Текст книги "Создатель. Жизнь и приключения Антона Носика, отца Рунета, трикстера, блогера и первопроходца, с описанием трёх эпох Интернета в России"

Олег Радзинский, сын Эдварда Радзинского, то есть такой же «сыпис», впоследствии – диссидент и удачливый инвестбанкир, с которым Носику придётся столкнуться в иной реальности, в начале двухтысячных. Его трудно заподозрить как в ностальгии по советской власти, так и в выгораживании современной московской богемы. Но в своих вышедших в 2018 году мемуарах «Случайные жизни» он тоже признаёт:

Советская власть, как никакая другая, ценила творческую интеллигенцию. <…> Творческой интеллигенции выпала задача создать симулякр советской жизни в словах, картинах, скульптуре, музыке и кино. <…> Между властью и творческой интеллигенцией существовал социальный контракт: мы дадим вам дополнительные блага и даже позволим определённые творческие вольности, а вы оставайтесь лояльны. Или по крайней мере нейтральны. Этот контракт действовал до конца советской жизни и умер, став ненужным.

Нынешней российской власти не нужна идеологическая обслуга, поскольку у неё нет идеологии. Она никого не боится и не собирается ни перед кем отчитываться. Её социальный контракт – не с интеллигенцией, а с олигархами: оставайтесь лояльны или нейтральны, и вам позволят вести вашу олигархическую жизнь. Или не позволят.[28]28
  Радзинский О.Э. Случайные жизни. М.: АСТ: Corpus, 2018.


[Закрыть]

Но вернёмся к рассказу Пепперштейна:

Несколько пространств очень важны для нашего детства, нашего формирования. Прежде всего это, конечно, мастерская Кабакова на Сретенском бульваре – роскошный чердак, на котором мы очень много времени провели и в детстве, и потом. Однажды мы там стали клеить огромный замок, он разрастался: какие-то сооружения, микросолдаты… Но в какой-то момент это так задолбало Илью, что, я помню трагический миг, Илья сжёг наш замок в камине. <…>

Потом очень важным моментом для нашей общей жизни стало строительство корпоративного дома от Союза художников на Речном вокзале. В 76-м году мы все заселились в этот дом. Ещё там жили наши друзья-художники Гороховский, Чуйков[29]29
  Имеется в виду концептуалист Иван Чуйков, а не его отец – классик соцреализма Семён Чуйков.


[Закрыть], ещё целый ряд художников. Соответственно, образовалась компания взрослых, которые собирались в формате every evening, ну и компания детей, наша детская шайка, мы постоянно там тусовались.

Конечно, уже упомянутые дома творчества: Коктебель, Челюскинская, Синеж.

Затем – нас объединяла Прага, потому что после 1980 года, когда мой отец переселился в Прагу, я жил на два города. И Вика с Антоном тоже постоянно приезжали в Прагу, потому что там жила Викина старшая сестра Нина, она была в своё время замужем за Тыпольтом, одним из министров правительства при Дубчеке во время Пражской весны.

Все взрослые разделялись на «антонофилов» и «антонофобов», потому что он не терпел равнодушного отношения к себе или чтобы его не замечали. Умел приковать к себе внимание с самого детства. <…> Антон очень любил спорить, любил занять какую-нибудь очень уязвимую точку зрения – и с невероятным шквалом аргументации её отстаивать. Его влекла эта стихия бесконечного спора. И ему нравилось спорить – со взрослыми. В детской среде «антонофобов» не было, всем он очень нравился, а вот среди взрослых были люди, которые Антона на дух не переносили.

– А в вашей «шайке» были девочки?

Половина мальчиков, половина девочек, и, конечно, атмосфера нашей детской шайки была довольно порнографическая. Все были очень озабоченные. Как только взрослые исчезали с радаров, начинался бесконечный порнографический дискурс… И чем старше мы становились, тем более сексуализированные формы это принимало.

Закончить главу о формировании характера Антона Носика необходимо там же, где она началась, – в Коктебеле. Потому что именно там произошло знакомство с Ильёй Медковым, оказавшее колоссальное воздействие на всю его дальнейшую жизнь. Вот как описывает это Пепперштейн:

Летом 87-го я приехал на каникулы из Праги, и было уже заранее решено, что мы встречаемся и едем в Коктебель. Мы собрались в квартире у жены Антона Наташи Зак, и среди прочих людей там сидело какое-то существо. Сначала мне показалось, что это очень уродливая еврейская девочка. Потом я понял, что это вовсе не еврейская девочка, а еврейский мальчик, причём в качестве мальчика – вовсе не уродливый. Это и был Илюша Медков. И мы прямо в поезде, едущем в Коктебель, очень подружились. Он, как и Герман Борисович Зеленин, сыграл очень важную роль в нашей с Антоном жизни. Человек он был очень необычный, это был человек фантасмагорический, с гигантскими фантазиями.

