Текст книги "Иллюзия жизни"

Глава XXIII

Поджарый, в джинсовых штанах и такой же курточке с яркой вышивкой «Рэнглер» на левом нагрудном карманчике, примерно тридцатилетний Аркадий Могильный, как сказала Тараданова, действительно походил на спортивного живчика. Усевшись на предложенный Веселкиным стул, он то и дело менял позу, будто его что-то покалывало, а сизо-черные глаза на смуглом лице беспокойно метались вправо-влево и вверх-вниз. При этом выражение лица было таким, словно человек спросонок не может сообразить, куда и зачем его привезли.

– Что, Аркаша, не можешь понять, почему тобой заинтересовался уголовный розыск? – спросил Веселкин.

– Ага, не могу допереть, с какого бодуна наехали на мою одиозную персону, – живо ответил Могильный.

– Наркотиками давно занимаешься?

– Чтоб мне неженатым умереть, кроме табака и водки, другой отравы не кушаю. Как говорят в моей ридной Одессе, курить я буду, но пить не брошу.

– Одессит?

– Коренной и потомственный.

– Мне нравятся одесские шутки, только сегодня не до них. Дело очень серьезное.

– Когда надо, могу быть серьезным.

– В Сибирь каким ветром занесло?

– Попутным, юго-западным. Три года назад владелец бензоколонок Ованес Грантович Назарян уговорил стать личным его шофером. С тех пор вожу шефа по Новосибирску и области.

– Как с ним познакомился?

– Он прилетал в Одессу, чтобы в Черном море поплескаться и одесских девочек пощекотать. Познакомились, как в старом анекдоте, когда пацан зазывает оттянуться вернувшихся с приисков золотоискателей: «Дяденьки, дяденьки! Заходите к нам! У нас три б… есть: матушка, сестренка Аннушка и дедушка». – «А дедушка при чем?» – «Он за водкой бегает». Вот и я знакомил Назаряна с одесскими очаровашками да за напитками бегал. Моя расторопность понравилась шефу. Купил он мне в Новосибирске квартирку, переправил украинские водительские права на российские и жалованье хорошее определил.

– Какие поручения и наказы дает?

– Наказ один – за рулем всегда быть трезвым. Поручения – поставлять ко двору шефа обаятельных чаровниц.

– Назарян холостяк?

– Семья у него живет в солнечном Ереване, а здесь холостячит со свистом.

– Вчера вечером на улицу Владимировскую ты по его поручению ездил?

– Намекните, чего я там потерял?

– Хотел забрать посылку из Петербурга для Валентина Сапунцова. Получив отказ, примчался в кафе «Вдохновение» и сказал Слонихе, чтобы немедленно прекратила торговлю наркотиками.

Могильный удивленно вытаращил глаза:

– Не надо, командир… Не надо клеить мне опасную игру! Такими фишками никогда в жизни не играл. Не буду пудрить мозги, признаюсь честно: я бывший одесский фармазон.

– Сбывал фальшивые драгоценности?

– Ага, впаривал отдыхающим в Крыму лохам стекляшки вместо алмазов и снизки перламутровых ракушек вместо коралловых ожерелий. Под судом и следствием не был. Бог миловал. Это в прошлом. Теперь – добросовестный водитель, свято почитающий Уголовный кодекс России.

– Значит, ни на Владимировской, ни в кафе «Вдохновение» ты вчерашним вечером не был и со Слонихой не общался?

– Та на кой хрен мне сдались и Владимировская, и Слониха с ее «Вдохновением»!

– Аркаша, такому голословному отрицанию не доверит даже пятилетний одесский ребенок.

– В Одессе дети умные.

– Ты ведь одессит и тоже должен быть неглупым…

– Каждый нормальный мужик считает, что у него достаточно ума, но не хватает денег, – с усмешкой сказал Могильный.

– Почему же отрицаешь очевидное?

– Очевидное может показаться невероятным, но могу поклясться чем угодно, что о наркотиках ничего не ведаю.

