Текст книги "Сын Петра. Том 7. Поступь Империи"

Глава 2

1714, март, 9. Москва – Париж

– Молдавии нужна ваша помощь! Мы восстали! Мы отбились от османов! Но теперь нас давят австрийцы. И наших сил уже не хватает, – с подавленным видом произнес Дмитрий Кантемир, прибывший в Москву вместе с довольно крупным молдавским посольством.

– Пока, насколько я знаю, Габсбурги пытаются подавить восстание болгар, – заметил Алексей.

– Это так, но мы следующие. Кроме того, их войска эпизодически заходят на нашу территорию уже сейчас. Да и вообще ведут себя так, будто бы это их владения.

– Хорошо. Допустим. И что вы хотите от нас?

– Помощи.

– Еще поставок оружия? Денег? Чего конкретно вы хотите?

– Введения в Молдавию войск.

– Вы же понимаете, что это война с Габсбургами?

– Они не решатся.

– И откуда у вас такая уверенность?

– Воевать еще и с Россией? – мягко улыбнулся Дмитрий. – Это безумие. Они и так все свои силы бросили на подавление болгарского мятежа, из-за чего прекратили наступать на османов. Россия сама по себе очень сильна. Воевать еще и с ней они просто не решатся. Да, несколько стычек возможны. Для прощупывания. Но они почти наверняка потом сделают удивленное лицо и скажут, что не признали.

– А если решатся?

– То вы их легко победите!

– Мне приятно, что наши друзья в нас так верят… – вяло улыбнулся царевич.

Беседа явно шла не туда, куда Алексей хотел.

Петр бил копытом.

С Дмитрием приехала его дочь – юная Мария Кантемир. Совсем молоденькая, однако достаточно яркая для того, чтобы царь оказался ей пленен. Если с алкоголем он с трудом, но справился и пить стал сильно меньше былых лет, то вот с женщинами удержу себе не давал.

Царица на это закрывала глаза.

Бесилась, но подчеркнуто терпела. В том числе и потому, что царь своих любовниц часто менял. Специально и осознанно. Тот легко и страстно увлекался. Не только всякими техническими новинками, но и дамами. Что приводило к непрерывной череде придворных скандалов самого разного пошиба.

Единственную вещь, которую он по-настоящему любил, был флот. Женщин же… С женщинами у него были довольно сложные отношения. Он их в основе своей считал условными разумными и пригодными только для того, чтобы скрашивать тяжелые будни мужчин. Не всех. Но в основном.

С женой они уже почти не делили ложе, но и не разругались. По сути, он ее воспринимал как соратника, приятеля и друга. Человека, который помогает ему в делах развития, модернизации и управления Россией. Практически как сестру Наталью.

Евдокию Федоровну это в целом устраивало. Рожать с каждым разом ей становилось все труднее. Да и сама она больше делами увлекалась, чем страстным, хаотичным мужем. В то же издательское дело она погрузилась с головой. Оно стало ее новой жизнью. Вот и терпела поведение мужа. Сквозь вымученную улыбку.

Да и что реально она могла сделать?

Петр же старался подчеркнуто не затягивать отношений со своими любовницами, оперативно выдавая их замуж. Нередко уже «пузатых».

О том, что государь слаб на передок, знала вся Европа. Но не осуждала. Это вообще в те годы среди аристократии считалось не только нормальным, но и чем-то подходящим для гордости.

Вот юную прелестницу и привезли.

Правильно показали царю.

И тот заинтересовался…

Юна. Слишком юна. Но если ее придержать при себе…

Так что Петр был очень даже за то, чтобы укреплять отношения с Молдавией. Даже введением войск.

Его же сын хоть и получил гормональный фон от отца в наследство, но имел молодую, дико страстную жену. Да и вообще умел держать себя в руках. Хотя юницу презентовали и ему, на тот случай, если она и его сумеет покорить.

Ну и в целом царевич в таких делах все же держался за рациональность.

Посему ругались.

Вежливо.

Мягко.

Но ругались.