И в Коктебеле я наблюдал невероятную дружбу. Для Антона это было характерно, он вообще был человек очень увлекающийся. Его дружбы напоминали влюблённости: очень страстные, с погружениями. И тогда был пик такой дружеской влюблённости у них с Ильёй. А поскольку никаких гейских наклонностей у них не было, а либидо надо было как-то реализовать, то реализовывалось это в виде совместной охоты за девушками. <…> Атмосфера в Коктебеле была такая, что в принципе никакой охоты не требовалось: и так всё пространство было заполнено девушками, настроенными на любовь. Для них это был дружеский ритуал – и возвращались они всегда в компании с девушками.

При этом Илья был невероятным мастером выдумывания грандиозных шалостей. Конечно, мы не осуществляли эти шалости, в основном мы их обсуждали. Среди прочего мы составили невероятный текст – план захвата власти в СССР. В этом плане очень подробно описывалось, во-первых, как мы захватим власть в СССР, во-вторых, что мы будем делать как властители. Ясное дело, это был очень деспотический режим, с невероятными грандиозными планами.

К планам Медкова мы вернёмся чуть позже, а пока зададим Пепперштейну фундаментальный вопрос: было ли детство Носика счастливым – в том смысле, который в это слово вкладывал сам Пепперштейн, когда говорил в интервью «Art&Houses» в январе 2017 года:

Успешными становятся как раз те, у кого детство было довольно трудным. И эта энергия преодоления изначальных травм создаёт успешного человека. А те, со счастливым детством, как правило, терпят дикое потрясение от жестокости реального мира.[30]30
  http://art-and-houses.ru/2017/01/13/peppershtejn.


[Закрыть]

Или всё-таки права была партнёрша Антона по соучреждению благотворительного фонда «Pomogi.org» Сарра Нежельская, уверявшая, что

…у него внутри была какая-то даже не печаль, а именно что раненность. Возможно, я плохо знаю все обстоятельства – и что-то было в его судьбе трагическое, а возможно, он просто слишком много всего видел в своей жизни.[31]31
  https://meduza.io/feature/2017/07/12/ya-emu-govorila-etot-fond-budet-vsegda– tvoim-kak-by-ty-ni-gulyal-ot-nas-periodicheski.
  Иностранное СМИ, выполняющее функции иноагента.


[Закрыть]

Павел задумался, а потом ответил мне так:

Несмотря на то, что детство мы провели вместе, относились мы к нему по-разному. Я его воспринимал как счастливое. Но нельзя сказать, что так же его воспринимал Антон. По каким-то причинам оно его тяготило, и он поскорее хотел из него выбраться. Примерно так же, как я хотел как можно дольше в нём остаться. Он был ребёнком, который очень много энергии тратил на то, чтобы создать себе образ взрослого. К этому относятся и его бесконечные полемики, и то, что говорил он подчёркнуто на очень взрослом языке.

И возвращаясь к дикой дружбе между Антоном и Ильёй Медковым… У них доходило до того, что они ритуально обменивались одеждой, и даже обменялись именами: Антон называл его Антоном Борисовичем, а Илья его – Ильёй Алексеевичем. Очень глубокой травмой стало для Антона убийство Медкова – практически как символическая смерть его самого.

…Он тоже очень сильно охуел от жизни, и пока нас держала на плаву какая-то такая молодая игривость, всё это воспринималось более-менее, но как только мы стали постарше, мы стали ужасно охуевшими, травмированными, внутренне очень перепуганными. Внешне это может выражаться по-разному – в [напускной] уверенности, браваде, но всё равно присутствует эта внутренняя перепуганность: куда же мы всё-таки попали?..

3 января 2014 года (как мы сейчас знаем, меньше чем за три года до смерти) Носик делает поразительную запись:

Три половины жизни

Первую половину своей жизни я провёл в страшном недовольстве собой и своим жребием. Мне казалось, что Бог мне чего-то недодал, самого главного и необходимого в жизни. У меня по этому поводу не было никаких претензий к Богу, просто хотелось понять, почему Он со мной так поступил.

Вторую половину жизни я провёл в недоумении: за что Бог меня так любит. Чем я заслужил все те дары, которые Он на меня обрушил. И чем я мог бы Ему за всё это добро отплатить.

Теперь начинается третья половина моей жизни. Когда вопросов уже практически не осталось. А осталась одна лишь ответственность отплатить за всё полученное добро.

И я рад этой ответственности.

И обязательно отплачу.[32]32
  https://dolboeb.livejournal.com/2614694.html.


[Закрыть]

К последним словам этого манифеста «третьего возраста» (в 47 лет!) мы вернёмся в конце книги, а пока заметим: ключевое отличие Носика от Пепперштейна – не только отношение к собственному детству, но и отношение к художественному творчеству. Антон, в отличие от Павла, не пошёл по этой стезе. И самое время спросить: почему?

А.Б.Носик и художественное творчество
1987–1990

Итак: почему же Антон Носик – сын писателя и филолога и пасынок художника, для которого художественная среда была естественна с рождения, – сам, подобно Пепперштейну, не продолжил традицию своих трёх родителей и их ближайших друзей?

Незаурядность, одарённость Антона с отрочества бросалась в глаза самым разным людям.

Я его сразу выделила, – говорит одноклассница Носика по 9–10 классам 201-й литературной школы, поэт и бард Людмила Печерская. – У него была феноменальная память. Уникальная, фотографическая. И – глаза: очень ясные, не просто выразительные, а… У Ницше был такой взгляд.

•

За ним можно было просто записывать то, что он говорит между делом. Больше я таких людей, по-моему, не встречал, – утверждает IТ-журналист Андрей Анненков, старший коллега Носика.

•

Что мальчик был совершенно гениальный, это было видно с самого начала, – вспоминает, сидя на своей иерусалимской кухне, Наталия Ратнер[33]33
  К ней в 1982 году 15-летний Антон отправился учить иврит. Она переадресовала нового ученика своему мужу Алексею Магарику, но их общение не прервалось.


[Закрыть]. – Его потрясающие способности, удивительное, ни на что не похожее остроумие я прекрасно помню.

•

Он 15-летним капитаном сунулся сначала к Наташке по знакомству, – подтверждает сам Магарик. – У неё не было места в группе, и она его отправила ко мне. У меня были две ученицы начинающие. И он, совершенно с нуля. Пришёл такой очень уверенный в себе молодой человек. С ясным планом жизни. С какой-то парой иностранных языков.[34]34
  В упоминавшихся уже записках Виктории Мочаловой в «Лехаиме» фигурирует учитель французского, который ходил к ним домой. Плюс, разумеется, спецшкольный английский и гораздо менее типичный чешский, подобранный во время поездок к родственникам.


[Закрыть]

Через некоторое время он ушёл далеко вперёд и перегнал группу, и в конце сезона, по весне, он свалил. За осень, зиму, часть весны прошёл весь годовой курс. Вышел уже читающим газеты без адаптации и свободно разговаривающим. Это был мой самый успешный случай.

Трудно поверить, потягивая в солнечном январе 2018 года с 59-летним Магариком виски на крыльце его дома в маленьком «городке художников» на севере Израиля, что речь идёт о событиях 35-летней давности. И что через три года после описываемой зимы 82/83 года, в марте 1986-го, КГБ подбросит Магарику наркотики, и он «уедет валить лес – и выйдет оттуда только в 87 году по договорённости между Рейганом и Горбачёвым», как рассказал сам Носик на «Школе злословия» в 2005 году[35]35
  https://youtu.be/NqTdADJw7Xw. В эфир выпуск передачи не вышел.


[Закрыть]. Невысокого роста, подвижный и сухопарый Алексей артистичен и по-молодому порывист. Он ездит в Иерусалим играть на виолончели Баха (исключительно Баха, перед которым преклоняется), регулярно публикует в фейсбуке ничуть не любительские стихи, а на жизнь зарабатывает деревянной скульптурой и уникальными плотницкими работами. Легко себе представить, как незаурядный молодой учитель сразу нашёл общий язык с незаурядным юным учеником.

