Текст книги "Бриллианты не навсегда. Роман, рассказы, эссе"

Инспектор не находил ничего, что бы могло заменить шарф в такой ситуации. Шнур и платок на эту роль никак не подходили.

Просмотрев отсканированный отчет патологоанатома, он еще раз удостоверился, что смерть произошла в результате удушья мягким предметом. Затем Томас сфотографировал полки с книгами и направился в ванную. Выдвинув все ящички и открыв дверцы, он сфотографировал содержимое в них, состоящее из многочисленных баночек и колб с различными предметами гигиены и лекарствами.

– В уголовном деле любая мелочь может нам помочь! – любил повторять Томас.

Инспектору интуитивно казалось, что истина была где-то рядом, как в том сериале, в котором ее, кстати, так и не нашли.

На следующий день, заправив золотистой капсулой кофеварку и развернув купленные сэндвичи, Томас загрузил фотографии на рабочий стол служебного компьютера и решил изучать их, пока не получит очередного озарения, однако задумку прервал телефонный звонок на мобильный. Объявился перстень. В ответ на эту новость абонент на том конце услышал облегченный вздох инспектора и похвалу за оказанную услугу.

Оказалось, что перстень одному из скупщиков принес бродяга-люмпен, у которого не оказалось даже свидетельства о рождении. Он попросил за него тысячу долларов, что уже указывало на его полную неосведомленность в ювелирной отрасли. Томаса это неприятно насторожило, и облегчение улетучилось, как пар, испускаемый чашкой свежесваренного кофе. Впервые за последние дни он решился закурить и, сделав жадную затяжку с обильным выпуском сигаретного дымы из уже было заскучавших легких, попросил Дональда, который наконец-то освободил себя от неотложных заданий начальства, забрать у группы наружного наблюдения отчет по Стивену.

Допрос бродяги, проведенный самим инспектором, показал, что он нашел перстень в своей коробке с надписью о помощи, в которую ежедневно собирал подаяние.

Новый подозреваемый не мог вспомнить, кто его бросил туда, потому как ему в основном подавали металлическую мелочь, и он не сразу обнаружил ценную вещичку. Память замутнило еще и непреходящее неделями состояние похмелья. Бродяга, у которого отняли шанс отправиться в алкогольный беспробудный рай, был одет в такую истрепанную одежду, и у него так дрожали руки, что Томас никак не мог представить его душителем, который несколько часов тщательно протирает отпечатки по всему дому и уходит, никем не замеченный.

Отчет по Стивену тоже ничего не показал: тот вел себя как порядочный трудяга. Все обычные мотивы преступлений не подходили, подозрения не оправдывались. Действие подходило к следственному тупику, и настрой инспектора на плодотворную работу был бесповоротно испорчен, как вкус пересоленного картофеля, и он превратился в хмурого молчуна.

– Так, получается, что убили Рея не в целях ограбления. Но ведь известно, что преступление всегда содержит причину…

Томас вернулся к просмотру фотографий, показаний и отчетов. Он был из той категории сыщиков, которые имеют способность направить мысль и внимание по самому непривычному направлению и получить от этого результативные выводы.

Через два дня инспектор передал руководителю следственного отдела следующее заключение по делу об убийстве господина Рея Н.:

«Рей был из той категории везунчиков, которые удобно живут и получают от жизни желаемое. Он был обладателем оригинального вкуса, отрицающим пошлость и невежество, любил во всем поступать осторожно и с видимым шиком. За день до смерти наш «клиент» бросает вместе с пригоршней монет бриллиантовое кольцо в коробку к незнакомому бродяге. Кажется, что это такой жест благотворителя, но на самом деле это продуманный шаг. Затем на вечер он приглашает Стивена и ведет с ним беседу, в которой жалуется на безвкусицу современных коллекционеров и авторов детективов. Они выпивают. Рей намекает ему о бесполезности накопления богатств. Весь разговор является очередным продуманным шагом к цели. На следующий день он не идет на работу, а занимается… протиранием всех предметов, дабы избавиться от любых отпечатков. Также заранее он приобретает шарф или нечто подобное и делает попытки самоудушения, чтобы образовались характерные следы на шее. Возможно, применяется еще какие-либо вещи, которые затем уничтожаются. И, наконец, он задействует свои знания в фармацевтике, своем втором увлечении. В интернете можно найти его статьи и отзывы о некоторых препаратах. Этот человек остается оригиналом до конца. У него в ванной на разных полочках стоят препараты, и среди них ингалон, бердуил, кардиап, легкоин. Их применяют астматики. Однако при смешении указанных препаратов образуется яд, который, наоборот, способствует быстрому удушению. И даже при вскрытии и анализе определится только то, что человек страдал от астмы. Рей приготовил препарат и, заняв нужную позицию в зале, принял его, чем удушил себя. И это не является самоубийством, а соответствует признакам предумышленного убийства самого себя. Он как бы разделился на преступника и жертву.

Предполагаю, Рей хотел разыграть преступление, которое практически невозможно расследовать. Запутывает следствие абсурдностью, но все же специально оставляет вышеперечисленные намеки, включая тщательную опись предметов в доме. Он решает, что жанр детектива исписался, и совершает якобы оригинальное преступление. Так что убийцей в данном случае оказывается не вор, не конкурент, не родственник, не друг, не дворецкий, не следователь, а сам убитый – и убитый по-настоящему, без имитации. Он убил, но при этом не нарушил уголовный закон.

Полагаю, капитан Дуглас, представленная версия покажется Вам надуманной, но прошу отнестись к ней максимально серьезно, потому как другой не будет».

Томас уже давно перестал бояться выговоров и отставки.

К концу светового дня, заправляя очередной порцией кофемашину, инспектор Томас с негодованием заметил, что мир, жители которого убивают себя и других из простого интереса, уже обезумел настолько, что это, похоже, стало бесповоротным.

– Дональд, хочу открыть тебе «великую тайну», – инспектор усмехнулся. – Люди не перестанут убивать и сходить с ума. Поэтому найди более приятное занятие, чем всю жизнь пытаться кривое сделать прямым.

Инспектор Томас выдал рекомендацию, рожденную утомительной жизнью сыщика, и принял в руки картонный стаканчик, заполненный ароматным и непроницаемо черным двойным эспрессо.

Ванька, Муму и проклятые вопросы

В жизни нет сюжетов,

в ней все смешано-глубокое с мелким,

великое с ничтожным,

трагическое со смешным.

А. Чехов

Как это целительно в пасмурный вечер сидеть в теплой гостиной и потягивать душистый чай или крепкий кофе, и еще при этом занимать себя душевным разговором с приличным собеседником!

Именно в таком редком благоприятном состоянии находился университетский преподаватель литературы и домашний философ Антон Никитин.

В тот вечер к нему в гости зашел его давний студент Суворин, впоследствии ставший товарищем.

На столике перед ними, точно к месту, расположились вазочка, наполненная сладостями и высокие стаканы с темно-карамельным чаем, вложенные в изящные мельхиоровые подстаканники. Камина, отменно дополнившего бы сложившуюся обстановку, не имелось, но на стене был прикреплен телевизионный экран, который в наше время способен заменить любую необязательную деталь интерьера.

Немного обсудив домашние дела и карьерные перипетии, Никитин, усевшись поудобнее в вольтеровское кресло, аккуратно и со смаком развернув хрустящий фантик шоколадной конфеты, произнес:

– Несколько дней назад очередной раз подошел к творчеству Чехова и вот что я хочу сказать. Кажется мне, что в школьной программе Антона Павловича преподносят как-то совсем вяло, недостоверно. Кто после школьной скамьи выносит любовь к его произведениям? Единицы! По большей части, это те, кто расположен к литературе от природы. Взять хотя бы его рассказ про Ваньку Жукова.

