Текст книги "Большая волна любви"

Пока Михаил был маленьким, он каждое лето ездил с родителями к деду в Болонью и всякий раз во время шумных семейных застолий – а они случались довольно часто, – тот непременно брал в руки инструмент, чтобы по просьбе зятя сыграть его любимую музыку. А потом как-то дед сказал: «Микеле, а почему бы нам с тобой не исполнить ее вдвоем? Ты будешь петь, а я – играть. Мне кажется, у нас должно неплохо получиться». И в самом деле, дуэт стал пользоваться успехом, за вечер их несколько раз вызывали на бис. Правда, для этого Михаилу пришлось выучить слова песни. Благодаря матери он неплохо знал язык, но все же этого было мало. Со временем артисты расширили свой репертуар и стали исполнять другие популярные итальянские хиты. Но, увы, все хорошее, впрочем как и плохое, когда-то заканчивается. Когда Михаилу исполнилось пятнадцать лет, дед умер прямо во время гастролей от внезапно случившегося инфаркта, и мать с отцом были вынуждены сдать его дом в аренду, чтобы он не пустовал. Они жили в Москве, и пока в их планы не входило переезжать в Италию. А кроме них, у Марко никого не было. Его жена умерла, когда их единственная дочь, мать Михаила, была маленькой девочкой. После смерти супруги дед так больше и не женился, жил один и, пока разъезжал по миру с оркестром, за домом присматривали его соседи. И лишь в восемнадцать лет Михаил узнал от родителей, что свой дом дед завещал ему. Эта новость стала для парня полной неожиданностью.

Вместе с песней закончились и воспоминания. Не успели смолкнуть последние аккорды, как в комнате раздались бурные аплодисменты. В этом поединке команд Михаил стал первым участником, кому компьютер поставил сто баллов.

– Русский, ну ты красава. – Тони подскочил с дивана и раскрыл объятия. – Бро, дай я тебя обниму.

К тому моменту, когда закончился первый раунд, тарелки на столе заметно опустели. Самураи объявили тайм-аут и вызвали официанта, чтобы заказать еще еды и напитков. Девушки тут же удалились в туалетную комнату.

Тони зацепился языком со своим соседом, тем самураем, у которого на затылке скалилась волчья морда. Они сидели рядом с Михаилом, и он невольно слышал их разговор. Оказалось, что старший брат Фумико, так звали парня, уже несколько лет живет в Америке. Он окончил Калифорнийский университет в Дейвисе и остался там работать юристом. Уже достаточно неплохо зная своего товарища, Михаил понял, что этот разговор затянется надолго: о своей стране американец мог говорить бесконечно. Михаил не стал прерывать их беседу, он прихватил с собой куртку и решил немного пройтись. После душного помещения так хотелось сделать глоток свежего воздуха.

Михаил вышел из здания, вдохнул полной грудью и огляделся. От разноцветных неоновых огней на улице было светло как днем. Из баров и ресторанов доносились звуки веселой музыки, громкая японская речь и смех. Закончилась пятница, и наконец-то у жителей города появилась возможность снять стресс после трудовой недели. В парке вовсю кипела ночная жизнь. Михаил побрел по главной аллее и неожиданно краем уха уловил едва различимые звуки музыки из балета «Ромео и Джульетта». «Показалось». Он остановился, прислушался. «Нет, не показалось», – пробормотал Михаил и пошел на звук, ускоряя шаг. Ему стало до одури любопытно, из какого заведения в парке небольшого японского городка звучит Прокофьев. Чем дальше Михаил продвигался, тем отчетливей слышал мелодию, а перед глазами стояла картинка, как он сидит с родителями в зале Большого театра и, пока они наслаждаются балетом, парень от скуки рассматривает публику в ложах и гигантскую люстру под потолком. Он ничего не имел против театра, но только традиционного. А вот балет недолюбливал. Ладно, если на сцене танцевали девушки, их стройными ножками он мог любоваться бесконечно, но смотреть на скачущих парней в обтягивающем трико было выше его сил. И хоть тогда ему не нравилось происходившее на сцене, музыка его зацепила. Родители с детства приучали его к прекрасному, таскали за собой по музеям, выставкам, театрам. Больше всего ему нравилось посещать художественные салоны. Михаил залипал у картин и мог рассматривать работы известных и не очень мастеров до тех пор, пока мать или отец не оттаскивали его за руку. А когда Михаил сам заболел рисованием, они почему-то взбунтовались. Ну что, приучили сына к прекрасному? Вот как понять этих «стариков»?

Вскоре музыка стала звучать еще громче. Михаил огляделся и сквозь плотно растущие деревья и кустарники в человеческий рост, чуть в стороне от аллеи, увидел открытый театр. На его освещенной сцене парень уловил какое-то движение и понял, что Прокофьев звучит оттуда. Любопытство уже зашкаливало. Михаил снова осмотрелся, соображая, как попасть в театр. «Пробраться через кусты», – мелькнула шальная мысль в голове, но он тут же ее отмел. Они настолько густо росли, что сделать это не представлялось возможным, в противном случае он мог оказаться по ту сторону кустарника в одних лохмотьях.

«Наверняка есть какая-то дорожка, которая ведет туда», – подумал Михаил и пошел вперед. Вскоре он увидел указатель со стрелками. На той, что показывала направо, было написано на японском и английском языках: «Открытый театр». Михаил прошел еще пару метров до вымощенной камнем тропинки и по ней направился к цели.

От увиденного на сцене действа у Михаила перехватило дыхание. Грациозная девушка упоенно кружилась в стремительном танце, полностью отдаваясь каждому движению в такт музыке, из-за которой он здесь оказался. Она доносилась из «Айфона», подсоединенного к небольшой переносной колонке, стоявшей чуть поодаль от танцовщицы. Зрительный зал был пуст, но, судя по всему, сей факт нисколько не смущал девушку. Она танцевала увлеченно, искренне, легко согласовывая свои движения с ритмом мелодии. В тот момент больше всего Михаил боялся спугнуть ее. Ему не хотелось, чтобы из-за его присутствия она прервала свой невероятный танец. Стараясь не привлекать ее внимания, он как можно тише прошелся по боковому проходу ближе к сцене, уселся на скамейку первого ряда и уставился на девушку. До чего же она была хороша: черная пачка, словно вторая кожа, облегала удивительно пластичную фигуру, открывая взору пленительные изгибы ее тела. Длинные темные волосы развевались от потока воздуха, когда она крутила фуэте. У нее был довольно высокий для японки рост и обворожительная внешность. В ней будто слились европейские черты с азиатскими: высокие скулы, маленький аккуратный носик и большие раскосые глаза. Ему хотелось смотреть и смотреть на нее, не отрываясь. Любоваться ею, как дивным закатом, бушующим океаном или полотном Сальвадора Дали.

Неожиданно музыка закончилась и следом за Прокофьевым зазвучала песня «Vielleicht Vielleicht» немецкой группы AnnenMayKantereit. Это был один из любимых треков Михаила. От подобного совпадения музыкальных вкусов он впал в ступор. Их всех людей, кого он встречал, она была единственным человеком, кто слушал эту группу. Михаил думал, что с окончанием классической музыки девушка прекратит танцевать, и очень удивился, когда она продолжила, по-прежнему не замечая его присутствия. Ее ритмичные движения до такой степени воссоздавали в его воображении трепетание огня под порывами ветра, что казалось, перед ним и в самом деле колышется горящая свеча. Нарушив все законы земного притяжения, девушка словно парила над сценой, выделывая в своем танце немыслимые па и пируэты. Это было просто неописуемым блаженством – сидеть на деревянной скамейке под открытым небом, слушать любимую музыку и смотреть, как очаровательная незнакомка танцует одному тебе. Этот трек закончился так же внезапно, как и начался, и заиграл следующий из репертуара этой же группы. Девушка остановилась передохнуть, убрала волосы от лица и, наконец, заметила зрителя. Несколько секунд они смотрели друг другу прямо в глаза, ее растерянный взгляд вызывал в нем желание улыбнуться.