– Расскажи о том, что ведаешь.

– Задавайте вопросы.

– Сначала ответь на вопрос о Владимировской, кафе и Слонихе.

Могильный поерзал на стуле, побегал глазами из стороны в сторону и хмуро, с неохотой, заговорил:

– Шеф мне позвонил. Спросил, почему Валька Сапунцов не встретил на железнодорожном вокзале бабу, с которой ему отправили из Питера лекарство, и сам, мол, на телефонные звонки не отвечает. Я сказал, что Валентин больше недели назад пропал без вести и недавно объявлен в розыск. Шеф, как оглушенный, с минуту промолчал. Потом сердито матюгнулся, назвал номер квартирного телефона и фамилию бабы – Тараданова. Живет, мол, она на улице Владимировской. Подсказал, чтобы я по телефонному справочнику узнал номер дома и квартиры да немедленно забрал у нее лекарство. Мол, скажи бабе, что Валентин уехал в длительную командировку, а таблетки до зарезу нужны лежащему при смерти больному. Если баба забузит, пригрози, что заберем силой. И попросил сразу же сообщить ему результат по телефону.

– Назарян откуда звонил?

– Из Ростова-на-Дону.

– Разве он не в Австралии?

– Там он всего несколько дней пробыл.

– Почему так мало?

– Та хрен его знает. Может, шашлык из кроликов не понравился. Или побоялся, что кенгуру засунет в свою сумку вниз головой.

– В Ростове какие у него дела?

– Чечня там близко. Наверно, присматривается, нельзя ли присосаться к чеченской нефтяной трубе. На войне всегда немереные бабки крутятся.

– Не наркотики в южных краях его привлекают?

– Конфиденциальных сведений шеф мне не сообщает.

– Позвонил ты ему, когда Тараданова тебя отфутболила?

– Как приказывали. Шеф опять зло матюгнулся и сказал, чтобы я аллюром мчал в кафешку и передал Земфире указание: немедленно прекратить базар. Какую блажь под этим распоряжением он имел на уме, не ведаю.

– Аркаша, не прикидывайся шлангом. Будто не знаешь, что на жаргоне означает «кайф-базар»…

– Ага, шли два мужика: один в белом плаще, другой тоже пьяный… – Могильный уставился на Веселкина. – «Кайф-базар» знаю: притон для наркоманов. Да шеф-то сказал только «базар». Это по одесским меркам две большие разницы.

– Коли так, ответь на другой вопрос. Какое дело связывает Назаряна с хозяйкой кафе?

– Назарян с кем только не повязан.

– Неконкретный ответ.

– В конкретности шеф меня не посвящает. Порученцем по конкретным делам у него был Валя Сапунцов. Как поется в старой песне о вятском уроженце, всю Россию он объехал и даже в Турции бывал.

– С какими поручениями?

– Об этом ведали только шеф да Валя.

– Что Сапунцов убит, знаешь?

– Час назад Вера Александровна весь офис на уши поставила. К похоронам готовятся.

– О причине убийства что говорят?

– Совсем ничего, только руками разводят.

– Лично у тебя какое мнение?

– Бог суровой карой наказал шельму.

– За что?

– Грешил Сапун много и догрешился до ручки.

– В чем заключались его грехи?

– На арапа любил брать, да, видно, на такого же нарвался.

– Чувствуется, дружбы у тебя с ним не было?

– Я в Одессе по горло нагрешился. Теперь всех греховодников стороной обхожу. Когда предлагают уголовный замес, прикидываюсь дурнем, чтобы отвязались. Под видом дурака жить легче.

– Сапунцов что-то тебе предлагал?

– На прошлой неделе намекал, мол, одессит, есть возможность кучу халявных баксов огрести. Возьмешься? Я прикинулся лопухом: «Если за спасибо отвалишь, возьму баксы, а за криминал браться – у меня кишка тонка». – «Дело пустяковое». – «Извини, Валюха, за пустяки кучами не платят». Сапун усмехнулся: «Ну, вольному – воля». «А пешему – лапти», – добавил я. На том и разошлись, как в Африке слоны.

– Сутью дела не поинтересовался?

– Та мне это надо?.. Я тертый калач. О законах криминальной братвы осведомлен: чем меньше знаешь, тем дольше проживешь.

– И Сапунцов не проговорился?

– По одесским меркам Сапун не умный, но и дурак не круглый. Когда надо, он умел держать язык за зубами.

– А Максим Ширинкин как?

– Брюхатый – болван болваном.

– Что их связывало?

– Желание Сапуна иметь под рукой шестерку. Сам он перед шефом устилался в доску и хотел, чтобы перед ним хоть один придурок хвостом подметал. На меня Валя смотрел искоса. Не любил, что с хохмочками ускользаю из-под его влияния.

– Оружие какое у него было?

– Зауэровскую пушку с глушителем за поясом таскал.

– Нелегально?

– Та хрен его знает.

Веселкин вновь повернул разговор к кафе «Вдохновение», однако Могильный о наркобизнесе, похоже, на самом деле ничего не знал. Объясняя свое знакомство с шофером Слонихи и с барменом, он без лукавства заявил, что неоднократно привозил в кафе шефа, где тот за бутылкой коньяка встречался с малозначащими партнерами по бензиновым делам или «снимал» понравившуюся очаровашку. С солидными бизнесменами Назарян обычно вел переговоры в офисе или в ресторанах.

– В Петербурге у Назаряна есть знакомые бизнесмены, с которыми он поддерживает связь? – спросил Веселкин.

Могильный пожал плечами:

– О Питере я услышал от шефа впервые вчера вечером, когда он срочно направил меня к Тарадановой за лекарством. Вот в Ригу шеф иногда звонил по мобильнику прямо из машины какому-то Витасу.

– Витас – это имя или фамилия?

– Похоже, что кликуха, позаимствованная у придурковатого прибалта, который по телеящику не поет, а изображает душераздирающий визг охранной сигнализации.

– Отчего такое предположение?

– Оттого, что сам шеф выступал под кликухой Валдиса, игравшего в «Угадай мелодию» и махавшего руками, как ветряная мельница крыльями. Разговор начинался так: «Витас, это Валдис говорит». Дальше шеф задавал только вопросы: как дела? зелень получил? когда встречать?.. Разговаривал не дольше минуты и отключался.

Заметив, что Славе Голубеву не терпится вступить в разговор, Веселкин сказал ему:

– Задавай Аркадию наболевшие вопросы.

– Назарян не рассказывал о своем путешествии по Оби летом прошлого года? – сразу спросил Слава.

– Чего рассказывать, если я сам с ним вояжировал, – ответил Могильный.

– Телохранителем, что ли?

– Та какой из меня телохранитель? Сапунцов должен был с шефом путешествовать, но передумал.

– Почему?

– В самый последний момент, когда я привез их к причалу, где шла посадка туристов на теплоход, Сапун увидел на палубе знакомую полячку очаровательной внешности и заявил шефу, что не может перед ней засвечиваться. Они между собой пошептались, и шеф, чтобы путевка не сгорела попусту, решил вместо Сапунцова взять в вояж меня. Времени на сборы уже не оставалось. Пришлось ехать в рабочем прикиде. Как был в джинсе, так и отчалил.

– Как прошло путешествие?

Могильный усмехнулся:

– Примерно так, как сказал хохол, побывавший в Тбилиси на празднике в честь грузинского поэта Шота Руставели: «Шо-то пили, шо-то ели, шо-то было руставели».

– Пьянствовали, что ли?