– Да, я помню его. Это когда маленький мальчик письмо пишет на деревню дедушке. Мне кажется, его даже экранизировали, – вступил Суворин, облокотившись одной рукой на ручку кресла.

– Да. Но этот рассказ преподают в младших классах, и дети просто не способны осознать и пронести через жизнь всю глубину этого шедевра, который вызывает ужас и восхищение. «Ванька» впервые был опубликован в «Петербургской газете» в разделе «Рождественские рассказы». Он обращается к доброму дедушке, который живет в уютном доме в прелестной деревеньке. Сейчас… подожди…

Никитин встал с кресла, подошел к книжному шкафу и достал с полки томик писателя в твердом переплете. Немного полистав его и открыв на искомом месте, вернулся обратно.

– Слушай, как начинается его письмо: «Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях. «Милый дедушка, Константин Макарыч! – писал он. – И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от Господа Бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, только ты у меня один остался». Видишь, друг ты мой, Ванька принял молитвенную позу и действие происходит под Рождество, а к кому предрасполагает обратиться в такой день, особенно если ты одинок, догадываешься? Кажется, что Чехов специально выбрал такую форму, потому как жанр рождественского рассказа предполагает, что внешнее содержание произведения это только метафора, понятный символ.

Суворин был искренне заинтересован идущим повествованием.

– Так, идем дальше: «Ванька перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение его свечки, и живо вообразил себе своего деда Константина Макарыча…»

Образ свечки, и имя подобрано неслучайное. Имя Константин в христианстве соотносится со многими святыми, и в первую очередь, это образцовый христианский правитель Константин I Великий, благодаря которому христианство стало господствующей религией Римской империи. Для Вани его дед – это заступник и проводник в лучший, уютный мир без какой-либо злобы и угрозы.

«Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка лет 65-ти, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит в людской кухне или балагурит с кухарками, ночью же, окутанный в просторный тулуп, ходит вокруг усадьбы и стучит в свою колотушку. За ним, опустив головы, шагают старая Каштанка и кобелек Вьюн, прозванный так за свой черный цвет и тело, длинное, как у ласки… Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на яркокрасные окна деревенской церкви и, притопывая валенками, балагурит с дворней. Колотушка его подвязана к поясу. Он всплескивает руками, пожимается от холода и, старчески хихикая, щиплет то горничную, то кухарку…»

Образ освещенных окон деревенской церкви, постоянного веселья и верных, хоть и шкодливых собак, которые, однако, не могут серьезно навредить, прибавляет тепла в описание того далекого пространства, куда нестерпимо хочет Ванюша.

«…Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю деревню с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посребренные инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный Путь вырисовывается так ясно, как будто его перед праздником помыли и потерли снегом…»

Передается чистое детское восприятие лучшего мира.

«Ванька вздохнул, умокнул перо и продолжал писать:

«А вчерась мне была выволочка. Хозяин выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что я качал ихнего ребятенка в люльке и по нечаянности заснул. А на неделе хозяйка велела мне почистить селедку, а я начал с хвоста, а она взяла селедку и ейной мордой начала меня в харю тыкать…»

Далее продолжается жалоба. Ванька живет в условиях постоянных издевок и побоев, уничижения человеческого достоинства. Чувствуется безвыходность положения мальчика.

Продолжаем: «А Москва город большой. Дома всё господские и лошадей много, а овец нету и собаки не злые. Со звездой тут ребята не ходят и на клирос петь никого не пущают, а раз я видал в одной лавке на окне крючки продаются прямо с леской и на всякую рыбу, очень стоющие, даже такой есть один крючок, что пудового сома удержит. И видал которые лавки, где ружья всякие на манер бариновых, так что небось рублей сто кажное… А в мясных лавках и тетерева, и рябцы, и зайцы, а в котором месте их стреляют, про то сидельцы не сказывают.

Милый дедушка, а когда у господ будет елка с гостинцами, возьми мне золоченный орех и в зеленый сундучок спрячь. Попроси у барышни Ольги Игнатьевны, скажи, для Ваньки».

В описании города чувствуется недоброе, что-то неуютное, недоступное. Отсутствует тот свет, который есть в деревне милого дедушки.

А теперь давай разберем самые пронзительные и знаковые фрагменты:

«Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, нету никакой моей возможности…». «Приезжай, милый дедушка, – продолжал Ванька, – Христом Богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу…»

Ну, скажи мне, дружище, разве не рождается у нас в уме и сердце в дни невзгод и огорчений примерно такая же просьба?

Для Ваньки божественное и чудесное ассоциируется с дедушкой, с деревней, где все дышит свежестью и простой святостью. Ребенку легче совершать мольбу, но к кому обратиться нам. Ведь мы окружили себя комфортом и думаем, что неплохо устроились. Но если присмотреться, то и нас повсюду колотят, и в известном смысле кушать не дают, ну а про скуку и говорить нечего. Обиженные и оскорбленные ходим мы. Только замечательная способность ума человеческого отвлечься на что-либо и спасает нас от того, чтобы постоянно не рыдать. А слезы-то так близко, прямо у самых ресниц, стоит только отпустить себя и прольются они родником.

Суворин отпил чаю и обратился к Никитину:

– Согласен. Рассказ не для младших классов. Жизнь нашу хорошо, символично описывает. На его месте представить себя не так уж и трудно…

Никитин закрыл книгу и отложил на край столика, попутно подняв стакан с чаем.

– Литература, друг мой, это не совсем штука для развлечения. Это средство борьбы. Борьбы со злом, с разрушающим все временем. Может это звучит банально, но как по-другому? Река Лета топит в себе все подряд. Никто не спасется. Плывем мы по ней, храбримся, а потом – раз, и уже ушли в нее.

На помощь нам литература способна прийти. Конечно, жить нас никто не научит, но весло подать, круг спасательный кинуть, так скажем, чтобы на плаву побыть, способна. Спрессованные в тома и томики стоят великие авторы и мыслители и спасают всех жаждущих. Не веришь?

– Как же не верить, учителю своему?

Оба собеседника расплылись в улыбке.

– Только подойти надо к ним, обратиться наподобие Ваньки ко всей Жизни напрямую.

Скольких людей спасла, освежила, освятила хорошая литература! Это наша, человеческая привилегия, панацея.

Почему я тебе в пример этот рассказ привел? А потому, что даже такое короткое произведение может стать помощником по жизни и как яркий луч освящать твой путь.

Тут внятно показано, что есть хорошо, а что плохо, и как жить правильно.

– Вот тут я и спрошу! Смерть ведь для всех есть. Конец, так сказать, банален. Что тогда мне пользы от всей твоей великой литературы. Время тратить на чтение. Зачем?

– Великую пошлость, Суворин, сейчас говоришь. Повторяешь не лучшие мысли! Смерть несомненна, но умирать, извини, в «выгребной яме» с мучительным вопросом в глазах: «А что все это было?» или в комфорте спокойствия и понимания – все-таки разные вещи.

– Понимания чего? Жизни прошедшей?

– Не совсем так. Жизнь никто до конца не поймет. Неуловимая эта субстанция. Мы живем в русле реки под названием «время», но закрепиться в ней все-таки можно, ухватиться, так скажем, за камень нужный. Для Ваньки это образ «милого дедушки». Иначе пропадет он, не вынесет бессмысленного процесса своей жизни, когда каждый день пытка. Чудо требуется, понимаешь. Даже религия это отчасти беллетристика. И литература действительно способна дать это чудо. Преображать может кардинально, если есть такое же жгучее желание как у нашего героя. Когда до точки кипения дойдешь, у тебя два пути: вырождаешься в агрессора к окружавшему миру или «милого дедушку», который знает, как жить по настоящему, с удовольствием, даже если рядом с тобой плетутся «иезуитские» собаки.