– Ой! – Она приложила ладонь к губам и помчалась к колонке.

Пока танцовщица выключала музыку, Михаил поднялся с места, прошел между сценой и первым рядом, встал напротив нее и пристально наблюдал за ее действиями. Разобравшись с музыкальным сопровождением, она вернулась назад, охватила взглядом его высокую мускулистую фигуру и задержалась на лице.

– И давно ты тут сидишь? – спросила незнакомка на приличном английском языке.

Ее необычно нежный и абсолютно нормальный голос ласкал слух.

– Всего лишь два танца, – улыбнулся Михаил и показал нужное количество пальцев.

– Тебе не понравилось, как я… – Она замолчала и, нервно дернув плечами, окинула взглядом пространство вокруг. – Как я танцую?

– Почему ты так решила? – Михаил нахмурился.

– Просто когда зрителям нравится, они обычно хлопают.

Михаилу вдруг стало стыдно за свое невежество.

– Прости, – извинился он, искренне приложил руку к груди и добавил: – Я забыл поблагодарить тебя за доставленное удовольствие, я просто от неожиданности растерялся.

– То есть ты хочешь сказать, что тебе понравилось? – едва заметно улыбнулась незнакомка, а он не сводил глаз с ее блестящих губ.

– Да. – Михаил кивнул. – Ты очень красиво танцуешь.

И это было правдой. На его взгляд, те профессиональные балерины, что кружились на сцене Большого театра, ей и в подметки не годились.

– А я уж было подумала, может, тебе не понравилась музыка, под которую я танцевала. – Она вскинула плечи.

– Ошибаешься. – Михаил покачал головой. – Мне нравится Прокофьев, а AnnenMayKantereit – одна из моих любимых групп.

– Да ты что? – воскликнула она и с нескрываемым интересом уставилась на него. – Мне казалось, что я одна такая в Японии, кто их слушает.

– Нет, теперь точно не одна, – улыбнулся Михаил, не отводя глаз от ее лица и всеми силами сдерживая себя, чтобы случайно не посмотреть ниже. – Теперь нас двое.

Под его пристальным взглядом девушка смутилась, отвела глаза и снова направилась к тому месту, где стояла колонка. Она забрала свою нехитрую аппаратуру и пошла к скамейке, которая стояла в глубине сцены, – там лежали ее вещи. Пока танцовщица собиралась, Михаил, словно завороженный, смотрел, как плавно покачиваются при ходьбе безупречные бедра и струятся по спине шелковые волосы. Незнакомка положила колонку в рюкзак, накинула бежевое пальто, лишив Михаила возможности любоваться ее великолепной фигурой, и сунула «Айфон» в карман.

– Пока, единомышленник. – Она махнула рукой и с легкостью бабочки выпорхнула за дверь в конце сцены, которую Михаил заметил только теперь.

– Пока, – машинально бросил он, обескураженный ее внезапным уходом.

Он еще какое-то время стоял на прежнем месте в надежде, что девушка вернется, а когда услышал звук отъезжающего скутера, понял: она ушла с концами. Он мухой взлетел на сцену и выбежал за дверь.

– Ну какой же я осел! – в сердцах воскликнул он. – Даже имени ее не спросил.

Никто из компании и не заметил, что Михаил вернулся в клуб в подавленном состоянии. Он думал уехать в общежитие, но не захотел обламывать друзей. Все ждали его возвращения, чтобы продолжить поединки, а пока его не было, народ пел вразнобой, по желанию. К тому же Тони вошел в азарт и чувствовал себя чуть ли не Фрэнком Синатрой. Еще бы, за время отсутствия Михаила компьютер два раза поставил ему максимальный балл. Команды продолжили соревнование, веселье шло полным ходом, и, пока один из участников исполнял любимую песню, остальные, в ожидании своей очереди, развлекались как могли. Девушки шептались о своем, парни обсуждали модели автомобилей, телефонов и компьютерные игры. Михаил рисовал незнакомку, краем глаза ловя на себе любопытные взгляды самураев, и невольно усмехнулся, когда услышал, как Фумико спросил у Тони: «Что это с твоим другом?»