Несколькими годами позже, в 1985 году, с 19-летним Антоном столкнулась у общих знакомых 24-летняя хиппушка из Литинститута Аня Герасимова, дочь переводчицы и сама – будущая переводчица литовской поэзии и звезда андеграунда Умка. Её впечатление, зафиксированное по горячим следам в дневнике, оказалось схожим с впечатлениями Магарика:

Очень мил Антон, с которым мы, оказывается, познакомились – ха! – в Малеевке, когда приехали туда (с Егором Радовым[36]36
  Егор Радов (1962–2009), вошедший в историю литературы как «автор “Птюча”», в описываемое время – муж Анны Герасимовой. Сын поэтессы Риммы Казаковой и советского публициста Георгия Радова.


[Закрыть]) на такси зимой с китайским коньяком, и я, влетев в коттеджик, закричала: «Ёб твою мать, сколько друзей! Извините, Виктор Антоныч» (Богданов, преподаватель из Лит. института). Нас тогда поселили у двоих юных Антош, у них был «Аквариум» и толстая книжка «Sex Love Letters», как нельзя лучший материал для моих раскомплексованых телег. Антоша:

– Шатько[37]37
  Антон Шатько (1967–2005) – композитор, классический гитарист, автор-исполнитель, сын советского писателя Евгения Шатько.


[Закрыть] мне сразу признался, что он мальчик, и спросил: «Интересно, как трахаются индианочки?» Я ему рассказал про одну индианочку. Я рассказывал 15 минут, а он потом до шести утра кроватью скрипел. Когда вы появились, он сказал: «Какая замечательная девушка, интересно, с кем из нас она будет спать?» Да ты что, дурак, она с мужем. «Ну и что?» <…>

Антоша – нежный черноглазый мальчик с тонким тельцем и пушистыми ресницами, сын переводчика «Незабвенной» и пасынок Ильи Кабакова, единственный действительно богемный мальчик, он очень тонок, знает и Олейникова[38]38
  В 1989 году Герасимова первой в СССР защита диссертацию по обэриутам.


[Закрыть], и «L’Écume des jours»[39]39
  «Пена дней» Бориса Виана.


[Закрыть] по-французски читал, и все рок-текстовки по-английски, и концептуализм, и всё это очень ненавязчиво + типичный литературный стиль гнания телег – короче, он напомнил мне моих характерных друзей. В 26 лет он женится и свалит за границу, а до тех пор его узна́ет вся Москва.

Умка ошиблась в своих прогнозах не намного: за границу Антон свалил не в 26, а в 23. И ещё характерный штришок из дневника цепкой Умки:

В этом доме несколько трубок разнообразных форм, и все их всё время курят. А как-то Васька взял в рот сразу две и стал на них «играть». «Чекасин ты наш», – сказала я, и все были в восторге. Антоша сразу спросил: «А ты знаешь Чеку́? Они всегда ночуют у нас, когда приезжают». О нет, так высоко я не летаю, чтоб «знать Чеку́».

Для Анны, в тот момент уже аспирантки Литинститута, потомственного переводчика литовской поэзии (а Чекасин приезжает именно из Литвы), знать лично знаменитого саксофониста – это «слишком высоко летать». Для Антона же он – домашний человек, Чека́.

Так же уверенно Антон чувствует себя не только в авангардно-джазовой, но и в андеграундно-рокерской тусовке. 3 июля 2017 года, накануне последнего дня рождения и за шесть дней до смерти, выкладывая в ЖЖ видео с последнего (для него) концерта «Аквариума», он с восторгом пишет:

Часть этого репертуара я слышал живьём только на акустических квартирниках начала восьмидесятых, а другую часть – никогда.[40]40
  https://dolboeb.livejournal.com/3168569.html.


[Закрыть]

Тут не знаешь, чему больше удивляться: что в неполные 20 лет он уже был вовлечён в центровые музыкальные события того времени, или тому, что тридцать с лишним лет спустя помнит, что́ именно тогда было спето.[41]41
  Тремя неделями раньше, 13 июня, в большом репортаже, озаглавленном «Как мы праздновали день независимости» (https://dolboeb.livejournal.com/3159928.html), Антон «забирает ещё круче» – уверяя, что не просто посещал, но и организовывал квартирники БГ в Москве 82-м году, в неполные 16 лет. Но это всё-таки больше похоже на публицистическое преувеличение: опрошенные мной «старшие товарищи» на первых московских квартирниках БГ юного Антона не вспомнили.


[Закрыть]

Тому же, что 50-летний мужчина, уже ходящий с тростью и вообще не лучшим образом себя чувствующий (увы – задним числом мы это можем утверждать определённо), не просто пошёл в n-й раз на концерт любимой рок-группы, но и заморочился вести HD-съёмку и потом биться над тем, чтобы залить записанные гигабайты в публичный доступ, – удивляться не приходится: в этом весь Носик.