Никитин вкусно отпил чаю.

– Слушай, Никитин, есть у меня вопрос, с давнего времени мучает, когда вспоминаю. Почему Герасим утопил Муму, а?

Он улыбнулся и вытянул леденец из вазочки.

– О! Это один из «проклятых вопросов». Единого ответа не выведено. Но, давай попробуем поразмыслить… Тут опять рассказ символичный, но с явственным направлением. Тургенев выносит в название рассказа имя собачки «Муму», а не Герасима или еще что-либо, отсюда и будем думать. Сразу же отбрасываем на второй план такие интерпретации, как символика забитости крестьянства, вред смирения и покорности и т. п. Это слишком просто для великого Тургенева.

Собачка это единственное, к чему по-настоящему остается привязан герой рассказа Герасим. Он способен выговорить только одно слово: «муму», и называет им свое самое близкое существо. Он человек высокого смирения, без какой-либо черной мысли в сердце. Но вот ему приказывают убить то самое лучшее и близкое, что есть у него. Он чрезвычайно привязан к Муму, но идет и топит ее, не пытаясь спасти. Самое важное происходит после: Герасим без спроса уходит со двора в деревню, на свободу. Здесь мы можем проследить некую последовательность. Герой служит капризной хозяйке, для которой день был «чернее ночи», а дворовые люди сплошь мелочные и завистливые. Герасим привязан к прачке Татьяне, которую у него отнимают, выдав замуж за пьяницу башмачника. И, наконец, он приводит спасенную им собаку, которая становится для него олицетворением всего самого наилучшего. Герой отдает ей свою любовь и заботу, и испытывает страдания, когда Муму пытаются прогнать со двора. Он порабощен привязанностью, но в результате топит свою Муму.

Тургенев показывает, что для того, чтобы стать по-настоящему свободным, следует избавиться от самой глубокой привязанности и более ее не создавать. Нигилизм аля Тургенев вот путь к свободному человеку… Но такую мысль вместить крайне затруднительно. Ты знаешь, Суворин, я вот не могу. Творец ставит очень высокую планку: каждый, кто желает стать свободным и цельным человеком, должен убить свою Муму. И действительно, своя личная Муму есть у каждого, а у большинства их много, этих муму.

По Тургеневу есть два типа сверхлюдей: Базаров и Герасим. Они по-настоящему способны на поступки и на выбор свободы. У Овидия есть строчки: «Лучше всего свободы достичь, порвав свои путы. // И бременящую боль сбросивши раз навсегда».

Теперь ты видишь, друг, что такое настоящая литература! Она может сделать тебя кудесником своего внутреннего мира.

– Да. Аж жутко стало! Далеко это от простого человека.

– И не говори! Я даже от ежедневного лакомства конфетами отказаться не могу, куда уж там Муму топить.

Улыбка вернулась на лица друзей.

Почти полночь. Они взбодрились второй порцией чая. Суворин засобирался домой. Тепло попрощавшись, он ушел. Хозяин посидел еще некоторое время, мысленно прогуливаясь по полюбившимся местам обожаемых произведений и довольный славно проведенным вечером, незаметно для себя, ушел в по-детски глубокий сон.

Бедным здесь не место

И узрел я, как за золото выкупали

грешников даже из самого адского пламени… Из воспоминаний ростовщика, пережившего

предсмертные видения.

Каждому молодому человеку, который загорится желанием жениться, понадобятся деньги. Именно в таком положении оказался Франц. Он был молод и влюблен. Из семьи у него остался только отец, который проживал отдельно в пригороде. Сегодня Франц направлялся к давнему другу семьи, который занимался выдачей денежных займов. Он носил имя Клайд и часто бывал в доме отца, всегда производя позитивное впечатление.

