Текст книги "Три закона Дамиано"

Глава 10. Профессор ненормативной лексики

Ранним утром, как всегда, Ленард Шатра, менеджер чешской фирмы по производству мебели, которая имела здесь филиал, спустился к своей «Шкоде».

Машина завелась, но трогаться с места почему-то не захотела, и откуда-то снизу появился густой чёрный дым.

Ленард вылез из-за руля, и увидел: все колёса его автомобиля спущены. Случайно проколоть одно из них можно, но не все же четыре!

Он вымолвил только три слова: «шлапка, штетка, курва!», со злости ударил кулаком по капоту, и вдруг замолчал. Но ровно через две минуты Ленард вспомнил уже весь свой богатый и могучий родной язык.

В своей тираде он упомянул всех Христовых Апостолов поимённо, но почему-то Петра обматерил всего один раз, а вот Павла проклял трижды! Затем Ленард переключился на своих национальных героев: Яна Гуса и Яна Жижку.

Марии Магдалене повезло больше остальных: он так и не сумел сформулировать проект её наказания, а вот Матери Божьей досталось капитально!

Вдоволь наругавшись, Ленард позвонил на работу, и предупредил, что сегодня немного задержится.

Только сейчас он увидел на заднем сиденье какой-то конверт.

Там были триста долларов и листочек, отпечатанный на принтере: «Sorry».

«Значит, это не примитивное хулиганство! Но для чего, и кто это сделал?»

Положив деньги в карман, он порвал конверт и направился к автобусной остановке.

Скоро его автобус застрял в длинной пробке.

Водитель постоял в ней минут двадцать, потом вылез из кабины и пошёл вперёд, для выяснения обстановки.

Скоро он вернулся, почему-то довольный:

– Всё, граждане пассажиры, выметайтесь! Свежий воздух и пешая прогулка полезны для здоровья! Не забудьте захватить из салона все свои и чужие вещи!

Пройдя по ходу маршрута метров восемьсот, Ленард увидел причину этого затора: мост, что был впереди, внезапно обвалился, и это произошло, как говорили очевидцы, примерно полчаса назад.

Если бы не эти злополучные колеса, он как раз бы проезжал под низом на свое «Шкоде».

«Злополучные? Счастливые!»

Он прошёл дворами на соседнюю улицу, поймал там такси, и вскоре прибыл на работу.

* * *

«Интересно, чем ему хозяин этой «Шкоды» не понравился?»

Спортивный комментатор анализировал ход проходящего чемпионата Европы:

– Если мы посмотрим на турнирную таблицу, то лучше нам на неё совсем не смотреть! Наши любимцы оказались полными хамами и ублюдками, не достойными тех денег, что им платят спонсоры, государство, а значит, и мы с вами, уважаемые телезрители!

А бегущая снизу строка сообщала номера счетов, на который болельщиков слёзно просили перевести пожертвования для этих спортсменов.

В разделе «Происшествия» показали обрушившийся сегодня утром мост.

За пять минут до того, как он обвалился, по нему должна была проехать целая колонна рефрижераторов: водители грузовиков всегда используют утренние часы, пока нет интенсивного движения.

Но у шедшего впереди «флагмана» что-то случилось с рулевым управлением, и его повело влево. Водитель инстинктивно затормозил, и тяжёлая фура намертво перегородила всем движение.

Все, что ехали сзади него, сначала дружно ругали бедного «водилу» почём зря, грозясь подать и на него, и на его фирму, в суд. И они громко призывали небеса наслать на него все возможные проклятия.

А через десять минут они были готовы целовать его сапоги!

* * *

За три дня я отдохнул от рабочей суеты, да и с Дженни оторвался на славу!

Дамиано опять оказался прав: когда я появился на фирме, настроение там было уже совсем другим.

И на самом деле: в первый же день моего отсутствия начальник действительно куда-то уехал.

А сегодня его лицо даже озаряла улыбка: мы только что получили хороший заказ, и я к нему имел самое непосредственное отношение!

* * *

В автосервисе проблему Ленарда поняли моментально, и их машина, вместе со специалистами, довезла его прямо до дома.