В 2010-е годы, начав часто бывать в Италии, он так же виртуозно, как некогда новостями, начал оперировать искусствоведческими категориями и читать концептуальные лекции о Венеции как прародине свободного предпринимательства и европейского еврейства. А когда вышел сериал «Молодой Папа», устроил подробнейший разбор картин и арт-объектов, фигурирующих в его очень неслучайной заставке, – с объяснением, почему именно этот набор арт-объектов использован.

Юлия Идлис, поэт и сценарист, проведшая вместе с Носиком и его семьёй несколько зим в Гоа, отзывается об этом блестящем разборе эмоционально:

Я другого такого человека не знаю, который в столь разных областях может так глубоко анализировать. Ни у кого другого мозгов на это не хватит. Это был его дар.

Дар, который при этом был поставлен на службу главному носиковскому таланту: сводить людей и выстраивать между ними продуктивные связи.

Антон был абсолютный matchmaker, – объясняет Марина Пустильник, работавшая с ним двадцать лет. – Он был невероятным сватом. Придумать идею, найти под неё инвестора, зажечь его, зажечь всех и по-быстрому свалить – в этом был весь Антон.

Носик любил подчёркивать, что лишён каких бы то ни было музыкальных способностей, – но при этом разбирался в музыке так, что и записные меломаны проникались к нему доверием. Об этом вспоминает юрист, писатель и продюсер Павел Сурков, некогда – постоянный автор «Zvuki.Ru»:

Мы познакомились 12 июля 1999 года, в самом чумовом месте журфака МГУ, в курилке, в длинном аппендиксе, где по стене стояла деревянная лавка. Мне в тот день Андрей Рихтер и коллеги подарили «Детский альбом» Курёхина, с ним я и отправился в курилку, куда меня позвал Андрей. «Познакомлю с Носиком», – сказал он. <…>

Мы говорили о каких-то вещах, связанных с правовым регулированием Интернета, но Антон не спускал глаз с пластинки, которую я держал в руках. Он не выдержал первым.

– Это что, Курёхин? Можно взглянуть?

Я протянул пластинку – и началось. Никакого разговора об Интернете не стало и в помине – мы стали говорить о музыке, о БГ, о «Поп-механике», о «Господине оформителе» и ещё бог ведает, о чём. А для меня сработал важный маркер – раз чувак может вот так экспертно рассуждать о музыке, значит, он – свой, правильный чувак.

Как ему это удавалось?

Помимо привычной с детства художественной среды, вспомним неумение остановить ведущуюся с невероятной интенсивностью интеллектуальную деятельность, и сопоставим с пушкинским определением вдохновения: «расположение души к живейшему принятию впечатлений и соображению понятий, следственно и объяснению оных»[42]42
  «Отрывки из писем, мысли и замечания» (1827).


[Закрыть]. Можно сказать, что Антон Носик жил в состоянии постоянного вдохновения.

Он был очень талантливый человек, может быть, даже слишком. Его было даже слишком много, он зачем-то себя в том числе саморазрушал. Говорят, так бывает, когда человек чувствует, что его слишком много, – и гасит себя. Для себя я это так объясняю, – размышляет Марина Пустильник.

* * *

Итак, повторим ещё раз, уже настойчивее: почему этот дар, эти распиравшие и видимые невооружённым глазом таланты не нашли реализации в том, что принято называть художественным творчеством?

Впрочем, категорично утверждать «не нашли» не совсем справедливо. Антон с детских лет всё время что-то писал. Пепперштейн вспоминает об их совместных опытах:

Когда Кабаков, Бакштейн и Эпштейн создали проект написания эссе на заданную тему, нам очень это с Антоном понравилось, и мы тоже взяли и стали задавать друг другу темы и писать на эти темы эссе. Нам было лет по 14–15… Задавалась какая-то тема – и мы, разойдясь в разные углы комнаты, писали эссе, иногда на тайминг, ограниченное время. Эссе получались хорошие. Помню, было эссе «Дом творчества», где мы описывали наш тамошний опыт. Даже когда он учился в Меде, мы ещё продолжали это делать, потому что я помню эссе «Череп», которое уже написано Антоном с позиции человека, изучающего анатомию. Эссе «Путешествие в Дрезден». И ещё целый ряд.

Когда в феврале 2016 года Сеть всколыхнула история про Мандельштама, Оксимирона и хабаровскую школьницу[43]43
  История так и осталась не до конца понятной: школьница то ли и впрямь сознательно выдала текст Оксимирона за юношеское стихотворение Мандельштама, то ли просто сравнила с ним текст Оксимирона, действительно позаимствовавшего у Мандельштама рефрен «всё переплетено», а скандал возник из-за невнимательности записавшей видео одноклассницы, принявшей сравнение за подмену.


[Закрыть], Носик с удовольствием вспомнил в посте с заголовком «Как я писал стихи Пушкина» собственную подростковую шалость – стихотворение про Меттерниха и Священный союз, которое семиклассником сочинил, по его уверению, за 15 минут – просто потому, что забыл выучить дома стихотворение настоящего Пушкина. «Историю наполеоновских войн я в ту пору изучал довольно старательно, так что населить мой стих именами и событиями рубежа XVIII/XIX веков труда не составило». Прочитав его на уроке литературы и прокомментировав, он сильно расширил исторический кругозор учительницы, но навлёк на неё неприятности (родители, с которыми одноклассники поделились, как их училку провели, справедливо возмутились – что за невежа учит их детей!), что едва не обернулось неприятностями для самого́ юного постмодерниста.[44]44
  http://dolboeb.livejournal.com/2914384.html.


[Закрыть]

Через несколько лет, в институте, Носик совершил похожую «диверсию» – ближайший студенческий друг Антона и «младший инспектор» «Медгерменевтики» Герман Зеленин вспоминает, что пятикурсника Носика чуть не отчислили за то, что он на военных сборах «слишком серьёзно» подошёл к созданию ротной стенгазеты:

Первый (и единственный) выпуск нашего боевого листка был о том, что присяга – это не просто слова. За ними стоит статья УК. И прежде, чем их произносить, лучше задуматься, готовы ли вы отправиться, например, в Афганистан исполнять интернациональный долг… Готовы ли вы нести уголовную ответственность за отказ выполнять все приказы советских военно-начальников?

Немногие прочли этот текст – потому что читать боевые листки студентам в голову не приходило, к тому же этот был на утро снят со стенда замполитом нашей военной кафедры. Мы же были низложены перед строем… Эх, приятно вспомнить![45]45
  https://clck.ru/DgXsz.


[Закрыть]

•

Он обладал огромным талантом, – уверяет Пепперштейн. – Превосходно рисовал, у меня хранится много его хороших рисунков, и вообще у меня в архиве очень много его произведений, и литературных тоже, дожурналистского периода. Очень важно, чтобы люди, читая об Антоне, понимали, что он далеко не только журналист и медиаменеджер, – он ещё и очень талантливый художник и писатель.

Все близкие уверяют: Антон всё время что-то писал, показывал им… но не публиковал.

Даже когда в 96-м году в Израиле ближайший друг Носика Демьян Кудрявцев начал выпускать поэтический альманах «Обитаемый остров» – Антон не поддержал друга стихом. «Стихи Носика я видел, публикаций – нет», – лаконично ответил мне Кудрявцев.

Однако в июле 2004 года Антон с искренним изумлением обнаружил, что его школьные малоприличные частушки не просто сохранились, но и стали фольклором:

25 лет назад был я мал и глуп, а потому сочинял всевозможные дурацкие стишки.

Полагал при этом, вероятно, что дальше 8 «А» класса творчество это вряд ли куда-нибудь уйдёт – дальше оно и не предназначалось, и механизмов, казалось бы, не было: ни Интернета, ни ФИДО, ни даже на худой конец множительной техники в публичном доступе…

Хрен я угадал, как показало беглое знакомство несколько лет назад со сборником русского школьного фольклора, где обнаружилось несколько «садистских частушек» моего детского сочинения.

Сегодня вдруг выяснилось, что в Интернете дожили до наших дней и другие образцы моего детского творчества, типа английских частушек. Углублённый вебсёрч выявил ещё десяток-другой моих детских сочинений (например, лимериков), попавших на веб непонятным способом. К счастью, никакой любовной или гражданской лирики там не оказалось. Уфф.[46]46
  https://dolboeb.livejournal.com/455628.html.


[Закрыть]

Под «английской частушкой» подразумевается вот что:

 
У май лавера в мозгу
нот а сингл извилины —
джаст э хи впадёт в тоску,
все хенды попилены[47]47
  https://asnat.livejournal.com/417261.html?thread=1673965#t1673965.


[Закрыть].
 

А под лимериками, например, такое:

 
Старый поп из деревни Сушнёво
Заковал свои муди в оковы
И воскликнул: Господь!
Я смирил свою плоть!
Но душе моей – тоже хуёво.
 

Я привожу именно этот лимерик из доброй полусотни похожих игривых стишков[48]48
  http://www.screen.ru/vadvad/Yes/tanki.htm.


[Закрыть], потому что именно его первую строку сам Носик вбил в поисковый запрос, то есть признал его авторство. Всё, что мы с древнейших времён знаем как «фольклор», имеет конкретного автора, и автор этот очевидно незауряден. Но – как пишет сам Антон – «у меня примерно к третьему курсу мединститута кончились все эти амбиции».

Амбиции кончились, но по-прежнему Носик охотно откликался на разные литературные игры. В частности, проходившие в «Гусарском клубе»[49]49
  «Гусарский клуб имени поручика Ржевского»: http://www.kulichki.com/gusary.


[Закрыть] – одном из первых русских сетевых комьюнити (создан в 1995 году). Марина Пустильник, познакомившаяся с Антоном как раз там, сидя со мной в кафе на Тверской в 2018 году, не может вспоминать о нём без улыбки:

Это был творческий клуб по интересам, где собирались недавно уехавшие в Израиль, а также молодые аспиранты, которые учились в Штатах. Каждый брал себе псевдоним, начинал со звания корнета, а дальше за участие и победу в литературных конкурсах росли звания. Такая литературная игра. Насколько я помню, Антон тоже писал стихи, и вообще был как-то активен.

С другой стороны, у клуба была составляющая в реальной жизни, т. е. они все встречались кто где.

У них был IRC-канал, где я и тусовалась. Это было очень весело. Я тогда заканчивала учёбу [в CША], и все ночи проводила на этом канале, вместо того, чтобы писать диплом. Конкурсы, помню, все были очень остроумные, творческие, рядом с ними я чувствовала себя недостаточно креативной.

Достаточно заглянуть в доступные сейчас «архивы Гусарского клуба», чтобы убедиться: конкурсы и впрямь были остроумные, но старинное словечко «неудобочитаемые» к большинству «гусарских» шуток и стишков относится в полной мере. Но само общение «молодых аспирантов» и экспатов было, возможно, важнее самих стихов.

Необходимо отметить и глубокое понимание чужих «настоящих» стихов. Примером чему может служить произведённый Носиком в феврале 2010 года в ЖЖ-комьюнити mgendelev разбор стихотворения «Элегия. Памяти сословия» Михаила Генделева – ставшего в Израиле близким другом Антону и центром притяжения для молодых образованных репатриантов. Здесь Носик отказывается от специфической лексики и излагает свои мысли языком почти академическим:

Это тип поэта-пророка, который озвучивает не свою обособленную от мира правду, а некие коллективные установки, которые читатель либо приглашается разделить, либо он их уже разделяет, а поэт их просто облёк в совершенную ритмическую форму, в коллективную молитву и догмат веры.[50]50
  https://mgendelev.livejournal.com/2946.html.


[Закрыть]

Если прочитать целиком эту пространную, на 9 тыс. знаков, то есть два разворота толстого литературного журнала, запись, то можно обратить внимание на несколько обстоятельств. На указанное в посте местонахождение: «гостиница “Жемчужина”, Сочи, Краснодарский край» (выдалась свободная минута на курорте, сел и написал). И на две характерные отсылки: к социальной сети MoiKrug, пытавшейся тогда занять место русского LinkedIn, и к Гребенщикову – без которого разговор о современной русской поэзии для Носика оказался невозможен.

Единственное относительно «серьёзное» стихотворение Антона Носика в публичном доступе сейчас можно найти благодаря всё тому же Павлу Пепперштейну, который вовлекал друга в концептуальное искусство – в созданную им в конце 1987 года группу «Инспекция “Медицинская герменевтика”».

Полное название «Инспекция “Медицинская герменевтика”» в достаточной степени выражает предмет наших интересов и занятий. Речь шла об инспекции всего. Очень философическая позиция. «Инспекция всего» предполагает нахождение в некой умозрительной отстранённости.

В иудео-христианской традиции первым актом инспекции можно считать 7-й день творения, когда Господь обозрел созданный мир и сказал: «Всё хорошо весьма». Т. е. это первая инспекционная запись в истории человечества, во всяком случае западного.

«Медгерменевтика» – это истолкование текстов, интерпретация текстов. Речь шла об использовании аппаратов интерпретации в терапевтических целях. При этом нам было очень важно, что среди нас два профессиональных медика (Антон и Герман Зеленин), и большое значение мы придавали тому, что один является урологом, а второй – гинекологом. Были представлены как бы ин и янь. Основные гендерные принципы, принципы бытия, дуальность. Было важно, что они врачи.

Антон был свидетелем зарождения группы «Медгерменевтика», и он был сразу назначен младшим инспектором герменевтики. Он очень ответственно отнёсся к этому, и сразу же стал принимать активное участие в работе группы.

Примерно через год мы занялись созданием книг, которые по нашей идее должны были составить пустотный канон герменевтики. Нас волновала тема пустотности и поиски канона, вернее, разработка канона. Была задумана многотомная структура и создано 12 томов пустотного канона, два первых тома были опубликованы.

Прервём рассказ о московском младоконцептуализме, чтобы заметить, что «тема пустотности» не может не вызывать у читателя, чья молодость пришлась на девяностые, ассоциации с романом Пелевина «Чапаев и Пустота»: ведь её главный герой, Пётр Пустота, тоже был маниакально озабочен «философскими аспектами пустоты». Пепперштейн в нашем разговоре согласился, что совпадение это, вероятно, не случайно:

Пелевин – человек-радар. Он всё вылавливает из инфосреды. Безусловно, он слышал и о «Медгерменевтике», и о школе московского концептуализма в целом, для которой тема пустоты всегда была центральной, принципиальной.

– Но лично он тогда с вами не общался?

В то время – нет. Я знаком с Пелевиным и общался с ним, но совершенно в другой период, в нулевых годах. Я думаю, что и Антон с ним познакомился в этот период, в нулевых годах. А тогда [в конце восьмидесятых] Пелевина никто не знал.

Это кажется вполне естественным, – но сам Носик настаивал на обратном. Когда в сентябре 2014 года вышел роман «Любовь к трём цукербринам», в котором Носик фигурирует собственной персоной, да ещё и с «женой» – Долбой, я поинтересовался у Антона, спрашивал ли Пелевин у него в какой-либо форме разрешения на использование имени? На что получил ответ:

Со мной никто ни секунды не связывался, о том, что я там фигурирую, узнал от тебя, так что если располагаешь текстом – буду признателен.

Как ты догадываешься, единственный вариант Пелевину пострадать от несогласования со мной «моего» персонажа – это иск от меня о защите чести и достоинства. Пелевину даже не надо посылать ко мне юристов, чтобы понимать невозможность такого иска, это goes without saying.

На мой же вопрос о личном знакомстве с Пелевиным Антон ответил так:

Мы были шапочно знакомы в Коктебеле восьмидесятых, но после моего приезда из Израиля поводов для личного общения никогда не возникало.

Пепперштейн, когда я рассказал ему об этом, возразил категорически:

Антон явно приврал, если он так сказал. Потому что, конечно, Пелевин ни в каких Коктебелях никогда не был.

Пелевин, как обычно, сохранил фигуру молчания, не ответив на посланный через агентов вопрос, так что подробности этого «шапочного знакомства» остаются загадкой – но, возможно, они всплывут в каком-нибудь следующем романе, как всплыло в 2017 году, уже после смерти Носика, хлёсткое словечко iFuck, проскочившее в его ЖЖ[51]51
  https://dolboeb.livejournal.com/339552.html.


[Закрыть] в июле 2003 года.

Но вернёмся к нашим младоконцептуалистам.

4-м томом «Медицинской герменевтики» был том «Младший инспектор», который состоял из текстов младших инспекторов. И для этого тома Антон написал большой, значительный, важный текст, посвящённый теме, которая профессионально его впоследствии заинтересует – компьютеры. Этот текст, конечно, будет сюрпризом для тех, кто его знает в качестве апологета сетевых коммуникаций, потому что он написан совершенно в другом, научном стиле, совершенно не в журналистском духе, посвящён анализу психологических и психиатрических расстройств, которые возникают у человека в отношениях с компьютером. Очень, надо сказать, интересно, потому что текст написан ещё тогда, когда это не стало таким шквальным эпидемическим явлением, всё-таки текст восьмидесятых годов.

В отличие от «стихов Пушкина», о которых автор кокетливо заметил ямбической строкой «стихи мои не сохранились», «стихи младшего инспектора», по счастью, сохранились: