Текст книги "Мрачные тайны"

Эллен, 12:30

Вопросы доктора Хиральго по-прежнему вертелись в голове, когда она выезжала с парковки. Почти два часа провела она у него, поскольку это была их первая встреча и он хотел составить себе впечатление об Эллен. Теперь она чувствовала себя совершенно вымотанной, усталость разливалась по телу.

Они должны начать с самого начала – вот что он предложил. Проговорить, что именно случилось в тот день, когда пропала Эльза, и переработать воспоминания. Подружиться со своей историей. А не подавлять чувства, как поступала Эллен все эти годы. Он много говорил об однояйцевых близнецах, о том, какими сложными могут быть их взаимоотношения и что происходит, если один умирает. Как тяжело оставшемуся жить дальше и как он может ощущать свою вину в смерти брата или сестры, вину за то, что сам он выжил. Именно поэтому Эллен никак не может отпустить гибель Эльзы. Эти разговоры она бесчисленное множество раз слышала от разных психологов, психотерапевтов и других, кто пытался понять ее и помочь, – однако это не помогало, все они старались поместить ее в какой-то раздел психологической науки, от чего ситуация только усугублялась. Сердце начинало биться так отчаянно – казалось, вот-вот остановится.

Что ты помнишь? Что ты делала? Что ты чувствовала?

Все казалось смутным и расплывчатым. Чувство вины смешивалось со злостью и отчаянием. Беседы с доктором Хиральго ничего не исправят – только разворошат то, о чем ей не хотелось бы вспоминать.

– Смерть, смерть, смерть! – крикнула Эллен и так сильно ударила по рулю, что ладоням стало больно.

Как мама могла заставить ее пойти к этому клоуну? У него даже нет лицензии на то, чтобы прописать снотворное. К счастью, у нее еще осталось несколько таблеток.

Доктор Хиральго расспрашивал ее о снах. Настоящий шарлатан. В кои-то веки она была совершенно согласна с отцом. Образ Эльзы горел на сетчатке глаз.

Она ожидала, что доктор Хиральго – из тех, кто восседает на подушке, вдыхая ладан, но вместо этого они сидели друг перед другом на стульях в комнате, целиком отделанной кафелем. Словно гигантская ванная с белыми плитами по стенам и полу и черным плинтусом на стыке. Никакой другой мебели. Ужасно странно. Неужели ее мама тоже сидела там? Эллен не могла представить себе эту картину. И о чем они с ним говорили?

Он расспрашивал ее об отце. Какие отношения были у них в детстве. Вопросы были многочисленные и навязчивые, Эллен затруднялась вспомнить.

Тогда он решил зайти с другого конца.

– Помнишь, что вы ели на завтрак в тот день?

Само собой, она не помнила. Ей тогда было всего восемь лет.

Он дал ей маленький блокнотик, в который она должна будет записывать все, что вспомнится, чтобы они могли обсудить это в следующий раз. Крошечные фрагменты. Сны. Все, что угодно.

Она не хочет. Нет, она больше не пойдет к нему.

Машина медленно ехала по улице в Эстра Вилластаден[4]4
  Район Нючёпинга, застроенный виллами.


[Закрыть]. Строго говоря, Эллен не знала, зачем ее занесло туда, но у нее вдруг возникло желание проехать мимо дома отца. В это время дня он в любом случае на работе, так что она не рискует столкнуться с ним.

Эллен включила музыку. Сама не понимала, что именно слушает, но ей нужен был звук.

– Добро пожаловать в идиллическое местечко класса «люкс»! – громко сказала она сама себе, проезжая мимо домов пастельных цветов постройки двадцатых годов. Здесь каждый жил словно бы в своем пузыре, искренне веря, что мир – отличное место, где все веселы и счастливы. Все друг другу братья и с удовольствием подвезут соседских детей на футбольную тренировку. Здесь больше внимания уделяли тому, какой букет купить, отправляясь в гости, и какие фрукты дать детям с собой в школу, чем мировой политике, кризису с беженцами и тому, что Земля на грани гибели. «Тьфу, какая гадость», – подумала она, понимая, однако, что это притворство, и сама она ничуть не лучше.

На самом деле все они наверняка постоянно изменяют друг другу.

Эллен вспомнила одноклассника, жившего на той же улице в нескольких домах отсюда. Его родители общались с соседями напротив. Однажды летом они вместе поехали в отпуск, и к концу лета его мама переехала к соседу, а мама оттуда переехала в дом к ним. Без всяких драм. Они просто поменялись. Все это продержалось полгода, а потом соседский папа пришел с ружьем, намереваясь застрелить папу одноклассника Эллен.

В конце концов, они все съехали куда-то.

А в их виллы вселились новые счастливые семьи.

Медленно приблизившись к дому своего отца, Эллен увидела, что стены у него покрашены в розовый – цвет Эльзы. Другим трудно было их различать, так они были похожи, поэтому им с самого начала присвоили разные цвета. Эльза стала розовой маленькой принцессой, Эллен достался желтый цвет. Некрасивый. Внутри у нее все похолодело, вновь резанула боль.

Ясное дело, это никак не связано – но почему-то причиняет ей боль. Каждый раз. Она все наступала на одну и ту же мину. Будто игрушечный поезд носился по кругу, взрываясь на мелкие части каждый раз, когда проезжал туннель. Каждый раз его приходилось отстраивать заново – и всегда некоторых мелких частей недоставало.

Выпрямившись, Эллен попыталась заглянуть в сад, но высокая живая изгородь закрывала обзор – посмотреть внутрь можно было только через ворота. На секунду она даже задумалась, не войти ли ей туда, но осознала, что недостаточно сильна, и лишь продолжала разглядывать ухоженный сад с бассейном. Она не помнила, чтобы у них был бассейн, и не сводила с него глаз.

Как ему пришло в голову завести бассейн, учитывая, что одна из его дочерей утонула? Эллен вообще не понимала, как семьи с детьми могли жить у воды.

Ничего больше не увидев, она устремила взгляд вперед – и тут ей пришлось резко затормозить, и ее бросило на руль, хотя она и ехала очень медленно.

Еще несколько сантиметров – и она сбила бы девицу на мопеде.

Девушка ехала без шлема. На ней был очень короткий черный комбинезон, волосы схвачены в хвостик на макушке.

Эллен попыталась отстегнуть ремень безопасности, чтобы выйти и попросить прощения, но не смогла с ним справиться. Напуганная и растерянная, она выругалась и опустила стекло. Девица на мопеде газанула.

– Подожди! – крикнула Эллен.

Девица обернулась к ней, оторвала руку от руля, сжала ее и показала Эллен средний палец, отчетливо и беззвучно шевеля губами.

Да пошла ты.

Затем она унеслась прочь.

Эллен откинулась назад и закрыла глаза. Попыталась выровнять дыхание, усилием воли постаралась отогнать от себя картину того, что могло бы произойти.

Неизвестно, как долго она просидела неподвижно, когда вдруг зазвонил телефон.

– Да, Уве.

– Я проверил, что произошло, – да, эти придурки слегка облажались. Бёрье я знаю с давних времен, он не такой. Он мой хороший друг и отличный полицейский.

«Все вы одним миром мазаны», – подумала Эллен.

– Но у меня есть человек, который освободит полицию Нючёпинга от взаимодействия с прессой, так что они смогут сосредоточиться на расследовании.

– И…?

– И к тебе будет проявляться особое внимание, ты будешь получать информацию обо всем, что происходит в ходе расследования, – если обещаешь молчать о своем аудиофайле.

– Но…

– Если я услышу о небольшой промашке Бёрье и его коллег – знай, что я много чего могу рассказать и о тебе тоже. Эту информацию тебе не подтвердит никто другой в полиции. Мы поняли друг друга? Слушай внимательно, я два раза повторять не буду.

– Угу, я слушаю.

Она опустила щиток от солнца и посмотрела на себя в зеркало. Отчетливо и беззвучно пошевелила губами.

Да пошла ты.

– Погибшая – Лив Линд, сорока одного года. Ее избили, и она умерла от полученных травм. Тяжкие телесные повреждения, несовместимые с жизнью.

– Когда она умерла?

– Между двадцатью тремя часами вечера и пятью часами утра.

– Подкинь еще что-нибудь.

– Она была беременна.

– Что? – Эллен разом выпрямилась. – А кто отец?

– Задай этот вопрос своему новому контактному лицу. Она позвонит тебе в ближайшее время.

Александра, 14:00

Окинув взглядом сад, Александра констатировала, что куст кольквиции у входа на участок надо подровнять. Он вырос выше, чем такой же с левой стороны от ворот.

Еще с тех пор, как Александра с родителями переехала в Швецию из Польши, она мечтала о том, чтобы иметь мойку у окна, откуда открывался бы вид на сад.

Здесь она проводила долгие часы. Иногда ее охватывала паника, когда она понимала, что простояла так слишком долго. С другой стороны, это было единственное место, где она могла расслабиться и отключиться. Свой чай она часто выпивала, стоя возле мойки. На окне росли приправы. Они были светолюбивыми, как и сама Александра, и она с наслаждением вдыхала запах базилика, орегано, шнитт-лука и петрушки. В саду росли другие приправы и цветы, там она могла часами бродить по шуршащим гравиевым дорожкам – пока кто-нибудь не отвлекал ее.

Сейчас ее взгляд упал на грязные оконные рамы. Она принялась усиленно тереть их посудной тряпкой, но краска уже местами отстала и становилось только хуже. К тому же снаружи все равно не видно.

Зато она отметила, что сад прекраснее, чем когда бы то ни было, и испытала легкое чувство гордости.

По крайней мере, кое-что ей в этой жизни удается. Она оторвала парочку увядших листиков базилика.

После долгих летних дождей все растения бурно расцвели, но потом пришла жара, и многие начали засыхать. Однако ей удалось сохранить зелень свежей. Целыми днями она поливала свой сад. Гортензии выглядели роскошнее, чем когда-либо, хотя этим цветам нужен самый обильный полив. Они нуждались в ней – возможно, именно поэтому она так любила их.

Марта играла с газонным опрыскивателем. Придя из школы, она первым делом надела на себя купальник. Хотя у них был свой бассейн, опрыскиватель привлекал ее больше. Вероятно, потому, что с ним она могла играть сама, а не под присмотром кого-либо из взрослых.

Звук мотора нарушил тишину, и Беа врезалась на своем мопеде прямо в ворота, хотя Александра бессчетное множество раз просила ее так не делать: на белом заборе оставались следы, к тому же расшатывались столбы. Шлема на ней тоже не было. Александра тихо выругалась.

Злость всегда накатывала так внезапно – немного требовалось, чтобы она хлынула через край. Но она не будет ругаться с Беа по этому поводу. Во всяком случае, не сейчас. У нее нет сил на ссоры. А что, если бы с ней что-нибудь случилось? Если бы ее сбила машина? На сотую долю секунды она попыталась представить свои чувства. Облегчение? Мгновенно отогнав эту мысль, она устыдилась, что вообще позволила ей промелькнуть в мозгу.

Она посмотрела на старшую дочь – такую высокую и стройную. Тело упругое, мускулистое. Александре хотелось бы, чтобы дочь не одевалась так вызывающе, – она не решалась даже подумать о том, как отреагировали бы ее родители, увидев внучку в таком коротком комбинезоне. Вместе с тем, Александра понимала, что их терпение и так на пределе – учитывая, какую жизнь выбрала она сама.

Беа достала мобильный телефон и стала разговаривать по нему. Александре очень хотелось узнать, кому звонит Беа, – иметь хоть какое-то представление о том, кто это может быть.

Разговаривать друг с другом они перестали уже давно. Несколько раз она пыталась пообщаться с Беа, но дело всегда заканчивалось тем, что они начинали орать друг на друга.

Александра знала, что дочь редко бывает в школе, а если и появляется там, то в основном сидит в кафетерии или занимается чем-то еще, о чем Александра даже не в состоянии думать.

Она успела оборвать почти все листья с базилика, когда Беа снова села на свой мопед и исчезла так же стремительно, как и появилась.

Как обычно, Беа не потрудилась закрыть за собой ворота. Александра почувствовала, как у нее запылали щеки. Оторвавшись от своего любимого места на кухне, она вышла и захлопнула ворота, посмотрев вслед дочери, свернувшей в сторону города. В ту же секунду Александра увидела невдалеке на улице розовую машину. «Марте бы такая понравилась», – подумала Александра, когда машина тронулась с места. Она проводила машину взглядом и заметила на заднем стекле стикер «ТВ-4». Кто за рулем, она разглядеть не успела, но ей показалось, что это женщина с длинными волосами.

Она крикнула Марте, чтобы та шла в дом, и сама поспешила внутрь.

– Что ты делаешь? – с ноткой раздражения в голосе проговорила ее свекровь Эва, выходя наружу с веранды. – Почему ты в истерике и носишься кругами, как сумасшедшая курица?

– Я увидела на улице журналистку, – ответила она, вытирая лоб.

– И что?

Эва была одета в брюки цвета хаки и белую рубашку, подчеркивавшую загар на ее старческой коже. Седые волосы коротко пострижены под пажа, на ногах туфли, несмотря на жару. Она казалась здоровее, чем когда бы то ни было. Каждый день в газетах писали, что в жару повышается риск внезапной смерти для пожилых людей, но свекровь, пожалуй, даже не испытывала дискомфорта.

Марта вошла в кухню, по ней ручьями стекала вода. На каждом шагу она оставляла за собой лужи – Алекандре пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы ничего не сказать.

– Я хотела бы, чтобы ты пошла и оделась, моя хорошая. Скоро придет папа, будем обедать.

– Что, уже скоро есть? – проговорила Эва с упреком.

– Да, у нас будет поздний обед – или ранний ужин. Патрик не в состоянии работать целый день.

У нее самой едва нашлись силы приготовить еду – но кто-то должен следить, чтобы весь этот карточный домик не развалился.

– Да, понимаю. У него так много работы, у моего бедного мальчика.

Теперь в ее голосе звучало беспокойство.

Александра не стала отвечать на критику, которая, как она знала, была направлена в ее адрес.

Патрик работал в клинике пластической хирургии в Стокгольме и постоянно ездил туда-сюда. Иногда он оставался там ночевать. Но неделю назад Александра узнала, что его держит в столице не только работа. Сегодня он отменил визиты пациентов во второй половине дня – на самом деле, по той же причине, по которой в последнее время проводил так много времени в Стокгольме, хотя теперь ситуация коренным образом изменилась.

Все произошло так быстро. Как и в прошлый раз, он поставил ее в ужасное положение.

Еда была готова. Мясо разделано и приготовлено для жарки на гриле вместе с сосисками, салат нарезан. Сыры она поставила в кладовку, чтобы немного размягчились. Вино налито в кувшин, на веранде накрыт стол.

Самой же ей есть совершенно не хотелось.

Внезапно Патрик оказался у нее за спиной и поцеловал в щеку. От него пахло дезинфицирующим раствором.

– Как дела? – спросила она.

Он пожал плечами. Александре хотелось, чтобы он спросил ее, как дела у нее, но он промолчал. Все всегда вертелось вокруг него. Злость снова вскипела в ней, но она проглотила обиду.

– Здесь только что побывала журналистка, – сказала она. – Я видела ее в машине – мне показалось, что это была женщина. С четвертого канала, на машине был их логотип, у нее розовый «Порше». Такое ощущение, что она что-то вынюхивает.

Долгое время Патрик молчал.

– Думаю, это дочь фон Платена, – проговорил он наконец. – Она работает на телевидении – но, возможно, просто приехала к папаше. Беспокоиться наверняка не стоит. Пойду переоденусь, и будем есть.

Как он может держаться так спокойно? Словно не понимает, что произошло. Поправив подушки на диване, Александра вернулась к мойке и окну. Розовой машины больше не было видно.

– Правда, он красавчик?

– Кто? – спросила она и повернулась к свекрови, которая сняла с холодильника одну из висевших там фотографий.

Снимок запечатлел Патрика, плавающего в бассейне. Взяв фото из рук свекрови, Александра вернула его на место.

– Помни, что ты говоришь о своем сыне.

Эва просто сумасшедшая. Долго она еще пробудет у них? Она здесь чуть больше недели, а такое ощущение, что несколько месяцев.

