Текст книги "Своими глазами (сборник)"

2. Ум, честь и совесть

МЕНТ. Рабинович, решайте – туда или сюда, газ выходит!

ЧЕРНОМАЕЧНИК. Угрохали страну, сионисты проклятые, а теперь е, видите ли, жить хотят! Эх, не со всеми покончили…

ПЬЯНЫЙ. Если в кране нет воды – значит, выпили жиды.

ВОЗМУЩЕННЫЙ. Вечно от них только беспорядок. Все идут, а он, видите ли, не пойдет! Давай, животное, иди со всеми людьми!

ЕВРЕЙ. Куда идти, вы что, с ума сошли. Там уже птицы передохли, листва опала! поросята трехглазые!

СПОКОЙНЫЙ. Все же идут, и ничего. Что вы такие трусливые-то?

ЧЕСТНЫЙ. Другие будут работать, спасать страну, а вы как всегда – отсиживаться?

ЕВРЕЙ. Что спасать? Как спасать? Когда спасать? Чем? Вы что, вообще ничего не понимаете?

СМЕТЛИВЫЙ. Э-э, они всегда что-то знают. Чуют. Нет, я тоже не пойду, раз так.

СПОКОЙНЫЙ. Ну, давайте подождем. А только чего ждать-то?

ВОЗМУЩЕННЫЙ. А меня что – другого нашли? крайнего? Хватит, походили в козлах отпущения! Пока все не выйдут – я остаюсь здесь!

МЕНТ (беспомощно). Не останавливаться, проходите! Проходите! Ну!

ОСТАТОК ТОЛПЫ. Давай закрывай! Закрывай живо! Сам иди! Закрывай!

ЛАКЕЙ (в панике). Закрывай же быстрее! пропадем все!

ПАРТБОСС. Я вижу, остались неясности, вопросы. Хорошо. Закройте, пожалуйста, дверь.

МЕНТ (закрывает). А вот привлечь и дать два года.

НАРОД (рассаживаясь). А если виноват – так и дать.

ПАРТБОСС (крутит диск телефона). Алло! Семенов? Ну, как там у тебя дела? Почему в штаб не докладываешь? Ну так что – «ездил по объектам», – докладывать надо! Людей не хватает? Да вот тут есть у меня еще, кто потрусливее. Да, скоро придут к тебе. (Кладет трубку.) Люди работают, без отдыха, а вы тут… стыдно. Несознательно.

СЕРЫЙ. Вы видите! Там люди работают, борются, рук не хватает, а вы… Как же можно не доверять!.. Это выпад! провокация!

НАРОД. Это он все! Пошли. Пойдемте. Ладно, пора.

СЛЕПОЙ. Секундочку.

СОСЕД. Чего?

СЛЕПОЙ. Я, правда, ничего не вижу…

СОСЕД. Твое счастье.

СЛЕПОЙ. …зато слышу хорошо.

СОСЕД. Ну, и что ты слышишь, интересно?

СЛЕПОЙ. Ничего я не слышал.

СОСЕД. А ничего не слышал, так чего ты!

СЛЕПОЙ. Из трубки его телефонной я ничего не слышал. Кроме сплошных длинных гудков.

СОСЕД. То есть ты чего?

СЛЕПОЙ. Ни с кем он там не разговаривал. Никто ему не отвечал. Спектакль изображает, понял?

СПОКОЙНЫЙ. Точно?

СМЕТЛИВЫЙ. А вот пусть он позвонит еще раз. А мы послушаем.

ВОЗМУЩЕННЫЙ. Опять! под себя! на костях народа! а ну пусть еще позвонит, а мы проверим!

ГЕНЕРАЛ. Я повторяю: никто не отменял военного положения! И ответственность виновные будут нести по законам военного времени!

МЕНТ. Есть! (Передергивает затвор автомата.)

НЕДОВЕРЧИВЫЙ. Значит, правда. Врет.

ПАЦИФИСТ. Дождешься правды от генералов.

ГЕНЕРАЛ. Ты чем недоволен? Дезертир!

ПАЦИФИСТ. Забыли девяносто девятый год, генерал?

ГЕНЕРАЛ. Что вы имеете в виду?

