Текст книги "Люба-Любовь. Потомку о моей жизни"

Во Владивостоке пересели на поезд. До Новосибирска доехали за пять дней без новых приключений, а там была пересадка.

В 6 часов утра ярко светило солнце. Июньский воздух был свеж, чист и напоен ароматом трав. Таким предстал перед ними Новосибирск. Они вышли из Новосибирского вокзала и пошли гулять. Вокзал в Новосибирске впечатлил их. В те годы такие здания вокзалов были редки. Пожалуй, только в Москве и Ленинграде были большие здания, а в других городах были маленькие станционные строения.

Они пошли по улицам, прилегающим к вокзалу. Времени до отправления их поездов было много. И вдруг… они увидели вывеску «Баня». Более того, несмотря на раннее утро, баня была открыта.

Двое суток на пароходе и пять на поезде – и вдруг баня. Сказка, да и только. Они взяли «нумер» и с наслаждением помылись в бане.

У Любочки на всю жизнь сохранилось это светлое воспоминание о Новосибирске и бане, поэтому, когда я спустя семь лет ей предложил поехать в Новосибирск работать, она вспомнила эту баню и солнечное июньское утро и с радостью согласилась.

Я не уверен, что это стопроцентная правда, но Любочка рассказывает об этом именно так.

В Ленинграде Любочка поселилась на Васильевском острове, где жили ее бабушка и дедушка. Там в большой коммунальной квартире у них было две комнаты – одна большая, другая маленькая, проходная. Любочке выделили именно эту маленькую, проходную комнатку, вполне пригодную для жилья. На самом деле, когда-то это была одна комната, но потом её разделили на две смежные – одна по-прежнему была большой, а вторая – узкой и проходной.

Проходная – это комната, через которую проходят, когда надо выйти. Просто другого выхода из большой комнаты не было. Ты можешь в это время спать или заниматься, но через тебя все равно ходят, хотя бы в туалет, ванну или кухню, которые располагались в другой части коммунальной квартиры.

А про комнату, которую семья Штернов покинула в 1945 году, никто и не вспомнил. Она не была забронирована, и ее отдали кому-то из многочисленных нуждающихся в жилье.

В августе Любочка сдавала экзамены на механико-машиностроительный факультет Политехнического.

Я в этом впоследствии, когда узнал, усмотрел определенное стремление судьбы познакомить нас во что бы то ни стало. Это был еще один дополнительный шанс встретиться мне с ней в нашей жизни, ведь через месяц меня приняли именно на этот факультет! Судьба тогда первый раз пыталась познакомить нас. Правда, из этого ничего не вышло.

Первым шел экзамен по математике. Любе дали задачу, которая не решалась, ее, как оказалось, давали тем, кого надо было завалить (а надо было завалить евреев).

По совету своей подруги из Мукачево Риты Коренец, которую Любочка случайно встретила в Ленинграде, она пошла в приемную комиссию Химико-фармацевтического института, куда Рита уже поступила:

– У нас недобор, – сказала она.

Любочке, действительно, разрешили сдавать экзамены, хотя зачисление абитуриентов уже закончилось. К слову, Любочка сдала злосчастную математику на отлично. По химии она тоже получила отлично, а по литературе и английскому языку – хорошо. Со средним баллом 4.5 она была безусловно зачислена.

Любочку тогда учеба интересовала меньше всего, а вот Ленинград – опера, балет, филармония, Эрмитаж… А также кино, – ни один новый фильм Любочка не пропускала, да и все старые пересмотрела. В ее жизни видное место занимали родные, – она всех любила и систематически их навещала.

Так прошел год. В декабре 1953-го должны были приехать из Германии Мунвезы, – Абрашу, мужа тети Сони демобилизовали, – и они должны были приехать именно в эти две комнаты, где сразу должно было стать очень тесно. Решили, что Любочка так и останется в своей комнатке, а в большой комнате должны были вместе жить бабушка, дедушка, Соня с Абрашей и их маленькие дети Леня и Эллочка.

Бабушка, потерявшая на фронте двоих сыновей – Сашу и Яшу – и рано умершего (сильно болевшего после войны) Мишу, ждала Соню.

