Текст книги "Гончаров и его подзащитная"

– Почему же ты потратил на это полчаса?

– Ну, это я так… Ты скоро ходишь, а мы не спеша. А вообще-то мы с Витькой еще возле подъезда стояли, курили. Ну, значит, не полчаса, а минут двадцать.

– За то время, пока вы курили, кто-нибудь входил или выходил из подъезда?

– Да никто. Только почтальонка Наташка да Ритка с коляской. Наташка по нашему подъезду разнесла все пенсии и направлялась в другой. Она и меня еще подковырнула, мол, что, дядя Боря, уже успели зарядиться?

– А что было дальше? – стараясь казаться равнодушным, спросил я.

– А что дальше бывает? Поднялись мы ко мне, нажарили картошки и начали бухать. Что ты все спрашиваешь? Уж не мент ли ты сам?

– Мент не мент, успокойся и рассказывай, – с угрозой приказал я.

– Так я вам уже все рассказал. Ваши архаровцы вчера меня целый день пытали.

– Я к ним не имею никакого отношения. Ты мне лучше вот что скажи. Если до вашей отключки к соседу никто не приходил, то, значит, его посетили ночью? А теперь ответь, мог ли Степан Николаевич ночью открыть дверь незнакомому человеку?

– Как же, держи карман шире, он и днем-то по десять раз переспросит, кто пришел, зачем пришел, для чего пришел. А ночью он к себе вообще никого не пускал.

– Отлично. Стало быть, один вопрос мы выяснили. К Трегубову днем явились хорошо знакомые люди, но вы их приход не заметили. Я правильно говорю?

– Правильно, – осторожно согласился дед.

– А знаете, почему вы их не заметили?

– Нет.

– Потому, что это были вы сами! – торжествующе поставил я точку.

Мужики обалдели. Пьяно и вопросительно глядя на меня, они молча ждали дальнейших объяснений. Я сознавал, что действую не совсем корректно, но небольшой шок был им просто необходим. С самого начала вдолбив себе в голову кажущуюся истину, они уже не могли взглянуть на ситуацию по-новому, под другим углом зрения.

– Короче, – не теряя темпов атаки, я вынес вердикт, – суду все ясно. Вы, и только вы могли незаметно для соседей совершить это гнусное преступление. Теперь отвечайте, патронажная сестра Надежда Лукьянова была с вами заодно?

– Да ты что, мужик?! – бледнея телом и трезвея душой, возопил дядя Боря. – Что за хреновину ты порешь? Мы же из квартиры не выходили. Витя это подтвердить может.

– Вот-вот, с Витей вы его и придавили.

– Да мы же пьяные были. Он бы и дверь-то нам не открыл, – чуть не плача, оправдывался хозяин. – Он мне пьяному никогда не открывает.

– Конечно. Он открыл не тебе, а Лукьяновой Надежде. Когда вы вступили в сговор?

– Да не вступали мы с ней ни в какой сговор. Чужое дело нам хочешь пришить? Не выйдет, начальник. Я эту Надьку в последний раз в понедельник или во вторник видел, да и то мельком.

– Где ты ее видел? – зацепившись, не сбрасывал я обороты. – К кому она ходит?

– Так к Степану, от него и выходила.

– Отлично, что и требовалось доказать. Откуда вы узнали, что пенсию вам будут давать раньше срока? Кто вам это сообщил?

– Соседка снизу, Ольга Ивановна, она во вторник на почту ходила, там ее и предупредили, чтобы все пенсионеры нашего дома в среду никуда не отлучались.

– Могла об этом знать Надежда Лукьянова?

– Наверное, да, если была у Николаевича во вторник. Я точно не помню.

– А ты вспомни. Я настоятельно тебе рекомендую. Не торопись, хорошенько подумай, а я к тебе на днях забегу. Уж извини, если что не так. Желаю вам приятно закончить этот день.