Механики на месте перемонтировали всю его резину, получили свои деньги, и вежливо попрощались.

«Злоумышленники» немного ошиблись в расчётах: они не учли стоимости этой «эскорт-услуги», и в результате он потратил на десять долларов больше.

Но в его голове молнией пролетела мысль: «Ты оценил свою жизнь в эти десять долларов? Совсем недорого!»

И какой-то хриплый голос за его спиной громко хихикнул: «Да по такой цене я готов приобрести целый десяток таких «жмуриков». Тогда и землекопы будут бесплатными!»

Со скамеечки зловеще поднялась худощавая фигура в тёмном капюшоне, направившись в его сторону, и Ленард пулей залетел домой, наглухо заперев входную дверь.

Он стал лихорадочно искать нательный крестик, и целых пять раз прочёл молитву Божьей Матери: той самой, которую он много раз проклял сегодняшним утром.

Эта зловещая фигура, не скидывая с головы балахон, неторопливо поднялась на его лестничную площадку, и остановилась возле самой двери, тяжело дыша и громко кашляя.

Но вероятно, эта молитва всё-таки помогла!

И фигура не стала ломать его дверь: посопев так пару минут, она поднялась на другой этаж, где открыла ключом дверь, спрятав свой мобильник в карман.

Ленард тогда не знал, что его сосед сверху работает распорядителем в фирме по оказанию ритуальных услуг.

* * *

Вскоре он позабыл об этом наваждении, и мысли перенесли его на родину, в «Злату Прагу».

Ленард очень любил пройтись по Карлову мосту, свернуть на Вацлавскую площадь и присесть на Староместской за столиком, где круглосуточно можно выпить пару бокалов самого лучшего в мире пива: кроме чешского, никакого другого Ленард не признавал.

Куранты на башне XIV века отсчитывали время уже семь веков подряд, а их механические фигурки рассказывали хозяевам и гостям столицы притчу о смысле жизни и смерти.

После окончания гимназии он проработал пару лет на мебельной фабрике.

Руководству понравилась его исполнительность, и его направили обучаться в Москву.

Там он жил на Таганке, иногда посещая знаменитый театр Любимова, что был совсем недалеко от его съёмной квартиры.

По пути Ленард часто проходил мимо другой достопримечательности российской столицы: кукольного театра Образцова.

Часы на его фасаде на много столетий моложе пражских, и фигурок там поэтому намного больше.

Каждый час одна из кукол открывает свою дверцу – и то заяц барабанит, а то ухает сова!

А ровно в двенадцать они выходят все вместе, и начинается «гала-концерт»!

Каждый день на этой площади собирались люди не только со всего бывшего Союза, но и приезжие из далёких стран, а многие прибывали сюда за несколько часов до начала этого представления.

Но в общей толпе туристов присутствовали и кучки небритых существ, одетых в грязные лохмотья.

Почти все они держали в руках полиэтиленовые пакеты, где находилось всё их «движимое имущество».

В Праге тоже много бомжей, но куранты на башне там их совершенно не интересовали, а эти напряженно смотрели на часы.

«Даже нищие приходят посмотреть на это чудо! Поистине, не зря так много говорят про загадочную русскую душу!» – глядя на них, думал Ленард.

Когда часовая стрелка показывала на дверцу волка, и тот появлялся из маленькой каморки наружу, все эти «люмпены» кричали хором: «Волчара любимый!» – и дружно срывались в одном направлении, стараясь обогнать впереди бегущих.

«Что это за новый культ? Ведь это не германцы, они должны почитать медведя!» – недоумевал Ленард. – «И зачем для своего марафона они выбирают это место?»

Исчерпывающий ответ на этот вопрос он получил от своего соседа по комнате, пана Валерия:

– Часы свои эти алкаши давно уже или пропили, или просто потеряли. И со временем, «после вчерашнего», они с большим трудом ориентируются. А этот волк открывает свою дверцу только тогда, когда на него показывает часовая стрелка: ровно в одиннадцать. Именно в этот час открываются в Москве все винно-водочные отделы!

