Текст книги "Люба-Любовь. Потомку о моей жизни"

Люба-Любовь
Потомку о моей жизни
Михаил Качан

© Михаил Качан, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Посвящаю серию книг «Потомку о моей жизни» моей любимой жене и большому другу Любови Николаевне Качан (в книгах – Любочка), с которой мы вместе живём уже почти 60 лет в атмосфере любви и взаимоуважения. Она постоянно подпитывает меня эмоциональной, интеллектуальной и духовной пищей.

Книгу «ЛЮБА – ЛЮБОВЬ» я посвящаю моей дорогой и любимой дочери Ирине. Она родилась, когда я ещё был студентом, именно в тот период, который я описываю в этой книге. И в моей памяти остался образ трогательной маленькой девочки.

Но годы бегут, и сегодня она уже в том возрасте, в каком я переехал жить в США. Она и её муж Сергей Панкратов с детьми вскоре последовали за нами, и теперь они всегда с нами – со мной и с Любочкой. Мы постоянно чувствуем её любовь и заботу.

Всё, за что она берётся, она делает очень умело и с душой, Обладая упорством, она умеет и ставить цели, и достигать их. Мы гордимся ею.

Она у нас единственный ребёнок, а вот ей мы обязаны рождением наших трёх любимых внучек – Алисы, Нади и Веры. Годы бегут быстро, и теперь, уже благодаря внучкам, у нас есть столь же любимые правнучка Диана и правнук Алек.

Введение

Настала пора рассказать о Любочке и ее родных

Любочка Штерн (это её девичья фамилия) вошла в мою жизнь 60 лет назад, в 1954 году. Вошла и осталась навсегда. Её родные стали моими.

Хочу, чтобы ты, потомок, узнал больше о Любочке, её родителях и брате Володе, о братьях и сёстрах её матери и отца, об их семьях, о её, а, следовательно, и о твоих, потомок, предках. В двух словах о них не расскажешь. Но постараюсь покороче.

Если же ты читатель моих воспоминаний, знай, что я начитнаю знакомить тебя с необыкновенной женщиной, её родителями, семьями братьев и сестёр её родителей и, наконец, с её корнями.

В этот период, когда я встретил Любочку, я близко познакомился с некоторыми её родственниками и очень много узнал о них и об их жизни, о её родителях и о самой Любочке. Я и до женитьбы бывал у некоторых, но это носило случайный (с моей точки зрения) характер, а теперь, поскольку все многочисленные родственники Любочки, с которыми я встретился на нашей свадьбе, приглашали нас в гости, мы начали визиты. Но начну свой рассказ с самой Любочки.

Узнавание друг друга

Час приходит – нужно отключиться:

Не глядеть в газету, не учиться —

Из ручья холодного напиться:

Глубь до дна

И небеса до дна…

Семён Ботвинник

Когда мы гуляли по вечерам, Любочка рассказывала о своем детстве, о своей студенческой жизни, о родителях, о родных, о друзьях. Мы говорили о кино, которое она обожала, о музыке, которую она любит без памяти, о стихах и поэтах, которых она знает великое множество, о книжках, которые она прочитала.

Мы говорили обо всём, обмениваясь мыслями, мнениями, чувствами и взглядами на жизнь. И постепенно мы выяснили, как мы похожи во взглядах, в мнениях, в стремлениях, в объяснениях. И я чувствовал, как мне хорошо в обществе Любочки. Я слушал её и сопереживал, вместе с ней радовался, негодовал, надеялся или сожалел.

Любочку смотрит на жизнь совсем не так, как я. Она интуитивно чувствует суть вещей, умеет выделить главное в отношениях, в поступках, абсолютно не приемлет ложь и ханжество.

К сожалению, Любочка не хочет писать о себе, но она много рассказывает о том, что ей запомнилось. Память у неё эмоциональная, и, если события в её жизни были связаны с яркими душевными переживаниями, они ей врезались в память и остались там. А если не было сильных душевных переживаний, никаких воспоминаний и не осталось.

Сейчас, когда я пишу эти строки, 3 июня 2007 г., Любочка работает над письмами в Новосибирск Марка Абрамовича Когана, своего дяди. После переезда в США в 1980 г. он переписывался с Николаем Исааковичем, отцом Любочки, иногда со своей сестрой Бертой Абрамовной, матерью, а после их смерти недолго с Любочкой. Недолго, – потому что после того, как Николай Исаакович скончался, а это случилось в ночь на 3 мая 1991 года, мы в начале следующего года тоже уехали в Америку.

Незадолго до нашего отъезда, 22 декабря того же года СССР распался, и на его территории возникло 15 государств. Поэтому мы уехали уже из России, а не из СССР.

15 января 1992 года я прилетел в Нью-Йорк, и Марк Абрамович меня приютил. 7 марта 1992 года здесь же оказалась и Любочка. Почему мы не приехали вместе? Это отдельный занимательный рассказ. Мы и это пережили.

Письма Марка Абрамовича нам сохранила в Новосибирске и привезла в Нью-Йорк наша дочь Иринка. Теперь пришло время, когда их можно опубликовать. Прошло полтора десятка лет с момента его смерти. Любочка хочет закончить эту работу в память о нем к 1 сентября 2007 года – к 100-летию со дня его рождения.

Николай Исаакович и Марк Абрамович были большими друзьями. Марк Абрамович даже называл Николая Исааковича своим братом. А Любочку он называл своей любимой племянницей.

Сейчас утро. Мне предстоит сегодня днем подвергнуться процедуре ангиопластики артерий правой ноги, а то в последнее время она снова стала болеть при ходьбе. Предыдущую процедуру на этой ноге мне сделали год назад. Врач обещал 7 лет без боли. К сожалению, не получилось, – прошел всего год. Но и год хорошо. Какое счастье, что совсем недавно такая процедура стала возможна!

Да, сейчас утро, и мне предстоит эта процедура, примерно в середине дня, но я думаю не о ней, а о Любочке.

Если все будет хорошо, а я на это надеюсь, Любочка привезет меня из больницы домой сегодня вечером, и завтра я уже продолжу свой рассказ. Я написал о ней уже восемь страниц, – то, что мог. Но об ее чувствах я писать, естественно, не могу.

Вчера вечером я переслал эти страницы Любочке и попросил написать самой об этом. Я даже написал, о чем конкретно. Факты то я знаю, но описывать её эмоциональное состояние – это, во-первых, грешить против истины, а, во-вторых, будет сухо и серо.

Надеюсь, что Любочка выполнит свое вчерашнее обещание и напишет. Она хорошо пишет, и это будет интересно тебе, наш потомок.

Только что позвонили из больницы. Процедуру перенесли, – нет какого-то инструмента, – в Америке редкостный случай. Ну и ладно. В честь отмены Любочка напекла вкусных оладий с яблоками, и мы позавтракали на веранде своего дома.

В этом году хоть и солнечно, но не жарко. В прошлые годы в июне было 35—40 градусов, а тут не больше 25 градусов.

Подарок судьбы, – говорят.

Так что, мы с ней провели вместе чудесное утро, разговаривая то о прошлом, то о настоящем.

P.S. Любочка закончила свою работу с письмами дяди Марка. Я же начал редактирование и публикацию его писем в proza.ru (в графе «поиск» можно найти эти публикации по имени автора – Мейер Коган),11
  Их можно найти по адресу: http://proza.ru/avtor/meyko.


[Закрыть]

P.P.S. К сожалению, и сегодня, 17 мая 2016 года эта работа мною не закончена.

Часть 1. Любочка Штерн

Любочка Штерн (1953 г.)

Глава 1. Детство и отрочество

Маленькая Любочка

Любочка родилась 3 марта 1934 г., на 8 месяцев раньше меня в Ленинграде. Её родители жили тогда в квартире дома, расположенного напротив Александро-Невской Лавры. Дом был на месте, где теперь стоит гостиница «Москва». Номер квартиры она не помнит.

Её мама, Берта Абрамовна Штерн, родила двойняшек. Это были её первые роды.

Схватки начались раньше времени, дома. Николай Исаакович стеснялся ехать с ней в больницу на такси, потому что она кричала. А врач в поликлинике, к которой прибежала соседка, сказала:

– Я эту больную знаю. Ей рожать ещё не скоро. Ничего страшного. Подождёт.

Так что медицинская помощь запоздала. Первым родился мальчик-крепыш, но он не сделал первого вздоха, и никто не сумел заставить его задышать.

К моменту рождения второго ребенка – девочки, а это и была Любочка, квалифицированная помощь уже подоспела. Да и родилась она с криком. Поэтому хилый заморыш, появившийся на свет вторым, был успешно спасён и стал жить.

Эту историю любила рассказывать родная сестра Любочкиного отца тетя Лена (Геня Абрамовна Швабская), а вслед за ней и её дочь, Лиля (Елизавета Швабская), которая родилась раньше Любочки на три года:

– У неё были вот такие тоненькие ручки (она показывала, какие тоненькие) и вот такие тоненькие ножки (показывались и ножки толщиной со спичку). А маленькое личико было ну прямо, как у крысочки.

Конечно, Любочке этот рассказ о ней не нравился, особенно, когда она вступила в нежный возраст, тем более, что эта история рассказывалась каждому её кавалеру. Меня тоже не обошли вниманием, но мне это было рассказано уже после нашей свадьбы. Мне было абсолютно все равно, какие ручки-ножки и какое личико было у Любочки при рождении. Но мне было приятно, когда в ответ на бурный протест Любочки, тетя Лена с присущей ей грубоватой прямотой ответила:

– Молчи, дура! Зато, смотри, какая красавица выросла!

Она была права, Любочка, на самом деле, была удивительно красива, ну просто невероятно красива. А уж как обаятельна!

Впоследствии Николай Исаакович называл Любочку уже даже и не «крысочкой», а марафонской крысой. Но Любочка на него не обижалась. У нее с отцом сложился с детства и на всю жизнь душевный контакт.

А Любочка иногда говорила, что она живёт не только за себя, но и за того парня.

Из довоенной жизни Любочке запомнились четыре события.

Событие первое. Любочка с мамой приехала летом 1938 года в Чечерск, недалеко от Гомеля, где жил ее дед Абрам Исаакович Коган, отец мамы. Он был шорником, – делал конскую сбрую.

Жена его Либе, в честь которой и дали имя Любочке, к тому времени уже умерла. Именно после её смерти Марк Абрамович и забрал свою младшую сестру Берту в Ленинград.

Любочка смутно помнит невысокого старика, но зато ярко запомнилось другое. Петух во дворе догонял курицу и нападал на неё с явно определенными намерениями. Не понимая этого, Любочка, не задумываясь, закрыла её своим телом, – четырехлетний ребенок бросился на защиту курицы. Петух не испугался малолетней защитницы, но, видимо, осерчал на неё, и клюнул нашу Любочку прямо в темечко. Любочка испугалась, но, тем не менее, была горда, что, не побоявшись грозного петуха, защитила слабую курицу.

Событие второе. Детские игры между могилками на кладбище Александро-Невской Лавры.

Кладбище было довольно сильно «заселено», но это не мешало маленькой девочке играть здесь в дочки-матери. Зато она рано осознала, что люди заканчивают свою жизнь именно здесь, и это вполне естественно. Никаких иллюзий. Все там будем.

Событие третье. «Три поросёнка» была любимой книжкой Любочки. И на её маленькой чашечке были нарисованы три поросёнка. Словом, для Любочки назвать кого-нибудь поросеночком было то же самое, что сказать: «Как я тебя люблю!».

Любочке лет пять:

– Ой, папа, – сказала она, думая, что отцу будет приятно, – какой ты чистенький и красивенький. Ну, прямо, как поросёночек!

Такое сравнение не было понято. Сравнение с поросёнком, хотя и чистеньким, и красивеньким, отцу не понравилось. Для набожного еврея упоминание о свинье всегда было тяжким оскорблением. У папы, хоть он уже в эти времена и не ходил в синагогу, полученное в детстве традиционное еврейское, глубоко запрятанное воспитание, видимо, сохранилось на всю жизнь.

Любочку поставили в угол, да не в комнате, а в коридоре их коммунальной квартиры. Немного постояв в углу, Любочка залезла на сундук, над которым на вешалке висела верхняя одежда. Под неё Любочка и спряталась.

– Пусть теперь поищут, – слёзы душили ее. Она не понимала, за что её наказали. Она сидела и сидела за одеждой, – но про неё забыли. Потом, видимо, спохватились и вышли посмотреть. Не увидели за одеждой и ушли. А Любочка осталась там сидеть:

– За что?? – ребёнок не понимал.

Событие четвертое. 15 декабря 1940 г. в семье Штернов родился мальчик. Его назвали Владимир. Вовочка, Володенька. У почти семилетней Любочки появился младший братик.

Но Любочка сначала не приняла его, – она хотела девочку. Даже с подружками по дому вынашивала планы, как от него избавиться. Потом полюбила.

До начала войны между Германией и Советским Союзом оставалось полгода.

А потом началась война, немецкие войска быстро наступали вглубь Советского Союза и подступили к Ленинграду. Уже с начала июля началась массовая эвакуация жителей города, в основном, детей.

Берта с двумя детьми, и тётя Лена с двумя детьми 7 июля отправились на поезде с детьми в Татарию. Взрослых не брали, но Лену остановить было невозможно, – она добилась того, что в последний день кто-то смилостивился и разрешил. Взяли и её, и Берту.

Любочка вспоминает, как мама собиралась. Приехала бабушка помочь собраться. Мама расстелила на полу пикейное одеяло, побросала туда самые необходимые вещи и завязала узлом. Потом принесла из кухни маленькую кастрюльку и со словами «пригодится, Володе кашу варить», – воткнула ее ручкой в узел, так что сама кастрюлька торчала снаружи.

А где же в это время был папа? Он после окончания Библиотечного института им. Крупской в Ленинграде был направлен на работу в Мурманск. Когда началась война, его призвали в армию, и в эти июльские дни он уже воевал.

В Угличе была пересадка на теплоход. Но тут Володя заболел. У него была диспепсия. Это такое заболевание у маленьких детей, когда и еда, и вода вызывает рвоту. Организм быстро обезвоживается, и ребенок становится похожим на маленького старичка. Официальная медицина от лечения в таких случаях сразу отказывается. Выживал один из тысячи.

– На лице у Володи был виден «смертный треугольник», – вспоминает Любочка. Кто-то, видимо, сказал это, а Любочка услышала и запомнила. А, может быть и сама его увидела, и это её поразило.

Берта побежала к какому-то врачу, и тот поставил Володе синтомициновую свечу (хорошо, что они у него были, ведь тогда это было большим дефицитом). Кроме того, он велел купить на базаре живую курицу и сварить бульон. Этот бульон, видимо, и спас маленького Володю.

Но происшествия на этом не закончились. В туалете на теплоходе Берта выронила пакет со всеми документами в сливное отверстие. Все документы на себя и детей – свой паспорт и метрики детей, хлебные и продуктовые карточки, по которым выдавали продукты на месяц, а также аттестат мужа, который давал ей право ежемесячно получать 600 рублей, все оставшиеся деньги, всё уплыло и, видимо, утонуло. Правда, капитан распорядился повернуть теплоход и поискать пакет, но это ничего не дало. Семья осталась без каких-либо средств к существованию. Даже поселиться нигде не было возможности, так как без документов не прописывали.

Их высадили на пристани Аязкуль в Татарии, и они добрались до села Актаныш, где проживало тысячи полторы жителей, большинство которых не говорило по-русски.

Но это был районный центр, и там был военкомат, куда Берта, как жена военнослужащего обратилась за помощью.

Несколько ночей Берта с Любой и Володей ночевали на столах в политотделе военкомата, потому что без паспорта никто не имел права их приютить. Спасибо военкому, что разрешил. В военкомате пообещали восстановить документы, но это оказалось делом не одного дня.

В конце концов, получив документы, семья поселилась в одной комнате, разделенной печкой надвое. В одной части жили хозяева – татарская семья – женщина с двумя девочками, в другой – Берта с детьми.

Какой была жизнь эвакуированных, хорошо известно. Устроиться на работу было очень трудно. Берта продала (или обменяла на продукты) все вещи, которые у неё были с собой. Всё время искала любую работу, хотя бы на пару часов, чтобы было, на что выкупить хлеб, купить какие-нибудь продукты и расплатиться с хозяйкой за угол.

Любочке пришлось всё время сидеть с Вовой. Он родился в декабре 1940 года и осенью 1941-го ему не было еще года. Сентябрь она просидела с ним дома и в школу не пошла.

В начале октября она всё же пошла в первый класс школы, но начались дожди, а подходящей обуви у Любочки не было, да и мама не могла без неё обойтись. Пришлось школу бросить.

Зато она освободила маму, которая могла заняться добыванием минимальных средств, чтобы купить хоть что-нибудь. Аттестата от мужа (примерно 600 руб.) хватало только на то, чтобы выкупить хлеб и крупу по карточкам.

Когда я спрашивал Любочку, когда в Актаныше появились бабушка и дедушка с тётей Соней (тётя она для Любочки), она мне отвечает, что бабушка, дедушка и тётя Соня приехали уже зимой.

Так получилось, что бабушка и дедушка остались в Ленинграде. С ними была их дочь Соня. Теперь уже никто не вспомнит, почему они своевременно не эвакуировались. То ли не захотели, надеялись переждать в Ленинграде, то ли тётя Соня не могла оставить работу. Теперь можно только гадать об этом. Но в первые месяцы блокады им помогло выжить то, что Соня в блокадном Ленинграде работала и получала рабочую карточку и, видимо, подкармливала своих родителей.

Бабушка и дедушка с Соней приехали в Актаныш в начале зимы 1942 г. Их вывезли из блокадного Ленинграда по «дороге жизни» через Ладожское озеро, когда озеро замёрзло и лёд окреп настолько, что выдерживал машины. Немцы постоянно обстреливали трассу, машины гибли от обстрела, проваливались под лёд и тонули, но «дорога жизни» продолжала работать. Она спасла жизни сотен тысяч людей.

Тётя Соня, приехав в Актаныш, сумела устроиться на работу. Она работала то ли в детском доме, то ли в госпитале. Любочка помнит, как на каком-то концерте самодеятельности Соня танцевала.

Ей было в ту пору года 22—23. Она окончила французское отделение иняза, и конечно, работы по специальности в Актаныше не могло быть.

У тёти Лены денег было больше, чем у Берты. Во-первых, она их не теряла, как Берта, во-вторых её муж Гриша Швабский посылал больше, чем мог послать Любочкин отец. Поэтому у семьи Швабских было чуть больше возможностей купить продукты, чем у Берты, и тётя Лена иногда подкармливала их, как могла.

Присылала изредка Берте продуктовые посылки и Юдифь, жена брата Берты Израиля, которая со своими детьми была в эвакуации на Урале.

Любочка запомнила один печальный случай, связанный с едой. Однажды тётя Лена пригласила всех на борщ.

– Возможно, говорит Любочка, – это было в день приезда бабушки, дедушки и тёти Сони.

Тётя Лена наварила большую кастрюлю борща. Все сели за стол и приготовились есть. Но когда открыли крышку, увидели таракана. А когда пошевелили ложкой борщ, оказалось, что в кастрюле тараканов очень много.

Тараканий борщ есть не стали. Так и остались голодными.

Наверное, первая зима была самая трудная. Личные вещи, захваченные впопыхах с собой в эвакуацию, закончились, больше продавать или менять на продукты было нечего, надо было работать, чтобы заработать хоть немного денег на покупку продуктов и в оплату хозяйке дома за угол.

Теплых вещей они с собой не взяли, ведь обещали, что война быстро кончится, – думали к холодам вернуться домой. Любочка на улице мерзла, руки и ноги коченели, и их приходилось оттирать. Да и дома было холодно. Хозяйка топила печь в основном соломой. Заслонку закрывали раньше времени, чтобы сохранить побольше тепла. Это приводило часто к тому, что все угорали. Любочка помнит, как они сидели в мороз на крылечке и глотали свежий воздух.

Я специально посмотрел, какова токсичность угарного газа и нашел следующую цитату:

При содержании 0,08% СО во вдыхаемом воздухе человек чувствует головную боль и удушье. При повышении концентрации СО до 0,32% возникает паралич и потеря сознания (смерть наступает через 30 минут). При концентрации выше 1,2% сознание теряется после 2—3 вдохов, человек умирает менее чем через 3 минуты.

Угарный газ сохраняется в клетках в течение длительного времени, причем в клетках происходят необратимые изменения. Он губительно действует на все процессы энергообеспечения организма. Могу засвидетельствовать, что у Любы очень высокая чувствительность к угарному газу: при малейшей его концентрации в воздухе, её тошнит и рвёт, она теряет сознание. Мне, к сожалению, пришлось в этом убедиться в самом начале нашей совместной жизни, да и потом иногда бывало.

Любочка помнит, что голодно было всё время, но особенно голодной была первая зима, когда единственными продуктами был хлеб, немного крупы и жиров, выкупленных по карточкам. Она помнит, что ей часто приходилось ложиться спать голодной.

Конечно, она сразу повзрослела. Дети военной поры, познавшие голод и лишения, быстро становились взрослыми. Разумеется, она понимала далеко не всё, но быстро научилась варить суп из того, что было в доме. Немного крупы – уже суп. Одна картофелина – прекрасно. А если ещё удавалось достать головку лука – уже праздник.

Вскоре только она и была поваром в доме. Мама ей полностью доверяла. Есть капуста – вот и щи. Достали свёклу – варила борщ.

Так Любочка в свои семь лет стала маленькой хозяюшкой в доме. Научилась варить и экономить продукты, если это было возможно. Потому что завтрашний день спланировать было нельзя: то ли мама принесёт что-нибудь, то ли ничего не принесет.