– Не без того. Шеф с ходу облюбовал полячку, которой испугался Сапунцов. Яной ее зовут. Стал расправлять крылья, как орел-стервятник. Дескать, валюты невпроворот, с нефтяными магнатами побратим и в конечном смысле: пойдем, очаровашка, ко мне в каюту – озолочу. Облюбованная шефом пассия строила изумленные глазки, но дальше этого – шалишь, дядя, гуляй мимо. По-другому и быть не могло. Она вояжировала с мужем Гошей. Тот целыми днями сидел у раскрытого окна каюты и строчил в толстой тетрадке то ли «Путешествие из Новосибирска в Салехард», то ли сочинял российский вариант поэмы «Витязь в овечьей шкуре». На мой наметанный глаз, у Яны с Гошей гармонии не было. Яна вроде опекала супруга, будто малолетку. Опираясь на мои наблюдения, шеф рассчитывал соблазнить панночку, но дико бортанулся.

– Долго он ухаживал за Яной?

– Весь вояж офонарело клеился. Я всякими путями старался переключить его внимание с гордой полячки на других дам, но ассортимент одиноких туристок оказался крайне беден. С расстройства шеф увлекся алкоголем. Марочных вин на теплоходе не было. От российского шампанского и азербайджанского коньяка началась изжога. Пришлось ему причащаться молдавским кагором.

– Назарян не затаил камень за пазухой на отвергнувшую его ухаживания Яну?

Могильный замялся:

– Не замечал, чтобы шеф метал камни в очаровательных женщин. Любовниц он богато одаривает и быстро забывает.

– К соперникам как относится?

– Может скомпрометировать, запустив даме в уши сплетню в виде версии.

– А заказать соперника может?

– До такого никогда дело не доходило.

– Но могло дойти?

– Чем злой дьявол не шутит, когда Боженька спит?

– Аркаша, ты опять увиливаешь от конкретных ответов, – сказал Веселкин.

– Виляю потому, что конкретно не ведаю, какая моча могла стукнуть в буйную голову шефа.

– Допустим, Сапунцову Назарян мог поручить устранение соперника?

– Валентин преданно выполнял все поручения шефа, но на мокрые дела раньше не ходил.

– В его портфеле мы обнаружили пятьдесят тысяч долларов. Это о чем-то тебе говорит?

– Только о том, что пачка зелени толстая. За половину таких баксов Сапун мог нанять профессионального киллера, а остаток положить в свой карман.

– Максим Ширинкин на роль киллера не подходит?

– Дуракам закон не писан.

– Отвечай поточнее, Аркаша.

– Если точнее, то ради баксов брюхатый может и подельника под горячую руку замочить.

– Даже если подельник – Сапунцов?

– Какая ему разница, – Могильный нахмурился и вдруг, постучав указательным пальцем по лбу, сказал: – Мыслительный аппарат подсказывает, что на то дело, от которого на прошлой неделе отказался я, Сапун уговорил Максима.

– Так получается, – подтвердил Веселкин.

– Вай, вай, какая глупость… Жадность фраера сгубила. Вместо того чтобы нанять за баксы профессионала, Валя отправился на дело с болваном Ширинкиным, который после стакана водки становится дурнее паровоза. Максим, наверно, ударился в бега?

– Далеко не убежал. Засыпался на другом деле. Сейчас лежит под капельницей.

– Стрихнину болвану надо накапать, чтобы гикнулся следом за Сапуном… – Могильный, поморщившись, тяжело вздохнул: – Дурно мне станет, если бандитский сабантуй учинен по указке шефа. Выгонит он меня с теплого местечка, когда узнает, что я развязал перед вами язык.

– То, что Назарян сам может лишиться своего места под солнцем, тебя не тревожит?

– В такое трудно поверить… Шеф – крутой инвалид. У него длинная рука в больших верхах.

– Длинную руку можно ампутировать.

– Свежо предание… Много потратите сил, а гуманные судьи отправят по этапу лишь стрелочника Ширинкина. По-вашему, я не прав?

– Кто прав, кто виноват, покажет время… – Веселкин помолчал. – Скажи, Аркаша, чем увлекло Назаряна скучное путешествие по Оби, если ему по карману круиз, скажем, вокруг Европы на комфортабельном морском лайнере, где в роскошных барах можно причащаться не только молдавским кагором, и ассортимент отдыхающих дам значительно богаче?