Тот заглянул в блокнот, потом с прищуром посмотрел на Михаила:

– Сдается мне, что пока ты где-то прохлаждался, какая-то цыпочка успела зацепить тебя? – спросил Тони, а когда понял, что друг пропустил мимо ушей его вопрос, ответил собеседнику: – Не обращай внимания, это у него бзик такой – рисовать увиденное.

Музыкальные поединки закончились далеко за полночь победой команды Михаила, что стало для Йоши и его компании полнейшим разочарованием.

В тот день, вернувшись в общежитие, Михаил долго не мог уснуть. Образ танцовщицы не шел у него из головы, хоть он и ругал себя за слабохарактерность.

«Чего ты нюни распустил, подумаешь – симпатичная девчонка. Да таких как она – пол-Японии». Но внутренний голос был с ним не согласен: «Рассказов, не ври себе, ты еще не встречал девушки красивее нее». И что бы он ни говорил себе, ее блестящие губы, большие раскосые глаза и загадочная улыбка преследовали его всю ночь…

Глава 9

Михаил вышел из госпиталя, когда на город уже опускался вечер, и в растерянности остановился на ступенях спортивного комплекса, думая, как теперь отсюда выбираться. Он понятия не имел, в каком районе Сендая находится и насколько это далеко от общежития. На территории комплекса движение было такое, будто многочисленные болельщики съезжались посмотреть важные спортивные соревнования. У входа то и дело останавливались автомобили и автобусы, выгружая вновь прибывших эвакуированных жителей. Из подъехавшей скорой врачи спешно выносили человека. На футбольном поле молотил лопастями вертолет, собираясь в очередной спасательный рейс.

Михаил решил спросить у входивших в здание людей, как ему добраться до университета, и обратился к молодой женщине с ребенком на руках. Пока объяснял ей на японском, чего он хочет, невольно улыбнулся, заметив, что малыш с открытым ртом разглядывает его. И когда Михаил посмотрел на него, его приплюснутая мордаха расплылась в улыбке, а черные глаза превратились в узкие щелочки. До чего же он был смешной. Михаил подмигнул ему, тот от радости захлопал в ладоши и так громко захохотал, что проходившие мимо люди не смогли сдержать улыбок. Этот звонкий детский смех прозвучал для всех как напоминание: несмотря на случившуюся трагедию, жизнь продолжается.

Мать ребенка выслушала сумбурное объяснение Михаила, скорее напоминавшее монолог сурдопереводчика, и, к его удивлению, ответила на приличном английском. Оказалось, после землетрясения и цунами общественный транспорт не ходил, а как теперь добираться до университета, она не знала. При этом она виновато улыбалась и пожимала плечами, всем своим видом показывая, насколько сильно сожалеет о том, что не может ему помочь.

Свидетелем их разговора стал японец средних лет. Он нес клетчатую сумку, которую в России зачастую называют «мечтой оккупанта», и помогал пожилой женщине подниматься по лестнице. Она повисла на другой его руке, с трудом переставляя ноги на ступенях. Мужчина и его спутница были похожи как две капли воды, из чего Михаил сделал вывод, что если они не мать с сыном, то в любом случае родственники.

– Мистер, – мужчина обратился к Михаилу на английском и показал в ту сторону, где стоял ярко-зеленый сундук на колесах – именно так выглядел небольшой фургон с иероглифами на боках. – Спросите у Тэцуя, возможно, он сможет вас подвезти. Только бегите быстрей, а то он сейчас уедет, – сказал он и повел свою спутницу дальше.

Михаил бросил ему вслед благодарность на японском, улыбнулся собеседнице и, помахав на прощанье малышу, помчался вниз по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки и слыша за спиной детский смех. Вот кому нипочем трагедия.

Михаил еще не успел спуститься, как фургон тронулся с места и покатился вперед.

– Маттэ, маттэ[12]12
  Matte – в переводе с японского «постой».


[Закрыть]! – размахивая руками, что есть сил закричал Михаил на японском, призывая его остановиться, и помчался наперерез.