Алексей хотел выиграть время и спустить Большую войну на тормозах. С тем, чтобы она не застопорила развитие России. Быстрое. Достаточно быстрое для того, чтобы в недалеком будущем превратиться по-настоящему в непреодолимую силу. И лишний раз нарываться он не хотел, тем более что особых резонов заходить в Молдавию не имелось. Она не была чем-то стратегически значимым в этой геополитической игре. Деньгами им помочь, оружием и даже инструкторами – да. Но не ввязываться в Большую войну…

– Что Россия получит, ввязавшись в эту войну? – наконец прямо спросил он.

– Ослабление Габсбургов, – не задумываясь ответил Кантемир, он явно думал над этим вопросом.

– Давайте начистоту. России невыгоден разгром османов. Чем дольше длится восстание и чем больше сил Габсбурги тратят на его подавление, тем лучше. Поражение Габсбургов в этой войне с османами нам тоже не нужно, так как это чрезмерно усилит Бурбонов. Да. Вот такая грустная ситуация. К тому же мы не уверены, что после обретения независимости вы сохраните дружеские отношения с нами.

– А как же? С кем нам дружить?

– Оказанная услуга услугой не является, – пожал плечами Алексей. – Кроме того, тот факт, что именно введение русских войск позволило обеспечить независимость Молдавии, начнет разъедать душу ваших элит. Обычно такое дает обратный эффект. И пусть не сразу, но вы постараетесь откреститься от нас. Дескать, мы восточные варвары, а вы, например, настоящие европейцы с древней историей.

– Алексей Петрович, – с укоризной произнес Кантемир, – и в мыслях такого не было.

– У вас – поверю. А у того, кто вам наследует?

Начался торг. Но продлился он очень недолго. Поняв, к чему клонит царевич, Дмитрий заявил:

– Мы готовы вступить в Советский Союз. Прямо сейчас.

– До завершения войны этого сделать нельзя, так как вы воюете с Габсбургами. Так что вступление в Союз автоматически распространит эту войну на весь Союз.

– И что же делать?

– Давайте подпишем договор о намерениях. Вы обязуетесь в течение трех месяцев после подписания мирного договора с Габсбургами подать прошение на вступление в Союз.

– И вы введете войска?

– Да. Но в частном порядке. Как отпускников.

– Кстати, – подала голос Миледи, – в Молдавии уже действует небольшой добровольческий корпус.

– Да? – удивился царевич.

– Он очень небольшой. Буквально полсотни человек. Поручик Семецкий взял отпуск и уехал туда, прихватив часть неравнодушных стрельцов[2]2
  В этой реальности после бунта стрельцов в самом конце XVII века их переформировали. Упразднив как самостоятельное войско, стали использовать этот статус и пакет привилегий для армейских отставников, выходящих на пенсию в поселение. В качестве личного поощрения за службу.


[Закрыть].

– Когда я выезжал в Москву, мне стало известно, что Юрий погиб в стычке с австрийцами, – печально произнес Кантемир.

– Юрий Семецкий… Семецкий… – задумчиво прошептал Алексей. – Какое-то знакомое имя, только не могу вспомнить – откуда…

* * *

В это время в Париже престарелый Людовик XIV пытался заниматься делами. Давалось это уже тяжело.

Старость как-то резко навалилась.

Стал мерзнуть. Особенно по сырой весенней погоде. Зимой-то натапливали. А сейчас, если так же топить, дышать нечем будет.

Скрипнула дверь.

Несильно.

Вошли двое слуг с большими кувшинами. Дождавшись отмашки императора Запада, первый подошел к нему и стал наполнять свой кувшин ковшиком из здоровенного тазика, аккурат занимавшего все пространство под небольшим письменным столом. Достаточно легким и декоративным, но королю хватало. Все равно больше читал, чем писал.

Заполнив свой кувшин, он уступил место второму слуге. И тот опорожнил свой, вылив горячую воду в тазик. Людовик аж улыбнулся от того, как замлел. Приятная теплота радовала его ноги. А именно они чаще всего у него мерзли последнее время.

Постучались.

– Кто там? – устало спросил король.

– Гийом Дюбуа, – сообщил выглянувший за дверь слуга. – Говорит, что дело не терпит отлагательств. Встревожен.

– Проси, – нехотя произнес Людовик.

