Текст книги "Рыбари и виноградари. Книга 1. Королева принимает по субботам"

Рядом с Мариной вился какой-то тип, похожий на известного кинорежиссёра, но без своей обычной вальяжности и гламурной расслабленности. А может, это и был он?

Марина напористо втолковывала:

– Не похожи они на беженцев. Дайте ему свитер какой-нибудь вязаный и синяки под глазами нарисуйте. Человек же из плена возвращается, не с курорта. Да и девчонок как-нибудь пожалостнее изобразите.

– Понял, упустил, – тряс головой «режиссёр». – Закутаем в плед, типа холодно, а надеть в спешке было нечего.

– Хорошо, – согласилась Марина. – А эту сестрёнку-хохотушку вообще из кадра уберите. Испортит всё…

Максим видел, что Марина напряжена, хотя, казалось, всё шло неплохо.

– Ждёшь проблем?

– Конечно. Когда задействовано столько политических сил, трудно обойтись без неожиданностей. Обычно большинство гениально придуманных операций срывалось из-за нелепой случайности. Поэтому твоё везение необходимо.

«Что такое везение? – подумал Максим. – Может быть, из каждого момента времени, в котором мы находимся, веером расходятся вероятности того, что будет дальше? Там есть и благополучный исход, и самый неблагоприятный. Можно сказать, будущее соткано из этих нитей, а удача – когда ты выбираешь желаемый вариант развития событий. Но кому даётся право вытащить свою единственную нить из этой плотно сплетённой пряжи? И что происходит с оставшейся частью? Она самоуничтожается, распадаясь, как распускается вязаный свитер, из которого выдёргивают нитки? Или остаётся где-то в параллельной реальности, где другой „везунчик“ выбирает свой шанс? Может быть, право выбрать свой вариант будущего даётся „избранным“?»

Максим вспомнил евангельскую притчу о «званых» и «избранных», и вновь захотелось подискутировать с Богом. Сейчас он уловил в этой истории совершенно новый смысл. Иисус говорил, что приглашённые Богом «званые» на пир не явились, потому что у каждого нашлась уважительная причина не идти. Но ведь эти события в их жизни были даны им именно свыше. Кто-то в этот день женился, другой оформлял купленную землю. Получается, что Бог пригласил «званых», заведомо зная, что они не придут. А пришли другие, «избранные». «Много званых, но мало избранных». Всегда считалось, что воля «избранных» была – прийти на пир. Но ведь они называются «избранные», а не «принявшие приглашение». Не могли они не явиться, поскольку давно не ели, и не может голодный пропустить обед. Получается, что всё было подстроено. «Званых» позвали, но создали условия, чтобы те не пришли. А «избранных» выбрали по неведомому принципу, совсем не из лучших, а может быть, даже случайно. Тогда зачем нужны «званые»? Может быть, только для того, чтобы создать у «избранных» иллюзию свободы воли?

– Я тебя поэтому первым посадила в самолёт, – продолжала Марина. – Вдруг случай задержал бы тебя по дороге, а все бы оказались запертыми в этой консервной банке-ловушке. Лучше, когда ты рядом. Твоё везение хранит. Давай палец!

– Кто-нибудь ещё здесь знает обо мне? – осторожно спросил Максим.

– Конечно, нет. Только я.

Самолёт пошёл на разгон. Марина сжала его руку. Максим подумал, что зачастую проблемы случаются сразу после взлёта. Похоже, Марина тоже думала об этом:

– Если в нас ухнут какой-нибудь долбаной ракетой или взорвётся бомба, спрятанная в багажном отсеке, скорее всего, мы этого даже не заметим. Раз, мгновение темноты – и нас нет. Может, наоборот: чья-нибудь оторванная голова будет секунд десять падать вниз, таращить выпученные глаза и недоумевать, почему всё вертится. Дурацкое состояние, когда остаётся надеяться лишь на твою удачу.

Странно, но слова Марины действовали успокаивающе. Максим понимал, что она тоже боится. И сознание этого прибавляло ему храбрости. Если он избран, то ничего не должно случиться. Бог уже столько с ним возился, что нет смысла убивать. Хотя… Что если внутри Бога борются разные силы? Одни считают, что он, Максим, – то что надо, а другим он не нравится. И они готовы убить его, чтобы найти другого избранного на свято место. Своего, по протекции. Такой пример есть в Библии, когда Бог поручает Моисею, убедить фараона отпустить народ израильский из египетского плена. Не простое задание! Любому понятно, что предприятие чревато неприятностями. Но что поделать, и бедолага, отринув сомнения, тащится к фараону. Но ночью неожиданно приходит сам Господь, чтобы убить своего посланника. Почему? За что? А далее еще непонятнее. Жена Моисея Сепфора странным магическим обрядом убедила Всевышнего оставить мужа в живых. Казалось бы, бред, что-то здесь не сходится, но противоречие исчезает, если допустить, что внутри Бога интригуют многочисленные небесные кланы.

Вскоре прибыли в родную гавань «Внуково-2». Самолёт осторожно подрулил к площадке, где, как по волшебству, оказались прожектора многочисленных съёмочных групп.

По трапу спустился усталый Горбачёв в стареньком домашнем свитере. Сзади – заплаканная жена с одной из внучек, укутанной в плед. Душераздирающее зрелище.

Максим с Мариной вышли, когда встреча закончилась и главные действующие лица разъехались.

Всё прошло на удивление гладко. Окончен был подвиг. Повезло. Да и чувствовал он себя, на удивление, почти здоровым. Более того, несмотря на глубокую ночь, мир вокруг снова был цветным, насыщенным жизнью. Словно всё вокруг – аэропорт, беззвёздное небо, пустынное шоссе, спящую страну – подключили к новой батарейке.

Дома он оказался под утро. Было темно, ночь ещё не покинула Москву. Спать не мог.

Болезнь, вплетённая в стрессовую ситуацию, казалось, что-то изменила внутри него. И хотя физически он чувствовал себя вполне сносно, душа маялась, расслабление не приходило.

«Странный был грипп, однодневный. Вдруг президент не должен был прилететь? Несчастный случай, внезапный инфаркт, авиакатастрофа, в конце концов. И кто-то могучий на небесах уже утвердил такое развитие событий. И, чтобы не путался под ногами со своим везением, наслал грипп. Однако безумная воля генерала Дмитриева затянула „избранного“ в центр событий. В результате ситуация сложилась по-иному. Получается, что планы Бога могут быть изменены?» – думал Максим, шалея от собственных мыслей.

Эгоистичная воля случайно «избранного» поворачивает историю так же произвольно, как игральный кубик выбрасывает неожиданную комбинацию. Может быть, «избранные» и служат этой цели – двигать игру Бога по неожиданному сценарию? Господь получает наслаждение от непредсказуемости собственного сюжета. В этом и заключается феномен отдельных личностей в истории человечества.

Тысячи, а может, миллионы «избранных», словно игральные кости или стрелки вращающейся рулетки, произвольным образом всё время направляют движение Игры вперёд. Вот он, Максим, провернул вариант, когда президент целый и невредимый вернулся в Москву. Сейчас кто-то другой, неведомый, такой же случайно «избранный», определяет, что произойдёт с Россией дальше: гражданская война, репрессии, новая революция, демократическое присоединение к США или распад советской империи на автономные княжества. А там – следующий выбор. И так до бесконечности. «Интересно придумано», – искренне восхитился Максим то ли своей версии, то ли гениальности Божьего плана.

Пытаясь унять нервное возбуждение, он выпил целую бутылку водки в одиночку перед выключенным телевизором. Алкоголь не брал, поскольку пришла новая крамольная мысль: «Кто задумывался над простым вопросом: что первично? Жестокая бесконечная Игра, идущая по воле творений Господа, или Бог, создавший эту Игру?

Если принять невероятную мысль, что мы, люди, творим Игру, где существует бесконечная вселенная и даже сам Всемогущий Господь, то, чтобы получить „доброго“ Бога и милосердную вселенную, нам самим следует стать добрее и милосерднее. Кажется, святой Серафим Саровский сказал: „Меняйся сам, и мир изменится“. Неужели святой подразумевал, что мы можем менять Бога? Что если Господь развивает себя нашими руками?..»

Максим сидел трезвый и смотрел на мёртвый экран. Неожиданно краем сознания где-то сбоку он ощутил движение света. Словно кто-то зажёг и быстро выключил торшер. Потом вдруг по комнате пробежал яркий луч, и вдруг этих лучей стало много. Мир взорвался беззвучной вспышкой и волшебным образом преобразился. Максим с изумлением огляделся вокруг.

Комната перестала быть помещением с набором мебели и вещей. Предметы распались на крохотные светящиеся частицы, каждая из которых имела сложную и совершенную форму, похожую на разнообразные снежинки, которые дети вырезают из цветной бумаги. Только насколько великолепнее было то, что он видел сейчас. Дух захватывало от красоты узоров разнообразных кристаллов, сияющих радужными переливами ярких и чистых цветов. Кристаллы переплетались своими лучами и выступами, образуя тонкую кружевную ткань. «Эта ткань и есть материя нашего мира», – понял Максим. Каждая молекула, каждый атом были тем единичным мазком кисти, лёгким касанием гениального Творца, совокупность которых складывалась в общую картину мироздания. Точки вибрировали, словно крылья нежных бабочек на солнце, и от этого весь мир дышал, и было неоспоримо ясно, что каждый элемент здесь – живой, что материя не бывает мёртвой, что вся она пропитана животворящим духом.

Максим поднёс к глазам ладонь и увидел, как сияет, переливаясь искрами, его кожа; под ней ярким рубиновым потоком текла кровь, омывая радужную палитру клеток мышц.

Это продолжалось несколько мгновений, но даже когда сияние исчезло и комната вновь приобрела привычный вид, новые ощущения не ушли. Что-то произошло в сознании. Будто кто-то раздвинул тяжёлые пыльные шторы с окон разума. Окружающая вселенная перестала быть загадочной, огромной и чужой. Это был его мир, за который он, Максим, нёс персональную ответственность. И теперь не имело смысла предъявлять претензии Богу на несправедливость и несовершенство этого мира. Словно повзрослевший ребёнок, он вдруг понял, что родители ждут от него не детских капризных требований и подростковой критики, а соучастия в повседневных делах семьи. Он с восторгом осознал всей душой, всей внутренней крепостью, всем сердцем своим, что Всемогущий Бог и он, Максим, – одна семья, одна сущность. И одно не существует без другого, и всё заключено во всём.

И показалось, что он слышит далёкий знакомый шёпот, словно слабое дуновение лёгкого ветерка: «Сие есть сын мой возлюбленный. В нём моё благоволение…»

Глава 3
В которой мы узнаём, что Максим успел вовремя на таинственное совещание во Францию, а баронесса Вальмонт нашла достойное занятие для мужа

Разница во времени между странами иногда создаёт парадоксальные ситуации.

В то время, когда Максим заканчивал завтрак, барон Анри Вальмонт ещё не знал, что вечером у него большой приём, точнее, совещание, на которое соберутся гости со всего мира.

Ранним утром он произвёл конный объезд ровных километровых виноградных рядов, выстроившихся будто солдаты перед военачальником. Нарушители строя отсутствовали, количество листьев соответствовало уставному, ягоды имели правильный окрас. Удовлетворённый, коротко отсалютовал построению и, вернувшись в замок, как всегда, появился в спальне баронессы верхом. У каждого есть вполне позволительные привычки, которые постороннему могут показаться странными. Средневековые лестницы зачастую вместо ступеней имели лишь выступающие рёбра, чтобы копыта не скользили. То есть допускалась возможность после конной прогулки заскочить поприветствовать заспавшуюся жену. В древние славные времена так поступали многие.

Но баронесса Селин не была согласна с этим. Мало того, что ей приходилось мириться с грубостью, вспыльчивостью и невоспитанностью мужа, но терпеть это ещё и от лошади, имевшей такой же необузданный характер, она не собиралась.

Барон утверждал, что появление в спальне жены конным – вековой обычай их рода.

Традиции, конечно, – дело святое, но каждое утро было невыносимо просыпаться под грохот сносимой с петель двери, видеть восторженные глаза хозяина и коня, терпеть забрызганные грязью копыта и сапоги на чистых коврах, слышать их одинаковый смех, точнее ржание. А запах…

Сегодня она встретила сладкую парочку проснувшаяся, умытая, полностью одетая и категорически настроенная хотя бы временно покончить с вековым безобразием. Само мироздание было на её стороне. Информация, полученная ранним утром, говорила, что во вселенной явно не всё в порядке. Если муж займётся возникшими проблемами, то хоть на время оставит близких в покое. Какие же тут скачки в спальне жены, когда мир ждёт, чтобы его спасли? «И наступят времена добрые, когда можно будет блаженно выспаться, не страшась опустошителя лютого и гласа неурочного…»

– Тебе обзвонились, – строго сказала она Анри.

Традиции были смяты, предки с ужасом перевернулись в гробах, вековые обычаи умерли. Конь споткнулся. Барон с удивлением взглянул на жену. Потом легко для своего возраста спрыгнул с лошади.

– Иди, подожди меня в саду, – шепнул он коню.

Тот кивнул и задумчиво вышел, понимая, что происходит нечто неординарное. Но всё же не удержался и в дверях неодобрительно фыркнул, показав своё отношение к изменению заведённого уклада.

– Что случилось, дорогая? – спросил Анри, дружески погладив руку баронессы. Даже сквозь грубую перчатку он чувствовал нежную шелковистость её кожи.

Баронесса привычно достала из туалетного столика заживляющую мазь и, смазав новую царапину на руке, сказала:

– Получена информация, что там, наверху, решили уничтожить человечество!

– Такое бывало, – невозмутимо заявил Анри, стягивая с рук перчатки. – Вспомни хотя бы Всемирный потоп, и это, как его… – барон запнулся, мучительно вспоминая следующий пример.

– Ну?.. – не облегчила ему задачу баронесса.

– Ну, это. Что-то вылетело из головы. Память…

– Другого примера нет, – заявила Селин. – Тот случай был единственным. Более того, Сам обещал, что подобного более не повторится.

– «…Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его; и не буду больше поражать всего живого…» – процитировал Анри слова из Библии. Похоже, память к нему вернулась.

– Верно, – одобрила точность цитаты Селин. – Но, похоже, Всемогущий передумал. И получается, что у человечества серьёзные проблемы.

Барон задумался. Он почесал заросший жёсткой щетиной подбородок.

– Дела так плохи?

– Хуже не бывает, – подтвердила Селин. – Тебе надо срочно бриться, потом мыться. И – мне страшно даже подумать об этом – тебе следует постричься, причесаться и надеть костюм.

– Господи! – простонал барон.

– Не поминай Его всуе. Сейчас это не поможет. Я лично окроплю тебя туалетной водой. К вечеру соберутся гости. Все уже едут.

Барон тоскливо подошёл к окну спальни и выглянул в парк, залитый розовым светом восходящего солнца. В глазах его стояли слёзы. Рассвет был красив. Конечно, не так, как вчера, но чувствовалось, что солнце старалось.

– Рожер тебя подождёт, – поняла его невысказанную мысль Селин. – В стойле. Боюсь, у тебя в ближайшее время будет слишком много дел.

Анри склонил голову, опустился на одно колено и поцеловал руку Селин.

– Если бы ты благоволила пронести чашу сию мимо меня… – грустно молвил он. Затем решительно поднялся и двинулся к выходу, разрывая на груди рубаху. – Веди меня в ванную. В руки твои предаю дух мой…

Селин с нежностью смотрела на мужа. Он был красив. Годы совсем не портили его сильное тело, волевое лицо. Они лишь украсили кожу мелкой вязью таинственных иероглифов. Кто-то сказал бы, что это просто морщины. Но Селин понимала, что так скажет лишь глупец, который вдобавок заявит, что белое облако, окружающее голову барона, – просто копна растрёпанных седых волос.

Она вздохнула и вызвала секретаря.

– Вечером у нас приём. Проследите, чтобы барон выглядел должным образом. Гости начнут собираться к семи. Ужин должен быть человек на пятьдесят. Меню утвердите у меня.

– Конечно, мадам, – почтительно произнёс тот, понимая чутьём вышколенного референта, что хозяйка хочет добавить что-то ещё.

Пауза затягивалась. Наконец баронесса нарочито небрежно произнесла:

– И дайте Рожеру чего-нибудь вкусненького. Он любит гренки с солью. Шепните, что от меня… – она слегка покраснела, а возможно, это рассветные лучи так окрасили её лицо.

– Конечно, мадам, – повторил секретарь и поспешно вышел.

«Ближайшие несколько часов обещают быть суетными», – подумал он.

Но даже умный и проницательный секретарь ошибался. Грядущие события нельзя было определить таким заурядным словом. Сюда подходило бы что-нибудь более мрачное и патетическое. Да и вообще, речь шла не о часах, а, скорее, о вечности…

После полудня стали собираться приглашённые.

Максим не любил приезжать в числе первых. Атмосфера вежливых разговоров, вызванная необходимостью убить пару часов, утомляла. К тому же кое-кто из гостей умел проникать в чужие мысли, что требовало постоянного самоконтроля.

К шести часам вечера он сменил два самолёта на арендованную в аэропорту Бордо машину. Ещё через полчаса оказался на подъезде к заросшему лесом холму. Юго-запад Франции, райские места. Многие считают, что всё вокруг быстро меняется, но только не здесь. Вообще-то мир не так уж склонен к переменам, особенно человек. В библейские времена страдали, боялись, завидовали, вожделели. Что изменилось? Образование и доступ к интернету? Но и в Средневековье подростки целыми днями заворожённо слушали заезжих менестрелей и любовались казнями на площадях. Живое аутодафе, да ещё в реальном времени, круче ролика про драку на гей-параде.

Поля, холмы, виноградники, дорога с многовековыми платанами существовали здесь всегда. Цивилизация проявилась лишь в том, что аллею заасфальтировали. Без этой инородной чёрной полосы определить эпоху было бы невозможно. Появись сейчас средневековые всадники, зыбкая реальность не моргнула бы глазом.

Максим свернул на обочину у огромного пня. Здесь в ряду деревьев был просвет, похожий на пустоту выпавшего зуба. Вокруг неподвижно застыли огромные платаны с неестественно гладкими светло-зелёными стволами в бурых пятнах, будто в подсохшей крови. В тени жара всё равно ощущалась. Он открыл дверь машины, вдохнул воздух, пахучий и густой, словно вино, напоённый запахом сотен трав и цветов, разомлевших на солнце. Слабый ветерок внёс сюда тонкий оттенок недалёкого моря и разогретой сосновой смолы. Клетки тела восторженно избавлялись от синтетической атмосферы самолётных кондиционеров.

Максим вышел из машины и присел на пень, стараясь ни о чём не думать, просто впитывая окружающий пейзаж, звуки и запахи. Он пропустил сквозь пальцы жёсткую метёлку густо-зелёной травы. Смял её, ощутив клейкий сок. Вдохнул пряный аромат, похожий на маринад к мясу.

Далеко на вершине холма чёрным размытым пятном среди янтарных стволов и тёмно-зелёных крон угадывались башни замка. Отблески вечернего солнца вспыхивали на далёких окнах и каменной слюде черепицы.

Посидев минут пятнадцать, просветлённый духом, с сожалением вновь забрался в машину. Скоро дорога упёрлась в высокие металлические ворота. Максим кивнул видеокамере. Тяжёлые створки неторопливо и беззвучно распахнулись. Асфальт сменился гравием.

Обыденный мир с идеалистическим пейзажем французской провинции остался позади. Вокруг темнел мрачный дубовый бор, заросший подлеском из колючего вечнозелёного кустарника с мелкими и острыми, как бритва, листьями. Прогуляться по такому лесу можно было бы разве что в латах. В чащобе истерично взвыл незнакомый зверь; совсем рядом захрустели сучья. Максим поднял стёкла и порадовался, что никакая тварь снаружи не заберётся. Мощные дубы нависали над машиной, разглядывали гостя, что-то шептали, протягивая корявые лапы.

Неожиданно на ветровое стекло упал бурый лист, похожий на высохшую ладонь с растопыренными пальцами и засохшими скрюченными когтями. Царапнув по стеклу, неохотно соскользнул.

Через сотню метров показалась первая скульптура. Мраморный пёс размером с человека застыл в неустойчивом равновесии, готовый к нападению. Он был укреплён на массивном обломке скалы, опасно торчавшей над дорогой. Зверь безмолвно скалился, демонстрируя острые клыки. Максим ждал этого появления, но, как всегда, возникло неприятное чувство, будто монстр может грохнуться как раз в тот момент, когда будешь проезжать мимо. Правил безопасности здесь явно не соблюдали. Максим подмигнул. Чудовище не ответило. Каменные глаза смотрели строго.

За очередным поворотом мрачные заскорузлые дубы расступились, в просветах между листьями появились золотые пятна сосен. Чуть посветлело. Здесь подлеска почти не было, поэтому в глаза бросались обвалы огромных камней и острые куски вздыбленной породы, сквозь которые непонятно каким чудом прорастали деревья.

Машина медленно поднималась на холм, минуя один поворот за другим. На каждом зигзаге стояла новая скульптура собаки. Они были разные, но везде неистовый скульптор мастерски передал посетителю ощущение грозящей опасности.

Проезжая пятую, Максим заметил ворону, которая с истошным воплем пролетела перед машиной и уселась на голову пса, словно говоря: «Полюбуйся, кто к нам пожаловал». Замерев, каменный пёс и живая ворона недоброжелательно уставились на Максима.

«Фу», – мысленно скомандовал он обеим на всякий случай.

Впереди показалась высокая, сложенная из замшелых валунов крепостная стена.

Максим помнил, как в свой первый приезд с удивлением обнаружил, что в какой-то момент дорога пошла вниз, и он вновь оказался у подножия холма, в месте, откуда начал своё путешествие. Чтобы проехать дальше, нужно знать секрет.

Притормозил, ища глазами шестую скульптуру. Очередная псина сидела у ног угрюмой каменной девушки, явно злоупотреблявшей бодибилдингом. Одной мускулистой рукой спортсменка придерживала зверя, а другой, бугрящейся бицепсами, подзывала гостя. Возможно, скульптор увидел этот характерный жест, сопровождаемый зловещим «Сюда иди!», ночью в трущобах Марселя.

Здесь надо было аккуратно съехать на обочину, обогнув брутальную барышню сзади. В зарослях ежевики начинался невидимый с дороги тоннель. Максим проехал сквозь крепостную стену, потревожив спокойствие спящих лиан. И оказался в ухоженном парке с живописными группами кипарисов и обширными зелёными лужайками, где гуляли мраморные нимфы. По мере приближения к замку нимф становилось больше, словно они жались к родным стенам, опасаясь забираться далеко от дома.

Наконец машина, недовольно вздрагивая на неровных булыжниках, преодолела каменный мост надо рвом, где в тёмной, покрытой зелёной ряской воде кипела неведомая жизнь, давая о себе знать рябью и громкими всплесками. За мостом начиналась парковка, присыпанная красным толчёным гравием. Макс отдал ключи охраннику и пошёл к воротам, ведущим во внутренний двор. Он хорошо знал, куда идти.

Замок издалека производил гнетущее впечатление, но вблизи он выглядел ещё более зловеще. Жилище – это одежда, подогнанная под фигуру владельца. В данном случае зависимость была бесспорной.

Множество башен и башенок возвышались повсюду. Они пристально оглядывали местность своими многочисленными амбразурами, тайными окнами и узкими тёмными смотровыми щелями, ясно давая понять, что любой незваный пришелец будет немедленно обнаружен и уничтожен.

Каждый, кто подступал к этим огромным зубчатым стенам, понимал, какой он маленький и ничтожный, и что у него совсем нет грозных башен и колючих решёток. Тот, кто отваживался задирать голову, обнаруживал немигающие взгляды каменных горгулий с огромными разверстыми челюстями. Когда-то сквозь эти жуткие пасти лилась кипящая смола, а тысячи разящих стрел летели из каждой неприметной щели.

Максим знал, что грозная сила замка не осталась в прошлом и строение защищено надёжней многих современных военных объектов. А кипящая смола и зазубренные стрелы, вырвать которые из тела невозможно, – лишь милые детские шалости по сравнению с последствиями изуверской жестокости современных ловушек.

Из посторонних увидеть замок могла бы только птица. Хотя вряд ли она поделилась бы с кем-нибудь своими наблюдениями. Впрочем, кто их знает, этих птиц…

Пройдя внутренний двор, Максим кивнул охране, стоящей у главного входа, и повернул в боковую арку, ведущую в сад. За готической балюстрадой виднелась площадка. Там слышался смех, доносились обрывки разговора. Несколько каменных ступеней – и он оказался в толпе на открытой террасе, соединённой со столовой огромными дверями, распахнутыми по случаю хорошей погоды.

Большинство гостей были Максиму хорошо известны. В толпе сразу заметил баронессу Селин Вальмонт, в элегантном вечернем платье, с гроздью серебристого жемчуга на шее, и возвышавшегося над всеми барона, одетого в чёрный смокинг с орденом Почётного легиона в петлице.

– Добрался-таки, я уже думал, что тебя, наконец, пристрелили в дороге, – Анри хлопнул Максима по спине так, что позвоночник хрустнул.

Голос гремел даже среди шума толпы; барон стоял, гордо выпятив грудь, потряхивая седой гривой и слегка раздувая ноздри. Глубокие морщины иссекали готическое лицо, отчего хозяин был похож на ухмыляющуюся горгулью. Сходство с аналогичными особями на стенах замка уводило мысль в запутанные дебри. Его безумие было весьма поверхностным и носило скорее имиджевый характер. За всем этим театральным образом скрывался острый ум, несгибаемая воля и ещё много чего острого и несгибаемого, так что смертельно порезаться об этого человека ничего не стоило.

– Я рад вас видеть, – вежливо ответил Максим, пожав руку барону и прикоснувшись губами к гладкой коже пальцев баронессы.

Глядя на эту эффектную женщину, каждый понимал, как должна выглядеть аристократка, род которой идёт сразу от грехопадения Адама.

– София тебя уже искала, – негромко сказала та. – Она где-то там, – баронесса кивнула в сторону парка.

– Ты не знаешь, какие есть праздники второго августа? – поинтересовался Анри. – Годовщину образования ООН отмечать скучно.

– В России сегодня день ВДВ, – вспомнил Максим утреннего попутчика.

– «Ве-Де-Ва» – какой-нибудь языческий праздник? Со странными ритуалами и безумствами… – оживился барон.

– Вроде того. Все напиваются и купаются в фонтанах и бассейнах. Радуются и веселятся, яко мзда ожидает изрядная.

Барон просиял:

– Это нам подходит. А наряды? Есть что-то специальное? Повязки из травы или прозрачные туники…

– Туники есть, только не прозрачные, а полосатые. Морские тельняшки сгодятся, – серьёзно поддержал Максим.

– А что пьют? – уточнил Анри.

– Водку, лучше русскую.

Барон что-то шепнул подбежавшему лёгкой иноходью секретарю. Тот мгновенно ускакал.

– Ты – молодец, – хозяин вновь одобрительно хлопнул по спине Максима, но в этот раз тот сумел сгруппироваться, смиренно выразив непротивление насилию словами:

– Аминь, Аминь…

– Ещё успеешь потрепать парня, – обратилась Селин к мужу, притормаживая пылкие попытки того продолжить наносить увечья гостю. – Человек устал с дороги и наверняка хочет поговорить с Софией.

Максим понял намёк, раскланялся и двинулся в указанном направлении. Прихватил бокал шампанского с подноса ближайшего официанта и шёл среди знакомой толпы, кивая мужчинам, прикасаясь скулой к нежным щёчкам дам и стараясь думать только о погоде.

Тепло раскланялся с восточным мультимиллиардером Измаилом Хасифом, владельцем нефтяных скважин, самолётов и танкеров. Измаил выглядел как Джеймс Бонд, злоупотребляющий загаром и маскирующийся под арабского шейха: элегантная рубаха-джалабея полностью закрывала тело, белоснежная куфия обрамляла голову.

Рядом стояла чета знаменитых американских врачей. Он – великий хирург. Жгучий брюнет с тонким породистым лицом, похожий на театрального Мефистофеля. Демонический взгляд проникал вглубь любого тела, оказавшегося рядом. И сразу видел, что следовало бы отрезать. Это знание добавляло в улыбку долю снисходительного сострадания.

Жена – знаменитый гинеколог. Максим даже не пытался представить, о чём думала она, глядя на случайного собеседника.

Поздоровались. Обнялись. Недавно Максим был на свадьбе их дочери. Поэтому первый вопрос был о молодых: всё ли у них хорошо? Естественно, всё было великолепно. Кто бы сомневался.

Популярный итальянский министр Бенедикто Стефаньоли хлопнул Максима по плечу. Эксцентричность того граничила с хулиганством и шутовством. Интернет пестрил скандальными роликами, газеты публиковали разоблачительные статьи. Около десятка судебных процессов постоянно были связаны с его именем. Но тот всегда выходил сухим из воды, лишь укрепляя свой рейтинг, питаемый поддержкой простых граждан.

Максим знал, что скандалы вокруг Стефаньоли тщательно срежиссированы им самим. Политики – те же блондинки. Сколько ума требуется, чтобы выглядеть настолько изобретательно-глупыми и изощрённо-пошлыми! И всё ради любви миллионов. Никто не знал, каков он на самом деле. И правильно. Политик, пытающийся показать своё истинное лицо, похож на эксгибициониста в парке. Ничего, кроме гнева общественности и ужаса юных школьниц, он не получит.

Наконец, выбравшись из толпы, у балюстрады он заметил Софию.

– Максим, – выдохнула та. – Как я рада тебя видеть. Все старательно делают вид, что ничего не происходит. Но мне страшно… И предчувствия очень плохие…

– Всё будет хорошо, – соврал Максим. Он был совершенно в этом не уверен. Поэтому собрался угнездиться у куста ароматных роз, где можно было ни о чём не думать, просто стоять и нюхать.

В этот момент раздался звук охотничьего рожка. Это означало, что собранию пора плавно переместиться в обеденный зал.

Комната со столом размером с небольшое государство выглядела величественно. Солнце было ещё высоко, и стрельчатые двери, ведущие в сад, оставили открытыми. Оттуда доносились обычные звуки тёплого вечера – трели птиц, стрёкот и жужжание насекомых.

Противоположную от сада стену занимал камин гигантских размеров. Там во весь рост, наверное, могли бы встать человек двадцать, а если потесниться, то и все пятьдесят. В центре из стволов деревьев, распиленных на двухметровые брёвна, была сложена поленница, которая сейчас не горела, но вполне подошла бы, чтобы хорошо поджарить компанию ведьм. Сбоку лежал запас таких же брёвен, на случай, если чертовок окажется больше, чем планировалось. Над кострищем на массивных балках были укреплены вертела, и это наводило на мысль, что всё же речь идёт не о ведьмах, а скорее о тушах ягнят, оленей или кабанов.

Снаружи сооружение было щедро облеплено отрубленными головками ангелочков и древних философов.

Свободные от камина стены зала украшали мрачные фигуры древних богов. Они высовывались в самых разнообразных местах, имели малосимпатичные, можно сказать, зверские лица и, неодобрительно хмурясь, поглядывали на гостей.