* * *

Валерий, его одногруппник по институту, и сосед по съёмной квартире, охотно помогал Ленарду в изучении русского языка.

У него было довольно интересное хобби: ненормативная лексика.

Он был не просто матершинником, а гроссмейстером своего дела, и его интересовали не только сами ругательства, но и всё, что с ними связано: происхождение, миграция этих слов из языка в язык, их аналоги, заимствования и дальнейшие трансформации.

Он мог часами рассказывать Ленарду о происхождении таких слов, как «кретин», «дурак», «подонок», и очень многих других.

Собирал он и неологизмы, и даже готовил к изданию свой словарик, в котором изменение одной или пары букв, или их перестановка, придавали слову или фразе уже совсем другой смысл: «гашишник на посту», «хренометраж времени», «отрыгной талон», «пердоплата».

Фиксировал он и замечательные опечатки: «гавнокомандующий», «распой среди бела дня», «запердельный режим».

Ленард предложил ему обогатить свой словарь дополнительным разделом: забавными совпадениями и различиями в других языках.

Разумеется, первым словом в нём было «урода», которое на польском означает «красота». Из болгарского туда попали «пыржени яйца на очи» (яичница-глазунья) и «Дедо Мраз» (Дед Мороз).

Ленард подарил ему и такие перлы, как «херня» (игорный зал), «питомец» (придурок), и многие другие.

Особое удовольствие Валерию доставил рекламный лозунг одной крупной компании «совершенное творение», которое по-чешски звучит так: «Доконале тваре!»

А за такие выражения, как «позор на пса!» (осторожно, злая собака!) и «столице наше родины», которое переводится на русский примерно как «испражнения нашей семьи», Валерий поставил ему бутылку!

Ругательства и проклятия существуют во многих языках.

В русском они чаще всего касаются наружных половых органов и их отношений, а в некоторых других это связано с естественным выбросом отходов жизнедеятельности наружу.

Для нас сравнение человека с каким-то животным типа собаки, крокодила или змеи – тоже оскорбление, но значительно меньшее по силе эмоций.

Ленард же пояснил Валерию, что на их языке половые отношения в любой форме не имеют никакой эмоциональной окраски, и выражение «я имел с твоей мамой половой контакт!» означает у них всего-навсего: «я готов тебя усыновить!», или «я мог бы быть твоим отцом!», зато сравнение твоего собеседника с таким полезным животным, как курица («курва»), может навлечь на тебя большие неприятности.

Валерий часто читал ему поэмы Баркова, озорные стишки Лермонтова и Есенина, и многие другие произведения.

А иногда его тянуло на монологи, и он риторически вопрошал Ленарда:

– Почему это такие эротические произведения, как «Декамерон» и «Золотой Осёл», признаются «классикой мировой литературы», а на «Луку Мудищева» льют грязь? Мопассана и Арсан издают уже миллионными тиражами, «Эдичку» Лимонова тоже опубликовали, а на Баркова наложили запрет?

Матерился Валерий постоянно, и однажды Ленард тайком записал его монолог на магнитофон.

Через пару дней, во время очередного застолья, он прокрутил ему эту запись, с приложением стенографической справки: за 87 секунд Валерий произнес 62 слова, из которых 38 было матерными.

Тот расхохотался, и послал его в задницу, но уже через неделю следующая стенограмма содержала только 27 матов на 64 слова.

Затем его лексикон закрепился всего на десяти матах в минуту.

* * *

Недавно Валерий был у него в гостях.

Хотя они оба закончили экономический факультет, Валерий теперь работал в области филологии.

Он даже стал заведующим кафедрой славянских языков в одном из гуманитарных институтов, а его диссертация называлась так: «История и эволюция обсценной лексики славянских народов».

Он издал свой словарик, и тот разошёлся огромным тиражом.

Валерий подарил Ленарду авторский экземпляр, с дарственной надписью.

И первое, что Валерий произнёс, войдя в его квартиру, было:

– Ну, ты (непечатно) и живёшь! Я уееееею!

Но после этого, за все дни, что гостил у него, не сказал ни единого бранного слова.

Даже в церкви!

Глава 11. Это нежное слово: «мамаша»!