Дюбуа ему откровенно не нравился. Он признавал его заслуги. Считал его молодцом. Но то, что он входил в партию Филиппа II Орлеанского, болезненно настроенного к его племяннику и наследнику, меняло многое. Так что король его скорее терпел. Ценил, но терпел.

– Что случилось, Гийом? – удивительным лениво-раздраженным тоном поинтересовался король.

– Простите, сир, но новости, которые я только что получил, настолько ужасные… Я просто не мог ждать назначенного приема.

– Вот как? И что же произошло?

– Ваш внук, Филипп V Испанский, тяжело ранен. Возможно, уже и не жив.

– ЧТО?! – Аж привстал Людовик. Хотя это сделать было крайне непросто – слишком уж он специфично сидел.

– В Мадриде на него произошло покушение. Во время выезда. С балкона неизвестный в него выстрелил из пистолета. Пуля попала в живот. А ношением кирасы он пренебрегал. Даже насмехался. Хотя я его уговаривал как мог, и не только я. Он считал, что испанцы перестанут уважать своего короля, если тот начнет выезжать к ним в доспехах.

– Господи! За что?! – взмолился Людовик, демонстративно перекрестившись. А потом, порывисто переведя взгляд на Дюбуа, спросил: – Это русские?

– Мы не знаем.

– Ой не юлите! Не юлите!

– Нападавшего не поймали. Он выстрелил и сразу же скрылся. Пути отхода у него были подготовлены, а парадная дверь дома добротно забаррикадирована. Когда туда ворвались солдаты, его уже давно и след простыл. В этом деле нет никаких значимых зацепок.

– Так уж и нет?

– Сейчас проводят расследование. Пока известно, что некий сеньор Хуан де Васкес из города Витория арендовал этот дом для проживания в Мадриде.

– Баск?

– Как уже успели выяснить – в Витории этого сеньора никогда и не было. Так что неясно. Хотя документы для покупки были справлены очень хорошо. Все выглядит так, словно их на самом деле выдавали живому человеку, только он… никогда не существовал. Во всяком случае, в Витории семейство де Васкес не помнят.

– Как-то все сложно и странно…

– Увы, это обычно, сир. Обычная покупка на подставное лицо. Так много кто поступает.

– Стрелок оставил после себя следы?

– Несколько старых черных рубашек и остатки еды, которые относились к традиционной кухне басков и колониальной. Например, объедки вареного маиса.

– И ты говоришь, что это не баски?

– У них нет мотива. Не больше обычного. И все это выглядит так, словно стараются увести след именно к ним. Нарочно. Только там, если указанный сеньор и не существовал, концов не сыщешь. А при обострении можно получить гарантированную гражданскую войну. Баски очень тревожный и раздражительный народец. Как гасконцы, только хуже. Да и, повторюсь, зачем им это?

– Тогда русские.

– Им тоже выгоды нет.

– Как нет?

– Ослабление Западной Римской империи ведет к чрезвычайному усилению Восточной. А им это совсем не нужно. Им бы, наоборот, Габсбургов ослабить, даже за счет усиления нас. Они даже осторожно спрашивали – как они могут помочь. Несмотря на внешнюю напряженность, Москва к нам настроена скорее благожелательно.

– И принц?

– Принц, без сомнения, многим бы пустил кровь, возвращая должки. Однако конкретно Филипп ему ничего не сделал. И мотива нападать на него у Алекса не имелось. Разве что ударить таким образом по вам, обходя прямой запрет Петра устраивать покушение на вас. Но… это все натяжки. У вас немало врагов, имеющих куда более веские основания вам навредить.

– Но у них нет таких возможностей.

– Да, безусловно. Но против русских и доказательств нет никаких. Если бы удалось поймать стрелка, многое бы прояснилось. Но совершенно необязательно. Настоящие исполнители могли найти одержимого дурачка, которого после покушения тихо где-нибудь прибили. А если нет, то его уже почти наверняка нет в Мадриде, а возможно, и в Испании.

– И кому, по твоему мнению, это выгодно?

– Только Святому Престолу.

– Им?! Но зачем? – удивился Людовик.