ПАЦИФИСТ. Что? Военную доктрину в действии. Пояснить? Концепцию тактического ядерного удара! Когда – ах! – в трое суток мы разгромили врага. По его войскам и центрам – шарах! – и танки вперед, десант на броне, мотопехота, – и вся территория под контролем. А войска, которые по приказу преодолевали зону после ядерного удара – они знали свою судьбу? Свои дозы и свой срок? Первый эшелон – восемьсот рентген! – двадцать четыре часа боеспособности, и финиш, гуляй Вася! Второй эшелон – семьдесят два часа! – и от винта! А потом складывались штабелями в палатки, на сотню умирающих – один фельдшер для присмотра: обречены, свое выполнили, пусть дохнут. Вы их предупреждали, что они смертники? Что еще в мирное время они были определены штабистами в смертники? Что ни один из них не имеет ни одного шанса уцелеть? Полтора миллиона ребят!

ГЕНЕРАЛ. Война есть война.

ПАЦИФИСТ. Армия создана для войны, как цепной пес – для охраны дома. Но никто не объявит цепного пса главным в доме на том основании, что он загрыз грабителя.

ГЕНЕРАЛ. Я бы тебе показал пса…

НАГЛЫЙ. Разрешите еще вопросик к руководству.

ПАРТБОСС. Пожалуйста.

НАГЛЫЙ. Вот, скажем, объявят: атомная тревога. Это что значит? Что минут через пять-семь ракеты ближнего и подводного базирования грохнут свои мегатонны нам на головы. Знаете, что у меня есть на случай атомной тревоги? Давно припас.

ПАРТБОСС. Что же?

НАГЛЫЙ. Бутылка коньяка – настоящего! – плитка шоколада и пачка сигарет. По сигналу выпиваю стакан, закусываю, закуриваю, и оставшиеся пять минут пью, курю и вспоминаю жизнь. А что еще делать? Убежищ нет. Ползти в сторону кладбища?

ЛАКЕЙ. На предприятиях есть убежища.

НАГЛЫЙ. Во-первых, не на всех, во-вторых, только для работающей смены, в-третьих, устаревшие и ненадежные. А остальные? А ночью? Привет гражданской обороне! На что надеемся?

СЕРЫЙ. Система жизнеобеспечения населения в случае ядерной войны является военной и государственной тайной.

НАГЛЫЙ. От кого тайной – от этого самого населения? Ага – тоже мне бином Ньютона. Так вот вопросик: что делаете вы – вы – по сигналу атомной тревоги?

ПАРТБОСС. Я?

НАГЛЫЙ. Вы, вы. Ведь ваша жизнь драгоценна, вы – наш слуга. Времени бежать далеко у нас нет. А ядерная зима продлится до-олго. Значит, ваше убежище должно быть прямо при рабочем месте, верно? Вода, еда, воздух, радио, электробатареи. В этом-то подвале долго не продержишься, да и велик он слишком.

ОТКРОВЕННЫЙ. Послушайте, а на что вам такое убежище? Кем вы будете править? Кто будет работать, обеспечивать вас? Это же пожизненное заключение в тюремной камере. А?

ПАРТБОСС. Да нет у меня никакого убежища. Что за байки, слухи!

НЕДОВЕРЧИВЫЙ. Не может быть. Если б я был начальник – обязательно обеспечил бы себе.

ЛАКЕЙ. Ваши руководители лучше, чем вы о них думаете.

СЕКРЕТУТКА. И чем вы того заслуживаете.

СКЕПТИК. Чего у них ни хватишься – ничего у них нет. Ни чистого воздуха, ни свободы, ни убежищ даже.

НАГЛЫЙ. Для себя-то у них все есть.

СКЕПТИК. Вот потому и нет для нас.

РАБОТЯГА. А вы вспомните получше. Нигде там дверки не завалялось в стене? Небольшой такой, овальной, металлической? С заклепками.

ПАРТБОСС. Я вас не понимаю.

РАБОТЯГА. А вы нас никогда не понимали. Надобности не было. А мы вас понимали. Только слишком поздно поняли.

СЕРЫЙ (леденяще). Вы на что-то намекаете?

РАБОТЯГА. Да нет, так… напоминаю.

ГЕНЕРАЛ. Что?

РАБОТЯГА. Вы там за портрет давно не заглядывали?

ПАРТБОСС. Какой портрет?

РАБОТЯГА (указывает пальцем). Вождевский, какой же еще.

СЕКРЕТУТКА. Ваши кощунственные намеки…

ВОЗМУЩЕННЫЙ. А ну-ка давай снимай эту рожу!

ОБЩИЙ ВОПЛЬ И ПОРЫВ К ДВИЖЕНИЮ. Снимай!!

ПАРТБОСС. Замахнуться на святое – тут прощения не не будет. (Лакею): Если так просят – что ж, снимай.

ЛАКЕЙ (снимает портрет и ставит сбоку к стене. Обнаруживается дверца). Ну, какой-то люк, что из этого.

НЕДОВЕРЧИВЫЙ. А ты откуда знаешь?

РАБОТЯГА. Ха. Да я его и строил.

СЕРЫЙ (презрительно). Что еще ты придумаешь?

РАБОТЯГА. Ха. Да я тогда в этом спецстройбате и служил, в сотом.

ЛАКЕЙ. Вы сказали – пять мест? (Смотрит на начальство, загибает пальцы, бледнеет.)

МЕНТ. Пять, говоришь? (Щурится на президиум, сжимает зубы.)

ПАРТБОСС (снимает трубку зазвонившего телефона; машинально): Первый слушает.

ТЕЛЕФОН. На электростанции готовится к пуску аварийный генератор. Ремонтная бригада приступила к работе. Дежурный инженер на пульте.

ПАРТБОСС (потрясенно смотрит на трубку). Есть связь! Товарищи, есть связь! Скоро будет пущена электростанция!

СЛЕПОЙ. Не врет. Теперь там говорили.

НАРОД (вполголоса, с надеждой). Ур-ррра…

СЕКРЕТУТКА. Вот видите… Вот видите… (В приливе откровения целует босса.)

РАССУДИТЕЛЬНЫЙ. Кто его знает, то ли они восстановят там что, то ли не восстановят. А пока на всякий случай лучше разобраться тут и составить список. Списочек. Кому идти в убежище.

ПАРТБОСС. То есть как?

РАССУДИТЕЛЬНЫЙ. Так. Сегодня восстановят, а завтра не восстановят; кто его знает, надолго ли это все. А вы что думали, мы – на восстановление, а вы – под землю, руководить оттуда?

СПРАВЕДЛИВЫЙ. Верно. Все принадлежит народу. Мы и есть народ, неизвестно еще, сколько их там наверху, и долго ли они протянут. Вот и решим, кого мы выделим для спасения.

РОМАНТИЧНЫЙ. Для передачи эстафеты в грядущие времена.

СЕРЫЙ. Вы что, не слышали телефон? Отменяется конец света, отменяется!

СВЯЩЕННИК (мягко поправляет). Я бы сказал – откладывается.

МЕНТ (щелкает затвором автомата). Предлагаю по-честному – жребий.

НАРОД. Жребий! Жребий! Судьбе виднее! У кого есть бумага? ручка?

ГЕНЕРАЛ (тихо). Чтоб сгорел этот строитель. Что делать?

СЕРЫЙ (тихо). Разрешите, я его изолирую и ликвидирую.

ПАРТБОСС (в снова звонящий телефон). Первый слушает. Кто докладывает? Как?

ТЕЛЕФОН. Четвертый хлебозавод. Сменный мастер Кочетов. Товарищ секретарь, вторая линия готова к работе. Начали готовить замес, хлеб дадим.

ПАРТБОСС. А энергия есть?

Телефон. Позвонили с электростанции, что дают нам первым.

Слепой. Ура!

РАССУДИТЕЛЬНЫЙ. Да, но уж лучше мы доведем дело до конца. Вот – шапочку мою возьмите под бумажки.

СЕКРЕТУТКА. Вот ножницы – нарезать (смешивает бумажки в шапке).

НАРОД (столпившись, тянет жребии). Пусто… Тьфу… Эх…

ПАРТБОСС. Есть!

ВОЗМУЩЕННЫЙ. Вот так! и мне досталось!

СВЯЩЕННИК. Значит, воля Его, чтоб мне выпало.

СЛЕПОЙ (ощупывает бумажку). Кажется, мне тоже плюс достался.

РАБОТЯГА. Надо же. Сам строил, и самому же пригодилось. Рассказать кому, так не поверил бы.

ЖЕНЩИНА (плачет). Господи, и тут счастья не увидеть. Работаешь, как скотина, и подыхать будешь, как скотина…

МЕНТ. Да ладно убиваться, гражданка, пока еще ничего страшного.

РАБОТЯГА. На, забери (сует ей свой жребий).

ЖЕНЩИНА. Вы что? Что вы?

РАБОТЯГА. А, чего я там не видел. И вообще, не люблю сидеть взаперти. У меня тоже жена была, пока не померла. Кашель задушил. Как вспомнишь… Вам ведь трудней. И работа, и политзанятия, и карточки отоваривать, и дома все. А потом что же – мужики спасаться, а бабы – умирать? Так нельзя все же. У тебя ребенок-то есть?

ЖЕНЩИНА. Есть, в Саянах, в интернате. В прошлом году ездила к нему.

РАБОТЯГА. Ну вот… если что – отсидишься здесь и снова к ему съездишь.

ЖЕНЩИНА. Какой вы человек… Какой вы человек!..

СЛЕПОЙ. Девочка, иди сюда. Дай руку… какая теплая. Тебе сколько лет?

ДЕВУШКА. Шестнадцать.

СЛЕПОЙ. Предлагаю сделку. Я тебе – эту бумажку, а ты меня за это поцелуешь. Только чур не жульничать!

ДЕВУШКА. Что вы… не надо… вы сами…

СЛЕПОЙ. Такой противный, что ли? Ладно, ладно. Один черт ничего не вижу, и потом мне уже почти сорок, пора и честь знать. А ты поживешь, может, влюбишься там в кого-нибудь…

ДЕВУШКА. Ну вы скажете…

СЛЕПОЙ. А что. Жить-то надо. Опять же, жизнь без детей не бывает.

ДЕВУШКА. Ну вы скажете…

СВЯЩЕННИК. Они люди, Господи, и в сердце их есть милосердие. И в тяжких испытаниях они обращаются к добру и являют любовь к ближним. И Ты простишь мне, если я передам жребий Твой тому, кто больше нуждается в Твоем милосердии. (Подходит к менту, которому, оказывается, лет двадцать, и дает ему свой пропуск на спасение.) Ты можешь жить еще долго, мальчик. И можешь иметь детей. И потом, должен же кто-то и там следить за порядком, верно?

МЕНТ. Спасибо. Не надо. Я не могу взять, что вы. Здесь я нужен, здесь сейчас трудно. Нет, я могу спасаться только последним. А вот у нас тут иностранец затесался, ну, из этих, специалистов со стройки, отдайте ему. Все-таки гость… пусть поминает. Опять же, говорят, от смешанных браков дети лучше. И потом, может, его выручат, приедут, и наших заодно.

СЕРЫЙ (тихо). Сейчас я заплачу. О, как благородны простые люди. Сколько чуйств. Как трогательно!..

ГЕНЕРАЛ (утирая глаза, тихо). Заткнись, стукач вонючий. Они люди, а ты – полицейская тварь, выродок.

СЕРЫЙ. Ты только забыл, что конец света-то пока отменен, и их благародство им сейчас ничего не стоит. Вот и расчувствовались.

ПАРТБОСС (в зазвонивший телефон). Первый слушает.

ТЕЛЕФОН. Докладывает водозаборная станция. Распечатали резервную скважину. Вода после прокачки труб в пределах предельно допустимых концентраций, соответствует ГОСТу питьевой.

ПАРТБОСС. Молодцы! А с энергией как?

ТЕЛЕФОН. Аварийная динамомашина, запитали портативный насос. Для питья должно хватить.

ПАРТБОСС (секретутке). Забери-ка ты эту бумажку, раз уж все так вышло. Будешь жить… а по выходным я разрешаю тебе видеть меня во сне.

СЕКРЕТУТКА (с печальной нежностью). Нет уж, милый… с тобой – или там, или здесь.

СПОКОЙНЫЙ. Кажется, и на этот раз пронесло… выкрутились.

РАССУДИТЕЛЬНЫЙ. Ну… вечно проносить не может.

ИНОСТРАНЕЦ. Вы, русские, очень стойкие, мужественные люди.

ЕВРЕЙ. Господи, какого черта родители в детстве не увезли меня отсюда.

ВЕСЕЛЫЙ. А что, батюшка, возможен ли конец света в одной, отдельно взятой за жопу стране?

ЖЕНЩИНА. Сегодня по карточкам должны были мыло давать, если б еще ненадолго воду пустили, так и помыться можно, вот бы хорошо.

ПАРТБОСС. Ну что ж, товарищи, давайте понемножку собираться. Пятеро выбранных могут пока остаться здесь, а мы… (Сверху по лестнице вдруг ссыпается какая-то фигура, встает на полу на четвереньки и бессмысленно хихикает.)

АКТЕР (поднимается с четверенек, опять падает и хихикает). Мы победили, опасность отступила… хи-хи-хи! Город возвращается к нормальной жизни… хи-хи! Р-рапортует майор Пронин, товарищ первый!

ГЕНЕРАЛ. Эт-то еще что?!

АКТЕР. Хи-хи-хи. Это героическая драма «Спасение отечества», ваше превосходительство!

СЕРЫЙ (леденяще). Эт-то еще кто?

АКТЕР. Хи-хи-хи. Шут, презренный шут… шутник-с.

ПАРТБОСС. Он тронулся!

АКТЕР. Хи-хи-хи… Так точно, тронулся – отсюда и в вечность. На полпути к Луне.

ЛАКЕЙ. Как ты сюда попал, негодяй!

АКТЕР. Это же элементарно, Ватсон. Вошел в боковой подъезд, прошел вестибюль и спустился по лестнице. Хи-хи!

ПАРТБОСС. Так там открыто?! Боже мой, наши порядки…

ДОГАДЛИВЫЙ. Так там было открыто? а мы-то!.. кто ж знал…

ЛЮБОПЫТНЫЙ. Ну, и что там наверху?

АКТЕР. А где же рукопожатие? где орден? объятие?

ПАРТБОСС. Что?

АКТЕР (объясняет). Ну как же, по роли так положено: я докладываю о спасении, вы меня обнимаете. Вы же до сих пор правильно отвечали мне по телефону… почти… вполне разумно… а вы где играли?

ПАРТБОСС (мучительно вслушивается). Что?.. ты?..

ДОГАДЛИВЫЙ. Привет с хлебозавода…

ЦИНИК. Браво, электростанция. Вот это шутка. Жаль, что последняя.

3. И мера в руке его – высшая мера

ОДИН. Нельзя больше терпеть, нельзя, нельзя, нельзя!

ДРУГОЙ. Экая новость.

ТРЕТИЙ. Не можешь терпеть – застрелись.

ПЕРВЫЙ. Из чего? Чем? Ведь даже это невозможно!

ТРЕТИЙ. Ну так повесся.

ПЕРВЫЙ. Так ведь и веревок нет!

ВТОРОЙ. Ну так попроси его (кивает на генерала), он тебя с удовольствием пристрелит.

ПЕРВЫЙ (президиуму). Сто лет! Сто лет вы измывались!

ПАРТБОСС. Над чем это мы, как вы выражаетесь, измывались? Я попрошу вас выбирать выражения.

ПЕРВЫЙ. Над чем? Над всем! И над всеми! Над здравым смыслом. Над историей. Над народом. Над человечеством.

ПАМЯТЛИВЫЙ. У вас был шанс. Вы им не воспользовались. У вас был шанс в конце восьмидесятых. Все могло пойти иначе. И ведь вам поверили, поверили! Кооперативы создали, фермы, парламент, по крохам начали жизнь создавать. Но вы и это сломали, и это обманули. А вот теперь мы пожинаем результат.

ПАРТБОСС. Это такие горлопаны и экстремисты, как вы, все тогда погубили! Вам говорили – не орите! Говорили – не митингуйте! Говорили – не торопитесь! А вы?! Скорей, сейчас! всего мало, давай больше! А в результате эти гориллы (кивает на генерала) подгребли все под себя! Предупреждали вас?! Предупреждали, что дестабилизация государства грозит хунтой, военным переворотом?! Так у вас мозги заело, ничего слушать не желали! Вот и… подыхайте теперь. Вам легче будет, если мы подохнем вместе? Ну так подохнем вместе! С чем я вас и поздравляю.

ГЕНЕРАЛ. Хватит валить грехи на армию! Довели страну до ручки, до гражданской войны! а теперь еще смеете переваливать на нас! Кто довел народ до голода? кто не мог остановить резню? Да если б не мы, вас бы всех на фонарях перевешали! Я был тогда лейтенантом, командиром взвода, я все помню. Только и зачитывали – телеграммы, телефонограммы, телетайпы: спасите! спасите! спасите! пришлите солдат, пришлите танки, пришлите десантников, пришлите черные береты! Вы вечно убираете грязь руками армии, а потом армия вам виновата!

ПАРТБОСС. Это когда вы танками разнесли всю Казань – это было по просьбам? по телеграммам?

ГЕНЕРАЛ. А по-вашему, нам просто повоевать захотелось? по людишкам пострелять соскучились?

ПАРТБОСС. А вы знаете, кто провоцировал все эти мятежи? знаете? Кто стоял за Гомельским бунтом – знаете?

УРОД. А чего ж тут не знать. Тридцать лет мутаций после Чернобыля – вот что и стояло. А уродам чего терять. Все равно резервация, права на выезд нет, медицинская диагностика засекречена, а газеты: все в порядке! телевидение: все в порядке! а детишки трехногие, безрукие. Вы знаете, что такое мутация? Это когда куры дичают, собираются в стаи и гоняются за лисами, – загоняют и убивают. Долбят, пока не заклюют. А это сразу после Чернобыля появилось.

СЕРЫЙ (леденяще). При чем тут куры?

УРОД. При том, что вы преступники. Вы же бандиты. Убийцы. А мы все – заложники убийц. Будь вы прокляты.

ПАРТБОСС. Я вас понимаю, но лучше без эмоций, не надо эмоций. Так мы ни к какому конструктивному решению не придем.

УРОД. Без эмоций? Ага: кого колышет чужое горе. А кто отдавал секретный приказ: диагноза «радиационная болезнь» не ставить, писать: ОРЗ, вегетососудистая дистония, гастрит? Что, теперь уже концов не найти, архивы сожгли в очередной раз? Собственное правительство приговорило к смертной казни, к мучительной смерти – четыре миллиона человек, ни в чем не повинных, детей, женщин, – зачем? а чтобы самим поспокойнее было, чтоб легче править и сытнее жить. И вы думаете, люди это забыли?

СКЕЛЕТ. Забыли, забыли, успокойся. А когда хлопнула ленинградская станция, что, лучше было? Шар-рах! – и кранты люльке трех революций. Ленинград вообще долго Москве мешал, болтался там сбоку, одно беспокойство. И что, хоть расселили? черта с два, запретили эвакуацию: все спокойно, все меры принимаются.

ЦИНИК. Ага. Меняю жилплощадь на равноценную в любой зарубежной столице, Хиросиму и Нагасаки не предлагать.

ПАРТБОСС. Вы рассуждаете со своей колокольни, а попробуйте подойти к проблемам в масштабах всего государства.

ЦИНИК. Мне плевать на такое государство, которое обрекает меня на смерть. Я жить хочу. Я согласен на другое государство, чтоб в нем жить можно было.

ЛАКЕЙ. Не все думают только о своей шкуре. Честные люди всегда были патриотами.

ЦИНИК. Все не все, но тридцать миллионов за десять лет от вас свалило. Спасибо вам за гениальное достижение пропаганды – патриотизм тюрьмы.

СЕРЫЙ. Пятьдесят восемь-десять. Десять лет.

ОДНОНОГИЙ. Лет-то лет, а куда? а что делать? лес весь срубили, золото вымыли, нефть выкачали, уголь сожгли, цемент развеяли, – что бедным зекам делать? Где работать, что добывать? А то бы по новой всех пересажали, вам не впервой.

СЕРЫЙ. Вы уточните, пожалуйста, вы к чему призываете? К свержению законного строя? Выскажитесь, выскажитесь.

НАЧИТАННЫЙ. А может ли законный строй устанавливаться незаконным образом?

ПАРТБОСС. А что вы на меня смотрите?.. Это что, я вводил Кантемировскую и Таманскую дивизии на Садовое кольцо и в Кремль? Я разгонял Советы? Я объявлял диктатуру? Или, может, границы я закрывал?

СЕРЫЙ. Вы хотите сказать, что надо открыть границы для всей швали?

НАЧИТАННЫЙ. А вы от кого границы-то охраняете?

СЕРЫЙ. Вы прекрасно все понимаете, не прикидывайтесь!

НАЧИТАННЫЙ. Понимаю! От счастливых граждан – чтоб не сдрапали все кто куда в проклятый мир капитала. Наглядная демонстрация преимуществ нашего образа жизни.

СЕРЫЙ. Закон есть закон. Государства без законов не существует.

НАЧИТАННЫЙ. Существует.

СЕРЫЙ. Какое же?

НАЧИТАННЫЙ. Наше. За сто лет у нас было шесть конституций – в среднем одна на пятнадцать лет. И при этом любое правительство что хотело – то и делало!

СЕРЫЙ. А вы что хотите – чтоб государство затрачивало средства, давало людям образование, профессию, а потом чтоб они уезжали, и способствовали благосостоянию другого государства?

НАЧИТАННЫЙ. Это ложь. В вашем государстве за три года работы человек рассчитывается за все, что на него было потрачено, – вы ж обдираете его, как липку… рабовладельцы.

ПАРТБОСС. Что за неуместные ярлыки! Это политическое обвинение!

НАЧИТАННЫЙ. Отнюдь. Это констатация факта, не более. Что такое государственный раб? Во-первых, он прикреплен к месту и не может уехать оттуда, где живет. Не только из государства, но даже город сменить! – везде прописка, проверка, разрешение. Во-вторых, он может работать только на государство, и от государства получать средства на жизнь: работа на себя или на частное лицо запрещена, земля, завод, корабль – всё, всё принадлежит государству. В-третьих, за уклонение от работы его суют на каторгу и заставляют работать на государство под автоматом. В-четвертых, если он придумал, как делать что-то больше, легче и лучше, ему все равно не платят больше, а платят столько же, а все произведенное им государство объявляет своей собственностью. Клад, изобретение, сверхплановая продукция, сама судьба – все принадлежит государству! А рабу бросается на пропитание, чтоб не подох слишком быстро. А теперь вы ждете от меня благодарности за такое государство?

ПАРТБОСС. Я чую, вы целитесь на место в бункере. Собираетесь сохранить свою ценную личность, чтоб проповедовать в грядущие времена.

ПРОСТЯГА. Не будет этого! Хватит диктата интеллигенции! прослойка хренова, только болтать, а мы их корми, обувай… главное – жизнь трудовых классов: рабочие и крестьяне! вот так вот! так что предупреждаю: одно место – мое! (Подходит к двери бункера и садится возле нее на пол с мрачным и угрожающим видом.)

НАЧИТАННЫЙ. Сто лет, сто лет длится этот бред. Ответь мне, милый: вот, скажем, рабочий – он передовой класс?

ПРОСТЯГА (напористо). Передовой!

НАЧИТАННЫЙ. А если он учится в заочном институте – он что, еще более передовой?

ПРОСТЯГА (упрямо). Передовой. Тем более. Что, рабочий учиться не может, думаешь?

НАЧИТАННЫЙ. Ну, а если он кончил институт и получил диплом – он сразу перестал быть передовым?

ПРОСТЯГА. Это… чего? в каком смысле?

НАЧИТАННЫЙ. Начальником цеха стал! Передовой? Или нет?

ПРОСТЯГА. Но в общем… отчасти… раз был рабочим…

НАЧИТАННЫЙ. Рабочий передовее начальника цеха?

ПРОСТЯГА. Рабочий – самый передовой!

НАЧИТАННЫЙ. Значит, понеграмотнее – передовой, а пограмотнее – непередовой. Так?

ПАРТБОСС. Вы демагог! Вы сбиваете с толка просто рабочего!

НАЧИТАННЫЙ. Как вы мне надоели, жулик. Чем отличается рабочий от инженера? И тот и другой делают одну продукцию, и тот и другой пролетарии – не имеют ничего, кроме своей рабочей силы, которую продают, один менее квалифицирован и получает двести, другой более квалифицирован и получает сто пятьдесят. Скажите, зачем надо менее квалифицированному платить больше и политически возвышать его над более квалифицированным? А затем, что ему проще заморочить голову. Он меньше знает, меньше читал, менее умен, наконец. Потому что те, кто умнее, идут в институты! Почему слесарь – передовой, а изобретатель его инструмента – не передовой? Потому что передовых вы принимаете в партию, промываете им мозги и манипулируете ими, сохраняя свою диктатуру. А вот теперь уступите ему свое место в раю, жулик.

ПАРТБОСС. Вы пытаетесь вбивать клин между партией и народом!

ЗЛОБНЫЙ. Этот клин – двери в ваши кабинеты. Ваша охрана. Ваши засекреченные дачи и санатории. Ваше засекреченное меню. Ваши полсотни на рыло засекреченных костюмов из Англии и Голландии. Ваши броневики и мерседесы. Ваши столовые с экологически чистой едой за издевательски символическую плату. Ваши семейные и клановые связи – чужим наверх места нет. И на самый последний случай – ваши убежища, в которых вы хотите пересидеть катастрофу, которую сами вызовете, лишь бы не расставаться с властью, – а народ пускай дохнет. Ну, а теперь расскажите мне еще что-нибудь про клин.

СЕРЫЙ. Вы понимаете, что это уже само по себе – политическое преступление?

ЗЛОЙ. А ты молчи, гестапо. Мы все уже у Боженьки в прихожей, а ты все из себя кобру изображаешь.

ЛАКЕЙ. Хоть сейчас – мы должны сделать вывод, найти общий язык, объединиться!

ЗЛОЙ. Вот когда ты будешь стоять рядом со мной в очереди, и ехать рядом со мной в автобусе, и жрать дерьмо рядом со мной в столовой, и жить рядом со мной в клетушке, вот тогда мы с тобой объединимся. А пока иди лижись со своими дворянами.

ЦИНИК. Увы, рядом с тобой он уже не будет ни в автобусе, ни в очереди; все это в прошлом, друг мой.

ИНОСТРАНЕЦ (поднимает свой билетик). Так он действителен? я могу иметь место там?

ХОР. Хрен ты можешь иметь! Катись в свою заграницу! Самим места нет! Размечтался!

МЕНТ. Пойдут ты, ты и ты! Все! Остальным отойти подальше. Стреляю без предупреждения.

ДЕВИЦА. Я не пойду.

РОКЕР. Понял, легавый?

МЕНТ. Ты хочешь, чтоб она сдохла?

ДЕВИЦА. Лучше сдохнуть с ним, чем жить с тобой. (Рокеру.) Слушай, рвем отсюда. Команда такая дерьмовая, и трахаться я при них не хочу, они все старые и слюни пускают.

РОКЕР. Ну, у тебя вечно прихваты. Как мы там жить-то будем?

ДЕВИЦА. А здесь как? Ну так так же, как и раньше, может, не так долго, так какая разница. Покрути-ка (на штурвалы выхода) эту хреноту.

РОКЕР (менту). Выпусти-ка нас, мусор, мы нынче ничего не нарушали. Больше места в твоей камере останется.

МЕНТ (пожимая плечами, идет к выходным дверям, открывает). Пожалеешь, курва.

УЧИТЕЛЬНИЦА. Куда же вы, деточка.

ДЕВИЦА. Спасибо за счастливое будущее, отцы.

РОКЕР. Я вас даже не ненавижу. Я вас даже не презираю. Я вас в упор видеть не хочу. Вы все – самая большая дрянь, которая есть на свете. И чего я только не понимаю – зачем, если есть Бог, он вас создал.

ДЕВИЦА (тяня его за руку, уходит вместе с ним). А солнце-то как светит! О, валяются… зато никто вонять не будет. Слушай, бежим в гостиницу, наконец она пустая!

РОКЕР. В люкс!

МЕНТ (закрывает двери). Вот-вот, от таких все грабежи.

ВЕСЕЛЫЙ. Коль гибнуть во цвете, уж лучше при свете.

НАЧИТАННЫЙ. В мир, открытый настежь бешенству ветров.

ЦИНИК. Ах, мой конь вороной, белые копыта! уж как вырасту большой, нажарюсь досыта!

УЧИТЕЛЬНИЦА. Нет повести печальнее на свете…

ВНИМАТЕЛЬНЫЙ (смотрит на дверь в бункер). Послушайте, а где наши начальники?..

ВСЕ (вспомнив, смотрят на дверь, которая явственно щелкает внутренним замком). АА!!! ОО!!! Суки! гады, пустите! откройте! ААА!!!