– В воскресенье вам предстоит командировка! – объявил мне Дамиано после очередной тренировки.

– И куда это теперь?

– В «Мёртвую Зону».

– Куда-куда?

– Есть такой город! – и он назвал его.

Я бывал там пару раз, помогая своим знакомым в переездах в «чистилище».

Весь этот населённый пункт, в котором проживали в основном русские, держался на единственной фабрике по производству керамики.

Но она не выдержала конкуренции с испанцами в период смены экономической формации, и все жители остались без работы.

В поисках лучшего молодёжь дружно рванула за границу.

Некоторым из тех, кто остался, повезло: они нашли работу в столице, и ездили на электричке туда и обратно, по два часа в одну сторону. Потом «прогрессивное государство» разобрало железную дорогу, чтобы её рельсы не сдавали на металлолом, и дорога в город стала отнимать ещё больше времени.

А остальные стремительно скатывались «на дно».

Скоро туда, всеми правдами и неправдами, начали выселять тех, кто потерял жильё в других местах, а за пятьсот долларов там можно было купить трёхкомнатную квартиру.

Новые жильцы, обосновавшись в своих апартаментах, очень быстро проедали все накопления, полученные от продажи своих квартир в прежних местах, но обещанных правительством и «серыми риэлтерами» рабочих мест так и не появилось.

Сначала они продавали электроплиты, а скоро пришла очередь радиаторов.

А затем стали продавали всё, что было можно: унитазы, краны, паркет.

За ящик водки, за пять бутылок, за одну!

Скоро в городке появились пятиэтажки, в которых не осталось ни единого жильца.

Пара парламентариев и кучка журналистов попытались было вякнуть о «гуманитарной катастрофе», но их тут же заткнули: «Мы пришли к власти под прекрасным лозунгом: «лучше быть голодными, но свободными»! Вот вы теперь и голодайте!»

Правительство было больше озабочено соблюдением прав человека в сопредельных странах, финансированием тамошних диссидентов и участием в военных операциях по принудительному «насаждению демократии» за тысячи километров от своих границ.

А на борьбу с безработицей и нищетой в своём государстве средств уже не оставалось.

* * *

Дамиано опять раскрыл свой дипломат:

– Это ключи от вашей машины, а это – её техпаспорт. Она будет стоять там же.

У меня отвисла челюсть: именно этой «Шкоде» я совсем недавно прокалывал колёса!

Дамиано, увидев моё изумление, спокойно пояснил:

– Да-да, это именно та машина! Но теперь её хозяин – не совсем для нас посторонний, хотя пока что не агент. Мы с ним просто переговорили, я намекнул ему на тот мост, и он всё сразу понял. Только не подумайте превратно: мост мы не подрывали, это обыкновенный строительный брак. А покрышки ему давно уже следовало поменять! И не потеряйте эти «браслеты»!

* * *

Дженни смотрела у меня дома телевизор.

Лежала она всё время в своей постели, или куда-то выбегала – я её никогда не спрашивал.

Она могла оставаться дома безвылазно несколько дней, а могла и исчезнуть на целую неделю, после какого-нибудь звонка.

Где и кем она работала, Дженни мне не рассказывала. И, в отличие от предыдущих моих подруг, никогда не вытягивала из меня денег: у неё были свои.

Такая неопределённость меня не совсем устраивала, но в своё время я насмотрелся фильмов, где главный герой начинал «внутреннее расследование». И, в конце концов, он докапывался до такой грязной правды, в том числе и о себе лично, что единственным выходом оставалась только пуля в лоб: «не будите спящую собаку!»

Никаких иллюзий в отношении себя лично я не испытывал, да я и не строил никаких серьёзных планов.

Вдобавок, мне это строго запрещено, поэтому пусть всё остаётся так, как есть!

Дженни уже сделалась моей «визитной карточкой», и я не стеснялся показать её друзьям и сослуживцам.

Выглядела она всегда эффектно, и я часто слышал томные вздохи за спиной: «Мне б такую!»

Но мне никак не удавалось заставить её одеваться поскромнее: она категорически не признавала длинных юбок или строгих платьев. Изредка она всё-таки напяливала джинсы, но лифчик – только на пляж.

– Но ты же всех мужиков провоцируешь своим видом! – уговаривал я её. – Надень что-нибудь построже, на тебя и так все похотливые кабаны пялятся!

– Пускай пялятся! Ты всё-таки мужик, и защитишь меня, если надо будет! А одеваться так, как ты хочешь, я буду: когда стану бабушкой! Давай-ка сходим в общагу, я там забыла кое-что.

* * *

Йен угрюмо сидел на диване.

На столике напротив стояла трёхлитровая банка свежего молока.

По своему опыту я знал, что на опохмел надо пить соки, кисломолочные продукты или рассол, но Йен же в этом случае пил только этот напиток, и ничто другое ему не помогало.

– Привет, Ромео! – провозгласил он, накидывая рубашку на голое тело.

– Привет, Отелло! – ответил я, расстёгивая сумку. – Похмел прибыл по расписанию.

Упрашивать его не пришлось, и стаканчик организовался самым волшебным образом.

– Можно Ариэля пригласить? Ему тоже плохо! – спросил он, поправив здоровье.

– Нет проблем!

Йен три раза стукнул кулаком в стенку, и через пять минут на пороге появился заспанный писатель, который после опохмела тоже стал вполне свеженьким и бодреньким.

В коридоре послышался топот шагов и детский визг.

Дверь открылась, и в комнате появились две девочки, одной было лет пять, а другой – восемь. Они сказали: «Здрассьте», и тут же открыли холодильник, который стоял у самого входа. Малышки нашли там копчёную колбасу, пропищали «спасибо!», и убежали, хлопнув дверью.

Йен пожал плечами:

– Местная специфика!

И закрыл дверь на замок.

Этажом выше жила мама, которая выполняла демографическую программу государства.

Первый раз она просто «залетела» после пьянки, и когда родила первую дочку, её за это не побили камнями, а выдали детское пособие. Вполне справедливо и логично для страны, где население, вследствие невероятно высокой эмиграции и суицида, постоянно уменьшается!

С тех пор это стало её профессией. Замуж её с таким приданым не брали, но переспать после пьянки некоторые мужики не отказывались.

В Швеции даже неработающая мать-одиночка может нормально жить и содержать детей, отдыхая на южных курортах. Наши же гроши позволяют только сводить концы с концами, да и то, если и у тебя, и у твоих детей есть железное здоровье.

Выпить мама очень любила, особенно в компаниях, а детям после всего оставались только крохи. Но кушать хочется всегда, и если их мамаша засиживалась у соседей, они прибегали сначала просто её проведать.

Никто не смел отказать этим малышкам в куске хлеба со стола.

Они это быстро усвоили, и скоро приходили туда уже без мамы, прося покушать, и их угощали всем, что имелось. А потом они перестали даже спрашивать, и начали совершать набеги на чужие холодильники без предупреждения.

Мама не блистала особой свежестью, но все её пять дочерей были просто красавицами.

Она уже строила планы выдавать их всех замуж, по очереди: за бизнесменов, депутатов и артистов. Но самой старшей было пока пятнадцать, и процветания это семье приходилось только дожидаться.

* * *

Ариэль, хряпнув второй стаканчик, стал энергично мне подмигивать.

В этот раз я понял его намного быстрее, выйдя за ним на балкон.

– Ну что? Ты прочитал мою книгу?

– Ничего вещица, довольно занимательная, но там нет и половины текста.

Он не понял:

– Как нет?

– Так нет! Извольте ознакомиться!

Ариэль стал пересматривать фрагменты своего творения, и мне показалось, что я услышал звуки вращения шестерёнок в его голове, сильно заржавевшие «после вчерашнего».

Он тут же хлопнул себя по лбу:

– Точно!

Через десять минут в моих руках были все недостающие страницы.

Глава 12. «Хроники» «мёртвого города»

Во всех голливудских боевиках «лихие парни», направляясь «на задание», непременно надевают бронежилет, накидывают на плечо автомат, и рассовывают по карманам пять кинжалов, два пистолета и три гранаты.

Мне же было велено одеться поскромнее: надеть спортивный костюм и кроссовки.

Ехать туда – примерно часа два, и я планировал вернуться домой не позже пяти вечера, уже предвкушая воскресный ужин со своей «леди».

Слева и справа от шоссе были настоящие чудеса природы: зелёные леса, голубые озёра, серебряные реки.

Если бы такие сокровища природы оказались в руках умных правителей, лет через десять в Ницце и Пальма-де-Мальорке закрыли бы последний отель: все туристы были бы только здесь!

Но сейчас тут были другие плакаты: «Частная территория», «купаться запрещено!», «Осторожно: свалка!».

В воскресный день все куда-то спешили: жители столицы – уехать в провинцию, жители провинции – попасть в столицу.

С диким рёвом меня обогнали рокеры, которые что-то громко кричали и сигналили всем встречным.

Не люблю я таких: шуму от них слишком много!

Вдруг они остановились и перегородили движение по обеим полосам, выстроив свои мотоциклы в виде баррикады. Я посмотрел и увидел причину их остановки: дорогу переходила серая кошка, которая держала в зубах маленького котёнка.

Она перенесла его через дорогу и побежала назад, за вторым.

Мотоциклисты терпеливо ждали, пока вся эта компания не окажется на другой стороне шоссе в полном составе.

В образовавшейся пробке я оказался вторым, а впереди стояло такси, явно опаздывающее на какой-то срочный вызов. Водитель его нервно курил, но он всё понимал.

Сзади стоял шикарнейший «Mercedes».

Его шофёр, совсем ещё юнец, со своего высокого сиденья всё прекрасно видел, но беспрерывно сигналил, требуя освободить ему проезд.

Я вышел из машины и подошёл к нему:

– Слушай, пацан! На тот свет ты ещё успеешь! Поимей совесть, потерпи немного!

В ответ он заорал:

– Давить таких надо: и котов, и этих рокеров сраных. А их защитничков, вроде тебя, по самые помидоры трахать, и в рот, и в сраку!

Он приоткрыл окно своего джипа и плюнул в мою сторону.

Я схватил его за волосы, и со всей силы ударил лицом о руль. Из его носа тут же закапала кровь.

Мотоциклисты всё видели, и показали мне большой палец в знак одобрения.

Он в злости вылетел из машины.

– Да ты знаешь, скотина, с кем связался? Я сын помощника прокурора района! Ты за это заплатишь! Пару лет «строгача» я тебе точно «впаяю»!

Один из рокеров отделился от общей кучки, подъехав к нам поближе:

– А я не только сын своих родителей. «Служба собственной безопасности». Такую карточку ты когда-нибудь видел?

Юнец лихорадочно замахал головой, увидев его удостоверение.

– Права и техпаспорт – на капот!

Техпаспорт у него нашёлся, а вот прав, как оказалось, он не имел совсем. Он не оставил их дома, а просто вообще не считал это нужным: наверное, если с ним что-то случалось, все проблемы за него решал отец, одним звонком. Но с такими ребятами уже не пошутишь!

Рокер похлопал меня по плечу:

– Я бы так же сделал на твоём месте, будь я гражданским, но погоны другое обязывают. Вали отсюда, а с этим козлом мы сейчас разберёмся!

Мне не надо было это объяснять дважды.

Кошка со всеми своими котятами уже убежала, и рокеры освободили проезд.

Теперь они окружили этот «Мерс».

Сев на место, я нажал на акселератор до упора: я тоже выбивался из графика, но не жалел о том, что сделал.

Я сам подписался под «Вторым Законом Дамиано»!

* * *

Оставив машину на безопасном расстоянии, я ознакомился с обстановкой на месте.

В пятиэтажке с выбитыми стёклами, по явному недоразумению, ещё кто-то проживал на втором этаже: из окон были слышны крики типичной семейной разборки.

– Коза старая, какого хрена в магазин попёрлась? Не могла, что ли, «бормотухи» в киоске купить? Везде одно и то же, а у Нинки на четверть дешевле, и она в долг даёт!

В столице киоски не могли конкурировать с гигантами торговли, и один за другим закрывались. Здесь же они пока сохранились, а некоторые торговали даже круглосуточно.

Толстая коммерсантка в синем халате не скрывала своей радости: солнце светит, птички поют, ханурики похмеляются. А это значит: бизнес в стране процветает!

И она мило улыбалась из окна своего контейнера.

Рядом прямо на траве расположились четыре деклассированных элемента, которые распивали какую-то жидкость, скорее всего, приобретённую тут же.

Трое из них меня совершенно не интересовали, а вот четвёртый, в чёрной майке с изображением черепа, был именно тем, за кем я приехал.

Его портрет я изучил заранее: типичный «гот» с длинными волосами.

– Здорово, джигит, это тебя Никколо зовут? – обратился я к нему без лишних предисловий.

– Может, и меня! Только я иду не туда, куда зовут, а туда, куда я хочу! – небрежно брякнул он, даже не смотря в мою сторону.

– Самостоятельный мальчик, хвалю! А выпить, случайно, не хочешь? Только не этого пойла, а водяры нормальной?

– Доставай! А чего это ты такой добрый? Спереть, что ли, что-то надо, а сам не умеешь? – поинтересовался он.

– Воровать не умею, это правда, но не для этого сюда приехал. Водка у меня там, в машине. Видишь «Шкоду» на горочке? Пойдём, объясню тебе задачу.

Джигит стал чесать затылок: если тебе «за просто так» дают рубль, надо требовать два! И именно такая железная логика в нём и победила:

– Ноги лень таскать. Если что-то надо, неси свою водяру сюда, здесь и перетрём. До твоей тачки километр пёхать. И у нас компания, не видишь, что ли? Если уж идти, то за двумя пузырями! Пройдёмся, пацаны? – обратился он к корешам. – Парниша за что-то стаканит!

– В падлу туда таскаться! Пусть тогда уже три пузыря готовит, тогда и пробздимся! – предложил один из этой компании.

У меня даже перехватило дыхание от такой наглости:

– Ваша троица мне совсем без надобности. Пролетаете, как фанера над Парижем, самолётами «Люфтганза». Ваш рейс: «ноль-нуль-еднадцать»!

Другой ханыга, гревшийся на солнышке, моментально повернулся ко мне:

– Слушай, фраерочек! Я вижу, ты издалека сюда припёрся, но это твоё дело. Ты отдыхать нам мешаешь, и хамишь «не по понятиям»! У нас ещё мероприятице одно намечено, при свечах, а ты – «не в нашей теме»!

Я понимаю романтический ужин с дамой, с бутылкой дорогого вина и дешёвыми котлетами с макаронами.

Я даже допускаю, что это можно сделать у себя дома, а не в ресторане, если дама не очень привередлива. Но представить себе этих четырёх забулдыг с бутылкой дешёвого портвейна под канделябром?

Может, в этом и есть «эстетика наших дней»?

– Мужики! Мне по-фигу ваша романтика, да и базарить с вами не о чем, а к Никколо у меня дельце есть!

– «Мужики на зоне пашут», а за «базар» ты ответишь! – услышал я ещё от одного.

Он сидел ближе всех ко мне.

Слово, абсолютно безобидное для рядового работника офиса, может быть оскорблением для тех, кто прошёл «другую реальность».

На «зону» попадают по-разному: кто-то ворует с самого детства, кто-то решил поторговать среди однокурсников «дурью», а кто-то в сердцах покалечил любовника жены, застав его на месте преступления.

Из них формируются разные касты. Те, «чей дом – тюрьма», всей душой ненавидят и презирают тех, кто мечтает поскорее вернуться на свободу, и ради этого честно работает. Назвать этих «блатарей» «мужиками» – это означает: бросить им вызов, но извиняться перед этими «урками» я совсем не намерен!

Блатарь и поднялся самым первым, подобрав валяющуюся рядом пустую бутылку.

За ним встали ещё двое, но Никколо оставался сидеть, внимательно следя за развитием событий.

Я машинально сделал два шага назад.

* * *

Десантники и спецназовцы тренируются годами, а я занимался борьбой всего один месяц.

