Текст книги "Бриллианты не навсегда. Роман, рассказы, эссе"

15

Прав был классик, написав, что мы учимся лишь чему-нибудь и как-нибудь. Все наши познания это обрывки информации. Напитываем свой ум абзацами и цитатами из учебников, телепередач и информационных порталов. Это создает какую-то недосказанность, придает незавершенность нашей личности. И в таком состоянии легко поддаемся уловкам хитрых мира сего, которые способны переориентировать на любые ценности, и подобно нагретому воску изваять из нас по своим лекалам нужного гражданина.

С помощью доплаты удалось уговорить взрослую тетеньку, сидевшую за стойкой, выдать ключи от комнаты без проверки документов. То, что деньги решают все, было отнюдь не пустым утверждением.

Я оказался в комнате с выражено изношенной мебелью, но сейчас было не до эстетики. Приблизившись к тюлевым занавескам, осторожно выглянул на улицу. Обычный городской пейзаж.

Появилось намерение отправиться в местный головной офис организации Антуана и рассказать о случившемся, поведать, чем промышлял их ценный сотрудник. Меня даже не пугала возможность угодить за решетку. Но разум взял свое, и поостынув, былая решительность уступила место отчаянью. Камешки это мероприятие вернуть не поможет. Они уже стали недоступны. Заметив на столике пульт от телевизора, включил волшебный экран, и чтобы немного отвлечься направил свое внимание в его сторону. Там шла передача о рыбалке. Мужик в длинном плаще изображал, как правильно пользоваться спиннингом. Так удалось просидеть с полчаса, пока в дверь не постучали. Следует попытаться связаться с домом.

– Откройте, это администратор, мне надо передать вам некоторые вещи, – послышался за дверью знакомый женский голос.

Осторожно приоткрыв дверь, действительно увидел администраторшу, державшую в руке небольшой пакет. Как только она вступила за порог номера, за ней тут же заскочил уже знакомый «джентльмен удачи» с миниатюрным револьвером в руке и оттолкнув женщину уставил его на меня.

Надо ли говорить, как у меня в очередной раз участилось сердцебиение и проступил холодный пот. Это было необъяснимо, словно неотступный и неумолимый рок следовал за мной.

– Не думал, что ты настолько тупой! Куда ты собрался бежать?

– Прошу, оставьте меня, я уеду и мы все забудем…

– Заткнись, болван! У тебя в подкладке спортивной куртки вшит жучок. Вот так нашли! Ты доставляешь уже слишком много беспокойства.

Громила издевательски поблагодарил администраторшу за оказанную помощь в проникновении в номер и приказал ей пройти в ванную и запереть дверь.

Буквально через несколько секунд послышался вой сирен и «гангстер» не спуская с меня дуло выглянул в окно.

– Ах, старая стерва, успела таки нажать тревожную кнопку, – крикнул он в сторону ванной.

Не понимая, что предпринять, просто устремился в сторону входной двери, но как только рука коснулась ручки, за спиной послышался глухой свистящий щелчок и что-то очень горячее и тяжелое сбило меня с ног, и я машинально принял позу эмбриона, скорчившись от яростной боли в боку. Он все же успел выстрелить. Кровь заструилась из раны. До гаснувшего сознания доносились звуки криков и выстрелов, а больше ничего не припоминается, потому как я просто уплыл в непроглядную тишь бессознательности…

Вернуться из невесомости удалось только в больничной палате. Встретил глазами медсестру, которая подошла и тихим голосом пояснила, что все нормально, из тела извлекли пулю, и ни один важный орган не задет. Я благодарно моргнул глазами и попытался улыбнуться.

Внимательно осмотрев палату, остановил взгляд на белоснежной стене. О, какое это все же великое изобретение человечества – стены. Единственное надежное укрытие от бешеной ярости окружающего мира! В древности люди очерчивали себя от нечистой силы меловым кругом, но стены будут понадежней. Вот так бы и ходить в окружении высоких и крепких стен. Да, это самые надежные друзья! Как же все оказалось бессмысленным! И как нестерпимо хотелось домой, к родным стенам!

Далее пошел процесс реабилитации и допрос, на котором я рассказал все как было или почти все. Мне как будто не поверили и сказали, чтобы готовился к депортации и даже не задумывался просить убежище в стране беглых олигархов. Наконец-то пришло спокойствие и вернулась надежда на возвращение.

Находясь в распределительном центре для нелегалов, меня известили, что на отчизне я числюсь в списках без вести пропавших за границей, но они уже известили наши службы о счастливой находке.

Вот и настал заветный Юрьев день. Вместе с несколькими такими же безуспешными пилигримами посадили в салон воздушного лайнера, и, пожелав удачной дороги, направили в родную часть планеты.

16

С рождения мы плывем по реке Лета и миг за мигом утопаем в прошлом и настоящем. Каждый выбирает свой способ не сойти с ума. Это может быть уход в работу, в семью, в хобби, в выпивку, в сочинительство, в религию. Но это так наивно…

После репатриации начал отходить от состояния постоянного стресса. Покаялся перед родителями за неудачный вояж по воздушным замкам утопии быстрой наживы и на душе стало спокойнее. Телефонный номер подруги оказался недоступен, и я воспринял это как знак, что с прошлым покончено.

Восстановив свои документы, с помощью знакомых отца удалось устроиться в ювелирный цех в отдел по проверке качества готовых изделий.

Настало время оставить мещанские потуги и побыть честным гражданином, пополняя закрома, но уже внутреннего богатства.

Перед тем как закончить записывать воспоминания, прошелся глазами по полкам отцовского книжного шкафа. Большинство книг оказалось там по подписке, и среди них заметил томик с потрепанным корешком, авторства писателя Владимира Короленко. Открыв произведение на месте, куда была вложена закладка, я прочел подчеркнутое карандашом место: «Человек создан для счастья, как птица для полёта.»

Это высказывание освежило выразительной силой и бесспорностью. Конечно, так и есть! В нас скрыт исполинский запас счастья, и все наши страдания – только попытки встать на крыло. Если человек не создан для счастья, то вся жизнь есть мрачный розыгрыш, который не может иметь оправдания! Тогда становится верным утверждение, что человек – это всего лишь покойник в отпуске! В противовес извечно недовольному и яростно-темному внутреннему голосу погружусь в чувство радости от мягкого осознания жизни и искренне пожалею, что искал счастья во внешних вещах, ценность которым придавал своим же вниманием к ним.

Рассказы

Что не слышал винный рог?

Порой не знает даже Бог, того, что слышал винный рог

Р. Гамзатов

Время действия – вторая половина XIX века.

Направляясь в город N, находящийся в Закавказье, по служебным поручениям государственной службы, мне пришлось трястись в тарантасе на ухабистых, крутых горных дорогах с безднами обрывов и нависшими каменными глыбами, проехать вдоль быстрых рек, вызвать ломоту в зубах ледяной водой из родников, а затем просто уснуть благодаря дорожной усталости и впечатлениям от дикой красоты пейзажей, требующих кисти художника и вдохновенности поэта.

Пробудился я, оказавшись на территории города, и, перекрестившись под церковный колокольный перезвон, велел возничему держать путь прямиком к городничему. Встретили меня радушно, а столичный офицер Багратов, украшенный роскошными усами, который долгое время находился здесь, взял на себя обязанность разместить и сопровождать меня. Передав градоначальнику необходимые бумаги и получив другие, не менее необходимые, я принял от него с наивной благодарностью приглашение на праздничный ужин, сделанное им с открытым благодушием.

Расположившись на квартире офицера Багратова, решил почитать местное печатное издание и поговорить о царящих здесь порядках. Многое показалось интересным, а некоторое – просто пережитком, наподобие эха, которое без конца отражается от горных склонов, и никто не может точно вспомнить, откуда оно и зачем.

Позже, при наступлении вечера, мы приняли намерение пешком пройтись до дома градоначальника, нагулять аппетит, вдохнуть терпкий воздух, щедро отпускаемый сюда с горных гряд, что могло иметь целебный эффект после сырой столицы. Однако погода уже начала подавать тревожные признаки ненастья ветром и темными сгустками туч, и это вполне соответствовало началу ноября.

У парадной нас уже ожидали и проводили в широкую яркую залу, где собралось человек двадцать гостей. Почти все были одеты в национальные костюмы, препоясанные тонким ремнем, и приветливо улыбались, делая легкий поклон головой. Я заметил, что среди гостей не было ни одной женщины. Хозяин дома тепло поприветствовал меня и пригласил всех за стол.

Стол был длинным и накрытым белой скатертью, с приставленными изящными стульями. Угощением служили разложенные по три румяные пироги круглой формы с начинкой из сыра, капусты, листьев свеклы, картофеля, фасоли, грецких орехов. Про их превосходные вкусовые качества я был наслышан от Багратова, и уже хотелось попробовать! По всему столу были расставлены тарелки с возвышающимися на них холмами зелени различных видов, ее было огромное количество; редиска, огурцы и помидоры были просто нарезаны на небольшие части и, ничем не приправленные, ждали своего гастронома, а рядом с ними соседствовали вытянутые блюдца с аккуратными кусочками белоснежного сыра. Хрустальные чаши на тонкой ножке стояли наполненные фруктами, из которых я признал яблоки, груши, персики, виноград, а вот средних размеров зеленых круглых плодов не признал, что, впрочем, не смущало. Отдельно расположили вазы с расколотыми на части крупными гранатами, манившими рубиновыми сочными зернами. Не обошлось и без прожаренных на жаре и дыме от угля аппетитно зарумяненных кусков мяса, обильно присыпанных колечками репчатого лука. Вдобавок на столе установили глубокие чаши с крупными кусками отварной телятины, отпускавшими к потолку изящный пар.

Удивило соотношение пищи и напитков: несмотря на обилие еды, напитков было куда больше! Графинами, кувшинами и темно-зелеными бутылками была заставлена большая часть пространства: светлые, янтарные, красные, розовые вина должны были порадовать желудок и сердце каждого гостя. Виньеткой для такого зрелища служили, возвышающиеся графины, наполненные светло-коричневым домашним пивом, укрытым обильной пеной.

Заметил и солидные бурдюки, возлежащие в сторонке, дабы подолгу не дожидаться пополнения сосудов. А прислуживали за столом молодые ребята – это были сыновья и племянники хозяина. Они за стол не садились.

И, как мне после объяснили, для хозяина было унизительно отпускать из-за стола гостя, который бы не порадовался со всеми и не поискал истину на дне кувшина с вином…

Гостей рассадили без спешки и не по чинам, а по старшинству. Все необходимые столовые приборы оказались в наличии. Рядом со мной усадили мужчину средних лет по имени Алан, который, при необходимости, пояснял бы и переводил непонятое. Хозяин дома, севший во главе стола и выполнявший роль тамады, встал, держа в руках глубокую деревянную чашу с ручками по бокам, а за ним поднялись на ноги и все остальные. Он освятил пироги и воздал хвалу Единому Господу, пожелал всем Божьего благословения сначала на родном языке, а затем на русском, таким образом выказывая уважение русскоязычным гостям. После того, как он опорожнил чашу с пивом карамельного цвета, эстафету приняли другие гости, которые по очереди практически повторили сказанное тамадой, после чего испили бокалы и чаши до последней капли. По совету Алана, дабы не прерывать стройный ряд, я сказал, что присоединяюсь к тосту, и насладился первой порцией розового вина. Наконец началось угощение и разрезали пироги. Примечательно, что резали их на восемь равных частей. Алан объяснил мне, что таков специальный ритуал и круглые пироги – это их национальное сакральное блюдо. Я приступил к трапезе с куска, наполненного расплавленным сыром, и с сочного куска мяса, которые по рекомендации учтивого соседа заел зеленью. Конечно, было непривычно пучками есть укроп и петрушку, но под вино, мясо и сыр все шло легко и приятно. Далее последовал очередной совет, и на этот раз предложили отведать засоленных соцветий клекачки, приправленных растительным маслом и издававших приятный аромат, а на вкус оказавшихся очень оригинальными.

После того, как всем повторно наполнили бокалы, тамада снова встал, что послужило для всех знаком остановить прием пищи и превратиться во внимание. На это раз тост-молитва был посвящен покровителю всех мужчин, воинов и путников – Святому Георгию. По той же схеме мы приняли по очередному бокалу приятного напитка.

Не успел я опомниться, как после третьего тоста, значение которого, к сожалению, уже забыл, тамада обратился непосредственно ко мне. Он произнес, что они все благодарны моему посещению, что я принес удачу в этот дом, что я прекрасный и приятнейший во всех отношениях человек, достойный всего лучшего. Алан шепнул мне на ухо, что нужно выпить почетный бокал, который тут же направили в мою сторону. Почетным бокалом оказался длинный рог, оправленный серебром и наполненный перебродившей до состояния вина виноградной влагой, с которой я уже вступил в тесные дружеские отношения. Поставить или не допить рог не было никакой возможности, и после слов благодарности опорожнил его до последней капли. Вот тут и пришло осознание, что сел я за такой стол, с которого на своих ногах уйти не смогу, а может, даже и подняться…

Тосты произносились один за другим: пили за святых, пили за родных и знакомых, пили за соседей и сослуживцев, пили за усопших и здравствующих, пили за новорожденных, пили за женатых и неженатых, пили за правителей, пили за мир во всем мире, пили, пили, пили… Про закуску уже и не вспоминали…

В какой-то момент зашли двое бравых джигитов. В руках у одного из них был круглый барабан, а у другого – клавишная гармоника. Полилась веселая, зовущая в пляс мелодия. Ритмичные звуки барабана завораживали, и я даже попытался поддержать песню, затянутую соседом. Пел он громко и чисто. Песня его звучала на родном языке, но я понимал ее смысл, который выражался в веселье и непреодолимом желании продолжать на фоне пения знакомство с очередным тостом.

В продолжении пира пили уже из вместительных, искусно оформленных рогов, а тосты становились настолько витиеватыми и насыщенными, что, когда они произносились на родном языке, Алан, уже весь затопленный вином, с трудом мог их перевести…

В определенный миг крещендо я ощутил, что тело мне больше не подвластно, и сознание почти полностью перешло во власть Бахуса, который уносил в свою хмельную обитель полного растворения в невесомости и любви ко всем на свете. Только сейчас для меня стали понятны рубаи Омара Хайяма о вине, которое он сравнивал с ключиком, открывающим двери неба; показалось очень даже здравым желание этого старого мудреца заменить вином надоевшую воду….

В тот славный вечер винные рога услышали столько древних молитв, стихов, слов признательности, столько добрейших пожеланий и восхищение всех всеми, что, если бы это повторялось с ними хотя бы раз в месяц, они должны были бы перейти в ранг намоленных.

С трудом припоминается исход из этого беззаботного царства виночерпиев. К счастью, на помощь подоспел верный товарищ Багратов, закаленный в боях на полях бражничества и, к моему неподдельному удивлению, державшийся молодцом…

А утром… Утром просыпаться было тяжко, веки слипались, однако всем знакомые позывы заставили изловчиться и покинуть спальное ложе. Передвигался я, как человек, имеющий заболевания конечностей, все обычные вещи давались с трудом. Но стоит заметить, что голова не гудела. Видимо, новичкам везло!

Офицер Багратов поприветствовал и поздравил с удачным возвращением на грешную землю. Получилось только вяло улыбнуться ему в ответ. Пришлось долго держать свое измученное гостеприимностью чело в ледяной водице, а потом и вовсе опрокинуть на себя полное ведро, чтобы завершить возвращение в состояние столичного чиновника.

Сегодня был день отъезда. Оказалось, что всю ночь сыпал снег, и покрыл землю щедрым упитанным слоем. Несмотря на такой погодный сюрприз, к полудню тарантас был заложен, и Багратов вызвался проводить до границы, чему я искренне обрадовался.

После легкого завтрака отправились в путь, предварительно направив соответствующую записку градоначальнику. Тот не замедлил с ответом и вместе с письмом прислал несколько корзин с провизией, подарками и… конечно, бурдюки с вином. Всю эту полезную поклажу возница Савельич шустро погрузил в наше транспортное средство.

По сторонам от дороги располагались густые еловые заросли, чинно удерживающие в своих лапах обильный снежный покров, будто жалея отдавать его земле, а мороз, словно вооружившись елочными иголками, беспорядочно колол во все слабо укутанные части тела. Высота и низина в плане погоды – это существенная разница!

Поднимаясь выше и добравшись ближе к перевалу, за которым располагалась административная граница, повстречали местных жителей в мохнатых овечьих папахах, которые объяснили, что с горного склона прямо через дорогу сошла лавина и придётся дожидаться ее расчистки.

По своей наивности и в надежде на лучшее, мы все же решили продолжить путь, и, как и предупреждали, на пути возникло препятствие в форме угрожающих завалов снега и тумана. Там уже оживленно трудилась группа рабочих с деревянными лопатами, пытающихся расчистить дорогу, а несколько из них орудовали длинными шестами, которыми прощупывали снежный покров, дабы убедиться, что под ним дорога, а не обрыв, потому как лавины образовывали обманчивые участки на краю, и, проехав по ним, можно было беспорядочно провалиться вниз вместе со всей поклажей и закончить свой трудный жизненный путь на огромных и острых камнях.

Других путников не было. Полагаю, что они еще в начале пути благоразумно не решились продолжать продвижение, предупрежденные о преграде. И нам только и оставалось, что повернуть обратно и смиренно дожидаться новостей о расчистке дороги. Подыскав более удобное место для маневра, многоопытный возница развернул тарантас в обратную сторону, но не успели проехать и пяти минут, как на пути возникло несколько фигур, укутанных в длинные черные шерстяные накидки с надвинутыми на брови папахами. Каждый был вооружен ружьем, а у вышедшего вперед за поясом торчал длинноствольный кремневый пистолет.

– Это абреки! – воскликнул Багратов.

Несмотря на в мгновение заполнивший сердце испуг, я постарался выглядеть спокойным и сказал, что следует бы узнать, что им надо.

Багратов выскочил из тарантаса, но его остановили окриком. Затем их, по всей видимости, главарь на русском языке сказал, что они должны забрать наш груз и деньги, потому что они нужны бедным людям ущелья.

То, что я услышал объяснения, в каких целях реквизировался наш груз, изумило. Абрек держался осанисто, и взгляд его был таков, что пришлось осознать невозможность отказа.

Рабочие, фигуры которых остались позади, как будто мгновенно слились с горным туманом, никто из них не показывался. Стоящий немного поодаль от главаря абрек наставил на тарантас ружье, и это уже всерьез обеспокоило. Нужно было в спешном порядке что-то предпринять! Возница соскочил и встал рядом с лошадьми, придерживая их за узду.

Я сошел с тарантаса и с приподнятыми руками, с предательской дрожью в голосе предложил им забрать все, что у нас было.

– Уважаемые, берите все, но денег у меня совсем немного, это только на дорожные траты! – показал я наклоном головы на внутренний карман.

Один из абреков подбежал к Багратову и забрал у него пистолет и саблю.

– Кто таков?.. Опусти руки, – обратился ко мне главарь.

– Я всего лишь скромный чиновник из столицы. Прибыл по поручениям, с бумагами, – отрапортовал я и добавил, – уважаемые, не знаю, кто вы, но я не желаю вам зла… Прошу, не забирайте лошадей. Нам надо ехать…

Он покачал головой и нацелил на меня свой острый взгляд.

– Я вижу, ты не из наших притеснителей… Ты гость и должен узнать закон гор… Гость у нас – это посланник Бога… Мы не разбойники и не трогаем гостя! Мое имя – Карум!

Он говорил с таким ярким акцентом, что это придавало особый колорит нашим переговорам. Еще в этом человеке ощущалась громадная гордость.

– А что, у тебя в столице не знают, что тут обижают наш бедный народ? Твой друг, вот этот солдат, – Карум указал на Багратова, – ходит с притеснителями нашими. Они не знают, что такое справедливость…

Друг мой стоял, исподлобья взирал на происходящее, но не двигался, понимая свою беспомощность в такой ситуации.

– Я прошу вас, друзья, оставьте его, он не виноват, он только исполняет свой долг, он просто офицер, – оправдывался я за Багратова.

– Перестань! – прервал меня Карум. Остальные абреки насторожились.

– Я… Я хочу предложить… У нас с собой есть чудесное вино и обилие еды, целых три корзины. Давай, Савельич, – обратился я к вознице, – давай, доставай все! Забирайте, прошу вас!

Вот тут я удивился уже себе – тому, как это так быстро, буквально со вчерашнего дня, в меня вселился дух гостеприимства и веселья!

Савельич с готовностью принялся вынимать запас провизии.

– Ай, молодец, ты совсем как настоящий горец, – наконец улыбнулся Карум.

Что-то переговорив на родном языке с товарищами, один из абреков достал сложенную в несколько раз широкую шкуру, отошел в сторону от дороги, под деревья, и, распрямив, бросил ее на снег.

– Друзья, мы не будем это забирать… Ты и другие, давай с нами… – Карум показал приглашающим жестом руки в сторону постеленной шкуры-скатерти.

Мы с Савельичем принялись бойко раскладывать свертки бумаги с вложенными в них кусками мяса, пирогами, зеленью, овощами, кусками сыра. Последними штрихами в сервировке стали бурдюки с вином и небольшой мешок с деревянными пиалами и двумя небольшими рогами, украшенными изящной резьбой, которые передал мне в качестве подарка хозяин гостеприимного дома.

– Прошу вас, угощайтесь. А Вам, – обратился я к Каруму, – хотелось бы подарить вот эти прекрасные винные рога.

И широко улыбаясь, передал их. Карум наклонил голову, выражая благодарность и принял подарок.

Багратов не подходил к нашему столу, хотя абреки вместе со мной подзывали его. Он попросил вернуть оружие, на что Карум ответил, что это будет, но потом, когда они встретятся в следующий раз, чем вызвал громкий одобряющий смех товарищей. Это заставило Багратова налиться алым, гневным окрасом лица и попроситься сесть в тарантас, покинув нашу компанию, что ему тут же снисходительно разрешили.

Стоит ли говорить, что и здесь, в таком неожиданно возникшем посреди снежных вершин и крутых обрывов застолье, не обошлось без традиционных тостов и последующих восхвалений меня, как организатора такого сытного и чудесного «стола».

Карум, выступая в роли тамады, опорожнял рог за рогом. Не отставали от него и товарищи с пиалами в руках, да и я, что греха таить, прикладывался губами к краям рога с веселящей влагой. Нельзя же пренебрегать общением с такими добрыми людьми!

– Я скажу тебе: ты там говори про нас, как здесь тяжко… Горы плачут… Крестьянин дышать не может, приходят и забирают у него много урожая. Что это? Это зло… Сердце людей злым делают! – обратился ко мне Карум с рогом, заполненным до краев.

– Я все скажу; на имя самого императора, батюшки нашего, донесение сделаю, – давал я фантазийные обещания, так же крепко удерживая наполненный чародейным напитком рог.

– Ай, молодец, если такие, как ты, в столице люди, то и мы скоро увидим правду! – Карум вознес рог двумя руками, – Выпьем за правду, за помощь Господа в таком деле, как правда!

Дабы не обижать новых товарищей, принимая в себя очередную порцию вина, осушал рог под улыбки окружающих, давая понять, что ни капли не пропадает даром!

Да и Савельич, выпивая из пиалы, изрядно захмелел. И как он собирался вести гужевой транспорт по опасным склонам?

Кушали горцы скромно, не выказывая ни в чем жадности.

Неожиданно один из абреков затянул песню. Начиналась она со звука «О», который постепенно нарастал по силе звучания, а затем к нему присоединялись другие звуки, и в результате вышло что-то похожее на «ора-ораорадарайда-о!» Мне понравилась такая гамма, и я в полную силу извлек звук «О» из своих небогатых вокальных запасов.

Я опасался, что горы могут присоединиться к нашему веселью, но оказалось, то, что указанно в познавательных заметках – совет переговариваться в горах только шепотом, дабы не вызвать обвал или лавину, – не вполне оказалось правдой. На практике все вышло проще и веселей. И злые абреки, какими их так старательно изображали в книгах и газетах, оказались не такими уж и злыми, и даже какой-то ореол романтики витал вокруг них.

Продолжалась наша бравая пирушка, возможно, около часа. Наконец Карум произнес финальный тост за счастливую дорогу до дома. Абреки покинули нас, а я с трудом влез в тарантас к уснувшему и похрапывающему Багратову, который из-за своей напыщенной гордости остался голодным и скучным.

Савельич, виновато улыбаясь, кое-как стоял на ногах, и я ему предложил присоединиться к нам и отдохнуть внутри повозки, а остатки провизии, под внушением хмеля, было предложено великодушно оставить для рабочих.

Уже под пепельным лунным светом, проспавшись, и когда узкая полоса, удобная для проезда транспорта, была расчищена, а снежинки на горах дружно сцепились морозцем, дабы не сорваться на наши грешные головы, мы продолжили дорогу, а я предался размышлениям о том, что каждый, кто притесняет неимущего и слабого, является трещиной в основании государства, что всякий, кто ворует у общества, подкладывает солому в дымящийся костер народного возмущения. Оставалось восхищаться тому неимоверному чувству правды и верности, живущему в сердце у повстречавшихся нам сильных и храбрых мужчин, которые ради помощи своему народу, подвергали себя риску оказаться на виселице.

Добравшись до столицы, я все-таки исполнил обещание и написал письмо на имя Его Императорского Высочества, хотя это и было мне не по чину.

С течением времени, зарываясь в бумагах и назначениях, частенько с тоскою я вспоминал те славные встречи и воспламенялся чувством справедливости от слов и поступков благородных абреков!