– Шеф не отдыхать отправлялся до Салехарда. Хотел разведать, нельзя ли продвинуть бизнес ближе к Заполярью.

– Что из этой разведки вышло?

– Не понравились ему северные широты. Сказал, там, как в Якутии, кроме сосулек, ничего не растет. Возвращался расстроенным. Еще и несговорчивая полячка кайф испортила.

– Как он с ней расстался после путешествия?

– Без вывихов, с воздушным поцелуйчиком. Даже приказал встречавшему нас на речвокзале в Новосибирске Сапунцову, чтобы отвез в своем «мерсе» Яну с Гошей в райцентр, хотя самим нам пришлось добираться домой на такси. Шеф никогда не сжигает за собой мосты.

– Не слышал, какой наказ при этом он дал Сапунцову?

– Чтобы постарался любыми путями уговорить Яну в заграничное путешествие. И добавил любимое свое слово «озолочу». Мол, если она кинет Гошу, не пожалеет.

Веселкин посмотрел Могильному в глаза:

– В твоих показаниях, Аркадий, получается грубая неувязка. Плыть с Назаряном на теплоходе Сапунцов побоялся из опасения засветиться перед Яной. А везти ее с Гошей в райцентр согласился как ни в чем не бывало. Чем это объяснишь?

– Все неувязки объясняются вызвавшими их причинами, – не отводя взгляда, сказал Могильный. – Сапун не хотел афишировать перед Яной, с которой у него какие-то странные отношения, своей зависимости от любвеобильного шефа. А в райцентр повез под видом случайной встречи. Даже три гвоздички у подвернувшейся торговки цветами купил, чтобы презентовать Яне. Она, кажется, раскусила этот трюк и приняла его с усмешкой. И Гоша скривил физиономию от такого фарса.

– Разве Сапунцов не сказал Назаряну, что Гоша вовсе не муж Яны?

Могильный насторожился:

– А кто, любовник?

– Нет.

– А-а-а. По нынешним понятиям – спонсор.

– Тоже нет.

На лице Могильного появилось недоумение:

– Шо-то я не узнаю себя… Вроде как играю у Якубовича в «Поле чудес», но не угадываю ни одной буквы… Кем же доводится полячке этот загадочный Гоша?

– Он муж любовницы Сапунцова из райцентра.

– И та любовница отдала мужа Яне напрокат?

– Яна всего лишь сопровождала его в круизе по Оби.

– Забавный ребус… – Могильный оживился. – Теперь понятно, ради чего темнил Сапун. За счет шефа Валя решил устранить своего соперника. Или я опять попал пальцем в небо?

– Поживем – увидим, – уклончиво ответил Веселкин и сразу спросил: – Когда Назарян намерен вернуться в Новосибирск?

– Приказал завтра утром встретить его в аэропорту Толмачево с ростовским рейсом.

– Постарайся, Аркадий, о нашем разговоре ему не говорить.

– Такой треп не в моих интересах…

Глава XXIV

В конце рабочего дня Бирюкову позвонил Веселкин. Коротко рассказав о последних событиях, он попросил Антона приехать со следователем в Новосибирск завтра утром пораньше, чтобы совместно обсудить дальнейшие следственно-оперативные действия.

Бирюков и Лимакин выехали из райцентра перед восходом солнца. Ночью прошел теплый майский дождь. Свежий воздух был насыщен кислородом, и прокурорские «жигули», управляемые Антоном, стремительно катились по влажной асфальтированной дороге. По обеим сторонам Кузбасской трассы тянулись ровные поля, окаймленные сумрачными массивами хвойного леса. Стараясь не задремать под монотонное урчание мотора, заговорили о потеплении сибирского климата. Слово по слову разговор незаметно перешел в деловое русло.

– Оказывается, Петр, Сапунцов приезжал в райцентр не гербалайф пропагандировать, как говорил Царьковой с Золовкиной при первой встрече, – сказал Бирюков.

– А что? – спросил Лимакин.

– Судя по тому, как Валентин быстро отвадил от телефонных звонков наркоманов, угрожавших Софии Михайловне, привозил он наркотики некой Коновалихе для реализации.

– Откуда Коновалиха у нас появилась?

– Наверное, из местных барыга. Не слышал о ней?

– Я, Антон Игнатьевич, слышал другое: последнее время в нашем районе купить дозу героина стало проще, чем бутылку водки. Но считал, что вал наркоты идет из Новосибирска. Трудно поверить, что в районном захолустье нашлась лихачка, не побоявшаяся организовать наркопритон. Здесь же все на слуху.

– На слуху, но… выходит, проморгали мы создание притона.

– При чем тут мы? Куда криминальная милиция смотрит?

– Видимо, туда, где халявным доходом делятся.

– Да за это надо в шею гнать деляг из милиции!

– Гнать – мало. На скамью подсудимых садить надо. Как только завершим дело по убийству Царькова, сразу возьмемся за Коновалиху.

– Если милиция с ней повязана, много неприятностей будет.

– О приятном, Петр, думать не приходится, когда молодежь гибнет. В этом году в райцентре сколько наркоманов от передозировки погибло?

– Трое. И все в возрасте чуть за двадцать лет. На эту тему я с Медниковым беседовал. Борис говорит, что барыги в целях наживы добавляют в героин всякую гадость: толченый мел, зубной порошок и даже детскую присыпку талька. От таких суррогатов передозировка – явление распространенное… – Лимакин нахмуренно помолчал. – Что еще нового Веселкин рассказал?

– Новостей много. Серебристо-белый «мерседес», одежда, в которой Сапунцов ушел из дома, и черный портфель «Дюпон» обнаружены в сапунцовском гараже. А в портфеле – пятьдесят тысяч долларов.

– Солидная сумма, однако…

– Для поставщика наркотиков не так уж и большая.

– Может, это киллерский гонорар за убийство Царькова?

– Для гонорара, по-моему, многовато. Царьков – мелкая сошка, чтобы за его голову такие деньги платить.

– Ох, запутанное дело… Ширинкина врачи привели в чувство?

– Привели. Сегодня можно будет допросить Максима.

– Представляю, как старательно начнет он изворачиваться и отрицать содеянное.

– Как бы ни старался, а песенка его спета.

– У меня, Антон Игнатьевич, не выходят из головы дневниковые размышления Царькова об иллюзорности жизни. Вот и преступники тешат себя иллюзиями о безнаказанности. Взять, например, Коновалиху… На какое чудо она надеется? Считает, что наркотическая веревочка будет виться без конца?

– В царьковском дневнике, Петр, мне запомнилась чеховская фраза: «Ничто так не оглупляет и не развращает человека, как деньги». Сказано давно, но будто о современном преступном сообществе, которое уверовало в магическую силу денег и оттого ведет себя вызывающе дерзко. Отношение к милицейским и судебным органам, скажем, у той же Коновалихи плевое, потому как барыга наверняка знает, что не все благополучно в этих органах…

На восходе солнца впереди показались пригородные строения Новосибирска. Сразу возрос поток встречных машин. Большой город словно выдавливал из себя ревущий и фыркающий копотью длинный хвост разномастной техники. Кое-как преодолев автомобильную пробку у вещевого рынка, проехали в общем потоке транспорта по расцвеченным рекламными щитами улицам, и наконец Бирюков с облегчением остановил «жигули» у входа в управление уголовного розыска.

Несмотря на ранний час, Веселкин с Голубевым были уже на работе. После обычных при встрече приветствий они предложили приехавшим чай с бутербродами. Завтрак на скорую руку занял минут двадцать. За это время Веселкин уточнил некоторые подробности разыскных мероприятий вчерашнего дня. Когда он умолк, Бирюков спросил:

– Не выяснили, из какого источника в портфеле Сапунцова появились пятьдесят тысяч долларов?

– Вот документ, – Веселкин показал заверенную печатью справку. – Эту валюту, цент в цент, Назарян получил за российские рубли в обменном пункте Промстройбанка накануне отъезда в Австралию.

– Не с пустым же карманом он за границу уехал.

– Разумеется, нет. В том же самом банке Ованес Грантович оформил кредитную карточку, по которой можно околесить весь мир.

– Выходит, на убийстве Царькова Сапунцов с Ширинкиным хотели хорошо заработать?

– По словам вашей землячки Чибисовой, получается так.

– Не многовато ли доморощенные киллеры заломили с Назаряна? – усомнился Бирюков. – Цена заказа, сам знаешь, обычно зависит от сложности исполнения. Одно дело, скажем, ликвидировать в многолюдном городе бизнесмена, который без вооруженной охраны шагу не ступает, другое – убить одинокого инвалида в тихом райцентре.

– Мне тоже щедрость Ованеса Грантовича непонятна, – согласился Веселкин. – Цена слишком велика за устранение заурядного соперника. И исполнители заказа выбраны неразумно. Что Сапунцов, что Ширинкин – дилетанты в делах подобного рода. Не стану гадать, какие замыслы у них были. В настоящий момент у меня есть лишь одна уверенность: затеяно это безрассудство Валентином Сапунцовым.

– В этом и я не сомневаюсь. Нет ответа на другой вопрос: ради чего?

– Вчера Аркадий Могильный высказал предположение, будто Сапунцов, обманув Назаряна, хотел ликвидировать своего соперника.

– Царьков не был никому соперником. Хотя София Михайловна материально поддерживала его, но он совершенно не вмешивался, в личную жизнь бывшей жены.

– Не надоела Софии такая поддержка?

– При ее доходах – это совсем не обременительная обуза.

– Бывает, и капля переполняет чашу терпения.

– Здесь не тот случай. Добрые отношения между бывшими супругами поддерживались без принуждения.

– Словом, мадам Царькова вне подозрений?

– Думаю, что да. Женщина она порядочная.

– Однако перед Сапунцовым не устояла…

– Это не от испорченности. Возраст у Софии Михайловны такой, когда основной инстинкт сбивает с панталыку.

– Она же не глупенькая девочка, чтобы совершенно не разбираться в выборе партнера.

– Нынешние раскрепощенные девочки разбираются в мужиках лучше, чем взрослые дамы, прошедшие суровую школу социалистического воспитания.

– Когда Царькова прервала связь с Сапунцовым?

– В июле прошлого года.

– Долго созревал нарыв.

– На десятом месяце прорвался. За это время Сапунцов и Назарян наверняка сменили по косому десятку любовниц и вдруг вспомнили инвалида Царькова, который, видите ли, им чем-то помешал.

– Да, такая помеха притянута за уши, – подумав, сказал Веселкин. – Сдается мне, что Сапунцов ловко охмурил шефа, но, связавшись с непредсказуемым Ширинкиным, сам попал в ловушку.

– Я такого же мнения.

– Царьков не наркоманил?

– Нет. И спиртным не увлекался.

– Значит, алкогольно-наркотическую версию исключаем?

– По имеющейся информации, убийство Царькова ни с наркотиками, ни с алкоголем не связано. Вот конфликт соучастников преступления вполне мог возникнуть на этой почве, – сказал Бирюков. – Кстати, когда можно допросить Ширинкина?

– Врач сказал, в любое время дня. Однако прежде чем заняться Максимом, надо нам, Антон Игнатьевич, побеседовать в аэропорту с Назаряном до того, как он успеет пообщаться со своим шофером Аркашей Могильным, который будет его встречать… – Веселкин глянул на часы. – До прибытия ростовского рейса остается полтора часа. Чтобы не опоздать, предлагаю заранее поехать в Толмачево.

– Поехали, – согласился Антон.