Вот оно что, шлепая по мерзопакостным лужам, думал я. Вот где зарыта собака по имени Полкан. А ведь я вам, господин Гончаров, с самого начала говорил о патронажной сестре. С самого первого дня ее одиозная личность казалась мне подозрительной. Но ты не прислушался к моему мудрому голосу и в результате потерял время. Что получается? А получается то, что, по крайней мере, трое из пяти убитых пенсионеров были окружены заботами Надежды Лукьяновой. Исходя из этого, можно предположить, что от их квартир она имела дубликаты ключей и соответственно свободный доступ. Николенко, Трегубов и незабвенная Нина Антоновна – о них можно сказать почти с уверенностью. Версию с почтальонами следует отмести, так как всем троим деньги доставляли разные лица. У Николенко это была Галина Соколова, у Трегубова Наталия Нестерова, а у Нины Антоновны Тамара Гаврилина. Теперь перед вами, товарищ Гончаров, стоит трудная задача, как половчее и без риска прижучить эту самую Лукьянову? Надо завтра же с ней поговорить! Причем не вызывая у нее ни тени подозрения, иначе вся сегодняшняя работа пойдет насмарку…

Ладно, завтра так завтра, а сегодня с моей стороны было бы непростительным хамством не навестить Галину Григорьевну.

Больная встретила меня в одиночной палате со страдальческой улыбкой великомученицы. Чуть кивнув, она указала мне на стул.

– Спасибо, что пришел, – тихо поблагодарила Русова. – Твоя жена тоже приходила. Фрукты принесла, только мне пока нельзя. Я ей дала список необходимых лекарств. Обещала завтра утром принести. А еще я отдала ей ключи от машины, и она взялась отогнать ее на стоянку.

– Она такая. Ну Бог с ней, с женой. Как ты себя чувствуешь?

– Как видишь, не померла. Ты нашел того подонка?

– Еще нет, но очень скоро найду, не расстраивайся.

– Хорошо. Ты помнишь о нашем последнем разговоре?

– Насчет нелегального шмона в квартире твоей тетки?

– Да.

– Помню. Ты настаиваешь на этом?

– Да. Надеюсь, ты больше не подозреваешь меня в преднамеренной пакости?

– Успокойся, конечно же нет. Я и вчера ничего такого не думал, просто не хотелось рыться в чужом барахле. Не слишком красивое занятие.

– Но я тебя прошу. Очень прошу, сделай это для меня.

– Ладно, – вздохнув, согласился я. – Уважу твою просьбу.

– Ну вот и спасибо. Иди, я устала. Позвоню тебе завтра вечером.

– Помилуй Бог! – взмолился я. – Почему такие сжатые сроки?

– Мне так будет спокойнее. Иди, Константин Иванович.

За те пятнадцать минут, что я провел у ложа маленькой страдалицы, на улице стемнело, а лужи подморозило. Хрустя ледяными корочками, я шел и думал о том, какой я, в сущности, болван. Спрашивается, почему я на сто процентов уверен в том, что стариков давила Лукьянова? Даже если это так, то могла ли она в одиночку с ними справиться? По рассказам той же Зины, Николенко была еще старухой крепкой и дюжей. Вряд ли одна баба могла ее одолеть. Как минимум, ей нужен был сообщник. Тот, кто заходил в квартиру после нее. Но в этом случае на сообщника непременно обратил бы внимание дядя Боря. Он же ничего похожего не заметил. А может быть, та версия, что я, смеха ради, ему преподнес, верна? Полная чушь. В таком случае на кого прикажете повесить остальные четыре убийства? Нет, все верно, вариант с патронажной сестрой подходит больше всего. Кому, как не ей, знать дату раздачи стариковских грошей? Только самому почтальону, но он пока серьезных подозрений не вызывает. А впрочем, заглянуть в пятнадцатое отделение не мешает.

Еще с вечера через компетентные источники я узнал домашний адрес заботливой сестрички, а в восемь утра уже стоял возле подъезда, терпеливо ожидая ее появления. Свет в ее квартире погас только в девять часов. Насторожившись, я приготовился к нашей первой встрече. Шустрая бабенка примерно тридцати лет выпорхнула легко и стремительно. Одета она была явно не по средствам, серебристо-серую беличью шубку гармонично завершала такая же шапочка.

Не оглядываясь по сторонам, моя подопечная быстро и целенаправленно попрыгала по узкой тропинке, диагональю пересекающей заснеженный двор. Ничего другого, как двигаться в объезд, мне не оставалось. Миновав двор, она перешла улицу и скрылась на территории автостоянки. Довольно скоро, вручив стражнику квитанцию, она выкатилась оттуда на маленьком красном автомобильчике.

Недурно, подумал я, садясь ей на хвост, совсем даже недурно для патронажной сестры с окладом в пятьсот рублей. Это сколько же стариковских пенсий ей понадобилось, чтобы так прибарахлиться! Ведь, по моим данным, она воспитывала десятилетнюю дочку в полном одиночестве, без участия непутевого папаши. Ладно, красавица, посмотрим, чем занят твой рабочий день. Из каких запланированных и случайных встреч он состоит. О чем думает твой извращенный мозг и что делают твои неспокойные руки. Авось и выведешь ты меня на свою кривую дорожку.

Первую остановку красная «Ока» совершила у здания собеса. Поскольку такой заезд был оправдан и объясним, то и отнесся к нему я спокойно. Далее следовала аптека, что тоже входило в перечень ее обязанностей. После нее госпожа Лукьянова посетила продовольственный магазин, откуда вышла под завязку загруженная пакетами, что тоже показалось мне явлением оправданным и в рамках служебных обязанностей необходимым.

Ну а далее последовал ряд коротких визитов по частным адресам. Их продолжительность не превышала и десяти минут. Из этого я заключил, что Надежда Лукьянова приступила к выполнению своей основной работы. Отняла она у нее чуть больше двух часов. За это время мы смогли обслужить восемь инвалидов. Много это или мало, судить не берусь, но пакеты она раздала все до одного. Вопрос только в том, а попали ли они по назначению?

Закончив с этой частью работы, мадам Лукьянова заехала в ЖЭУ. Выждав пару минут, я зашел следом и пристроился за ней. Опять ничего особенного – просто она старательно заполняла квитанции по квартплате. Несколько разочарованный таким поведением, я вернулся к машине, сел и закурил, ожидая последующих ее действий. А дальше она повела себя неадекватно. Выйдя из конторы, она, вместо того чтобы сесть в свою «Оку», подошла к лотку с мороженым и купила два брикета. Потом стремительно и неожиданно подбежала к моей машине и, рванув дверцу, протянула мне сласть:

– Мужик, мороженое хошь?

– Нет, – внимательно глядя в ее лукавые глаза, ответил я.

– Тогда скажи, чего ты от меня хошь? – Недвусмысленно подмигнув, она фамильярно, будто мы сто лет знакомы, предположила: – Может, как в той песенке… Ты скажи, я баба сговорчивая. А то уже полдня за мной колесишь, бензин понапрасну жжешь, а сказать боишься.

– Я мужчина такой. Стеснительный очень, – лихорадочно соображая, как себя вести дальше, тихонько промямлил я.

– А ты не стесняйся, скажи, как оно есть. Со мной можно решить все проблемы без недомолвок и околичностей. Смелее, тореадор!

– Ты сейчас куда собралась ехать?

– Домой, могу и тебя с собой прихватить, – усмехнувшись, дерзко предложила она.

– А удобно ли? Дома муж, семья, дети. Может быть, заглянем куда-нибудь в кафе?

– Мужа у меня нет, и об этом ты прекрасно знаешь.

– Почему ты так уверена?

– Потому что, прежде чем начать за мной свою дурацкую слежку, ты наверняка заранее кое-что обо мне узнал. Решай – или ты раз и навсегда от меня отцепишься, или соизволь объяснить причину этого дурацкого преследования. Открой правую дверь, я сяду.

– Не надо, поехали к тебе домой, посмотрю, как ты живешь.

– Дурак, да я же пошутила. Неужели ты подумал, что я каждого проходимца могу пригласить в свой дом?

– Признаться, и я не склонен шляться по разным сомнительным притонам, – обидевшись на проходимца, парировал я. – Действительно, нам будет удобнее поговорить в машине.

– Нет, я передумала, а вдруг ты меня куда-нибудь увезешь и там изнасилуешь и убьешь? Езжай за мной, поговорим в кафе, тем более нужно пообедать.

Эта стерва остановилась у самого дорогого ресторана и, как бычка на бойню, потащила налево в элитный зал. Такого позора и беспредела допустить я не мог. Мягко приобняв ее за гибкую талию, я подтолкнул ее направо, где было подешевле. Гадко и понимающе усмехнувшись, она нехотя подчинилась.

– «Парень-то, кажется, гол, с него взять нечего…» – садясь за столик, ядовито процитировала она строки великого русского поэта. – Мужчина, а я привыкла обедать в левом зале.

– Женщина, на пятьсот рублей в месяц это весьма затруднительно, – зло буркнул я, разглядывая сумасшедшее меню. – Если, конечно, исключить ежемесячные суммы, тайно взымаемые из инвалидных пенсий.

– Что-о-о?! Да как вы смеете?! – праведно вскипела моя сотрапезница.

– Что будем кушать? – без намека на подобострастие спросил лощеный двадцатилетний балбес в униформе. – Могу предложить…

– Два комплексных обеда номер один, – решительно обрывая его посулы, безапелляционно заявил я.

– Один комплексный обед, – спокойно исправила Лукьянова мой заказ. – А мне, пожалуйста, вот это, это и это. – Ее пунцовый ноготь трижды ткнул в страшные строки меню.

– Я не намерен оплачивать этот наглый заказ, – подождав, пока уйдет официант, предупредил я зарвавшуюся бабу.

– У тебя и денег-то таких нет, а тем более в этом нет необходимости – я уже давно привыкла платить за себя сама, – холодно глядя на меня, отчеканила Лукьянова. – И, прошу учесть, не из старухиных карманов, как ты только что изволил тактично заметить.

– Ну что ты, я же понимаю, у такой женщины, вероятно, целое море богатых поклонников, – пристально изучая ее морщинки, съязвил я. – От них просто нет отбоя.

– Вот оно что, – раскуривая сигарету, усмехнулась Лукьянова. – Кажется, я начинаю понимать, откуда ветер дует и почему мачта скрипит. Только мне неясно одно. Разговор на эту тему с вашими товарищами у меня уже состоялся не далее как в субботу вечером. И насколько я могу судить, мои ответы, как и документы, их вполне удовлетворили. Так в чем же дело, господин полицмейстер?

– Я не полицмейстер. Я Гончаров.

– Пусть будет так. В чем дело, господин Гончаров? Ты хочешь вынудить у меня взятку? Скажу сразу, это не получится. Не на ту напали, и не настолько я богата, чтобы расшвыривать деньги впустую. Что конкретно тебе от меня нужно?

– Правда нужна. Дело в том, что я дальний родственник Нины Антоновны, за которой ты имела честь присматривать.

– Не суши мне уши. Всех ее немногочисленных родственников я знаю как облупленных. Если не считать ее племянниц, живущих в этом городе, то у нее остался лишь двоюродный брат, который успешно спивается где-то на Урале.

– Хорошо, будем играть открыто. Меня, как частное лицо, наняли ее племянницы по поводу убийства их тетки. Это устраивает?

– Вполне. И поэтому как частному лицу я заявляю, что отвечать на твои дурацкие вопросы не буду. Давай спокойно пообедаем и навсегда разойдемся.

– Не думаю, что это лучшее решение. Я настроен серьезно и буду копать до самых корней. Подумай, сколько нервов это будет тебе стоить. О, кажется, нам принесли еду! – Цепляя с подноса первую попавшуюся тарелку, я приготовился отобедать.

– Почему ты такой хам? – удивленно глядя на меня, спросила Лукьянова. – Почему ты бессовестно жрешь моего заливного судака?

– Прости. – По-настоящему смутившись, я не нашел ничего лучшего, как придвинуть ей уже расковырянное блюдо. – Прости, я случайно.

– Кушай на здоровье, – злорадно ответила она, отшвыривая мне студень.

– Благодарю. – Справившись с неловкостью, я нагло принялся за меченую еду. – Ты не волнуйся, я возмещу ущерб.

– Косточкой не подавись, – посоветовала она, потушив окурок. – Ладно, господин Гончаров, только из уважения к твоей фамилии и за то доброе дело, что ты сделал для моей знакомой, я согласна ответить на интересующие тебя вопросы.

– А как зовут знакомую?

– Варя Логинова, помнишь такую? Она мне о тебе много рассказывала, но я даже представить себе не могла, что когда-то мне доведется познакомиться с тобой, причем таким нелепым образом.

