Электронная библиотека » Михаил Веллер » » онлайн чтение - страница 23


  • Текст добавлен: 31 декабря 2013, 17:01


Автор книги: Михаил Веллер


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 23 (всего у книги 26 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Действие второе

Досадная неувязка.

Занавес опущен. В зале еще полный свет.


ГОЛОС В ДИНАМИКАХ. Раз, два, три. Раз, два, три. (В динамиках гудит и посвистывает фон.) Ну как теперь?


Билетерши закрывают двери в зал.


2-Й ГОЛОС (раздраженно). Да все равно фон. Не понимаю.

1-Й ГОЛОС. Раз, два, три. (Фон уменьшается, снова увеличивается.) Раз, два, три. Даю настройку: раз, два, три…


Свет в зале начинает медленно гаснуть.


2-Й ГОЛОС. Подожди, это не здесь. Подержи-ка. Да отключи его пока. (Свист, громогласный треск, щелчок; голоса.)


Свет в зале почти погас.


ГОЛОС 3-го рабочего. Красивая девочка, да?

ГОЛОС 1-го рабочего. Стервы они все, красивые. Запросы сильно большие…


Распорядитель встает из первого ряда и, пригибаясь, быстро выходит в ближайший боковой выход. В зале уже темно, только софиты направлены на занавес. В динамиках звучат, усиливаясь, аккорды гитары и насвистывание. Песня: вначале тихо, затем набирает страсть (голос 2-го рабочего).

 
А вот и ты, а вот и ты.
Боюсь опять проснуться.
Средь быстротечной маяты
руки твоей коснуться.
 
 
На миг назад, на миг вперед —
обрушится пространство.
Я виноват, я не сберег,
не стою постоянства.
 
 
Дрожь тихих губ. Где ты была?
Ночное покаянье.
Чья боль и память привела
тебя сюда? Молчанье…
 
 
И в первый раз – в последний раз —
я встану на колени.
И двадцать лет разлучат нас,
и луч сведет осенний.
 
 
Касанье рук, твоих волос
серебряные нити.
Вам верен ваш заблудший пес,
примите и казните.
 
 
Прости, прощай. И скрипнет дверь.
Рассвет лицо осушит.
Забудь потери и не верь,
ты не ушла. Послушай…
 

Треск в динамиках, щелчок, тишина. Занавес поднимается.


8. «Ребячья». БОРИС, ВИТЕНЬКА.

БОРИС (на коленях). Ты выйдешь за меня замуж?

ВИТЕНЬКА. Опять? Хорошо. Я согласна подумать.

БОРИС (встает). Почему ты не сказала?

ВИТЕНЬКА. Откуда знать, как мужчина это воспримет..

БОРИС. Неужели ты сомневалась?!

ВИТЕНЬКА. Ненавижу зависимость… Женщине всегда хочется продлить подольше свою власть над мужчиной. А когда она выходит замуж, эта власть кончается. Хочется быть желанной, недоступной, кружить всем головы, хочется сознавать свободу выбора… а потом все кончается вот так.

БОРИС. Да когда женщина выходит замуж, это его власть над ней кончается, а ее-то только начинается!

ВИТЕНЬКА. На что нормальному человеку власть. Я хочу быть нормальной слабой женщиной.

БОРИС. Хочешь – будь! Пальцем тебе не дам шевельнуть.

ВИТЕНЬКА. Попробуй я только. Жизнь взрослых детей… Жить у родителей, по распорядку родителей, слушаться родителей, одалживать деньги без отдачи у родителей. В наши квартиры, знаешь, и одна семья еле вмещается, а на две они никак не рассчитаны. Свекровь говорит одно, невестка другое, выходит третье.

БОРИС. Так едем вместе! Быстро!

ВИТЕНЬКА. Куда еще? В этот твой Капкан? Нет – Усть-Кан?

БОРИС. Вызываем такси, хватаем твой чемодан, и…

ВИТЕНЬКА. У меня нет чемодана! Что я там буду делать?

БОРИС. Жить! Сама. Со мной. Как полагается.

ВИТЕНЬКА. Жить. А где? Тебя там квартира ждет?

БОРИС. Начнем с нуля! Сами. Как положено нормальным людям.

ВИТЕНЬКА. А училище? Там же наверняка даже театра нет!

БОРИС. Будешь играть в Доме культуры.

ВИТЕНЬКА. Мне надо учиться! «Дом культуры»!

БОРИС. Слушай, не гробь нам обоим жизнь. За три года ты провалила в шесть училищ – мало? Ты такая же актриса, как я – курочка ряба. Я тебя люблю, а не актрису, хоть подметалой будь.

ВИТЕНЬКА. Я тоже человек. И тоже имею право решать.

БОРИС. А имеешь право – так пользуйся им быстрее. Решай.

ВИТЕНЬКА. Бросать город, где я выросла, где мои друзья… Это же крах всего. У меня ведь тоже своя жизнь. Свои привычки, и планы, и надежды, и призвание, наконец!

БОРИС. За призвание замуж не выйдешь.

ВИТЕНЬКА. Зачем уезжать, когда все уже по-твоему?

БОРИС. Сама же кричала про самостоятельность! Про то, что хочешь быть неравноправной слабой женщиной!

ВИТЕНЬКА. Здесь в театре меня уже знают! И обещают дать на пробу роль! Мне мало быть агрегатом для ублажения мужа и семьи, я не хуже и не глупее тебя! И хочу быть чем-то в жизни!

БОРИС. Смотри. Двум медведям в одной берлоге не жить.

ВИТЕНЬКА. Ты хочешь меня сломать… подчинить себе…

БОРИС. Играть любовь на сцене для тебя важнее, чем любить?

ВИТЕНЬКА. Любить… Нельзя же, нельзя бросать человека в беде, если любишь! Все, все вы такие, только бы получить свое, а там выпутывайся сама как знаешь, хоть сдохни. У вас ведь грандиозные планы, свои высшие мужские интересы, вы же хозяева жизни, а мы… мы… Почему, за что такая несправедливость природы, что я одна за все расплачиваюсь! Вечно зависеть: от родителей, от природы, от мужа… а тебе наплевать!

БОРИС. Место мужчин – на полшага впереди, место женщины – рядом. Решай. Да – нет. Ответ сейчас.

ВИТЕНЬКА. А… ребенок?

БОРИС. Прилечу на свадьбу. Буду посылать алименты.

ВИТЕНЬКА. А… ты не будешь меня обижать?

БОРИС. Никогда! Ты ж меня потом загрызешь.

ВИТЕНЬКА. Боря… а ты не пьешь?

БОРИС. Ну, знаешь. Мне что, справку от врача принести?

ВИТЕНЬКА. Боря… разве на таких, как я, женятся?.

БОРИС. Глупая… мне всегда нужна была только ты одна.

ВИТЕНЬКА. И ты меня никогда не бросишь?

БОРИС. Никогда! Ни за что! А ты меня?

ВИТЕНЬКА. Что бы я… ну… что бы ни было?

БОРИС. Что бы ни было.

ВИТЕНЬКА. Ты клянешься?

БОРИС. Клянусь!

ВИТЕНЬКА. Тогда… женись на мне. Хоть ненадолго…

БОРИС. Не хочу ненадолго! Хочу навсегда. И что за дурь – думать о разводе будет время после свадьбы.

ВИТЕНЬКА (смотрит в сторону). Я беременна не от тебя.


9. Те же в других позах: прошло несколько минут.

ВИТЕНЬКА. Он не может оставить семью… Он ни в чем не виноват… я сама всего хотела. Я люблю его.

БОРИС. Ты сошла с ума…

ВИТЕНЬКА. Я не виновата, что сошла с ума не по тебе.

БОРИС. Лучше бы ты ничего не говорила…

ВИТЕНЬКА. Делай что хочешь, только чтоб я ничего не знал, да? Лучше быть дрянью один раз, чем обманывать всю жизнь.

БОРИС. А когда я состарюсь, ты будешь любить меня, да?

ВИТЕНЬКА. Наверно тогда мне будут нравиться мальчики.

БОРИС. А меня когда?!

ВИТЕНЬКА. Послушай… Если ты правда любишь меня… Я буду тебе хорошей женой. Верной. Буду все делать. Только помоги мне сейчас. Не уезжай. Тебе будет хорошо со мной.

БОРИС. Мне уже хорошо… Кто он?! кого ты смогла любить.

ВИТЕНЬКА (тяжело). Лучше бы тебе этого не знать.


Стук в дверь: входит ГЛЕБ, отводит брата в сторону.


ГЛЕБ. Ты что, уксусу выпил? Первое. Ты мне должен пятерик.

БОРИС. За что еще.

ГЛЕБ. За две бутылки «Агдама».

БОРИС (безжизненно). Какого еще «Агдама».

ГЛЕБ. Который я пацанам поставил.

БОРИС. Каким еще пацанам. При чем тут я!!

ГЛЕБ. При том, что они начистили тыкву ее прихехешнику.

БОРИС. Аа! Кто он?! Как он хоть выглядит!

ГЛЕБ. Думаю, что сейчас он выглядит подходяще. А кто – не знаю, темно было. Нормальная пожилая плешь. И второе. Отложил бы ты свой вояж. Подготовил бы постепенно, как люди делают. Учу вас, учу… Там предки из-за тебя разводиться затеяли.


10. Спальня. МАТЬ, ОТЕЦ: сидят над списком.

ОТЕЦ (пишет). Часы тебе… пусть теперь кукуют. Книги художественные: Достоевский, подписной – ладно, тебе, раз ты такая умная… Мопассан, подписной – мне. Дюма… гм, пополам.

МАТЬ (издевается). Ведерко помойное не забудь. Тоже вещь.

ОТЕЦ. Делить лучше сразу, а то потом суды, обиды. Пылесос тебе… холодильник мне…

МАТЬ. Еще бы, где ты будешь водку охлаждать.

ОТЕЦ. Глеба я беру с собой…

МАТЬ. Чтоб алиментов не платить? Да он еще вас двоих обеспечит! Нет, Глеб останется со мной.

ОТЕЦ. Кормильца урвать решила? Нет, матушка, пиши свою докторскую, будешь бешеную зарплату получать… а Глеб – мне.

МАТЬ. Вот так проживешь жизнь – и не узнаешь с кем…

ОТЕЦ. А что ж твой принц на тебе не женился? Не удостоил?

МАТЬ. Да ты ногтя его не стоил!

ОТЕЦ. Еще бы: орел, наверное, могуч, силен, властен, да?

МАТЬ. Просто – он был настоящий. Никому ничего не был должен; ничего не боялся. Всегда решал сам; и всегда делал то, что хотел. И ничего не обещал. А вы… чего вы только ни обещаете девушкам, какую саморекламу устраиваете! Или наоборот, эдакое мальчишеское пижонство – выставить себя циничным эгоистом, роковым негодяем. А и то и другое прикрывает совершеннейшую пустоту… Не виноват он в моем самолюбии дурацком. Уехала бы с ним к чертям и была бы счастливой женой…

ОТЕЦ. Так это я виноват в твоих похождениях: плоховат, да?

МАТЬ. Похождениях? А чем твоя жизнь отличается от моей?

ОТЕЦ. У мужчин это одно, а у женщины – совсем другое!

МАТЬ. Чем же другое, милый? Дело женщины – сохранять свою семью, а дело мужчины – разрушать чужие, да?

ОТЕЦ. Дело мужчины – добиваться, дело женщины – отказать!

МАТЬ. Так и динозавры вымерли. Зря я тебе не отказала.

ОТЕЦ. Зря. Зато теперь я тебе отказал.

МАТЬ. Наконец я смогу на старости лет толком выйти замуж.

ОТЕЦ. Что?! Это тот твой облезлый кот?!

МАТЬ. Облезлый кот – это ты, милый. А он – седой лев. Настоящий мужчина. По нему и сейчас аспирантки сохнут.

ОТЕЦ. По карьере они сохнут. Еще бы – профессор!

МАТЬ. Он не просто профессор – он ученый. Личность. И он меня понимает. Я ему как человек близка. Он – не ты.

ОТЕЦ. Как поймет тебя получше, близкой ты ему быть перестанешь. Да он скопытится не сегодня-завтра. Мода тоже: седина в бороду, бес в ребро. Будешь ему по утрам вставную челюсть подавать.

МАТЬ. Тебе и этого не подадут.

ОТЕЦ. Мне. Не-ет… я уйду отсюда прямиком в одну тихую улочку, где комнатка на первом этаже затенена кустами под окном, где мурлычет кошка, потому что ее хозяйке не жалко поцарапанной мебели… где мне всегда счастливы, и ждут, и понимают.

МАТЬ. М-да. (Качает головой.) И сколько лет этой кошке?

ОТЕЦ. Два года. Я принес ее котенком…

МАТЬ. Я про другую кошку.

ОТЕЦ. Хм. (Мечтательно.) Ну, вдвое моложе тебя.

МАТЬ. Значит, тебя тоже. Видимо, твой идеал: четыре класса образования, глухонемая, и образцовая домохозяйка.

ОТЕЦ. Мне вовсе не надо, чтоб жена перла кошелки из магазина: я их и сам переть могу, если люблю. Но чтобы я знал, что она меня любит, и ценит, и я ей нужен – такой, какой есть, и она видит во мне все лучшее…

МАТЬ. Кому вы нужны – такие, какие есть… Знаешь, почему девушки закрывают глаза, когда целуются? Чтоб вас не видеть.

ОТЕЦ. Мужчины тоже закрывают. Чтоб видеть свой идеал.

МАТЬ. Современный стиль: жена, любовница и случайные связи. И все личные дела – в рабочее время, да? После этого они еще кого-то винят в плохих домах, которые сами строят.

ОТЕЦ (самодовольно). Если твой муж – мужчина, то следи…

МАТЬ. Да не мужчина ты! Любишь – так сказал бы сразу и ушел к ней. А так никому из нас жизни не было. Рохля ты! Даже здесь не способен на поступок.

ОТЕЦ. Я рохля! Я не способен на поступок?!

МАТЬ. Ну, желаю тебе счастья. Какой чемодан ты возьмешь?

ОТЕЦ. Тебе всегда хотелось от меня избавиться! Так избавишься! (Рвет список.) Поступок тебе нужен? Так вот: твоя дубленка! Премия, ха-ха! Я украл эти деньги! Украл!

МАТЬ. Ну какой из тебя вор. Ты даже на это не способен.

ОТЕЦ. Скоро общество и ты от меня освободятся! Владей всем!

МАТЬ. Да чем тут владеть? У тебя что, бред?

ОТЕЦ. Загнал партию кровельного железа вдвоем с прорабом и преподнес супруге эту чертову дубленку!

МАТЬ. Какой же это поступок. Ты просто поддался общему течению. Если б ты меня любил – никогда бы в этом не признался.

ОТЕЦ. Поступок будет, когда посадят! Ревизия уже копает!

МАТЬ. Подкопаешься под вас… Послушай, ты это всерьез?..

ОТЕЦ. А что такого? Украл – должен сидеть, все нормально.

МАТЬ. Если бы ты меня уважал – никогда бы этого не сделал.

ОТЕЦ. Так я же ради тебя!!


Стук в дверь: входит Глеб и тащит отца в сторону.


ОТЕЦ (отпихиваясь). Выйди вон… не смей слушать!..

ГЛЕБ. Наломал ты, батя, дров. Знаешь, я тебя не осуждаю… но как ты мог!

ОТЕЦ. Я тебе сейчас эти спицы знаешь куда воткну!

ГЛЕБ. Мне стыдно за тебя.

ОТЕЦ. Не лезь куда не надо! Нечего мне стыдиться, понятно?

ГЛЕБ. Понятно. Она красивая девушка. Но должно же быть у тебя чувство ответственности. На месте Борьки я бы тебя…

ОТЕЦ. Ты о чем?

ГЛЕБ. Она тебе не сказала, но ты мог сам догадаться.

ОТЕЦ. Кто – она? О чем – догадаться?

ГЛЕБ. О чем-о чем! Невинное дитя. У нее будет ребенок.

ОТЕЦ. Что-о? (Понижая голос.) У матери?!

ГЛЕБ. Этого, знаешь, я не знаю. Это ваше личное дело. Ты не придуривайся. У НЕЁ.

ОТЕЦ. Да у кого, наконец?!

ГЛЕБ. У кого?! У девушки с веслом! У Вики! Витеньки!

ОТЕЦ. Охх. (Берется за лоб.) Этого следовало ожидать…

ГЛЕБ. Ах, следовало?! Знаешь… другого я бы в таком положении назвал негодяем!

ОТЕЦ. И правильно! Он и есть негодяй!

ГЛЕБ. Еще бы. Встал тебе поперек дороги. Нну ты фрукт! Ты хоть соображаешь? он же на ней чуть не женился!

ОТЕЦ. Я ему женюсь! А она… з-замуж! ну не-ет! Ничего, все это к лучшему! Я сейчас им устрою! (Быстро выходит.)

ГЛЕБ. Совсем из ума выжило это старшее поколение. Черт-те что творится, а им еще кажется, что все к лучшему.


11. Большая комната. ВИТЕНЬКА. Из спальни выскакивает ОТЕЦ.

ВИТЕНЬКА (быстро). У меня Муська пропала. Я прямо сама не своя. Помнишь, каким пушистым котенком, ты ее принес…

ОТЕЦ. Послушайте… вы…

ВИТЕНЬКА. «Вы»? Первый и последний раз ты назвал меня на вы два года назад… Да, я здесь. Ты решил меня предать?

ОТЕЦ. Да что ж это за…

ВИТЕНЬКА. Конечно: приятней убегать от забот в тенистую улочку… где в каморке кусты за окном, и ждет безропотная подруга. Я устала ждать тебя с этим ворованным счастьем…


Дверь спальни открывается: МАТЬ.


МАТЬ. Так вот для кого ты стал воровать… жулье! А ты, девочка, видишь, с каким ничтожеством связалась? Он же юлит даже сейчас… размазня!

ВИТЕНЬКА. Ты боишься, что я подам на алименты?

МАТЬ. Ах, алименты?! Ну нет. На, получи его целиком! (Подталкивает отца к Витеньке. Уходит обратно, грохнув дверью.)

ОТЕЦ (оседает на диван). Ох. Ох. Ты не объяснишь мне…

ВИТЕНЬКА (присаживается рядом, шепчет ему на ухо). …не сердись. Так тошно было…

ОТЕЦ. Уфф. М-мм. Почему ты не сказала мне сразу?

ВИТЕНЬКА (легко). Не хотела разрушать твою семью.

ОТЕЦ. А. Спасибо. А теперь все так, как мы говорили… (Пауза. Каким-то новым голосом.) Эх, староват я для тебя.

ВИТЕНЬКА. Гулять – так не староват, а жениться – староват? Хорошая логика. Когда мужчина – настоящий мужчина, возраст значения не имеет. Я пойду за тебя с закрытыми глазами.

ОТЕЦ. Открывать глаза надо до замужества, а не после. Мне сорок пять лет!

ВИТЕНЬКА. А говорил – тридцать восемь.

ОТЕЦ. Двадцать пять лет разницы… – страшная вещь.

ВИТЕНЬКА. Все равно самая страшная вещь – прожить жизнь врозь с тем, кого любишь.

ОТЕЦ. Через десять лет мне будет пятьдесят пять, а тебе тридцать. И ты встретишь молодого и красивого. И – конец.

ВИТЕНЬКА. А если не встречу? Мало ли что может случиться в будущем – так поэтому обрекать себя на горе в настоящем? Или вы все полагаете, что любовница и жена – совершенно разные вещи, и кто годится быть одной – не подходит в другие?

ОТЕЦ. Эти браки, где мужчина вдвое старше… Женившись, он вдруг молодеет, его прямо не узнают, а узнав, поздравляют. Он парит на крыльях любви… старый петух в крашеных перьях. Проходит пара лет – и боже мой, он старик, еле тянет ноги… клиент готов. А кругом посмеиваются. И когда молодая жена наставляет ему рога, симпатия на ее стороне: поделом старому козлу.

ВИТЕНЬКА. Ты сам говорил, что одна я тебя понимаю!

ОТЕЦ. Женщина понимает мужчину так: глядит ему в рот и восхищенно поддакивает. И он в восторге. А за двадцать лет это надоедает. Этот монотонный моногамный брак: две стареющие лошади в одной упряжке… и обе тоскуют по юности и счастью. И встречается девочка, и изводит жажда быть свободным, счастливым, не верить времени и вернуть молодость, и перестаешь владеть собой, потому что и не хочешь владеть…

ВИТЕНЬКА. Я хочу хотеть того, что хочешь ты. Слышишь?

ОТЕЦ. Всю жизнь я мечтал это услышать. И вот, когда встретил… но как нам здесь, в этом городе, где все всех знают!

ВИТЕНЬКА. Плевать на этот город. Давай уедем!

ОТЕЦ. Куда? Как? Поздновато мне…

ВИТЕНЬКА. До среднестатистического возраста ты вполне успеешь поставить детей на ноги. А я… буду уже старенькой… буду нянчить внуков…

ОТЕЦ. И почему девушек тянет к немолодым мужчинам..

ВИТЕНЬКА. Это немолодых мужчин тянет к девушкам. Правда, молодых тоже. А на самом деле… с тобой интересно, ты умнее, ты личность, понимаешь? С тобой я тоже сразу становлюсь взрослой и значительной: не девчонкой, а дамой, женщиной, полноправной в этой жизни. И становлюсь ею не под пенсию, а еще молодой, красивой. С тобой я защищена, ты крепко стоишь в жизни, с тобой ничего не может случиться.

ОТЕЦ. Меня скоро посадят.

ВИТЕНЬКА. А? Тьфу. Предупреждать же надо. Надолго?

ОТЕЦ. Прокуроры – люди не мелочные. Торопливость не любят.

ВИТЕНЬКА. Ничего. Бывает. Отсидишь и вернешься ко мне. Я тебя пропишу. Я уже привыкла ждать… Но ловко: все всё расхлебывай, а сам – дышать в сосновые леса! Так неохота жениться?

ОТЕЦ. Когда я женился, до боли не хотел походить на большинство мужей: подкожные рублики на то-се и при случае изменять жене. Но мало кому выпадает удача всю жизнь любить свою жену.

ВИТЕНЬКА. Ну, от жены это тоже зависит.

ОТЕЦ. Кого мне всегда было жалко при разводах – так это детей. Так часто у них после этого жизнь скособочивается.

ВИТЕНЬКА. А нас при не-разводах тебе не жалко! Вранье, одиночество, бесконечные часы до вечера четверга, когда ты приходил… Вздрагивать от телефонных звонков, не показывать слез, – а все всё знают. Меня дразнили тобой, а я была счастлива этим. Какая казнь – любить женатого мужчину… делить его с другой. Сходить с ума: ложусь спать и думаю: он сейчас с ней. Ты со мной, а во мне ужас: сейчас уйдешь к ней. Я бы убила ее!


С треском распахивается дверь спальни: мать.


МАТЬ. Ну хватит! Ахх ты… Мало ей – убить меня еще!

ВИТЕНЬКА (невинно). Да, а что? Это так естественно.

ОТЕЦ. Ты подслушивала! Ладно… Теперь ты все знаешь.

МАТЬ. Зато ты еще знаешь не все! По-до-жди-ка там минутку (заталкивает отца в дверь спальни и закрывает ее).

ОТЕЦ (из-за двери). Прекрати немедленно! (Дергает дверь.)

МАТЬ (сует в ручку двери ножку стула). Нам надо кое о чем поговорить… по-женски!

ВИТЕНЬКА. Что вы делаете!

МАТЬ (утирает пот). Ничего… через двадцать лет и ты научишься. Ну что? Сверстников тебе мало?

ВИТЕНЬКА (холодно). Мало.

МАТЬ. Так меня ненавидела, что решила породниться?

ВИТЕНЬКА. Да. Стать ближе к предмету своей ненависти.

МАТЬ. Ты понимаешь, что ты ему не пара?

ВИТЕНЬКА. Последний довод ревности. Я любому пара.

МАТЬ. Замуж? Не-ет. В клинику я тебя отправлю, а не замуж!

ВИТЕНЬКА. Если раньше сами в психушку не попадете.

МАТЬ. И ты уверена, что ребенок от него?

ВИТЕНЬКА. Право проигравшей – оскорблять.

МАТЬ. Он через месяц вернется ко мне!

ВИТЕНЬКА. Так что вы волнуетесь? Считайте это отпуском.

МАТЬ. Ты сама его через год бросишь!

ВИТЕНЬКА. Подберут. Мужчины нынче – дефицит.

МАТЬ. Ты… ты наглая распутная девчонка!

ВИТЕНЬКА (взрывается). Какая я девчонка! В двадцать лет светские дамы блистали в салонах! Расцвет женской красоты – с пятнадцати до двадцати! А тут сначала шестнадцатилетних девушек ограждают средневековыми запретами, а потом тридцатилетних женщин лечат от холодности и неврозов! Ах, как нравственна эта мораль! как мудра эта хромая медицина! Природу решили подправить: выдать придуманное за действительное!

МАТЬ. Природу? Ну так рожайте, а не бегайте на аборты!

ВИТЕНЬКА. Да? А вы на них никогда не бегали? А? А дальше что – позор? Камень на шее – кто на тебе с нагрузкой женится? Растить безотцовщину? А жить как? – очень на работе любят мать-одиночку, которая только и сидит с больным ребенком!

МАТЬ. Умей отвечать за свои поступки. Вот вырасти его…

ВИТЕНЬКА. За что отвечать – что я нормальный человек? «Вырасти»! Где, как, на что, – вы с луны свалились? Где жилье, необходимые вещи, как одеваться – ведь именно в молодости денег нужно больше! потому что всего хочется, а ничего нет, надо всем обзаводиться, вставать на ноги! Дайте мне ссуду на двадцать лет – я ведь верну! Дайте кооператив в кредит – я ведь отработаю! Одни разговорчики о высоких моралях; а жизнь есть жизнь! Я бы вышла замуж в семнадцать лет, мы любили друг друга, а ему было тоже семнадцать, и мы были никто, и родители отправили его в институт в Москву, и запудрили мозги, и женили на прописке, и конец. Ведь два года в молодости – как двадцать в старости.


Дверь спальни дергается, стул падает: отец.


ОТЕЦ. Я давно хотел тебе сказать…

МАТЬ. Я сама скажу. Все кончено, Валя. Не прощу никогда.

ОТЕЦ. Все давно кончено, Валя! Я сам тебе не прощу. Ты одна видела меня плохим. Только с тобой я чувствовал, как во мне из каких-то черных глубин поднимается все самое гадкое! о чем и сам не знал.

МАТЬ. Просто одна я знаю тебя по-настоящему. И еще – не могла не сравнивать тебя с тем, другим. А сравнения ты – тц! – не выдержал. Он бросил меня, переступил как через вещь, и все равно я его любила. И знай: в любой миг, если б он вернулся – я ушла бы к нему.


В дверях прихожей стоит сантехник.


САНТЕХНИК. Ну, вот он и вернулся.

МАТЬ (резко оборачивается). Что?!.

САНТЕХНИК (подходит, берет ее за плечи). Здравствуй, Валя…

МАТЬ (в полном ошеломлении). Как это…

САНТЕХНИК (быстр, уверен, печален). Я немного изменился, да? Состарился… Хоть голос – тот же? (Что-то шепчет.)

МАТЬ (слабо). Зачем…

ВИТЕНЬКА. Вот это да…

ОТЕЦ (саркастически хохочет). Сантехник! Браво, сантехник! Хозяин жизни! Наших клозетов и жен! Ты заслужил свой рубль. (Кричит.) Я дам тебе сто рублей, только убирайтесь сейчас оба!

САНТЕХНИК. Допрыгался, «хозяин»? А сантехник я такой же, как ты – фальшивомонетчик.

МАТЬ (явно теряет чувство реальности). Откуда…

САНТЕХНИК (перебивает). С Чукотки. Я здесь уже полгода. И не знал… а тут… подожди… (Уводит ее в кухню.)


Открывается дверь «ребячьей»: стоит БОРИС.


БОРИС (без сил). А чтоб вас всех перевернуло и стукнуло.


12. Кухня. МАТЬ, САНТЕХНИК.

МАТЬ. Почему ты ушел тогда? Посчитал, что нельзя жениться на первой любви? «Брак по любви – веселые ночки да черные дни»?

САНТЕХНИК. А! Прав умный человек: «Браки по расчету у нас отсутствуют. Что ты ей можешь дать? Чем твое богатство от ее отличается?»

МАТЬ. Э… Женятся на дочках ректоров и директоров универмагов, на дачах и машинах. На скромных девственницах и престижной внешности, на квартирах и прописках…

САНТЕХНИК. Я женат на лучшей из жен – на свободе. Что бы ты ни получил в браке по расчету – получаешь только раз: деньги кончатся, дача сгорит, машина разобьется – а мымра под боком останется. С хорошей женой сам все наживешь…

МАТЬ. Разве я не была бы тебе хорошей женой?..

САНТЕХНИК. Я учился тогда в седьмом классе. И ты снилась мне каждую ночь. Весной отец взял меня на охоту. Утром я проснулся в палатке: ветер сдувал туман с озера, камыш белый от росы, вдали кричат утки… и я понял, что отдам все в жизни за то, чтобы вот так встречать рассветы в незнакомых местах, вдыхать незнакомые запахи, бродить по свету, обретать и бросать снова. Это было как предчувствие судьбы – и самого себя.

МАТЬ. А если я мечтала о том же? И пошла бы за тобой?

САНТЕХНИК. Если б ты могла пойти – то не жила бы сейчас здесь. Ты не могла… ты была другая. Такую я и любил.

МАТЬ. Ты думал только о себе. А меня сделал несчастной.

САНТЕХНИК. Нет. Всю судьбу человек с юности несет в своем характере. Как в глубине души он хотел прожить жизнь – так она и складывается. Человек всегда свободен – и в выборе, и в чувствах. Натура продиктовала тебе твою судьбу, а мне – мою.

МАТЬ. Женщина уходит первая, если она поняла, что скоро все кончится. Уходит, пока еще все хорошо, чтоб ничем не омрачать, не зачеркивать то светлое, что было. Но почему уходит в никуда мужчина, когда все хорошо и в его власти?

САНТЕХНИК. Однажды я сидел у тебя вечером зимой: музыка, свеча, уют… и подумал о тех, кто сейчас в тайге, в тундре, варит в снегу чифир, трет щетину на обмороженной роже, считает часы до рассвета, и дни до весны, и километры до жилья, – и тошно стало, что жизнь моя проходит впустую. Настоящего захотелось, крутого, борьбы, горечи; и я понял, что это сильнее моего желания: это моя натура, для такой жизни я создан, и не будет мне счастья и покоя, если проживу иначе, – одна тоска…

МАТЬ. А без меня не тосковал?

САНТЕХНИК. Еще как. Судьба мне, значит, тосковать.

МАТЬ. Ты нашел лучшую, чем я?

САНТЕХНИК. Лучше первой любви никто не находил.

МАТЬ. А… твой сын?

САНТЕХНИК. Гм. Эх. Я был бы плохим отцом…

МАТЬ. Славное оправдание, чтоб вообще им не быть.

САНТЕХНИК. Видишь – он выбирает мою дорогу.

МАТЬ. Послушай. А у тебя было много женщин?

САНТЕХНИК. А сколько полагается? Много – это сколько?

МАТЬ. Скажи честно – ты счастлив?

САНТЕХНИК. Да. Я ходил путями сердца своего.

МАТЬ. Я проклинала тебя. За твою власть надо мной, за то, что любила – а ты ушел. За боль, от которой не могла избавиться. И замужество не помогло… Он был хороший человек, это я его искалечила. Поначалу мне иногда казалось, что я его люблю…

САНТЕХНИК. Так, как меня? Ты хоть долго ждала меня?

МАТЬ. У девушек время идет так быстро. И когда созрела потребность любить – она властвует и лепит твою жизнь как ей угодно. Сначала я мучилась, как предательница. Потом… мы привязчивы, как кошки, покупаемся на доброе отношение. А ты – ты помнил меня?

САНТЕХНИК. Всегда. На всех краях земли. Никто бы не поверил: я иногда плакал…

МАТЬ (пауза). Неужели нам нечего друг другу сказать…

САНТЕХНИК. Нет. Жизнь все сказала. В двух случаях нечего говорить: когда не виделись совсем недолго, и ничего не изменилось, – и когда не виделись так долго, что изменилось все.

МАТЬ. Мне жаль мужа… хоть он и подлец.

САНТЕХНИК. Муж подлец, когда жена его не любит.

МАТЬ. Подлецов любят больше. Чаще. Почему?..

САНТЕХНИК. Потому что подлец причиняет наибольшую боль, и лишь он волен от нее избавить. Наибольшие переживания. Не любя, он ведет себя именно так, как нужно, чтоб добиться любви. И женщина напрягает все силы души, любя его.


Входит отец.


ОТЕЦ. Хорошо быть подлецом! Хоть бы двери закрыли.

САНТЕХНИК. Где знают двое – там знает и свинья.

ОТЕЦ. Вот уж поистине: люди просто садятся пить чай, а в это время складываются их судьбы и разбивается их счастье.

МАТЬ. Если нет счастья – то нечему и разбиваться.

САНТЕХНИК. А если это счастье – то его не разобьешь.

ОТЕЦ. Неслабо вы спелись, я гляжу. Вышел бы ты на минутку.

САНТЕХНИК. Жизни не хватило объясниться? (Выходит.)

ОТЕЦ. Нам надо спокойно поговорить.

МАТЬ. Как просто и обыденно все кончается, да?

ОТЕЦ. Ты не можешь в один миг зачеркнуть…

МАТЬ (перебивает). Могу. Мне было пятнадцать лет: с нами жила бабушка, а ее единственная сестра жила в другом городе. Они всё писали друг другу, мечтали увидеться… да болезни, хлопоты… А потом бабушка умерла. И сестра прилетела на самолете на следующий день. Вот тогда я поняла, как просто делается все на свете: берется – и делается.

ОТЕЦ. Подожди! Ты не можешь прямо сейчас…

МАТЬ. Могу. На первом курсе у меня был обморок в анатомичке. А потом мы там завтракали. А на практике мне было в первый раз страшно, когда умирал человек. Старик, третий инфаркт: он лежал в боксе на капельницах, под люстрой, пульс нитевидный, зрачки на свет уже не реагируют; а в ординаторской пьют чай – все средства исчерпаны, погибающий больной, практически без сознания. Вошла сестричка и сказала, что он умер. Так просто, будто укол сделать. Все вздохнули; доктор написал посмертный эпикриз, а наши мальчики переложили его со стола на каталку и отвезли в морг. Потом помыли руки, и все дальше пили чай. И всё.

ОТЕЦ. Неужели ты хочешь…

МАТЬ. Хочу. А сейчас я хочу чаю. Без мужских истерик.


13. Большая комната. За столом все, кроме Бориса, – его место пустует. Общая напряженность – вполне понятная.

ОТЕЦ. Ну; чай так чай (достает из бара коньяк).

САНТЕХНИК. Чай – это хорошо (приносит из кухни водку).

МАТЬ. Да, мне один больной подарил. (Приносит из спальни шампанское. Глебу.) Позови Борю… он ничего не ел.

ГЛЕБ. Пример старших – закон (приносит из «ребячьей» вино).

ВИТЕНЬКА (оживленно). Я еще никогда в жизни не была на таком оригинальном празднике.

МАТЬ (устало, по обязанности). Глеб, что это? Ты пьешь?

ГЛЕБ. Не пьет телеграфный столб – у него чашечки книзу.

ОТЕЦ (фальшиво). Дал бы я тебе по шее…

ГЛЕБ. Тебя хлебом не корми – дай поднять руку на младшего.

ВИТЕНЬКА (Глебу, на вино). Как ты пьешь эту отраву?

ГЛЕБ. Никак. Это гонорар пацанам, опекать твоих хахалей: синяк – стакан.

ВИТЕНЬКА. Так это твои шпанюки! нашего бедного режи…

ГЛЕБ (быстро). Без намеков. Братские узы для меня святы.

САНТЕХНИК (живо). Хорошо бы к чаю чего-нибудь.

МАТЬ (отцу). Дай рюмки, герой-любовник. (Идет на кухню.)

ОТЕЦ (ставя рюмки). Не серебряная, не брильянтовая, а… какая-то термоядерная свадьба.

ВИТЕНЬКА (сантехнику). Мне коньяку, пожалуйста.

ОТЕЦ (удерживая его). Только каплю шампанского. Ты что!

ГЛЕБ. Боб! Гвардию – в огонь! Иди сюда. Смотри судьбе в глаза, ты мужчина! И мой старший брат. Тресни на ход ноги!


Входит МАТЬ с закуской, и одновременно из ребячьей – БОРИС, с чемоданом и многострадальным букетом: чемодан ставит у двери, а букет с маху втыкает в вазу на столе.


БОРИС. Итак, я вас поздравляю.

МАТЬ. Боря, послушай минутку… (ведет его в сторону).

ОТЕЦ (вскакивает). Не слушай! Потом, потом… (оттесняет мать и тянет Бориса в другую сторону). Послушай минутку…

БОРИС. Папа, ты мне не отец.

ОТЕЦ (убит). Откуда ты знаешь?..

БОРИС. Она сама все сказала.

ОТЕЦ (матери). Что ты ему сказала?

МАТЬ (отцу). Не смей ему ничего говорить!

САНТЕХНИК (встает). Брек, брек. Все по местам.

ОТЕЦ (тыча в него пальцем, Борису). Вот он, вот он! Все равно это не он, а я!

БОРИС (с испугом). Это он, а не ты. Ты что?

МАТЬ. Он себя плохо чувствует: голова. (Тихо.) Я не могу.

САНТЕХНИК (матери). Держись, иначе я все брошу. (Отпаивает ее.) Сейчас мы уйдем втроем… все хорошо…

БОРИС. Вы? Втроем?.. С кем?

ГЛЕБ. Спокуха, Боб. Верь мне: я тебя не брошу.

МАТЬ (слабо). Сейчас я соберусь… (Выпивает рюмку.)

ОТЕЦ. Куда?! – ты на ногах не держишься!

САНТЕХНИК. Не бери с собой ничего – прямо как есть.

МАТЬ. Как хотелось мне каждый раз на вокзале взять билет, сесть в поезд, и – куда глаза глядят. Только сразу, не раздумывая! иначе ничего не выйдет. И начнется другая, новая жизнь.

ОТЕЦ (садится, пьет, собирает все самообладание). Знал я такую историю. Вот так два романтика трах-бах, взяли билеты, сели-поехали. А дальше? Вечно снимать комнату или гостиницу, где нет мест? Нужно жилье, работа, прописка, – справки, заявления, жилконтора, военкомат, – кати обратно оформлять дела и радуйся, если не влепят статью за прогул. А деньги кончаются, денег меньше – проблем больше, и – лопнула романтическая затея: быт – он подомнет.

САНТЕХНИК. Романтике нужен реалистический фундамент. Тогда не подомнет. Трудности надо учитывать, а не бояться их. А то: все помрем, а боимся всю жизнь – ерунды, мелочей.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации