба раза не застал. Газеты с известием об отставке Волжина²²⁸. Письмо от Егорова с энергичным требованием скорейшей присылки рецензии на Веселовского.

13 августа. Суббота. Утро очень ясное, опять с каким-то осенним оттенком. Я сделал прогулку дольше, чем обыкновенно. Окончил заговор Цыклера; не раз отрывали меня от работы. После обеда С. К. [Богоявленский] предложил в последний раз прогуляться, и мы отправились на Остров скопировать надписи на трех могильных плитах XVI и XVII вв., которые мы прочли еще в прошлом году. Читать их в нынешнем было труднее, т. к. плиты очень поросли мхом, и мы должны были их расчищать. Надписи эти следующие: I – «Лета 7125 [1617] августа в 18 день на память свтых мученик Фрола и Лавра преставися князь Микитина княж Еналеевича Унбошева … а во iноцех схiмнiца Елена»; III – «Лета 7177 [1669] июля в 24 дн на память свтых страстотерпцев русских князей дву братов Бориса i Глеба во святом крещении нареченных Романа и Давыда преставися раб Бжий Борис Козмiч Берсенев пожiв от рожденiя своего 54 года». Князья Умбошевы – это помещики из татар, испомещенных при Грозном в Романовском уезде.

Мы вернулись домой через деревни Панино и Глинино. Началась сильнейшая гроза, и весь вечер лил дождь.

14 августа. Воскресенье. С утра небо очень хмурое. Я успел сделать небольшую прогулку по берегу, и затем полил дождь, сильный и непрерывный, продолжавшийся до поздней ночи. Я упорнейшим образом работал до вечернего чаю. Писал о последних приготовлениях Великого посольства. Наступила такая темнота, что дальше ничего делать было нельзя. В газетах известия о нашем успехе на Кавказе²²⁹ и мало вестей с Балканского фронта, теперь, мне кажется, главнейшего. На нем, должно быть, и следует ожидать развязки, если Болгария будет разбита, а Турция отрезана от Германии.

15 августа. Понедельник. Работал с большим усердием до 4 ч. дня, описывая окончательные сборы посольства. Уехал в Москву С. К. [Богоявленский]. Мы с Л[изой] и Миней ходили, проводив его, гулять по направлению к Острову. Вечером у нас было странное происшествие: пришли две бабы продавать масло и кур, торговались битых два часа сначала на террасе, а потом в кухне, поднимая при этом необычайный крик. Вот они «бабы-торговки», о которых писал Петр Великий, предписывая сенаторам вести себя пристойно, не подражая им²³⁰. Я получил очень милое и любезное письмо от С. Ф. Платонова с исполнением просьбы о семье Смирнова.

16 августа. Вторник. Окончил описание сборов посольства, до 9 марта 1697 г. Затем читал отзывы о диссертациях С. И. Смирнова²³¹ и думал о нем. К вечеру распространилось известие о том, что Румыния объявила войну Австрии²³². Это радостный признак близкого конца войны. Болгария теперь окажется между двух огней, а Турция будет отрезана от Германии и скоро сдастся. Выступление Румынии с ее маленькой армией – капля, но капля, которая переполняет чашу.

17 августа. Среда. Известие о Румынии оказалось верным. Мы утром ездили в Песочное и взяли там газеты с этою приятною вестью. Должно быть, это – начало конца этого кошмара, который давит всех вот уже два года слишком. Начал писать статью о С. И. Смирнове²³³, но работа как-то шла вяло.

18 августа. Четверг. День с утра пасмурный и дождливый; но затем ясный, совсем безоблачный и по-осеннему свежий. Уехали Богоявленские. Проводив их, я сделал большую прогулку в Погорелки и Болоново по любимым местам с нестеровскими пейзажами. Писал сегодня о С. И. Смирнове, а после обеда подготовлял материалы для биографии Петра за март 1697 г. В газетах отклики на румынское выступление. С нетерпением ждешь дальнейших событий.

19 августа. Пятница. Думать о своем прекращении неестественно, ждать его тяжело, но прекращаться естественно и легко. Писал о Сергее Ивановиче [Смирнове]. Дивное ясное осеннее утро. После чаю катались на лодке. Вокруг наступила необыкновенная тишина. Осень.

20 августа. Суббота. Окончил статью о С. И. [Смирнове] вчерне. Часов с 11 утра пошел дождь, сначала небольшой, затем сильнее и лил непрерывно весь день. На реке свирепствовала прямо настоящая буря. Сегодня в ночь уехали отсюда еще наши соседи Русиновы, а днем также обитатели двух дач по левую сторону дороги. Шашково совершенно опустело. Осень, осень! Вследствие бури через реку не переезжали, и мы остались без известий. Окончив воспоминания о С. И. [Смирнове], я с жадностью принялся опять за биографию Петра и работал до тех пор, пока это позволяла опустившаяся с 5 часов темнота. МысЛ[изой] и М[иней] гуляли затем, несмотря на дождь, в парке и порядком промокли. Вечером затоплена была печка, и за столом с моей старой лампой было очень уютно. Почитав Мине из «80 000 верст под водой» Жюля Верна, что он слушает с большим вниманием, я читал затем очень интересную книгу Скворцова «Археология и топография Москвы»²³⁴.

21 августа. Воскресенье. Всю ночь лил монотонный сильный дождь. Некоторый антракт был часа на три утром, затем опять полилось, и так на весь день. Мы очень мало выходили. Я подготовлял биографию и довел до 8 апреля 1697 г. Вечером письма и газеты. Отрадные известия о румынских успехах. Наши войска перешли через Дунай и идут по Добрудже – знакомые места²³⁵. Который раз уже нам приходится переходить через Дунай! Но генерал Саррайль что-то совсем не движется²³⁶. Неужели у него не хватает сил? Значение встречи его с русскими войсками понятно и для нас, невоенных людей.

22 августа. Понедельник. Дождя хотя и нет, но который уже день не видим солнца! Небо покрыто тучами, по временам летит мельчайшая водяная пыль из облаков. Очень холодно. Я много работал – до 4-х. Затем часа два гуляли по берегу. У нас началась укладка вещей, сборы в Москву. Вечером за столом с лампой у топящейся печи. Миня с большой охотой слушает Жюля Верна. Затем газеты с известиями о Греции²³⁷.

23 августа. Вторник. Холодно, на дворе 6°. Успел сделать очень мало, так как утром ездили с Миней в Песочное на лодке для устройства денежных дел на почте. Поднялся сильный противный ветер, я мог грести против течения с большим трудом, несмотря на очень небольшой груз в лодке. Мы пристали, не доехав до Песочного – пристани, и ходили туда пешком. После обеда Миня меня отрывал от работы, прося идти с ним встречать пароходы. Вечером мы с ним были у владелицы Шашкова М. В. Флинт, чтобы расплатиться. Она сказала, что поступила на Курсы на медицинский факультет. Вечер, как обычно, в столовой за газетами, очень мало давшими. Письмо от Платонова с удивлением, что ходатайства от Академии о пенсии семье С. И. Смирнова в Синоде еще нет. Странная медленность!

24 августа. Среда. У нас сборы в Москву и укладка. Я, впрочем, продолжал утром работать и довел биографию до 19 марта 1697 г. Подсчитав, я увидел, что за лето написано более дести²³⁸ бумаги. Немало. После обеда делали прощальные прогулки в Кораново и затем по берегу. Вечер за газетами. Предстоящий переезд действует на меня крайне неприятно; является какое-то волнение, мысль о том, что пароход опоздает и т. д. Итак, прощай Шашково, прощай, тихое деревенское уединение и работа без помехи!

25 августа. Четверг. Утро у нас прошло в сборах в путь. В даче полнейший разгром. Напоследок погода нам улыбнулась; великолепный солнечный день. Удалось немного подвигаться по моей любимой береговой дорожке и в последний раз (до какого времени? а может, и совсем в последний, все возможно!) полюбоваться Волгой. В 2 ч. дня мы были уже на пристани; но пришлось подождать парохода до 31/₂ ч. Миня в последний раз исполнял принятые им на себя добровольно и все лето замечательно аккуратно выполнявшиеся обязанности отдавания чалки при отходе парохода. В 6-м часу мы были уже в Рыбинске. Началась скучная история с наймом ломового, перевозкой багажа и т. д. Затем железная дорога, билеты, носильщики, багажи и пр.

26 августа. Пятница. Утром мы в Москве с большим опозданием и с досадным обстоятельством: багаж не пришел с тем же поездом. Ночь все-таки бессонная, делать ничего не мог. Прежде вся деятельность в день переезда и состояла в разгрузке; сегодня и этого не было. Москва поразила меня своим плохим видом: пыль, перегруженные трамваи, «хвосты» у лавок, публика, еще более плохо одетая, чем раньше. Сделал непременный визит «Русским ведомостям» для перемены адреса. Вообще день пропавший. Но с войны добрые вести. Близко падение Галича. Англичане и французы медленно, но верно и неуклонно продвигаются вперед²³⁹. Только на Балканах какая-то заминка! У себя на столе я нашел несколько книг: диссертацию М. В. Клочкова о Павле I²⁴⁰ и две книги Яковлева, обе незаконченные: «Приказ сбора ратных людей» и «Засечная черта»²⁴¹. Первая производит – на первый, впрочем, самый поверхностный взгляд – впечатление чего-то очень сырого. Посмотрим. Все же русская история не стоит на месте. Пишу заметки за эти два дня 25 и 26-ое в Москве, 26-го вечером около 10 ч. Лиза уехала на вокзал выручать вещи, Миня спит у меня на диване полураздетый и прикрытый за неприбытием одеял старым дедушкиным халатом.

27 августа. Суббота. Утро прошло бесполезно, в разгрузке вещей. После обеда – визит в «Русское слово» для перевода газеты. Грустное впечатление производит Москва. Летом ремонта домов не было; все как-то потемнело, облезло, облупилось, обломалось, загрязнилось; все стало какое-то драное. Неприятно. Вечером оставался с Миней, читали. Так день – без всяких научных занятий. Забыл, впрочем, записать пренеприятный визит утром Е. И. Стратонова, опять лезущего с проектом держать магистерский экзамен, с которым он приходил ко мне года два тому назад. Ему теперь 44 года. Я решительно отказался руководить им и убеждал его бросить это дело, т. к. начинать его слишком поздно.

28 августа. Воскресенье. Утром ясная погода. Прогулка с большим наслаждением, и с грустью читал «введение» к магистерской диссертации С. И. Смирнова «Духовный отец в древней восточной церкви». Очень ясно и стройно написано. В первом часу пришел А. П. Басистов. Вечером мы с Л[изой] были у Богоявленских, где были Холи, Кузина, Д. Н. Егоров.

Разговоры о войне, об историческом журнале, о поползновениях С. Б. Веселовского на докторскую степень etc.

29 августа. Понедельник. Утром я отправился в участок, чтобы добыть карточки на сахар, выдаваемые полицией; но участок оказался закрыт по случаю праздника. Был затем на почте, отправлял ректору Академии [епископу Волоколамскому Феодору (Поздеевскому)] темы для семестровых сочинений. Проходя мимо церкви Успения на Могильцах, зашел туда и простоял всю обедню, восхищаясь красотою православной литургии. В первом часу ко мне приехал доцент Академии Н. В. Лысогорский и обедал у нас. Он получил уже степень доктора и все еще остается в доцентах, поэтому он и приезжал; но средств у меня помочь ему почти нет, так как очевидно, что против него имеет нечто ректор. Совет же Академии в делах, в которых ректор с ним не согласен, – пустая тень, призрак. Во время нашей беседы с ним звонил по телефону А. Н. Филиппов, просил оттиска статьи моей о Ростовцеве²⁴². Ему Историческим обществом поручено составить историю освобождения крестьян, задача не из легких. Тон А. Н. Филиппова совсем минорный по поводу предстоящего уничтожения гонорара, прямо, говорит, жить нечем. Но, надо полагать, за многие годы, приносившие по 18 000, кое-что при его скромной жизни да сбережено. Эта иеремиада заставила меня рассмеяться. После ухода Лысогорского я начал читать диссертацию Яковлева²⁴³, и она стала меня подкупать рассыпанными там блестками таланта. Вечер дома.

30 августа. Вторник. Все утро и после обеда до 5 час. был занят перепиской статьи о С. И. Смирнове, но не переписал и половины ее. Звонил мне по телефону преподаватель истории Зарайского реального училища с жалобой на магазины Сытина, в которых нет первой части моего учебника. 2-ое издание разошлось, а 3-е не успело поступить в магазины²⁴⁴ – все же такой перерыв досаден. Он заезжал ко мне и взял у меня 15 экземпляров из моих. Вечером я был на именинах у Шурика [Богословского]. Затишье на нашем фронте, перед самым Галичем. Дня три тому назад газетчики продавцы вечерних газет выкрикивали: «Взятие Галича», но это оказалось ложным известием. В 1914 г. дело шло быстрее.