– Что делать, пути Господни неисповедимы, но если ты не возражаешь, то займемся нашим делом. У Николенко, Нины Антоновны и Трегубова ты была патронажной сестрой, верно?

– Да, конечно.

– А известны ли тебе имена Сайко Лидии Ивановны и Трунова Виктора Семеновича?

– Нет, этих людей я не знаю.

– Сколько человек находится под твоим патронажем?

– Шестнадцать.

– Это много или мало?

– Мне хватает, а большего я не потяну.

– Тебе не кажется странным, что из шестнадцати опекаемых тобой инвалидов троих убили?

– Этот факт заставляет задуматься, но только и всего.

– Есть ли у тебя дубликаты ключей от их квартир?

– Да, но это не моя прихоть. Так положено. Почему? Ключи у нас на тот случай, если с инвалидом вдруг что-то произошло и по той или иной причине он не в состоянии сам открыть дверь. Кстати, еще в субботу я отдала милиции все ключи от моих бывших подопечных.

– Насколько мне известно, Николенко Таисию Михайловну ты давно не обслуживаешь, объясни, по какой причине.

– Она вместе с соседкой заподозрила меня в воровстве своих несчастных копеек. Произошел банальный скандал, и я была вынуждена от нее отказаться.

– Подозрение было необоснованным?

– Абсолютно. Более того, это оскорбительно. Ты, наверное, не поверишь, но те несчастные крохи, которые я получаю за свое милосердие, я на них же и трачу. Моя рабочая неделя выстроена таким образом, что благотворительностью я занимаюсь только по понедельникам и вторникам, иногда до обеда прихватываю среду. С тем расчетом, чтобы не позже среды сесть в московский поезд. В четверг, по прибытии в столицу нашей родины, я высунув язык обегаю три-четыре барахолки. Там я относительно дешево закупаю некоторое количество продовольственного и промышленного товара с тем, чтобы успеть на вечерний поезд. Прибывает он к нам в обед, так что до вечера я успеваю развезти товары, купленные на заказ. В субботу и воскресенье с раннего утра я несусь на Центральный рынок, где сбрасываю остатки. Вот такую карусель я кручу уже больше двух лет, не пропуская ни одной поездки.

– Позволь, а когда же ты отдыхаешь?

– Когда еду в поезде, а еще по понедельникам, как сейчас.

– Ты сохраняешь проездные документы?

– Да, и я их уже предъявляла сотрудникам милиции. Сама для себя я веду четкую бухгалтерию. За это время всяческих бумажек у меня накопилось черт знает сколько. Никогда бы не подумала, что они мне понадобятся.

– Воистину похвальная аккуратность. Ты как специально готовила себе алиби.

– Разумеется, причем целых два года, и только для того, чтобы удавить трех сварливых старух и завладеть их месячной пенсией.

– Если ты их так не любишь, то почему вообще с ними нянькаешься?

– Кому-то нянькаться надо, а потом, почему ты решил, что я их не люблю?

– По отзывам, да и времени ты им уделяешь минимум. Согласись, за каких-то десять минут невозможно ни пол помыть, ни белье постирать.

– Плохо же ты меня знаешь, – рассмеялась Лукьянова. – Насчет постирушек согласна, а вот пол я сегодня помыла пятерым. Хочешь поспорим на пять бутылок шампанского?

– Да нет, зачем, я верю, а бутылку шампанского я презентую и без спора. Значит, мне следует понимать, что в четверг тебя в городе никогда не бывает?

– Ну, не совсем так. В середине прошедшего года я дважды подряд пропускала свои вояжи из-за болезни дочери.

– То есть к смерти вышеуказанных граждан ты не имеешь никакого отношения.

– Об этом говорят факты, а факты, как известно, весомее любых слов. Во-первых, у меня не было мотивов, а во-вторых, меня по четвергам, когда были задушены Нина Антоновна и Степан Николаевич, просто не было в городе.

– А откуда ты можешь знать, когда они были убиты?

– Бог ты мой, кажется, я тебе уже говорила, что в эту субботу я имела продолжительную и содержательную беседу с милицией.

– Да, конечно, прости, запамятовал. – Выложив деньги, я поднялся из-за стола: – Извини за беспокойство, но с тобой я не прощаюсь. Надолго.

– Я сожалею об этом.

– Ничем не могу помочь. Кстати, когда ты последний раз навещала Трегубова?

– Пятнадцатого февраля, в понедельник.

Просьбу Галины Григорьевны Русовой, по дурости подставившей свое пузо под нож, нужно было выполнять. Ближе к вечеру мне удалось дозвониться до Ефремова. Поздоровавшись, я вежливо поинтересовался, где его все это время носили черти.

– На репетиции, Костенька, на репетиции. Хлебушек свой скудный зарабатываем, – бодро похохатывая, ответил он.

– Насколько мне известно, по понедельникам у тебя выходной.

– Тебе правильно известно, а только, когда очень кушать хочется, про выходные следует забыть. А ты по делу или просто так?

– Какие могут быть дела у старого алкоголика. Просто хотел к тебе забежать да бутылочку раздавить, а то ведь прошлый раз не удалась у нас компания.

– Это точно, встретиться не мешает. Только вот сегодня вряд ли у нас получится, мне еще в ночь на работу топать.

– Батюшки, неужто на ваши спектакли такой спрос, что вы и по ночам вкалываете?

– Не смеши коней, Гончаров, на наших кукол такой спрос, что впору закрываться. Именно по этой причине, а также принимая во внимание твои пожелания, я три дня тому назад устроился сторожем на автостоянку.

– Вот оно что! – с трудом скрывая радость, воскликнул я. – И когда же тебе заступать на трудовую вахту? Не сей же час?

– Нет, конечно, пересменка у нас в десять.

– Вот и отлично, а сейчас нет и семи, я надеюсь, что никто не будет против, если артист Ефремов немножечко примет на грудь?

– Ну, если немножечко, если самую капельку, то какой базар! Конечно приезжай.

– Буду сей минут с твоим любимым коньяком.

В водочную бутылку с красивой золотистой этикеткой я налил кипяченой водицы и тщательно закрутил пробочку, а по дороге приобрел самого дешевого коньяка и контрольную бутылку водки.

Подходя к Валеркиному дому, я сбавил шаг, внимательно разглядывая его балкон и балкон жившей над ним старухи. На глазок расстояние между поручнями одного и полом другого не составляло и двух метров. Но даже в этом случае, при моей сегодняшней форме, такой трюк представлял серьезную опасность. Мне совсем не хотелось, чтобы останки моего красивого тела отскабливали с обнаженного фундамента равнодушные и незнакомые медики. Уже подойдя совсем близко, я обнаружил одну маленькую деталь, которая придала мне смелости и решимости. С правого края между балконами торчал крюк, который, вероятно, предназначался для цветочного горшка или бельевой веревки. С его помощью даже мои ослабевшие мышцы делали подъем безопасным и увлекательным. Правда, существовало некоторое опасение в надежности его крепления, но, в конце концов, не к теще же на блины я собрался. Настоящий мужчина должен любить риск, особенно если риск скромен и разумен.

Кухонная форточка старухиной квартиры была открыта, но для меня она была недосягаема. Наверное, в таком положении ее оставили сознательно, дабы выветрился запах тлена. Оба балкона смотрели в глухой кирпичный торец соседнего дома, и это обстоятельство было немаловажным, поскольку мой предполагаемый, преступный вояж афишировать вовсе не обязательно. Дворовые фонари располагались так, что оба объекта оставались в тени. С одной стороны, это радовало, а с другой – не очень, потому как искать черную кошку в кромешной темноте, при тусклом свете фонарика – занятие обременительное и малоэффективное.

Изобразив на лице полный восторг и легкое опьянение, я деликатно постучал в дверь ногой и в ожидании кукольника забормотал всякие непристойности в его адрес.

– Ты охренел? – открывая дверь, закономерно спросил он. – Или звонок не работает?

– Голова у тебя не работает! – радостно сообщил я новое для него известие. – Ты видишь, кто к тебе пришел? Почему я не слышу триумфального марша? Почему к моему приходу не накрыт стол? Почему не вижу волооких ундин? Почему, я тебя спрашиваю? И вообще, по какому праву ты встречаешь меня в фильдеперсовых трусах? Немедленно надеть смокинг или просто штаны.

– Э, да ты никак нализался, батенька, и притом изрядно.

– Отставить разговоры. – Отодвинув его рукой, я прямо в ботинках пропер в комнату. – Сегодня меня не трогать! Сегодня мой праздник!

– Это какой еще праздник? – вытирая за мной снежно-грязные следы, спросил он.

– Сегодня день независимости грудных детей Индии. А ты знаешь, что я родился на берегу Ганга? Ни черта-то ты не знаешь, давай инструменты и огурец, – нес я околесицу, вынимая из сумки спиртное.

– А много тебе не будет? – С сомнением покачав головой, Валерка выполнил приказание. – Где же ты успел за полчаса так нагрузиться?

– Глупости, я с обеда водочку потребляю, – гордо ответил я, наливая ему коньяк. – Ты уж извини, я смешивать не буду, выпью беленькой.

– Это правильное решение, смешивать никогда не следует, потом сплошные неприятности. – Одобрительно кивнув, он выпил фужер.

– И я того же мнения. – Опрокинув в себя двести граммов безвкусной воды, я захрустел огурцом. – Ну а что про твою соседку слышно? Не нашли злодеев?

– А кому искать, если Гончарова пять лет назад за пьянку выгнали?

– Тут ты прав, Лерик, я бы эту чепуху за шесть секунд раскрутил.

– Вот-вот. Не ценят нас, когда мы есть, и сожалеют, потерявши.

Такой разговор ни о чем продолжался у нас больше часа. За это время Валерка успел ополовинить коньяк, а я, допив воду, вскрыл натуральный напиток. В девять часов, когда он начал собираться на дежурство, я заплетающимся языком предложил ему выпить по маленькой на посошок.

– Да куда тебе? – сердобольно спросил он. – Ты уже сам как посошок, а точнее, как старый, кривой костыль. Ложись и отдыхай.

– Обижаешь, начальник! – пьяно возмутился я. – Ты меня не знаешь! Я трезвый, как стекло. Хочешь, я по ниточке пройду? А давай спорить на пять шампанского!

– Ложись и проспись, а то тебе пари придется заключать в вытрезвителе, и я уверен, что ты его проиграешь. Там тебя тоже уложат, но уже не так комфортабельно. Не крути вола, падай на диван и дрыхни, а как проспишься, тогда и иди себе. Только не забудь захлопнуть дверь. Или меня дождись. Я буду в десять утра.

– Глупый ты человек, Лерка, и мозги у тебя куриные, если ты не видишь, что господин Гончаров трезв, как дева перед конфирмацией. А где, кстати, девки? Куда ты их упрятал? Нет, Лерка, так не пойдет. Я же помню, были две бабы…

– Уже глюки начались, поздравляю, так и до «белочки» недалеко. Допился, скотина. Ложись на диван, только сними свои грязные башмаки, свинья тупорылая.

Все-таки приятно слышать, что о тебе говорят друзья, когда уверены в твоей полной глухоте. Мотаясь как поливной шланг, я шарахался по квартире в поисках несуществующих женщин и чего-то неосознанного, понятного только пьяному человеку. Такое мое поведение, равно как и нецензурная речь, скоро надоело хозяину. Толкнув меня на диван, он содрал с меня ботинки, допил свой коньяк и, громко чертыхаясь, ушел на работу.

Подождав минут пятнадцать и мысленно прокрутив все предстоящие мне действия, я приступил к осуществлению своего преступного плана. Для начала я просто поднялся этажом выше. Убедившись, что квартира опечатана и за ее дверью меня никто не поджидает, я вернулся назад, рассовал в карманы все, что мне может пригодиться, и вышел на балкон. Здесь я с огорчением отметил, что со стороны мое предприятие выглядело гораздо привлекательнее, чем оказалось на самом деле. Суть в том, что я выпустил из виду вторую опору, куда предстояло поставить правую ногу на тот короткий миг, пока не зацеплюсь за перила верхнего балкона. Доверять же весь свой драгоценный вес сомнительному крюку я просто не имел права. Можно было наверх забросить якорь, но это было рискованно, так как могли услышать соседи со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Журнальный столик, на котором мы только что пировали, показался мне достаточно крепким, и если на него поставить табурет, а потом взгромоздиться самому, то вполне можно достичь цели… или разбить свою безмозглую голову об асфальт.

С такими невеселыми мыслями я нехотя принялся за дело, и вскоре мой эшафот, выстроенный собственными руками, был готов. Прочитав молитву во здравие отрока Константина и оглядевшись по сторонам, я начал восхождение. Удивительно, но не прошло и десяти секунд, как я живой и невредимый стоял на старухином балконе. Прячась за шифером парапета, я приготовил стамеску, чтобы быстро и аккуратно снять штапики, а потом вытащить стекло. Открывшаяся дверь, к которой я ненароком привалился, изрядно меня удивила. Неужели милиция даже в таком пустячном деле проявила невнимательность? В таком случае они здорово облегчили мою задачу, и за это им большое спасибо. Проскользнув в образовавшуюся щель, я плотно прикрыл дверь и задвинул шпингалет. Потом задернул довольно плотные шторы и только тогда включил фонарик. С момента моего последнего и единственного посещения здесь ничего не изменилось. Времени у меня было предостаточно, и я не спеша начал поиск.

Для устройства тайника комната – место наименее удачное, но я хотел проделать свою работу качественно и на совесть, чтобы потом Кнопке не в чем было меня упрекнуть. Начиная с люстры и кончая плинтусами, я до двух часов ночи перетряхивал и обнюхивал комнату. Не найдя в ней ничего, что хотя бы издали напоминало тайник, я перешел в совмещенный санузел и здесь тоже безрезультатно пропотел больше часа.

А может быть, Кнопка любит шутки? – подумал я, принимаясь за кухню. И то сказать, откуда у старухи брильянты? Что с того, что тоннами таскала окорока? Что с того, что горбатилась на огороде? Не нужно забывать, что на Урале у нее проживал двоюродный брат, который очень уважал немножко выпить. А если представить себе, что это был ее любимый и единственный брат, в котором она души не чаяла и не могла отказать ему в маленькой просьбе о ежемесячных дотациях. Что тогда получается? Тогда получается то, что вы, господин Гончаров, круглый болван, который ищет след пролетевшей мухи.

Рассуждая примерно таким образом, я уже закончил с газовой плитой, раковиной и батареей отопления. Следующим моим объектом должен был стать отключенный холодильник, и я уже осветил его контур, когда узкий луч фонарика случайно лизнул округлую решетку вентиляционной шахты…

Кажется, Кнопка не страдала чрезмерной фантазией, по крайней мере декоративную, пластмассовую решетку кто-то трогал, причем недавно. Об этом свидетельствовали шурупы, а точнее, их головки, травмированные отверткой. Встав на табурет, я внимательно их рассмотрел. Шурупов было четыре, причем двух сортов. Три шурупа были обычными, а один с крестовой насечкой. Вытащив отвертку, я осторожно их вывентил и, сняв розетку, осветил вытяжную трубу. Сомнений быть не могло – еще недавно здесь что-то лежало, а точнее, висело. Пыль на кирпичной кладке была потревожена, словно через нее протащили что-то мягкое диаметром с добрый кулак. С левой стороны вентиляционного окна торчало вмурованное металлическое кольцо с остатками задубевшего, капронового шнура. От сажи и копоти он стал черным, а вот косой срез был совсем свежим. Видимо, мой предшественник так торопился, что не стал его развязывать, а просто чиркнул ножом – и вся недолга.

Кажется, Кнопкина тетка отличалась завидной глупостью. Место для клада она выбрала не совсем удачное. Насколько мне известно, вентиляционные шахты периодически прочищают, и ее сокровища вполне могли оказаться в руках случайного, фартового трубочиста. А может быть, она была уверена в нашей всегдашней безалаберности? Теперь судить трудно. Жаль, но меня опередили. Обидно приходить вторым, но что делать? С сожалением я вставил решетку на место и закрутил шурупы. Теперь передо мною вставал нелегкий вопрос: что говорить Кнопке? Сказать ей чистую правду? Она может обвинить меня в воровстве. Солгать? Но рано или поздно, когда разберутся в их квартирных приватизациях и завещаниях, она найдет этот проклятый тайник, и тогда будет еще хуже. Что делать? Пока ничего, этот вопрос можно отложить до утра, а сейчас совсем не вредно убраться отсюда подобру-поздорову.