Текст книги "Metallica. Экстремальная биография группы"

4. Сумерки в исправительном доме

Время приближалось, а мы сделали только половину шоу. Я поднял глаза на большие часы, которые висели в студии.

– Где гости? – спросил я помощника режиссера.

– В туалете, – скривился он.

– До сих пор?

– Ага. Я думаю, они… ну ты понимаешь…

Мы записывали шоу рано утром, и нечасто группы приходили пьяными или под кайфом. Время от времени бывали одна или две, как правило, молодые команды, которые чувствовали необходимость исчезнуть в уборной и запереть дверь за собой, перед тем как неторопливо вернуться на съемочную площадку для крупного плана.

И тут зашли они, с гордым видом выпятив грудь и немного хмурясь. Два Дэйва из… я проверил свою шпаргалку… Megadeth. Точно. Я сделал предположение и протянул руку одному из них, стоявшему впереди, парню с длинными кудрявыми волосами и натянутой ухмылкой.

– Дэйв Мастейн, – сказал я, изображая, что рад видеть. – Добро пожаловать на шоу Monsters of Rock.

Он достал свою лапу и позволил мне ее ухватить. Один из ассистентов продюсера показал ему, куда он должен сесть, пока я здоровался со вторым Дэйвом – Эллефсоном. Дэйв Младший, как он скоро стал известен в группе, был басистом, и хотя он так же сидел на наркотиках, как и лидер группы, он не принес с собой в студию эту нагловатую ухмылку и неуважительный тон. Они были инь и янь Megadeth, как плохой и хороший полицейский.

Я сел и смотрел, как они громко чихают и искоса посматривают на ассистента продюсера. Они хотели, чтобы мы поняли, что они – плохие мальчики, и мы послушно им подыгрывали.

Затем началось интервью. Камеры закрутились, звук… и помощник режиссера сделал смешной сигнал, означавший начало съемки.

Я начал с упоминания прошлого Мастейна в Metallica, но он меня оборвал.

– Это было тогда, – ухмыльнулся он, – а это сейчас, и мне, правда, нечего об этом сказать. Я не говорю о больных или мертвых…

И тем не менее он это делал. Использовал каждую возможность. Как только мы сделали перерыв для первого видео, он сразу вступил. Что он написал все песни на первом альбоме Metallica, но его заслуги не признали. Что группа была никем, пока он не пришел. Что они были лицемерами, потому что выгнали его в тот период, когда сами пили и бывали под кайфом не меньше его. Что Ларс не умел играть на барабанах, а Кирк просто занимался плагиатом. Что Джеймс его боялся.

Дэйв Младший, который, очевидно, слышал все это раньше и мог предположить, что услышит еще не раз в будущем, заерзал на стуле, откашлялся и попытался сменить тему. Но Мастейн проигнорировал его. Дело было не в Дэйве Младшем и даже не в Megadeth. И определенно это не было попыткой донести до меня что-то, кем бы я ни был – каким-то придурком с кабельного шоу в футболке Iron Maiden.

Дело было всегда в Дэйве Мастейне. Всегда было и всегда будет.

Благослови Господь его разбитое черное сердце…

Во многих отношениях переезд в Сан-Франциско в начале 1983 года стал началом истории Metallica. Как минимум так чувствовали себя Ларс Ульрих и Джеймс Хэтфилд. Во время нашего разговора в 2009-м Ларс так это пояснял: «Произошли две вещи. Во-первых, мы стали чувствовать себя гармоничнее, более уверенно. Мы поняли, что принадлежим чему-то другому, что только должно было случиться, и это что-то было больше, чем мы сами, и что мы должны быть не внутри этого, а на внешних рубежах. И во-вторых… Клифф. В то время мы с Джеймсом были по большей части самоучками. Тому, что мы знали, мы научились благодаря прослушиванию [записей] и тому подобному. А Клифф ходил в колледж, обучался музыке в школе: получал специализированное образование, и у него был совершенно другой уровень подготовленности… чувство мелодии и более глубокое понимание музыки». Сан-Франциско также давал больше культурного разнообразия, которое напоминало импульсивному юному барабанщику о его европейских корнях. «Я сразу же почувствовал свое родство… Ты садился на поезд, на трамвай… Это была горстка парней из города, а не из пригородов. Это была большая городская жизнь, и, очевидно, со своей культурной сценой, политической открытостью и всеми этими особенностями Сан-Франциско… был ближе всего к крупному европейскому городу. Поэтому с тех пор я решил жить там. Если бы меня вымазали в смоле и перьях и выдворили из Сан-Франциско, приказав никогда не возвращаться, я бы, наверное, уехал обратно в Европу. Потому что я не думаю, что в Штатах есть место, где я бы чувствовал себя так же комфортно или где я бы чувствовал себя по-своему дома, кроме Сан-Франциско».

Как полагает Ларс, дела пошли быстрее после того, как Клифф Бертон присоединился к Metallica. Через несколько дней после их первого совместного шоу в Сан-Франциско в Stone 5 марта 1983 года они начали всерьез обсуждать написание альбома. Они были так воодушевлены возможностями состава с Бертоном на борту их музыкального корабля, что сразу же организовали второй концерт в Stone на 19 марта с видеозаписью, которая запечатлела на пленке его классический стиль игры на бас-гитаре с резким оборотом руки, размахиванием своей горячо любимой гитарой Rickenbacker 1973 года как топором, из которой он извлекал то злые искривленные тона, то громкие и чувственные стоны, играя всеми десятью пальцами, чтобы поймать постоянно движущийся ритм. Ларс со своими все еще рудиментарными навыками барабанов пытался не отставать. У Клиффа даже был собственный номер внутри сета – долгое соло на бас-гитаре, которое будет увековечено на первом альбоме Metallica и уже в этом концерте станет запоминающимся моментом шоу. «Мы делаем, что хотим, – говорит Клифф на том видео. – Нам все равно, что думают остальные». 16 марта в «Особняке Metallica» (Metallimansion) был также предварительный показ двух демо-треков, первых записей Metallica с Клиффом Бертоном: Whiplash и No Remorse. И в очередной раз группа сделала так, чтобы кассетные копии разошлись ребятам из фанатских и зарубежных журналов, а также по сети торговцев кассетами. Они даже совершили маленький переворот, убедив диджея на местном радио KUSF FM поставить оба трека в эфире, и теперь Metallica, технически говоря, была по меньшей мере локальной группой города Сан-Франциско.

Брайан Слэгель был готов распространять запись Metallica, как только Джон Корнаренс поставил ему кассету No Life ‘til Leather и спросил, что, по его мнению, это было. Слэгель предположил, что это какая-то новая классная команда из Европы: «Она звучала невероятно». Когда Джон сказал ему, что это группа Ларса Ульриха, тот не мог поверить. «Это Metallica? Да это просто невероятно». Проблема была только в том, что у молодого лейбла Слэгеля Metal Blade просто не было достаточно денег для проекта, который задумал Ларс. Широкое распространение No Life ‘til Leather и последней кассеты, записанной из зала на переносной магнитофон, приставленный к колонкам, – с последнего шоу с Роном МакГоуни в Old Waldorf в конце ноября, получившего название Live Metal up Your Ass, сделало свою работу. В чем Metallica сейчас нуждалась, как думал Ларс, так это в более профессиональной студийной записи, в чем-то более серьезном, чем домашние демо и кассеты с живых выступлений. В качестве временной меры Слэгель предложил просто переиздать демо No Life из семи треков в виде мини-альбома. «Но им было мало, они хотели сделать настоящую запись».

Одна студия в Лос-Анджелесе предложила им приехать и записать альбом по фиксированной ставке $10,000. Они спросили 10 штук у Брайана, но он сказал им: «У меня нет десяти тысяч долларов! Вы что, смеетесь?» Вместо этого он предложил попытаться найти кого-то, кто будет готов инвестировать эту сумму. «Но в те времена это были большие деньги; это было просто невозможно. Когда они приехали в Сан-Франциско, думаю, они были больше озабочены тем, как заполучить и интегрировать в группу Клиффа, и играть вместе концерты. Мы возвращались к пространным рассуждениям на тему альбома, но ни у кого из нас не было денег, и не было никакого способа выпустить качественную запись». Брайан Слэгель и Metallica не знали никого на Западном побережье. Однако у одного человека, который находился за три тысячи миль на другом побережье, были совсем другие мысли. Его звали Джон Зазула (Джонни Z), и хотя у него также не было денег, они с женой и деловым партнером Маршей Зазула уже решились следовать своей «страсти». Они «так любили музыку», говорит он, «что готовы были пожертвовать всем ради музыки и метала. «Ради метала» – именно так они и говорили». Это была фраза, которую Джонни и Марша повторяли как мантру все следующие месяцы, пока изо всех сил пытались идти в ногу с тем, что станет одним из самых тяжелых периодов, который им придется выдержать, еще до того, как четыре парня из Metallica, жадные до пива, прибудут к их порогу, чтобы навсегда изменить привычный ход их жизни.

Когда Джонни впервые услышал записи Metallica – пиратскую кассету из десяти треков с одного из последних концертов с МакГоуни в Mabuhay Gardens в ноябре, он сразу побежал в свой киоск с записями и кассетами под названием Rock ‘n’ Roll Heaven на блошином рынке, недалеко от их с Маршей дома в Олд Бридж, Нью-Джерси. Один из постоянных покупателей предложил ему копию кассеты и настоял, чтобы он сразу проиграл ее. Кассета Mabuhay состояла из живых демо-версий No Life с новыми треками No Remorse и Whiplash и неизбежной кавер-версией Diamond Head – Am I Evil? – которую Джонни, будучи фанатом Новой волны, немедленно узнал. Джонни помнит, как «один из клиентов приехал из Сан-Франциско, как будто увидел там Иисуса Христа! Мы проигрывали в магазине Angel Witch или Iron Maiden, или что-то еще, но никогда не ставили демо… и все их продали. И [этот парень] приехал с [живой] кассетной записью Metallica. Это был даже не No Life ‘til Leather, но я был просто поражен. А песней, которая меня на самом деле захватила, была The Mechanix. Она первой заставила меня вскочить на ноги. Я хотел узнать, где эти ребята. Все это крутилось у меня в голове, когда я слушал пленку первый раз. Потом кто-то дал мне имя Кей Джея Доутона, и, думаю, я позвонил кому-то, чтобы узнать его телефон, потом позвонил ему, а тот – Ларсу, и, в конце концов, Ларс перезвонил мне». Когда Ларс позвонил одним вечером во время ужина, Джонни даже не был уверен, что именно хотел сказать этой новой группе. «Черт, если бы я знал. Я просто поддался этой страсти, ведь они были как маленький Led Zeppelin, болтающийся там, в Эль Серрито, понимаешь? Этот маленький самоцвет просто сбил меня с толку. Они казались американским антидотом Новой волны британского хеви-метала. У Америки не было групп, которые могли бы конкурировать в этом стиле, особенно на востоке. Единственным конкретным предложением, которое Джонни смог им сделать на этом этапе, была возможность открывать некоторые шоу, которые они с Маршей недавно начали продвигать, с участием различных артистов, которыми интересовались завсегдатаи Rock ‘n’ Roll Heaven. Для начала они решили «действовать сообща» с популярными тогда Anvil. После пришла команда из Новой волны под названием Raven. В то же период, когда чета Зазула открыла для себя Metallica, они обдумывали приезд из Германии новой метал-команды Accept, а также хотели сделать ставку на местных ребят из Manowar. Джонни говорит: «Raven и Anvil рвали залы еще до Metallica. Эти группы пользовались большим успехом. С этого мы начали».

Следующим предприятием Джонни и Марши были двенадцать концертных дат, собранные вместе: «В шоу были Venom, Twisted Sister… Мы [также] позвали Vandenberg and The Rods». Разговаривая с Ларсом по телефону в первый раз, Джонни, действуя импульсивно, «предложил все двенадцать дат Metallica, если только они приедут. Марша подумала, что я сошел с ума». Ларс, до которого уже дошли слух о том, что происходило на северо-востоке, сказал Джонни: «Отлично! Пришли мне немного денег, я соберу всех, и мы приедем!» Джонни был в восторге, затем положил трубку и глубоко задумался. Они с трудом сводили концы с концами, и Марша до сих пор иногда просила у отца помощи, чтобы купить продуктов. Помимо этого он не упомянул в разговоре с Ларсом одну важную деталь: Джонни отбывал шестимесячное тюремное заключение за мошенничество с прослушиванием телефонных разговоров в период работы на компанию, занимавшуюся драгоценными металлами. Или как он интерпретирует ситуацию сейчас: «За то, что он был очень умным и сообразительным парнем с Уолл-стрит». Ситуация осложнялась тем, что Джонни продолжал утверждать, что невиновен и что признал вину по настоянию адвоката, поскольку не мог себе позволить защиту в затянувшемся судебном процессе, который он с большой долей вероятности все равно бы проиграл. Результат – шестимесячный тюремный срок, который ему разрешили отбыть в исправительном доме. Или «тюрьме без стражи», как ее характеризовал Джонни. «Я остался с жалкой апелляцией, женой и прекрасным ребенком. Я никогда не был в тюрьме, и они хотели, чтобы я работал и кормил семью. [Но] мы потеряли все, Марша и я, из-за этого печального опыта с Уолл-стрит. Я жил в [исправительном доме] в течение рабочей недели, а на выходные приходил домой. Единственным доступным мне телефоном для организации шоу был автомат в этом учреждении, который принимал четвертаки и к которому люди, только освободившиеся из тюрьмы, стояли в очереди, чтобы поговорить со своими друзьями. Можете себе представить, каково было ждать двадцать минут, пока я вишу на телефоне? Да они были готовы убить меня. Можете себе это представить? Никто не знает этой истории».

Шестимесячный срок был в конечном итоге сокращен до четырех с половиной месяцев. В этот период Марше удавалось не только каким-то образом поддерживать жизнь Rock ‘n’ Roll Heaven, но и присматривать за их маленькой дочерью Рикки. Друзья сплотились вокруг нее – начиная с ребят из Old Bridge militia, таких как Rockin’ Рэй и Метал Джо, и заканчивая добрыми соседями напротив, которые отправляли своего сына, чтобы он подстриг их лужайку, когда трава стала настолько высокой, что другие соседи начали жаловаться и наклеивать буквы на ее почтовый ящик. Тем временем тесть Джонни взял на себя работу в киоске на блошином рынке по рабочим дням, а Марша поддерживала бодрость духа Джонни, делая все возможное, чтобы сохранить его мечту стать промоутером местных концертов. Как говорит Джонни: «Я не знал об этом бизнесе ничего. Марша сходила в библиотеку и принесла мне все эти книги о том, как быть менеджером, понимать законы музыкальной индустрии и тому подобное. Я читал их по ночам в течение недели, чтобы разобраться во всех тонкостях контракта: Сколько получает группа? Что справедливо? – и все в этом духе. Я узнал это из книг, потому что у меня не было многолетнего опыта».

Недостаток компетентности в музыкальном шоу-бизнесе семья Зазулы с лихвой компенсировала силой воли и решимостью преуспеть любой ценой. В действительности Джонни и Марша были на пути к тому, чтобы стать одним из самых грандиозных союзов в бизнесе – как личных, так и профессиональных. Как вспоминает Джонни, «Марша раньше встречалась с моим лучшим другом и вела себя как настоящая стерва по отношению ко мне. Поначалу мы на самом деле ненавидели друг друга. Марша была простой убийственной девушкой. Если ты ей не нравился, ты мог забыть о ней. [Но] со временем это изменилось. Мы вместе смеялись, никогда не зная, почему злились друг на друга, и постепенно это переросло в прекрасные отношения. С тех пор мы никогда не расставались».

«Rock ‘n’ Roll Heaven, который мы с Маршей открыли в 1982 году, имея в кармане $180, был достаточно успешным, и «к тому времени, как приехала Metallica, у нас были складские запасы стоимостью около $60 000 только благодаря постоянному реинвестированию». Из этого мы смогли наскрести около $1500 и отправить их группе, чтобы они наняли грузовик фирмы U-Haul и проехали через всю страну – от Сан-Франциско до Нью-Джерси. «Они купили билет в один конец. Я думаю, Дэйв и Клифф жили в кузове грузовика всю дорогу из Сан-Франциско, «потому что у него не было прицепа. Они появились неделю спустя без единого цента». Чего Джонни и Марша, которые жили в тихом спальном рабочем районе, не просчитали, так это «культурного шока» от появления кучки пьяных тинейджеров, внезапно оказавшихся у их порога. «Они приземлились прямо на мою лужайку перед домом. У меня не было ни гроша, у них не было ни гроша, и они такие: «Какого черта, чувак? Что нам делать?». Ответ был: остановиться на цокольном этаже у Джонни. Однако скоро гости исчерпают свой лимит гостеприимства, и семья Зазулы выставит их за дверь. «У меня был небольшой бар в коридоре, и они налили себе выпить. Просто взяли бутылку и начали оттуда лакать. И это было только начало». Первый раз, когда Джонни и Марша взяли их в Rock ‘n’ Roll Heaven, говорит Джонни: «Я подумал, а не совершил ли я ошибку?» Дэйв Мастейн был настолько пьян, «что все время проводил на улице, опустошая желудок. Люди выходили и видели, как он стоит со своими длинными волосами и заблевывает все вокруг; он просто устраивал водопады. Для обычных людей с блошиного рынка, которые продавали постельное белье и детскую одежду, это было: «О, Боже! Кого ты привел на рынок?» Джонни, на которого и так «все время жаловались» из-за того, что он слишком громко проигрывал записи, это было «совсем не нужно».

Тем не менее пока Джонни завершал свое пребывание в учреждении социальной реабилитации, все бремя плохого поведения группы приходилось нести Марше. «У меня был младенец на руках, муж, отбывавший срок, и группа, выводившая из себя соседей и проживающая у нас в подвале». Она говорит, что «каждый день» спрашивала себя, а правильно ли она поступает. «Это было очень далеко от всего, чем мне когда-либо приходилось заниматься. Мы поставили на кон свои жизни ради них; мы жили в небольшой пригородной коммуне, которая была отнюдь не рада появлению ребят. И из-за того, что мы вкладывали в них каждый пенни, нам было нечем платить по ипотеке. Временами мы даже не могли покрыть счета за электричество, и его отключали». Ее отец покупал им продукты, чтобы они не голодали, и потом кормил еще и группу». Марша добавляет: «Они были тинейджерами, у которых была собственная насыщенная жизнь. Они слишком много пили. Они веселились от всей души. И я смотрела на все это и думала: «О, Бог мой! Неужели этому я отдаю всю свою жизнь? Чем это обернется?» Но в глубине всего этого был талант, и этот невероятный талант заставлял тебя говорить: «Я должна продолжать это делать». Эти ребята потрясающие, они не такие, как все. У них есть что-то – чем бы оно ни было, что сможет продвинуть их вперед, и я продолжала в том же духе, хотя и были дни, когда я была не совсем уверена».

Единственным членом группы, обладавшим хоть каким-то приличием, говорит Марша, был Клифф Бертон. «Если меня спросят, кто был мне ближе всех в те дни, к кому я больше всех привязалась, то это Клифф. Он был сокровищем в нашем доме. Он был замечательным, он был уважительным. Он был душевным. Он помогал мне с Рикки, когда она была совсем маленькой, а я была занята другими делами. Когда приходило время ложиться спать, он читал ей рассказ или пел песню. Он был очень человечным. Джеймс и Ларс были как будто его злобными близнецами, – говорит она, усмехаясь. – Потому что по вечерам Джеймс и Дэйв хотели пить и веселиться, а Ларс ухлестывал за девушками». Ларс, добавляет она, «был крутым парнем, в своем понимании… такой маленький в белых обтягивающих штанах; ему можно было сделать поблажку». А Клифф был «самым настоящим хиппи в хеви-метал группе, в клешах; он был очень цельной личностью, прекрасным человеком». Она добавляет: «К сожалению, у него не было достаточно авторитета в группе. В том, что касалось принятия решений, Ларс был несомненным лидером. Он сказал – и точка, и все двинулись в этом направлении. Клифф не был вовлечен в эту сторону жизни группы. Он был музыкантом в чистом виде».

Каждый день из киоска на рынке громыхало демо No Life, говорит Джонни, и «все подходили и спрашивали: «Это что за штука?» И мы не успели опомниться, как Metallica «начала свою осаду». До конца пребывания группы у нас в магазине звучало только No Life ‘til Leather. Джонни садился в гостиной с Марком Уитакером, который приехал с группой из Сан-Франциско как их концертный звукорежиссер, а также «верный слуга Пятница» и делал еще копии кассет No Life, чтобы затем продать их в магазине по бросовой цене $4,99. «Мы продавали как можно больше, чтобы у них были хоть какие-то деньги на еду, пока они жили здесь. И мы продали множество копий. Этого было по-прежнему недостаточно, но столько мы не продавали ни для одной другой группы».

Ларс болтался в магазине каждый день, наблюдал, впитывал. Ларс, говорит Марша, был «всегда тем самым. Он был хозяином, дирижером своей судьбы. И я не знала, откуда это пришло: от того, что его отец был звездой тенниса и он всегда хотел, чтобы отец им гордился, или откуда-то еще. Он всегда говорил: «Я попаду туда. Я сделаю то, и мы сделаем это». И для такого молодого человека у него в голове был действительно четкий план того, как он представляет себе Metallica и ее музыку. Это было на самом деле очень забавно. В ларьке у них были «бессмертные альбомы», и Ларс захватил командование вертушкой. «О, послушайте то, послушайте это. Вот видите, как они играют здесь и здесь». Он всегда был вовлечен в процесс. Не было такого, чтобы он сказал: хорошо, вот моя музыка, и я буду делать это по-своему. Он следил за своими предшественниками в музыкальном бизнесе и всегда был в курсе того, что происходит». Именно эта конкурентная черта характера Ульриха, по словам Марши, вела Metallica вперед. «Он хотел всегда быть главным. Ребята были творческими даже в том, как они себя представляли. Они пришли к нам со своим логотипом, и он был гениальным. Потом возник вопрос: «Как мы будем продавать наше лого?» [Ларс] был лидером, определенно, он был именно таким. Думаю, они бы вряд ли преуспели без этого духа соперничества Ларса и его понимания того, что происходит вокруг…».

У Джонни действительно не было того, что он называет «моментом Брайана Эпштейна», пока он впервые не увидел живое выступление группы: это было два шоу на выходных, 8 и 9 апреля. В первом они открывали концерт шведской рок-группы Vandenberg в Paramount Theater на Статен-Айленд, а во второй – играли на разогреве у перспективных The Rods в L’Amours, в Бруклине. «Это был ураган, вжух!» Однако «каждое шоу было на грани. Ты никогда не знал, где случится провал. Они ошибались в те времена». Для Metallica это было крещение огнем. «Это были большие концерты и большие залы», – говорит Джонни. «Мы с Маршей в некоторой степени захватили все рок-шоу в районе Статен-Айленд и Нью-Йорка… залы, вмещающие до двух тысяч человек». Они не начинали с маленьких клубов, как The Beatles. Мы поставили их прямо перед многотысячной толпой». Ди Снайдер, фронтмен Twisted Sister – команды из Нью-Йорка, которая произвела фурор в Великобритании, однажды подошел ко мне во время одного из концертов Metallica и спросил: «Это вообще кто, Джонни?»

Единственной проблемой Джонни и Марши был Дэйв Мастейн. «С его тягой к алкоголю мы никогда не знали, что получим, – говорит Джонни. – Это мог быть дружелюбный Дэйв, или монстр-Дэйв. Он был так пьян, что непонятно, как вообще играл свои партии. Вся группа была не против выпить, но Дэйв был чемпионом». Ларс и Джеймс в личном разговоре с Джонни уже признавались, что устали от хамства Мастейна, его хмельных выходок и задиристого поведения, что они, по словам Ларса, «просто держатся, пока не появится кто-то еще». Джонни сомневался, что без Мастейна группа будет так же хороша. «Я переживал, потому что он был действительно значимой частью группы, несмотря на его неконтролируемый характер. Одни из самых лучших песен были написаны Дэйвом Мастейном. И [заменить его] было бы по меньшей мере странно». Согласно Ларсу, группа решила избавиться от Мастейна еще до того, как их грузовик U-Haul добрался до Восточного побережья. «Как будто чаша терпения переполнилась, – говорил он. – Произошло несколько событий, которые стали последней каплей». Не последнюю роль сыграл эпизод, когда пьяный Мастейн настаивал на том, чтобы самому вести грузовик и, по всей вероятности, чуть не врезался в джип во время метели около Вайоминга. «Мы все могли погибнуть, – сказал Джеймс. – Мы знали, так не могло продолжаться, и начали искать замену».

Марк Уитейкер, который также был менеджером дружественной метал-группы из Сан-Франциско под названием Exodus, предложил переманить их главного гитариста, кудрявого вундеркинда по имени Кирк Хэмметт. В отличие от Дэйва Мастейна, высокого, импульсивного, крайне непредсказуемого, двадцатилетний Кирк Хэмметт был низкорослым, как Ларс, заучкой. Только тихим; подходящим вариантом, хотя бы потому, что был хорошо знаком со стилем Metallica, поскольку открывал их концерт с Exodus в Stone и тусовался в их особняке Metallimansion. Как и Клифф он был добродушным жителем Сан-Франциско, рожденным во времена и в месте, знаменитом цветами, которые там носили наряду с очень длинными волосами. Когда он встретил Metallica, он был похож на такого парня – любителя травки, который прогуливался по Хейт-Эшбери с зачатками бороды на лице, которую он сразу же начал брить, хотя все еще выглядел намного моложе.

Но самое главное, Хэмметт был технически одним из лучших гитаристов на сцене. За дружелюбной маской стоял очень целеустремленный молодой человек, который все еще брал уроки и репетировал по четыре часа в день, неважно, насколько он был при этом накурен. Он не был инноватором, как Мастейн, и уж точно не был таким чудовищем, но при этом он обладал более широкой музыкальной палитрой и играл намного увереннее – он был эдаким талантливым покладистым мальчиком, который делал то, что ему говорили. Они попросили Марка держать это в секрете, но все равно позвонить Кирку и проверить.

Это было первого апреля, и Кирк «сидел в туалете», когда позвонил Уитакер. Хэмметт подумал, что это был первоапрельский розыгрыш, и сказал: «Ага, конечно», – и повесил трубку, даже не обдумав предложение.

Только когда Уитейкер перезвонил на следующее утро и сказал, что отправляет кассету Metallica компанией FedEx, чтобы он выучил песни, Кирк понял, что это было всерьез. Пленка была доставлена всего за четыре дня до первого для Джонни Z концерта Metallica, все еще с Мастейном в составе. К тому времени как группа вышла на сцену Paramount и приготовилась запустить The Mechanix – песню, которую для них написал Мастейн и которую больше всех любил Джонни, Кирк уже прощался со своими товарищами из Exodus, готовился к посадке на самолет до Нью-Йорка и началу новой жизни с Metallica, прямо с утра понедельника.

Переживая по поводу того, как Дэйв отреагирует на новости, остальные решили сообщить ему об этом, пока он был в постели, еще полусонный. Ларс, который вытянул короткую соломинку, разбудил его в понедельник утром и сообщил эту сенсационную новость. Позже Ларс шутил, что Дэйв спросил, когда у него самолет, на что группа ответила, что купила ему билет на самый ранний автобусный рейс Greyhound. «Его не только выгнали из группы, но он вынужден был четыре дня ехать на автобусе и думать об этом!» – Ларс смеется. Мастейн, однако, запомнит этот момент по-другому. «На самом деле, когда они сказали мне уйти, я собрался за двадцать секунд и уехал. Я совсем не расстроился, так как в любом случае хотел начать сольный проект, все еще будучи частью Metallica». На самом же деле Мастейн был раздавлен, и с каждым часом его четырехдневного возвращения в Сан-Франциско он все больше выходил из себя, начиная видеть в этом предательство со стороны группы. Причем в лице Ларса он видел основного идеолога своего увольнения. «Джеймс мне нравится больше, чем Ларс, как и всем остальным, я думаю», – по-прежнему говорил Мастейн в 2008 году. В интервью Дэйву Наварро из Jane’s Addiction по поводу интернет-ток-шоу на Spread TV, он злобно добавил: «Мне не нравится Кирк, потому что ему досталось мое место, но зато я поимел его девушку до того, как ушел». Возможно, во всем этом была своя доля правды, но то, что спустя четверть века Мастейн продолжает об этом говорить, вероятно, свидетельствует о его собственных нерешенных проблемах.

Давая свое первое после ухода из Metallica интервью Бобу Налбандяну в январе 1984 года, Мастейн был более сдержан. «Правда состоит в том, что пазлы не сошлись, – сказал он. – Я был тогда другим человеком. Я был импульсивным типом, который постоянно напивался и веселился, а Джеймс и Ларс были просто замкнувшимися в себе маленькими мальчиками. Джеймс едва ли говорил с людьми. [Он] пел, но между песнями говорил я. Все было просто из-за того, что я много пил. Но я облажался один раз, и это мне стоило группы, а они облажались сто раз…». Он помедлил: «Были периоды, когда я таскал на себе Джеймса и Ларса, потому что они перебрали». Это было правдой. Как подтверждает Брайан Слэгель: «Тогда все веселились. Никто из нас не был трезвенником, когда все это начиналось». Не был таким и Дэйв Мастейн, но он единственный становился агрессивным и неприятным типом, когда напивался. Харальд Оймоен вспоминает свой поздний визит в его квартиру, во время которого пьяный Джеймс потерял контроль, продемонстрировав свой дурной характер, когда Оймоен показал ему недавнее фото, на котором Хэтфилд и Ульрих дурачатся на кровати вместе, и это фото было использовано в качестве обложки Metal Mania Рона Кинтаны, наряду с шуточной картинкой Элдона Хоука, ака Эль Дуче, печально известного тучного барабанщика-вокалиста из «рэп-рок» группы из Сиэтла под названием The Mentors. «Джеймс не видел ее до этого, и я не осознавал в то время, что они хотели сохранить эти фото для себя; это было типа что-то личное», – вспоминал Оймоен. «В общем, я показал журнал Джеймсу, и он расплылся в улыбке, ему казалось, что это отлично. А потом он внезапно понял, про что это фото, и ударил меня в живот; между нами чуть не завязалась драка, и он сказал, что я больше никогда не буду их снимать. Однако как только алкоголь выветрился, мы обсудили это, и все снова было классно».

Даже более позднее утверждение Хэтфилда о том, что продажа Мастейном наркотиков была серьезным фактором, уводит от реальных причин его увольнения. «Деньги, которые он зарабатывал, были незаконными, – говорил Джеймс писателю Мэту Сноу в 1991 года, – и еще его дружки приходили на репетицию, а потом пропадали вещи». Конкретнее Хэтфилду не нравилось следующее: «Он отвратительно вел себя. Мы все этим грешили, но когда это обернулось против товарищей по группе, он неизбежно должен был оказаться за бортом». Брайан Слэгель говорит: «Это всегда была группа Ларса и Джеймса, с самого начала, а Дэйв, ты знаешь, также был вполне цельной личностью. Это было неудачей и невезением, потому что он был феноменально талантливым парнем и музыкантом. Но когда я услышал об этом, не могу сказать, что меня это шокировало». Оглядываясь назад, Рон Кинтана характеризует Мастейна как «хардкорного тяжелого рокера, которого было сложно понять. Я хорошо отношусь к Ларсу, но Дэйв умел очаровывать и располагать к себе и был на самом деле лицом Metallica в 1983 году. Дэйв обладал харизмой, и я откровенно думал, что без него группа будет не так хороша. Но он был таким типажом, как Оззи образца 1977 года: алкоголиком, иногда опасным для самого себя и окружающих». Он добавляет: «Дэйв пил больше и быстрее, чем все остальные на вечеринке, и часто напивался до того, как вечеринка начиналась. Бывало, он вырубался, а если этого не происходило, он мог кого-то побить! Трезвым он был королем сцены, вот только он никогда таковым не оставался надолго. Я думаю, он даже никогда не дрался, не напившись». Часто это случалось из-за того, что «какая-то девушка тяготела к нему, а затем неизменно появлялся ее рассерженный парень и получал боевое крещение». В другой раз это была вина Дэйва: «Он практически всегда был в центре внимания и, следовательно, был мишенью. Джеймс обычно был его союзником во всех этих водевилях, но всегда на заднем плане, всегда в тени». Кинтана опровергает любое предположение, что Мастейн все еще торговал наркотиками в Сан-Франциско: «Дэйв пил и курил всё, но на тот момент у него не было столько знакомых среди местных, чтобы торговать». И наконец, Кинтана говорит, что Мастейн «может, и был ходячей катастрофой», но когда они все отправились к Джонни Z, «то выглядели как сильная четверка, которая должна еще больше сплотиться».