Машина резко затормозила, из окна чуть ли не по пояс высунулся водитель и в грубоватой манере, совсем не присущей добродушным местным жителям, спросил:

– Чего тебе?

Запыхавшись от быстрого бега, Михаил принялся объяснять. Пока Тэцуя терпеливо слушал сбивчивую англо-японскую речь, его невозмутимое лицо с глубокими поперечными морщинами на лбу и мешками под глазами не выражало никаких эмоций.

– Садись, – наконец буркнул он, кивнув на пассажирскую дверь.

Михаил взялся за ручку, собираясь уже запрыгнуть в фургон, но вдруг вспомнил, что у него нет денег.

– Сэр, только я не смогу вам заплатить, – выпалил он на английском и от досады цокнул языком. – Моя банковская карта утонула, а наличных у меня нет.

Тэцуя посмотрел на него из-под насупленных кустистых бровей и, проигнорировав его слова, тоже перешел на английский:

– Я подвезу тебя, но предупреждаю заранее: близко подъехать к университету не получится, там землетрясение разрушило дорогу, так что тебе придется идти пешком.

– Вы не волнуйтесь, я дойду, – улыбнулся Михаил, в тот момент он сам не понял, чему обрадовался больше. Тому, что водитель согласился подбросить его, или тому, что он говорит на английском. – Домо аригато[13]13
  Domo arigato – в переводе с японского «большое спасибо».


[Закрыть], – поблагодарил парень по-японски и запрыгнул в машину.

За всю дорогу Тэцуя не проронил ни слова, лишь в самом начале, когда они только отъехали от спорткомплекса, поинтересовался у Михаила, из какой он страны приехал. Парень тоже не лез с расспросами, откуда ему знать, почему самурай такой хмурый. Возможно, он по жизни молчун, а может, у него случилось горе и ему не до разговоров. Михаил смотрел в окно и не узнавал Сендай. Некогда утопавшие в огнях оживленные улицы, площади, скверы и парки теперь выглядели как в фильмах ужасов – мрачными и безлюдными. Эту страшную картину усугубляли разрушенные дома с зияющими дырами на месте окон, дороги, превратившиеся в трясину, и черные трассы, скользкие, словно мыло. Многие из них были серьезно повреждены, на некоторых участках появились огромные трещины и волнообразные изгибы, что делало их похожими на американские горки. К тому же поваленные деревья, лежащие на проезжей части, затрудняли движение. Постоянно приходилось искать пути объезда. И, куда ни кинь взгляд, везде были обломки строений, сваленные в кучу битые машины, опрокинутые рекламные щиты и мусор. Горы мусора!

«Сколько же теперь понадобится времени на восстановление города», – думал Михаил, с замиранием сердца глядя на последствия цунами.

Когда они проезжали по эстакаде, в сумеречном свете Михаил смог разглядеть дома, стоящие внизу по крышу в воде. На одной из них он заметил опрокинутую сотовую станцию и вспомнил, что так и не позвонил родителям.

– Сэр, у вас есть связь на телефоне? – машинально выпалил Михаил и тут же отругал себя за то, что полез к человеку со своими проблемами, но было уже поздно. – Мой мобильный утонул вместе с картой, я уже вторые сутки не могу сообщить родным, что со мной все в порядке. Они, наверное, там с ума сходят, – объяснил он.

Не глядя на него, Тэцуя ухмыльнулся, вытащил из кармана куртки смартфон и, не произнося ни слова, протянул ему. Тотчас короткая радость блеснула в душе Михаила – наконец-то появилась возможность позвонить «старикам». Но она исчезла так же быстро, как и вспыхнула, стоило только увидеть на дисплее отсутствие шкалы связи.

– Все ясно. – Михаил закивал и вернул телефон.

– Мобильной связи нет на всем восточном побережье, – бросив на него взгляд, ответил водитель. Он сунул смартфон в карман и снова уставился на дорогу. – Одному Будде известно, когда она появится.

– Как я понял, сейчас многое зависит от него, – грустно усмехнулся Михаил и вспомнил, как сказал доктор после операции: «Мы сделали все, что в наших силах, теперь остается надеяться на Будду».