Выйдя на поверхность из метрополитена, и пройдя несколько сот метров, он вошел в широкое четырехэтажное здание, где на втором этаже располагался офис, так необходимого сейчас человека. Получив добро от охранника, он взошел по ступенькам, покрытым тонким узким паласом. Через пол минутки после нажатия кнопки звонка, дверь офиса с медной табличкой открылась и его проводила внутрь полная женщина в сером костюме.

– Вас ожидают. Прошу проходите.

– Спасибо.

Франц вошел в кабинет, того, кто мог бы стать его благодетелем. Клайд, встав с кресла, тепло поприветствовал гостя. Обстановка вокруг была исполнена в стиле минимализма.

– Всегда рад видеть старых знакомых.

– Да, мы давно не виделись. Я помню, как папа всегда тепло отзывался о вас.

– Спасибо, Франц. Твой отец, старый добрый Уильям, всегда вызывал уважение. Редкой честности человек.

Поговорив немного на отвлеченные темы, Клайд спросил:

– Ты говорил по телефону, что у тебе есть личная просьба. В чем же она?

– Я хочу попросить немного денег, – ответил Франц. – На какие цели?

– Мне нужно купить подарок своей невесте и оплатить расходы на организацию свадебного торжества.

– Вот так перспектива! Ты хочешь начать счастливую семейную жизнь с долгов?

Клайд не стал дожидаться ответа и зашел за стол, сев в широкое кожаное кресло руководителя. Помощница занесла поднос с чашками, наполненными кофе без пенки, и вазочкой с вафельными трубочками.

– До следующей встречи у меня еще час, поэтому расскажу тебе интересную историю.

Франц перестал понимать куда направляет разговор Клайд.

– Так вот, добрую сотню лет назад, твой прямой предок, которого звали дядя Томми, сошел на берег нашей прекрасной страны эксплуататоров; его мечтой был ежедневный кусочек вкусного хлеба с маслом и сахарный шарик на десерт. Он трудился у различных фермеров, потом перебрался в город и устроился на завод. Постоянный тяжелый труд преследовал его. Однако, он ухитрился подыскать жену и продолжить род. И так из года в год, переезжая с место на место, в результате твоя семья обосновалась в нашем городе. Дошло до того, что уже твой дед, будучи юношей и поняв ценность знаний, получил образование и смог поступить на службу инспектором полиции. Жители округа уважали его, а подростки чаще приходили за помощью к нему, чем к своим родителям. Но в тот день, когда на очередном дежурстве он встретил последнюю пулю, его спасти не удалось. Твой отец успел унаследовать честность, стойкость и получил уважение. Мы познакомились с ним в его магазинчике, где он остановил меня от покупки ружья, сказав, что оно наверняка в кого-нибудь выстрелит и не обязательно это окажется дичь.

– Он продал свой бизнес лет пять назад.

– Я знаю, и это правильное решение, продавать оружие не лучшее занятие. Уильям добрый и скромный малый, но ты все же пришел ко мне с такой просьбой.

– Отец не даст мне такую сумму.

– Послушай, я уже столько времени веду дела с деньгами, что кое-что о них узнал. Деньги существуют пока мы в них верим. Не зря в древности у них был свой бог Мамона. Это религия с видимым идолом и результатом. Миллиарды людей верят в деньги, и поэтому разноцветные бумажки или цветной металл обладают силой. У денег есть свои храмы, которые называются банки, где ты можешь попросить себе частичку своего идола, но только на время. Такие как я и есть служители этого культа. Моя работа – это давать придуманные деньги, чтобы их потратили на придуманные блага.

Это происходит по причине недостатка ресурсов.

Население планеты настолько велико, что простое распределение не работает. Поэтому, занимаясь трудом ради получения денег, человек отвлекается от потребления. Затем, получив свою долю он запускает ее в повторный оборот и заново принимается ее отрабатывать. Зарабатывать много денег – это нудный и длительный процесс. Как невозможно освоить всю школьную программу за месяц, так нельзя получить сразу все желаемое, поэтому граждане приходят к тем у кого есть доступ к финансам и просят дать наперед сейчас, а за это обязуются принести больше, но потом. Беда не в том, что из-за перенаселения создалась потребность в таком инструменте, как деньги, а в том, что у кого-то их слишком много, и кочуют со счета на счет, не создавая рабочих мест и необходимых обществу благ. Это тормозит весь процесс и остальные не могут заполучить больше минимума. Немного могло выправить ситуацию, если человек перестал бы так яростно потреблять ненужные вещи, без которых можно обойтись. Но этого не предвидится, потому как наше тело и ум это бездны, готовые поглотить всю Вселенную.

Клайд придвинул к собеседнику вазочку с лакомствами.

– Конечно, Франц, все немного сложнее, и моего описания недостаточно. Но я хочу спросить тебя, зачем тебе начинать жить в долг, приобретая ненужные вещи?

– Ваш рассказ очень увлекательный, но я не на развлечению беру деньги, а на создание семьи.

– Ты не внимательно смотришь вокруг. Семья уже давно превратилась в способ развлечения. Если человек хочет жениться, то он или под кратковременным воздействием гормонов или бежит от одиночества.

– Позволь спросить. А почему ты не женат?

– Ответ имеется. Я не женился, потому что не хотел думать о деньгах. Это такое скучное занятие, ведь семейный человек постоянно занят добыванием или выпрашиванием денег.

– Но ты же богат!

– Нет, у меня есть средства, но это не богатство, а моя работа. Вообщем, я думая ты понимаешь. А богатый еще больше занят деньгами, чем тот же представитель среднего класса.

– Но как достичь счастья, если не через семью?

– Счастье не достижимо, потому как мы смертны. Только свобода от привязанности может дать немного проблеска того, что можно назвать счастьем.

– Но неужели помочь другому это плохо?

– В моем понимании, дать деньги на покупку побрякушек и организацию застолья – это зло и не уважение ко всем нуждающимся.

Выражения лица Франца приобрело достаточно подавленный вид.

Клайд продолжил:

– Слушай, когда ты последний раз был у отца?

– Точно не помню… может месяца четыре назад.

– У вас что конфликт?

– Нет, просто спорим когда вместе…

– Дружище, если ты не можешь поладить с родным отцом, то о какой семье может идти речь. Разговоры о любви, которые ведет человек не навещающий родителей, просто отвратительны. Теперь ты видишь, что любить достаточно сложно, ведь это включает и прощение и сострадание и помощь. Если ты за два с половиной десятка лет не понял этого, то у тебя не скоро получится построить семью. Ты просто действуешь по инерции, заданной природой и обществом, но в этом нет твоего осознанного выбора. Денег я тебе не дам…

Франц ничего не ответил.

Клайд вышел из-за стола и подошел к собеседнику.

– Если бы ты видел, какие великие ораторы и артисты скрываются среди обыкновенных людей, ты был бы поражен. Они приходят к таким как я, и разыгрывают искрометные комедии и трагедии, что диву даешься сколько таланта в наших людях. Самое забавное, что они просят дать им дальше наслаждаться иллюзиями, которую творят для них деньги. Они готовы на любые обещания и уловки, чтобы получить существующие только в их уме деньги. И если большинство людей осознают это, то экономика потребления придет к краху.

Когда Франц уже подходил к дверям и приготовился попрощаться, Клайд произнес:

– Пойди к своей невесте и честно скажи ей, что у тебя нет денег на достойный подарок, нет денег на торжество. Начни уже совершать смелые поступки, прояви уважение к окружающим.

После ухода посетителя, хозяин офиса еще некоторое время мысленно блуждал в лабиринте ситуаций абсурдности и неоправданной жестокости общества, но выхода своим мысленным взором так и не заметил.