– Вы с Габсбургами слишком сильно давите на них. И забираете все, до чего можете дотянуться. Насколько мне известно, Святой Престол на словах вас поддерживает. Но на деле, в кулуарах, идут крайне раздраженные разговоры. Смерть Филиппа порождает очень тяжелый кризис власти, из которого они смогут выйти окрепшими. Но опять-таки – это лишь домыслы. Доказательств нет. Все сделано чисто и аккуратно.

– А куда Филиппа ранили?

– В живот, сир. Вот я и полагаю, что он либо уже мертв, либо вскорости преставится. Такие ранения… Их почти никогда не лечат. Как мне сказали, содержимое кишечника попадает в брюшную полость, из-за чего происходят заражение и мучительная смерть.

– Проклятье! – процедил Людовик. – А из какого пистолета стреляли?

– Пистолет русский. Но это ни о чем не говорит. Их сейчас можно купить достаточно свободно. Да чего и говорить – у нас половина кавалерийских полков ими вооружены.

– Ты знаешь, мне кажется, что это русские. Просто мстят мне таким образом по совокупности.

– Сир, доказательств нет. Мы можем только гадать.

– Так найдите их!

– Какие именно? Кто должен быть назначен виновным? Русские?

– Что вы несете?! Они убили моего внука и наследника! Я хочу знать, КТО это сделал! Ох… – схватился за сердце Людовик.

– Сделаю все, что в моих силах. И даже больше.

– Все, ступайте.

– Сир, это еще не все.

– Что? Кого-то еще убили?

– Наш десант в Алжире оказался в западне.

– Как? – напрягся Людовик.

– Пираты… Они сначала имитировали бегство при подходе нашего флота. Позволили ему высадить экспедиционный корпус. А после того, как это завершилось, они атаковали ночью флот, стоящий на рейде. Бо́льшая часть экипажей была на берегу. Так что оказать им какого-либо значимого сопротивления флот не смог.

– И каков итог этого ночного боя? – хрипло спросил Людовик.

– Наш десант оказался отрезан от снабжения, а наш объединенный с Испанией средиземноморский флот в основном уничтожен. Успело вырваться очень немного кораблей.

– Боже…

– Да, сир. Сколько там продержатся наши люди? Я не знаю. Нужно предпринимать быстрые, решительные меры. Я уже распорядился собрать совет министров. Нужно переводить в Средиземное море Бретонскую эскадру.

– Чтобы эти пираты уничтожили и ее?

– Они напали, когда адмирал посчитал себя победителем. Расслабился. Справил людей на берег. Это… это безумие. Безответственность! Если бы он был начеку и не забывал, что воюет, то ничего подобного бы не произошло. Уверен, что Бретонская эскадра справится намного лучше. И ее нужно вводить в игру незамедлительно. Иначе наш экспедиционный корпус, высаженный под Алжиром, обречен…

Глава 3

1714, май, 22. Москва – Маньчжурия

Звякнул колокольчик, извещая о прибытии лифта.

Царевич даже не повернулся. Как стоял у окна, так и продолжил, вглядываясь вдаль.

Открылись двери.

Вошли несколько человек.

В обычной ситуации сопровождающие удалялись, но не сейчас. Целый Герасим с парочкой самых преданных лейб-кирасир. Рисковать царевич не хотел. Да, гостей тщательно обыскали и разоружили. Но все равно, все равно…

– Алексей Петрович… – тихо произнес знакомый голос по-русски. Это был тот самый командир команды штурмовиков-иезуитов, которых готовили некогда здесь, на московском полигоне.

– Зачем вы пришли? – спросил царевич на латыни.

– Мы пришли мириться, – ответил тот вновь на русском языке. Акцент чувствовался, но умеренный. Таким образом иезуит давал понять, что готов вести переговоры на этом языке.

– Я с вашим руководством заключил сделку. Свою часть я выполнил. А вы свою – нет. Более того, открыли против меня и России активную подрывную деятельность. Видимо, в качестве благодарности за помощь.

– Ни я, ни кто-то из моих людей в этом не участвовали.

– А кого представляете вы? Осколок иезуитов?

– Их остатки. Как вы прекрасно знаете, наш орден практически уничтожен. Уцелели только штурмовики, которых готовили здесь, да некоторое количество людей, не согласных с политикой нашего руководства. Они либо действовали за пределами Европы, либо уехали туда.

– В державу Цин?

– Нет. В Новый Свет. В державе Цин действовали другие иезуиты. Они поддержали решение центра. И… судьба их оказалась незавидной. Их всех арестовали. По слухам – для выдачи России после завершения войны.

– Интересно. А центр зачем все это устроил? В чем смысл?

– Мы сами не знаем. Предполагаем, что хотели таким образом выторговать у Людовика право на мир.

– Но он на него не пошел.

– Не пошел. Даже не захотел обсуждать.

– И я его понимаю.

– Но ты нас принял…

– Принял, – произнес Алексей, повернувшись. – Потому что мне интересно вас выслушать. Да и русские не такие кровожадные. Мы ведь вне России и Речи Посполитой не преследовали вас, хотя могли.

– Мы знаем. И очень тебе за это благодарны. И не сомневаемся – включись и ты в эту охоту, нас бы выбили подчистую. Потому к тебе и обратились.

– Вы полагаете, что я поверю вашим словам?

– Мы готовы принять православие ради доказательства.

– Все члены ордена?

– Все. Я, как действующий генерал ордена, принял это решение, пообщавшись с каждым оставшимся в живых членом ордена. Их не так много. Рим от нас отвернулся. Даже тайно он не оказывал нам никакой помощи, даже когда мы обращались за ней к своим былым друзьям.

– А недавняя ликвидация Филиппа Испанского разве не ваших рук дело?

– Мы думали, что ваших.

– А что думают в Европе?

– У нас остро не хватает там глаз и ушей, чтобы это утверждать.

– И все же. Что-то ведь слышали.

– Все в растерянности. Доказательств нет. Следов нет. Париж и Мадрид думают на Святой Престол или австрийцев. Те от всего открещиваются и сами не знают, что и думать. Слишком чистая ликвидация и очень показательная. Мало кто мог все так подготовить и сделать. Вроде ничего сложного, но аккуратно и явно без спешки. Дом-то купили два года назад.

– Святой Престол, значит. А почему?

– Им выгодно. Но…

– Что?

– У них нет возможностей для этого. С другой стороны, в покушении не было ничего сложного. С этим, в принципе, мог справиться даже один человек.

– Один? Вряд ли. Такая подготовка – и один человек, – улыбнулся Алексей. – Стреляли же из гладкоствольного пистолета. Могли и промахнуться. И что тогда? Не удивлюсь, если там имелось еще несколько слоев засады, чтобы не дать Филиппу уйти. Но их не вскрывали, дабы не демонстрировать задействованные силы. Покушение простое, но только на первый взгляд.

Генерал промолчал, едва заметно улыбнувшись. О том, что нашли второй «мутный» дом с признаками второй засады, он узнал случайно. И эти сведения держали в секрете.

Царевич же не стал затягивать слишком многозначительную паузу:

– Ладно. Вернемся к нашим делам. Надеюсь, вы понимаете, принятие православия важно, но не может быть достаточным условием для того, чтобы я вам поверил. Вдруг завтра вы передумаете?

– Что нам нужно сделать?

– Сжечь мосты. Сделать то, из-за чего Римская католическая церковь никогда больше вас не примет назад.

– Убить Папу?

– Это слишком просто. К тому же, судя по имеющимся у меня данным, пап убивали так часто, что это не является чем-то существенным. Свои же. В основном травили. Так что нет. Давайте зайдем с другой стороны. Например, добудьте мне архивы Ватикана.

– Но они огромны!

– На все я и не рассчитываю. Мне нужна финансовая их часть, связанная с так называемым банком Ватикана. Это, разумеется, не банк формально. Однако фактически – самая крупная финансовая организация в мире. В идеале – все документы. Но вполне устроит и за последние лет сто. Кто, что, когда и куда переводил. Каким имуществом тайно владеет. И так далее. Эта информация бесценна. Вынесете еще что-то сверху – будет приятным дополнением, но это не обязательно.

– Вы же понимаете, что это невозможно?

– Почему же? Ни от нас, ни от вас такого поступка не ожидают. А значит, можно быть уверенным в неготовности по-настоящему серьезно дать отпор. Вряд ли там серьезная охрана или иная защита. Кто на эти архивы покушался и когда последний раз?

– Ну… – Новый генерал ордена завис, собираясь с мыслями.

Алексей его не торопил.

– Мы не знаем, где находится этот архив. Никто из нас, – наконец произнес генерал. – Даже если мы совершим нападение, то просто не знаем, куда идти. А швейцарцы будут стоять насмерть. Сразу, как станет понятно, что происходит. И не только они. В Риме хватает частных отрядов, которые могут подключить.

– А кто знает, где находится этот архив? Да, вы не были вхожи на самый верх, но, кто за что отвечает, должны знать.

Генерал промолчал.

– Убивать его не нужно. Напротив. Расколоть, чтобы все рассказал. После чего отпустить, когда вы уже уйдете. Чтобы Святой Престол твердо знал, кто и куда увез эти архивы. Вы ведь сможете допросить этого человека так, чтобы он не преставился? Или он будет молчать?

– Эти люди… Хм… Эти люди не отличаются особым мужеством. Не удивлюсь, что его даже пытать не потребуется.

– Быть может, его сложно будет похитить?

– Не думаю. – Генерал покачал головой. – У него почти нет охраны.

– Хорошо. Если вы согласны, я готов оказать вам всю возможную поддержку. Выдам самое современное оружие. Включая экспериментальное, которое существует в единичных экземплярах.

– Не нужно экспериментальное. В таком деле нужна надежность.

– Не спешите с выводами, – улыбнулся царевич. – Так вы согласны?

– Такое решение я не могу принимать самостоятельно.

– Разумеется.

– Что мы получим в случае перехода?

– Полное прощение со стороны России. Подданство. Продолжение ваших миссий в Новом Свете, только уже на деньги и при поддержке православной церкви. Мы считаем это дело благостным и охотно поможем с распространением христианства. Православия, разумеется. Хотя систематических противоречий, как с протестантизмом, между католичеством и православием в вероучении нет. Так что, по сути, придется чуть-чуть подкорректировать форму.

– Учитывая степень образованности населения Нового Света, они даже изменение формы не заметят в основном, – усмехнулся генерал. – Тем более что благодаря вам в православие вернулись орга́ны и строятся базилики.

– Так получилось, – развел руками царевич нарочито игриво.

– Ничего дурного в этом нет. Это разделение во многом надумано. Папа упивался властью, вот и… – Махнул рукой генерал.

– Папа сначала поддался влиянию ереси арианства. Вся суть отличий католичества от православия в том, что православие сохранило верность Никейскому символу веры, а католичество уступило давлению варварской среды германцев, среди которых влияние пережитков арианства было велико. Откуда и вся структура церкви, и пресловутое филиокве.

– Может быть, может быть, – покивал генерал, а потом спросил: – Мы хотели бы обрести дом. Это возможно?

– Свой монастырь?

– Да.

– Вполне возможно. Но все его финансирование – только через казну.

– А штурмовики? Какова будет их судьба?

– Вы не понаслышке знаете, что Святая церковь порой испытывает притеснения. Было бы разумно сохранить ваш отряд и использовать в качестве мобильного отряда специального назначения для поддержки церкви на местах.

Генерал кивнул. Его явно устроил ответ, как и остальных присутствующих.

Поговорили еще, обсуждая детали.

– Алексей Петрович, ты позволишь вопрос? – спросил генерал, когда разговор исчерпал себя.

– Да, пожалуйста.

– Рядом с Москвой строят здоровую такую пирамиду. Зачем?

– А ты разве слухами не наполнился по пути сюда?

– Если бы. Нас же от самой границы везли в закрытой карете и не давали ни с кем разговаривать. Это не по твоему приказу?

– Нет. Перестраховывались, видимо. Что же до пирамиды, то я планирую в ней сделать усыпальницу.

– Фамильную?

– Нет. Точнее, не только. Общую для лучших людей страны. Главное кладбище, на которое можно попасть, только если ты действительно молодец и сделал что-то выдающееся. Полководец, ученый, инженер или еще кто-то. Каждого покойного по задумке мы будем хоронить в красивом каменном саркофаге за счет казны. И ставить возле максимально реалистичные статуи в полный рост и плиту с деяниями.

– А зачем?

– Чтобы эти люди оставались в памяти потомков. Чтобы им было кем гордиться. Просто идти мимо саркофагов неинтересно. А вот статуи, они, как слепок прошлого, станут оживлять былые дни. В процессе мы еще планируем разукрасить стены барельефами, по мере заполнения. Чтобы отразить главные события той или иной эпохи. И превратить это кладбище в место памяти и славы. На мой взгляд, чем лучше потомки помнят величие былых лет, тем лучше.

– Это так… необычно.

– Мне понравилось.

– Да, – охотно кивнул генерал, – это очень интересно. Но… почему пирамида? Нет ли в этом языческого подтекста?

– Пирамида великолепна в своей лаконичности.

– Но…

– Древние люди, еще не познавшие Христа, хоронили своих людей на кладбищах. Значит ли это, что кладбище нельзя применять христианам?

– Нет. Но разве тут не другое?

– Христа похоронили в пещере, как хоронили царей в Древнем Египте. Не знали? Знайте. Далеко не все из них лежат в пирамидах. И кстати, далеко не все пирамиды на виду и не все в Гизе. Например, пирамида Тутанхамона засыпана песками на юге Египта. И не только она.

– Но откуда вы знаете?

Алексей улыбнулся, но, не отвечая, продолжил свой спич:

– Древних царей Египта, язычников без сомнения, хоронили в пещерах, значит ли это, что Христа похоронили по языческому обряду?

– Нет.

– Я тоже так думаю.

– А почему пирамида? Ведь можно было построить все что угодно.

– У меня много денег. В основном я их вкладываю в людей, в дороги и прочий транспорт, а также в производство. Однако грешно забывать о представительских расходах. Люди, которые приезжают в нашу страну, должны видеть красивые и величественные сооружения. Желательно общественные. Пусть и не на каждом шагу. Это было бы глупо. Но хотя бы вокруг столицы недурно создать архитектурный ансамбль из ярких, хорошо узнаваемых сооружений.

– Именно поэтому пирамида?

– Да. Что может быть величественнее и необычнее, чем здоровенная пирамида в снегах и окруженная елками? – улыбнулся царевич. – Я еще хочу вокруг нее парк разбить каменный и усадить там сфинкса. Только переиначить его на местный лад – вроде здоровенного такого медведя.

Гости заулыбались.

– А вы хотите сделать только пирамиду?

– Вон, – указал Алексей вдаль, сквозь остекление этажа, идущее от пола, – видите храм?

– Да, – закивали гости.

– Он сейчас самый высокий в мире. И кстати, по вместительности вполне сопоставим с собором Святого Петра в Риме, если не считать площадь.

– Ого! – ахнули иезуиты. – Так это не слухи?

– Нет. Вокруг него строят здоровый парк для прогулок, а перед ним – крытый двор. Собор Святого Петра, конечно, вмещает людей больше на площади, но тут двор крытый. И там можно находиться в ненастье. Более того – зимой двор еще и отапливаемый. Так что перед вами не только самый высокий храм в мире, но и самый вместительный.

– А этот дворец?

– Да, обновленный Воробьевский дворец тоже часть общего плана. Посмотрите вон туда. Подойдите ближе, а то не видно. Туда. Да. У реки, недалеко от причала Воробьевского дворца. Видите, идет стройка? Отсюда и вон туда – на добрую версту. Там возводят наше ви́дение висячих садов Семирамиды. Это будет большой дворец, идущий каскадами вдоль склона к воде. Уступами. Хрустальный дворец с паровым отоплением. Ну ладно, не хрустальный – стеклянный. Весь его внешний каркас сооружают из отлитых чугунных деталей: столбов и балок. Внешние стены и крыша с весьма острыми скатами – стекло. Толстые стеклянные плиты в два слоя. Мутные, конечно, немного, но свет вполне пропускают.

– Насколько толстыми?

– В дюйм толщиной. Так вот, из-за них весь дворец превращается в одну сплошную теплицу. Внутри по задумке – каскады маленьких водопадов и буйство тропической зелени. Ну и какое-то количество экзотических животных. Декоративных.

– Это должно быть волшебно… – заметил генерал.

– Вход будет за деньги, но разумные и для всех желающих.

– В пирамиду тоже?

– Разумеется. Она ведь станет галереей былой славы.

– А еще?

– Вам этого мало? – улыбнулся царевич. – Тогда посмотрите вон туда. Заметили, там вдали что-то виднеется?

– Не очень разборчиво.

– Это ипподром. Высота стен – десять саженей. Длина – верста. Ширина – четверть[3]3
  20 саженей – 50,8 м, верста – 2,54 км, ¼ версты – 0,635 км.


[Закрыть]. Шестьдесят четыре малых входа для посетителей[4]4
  Малые ворота идут по периметру примерно каждые 100 м и связаны с лестницей на ярусы.


[Закрыть]. Четверо больших ворот. Сорок пять ярусов сидений, идущих по кругу.

– Так, – произнес один из спутников генерала иезуитов, – это же больше, чем Колизей!

– Да, – охотно кивнул царевич. – Его, правда, пока не достроили. Стены возвели и ярусы с лестницами. Массивные. Крепкие. Там все из кирпича. А вот навес пока не соорудили. В процессе.

– А там что? – поинтересовался генерал.

– У кремля? На стрелке реки Неглинной?

– Да, наверное.

– Там возводят постамент для конной статуи князя Владимира – крестителя Руси.

– Такой большой?

– Так и статуя будет немаленькая, – улыбнулся Алексей. – Двадцать саженей полной высоты. Частью, конечно, копье сильно ее добавляет, но и основное тело памятника приличное. Если мне память не изменяет, около 12 саженей. Композиционно это всадник, который держит правой рукой копье, а левой – каплевидный щит с хризмой. Кстати, всю статую разукрасят, покрыв аппликацией по смоляному покрытию.

– А погода? Она не навредит?

– Вокруг статуи будет возведена большая беседка. Каменная. На монолитных мраморных колоннах. Их, кстати, нам из Италии уже везут. И даже две уже доставили.

Так и болтали.

Долго.

С верхнего этажа Воробьевского дворца вся Москва была как на ладони. Да и вообще многое воспринималось совершенно иначе. Из-за чего царевич проводил тут немало времени. И важные встречи старался тоже тут устраивать.

* * *

Среднее течение Амура.

Армейский корпус русской армии продолжал продвигаться вперед. Переговоры с Цин зашли в тупик, и с началом новой кампании войска продолжили наступление, ради чего сюда всеми правдами и неправдами перебросили три полка карабинеров и шесть корпусных нарядов походных вышек.

Генерал Осип Фомич Талалаев не спешил.

Командующий Иркутским военным округом принял командование подошедшего корпуса, воспользовавшись своим положением. И лично повел его в наступление. Стараясь набрать очков репутации и оправдать доверие как государя, так и его наследника.

Действовал он не только грамотно и «по науке», но еще и бдительно. Вот и сейчас, заметив неприятеля, пехотные полки стали разворачиваться из походных колонн ему навстречу. И пушки стали ставить. Новые. Нарезные. Их вместе с карабинерами доставили.

Минута.

Вторая.

Десятая.

И он заметил отмашку от разъезда – неприятель отходит. Сигнальщик махал флажками.

Без единого выстрела.

Снова.

Это была странная война. После той серьезной драки возле Удинска цинцы осторожничали. Но и не бежали. Пользуясь складками местности, они подыскивали места, подходящие для крепкой, большой засады. Чтобы, улучив момент, атаковать. Да так, чтобы не дать русским реализовать свое превосходство в огневом бое.

Сомнительные планы.

Вся русская пехота в этом корпусе красовалась в усиленном защитном снаряжении. В стандарте – полукираса и шлем. Здесь же к шлему нового образца шла полная кираса, наручи сегментные и набедренники. Все легкое. Пули не держит, конечно, но в ближнем бою на холодном оружие – отличное подспорье.

И все же цинцы пытались.

Осторожно.

Грамотно.

Разумно.

И каждый раз, когда их засаду вскрывали, отступали без боя. Их командир отлично понимал последствия. Про новые пушки он не знал из-за того, что оные тут еще не применяли. Но ему за глаза и старых хватило. Вот он и не нарывался…