Но моя левая рука автоматически дёрнулась вверх, остановив удар бывшего «зэка», а правая нанесла ответ прямо в его солнечное сплетение.

Бутылка выпала из его рук и покатилась куда-то за моей спиной.

Пока он ловил ртом воздух, я схватил его за ступни, и резко дёрнул на себя.

После шумного падения на спину этот «бывалый» решил отдохнуть.

«Совет тебе да любовь!»

Второй попытался ударить меня в пах, но я заблокировал его ногу, скрестив руки, и потянул её вверх. Он оказался в положении танцовщицы «канкана», и сделать ему подсечку не составляло уже никакого труда.

Он тоже упал, больно ударившись копчиком о землю, и тихо застонал.

Третий схватил меня за шею сзади.

Два резких удара локтями в грудь – и он отпустил её. Ситуацию он оценил грамотнее приятелей, и предпочёл ретироваться, убежав за ту пятиэтажку.

Продавщица, увидев такое зрелище, немедленно засуетилась, и закрыла свой киоск, вывесив дежурную табличку: «Ушла на пятиминутку, буду через час!».

Вероятно, подобные разборки она видела не впервые.

Я нанёс каждому из поверженных противников по паре контрольных ударов, и повернулся к Никколо.

Откуда у меня взялись такие навыки?

Во время тренировки на мне был шлем, который всё время издавал очень странные звуки.

Некая секретная методика, позволяющая запоминать мышцам и всему организму все движения, но во много раз быстрее?

И сколь долго я буду это всё помнить?

* * *

– А теперь пошли, там уже водка закипела!

Никколо меня понял правильно: «тебя либо поят на халяву, либо очень больно бьют!»

Он предпочёл первый вариант.

– За что это их так? – спросил он, нехотя вставая.

– За тёплый приём гостей!

Он не стал рвать на себе рубашку и кричать, что «теперь я покойник»: Никколо покорно поплёлся за мной следом.

Первый стакан он одолел одним махом, и я протянул ему пару бутербродов с колбасой.

Судя по тому, как он их сожрал, я понял: этот «гот» уже неделю ничего не ел, а только пил.

– А корешам моим тоже нальёшь?

– Я не такой идиот: они только что пытались меня замочить, а я их ещё поить буду?!

– Креста на тебе нет! – ехидно заметил он. – Христос велел: «подставь и другую щеку»!

– Ошибся адресом: я некрещёный, а за пощёчину в морду дам! Могу даже трижды!

Тут он серьёзно задумался:

– Тебе повезло: я такой же философии. Может, ты тоже станешь нашим, только не сегодня. Налей ещё! Краёв, что ли, не видишь? Можешь и себе налить!

Я оторопел от такой борзости:

– Я за рулём, и это моя водка! Это мне решать, кому и сколько! Мог бы и «спасибо» хотя бы сказать!

– За рулём не пьют только трусы, а этого твоего слова я давно уже не употребляю. Для этого имеется и другое: «Благодарю!»

Я вспомнил, что на зоне слово «спасибо» тоже нельзя произносить.

– Допивай до конца, и поехали!

Никколо уже с трудом держался на ногах, но как-то сумел расстегнуть ширинку и помахать передо мною тем, что он, вероятно, считал своим «мужским достоинством».

Я повернулся к нему спиной, и резко развернулся.

От сильного «крюка» в живот он согнулся в поясе, а после удара ребром ладони по шее грузно повалился на землю.

* * *

Пьяных пассажиров чаще всего перевозят на заднем сиденье или на полу.

Но мне это было запрещено: он может потом очухаться, и напасть на водителя сзади, даже на полной скорости!

И я загрузил Никколо справа от себя, пристёгнув его к дверной ручке «браслетами».

Гнать машину полным ходом нельзя: все документы у меня в порядке, автомобиль не находится в розыске, но если меня остановят за малейшее нарушение, я поимею проблемы.

Я полностью трезв, а пьяный пассажир – это не преступление. Но на нём «браслеты», а это уже перебор! И этот Никколо наверняка заорёт во весь голос, что его для чего-то похитили.