«Ну а на кого еще уповать человеку, когда он становится бессильным перед обстоятельствами?» – подумал Михаил и, стиснув зубы от отчаяния, снова уставился в окно.

Тэцуя вдруг резко затормозил, вынуждая его посмотреть на дорогу, посреди которой зияла огромная дыра.

– Ох, ничего себе, – присвистнул Михаил.

В свете фар он отчетливо видел, как вздыбилось буграми асфальтовое покрытие и потрескалось, словно какой-то великан играючи разломал его на куски.

– Все, дальше проехать не смогу, – сказал Тэцуя. – Твой университет там. – Он указал вперед. – Посмотри, что землетрясение сделало с улицей.

– Спасибо, что подвезли, – поблагодарил Михаил. Он взялся за ручку, собираясь открыть дверь, но на мгновение замешкался, опять вспомнив об отсутствии денег. – Простите, что не могу заплатить. – Михаил виновато посмотрел на него и встретился с его суровым взглядом.

– Да не нужны мне твои деньги, – взмахнув руками, вспылил Тэцуя. – Я буду себя чувствовать подлецом, если в такой ситуации возьму с тебя плату за проезд.

– Домо аригато, – еще раз поблагодарил Михаил по-японски.

– Подзяруста, – бросил Тэцуя.

Впервые услышав от местного жителя русское слово, Михаил пришел в недоумение. Он только открыл рот, собираясь спросить, откуда Тэцуя это знает, как тот опередил его.

– У меня есть русская приятельница, она учит меня вашему языку. Еще я умею говорить… – Он замолчал, вспоминая, что хотел сказать, и посмотрел вверх, будто искал подсказки у самого Будды. – Карашо, датуйте, досиданья, пасибо, – наконец выдал он, смешно исковеркав русские слова.

Михаил посмотрел вслед удаляющейся машине и направился по неосвещенной улице в сторону общежития, думая лишь о том, как бы не угодить в расщелину. Пока они ехали, совсем стемнело. Первое время было непросто идти по ухабам без фонарика. Михаил вытащил из куртки телефон на всякий случай проверить, вдруг случилось невозможное и он заработал. Но, увы, после цунами чудо технологического прогресса превратилось в ненужную безделушку. Михаил от досады замахнулся, собираясь выкинуть его, но в последний момент передумал. «Оставлю его как напоминание об этих страшных событиях».

Постепенно глаза привыкли к темноте, и он смог различить участки исковерканной дороги. Казалось, здесь недавно прошли боевые действия: приходилось то перепрыгивать, то огибать поваленные столбы мачт городского освещения, упавшие деревья и обломки зданий. Тротуар тоже оказался разбитым, идти по нему было ничуть не легче, чем по дороге. Город словно вымер, вокруг ни души и тишина… звенящая, пугающая еще больше, чем звуки приближающегося цунами. Сжимая в кармане железный обломок, Михаил шагал наугад, напряженно вглядываясь в темноту и совсем не узнавая улицы, по которой они с американцем ходили миллион раз. Сердце замерло, а затем бешено застучало, когда он увидел уцелевшие фрагменты знакомого решетчатого забора и калитку, ведущую на территорию общежития. Если бы не она, Михаил подумал бы, что ошибся адресом.

Трудно передать словами чувства и эмоции человека, который вернулся в свое жилище и обнаружил на его месте руины. Пока шел, Михаил вспомнил, что в холодильнике в общаге остался кусок пиццы, которую они с Тони заказывали несколько дней назад. Наверняка она уже засохла, и тем не менее он представлял, с каким аппетитом слопает ее. Михаил мечтал о горячем душе, чистой одежде и своей кровати, хотя и понимал, что из-за отсутствия в городе водоснабжения и электричества осуществить первую часть желания в ближайшее время не получится. А теперь, оказавшись перед разрушенным общежитием, он понял: остальное тоже так и останется мечтой. Какое-то время он в полной прострации смотрел на обломки здания, на кучи кирпича и дерева, черной массой проступающие на фоне чуть более светлого неба, и снова все происходящее казалось ему кошмарным сном. Но стоило только подумать о том, что под этими руинами остались его документы и последние деньги, как парня охватила паника, а в голове, словно загнанный заяц, заметался вечный вопрос русского классика: «Что делать?»

Михаил не с луны свалился, конечно, он понимал, что нужно обратиться за помощью в русское консульство. Вот только молодой человек понятия не имел, где оно находится. Хорошо, если в Сендае есть его представительство, а если придется ехать в Токио… Как это сделать, когда не ходит общественный транспорт? От всех этих мыслей и вопросов голова готова была взорваться. Михаил подумал об интернете, и рука снова потянулась в карман за телефоном, но тут же плетью повисла вдоль тела. «Что толку теперь с этого куска железа?» – грустно усмехнулся он.

О том, что невыносимо хотелось есть и спать, Михаил старался не думать, это были самые ничтожные проблемы по сравнению с теми, что свалились на него вместе с трагедией. И снова зазвучали в голове слова инспектора курса Ксении Сергеевны: «Восприми эту поездку как приключение». Теперь, как никогда прежде, они казались ему жестокой насмешкой. Михаил вспомнил, какое испытал разочарование, когда стоял на крыше, глядя вслед удаляющейся лодке со спасателями. Глупыш! Тогда он еще не знал, что внезапно остался без дома. А те чувства, которые он испытал в тот момент, были просто ерундой. И снова перед глазами бегущей строкой замельтешили слова отца: «Сынок, все относительно в нашей жизни».

Но ни паспорт, ни потерянные деньги, ничто его так не огорчало в тот момент, как оставшиеся под завалами блокноты с рисунками, на которых была изображена Юми. При мысли о том, что вместе с катастрофой рухнули последние надежды снова увидеть ее, Михаил почувствовал ком в горле. Он сжал кулаки и стиснул зубы до боли, до скрежета, всеми силами сдерживая слезы, рвущиеся наружу. Рука потянулась к внутреннему карману куртки, где лежал блокнот, подаренный Котаро. Теперь набросок, нарисованный на борту вертолета, остался единственным напоминанием о ней…

Неожиданно Михаил услышал голоса приближающихся людей и увидел свет фонариков. Он присмотрелся и смог различить две мужские фигуры. Когда они подошли ближе, парень сразу узнал в них соседей по общежитию. Одного из них звали Барри, он приехал учиться в Страну восходящего солнца из Туманного Альбиона. Другой, Пит, прибыл с родины тюльпанов. Поскольку европейцев было не так уж много в общежитии, все они знали друг друга в лицо и всегда здоровались при встрече. Нельзя сказать, что Михаил водил с ними тесную дружбу, все их общение сводилось к двум-трем дежурным фразам – «привет», «как дела» и «что нового». Теперь при виде их Михаил так обрадовался, будто увидел своих родственников, и кинулся им навстречу, едва не споткнувшись о кусок металлической трубы, который торчал из-под земли.

– Здорово, парни, – поприветствовал он, протянув руку.

Они осветили фонариком его лицо, отчего Михаил невольно зажмурился и прикрыл глаза рукой.

– О, Майкл, привет! – Барри ответил на рукопожатие. – Ты чего здесь делаешь?

– Да вот, вернулся в общежитие, а его нет. – Михаил развел руками и, кивнув на развалины, спросил: – Вы видели, как это произошло?

– Да, – ответил он, – все случилось на наших глазах. Мы выскочили из общаги за несколько минут до того, как она рухнула. Вещи, документы – все там, – вздохнул он и окинул взглядом разрушенное жилище.

– Даже страшно подумать, что было бы с нами, если бы мы не выбежали на улицу. – Пит покачал головой.

– Да что было бы? – усмехнулся Барри. – Лежали бы сейчас под завалами да дожидались, когда спасатели начнут их разбирать. Хорошо, если бы остались живы, а то… – не договорил он.

– Да ну тебя. – Пит махнул рукой. – Давай не будем о плохом. Слава богу, мы живы – и это главное.

– А мы ведь до последнего не собирались выбегать на улицу, – сказал Барри. – Надеялись, что все обойдется. Мы с Питом, – он посмотрел на товарища, – не первый год учимся в Японии и уже давно привыкли к землетрясениям, здесь это привычное явление. Но в этот раз, скажу тебе, трясло не по-детски. Земля заплясала, мы словно оказались в шторм на катерке, в буквальном смысле слова трудно было устоять на ногах. Пока падала мебель и бытовые приборы, я не дергался, но когда начал обваливаться потолок и на стол, под которым мы сидели, рухнула балка, я понял, что надо сматываться. В тот момент нам уже было не до вещей и документов.

– Не знаете случайно, все спаслись или кто-то… – Михаил замолчал, не желая произносить вслух слово «погиб».

– Сегодня ректор выступал, говорит, администрация сейчас составляет списки всех студентов и вроде пока все живы, – рассказал Пит.

– Это хорошая новость. – Михаил закивал. – А что он сказал насчет учебы?

– Объявил, что университет будет закрыт, и, пока неизвестно, надолго ли, – ответил Барри. – Землетрясение разрушило слишком много всего, потребуется время, чтобы это восстановить. Хорошо хоть, цунами сюда не дошло, а то тут было бы то же самое, что и в прибрежной части города. Поэтому студентам разрешили ехать домой, администрация сообщит, когда начнется учеба. Но, прежде чем уехать, все должны оповестить об отъезде своих деканов. А вы с Тони где были в это время? – спросил он. – Что-то мы давно вас не видели.

Михаил выложил все, что с ними случилось с того самого момента, как они сели в поезд на Мацусиму, и до госпиталя. Слушая его, соседи, не сговариваясь, то и дело одновременно восклицали: «Да ладно!», «Офигеть!», «Не может такого быть!» При этом качали головами, словно не верили в то, о чем он рассказывал. Михаил закончил рассказ, тяжело вздохнул и добавил:

– Надеюсь, Тони поправится. Кстати, у нас с ним тоже все осталось в общежитии. Не представляю, как теперь лететь в Москву без паспорта?

– Нужно ехать в посольство, они помогут вернуться домой, – Барри озвучил его недавние мысли.

– Еще бы знать, где оно находится, – ухмыльнулся Михаил.

– Думаю, там же, где и наши, – сказал Барри. – В Токио. Мы сегодня это выяснили в универе. Завтра сходишь к своему декану, он скажет, куда тебе ехать. А мы теперь вот думаем, как и на чем добираться в столицу, когда в кармане ни пенса.

– Да уж, – протяжно произнес Пит. – Ну и устроила нам головоломку стихия.

– Мы-то уедем, а вот бедолагам японцам придется разгребать все ее последствия. – Покачивая головой, Михаил в который раз посмотрел на то, что осталось от общежития. Он никак не мог поверить в реальность происходящего.

– Самураи – трудолюбивый народ, я уверен, они быстро справятся с этим. – Барри осветил фонариком руины. – И куда теперь ты собираешься идти?

– Понятия не имею. – Михаил развел руками. – Но, думаю, для начала надо найти где переночевать.

Конечно, можно было вернуться в спортивный комплекс, из которого он только что приехал, но Михаил не представлял, как теперь туда добираться. Где найти такого отзывчивого водителя, как Тэцуя, когда машин на улицах города было раз-два и обчелся. Ну а если идти на своих двоих, то, может, к рассвету и дойдешь.

– А чего искать? – Барри развел руками. – Администрация универа организовала для всех студентов, кто остался без общежития, временное жилье в спортивном зале твоего факультета. Мы с Питом тоже там ночуем, так что пошли с нами.

– Отлично, – улыбнулся Михаил. – На одну проблему меньше.

Тщательно освещая все расщелины на дороге и внимательно глядя под ноги, молодые люди направились дальше по улице в сторону ворот, ведущих на территорию университета. Идти с фонариками было гораздо легче. Даже без связи, телефоны сослужили неплохую службу. «Главное, чтобы для их зарядки было электричество», – подумал Михаил и спросил: