Электронная библиотека » Михаил Богословский » » онлайн чтение - страница 16


  • Текст добавлен: 14 ноября 2013, 04:30


Автор книги: Михаил Богословский


Жанр: Документальная литература, Публицистика


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 16 (всего у книги 51 страниц)

Шрифт:
- 100% +

30 сентября. Пятница. Встал очень рано в 61/2 ч., чтобы выехать в Академию с поездом в 8 ч. 30'. И таким ранним утром на трамваях большая теснота, а у булочных и у лавок длиннейшие хвосты. В Академию я попал в начале 12-го, когда уже Совет начался. Собственно, я поехал так рано, чтобы поддержать Лысогорского, если ректором [епископом Волоколамским Феодором (Поздеевским)] будет сделано о нем предложение, но увы, ни после того, как прочтен был указ об утверждении его в докторской степени, ни после того, как текущие дела были окончены, ректор не заикнулся ни словом, хотя дал обещание самому Лысогорскому поднять дело о нем в сентябрьском Совете. Зная от Н. Л. Туницкого о несочувственном отношении ректора к Лысогорскому, я счел бесполезным и безнадежным заговорить о нем в Совете, т. к. все равно никакое решение Совета, как мы знаем по опыту с Покровским, все равно не будет осуществлено, если «власти» противного мнения. Жаль!

Обедал я у И. В. Попова и просидел у него до всенощной. Затем был у всенощной, очень торжественной, которую служил митрополит [Московский-Макарий (Невский)].

1 октября. Суббота. Утром у обедни в академической церкви. После обедни в квартире ректора чай с закуской в присутствии митрополита. За чаепитием происходило чтение. Инспектор громким голосом читал статью из журнала «Богословский вестник» – записки студента 1824 года287. Чтение за трапезой – монастырский обычай. Митрополит прерывал его дважды, один раз для рассказа о видении митрополиту Филарету, когда он, отказавшись освятить Триумфальные ворота вопреки повелению Николая Павловича288, боялся его гнева. Ему явился «благолепный старец» – Сергий преподобный, успокоивший его. «Есть, – добавил митрополит, – и другая версия той же легенды», что Николай сказал Филарету: «Вы не патриарх Филарет», на что будто бы и тот ответил: «А вы не Петр Великий».

В другой раз он прервал чтение каким-то вопросом. Но наши профессора и доценты за главным столом и за двумя другими столами довольно громко болтали, не слушая чтения. Митрополиту сегодня исполнился 81 год, но физически он довольно бодр – выстоять такие две службы и просидеть акт, казалось бы, дело нелегкое. Вид у него – святого. Есть что-то проникновенное в его взоре, не от мира сего.

На акте М. Д. Муретов плохо читал речь о браке, с выдержками из Библии о прелюбодеянии Давида с Вирсавией – тема для акта с дамами неподходяще пикантная. После акта был обед, заставивший забыть все продовольственные вопросы. В 3 ч. 15' все кончилось, и я, зайдя в гостиницу, под сильнейшим дождем направился домой. Поезд утомительно долгий. Пришлось ехать в купе с 4-мя прапорщиками, весьма некультурного и ограниченного типа, которые затевали с разными пошлыми шутками знакомство с тремя девицами из железнодорожных служащих. Домой я приехал к 8 часам. Меня, оказывается, желал видеть Д. Н. Егоров по редакционным делам. Он и пришел, принеся корректуру своей рецензии на книгу Карсавина289, которую не советовал ему помещать в журнале Савин.

2 октября. Воскресенье. Утром у меня был Лысогорский, очень разобиженный и раздосадованный тем, что ректор Академии [епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский)] его обманул: обещал сделать предложение о возведении его в профессора в сентябрьском заседании и не сделал. Мне было не особенно легко его утешать в его горе, зная враждебное к нему настроение ректора. После его ухода я готовился к лекции в Академии. После чая, во время которого заходил за корректурой Д. Н. Егоров, мы с Миней сделали прогулку к Девичьему монастырю и обратно. Погода стояла прекрасная: ясно и свежо, без ветра. Л[изы] не было дома. Каплюшечка мой очень мило болтал всю дорогу. Вечером я был у Карцевых. Вера [Карцева] нападала на меня шутливо, зачем я отдал свой учебник Сытину, а не им. Из этих ее слов я заключил, что учебник хорошо шел у них в магазине.

3 октября. Понедельник. В Академии. Читал неважно. Плохо выспался, как-то волновался и спешил. Вечер, после прогулки, в гостинице за книгой Яковлева, в ненужности которой убеждаюсь все более с каждой прочитываемой страницей. В газетах перепечатка из румынских газет о громадных силах, сосредоточенных немцами против Румынии и о их намерении раздавить Румынию, как это они сделали с Сербией. Неужели союзники допустят это?290

4 октября. Вторник. День, очень тревожно проведенный. В 9 ч. утра я пришел в Академию и прочел, как мне показалось, недурно первую лекцию. В перерыве между первым и вторым часом в профессорскую вошел доцент священник И. М. Смирнов и объявил, что в Москве бунт, громят магазины, забастовка, что поезда стали и поезд в Посад не пришел. Это меня поразило до глубины души. Слухи о забастовке с начала октября и в Москве усердно распространялись. Все что угодно, только не железнодорожная забастовка, которая теперь равносильна была бы проигрышу, позорному и непоправимому проигрышу войны! Перспектива сидеть в Посаде мне тоже не улыбалась. Практические занятия, взволнованный этими известиями, я провел кое-как. Затем отправился на станцию; за мной шли два студента – священники, беседуя об остановившихся поездах, о прекращении сношений с Москвою. Но по дороге я стал встречать едущих с поезда, пришедшего в Сергиев в 11 ч. 40'. Значит, известие оказалось вздорным. Поезд, с которым я обыкновенно утром езжу к Троице, пришел вовремя, и на вокзале я встретил приехавшего с ним на лекции П. П. Соколова. Успокоенный, я спросил себе позавтракать и только что успел выпить стакан чаю, как вдруг кто-то вбежал в буфетную залу с криком: «Крушение, крушение у самой станции!» Все, кто были в зале, бросились бежать на платформу, я пошел туда же, и глазам представилось жуткое зрелище. У станции, немного не дойдя до ярославского конца платформы, стоит поезд из нескольких товарных вагонов, первый из которых сплюснут и накренился набок, остальные также повреждены, свернуты крыши, сломаны самые стены. Вагоны вмиг были окружены толпой народа и солдат. Оказалось, что потерпевший крушение поезд был воинский; но, к счастью, первые вагоны шли с грузами, а не с людьми. Вагоны с людьми оторвались и покатились назад к Ярославлю. Солдаты стали выпрыгивать, причем некоторые ушиблись, но ни раненых, ни убитых, к счастью, никого не было. Настроение толпы было тревожно, с несколькими женщинами сделалась истерика. Первые подошедшие к платформе солдаты были также в сильном волнении. Несколько человек из них, увидав шедшего по платформе офицера, почему-то обратились к нему с криками: «Ваше благородие, что же с нами делают, что у них тут за порядки». Раздавались и непечатные ругательства. Офицер ничего не ответил. Не забудешь этой зловещей картины: остановившаяся громада паровоза, разломанные и накренившиеся вагоны и встревоженная охающая и ахающая толпа.

Поезд наш отошел вовремя. В моем купе сели два железнодорожника, рассуждавшие о причинах катастрофы – поезд вследствие неправильно переведенной стрелки вошел не на тот путь, куда ему следовало, и налетел на стоявший на пути паровоз – и о том, что ответит за все дежурный по станции. Они же рассказали, что вчера была катастрофа у полустанка Каллистово, где сошли с рельс вагоны. Невесело было ехать под такие разговоры.

Подходя к дому, я встретил Л [изу], и тут же подошла к нам Н. П. Хвостова, сообщившая, что В. М. Хвостов болен и находится в лечебнице, куда она и идет его навещать. У него, как сказала Н. П. [Хвостова], ангина, осложнившаяся ревматизмом ноги. Нога распухла. Известие не из приятных.

Перед обедом я пошел, несмотря на дождь, немного пройтись Пречистенкой и переулками и заходил в маленькую церковь св. Ильи291 в одном из переулков близ Пречистенки. Только что начиналась всенощная. Церковь погружена была в полумрак, мерцали лампады и немногие свечи. Народу было всего несколько человек. Вот где можно было искать успокоения!

Вечером я был на заседании Соловьевской комиссии, присудившей премию имени Соловьева292 А. И. Яковлеву. Комиссия, к удивлению, собралась почти в полном составе: были Виппер, Готье, Савин, Алмазов, С. К. Богоявленский от ОИДР и Бахрушин от города. Я председательствовал за отсутствием М. К. Любавского. В 9 ч. вечера мы разошлись. Я чувствовал себя очень усталым.

5 октября. Среда. Я только что расположился поработать над биографией Петра, как пришли Холь и Миша. Они у нас обедали в 1 ч. дня и остались из-за дождя до чаю. Дождь полил ужасный, непрерывный и обильный. По уходе Холей я все же занялся часа 21/2 —3. После ужина в 8-м часу вечера, несмотря на продолжающийся дождь, мы с Л [изой] отправились к Холям и у них провели вечер в разговорах и слушая граммофон. Холь рассказывал о своем знакомстве с семьей князей Трубецких – молодых (детей покойного князя П. Н. и С. Н.)293.

6 октября. Четверг. Все утро за работой над Петром: закончил пересмотр и переработку 1691-го года. Был затем на семинарии в Университете. Довольно оживленно разбирается Псковская правда. Некоторые студенты вошли во вкус толкования памятника, не оставляют без внимания, можно сказать, ни одной буквы. Кончив семинарий в седьмом часу, я отправился пообедать в Empire, а к 8 часам вернулся в Университет на государственный экзамен. Было много экзаменующихся. В маленькой аудитории внизу сбиты все экзамены, стоит невероятный шум и гвалт, вести дело сколько-нибудь серьезно невозможно. Экзаменовались у меня, между прочим, студент Яцунский, которого я преднаметил к оставлению при Университете, а также А. И. Елагина. Кончили в 12-м часу ночи. Матвей Кузьмич [Любавский], вернувшийся из Петрограда, рассказывал слякотные петроградские сплетни о недостатке ружей и патронов, о новой будто бы Сухомлиновщине294 и т. п. Вернулся домой я в первом часу, совершенно усталый.

7 октября. Пятница. Утро ушло на мытарства в Государственном банке по поводу получения нашего с Холем выигрыша. Пришлось там порядочно долго ждать. Вернулся домой только к завтраку. Был затем на семинарии на В. Ж. К. Разбор Псковской грамоты идет здесь гораздо более вяло, чем в Университете. Е. Н. Елеонская предупредила меня, что на меня готовится покушение со стороны преосв. Дмитрия, епископа Можайского, в смысле приглашения читать лекции в учреждаемых в Москве Женских Богословских курсах295. Дело это оборвалось в 1914 г.; теперь оно опять всплывает, кажется, в особенности благодаря тому, что находит горячую поддержку в обер-прокуроре Раеве, который сам был директором и устроителем женских курсов и питает вкус к этому делу. Известие не из приятных. Придется обороняться. Вечер я был дома.

8 октября. Суббота. Лекции в Университете. Виппер, которого я встретил, придя в Университет, жаловался на убыль слушателей, объясняемую происходящим призывом первокурсников. И у меня также публики было меньше, чем в прошлый раз. Говорили с Виппером и Поржезинским о вялом и затяжном характере войны. Эрн высказывал мысль, что расстройство продовольствия в тылу устраивается по преднамеренному определенному плану нашими германофилами. Это уже, что называется, у почтенного философа ум за разум заходит. Вечер я провел дома за чтением статьи Френа об Ибн-Фадлане и его известиях о болгарах296. Егоров звонил по телефону с упреком, зачем я не был на совете В. Ж. К., где происходили выборы директора С. А. Чаплыгина, на сей раз получившего уже 4 черняка; прежде избирался единогласно. Затем звонил Г. К. Рахманов с предложением обедать в среду.

9 октября. Воскресенье. Утром прогулка и подготовка к лекции. Затем переводил (для курса) известия Ибн-Фадлана о болгарах. В 3 часа у меня был студент Яцунский, которого я наметил к оставлению. Надо было спешить к М. К. Любавскому, и я мог поговорить с ним всего несколько минут. М. К. [Любавский] позвал к себе меня и Готье, чтобы толковать о будущем съезде 1919 г.297 и двинуть его организацию. Но я догадывался, что у него будет А. Н. Филиппов и главным предметом разговора будет докторство Веселовского. Я не ошибся и, войдя к М. К. [Любавскому], нашел там уже Филиппова, который и выдал замысел, встретив меня словами: «Ответчик здесь, вот и истец пришел». На что я спросил: «Разве будет суд?» Разговоры о съезде он слушал неохотно и все посматривал на часы. Мы наметили членов организационного комитета и назначили собрание на 21 октября. «Ну, пора к делу», – сказал А. Н. [Филиппов] и изложил 3 пункта, по которым будто бы я его обвиняю: не посоветовался со мною, предлагает почетное докторство, а не диспут, и еще что-то. Говорил он очень волнуясь и неясно. Хватался за голову руками, кричал, что вот он на старости лет попал в дураки и т. д., ряд жалких слов. Я ему отвечал тоже довольно горячо и резко, высказал досаду, что он действительно предварительно не посоветовался, а затем впечатление от книги Веселовского. Готье и М. К. [Любавский] искали выхода из создавшегося положения и уговаривали Филиппова предложить проведение с диспутом. Он отказался, сказав, что скоро поедет в Петроград и там поговорит с Платоновым, который обещал ему проводить В[еселовско]го в докторы. Ну и отлично!

Я зашел по дороге домой к Грушке отдать сочинения. Вечером наспех писал представление о Яцунском, а затем пришли Холь с Мишей и Егоров. Холь сообщил слякотный слух о том, что будто бы ведутся в Берне мирные переговоры, что Россия не может более воевать. Егоров кричал, негодовал, ругал немцев и приводил меня в очень раздраженное состояние. Ночь я очень плохо и мало спал. Филиппов все дело изображал так, что он тут ни при чем, что его толкнули М. К. Любавский, а затем и юристы Озеров и Гензель. Последнего особенно он выставлял инициатором. Много раз он восклицал: «Да, старый дурак, попал, как кур в ощип» и т. п.

Откуда берутся такие ползучие, гадкие слухи вроде тех, которые сегодня были сообщены? В основе негодования Егорова я вижу все ту же катастрофу 1911 года298. Он посылал от нас за копиями с писем Гучкова к Алексееву, начальнику Штаба Верховного главнокомандующего299. Мне показалось не особенно убедительно. Есть и дрязги.

10 октября. Понедельник. С большими мытарствами добрался на трамвае до Ярославского вокзала. Принужден был ехать сначала в Дорогомилово и оттуда уже от заставы отправиться к Ярославскому вокзалу: иначе не было возможности сесть в трамвай. Весь вечер за статьей Леонтовича о задружно-общинном быте300. В тишине гостиницы и читается много.

11 октября. Вторник. Лекция в Академии утром. Плохи наши дела в Добрудже. Опять, по-видимому, прозевали сосредоточение больших немецких сил под начальством Макензена, которые и обрушились на наши и румынские войска301. Грустно и досадно. В Москве заседание факультета очень долгое. Приват-доцент Рудаков подал министру просьбу о выдаче ему вспомоществования, написанную в выражениях, в каких с подобными просьбами обращаются к митрополиту бедные старушки. Просьба имеет вид частного письма. Однако министр прислал ее на заключение факультета, и по этому поводу были большие дебаты о неуместности такого обращения. Затем долгие прения вызвало прошение литератора Анатолия Александрова о допущении его в приватдоценты. Некогда он приват-доцентом был, лекций никогда не читал, потому и потерял приват-доцентское звание, с тех пор никаких научных трудов у него не вышло. Защищал его с большим красноречием И. И. Иванов. Тем не менее он торжественно провалился. Это теперь уже почтенный старец, ему лет под 60.

Покушение на меня Женскими богословскими курсами состоялось. Во время заседания меня вызвали по просьбе нашего университетского протоиерея о. Боголюбского, который это покушение и производил. Он сказал мне, что является по поручению преосв. Дмитрия Можайского, что очень меня просят согласиться, так как иначе на эти курсы лезет черносотенная сила, и звал меня на заседание к епископу Дмитрию в среду. Я сказал, что приду. В факультете мы с Готье предложили к оставлению Яцунского, Никольского и Лютша. Затем экзаменовали А. А. Фортунатова по русской истории. В этом же заседании держали экзамен по старославянскому языку братья Б. М. и Ю. М. Соколовы. Все еще они так похожи друг на друга, что я затрудняюсь их различать. Домой я пришел усталый и сделал самое лучшее, что мог сделать в таком состоянии, – отправился в баню.

12 октября. Среда. Утро за работой над Петром. Пересматривал 1692-й год. Затем в просеминарии. Студенты мне объявили, что почти весь первый курс взят в военную службу и что состав просеминария должен очень сократиться. Виделся с Грушкой и Поржезинским.

Был у епископа Дмитрия, где нашел М. К. Любавского, Боголюбского и академических: Глаголева, Введенского, Алмазова. Принимала участие также игуменья Скорбященского монастыря302. Шла речь о распределении лекций. Епископ – очень симпатичный на первый взгляд человек. Он уже считает меня зачисленным в преподаватели. Я не возражал ввиду того, что с 1 ноября до конца февраля в Академии будут каникулы. А дальше, разумеется, придется отказаться. Что меня крайне изумило, так это то, что преподавателем всеобщей истории архиерей называл Д. Н. Егорова. Удивление достигло высшей степени, когда я, придя домой и говоря с Егоровым по телефону о предполагаемом заседании Исторического общества, узнал от него, что никто с ним ни в какие переговоры еще не вступал и он своего согласия не давал, да и не сочувствует этому делу. Вечер дома с Миней.

13 октября. Четверг. День рождения Л [изы]. Мы с Миней ходили покупать в подарок конфеты. Все утро за работой над Петром. От 4 до 6 очень оживленный семинарий по Псковской грамоте. Вечером обедал в «Праге»303 с Г. К. Рахмановым, Любавским и Лейстом. Говорили об университетских делах и о войне. М. К. Любавский сообщил слух о гибели нашего дредноута «Мария» и на нем адмирала Колчака304. Я не поверил.

14 октября. Пятница. Утром работа над Петром. Продолжал пересмотр 1692 г. Семинарий на Высших [женских] [курсах]. В профессорской по пятницам в тот час, когда я бываю, довольно много народа и живые разговоры. Толковали о несчастии с дредноутом «Мария», но никто не знает ничего определенного. У румын дела крайне плохи305. Общий тон наших разговоров был довольно минорный. Вечером мы с Л [изой] были у Готье, звал к себе также Д. Н. Егоров на рождение; но слово дано было уже раньше Готье, и мы остались ему верны. Нельзя сказать, чтобы получили особенное удовольствие, так как были люди нам совсем незнакомые; фамилий их при представлении я не расслышал и с кем имею честь говорить – не знаю.

15 октября. Суббота. В Университете читал о норманском вопросе. Заходил купить Мине детскую типографию, о которой он «мечтал» целую неделю. Дела наши везде плохи – военное счастье опять не на нашей стороне. Вечером дома за чтением новой книги Герье «Философия истории»306.

16 октября. Воскресенье. Стоит великолепная морозная ясная погода. Утром большая прогулка по Девичьему полю, а затем с 11 ч. утра и до 8 вечера работал над биографией Петра с очень небольшим перерывом, когда приходил со своей магистерской программой оставленный при Университете по русской истории Иванов-Полосин. Л[иза] с Миней не были дома, уезжали к Нине Петровне на крестины, и я воспользовался окружавшей меня тишиной для работы. Пересмотрел весь 1693 год.

В Румынии дела крайне плохи, а Саррайль не движется из Солуня307 и занимается, кажется, только тем, что боится предательского удара со стороны греков в спину308. Тягостное положение.

17 октября. Понедельник. Утро в высокой степени неприятное: пришли полотеры натирать полы какой-то мастикой, черт бы их побрал. Возились до часу дня и очень мешали. Все же я успел кое-что сделать по биографии Петра. Л [иза] с Миней после обеда уехали к Богоявленским, и я, пользуясь опять тишиной, работал до 4 часов. Затем стал собираться к Троице и вышел из дому в 5 ч. Претерпев мытарства в трамвае и иззябнув в вагоне, я добрался до гостиницы в 9 ч. вечера и, почитав книгу Корсакова, собираюсь отходить ко сну.

18 октября. Вторник. Читал в Академии, кажется, весьма неважно о колонизации Суздальского края. Забыл имя князя Северского, переведенного в Чернигов309, а до лекции знал его. На практических] занятиях беседовал со студентами о преподавании истории в средней школе. Затем был диспут Чернявского, инспектора Тобольской семинарии, защищавшего книгу о Феодосии Великом310. С очень мелкими возражениями, крайне неинтересными, выступали Глаголев и новый профессор церковной истории священник Лебедев, погрузившийся в одни хронологические мелочи. Было довольно томительно. После официальных оппонентов несколько замечаний, но широкого характера сделал А. И. Алмазов и говорил интересно. После диспута мы пили чай в профессорской и обедали в академической столовой. Диспутант, зная вкусы коллегии, каким-то образом достал, привез с собою две бутылки водки, и это было предметом долгого балагурства.

Вечером было заседание Совета. Я ожидал, что он будет коротким и кончится к 8 часам; но ректор [епископ Волоколамский Феодор (Поздеевский)] стал подробнейшим образом излагать свое столкновение с доцентом Виноградовым и читать свои доносы на него митрополиту [Московскому Макарию (Невскому)]. Отношения между ними испортились постепенно. Поводом же к окончательному конфликту послужила выходка Виноградова в академической церкви 21 октября прошлого года. Ему как преподавателю «гомилетики»311 было предложено произнести проповедь в царский день 5 октября. Предложение было сделано в письменной форме, бумагой за №. Виноградов обиделся и отказался по болезни. Тогда предложение было повторено на царский день 21 октября312. Он явился в церковь и прочел по печатному тексту одну из проповедей митрополита Макария313. В рапорте ректора именно вменяется Виноградову в вину, что он читал по печатному, «а не заучил текста наизусть или не переписал его в тетрадочку, чтобы прикрыть от студентов». Значит, плагиат «прикрытый» предпочтительнее откровенного чтения чужой книги. Понятия! Все это слушать было крайне тягостно. В конце заседания чуть было не сорвалось избрание Лысогорского. Предложение о нем, чтобы избрать его ординарным профессором на свободное место. Предложение было принято сочувственно. Но инспектор [архимандрит Иларион (Троицкий)], чтобы сделать шпильку ректору, заметил: «Значит, теперь политика меняется. Ведь избрание Лысогорского – против закона», т. к. устав требует, чтобы половина Совета были духовные, а половина светские лица. Ректор крайне обиделся и сказал, что если раздается голос о противозаконности, то он берет свое предложение назад. Положение сделалось критическим. Я горячо выступил, прося не брать предложение назад. Ректор настаивал на своем. Я прибег к крайнему средству и сказал, что вношу предложение об избрании, и сейчас же подал его на бумаге. Глаголев и Введенский сказали, что поддержат меня и подпишутся под предложением. Раздались сочувственные голоса и остальных членов Совета. Предложение об избрании было пущено на голоса, и Лысогорский был избран единогласно. Это доставило мне большую радость. Тотчас же необходимая формальность, т. е. бумага с предложением, была написана и подписана мною, Глаголевым и Введенским. Выйдя из монастыря, я увидел у ворот совещающихся Тареева, Туницкого и Орлова. Последние все предложили зайти к И. В. Попову. Было уже 11 часов – поздно, но, возбужденный заседанием, я имел слабость согласиться. Мы просидели до 12, живо обсуждая подробности заседания. Эти господа живут исключительно интересами своего болота. Вернувшись в гостиницу, я тотчас лег, но ночь плохо спал под влиянием возбуждения.

19 октября. Среда. Утром ко мне заходил Д. И. Введенский с просьбой передать пакет преосв. Дмитрию Можайскому – с программами для Богословских курсов. В двенадцатом часу я был в Москве. В вагоне просматривал рецензию свою на Веселовского, готовясь к вечернему заседанию Исторического общества. К 41/2 заходил в Университет, занеся на Саввинское подворье314 свои и Д. И. Введенского программы. В Университете давал в просеминарии объяснения относительно рефератов. Вечером заседание Исторического общества. Егоров позаботился о публике. Пришло так много курсисток, что заседание пришлось перенести снизу в аудиторию № 6. Веселовский усыпительно прочел по печатному тексту свою заключительную главу. Это было более чем неудачно. Следить за этой крайне мелочной и специальной главой не было возможности, и, конечно, никто, не только из курсисток, но и из сидевших за столом членов общества ничего не понял. После перерыва, слишком длинного, начались прения. Я прочитал, т. е. проговорил свою рецензию, сократив ее, но намеренно усилив ее резкость. Веселовский слабо возражал. Так как было уже 12 часов, то М. К. [Любавский] предложил прения отложить до другого заседания. Я времени не замечал, но, вернувшись домой, чувствовал себя очень усталым и опять совсем плохо и мало спал.

20 октября. Четверг. Проснулся поздно, совсем усталый. Чувствовал себя целый день неважно. Был у Готье в Румянцевском музее за книгой «Двинские записки» о путешествиях Петра Великого на север315. С трудом провел семинарий в Университете. Вечером также ничего не мог делать. Лег спать в 10 час. Лиза разговаривала по телефону с Яковлевым, который говорил, что я был слишком резок. Это совершенно верно. У меня при возражениях всегда появляется какой-то чрезмерно резкий тон, а здесь я его еще намеренно усиливал.

21 октября. Пятница. Праздник. Дома. Буквально весь день с 10 часов утра и до 8 вечера я работал над Петром, пересматривал 1693 г. и очень устал. Выходил в 9 ч. вечера погулять.

22 октября. Суббота. Именины Л[изы]. Миня подарил ей картонную рамочку своего изделия, которую в свертке с плиткою шоколада и с письмом ночью тихо положил на тумбочку в нашей спальне. Утром во время прогулки я заходил к А. П. Басистову. Был уже 12-й час, но они спали, а прислуга ушла, очевидно, стоять «в хвосте». Я едва дозвонился. Со мной разговаривала, не отпирая двери, Е. А., и я просил ее передать приглашение А. П-чу [Басистову] к нам обедать. Виделся на пути с П. И. Новгородцевым, садившимся в автомобиль у своей квартиры на Зубовском бульваре. Затем я ездил к Мюру и Мерилизу купить подарок – кофейный сервиз, в котором у нас чувствовался недостаток. У нас был большой обед: были А. П. Басистов, Богоявленский, Холи, Маргарита с Надей и Вл. А. Михайловский. Последний в настроении мрачнее ночи. Этот пессимизм навевают в «Кружке»316. Был также Дм. Н. Егоров. Обед по теперешним временам роскошь; но все же хочется хоть изредка прерывать серые будни праздником. Было и вино, которое достали у Д. Н. [Егорова].

23 октября. Воскресенье. Решил несколько отдохнуть, так что все занятия ограничил только приготовлением к лекции в Академии и это сделал довольно бегло, так как предстоит читать последний раз перед роспуском на зимние каникулы. После завтрака был у О. И. Летник. Там по-прежнему бесконечные разговоры об экзаменах. У нас была Маня с Юриком и Миней [Богоявленскими], и я с удовольствием проводил время с детьми. Вечером Л [иза] уехала в театр; я читал Мине «Таинственный остров», затем сделал обычную прогулку. Итак, день бездействия.

24 октября. Понедельник. С бою взятое место в трамвае, злобные разговоры среди публики о беспорядках в трамвае и ругательства по адресу управы – по поводу того, что одному господину, вошедшему с передней площадки, кондукторженщина не выдала билета. Особенно волновался какой-то студент-технолог. Лекция в Академии, прочитана очень вяло. И слушателей всего человек 10: в Академии начался усиленный разъезд на каникулы. Вечер за чтением в гостинице; прочел в «Вестнике Европы» интересную статью Бузескула об Эгейской культуре317 и затем статью иеросхимонаха Антония Булатовича о событиях на Афоне во время борьбы имяславцев с их противниками318. Вчера умер Ф. Д. Самарин. Всего несколько дней прошло со смерти П. Д. Самарина319, что это за мор на них. Ф. Д. [Самарина] я не знал, но Петра [Самарина] помню в гимназии. Когда я был во II классе, он был в VIII и посылался к нам в качестве надзирающего.

25 октября. Вторник. Два важных известия: 1) о гибели нашего черноморского дредноута «Мария», вследствие пожара затопленного на севастопольском рейде; 2) о провозглашении Польши немцами и австрийцами самостоятельным королевством320. Первое – несчастье, но что же делать! Потеря Китченера была гораздо большим несчастьем. Второе – наглость, имеющая целью хотя бы несколько юридически прикрыть рекрутский набор в Польше на пополнение немецких армий. Наши левые болтуны сейчас же набросились на правительство, виня его в том, что оно опоздало выступить с декларацией автономии Польши. Но какой смысл объявлять автономию земель, находящихся под властью немцев? Разве подобная декларация удержала бы немцев от предпринятого ими шага? Конечно, нет. Все так же они провозгласили бы Польшу королевством и стали бы производить набор. Их преимущество в том, что они фактически владеют Польшей.

Покончил лекции в Академии до весны. Забрав багаж из гостиницы, вернулся в Москву. Нашел Миню в постели: у него сильный кашель. Письмо от Модзалевского с вопросом о Петре Великом. Письму я очень обрадовался, так как надо выяснить вопрос, пишу ли я для словаря или свободно321.

26 октября. Среда. Читал два реферата к просеминарию, а затем работал над биографией. В Университете беседа с Грушкой и Поржезинским о провозглашении Польши. Вечер дома за чтением брошюры Рождественского о юридической природе манифеста 17 октября322. Ответ на немецкую прокламацию может быть дан оружием, а не бумагой, раз Польша не в наших руках. Но этого ответа мы что-то не даем и будем ли давать? Увеличивать Германию Польшей, разумеется, нежелательно. Но и нам приобретать ее «под скипетр» тоже невыгодно: автономия будет вредным наростом на нашем теле.

27 октября. Четверг. Утром – биография Петра. Пересматривал 1693 г. Этот пересмотр вызван статьей Погодина в «Русском архиве» за 1879 г., не попадавшейся мне раньше323. У Погодина была та же мысль, что и у меня – подневного описания жизни Петра. В статье его, доведенной до 1694 г., есть за 1693-й год выписки из книги, изданной Новиковым: «О Высочайших пришествиях Петра на Двину и в Архангельск». Экземпляр этой книги, данный мне Ю. В. Готье из библиотеки Румянцевского музея, оказался принадлежавшим Погодину. В нем отчеркнуты на полях карандашом как раз те места, которые процитированы в статье. Таким образом мне виден процесс работы Погодина. Какое неожиданное преемство! Семинарий в Университете. Вечер за книгой Герье «Философия истории».


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации