Текст книги "Metallica. Экстремальная биография группы"

Ответом панк-музыки было желание стереть прошлое и начать все с нуля. Но в спешке сжигая мосты, панк просмотрел очевидное – что его основы, хард-рок и метал не так уж и отличались от лучшего панк-рока, каким он представлялся: сырым, живым, без страха обидеть, без страха быть осмеянным, плюющим на внешний вид и стиль жизни, который он олицетворял; готовый к творческим возможностям, бросающим вызов за пределами мейнстрима. Группы Новой волны также впитали жизненные уроки панка: что нужно делать ограниченные выпуски записей на небольших независимых лейблах, используя их как мостик к последующим долгосрочным сделкам с крупной записывающей компанией. Следовательно, Def Leppard выпустили мини-альбом Getcha Rocks Off группы под собственным лейблом Bludgeon Riffola, а Iron Maiden – доморощенный The Soundhouse Tapes (оригинальные копии которого сейчас ходят по рукам за многие сотни фунтов). Saxon и Motorhead, строго говоря, не попадали в категорию Новой волны, но их свалили в ту же кучу практически неосознанно из-за совпадения по времени и того факта, что их первые записи также вышли на независимых лейблах.

Так же, как и панк, поклонники Новой волны запустили свои собственные фанатские журналы: например, Metal Fury и Metal Forces в Великобритании и им подобные по всему миру – Metal Mania и Metal Rendezvous в США, Aardshok в Голландии, сделали скачок от закулисной прессы до полок магазинов звукозаписи и газетных киосков, поскольку спрос на статьи о новой, оживленной британской рок-сцене быстро рос. Журнал Sounds задавал направление, в то время как остальная британская музыкальная пресса с крупными тиражами постепенно вступала в игру. Малкольм Доум, в те времена заместитель главного редактора Dominion Press, а также преданный служитель хард-рока и хеви-метала, издатель образовательных научных журналов, таких как Laboratory News, начал публиковать статьи о явлении Новой волны в Record Mirror в 1980-х, а затем стал ведущим писателем для Kerrang! Сейчас он описывает период с 1979 по 1981 год как точку наивысшего расцвета «Новой волны» британского хеви-метала – «самую воодушевляющую рок-музыку, которую эта страна когда-либо видела». Доум был нанят в Record Mirror на место предыдущего штатного рок-корреспондента Стива Гетта, которого переманили в более престижный Melody Maker. Он пытался не упустить эту набегающую волну важной, а самое главное очень популярной, музыки. К 1981 году главная музыкальная пресса Великобритании была готова выпустить в мир первый журнал, посвященный року и металу – Kerrang! Изначально он был задуман Джеффом Бартоном как еще один придаток Sounds, постоянно подпитывающего идею Новой волны, которая теперь уже не казалась такой смешной, но в итоге журнал становился серьезным игроком на медийном поле не только в Британии, но и во всем мире.

Как вспоминает Доум: «Maiden были на вершине пирамиды Новой волны британского хеви-метала. За исключением Def Leppard они были далеко впереди всех остальных. И конечно, как и любое направление, оно полностью себя кормило». В результате внимания прессы, которое они к себе привлекали, и Maiden, и Leppard взяли большие контракты: первые – с EMI, вторые – с Phonogram. В действительности между ними началась гонка за то, кто первым прорвется в национальные чарты. Для EMI коммерческий потенциал Maiden стал очевиден, когда их мини-альбом Soundhouse Tapes, выпущенный ограниченным тиражом в ноябре 1979-го на их собственной звукозаписывающей компании Rock Hard Records, разошелся в пять тысяч копий. Не предназначенные для розничной продажи пять тысяч копий семидюймовых виниловых пластинок Soundhouse Tapes были предложены для заказа по почте всего за 1,2 фунта, включая упаковку и доставку, и рассылались другом группы по имени Кейт Уилфорт, который привлек свою маму, чтобы она помогала ему рассылать заказы из их дома в Ист Хэме. Каким-то чудом им удалось отправить более трех тысяч копий за первую неделю.

После того как группа подписала контракт с EMI, они возглавили выпуск компиляции Новой волны британского хеви-метала под названием Metal for Muthas, выпущенный в феврале 1980 года. Будучи детищем EMI, молодого и честолюбивого Эшли Гудолла, Metal for Muthas продемонстрировал девять признанных групп Новой волны, наиболее заметной из которых была Iron Maiden, единственная группа, у которой на альбоме два трека (Sanctuary и Wrathchild). Остальная часть альбома была сборником треков от таких верных последователей Новой волны, как Samson (Tomorrow or Yesterday), Angel Witch (Baphomet), Sledgehammer (Sledgehammer), Praying Mantis (Captured City), и более оппортунистичных, старомодных наполнителей альбомов, таких как Toad the Wet Sprocket, Ethel the Frog, и даже бывшие артисты A&M – Nutz, команда, которую с трудом можно было назвать «новой» хотя бы на каком-то этапе их неприметной карьеры. Малкольм Доум, который делал обзор альбома для Record Mirror, сейчас говорит: «Я считал это очень перспективным. Жаль, что им не удалось заполучить Def Leppard или Diamond Head, [но] я все равно считаю, что это было отличное резюме того периода».

Последующий тур Metal for Muthas был более представительным и включал Maiden, Praying Mantis, Tygers of Pan Tang и Raven, всех доверенных членов элиты Новой волны. Гитарист Maiden Деннис Стрэттон, который только вступил в группу, сказал мне, что он «был буквально контужен отдачей фанатов [на концертах]». Он продолжал: «С музыкальной точки зрения это граничило с панк-роком… публика была просто одержима. Мне казалось, что все это было хеви-металом, но по какой-то причине фанаты Maiden считали нас другими». Гитарист Maiden Дэйв Мюррей вспоминает, что «люди просто ждали тура. Казалось, что панк близится к своему концу, образовалась пустота, и все ждут, что ее что-то снова заполнит. И это было круто, потому что все считали, что рок должен умереть, но, знаешь, на самом деле там было полно ребят, которые приходили на концерты или создавали собственные команды».

Когда осенью 1980 года был выпущен одноименный дебютный альбом Iron Maiden, он сразу подскочил на четвертую строчку чартов Великобритании. В результате импортные копии начали наводнять США до их официального релиза, состоявшегося позже в тот же год. На Западном побережье одним из первых покупателей был Ларс Ульрих. Как он мне сказал: «Я еженедельно получал по подписке Sounds, а также посылки от Bullet Records [независимого лейбла, специализирующегося на Новой волне]». Новая волна британского хеви-метала «просто дала новый виток, показала другую сторону традиционной патлатой рок-музыки. Я был подростком-фанатом Deep Purple из Дании, который думал, что лучше ничего быть не может, а потом, знаешь, внезапно с головой ушел в эту Новую волну, и это странно прозвучит, но она изменила мою жизнь». Единственная загвоздка: «Мне было совершенно не с кем об этом поговорить. И от этого мне было постоянно неловко, когда я прилетел в Лос-Анджелес». Зачисленный в старшую школу Backbay в Ньюпорт-Бич, он был иностранцем со смешным акцентом и странными вкусами в одежде и музыке. «Там было буквально пятьсот ребят в розовых шортах Lacoste и один парень в футболке Saxon, и это был я. Я не хотел, чтобы меня били. Я был не таким, скорее просто одиночкой. И еще я был аутсайдером – занимался своими делами, жил в своем мире и не особо был связан с теми, кто учился со мной в школе или в Ньюпорт-Бич», где он теперь жил со своей семьей. Новая волна была «хеви-металом, который играли с панковским настроем», – он настаивал. «Моя душа была в Англии с Iron Maiden, Def Leppard и Diamond Head, в то время как я сидел здесь на этой бесплодной музыкальной пустоши Южной Калифорнии, которую бомбардировали REO Speedwagon и Styx. Мне присылали музыкальный мерч из Англии. Я ходил по школе в футболке Saxon, и люди смотрели на меня, как будто я прилетел с Марса». Он пытался влиться в местную «сцену», как он говорил, ходил на Y&T в клуб Starwood в Голливуде перед своим семнадцатилетием, но единственные друзья, которых он нашел и которые знали, что означали его футболки с надписями Motorhead или Maiden, были те, с кем он обменивался кассетами.

В конце концов, Ларс установил контакт с единомышленниками в лице двух более взрослых фанатов рока из Woodlands Hills по имени Джон Корнаренс и Брайн Слэгель. «Джон был большим поклонником UFO, – говорит Слэгель, – и мы ходили на Майкла Шенкера [бывшего гитариста UFO], когда он играл в загородном клубе в Реседе. Это было, наверное, в декабре 1980 года. После шоу Джон был на стоянке и увидел парня в европейской футболке Saxon. «В Лос-Анджелесе кроме нас двоих вообще никто не знал про Saxon, не говоря уже об их европейской символике. Джон подбежал к нему и сказал: «Вау, где ты достал эту футболку?» Я посмотрел на дорогу; там стоял невысокий парень с длинными волосами в мятой футболке Saxon, – вспоминал позже Корнаренс, – я решил подойти. Ларс был очень взволнован, «потому что он думал, что один такой в ЛА. Мы начали говорить о Новой волне, и на следующий день или днем позже я был у него дома, на своего рода марафоне Новой волны». Вскоре к нашей маленькой немодной банде присоединились еще несколько единомышленников Новой волны в ЛА, таких как Боб Налбандян, Патрик Скотт и далее Рон Кинтана из Сан-Франциско и Кей Джи Доутон из Орегона, каждый из которых сделал небольшой, но важный вклад в раннее развитие Metallica. «Очевидно, это было так невинно», – улыбнулся Ларс, когда я подталкивал его к воспоминаниям в 2009 году. «В нас было столько энергии юности, мы были кучкой подростков, приехавших из разных концов, и нас объединило то, что мы все были отверженными, одиночками, нам было сложно втиснуться в рамки американского образа жизни, которому мы должны были соответствовать – в школе, в своих целях и мечтах и тому подобном дерьме, так ведь?» А еще все мы находили музыку, и все мы балдели от одних и тех же вещей, и это была та невероятная вещь, которую британская пресса своего рода [создала]. И это было круто. Все мы верили, что это в Британии творилась история. Отчасти потому, что Новая волна объединяла нас, и это было то, что происходило где-то далеко, и от этого становилось еще более будоражащим. Это нельзя было легко получить. Очень легко ввести себя в такое состояние ажиотажа. И Новая волна британского хеви-метала как раз сделала это со многими из нас».

«Мы просто думали, он был сумасшедшим европейским металлистом», – говорит Рон Кинтана, который был первым, кто познакомился с Ларсом в конце 1980 года. Однако Рон и его друзья из Golden Gate Park hilltop скоро «начнут уважать его знания о группах, о которых мы только читали или чаще всего только видели логотипы и подозревали, что они были хэви… а [Ларс] узнавал обо всем очень рано и был для нас экспертом по новым группам». Брайан Слэгель, который сейчас управляет успешным лейблом Metal Blade, открыл для себя Новую волну через кассеты, которые к нему впервые попали в старшей школе, когда он обменивался домашними пиратскими записями с растущей армией таких же друзей-фанатиков. В итоге «я торговал живыми записями [с людьми] по всему миру», – признается он сейчас. Один их тех, кому он регулярно продавал кассеты, был из Швеции, и он отправил ему живую запись концерта AC/DC, в конце которой вклеил какой-то материал «новой группы под названием Iron Maiden». «Это был The Soundhouse Tapes, вставка из трех дорожек в конце записи AC/DC. Я был такой: «О, вау! Это просто обалдеть! Что это?» Брайан начал выуживать информацию у своего шведского друга по переписке, который слышал о Новой волне британского хеви-метала; потом начал покупать выпуски Sounds, которые продавали в одном из местных музыкальных магазинов, чтобы узнать больше. Вскоре он накопил впечатляющие знания из вторых рук о нарождающейся британской сцене и начал делиться добычей со своими друзьями. Для начала «со мной, моим другом Джоном Корнаренсом и Ларсом» – вспоминает он. – Раз в неделю мы все отправлялись в независимые музыкальные магазины, которые продавали импортные копии неамериканского рока». «Было всего три или четыре магазина, и они иногда были в часе езды друг от друга [на машине]. Был Zed Records [на Лонг-Бич]. Moby Disc [в Шерман Окс] и еще один рядом с моим домом. Была еще парочка, но названия я уже не помню», включая «магазин в Costa Mesa, который был реально далеко. Мы все ехали на одной машине и должны были забирать Ларса, который жил на окраине [Ньюпорт-Бич], и нам надо было проехать весь город. Ларс был из Европы и знал вещи, о которых мы не знали, а у нас было то, чего у него не было. И так мы втроем стали хорошими друзьями просто из-за любви ко всей сцене Новой волны». Ларсу было шестнадцать; Брайану и Джону – восемнадцать. Но Ларс был тем, у кого было преимущество. «Он был маленьким сумасшедшим мальчишкой, с бескрайней энергией. Мы подъезжали к одному из музыкальных магазинов, и до того как я глушил двигатель, он успевал выпрыгнуть из машины и добежать до секции метала. Когда он что-то делал, отдавался этому на тысячу процентов». Ларс так глубоко погрузился в сцену Новой волны, «что захотел стать ее частью».

Патрик Скотт был на год младше Ларса, но из-за датской системы школьного образования оказался с ним в одном классе в старшей школе и слышал о маленьком парнишке из Дании задолго до того, как познакомился с ним. «Мы все ходили в это место под названием Music Market», – вспоминает он. Скотт и его друг Боб Налбандян «приходили и спрашивали: «Вы достали новый Kerrang!?» Нам отвечали, что был экземпляр, но его уже купил этот малыш-датчанин. Мы негодовали, что это за парень? «Потому что каждый раз он нас опережал. Или мы искали новые синглы [импортированные из Великобритании] на Neat [звукозаписывающей компании], и нам вновь говорили: «Этот датчанин уже был здесь и забрал их». И мы расстраивались, но все равно хотели встретить этого парня. Мы прямо испытывали голод до людей, которые были в теме. «Когда наконец мы встретились благодаря бесплатным листовкам к музыкальному журналу The Recycler, Патрик позвонил Ларсу, и он сказал: «Приходите», – говорит Скотт. – У него была невероятная коллекция винила, от которой у меня текли слюни, и мы стали друзьями. Он приходил ко мне домой (наша семья была одной из первых, у которой появилось кабельное ТВ), и мы смотрели теннис и зависали с моей семьей». Другой член банды, Боб Налбандян, теперь писатель и диджей, вспоминает, как Ларс без особенного удовлетворения патрулировал инди-магазины в поисках новых записей, а еще был преуспевающим коллекционером зарубежных посылок. Однажды Ларс заказал копию Heavy Metal Mania группы Holocaust, двенадцатидюймовую пластинку, и предложил купить еще одну для Боба. Спустя месяц Ларс позвонил Бобу и сказал, что пластинки наконец пришли и он может приехать и забрать. «Я еду, такой «Класс, не могу дождаться», – вспоминает Боб, «а он говорит: «Да, но есть проблема – твою копию Heavy Metal Mania вынули из упаковки и оставили на плите». Заметьте, он сказал твою копию! В общем, моя копия расплавилась. Я прыгаю в машину и еду к нему домой 70 миль, чтобы услышать это, и это обалденно. Я даже не собирался спорить с ним по поводу того, что моя копия была испорчена. Я типа говорю: «Где мне достать другую копию Heavy Metal Mania?» Было всего две копии: одна у Ларса, а другая моя. Поэтому я достал мамину гладильную доску и попытался вернуть пластинке форму».

Ларс переписывал для друзей кассеты самых раритетных групп, таких как Crucifixion, Demolition, Hellenbach, Night Time Flyer – «весь этот материал Новой волны», – вспоминает Патрик Скотт. В свою очередь, Скотт познакомил Ларса с такими командами, как Accept из Германии, и группой нового поколения из Дании – Mercyful Fate. Ларс, который знал о группе, но никогда не слушал их записей, был очень впечатлен их первым мини-альбомом с простым названием The Mercyful Fate EP, его также иногда называют Nuns Have No Fun. Он умолял Патрика: «Я отдам тебе за нее все что угодно из моей коллекции!» Но Патрик был той еще задницей и не менялся. Однако группой, которая действительно нравилась Ларсу, была Diamond Head: в ней была провокационность классических команд Новой волны, таких как Iron Maiden, но еще она заключала в себе олдскульные роковые мотивы, заимствованные от старых небожителей Led Zeppelin, Deep Purple и Black Sabbath. Ларс первым наткнулся на них, слушая ранний сингл Shoot Out the Lights, который он оценил как «хороший, но не выдающийся». Однако когда он прочитал о независимо продюсируемой группе в Sounds, заказал по почте альбом Lightning to the Nations. Он не мог не отправить чек и не заказать копию. Потом он с ликованием вспоминал, что «каждая копия была подписана одним из членов квартета, и это было своего рода лотереей, чью подпись ты получишь». Ларс, который был удачлив как дьявол, получил автограф вокалиста группы, Шона Харриса – действительно редкий подарок для ревностного поклонника Новой волны.

Однако длительная задержка альбома привела к тому, что Ульрих завязал знакомство по переписке с Линдой Харрис, матерью Шона и по совместительству менеджером группы. «Она писала мне очень милые письма, [и] отправляла мне нашивки для одежды и синглы, но альбома так и не было! Наконец в апреле 1981 года альбом без лейбла прибыл, и его гитарный риффинг и свежесть меня просто поразили». Он был так потрясен, что впоследствии Metallica сыграла вживую, а потом еще и записала пять из семи дорожек альбома, включая Am I Evil? Helpless, Sucking My Love и The Prince. В особенности он был увлечен треком под названием It’s Electric, версию которого слышал ранее на другой компиляции будущей Новой волны. «Это было, черт возьми, невероятно», – говорил он. «Это чертовски невероятно!» – говорил он. «Если посмотреть на обложку диска сейчас и сравнить фото Diamond Head со всеми остальными группами там, то у них были сила и энергетика, с которыми никто другой не мог сравниться. Было что-то особенное в Diamond Head, и в этом нет сомнения». Однако мысли о том, чтобы стать музыкантом, Ларс пока держал в тайне. «Определенно никто из его друзей-коллекционеров не имел даже отдаленного представления о его амбициях создать группу», – говорит Брайан Слэгель. Затем однажды Брайан заметил в доме родителей Ларса барабанную установку, «которая была разобрана, просто стояла в углу [по частям]. Он такой: «Я создам группу», а мы ему: «Ага, ну да, Ларс, конечно».

Но когда Брайан Слэгель запустил свой собственный фан-журнал The New Heavy Metal Revue, он почувствовал, что надо поторопиться и начать свое дело. «Было так много классных команд, которые я просто обожал, и подумал, было бы интересно сделать что-то подобное, – говорит сейчас Слэгель. – В США не было никого, кто бы реально хоть что-то знал о какой-либо из команд Новой волны британского хеви-метала». Первый выпуск был «состряпан просто ради развлечения» в начале 1981 года. «Мы просто написали несколько обзоров и кое-что о Maiden и нескольких американских командах, сделали несколько копий и просто пытались куда-нибудь их пристроить». Примерно в это же время Слэгель также начал работать в местном независимом музыкальном магазине, Oz Records, где он впервые познакомился с «зарубежными дистрибьюторами и тому подобными вещами, так что у меня было больше возможностей для распространения». Благодаря фан-журналу, который попал на продажу в независимые магазины, Ларс впервые узнал, как фанаты охотились за импортными копиями записей Новой волны, и жажда быть частью всего этого становилась невыносимой. Он уже собрал свою ударную установку и снова начал практиковаться. Проблема была в том, что барабанщик не может играть сам по себе. Ему нужны остальные музыканты, чтобы совершенствовать технику, и Ларс пытался решить эту проблему, поместив объявление в соответствующем разделе местного бесплатного The Recycler: «Барабанщик ищет музыкантов-металлистов для совместных репетиций Tygers of Pan Tang, Diamond Head и Iron Maiden». «Это было вроде в феврале-марте 1981 года, – сказал мне тогда Ларс. – Я был как маньяк, одержимый всем этим материалом, который приходил из Англии, заказывал все синглы, слушал все группы и все такое. И той весной я начал искать музыкантов для импровизаций, для игры настоящего метала. Без особого успеха. Тогда я понял, что сыт всем этим по горло, и решил поехать и провести лето в Европе».

Разочарованный жизнью в спокойном Ньюпорт-Бич, раздосадованный безуспешными попытками найти родственные души, с которыми он мог бы играть на барабанах, Ларс искал выход из сложившейся ситуации и, возможно, надеялся побыстрее найти тех, с кем они будут на одной музыкальной волне. И все это несмотря на то что он не вполне мог признаться себе в том, что отчаянно пытался заполнить пустоту в своей жизни и жизни родителей, оставшуюся после провала теннисной карьеры. Он обговорил все это с отцом и матерью, и они как всегда его поддержали. Они разрешили ему путешествовать по Дании в одиночку. «В те времена в Дании ребенок восьми или девяти лет мог сесть на автобус и поехать на концерт, послушать его и вернуться самостоятельно обратно, – вспоминает Торбен. – А если иногда он засыпал в автобусе, то водитель говорил: «Пора вставать и идти домой». В таком контексте разрешить семнадцатилетнему сыну сесть на самолет и самому полететь через Атлантику не казалось таким уж преувеличением, если он обещал писать и, по возможности, звонить матери, чтобы она знала, что с сыном все в порядке, и с негласным уговором, что по возвращении он составит своего рода план, пойдет ли он в колледж или найдет нормальную работу. Ларс купил билет туда-обратно до Лондона и приготовился к отъезду – один.

Затем всего за несколько недель до отъезда ему «позвонил парень по имени Хью Тэннер, который увидел мое объявление [и] пришел. Мы немного поимпровизировали. Он привел с собой друга. Этим другом был Джеймс Хэтфилд…». Однако та первая встреча не задалась. Хью и Джеймс пришли вместе на встречу с Ларсом. Было непонятно, кто кого прослушивает, и первый номер, который они попытались сыграть, был трек Hit the Lights. У Ларса «постоянно падала одна тарелка, – вспоминает Джеймс. – Он останавливался и приделывал ее обратно». В конце он сказал: «Что за фигня это была?» Проблема была не только в недоразвитых способностях Ларса. Но и в «его манерах, взглядах, акценте, отношении». Он сказал, что даже «его запах» отражал разницу в подходе к ежедневной гигиене в Америке и «европейской» привычке Ларса по несколько дней не бывать в душе, ходить в одной и той же футболке и джинсах, пока они не встанут колом от пота. Что касается Джеймса Хэтфилда, то Ларс для него был пришельцем, спустившимся с космического корабля: незнакомец из чужой страны, с которым они не сработаются ни при каких обстоятельствах.

Ларс тоже был не особенно впечатлен. Голос Джеймса в те дни был мало похож на тот свирепый гроул, который он разовьет впоследствии и благодаря которому станет известен. Вместо этого он пел голосом агрессивного кастрата, одновременно похожим на Роба Халфорда, Роберта Планта и напоминающего задушенный визг. Также Ларса отпугнул недружелюбный настрой вокалиста, который почти не говорил и даже избегал визуального контакта. После первой встречи с человеком, которого он позже характеризует как «короля отчуждения… практически боящегося социального контакта», Ларс вышел крайне разочарованным. «Мы попробовали сыграть, и из этого мало что получилось, – сказал он мне, – меня все это просто вывело из себя». Даже не игра, а сама мысль о том, чтобы найти кого-то в Америке, с кем можно было бы играть. Вместо этого он переключился на другой план, который он на тот момент вынашивал: оставить Америку и вернуться в Европу. Не в Данию, а в Великобританию, «где происходило все действо». Когда он все с тем же неисправимым пижонством, которое было свойственно ему в те времена, в ожидании автографа Ричи Блэкмора в холле отеля написал Линде Харрис и спросил, может ли он приехать к ней и ее сыну когда-нибудь и, может быть, посмотреть, как играет команда, она беззаботно согласилась, не подозревая, что эта просьба когда-нибудь получит продолжение. Она совершенно не представляла, кто такой на самом деле Ларс Ульрих.

«Ларс всегда получал, что хотел, – говорит Брайан Слэгель. – А мы такие: «Ну да, что угодно, Ларс, конечно». Он собирался в Англию, типа: «Да, я должен поехать туда, буду там зависать с музыкантами». Ну да, хорошо, без проблем. Мы поняли, что он поедет. И он уехал, а потом помню, позвонил однажды… «Угадайте, что я делаю?». – «Что?» – «Тусуюсь с Diamond Head!». – «Ну да…». А он такой: «Не верите мне?» – и дает трубку Шону Харрису. Он не просто увидел их, он с ними тусовался. Да это безумие! Он просто, типа, чего-то захотел – и это случалось, то, что вообще было невозможно вообразить. Это меня просто взорвало. Какой-то семнадцатилетний подросток, который один улетел в Англию. Одно дело быть там, ходить на концерты, но тусоваться с группой – это было просто немыслимо».

Оглядываясь назад, на прибытие Ларса Ульриха в их группу почти тридцать лет спустя, гитарист Diamond Head Брайан Татлер все еще посмеивается над его фанатским безрассудством. «Он начал отправлять нам письма, мол: «Я живу [в Америке] и без ума от движения Новой волны. Должно быть, он увидел, что летом 81-го мы делали большой тур, в котором выступали в Woolwich Odeon, и, вероятно, купил билет и решил прилететь в Англию, чтобы посмотреть на любимую группу Diamond Head. Просто как фанат – он даже не сказал, что он барабанщик или что-то вроде того. Потом он появился в Woolwich Odeon, представился, и мы были просто в шоке, потому что никто еще не прилетал из [Америки], чтобы увидеть Diamond Head. Это казалось невероятным подвигом. Я никогда не был в Америке, а этот семнадцатилетний парень просто взял и появился за сценой! Мы были в восторге. Мы спросили его, где он остановился, а он такой: «Не знаю, я приехал прямиком из аэропорта». И я сказал: «Оставайся у меня, если хочешь». Он запрыгнул в нашу машину, и мы втиснулись следом. После этого Ларс везде был с нами, включая следующие два концерта Diamond Head: один в Лидсе, другой – в Херефорде, «теснясь на заднем сиденье Austin Allegro Шона».

Ларс остался у Брайана на неделю. Гитарист все еще жил со своими родителями, и Ларс спал на покрытом тонким ковром полу в комнате Брайана, завернувшись в старый спальный мешок, принадлежавший его брату и весь поеденный молью. Практически каждый вечер они ходили в паб, чтобы выпить. «Одним вечером мы шли домой пешком, потому что опоздали на автобус; и мы совершенно промокли, – вспоминает Брайан. – Он сказал, что у него нет сменной одежды. Я нашел на дне шкафа пару желтых брюк-клешей моего брата, и он их надел. Жаль, что я не сделал фото. Это был тот еще типаж, знаешь? Полный жизни, полный энергии. Полный энтузиазма по поводу Новой волны британского хеви-метала». Когда вернулись из паба, они смотрели вместе запись Betamax, которую Брайан недавно приобрел. Она была с фестиваля California Jam 1974 года, на котором тогда никому неизвестный исполнитель по имени Дэвид Ковердейл дебютировал на американской сцене с Deep Purple. Ларсу «он очень нравился», – говорит Брайан. – Мы смотрели его до самого утра. И он имитировал соло и все такое, потому что был большим фанатом Deep Purple и Блэкмора. Еще одно видео, которое он любил, – концерт Lynyrd Skynyrd, выступавших на разогреве у «Роллингов» в Knebworth, которое Брайан записал с телевизора, и Ларс теперь катался по полу, изображая гитарное соло Freebird».

Я размышлял о том, как тинейджер мог обеспечивать себя финансово, пока был в Англии. «У него полно денег! – говорил Брайан. – Думаю, у него богатенький папа или что-то вроде того. Я думал, как так получилось, что у него было столько денег? У него было, возможно, сто пятьдесят фунтов с собой или около того». Значительная сумма в 1981 году. «Он хотел купить у меня все выпуски Sounds. У него их не было, а там было много интересных фактов об Angel Witch и не только. Еще он ходил к Pinnacle Records, к дистрибьютору. Думаю, там он нашел, что хотел. В один день он просто пропал и сказал: «Я пошел в Pinnacle» – и сел на поезд и вернулся с целой стопкой альбомов и синглов. Он купил порядка сорока записей! И мы сидели там и проигрывали их, а он складывал пластинки одну на другую, знаешь, [по группам] Fist и Sledgehammer, и Witchfynde, и еще бог знает кто. Мы говорили: «О, вот это хорошо» или «Вот здесь не очень». Мы сидели и разбирали эти альбомы по кусочкам. В любом случае через неделю он пришел к Шону и остался у него на целый месяц, спал на его диване и опустошал холодильник. Шон говорил, что иногда у [Ларса] всю ночь в наушниках звучала «It’s Electric». Он усмехается. Но что более важно, как вспоминает Татлер, это как Ульрих «смотрел, как мы репетируем. Я приходил к Шону, и мы писали песни, а [Ларс] сидел в углу и смотрел, просто наблюдал… Шон собрал небольшой четырехканальный трек, TEAC, и мы делали на него демо. Возможно [Ларс] набирался от нас необходимой энергетики, как писать песни, как делать то или это».

Упоминал ли он хоть раз, что играет на барабанах?

«Нет, никогда не говорил об этом. Ни разу не сказал: «Я – барабанщик», или «Я хочу создать группу», или «Можно поиграть на твоих барабанах?» Может, он не считал, что достаточно хорош или что не сможет справиться с Duncan [со стандартом Шона], я не знаю. Он был просто хорошим малым, и у него был очень странный акцент. Нас это забавляло долгие недели». Набравшись опыта, Ларс Ульрих уехал из Великобритании, сумев каким-то образом пробраться в Jackson’s Studio с Rickmansworth, где еще одна из его любимых команд, Motorhead, записывала свой альбом Iron Fist. Однако, обсуждая это сейчас, лидер Motorhead Лемми говорит, что «вообще не помнит, что Ларс был в студии, когда они писали альбом. Я не говорю, что его там не было, но это было так давно, а у меня очень смутные воспоминания о том периоде». И затем доброжелательно добавляет: «Но если Ларс говорит, что был, не буду ему противоречить». Что Лемми действительно помнит, так это то, что юный и свежий Ларс Ульрих появлялся на нескольких шоу в рамках части их первого тура по Америке, когда они выступали на Западном побережье, на разогреве у Оззи Осборна, ранее в тот же год, всего за несколько недель до того, как Ларс уехал в Великобританию. И это сходится с воспоминаниями Брайана Татлера, которого Ларс брал на Motorhead во время своего пребывания в Британии тем летом, когда группа возглавила концерт на футбольной площадке Port Vale, где в противоположность ситуации в Америке Оззи Осборн был «специальным гостем», открывающим программу. «[Ларс] сказал, что знает Лемми и сможет достать пару проходов», – говорит Татлер. Мы сели в поезд до Сток-он-Трент, и Ларс на самом деле виделся с Лемми, и они оба получили билет на проход за сцену.