Вот приедет Сонечка, тогда можно и помереть, говорила она. И когда Соня вернулась из Германии, так и случилось. По дороге к Швабским, где собиралась вся семья по поводу приезда Мунвезов, бабушке стало плохо с сердцем, и она умерла. Это случилось в начале декабря 1953 г.

Любочка прожила с Мунвезами и дедушкой до сентября 1954 г., когда она переехала в нашу коммунальную квартиру на ул. Восстания к Марьяше, где в ее распоряжении был диван и кусок обеденного стола. Жить в одной маленькой комнате с Марьяшей было трудно, но все же легче, чем вместе с Мунвезами. А Любочка была неприхотливой. Учеба, студенческая практика, сверстники, преподаватели, обо всем этом я рассказать не могу, эти подробности известны только Любочке. Захочет, – напишет.

Я упомянул о поездке Любочки в Гомель летом после первого курса, куда Любочка решила съездить, чтобы навестить брата ее мамы – Израиля, который жил там с женой Юдифью и двумя дочерями, чуть помладше Любочки – Милой и Любой, Любочкиными двоюродными сестрами. Они её приняли «как родную», и Любочке там было очень хорошо.

Старший сын Израиля Володя Каган с женой Лориком (её иначе не звали) и сыном Мишей жил в Ленинграде, и о нем чуть подробнее попозже. С ними жила и мама Лорика – Мирой Наумовной Дадиани.

У Любочки появились друзья и ухаживающие (хотел написать – ухажеры, но подумал, что сама Любочка так бы никогда не написала о тех, кто за ней ухаживал).

Любочка в Ленинграде (1952)

Любочка была красивой, и не могла не нравиться. Ее друзья, как мне кажется, больше смотрели на нее, как на невесту, но Любочка об этом, по-моему, совсем не думала, хотя не могла не догадываться. Она встречалась с ними, но только до тех пор, пока их претензии не начинали ее утомлять. Тогда она прекращала отношения. Из таких настойчивых ухажеров (этих я могу так назвать) я насчитал – по Любочкиным рассказам – троих. Один был остряк, и Любочка рассказывала, что, гуляя с ним, она беспрерывно хохотала.

– Говорят, когда смеешься в организме вырабатывается глюкоза, – сказала как-то Любочка.

– Давай создадим производство сахара, – немедленно подхватил он, – я буду тебя смешить, а ты будешь вырабатывать сахар.

Другой был другом старшего сына Марка Абрамовича – Лёни (от первой жены – Кати). Его друга тоже звали Леня, а фамилия его была Мацкин. Но ухаживал он в вполсилы, т.к. ему нравилась Инна Миниович, а не Любочка.

У третьего, вроде бы, были весьма серьезные намерения, но таковых не оказалось у Любочки. Она не испытывала к нему чувств, а поскольку он был настойчив и даже назойлив, они расстались.

А вот друзья у Любочки были замечательные. Правда, они появились позднее. Их было семеро. Я впервые их увидел на каком-то вечере в Актовом зале Политехнического. Эти ребята и учились в Политехническом и даже на мехмаше, но курса на два выше и года на два постарше меня.

Друзья Любочки – Муля (слева) и Володя Вайсбург.

Володя Вайсбург, очень добрый, невысокого роста и довольно плотный, если не толстый парень.

Муля, фамилию которого мы с Любочкой уже не помним, тоже добрый и умный парень высокого роста, горбоносый, чрезвычайно приятный в общении.

Пожалуй, Володя и Муля, действительно, были влюблены в Любочку, я это увидел с первой же встречи, но вслух они своих предпочтений и намерений не выказывали, – они ждали со стороны Любочки какого-нибудь сигнала, который бы выдал им ее предпочтение. Но сигнала не было, и они ходили на вечера, встречались, с радостью проводили вместе время, и Любочке было хорошо с ними.

Впоследствии как-то Муля сказал Любочке, что они никогда бы не посмели выказать своих чувств, пока бы Любочка сама не заговорила об этом или бы не показала бы, что ей кто-то из них нравится.

Саша Интриллигатор, он был из Харькова, невысокий, интеллигентный, симпатичный.

Леша Давыдов был красивый, с вдохновенным лицом и с горящими глазами. Черные, как смоль, волосы красиво обрамляли его мужественное лицо. Иногда я задумывался, не соперник ли? Но я видел, что он уделяет внимание другой девушке.

Еще двое, имен которых я не помню, играли на музыкальных инструментах – один на скрипке, а второй на аккордеоне. Они, смеясь, говорили про Любочку и себя: «Белоснежка и семь гномов».

Любочка рассказывала мне, что она познакомилась с этими ребятами в поезде летом 1953 года, когда возвращалась из Гомеля, куда она ездила навестить своего дядю, брата Берты Абрамовны, Любочкиной мамы, Израиля, его жены и детей – Милочку и Любочку.

Во сне Любочке приснилось, что играет какая-то прекрасная музыка. Она спала на верхней полке плацкартного вагона и, проснувшись, поняла, что музыка играет наяву. Любочка сползла вниз и пошла туда, откуда эта музыка доносилась. В последнем купе сидели все эти ребята, и двое из них на аккордеоне и скрипке играли Чардаш Монти. Любочка потихоньку пристроилась где-то сбоку и стала слушать.

Все эти ребята были, что называется, один лучше другого. Они мне очень нравились, хотя я и очень внимательно наблюдал, нет ли какой-нибудь эволюции в отношениях кого-либо из них с Любочкой. И особенно внимательно – за Володей и Мулей, а впоследствии – за Лешей Давыдовым.

После второго курса в августе 1954 года Любочка с дочерью бывшего папиного сослуживца Неточкой Керпер поехала отдыхать в Игналину, в Литву.

Там семья Мунвезов – Соня с детьми – снимала дачу. Они вернулись домой на несколько дней раньше, а Любочка и Нета задержались, – были какие-то проблемы с билетами на поезд. Тут-то и произошла ее встреча со мной.

Мне здесь трудно говорить за Любочку. У меня свои воспоминания, а у нее свои. Когда она увидела меня первый раз на танцах и обратила на меня внимание, я был с тремя студентками института иностранных языков из Ленинграда. Любочка говорит, что я для нее тут же перестал существовать, потому что студентки иняза пользовались определенной репутацией. Не эти девочки конкретно, а вообще. В тот раз я не подошел к ней, но не оставлял намерений познакомиться. И, к счастью, познакомился. И хорошо, что ее предубеждение прошло.

Красавица

Любочка и в юности, и в молодости, и в зрелые годы была необыкновенно красива, но ее красота никогда не была холодной. Любочка – очень общительный, живой человек, и через секунду общения тебя уже покоряет ее ум и обаяние. Она всегда сразу обращала на себя внимание. Так было в тот далекий 1954 год, когда я ее случайно увидел. Так было и через 10 лет, когда мы жили в Академгородке, а Любочка играла в театре и слыла первой красавицей Академгородка.

Она, повторяю, она вообще теплый и общительный человек, с которым общаться очень просто. Просто, если ты сам естественен, не фамильярен и не заносчив. Этого она не терпела никогда.

И пошлости она никогда не выносила. Пошлый человек для нее сразу переставал существовать. Вокруг нее, как сказал впоследствии один из ее друзей, существовала аура чистоты и целомудрия, которую никто не смел преступить.

Я редко бывал пошл (бывал, бывал, иногда, что уж тут поделаешь) и запретную черту иногда преступал, каюсь, но мне это в то время прощалось. Правда, я видел, что с трудом.

Часть 2. Любочкины родители

Отец Любочки Николай Исаакович Штерн на склоне жизни в Академгородке.

Любочкин отец Николай Исаакович Штерн (1908—1991) незадолго до своей кончины написал воспоминания, которые я здесь и привожу. Название им он дал сам, но подзаголовки введены мною. Мною также подобраны фотографии.

Текст воспоминаний я снабдил комментариями, приведенными в конце этой главы.

Глава 3. Николай Исаакович Штерн
МОЁ КРАТКОЕ ЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Пишу его в результате настойчивых пожеланий моей дочери Любы. Понимаю, что это очень трудное дело и поэтому заранее прошу меня простить за почерк44
  Дочь Н. И. Штерна Люба Качан передала рукопись «Жизнеописания» своему брату Володе, и его жена Клара Штерн ввела весь текст в компьютер. Редактировал и комментировал «Мое краткое жизнеописание» муж Любы – Михаил Качан.


[Закрыть] и другие недочёты, которые будут у меня в процессе этого изложения.

Итак, начинаю. Я родился в 1908 году 25 марта в городе Двинске55
  Жили в Двинске. Замок Динабург был построен в 1275 г., права города были получены в 1582 г., в 1656 г. был назван Борисоглебском, в 1893 г. был переименован в Двинск и входил в состав Витебской губернии. Наконец, в 1920 г. город был назван Даугавпилсом. Город Двинск в Российской Империи входил в черту оседлости. Перед Первой мировой войной в Двинске проживали 112 848 жителей, среди них было 55 686 евреев – то есть почти половина населения города.


[Закрыть]. Теперь он называется Даугавпилс Латвийской ССР. Родился я в семье служащего.66
  В Советском союзе было официально принято указывать в анкетах свое происхождение. Поэтому писали: из рабочих, из крестьян или из служащих. Служащих не жаловали. Самым престижным было – из рабочих. Считалось, что в Советском Союзе установлена «диктатура пролетариата», т.е. рабочих.


[Закрыть] Отец был приказчиком77
  Работал приказчиком. Приказчиком назывался помощник хозяина или управляющего магазином. Сегодня его бы назвали менеджером.


[Закрыть] в табачном магазине. Мать —домашняя хозяйка, хотя она по специальности была швея. Я родился третьим ребёнком, а впоследствии нас было пять братьев и две сестры.88
  …Нас было 5 братьев и 2 сестры. Вот, что пишет племянница Николая Исааковича Штерна, Лена Гладкова (Штерн), дочь Хацкеля (Миши): «Бабушка Рива, Ревекка Шахновна Иоффе, была из довольно зажиточной семьи, которая имела свой дом в Двинске (во всяком случае, в Двинской губернии). Дедушка Исаак (Ицек) Касрилович Штерн был из бедной семьи. Бабушке приписывался следующий принцип при выборе жениха: пусть будет красивый – от него будут дети, а умная я и сама. Вопрос, является ли бедность признаком небольшого ума. Но муж ее был по всем признакам хорош. У них было семеро детей. Старший Хацкель (в быту Миша) – мой будущий отец, 1906 года рождения. У него 4 брата: Яков, Николай (в честь деда Касрила), Александр, Соломон (в честь деда Шахнеса) и две сестры: Геня (Лена) и София (1918)».


[Закрыть] Такая многочисленная семья переживала материальные трудности.

Семья Исаака и Ревекки Штерн. Слева направо стоят: Яков, Николай (Касрил), Александр; сидят: Михаил (Хацкель), Шаха (Соломон), Ревекка, София, Исаак, Геня (Лена). Примерно 1929 г.

Город Двинск был крепостью, и немцы в первую мировую войну бомбили наш город. Бывало, что ночью мать хватала всех ребят и бежала под крытые ворота, и мы были свидетелями, как бесчинствовали германские лётчики.

В результате угрозы захвата города немцами наша семья в ноябре 1917 года как беженцы переехали в глубокий тыл, город Вологду.99
  …наша семья в ноябре 1917 года как беженцы переехали в глубокий тыл, город Вологду. В первую мировую войну по решению Российского Императорского Генерального штаба более 500 000 евреев было не эвакуировано, как пишет Н. И. Штерн, а депортировано из прифронтовой полосы во внутренние губернии России. Их приемом и расселением никто не занимался. Это была первая массовая депортация в ХХ веке. Лена Гладкова, дочь старшего брата Хацкеля (Михаила) пишет: «Во время Первой мировой войны жителей прифронтовой полосы эвакуировали. Братья бабушки Ривы подались в Южную Африку, в Иоганнесбург. А семья Штернов, в которой уже было пятеро детей, перебралась на север, в Вологду. Их семья во время Первой мировой или гражданской войны вынуждена была бежать из родных мест вместе с детьми».


[Закрыть]

Помню в дни Октябрьской революции1010
  Помню в дни Октябрьской революции мы переезжали в Петрограде на другой вокзал. Таким образом, время депортации семьи Штернов в Вологду известно точно – конец октября-начало ноября 1917 г.


[Закрыть] мы переезжали в Петрограде на другой вокзал. К сожалению, это было вечером и впечатлений осталось мало.

В Вологде мы поселились во флигеле на ул. Чернышевского, дом 32. Флигель принадлежал купцу Мурыгину, который, кроме флигеля, имел ещё два двухэтажных дома. Отец устроился на мыловаренном заводе мыловаром. Мы, старшие сыновья Михаил, Яков и я, помогали родителям, чтобы прожить с такой оравой (7—9 человек).

Мы занимались торговлей папиросами, семечками, махоркой. Время в 1918—22 годах было тяжелое. Кушали без хлеба колоб1111
  Колоб – в толковом словаре Даля – это небольшой, круглый хлебец; толстая лепешка, но Н. И. Штерн, возможно, имеет в виду что-то другое.


[Закрыть] или жмелки,1212
  Жмелки – я не нашел значения этого слова в словарях и поисковых системах. Вероятно, это какая-то еда на местном вологодском наречии.


[Закрыть] которыми кормили скот. Деликатесом были голуби, которых мы убивали в амбаре, который был напротив нашего дома.

Никогда не забуду такое событие. В эти голодные годы продали за мешок картошки большой красивый шкаф. Крестьянин был так доволен покупкой, ему так понравился шкаф, что через некоторое время он привёз нам ещё мешок картошки бесплатно.

Где-то в 1921 голодном году родители отдали меня учиться в хедер,1313
  Хедер – еврейская религиозная начальная школа. В младшей группе (с трех лет) школьники обучались азбуке и чтению ивритских текстов (без перевода). В следующей группе (с пяти лет) изучались Пятикнижие и начиналось изучение Талмуда. Старшие ученики (с восьми лет) более углубленно занимались Талмудом. Светские учебные дисциплины в хедере не изучались. Занятия проходили с раннего утра до семи-восьми часов вечера. Практиковались телесные наказания строптивых учеников, для чего существовал специальный кнут (канчик).


[Закрыть] где мы изучали талмуд. Учитель (ребе) Козловский ходил по классу с линейкой в руках. Отвлекающегося ученика бил линейкой по рукам. В то время за учение в школе надо было платить деньги. Естественно, что при такой большой семье отец не мог платить, средств не было. Старшие братья: Миша и Яша не учились, а мне повезло.

В городе была школа-коммуны,1414
  Школа коммуны – новый тип школ, который пытался внедрить Наркомпрос в 20-е годы.


[Закрыть] в которой учились беспризорники, воришки и другой преступный элемент, содержащийся в детском доме. Поэтому там обучение было бесплатное. И вот в эту школу я и поступил. В 1924 году я эту школу (семилетку) закончил с хорошими оценками. Во время обучения в школе воспитанники детского дома обслуживались в городском кинотеатре бесплатно. И я с ними тоже бесплатно ходил в кино один или два раза в неделю.

По окончании школы-коммуны я поступил в Вологодский педагогический техникум и там окончил три курса. Так как техникум готовил учителей для сельской местности, летом учащиеся выезжали в учебный совхоз «Олсуфьево». Там мы жили по два месяца и получали навыки работы в сельском хозяйстве. Косили, пахали, работали на лошадях. Особенно я любил работать с лошадьми. Возил навоз с хлева на поля, скошенное сено с поля на сеновал.

В воскресные дни к нам в Олсуфьево со всех окрестных деревень приходили парни и девушки с тальянками.1515
  Тальянка – гармонь итальянского строя.


[Закрыть] Как и мы, они любили танцевать кадриль, когда четыре девушки и четыре парня стояли друг против друга и пускались в пляс в шесть танцевальных колец с дробью, выбиваемой каблуками. Такую практику мы проводили все три года моего учения в педтехникуме. Но кончить техникум мне не удалось.

Когда мы жили в Вологде в 1922 году евреев записывали на поездку в Израиль (Палестину) на постоянное место жительства. Два эшелона были отправлены. Мы были записаны в 3-й эшелон. Но почему-то запретили наш выезд туда.1616
  Переселение евреев в Палестину – сионистская мечта. Правительство Ленина либерально отнеслось к идее переселения евреев в Палестину. Этой возможностью воспользовались в период 1919 – 1923 годов 35 000 евреев России. Однако учрежденная в 1918 году комиссия по еврейским делам, состоявшая из евреев-коммунистов – яростных противников сионистской идеи, препятствовала выезду евреев в Палестину.


[Закрыть]

Отец с 1923 года по 1926 год занимался мелкой торговлей в ларьке. То продавал зерно, то мануфактуру. Мой брат Яков ездил в Ярославль за мануфактурой и потом помогал отцу продавать.

В 1926 году стали накладывать на отца большие налоги,1717
  Налоги – при нэпе «частник» немного воспрял, ибо купля-продажа перестала быть криминалом. Однако частника власть лишь вынужденно терпела, но третировала как врага, и фининспекторы душили его дикими налогами.


[Закрыть] и он разорился.

Оказавшись разорённым, он вынужден был с семьей переехать в 1927 году в Ленинград.

Там наша многочисленная семья поместилась в комнате 16 кв. метров. Двое – я и брат Яков спали в коридоре.

Мне в то время было уже 19 лет. Я записался на чёрной бирже,1818
  «Черная» биржа. Мне кажется, Н. И. Штерн так называет биржу труда, но, видимо, случайно. Черная биржа занималась совершенно другими делами – валютными операциями и т. п. – и была незаконной. Она была разогнана органами ОГПУ в 1926 году. А вот биржи труда оставались еще несколько лет.


[Закрыть] где на учёте были люди, не имеющие специальности. Приходилось каждый день приходить и узнавать нет ли места для работы. С биржи иногда направляли на 3 месяца или на месяц на временную работу.

Работа была «поднять и бросить». Так я в 1927 и 1928 годах работал на заводе «Вулкан», писчебумажной фабрике им. Горького и на обойной фабрике.

Юноша Коля Штерн

На писчебумажной фабрике мне приходилось с телег таскать кипы бумаг по 6 и 12 пудов.1919
  Пуд. Мера веса, бывшая в России в обиходе. 1 пуд=16 кг.


[Закрыть] Особенно тяжелыми были книги по 12 пудов, когда их приходилось грузить с земли на подводы.

На обойной фабрике мы работали на дворе. Через полтора месяца меня пригласили работать в цех помощником мастера на машине, где на бумаге наносился рисунок. Затем лента обоев сушилась на конвейере вокруг цеха, при высокой температуре. Эту работу называли рассадником туберкулёза. Мой мастер был доволен моей работой, и он сказал мне: «Мы тебя оставим на постоянную работу». Но когда прошло 3 месяца, меня вызвали в отдел кадров и сказали: «Завтра вы будете направлены на биржу труда». Мне стало обидно, потому что мне обещали постоянную работу. Я даже от обиды расплакался.

В 1928 году меня с биржи труда направили на 6-месячные курсы в Центральный институт труда для получения квалификации.

Окончил я эти курсы и получил специальность размётчика по металлу.

Меня перевели с чёрной биржи на биржу квалифицированных рабочих с улицы Красной на Кронверкский проспект. Ходил я ежедневно на биржу узнавать, не требуются ли размётчики. Мне отвечали, что требований нет. Тут в зале ожидания объявили, что состоится экскурсия в Эрмитаж. Безработным ничего не оставалось делать, и они ходили в Эрмитаж и другие музеи города. Кроме того, безработным тогда давали талоны на завтрак, обед и ужин.

Через некоторое время объявили, что на постоянную работу имеется 20 мест – работать подручным сборщика на завод «Большевик». Этот завод был один из гигантов в Ленинграде. Он производил военную технику: пушки, танки и многое другое.

Я попал в котельный цех, где производили железные конструкции, танки и ряд изделий. Цех был большой из 3-х пролётов. В нем во время работы стоял сильный шум, работали пневматические станки. За 300 метров был слышен грохот, как во время войны в бою.

Бригада, в которую я входил, собирала во дворе перекрытия для строящегося нового машиностроительного завода.

Бригадир знал, что я умею читать чертежи, и поручил мне ходить по цеху подбирать угольники, планки и другие детали. Я делал заявки на эти детали, потом подносил их к месту сборки. Из них собирали перекрытия. Благодаря такой организации работы, бригада выполняла ежемесячный план на 130—150% и была на первом месте. Когда я выполнял свою задачу по доставке деталей, я в свободное время становился на сборку перекрытий.

Работал я и в Кронштадте, где мы модернизировали линкор «Марат». В цехе мне пришлось также заниматься сборкой башен танков и самих танков. Потом меня назначили бригадиром по сборке танков.

В цехе я вступил в комсомол2020
  Вступил в комсомол. В те годы только рабочие могли вступить в комсомол. Штерн и был рабочим.


[Закрыть] в 1928 году и в члены партии2121
  Вступил в партию. В ВКП (б) в те годы тоже могли вступить только рабочие. Кроме того, нужна была рекомендация комсомольской организации. Поскольку к 1930 г. Н. И. Штерн уже два года был членом ВЛКСМ, он, видимо, рекомендацию комсомола получил. Вначале вступающий становился кандидатом в члены партии и только через год, кандидата, получившего заново все рекомендации, принимали членом партии.


[Закрыть] в 1930 году. Меня избрали секретарем комсомольской организации цеха, а затем культоргом комитета комсомола завода.

Молодой человек Коля Штерн

Первые танки в стране, которые мы собирали, были очень нужны для обороны страны, на Дальнем Востоке был конфликт на китайской железной дороге.2222
  Конфликт на китайской железной дороге. Советско-китайский вооружённый конфликт произошел после установления 10 июля 1929 года китайскими (маньчжурскими) солдатами единоличного контроля над Китайско-Восточной железной дорогой (КВЖД), являвшейся совместным советско-китайским предприятием. В ходе последующих довольно масштабных боевых действий Красная армия разбила китайские войска. Заключённый 22 декабря Хабаровский протокол положил конец конфликту и восстановил существовавший до столкновений статус дороги.


[Закрыть]

Для выполнения важного заказа в срок к нашему заводу были прикреплены два члена Политбюро Калинин2323
  Калинин Михаил Иванович, соратник Ленина и Сталина, председатель ВЦИК (Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета – коллективного президента) с 1919 года, входил в состав Политбюро ВКП (б) с 1926 года. Сталин практиковал посылку членов Политбюро в города страны на заводы для ускорения решения тех или иных вопросов.


[Закрыть] и Ворошилов.2424
  Ворошилов Климент Ефремович, соратник Ленина и Сталина, красный военачальник, в 1925—1940 гг. нарком по военным и морским делам и нарком обороны СССР, член Политбюро ВКП (б) с 1926 года.


[Закрыть] Они ходили по цехам, беседовали с рабочими. Во дворце культуры завода они проводили собрания рабочих. На одном из таких собраний я, как секретарь комсомольской организации цеха, выступил и заверил их, что комсомольцы нашего цеха всё сделают, чтобы важное задание партии и правительства выполнить.

Мы трудились по 10—12 часов без выходных. И задание выполнили.

На одном из производственных совещаний, которое проводилось во Дворце культуры, один из рабочих с галёрки задал вопрос Ворошилову: «Климент Ефремович, почем стоят эти телеги (танки), которые мы делаем?» Товарищ Ворошилов ему ответил: «Мы знаем, что в Америке делают лучшие танки, и у нас будут лучшие танки, но пока дайте нам в срок эти „телеги“ (танки)».

Калинин в своём выступлении говорил: «Если вы выполните в срок задание, тогда мы премируем рабочих и руководителей завода, если не выполните план, то тебя, секретарь парткома, тебя, председатель завкома, тебя, директор завода, – посадим».

План мы выполнили с честью, и нам прислали мешок различных подарков.