У Патрика и его матери всегда были очень странные отношения. Если бы Эва могла выбирать, они так и жили бы в маленьком домике среди бескрайних лесов Вермланда. Вдвоем.

Эллен, 15:00

Вместо того, чтобы ехать домой, Эллен направилась в «Культурум» – библиотеку Нючёпинга, чтобы посидеть за компьютером. Телефон умер, да и неплохо было воспользоваться случаем и заняться исследованием вопроса, раз она все равно оказалась в городе, а не под присмотром мамы.

Когда она вошла в здание, ее охватила ностальгия: она поняла, что не была здесь с тех пор, как училась в школе. Все здесь было как обычно – казалось, она сейчас сядет и начнет делать очередной реферат.

Любезная женщина за стойкой одолжила Эллен зарядку для телефона. Единственный свободный компьютер стоял прямо при входе – им можно было воспользоваться без читательского билета, но только в течение пятнадцати минут. Эллен уселась за него.

Здесь было прохладно и хорошо. И тихо. Когда кто-то выдвигал стул или кашлял, звук отдавался эхом между полок. Вокруг сидели школьники и пенсионеры, целиком сосредоточившись на том, чем занимались. На нее никто не обратил внимания.

Эллен начала с электронной почты. Ответа от мисс Марпл все не было. Это вызвало у Эллен легкое раздражение, поскольку она знала, что коллега обычно отвечает быстро, – она догадывалась, какие разговоры ходят о ней в редакции.

Она зашла на несколько новостных сайтов, но никто ни словом не обмолвился о том, что Лив Линд была беременна. «Видимо, это был ее первый ребенок», – подумала Эллен, вспомнив, что не видела на ее страничке в «Фейсбуке» никаких детских фотографий, однако это стоило проверить еще раз. Возможно, она долго пыталась забеременеть – и это был последний шанс, учитывая ее возраст. Проклятые часики, которые постоянно тикают… Эллен записала ту скудную информацию, которую нашла об убийстве, а также вопросы – были ли у Лив дети и кто отец этого ребенка, и послала на свой ящик.

В папке «Входящие» скопилось около двух тысяч сообщений, и просмотреть их все просто не представлялось возможным. Проще всего было стереть их одним кликом. Но прежде чем пометить все письма, чтобы удалить их, она вписала в окошко поиска имя Джимми, хотя делать этого не стоило.

Примерно год назад у них с Джимми был роман. Все это происходило до того, как он стал ее начальником. Тогда он работал на конкурирующем телеканале. Никогда раньше она ни к кому не испытывала столь сильных чувств, это был лучший период в ее жизни. Но в один прекрасный день он просто пропал, перестал звонить, Эллен была совершенно убита, не понимала, что происходит. Она проклинала себя за то, что впервые так сблизилась с другим человеком, обнажив себя и свою историю. Кто же захочет встречаться с человеком, имеющим такие психологические травмы? Легко было догадаться, что и в этот раз все будет так же, однако она не смогла устоять перед искушением.

Когда в мае Джимми пришел работать на четвертый канал, она убедила себя, что забыла его и двинулась дальше, но едва он переступил порог редакции, как на нее снова нахлынули прежние чувства. Все сильно осложнилось – не только в связи с тем, что он теперь был ее начальником, но и потому, что им никак не удавалось держаться в стороне друг от друга, хотя она панически боялась, что он опять ее ранит.

Что и случилось.

Вновь он ворвался в ее жизнь ненадолго, чтобы опять исчезнуть. И снова она ничего не понимала. Когда же она наконец вызвала его на откровенный разговор, он признался, что у него маленькая дочь с женщиной, которую он не может оставить.

Они с Эллен никогда не будут вместе.

Как она ни поворачивала все это и так, и эдак, а все равно понять не могла. Или не хотела. Боль и беспробудное отчаяние. С тех пор они ни разу не разговаривали, однако дня не проходило, чтобы она не думала о нем.

В поиске возникло несколько сообщений от Джимми, но это была общая рассылка всем сотрудникам редакции. Статистика по зрителям, призывы взбодриться и прочая ерунда.

Эллен закусила губу.

Пора заканчивать.

Через пять минут ее время за компьютером истечет.

Она прокрутила вниз список сообщений от Джимми и вздрогнула, увидев одно без темы, отправленное в конце июля. Она кликнула на него.

Думаю о тебе. Ты не могла бы ответить? Волнуюсь.

Сперва она почувствовала, как у нее сладко заныло в животе, но потом прочла сообщение еще раз. И еще. Что он имел в виду? Он думал о ней, но в каком смысле? Может быть, его просто мучила совесть? Письмо было отправлено в час ночи. Вероятно, он был пьян. Она прочла сообщение еще раз, пытаясь проанализировать каждую букву.

Дзинь. Ваше время вышло. Спасибо, что вы посетили «Культурум».

Откинувшись на спинку стула, Эллен стала раскачиваться на задних ножках.

Компания девочек-подростков собралась у другого компьютера чуть поодаль – они громко хихикали, разглядывая что-то на экране. Эллен невольно прислушалась, пытаясь понять, что там такого веселого, но слова трудно было разобрать. Выглядели они как старшеклассницы – стройные, слишком накрашенные, с разноцветными прическами. Похоже, еще не выучили, что такое «слишком» и когда нужно остановиться.

Достав телефон, Эллен позвонила мисс Марпл – та сразу же ответила.

– Эллен? Ты разве не на больничном?

В ее голосе звучали нотки неуверенности – словно им запрещено было разговаривать друг с другом.

«Да, я на больничном, зануда…» Она буквально видела перед собой мисс Марпл. Ее очки в яркой оправе – отчаянную попытку возродить то немногое в жизни, чему еще можно радоваться. Будучи ровесницей Мадонны, она выглядела лет на двадцать старше.

Похоже, в редакции по Эллен не сильно соскучились. Коллеги по четвертому каналу всегда недолюбливали ее и тот мир, из которого она пришла. Им казалось, что ей все легко достается, поскольку фамилия у нее Тамм и выросла она в замке Эрелу в Сёдерманланде. Доверие старой гвардии ей никогда не заслужить. Хотя Эллен проработала в редакции новостей почти четыре года, они все еще считали ее новичком и были убеждены, что она не умеет правильно обращаться с информацией, полученной от полиции, и делать свое дело профессионально. Иногда она задавалась вопросом, когда же наконец станет признанным журналистом и сотрудником – да и случится ли это вообще когда-нибудь? А теперь они узнали о ее погибшей сестре и о том, что Эллен психически неуравновешенная (или что там говорили у нее за спиной), так что ей будет еще сложнее влиться в коллектив.

– Как твое самочувствие? – спросила мисс Марпл.

– Спасибо, хорошо. – Она не хотела давать мисс Марпл пищу для сплетен. – А ты как?

– Хорошо, вроде бы. Работы много. Людей не хватает, вместо этого много временных сотрудников, которые понятия не имеют, что делать.

– Кто-нибудь из наших освещает убийство в Стентуне?

– Да, то есть – мы делаем все, что в наших силах. Сейчас в центре внимания – тот мужчина, которого забили до смерти на Свеавеген.

– Но ведь и женщину в Стентуне забили до смерти!

– Да, знаю. А ты-то тут причем? Ты же на больничном, да?

Эллен терпеть не могла такого тона и именно поэтому никому не рассказывала свою историю. Как она будет общаться с этими людьми дальше, когда у них сложилось о ней такое мнение? До исчезновения Люкке никто в редакции не знал, что у Эллен была сестра-близнец, которая утонула. Если бы она вовремя забила тревогу, что Эльза пропала, возможно, та была бы жива. Эллен не могла вынести взглядов тех, кто теперь знал о ее прошлом, и по голосу мисс Марпл чувствовала, что та осуждает ее. Все, кто знал эту историю, отвернулись от нее.

– Ты проверила тот регистрационный номер, который я тебе послала?

– Нет, не проверила, я не знала…

– Какой информацией вы располагаете?

– Ты имеешь в виду, по поводу убийства? К сожалению, ее немного. Мы провели телефонную конференцию с полицейскими, но, похоже, ничего больше и нет. Лейф, наверное, лучше знает. Подожди-ка, я взгляну – да-да, нашла. Вот что они говорят: «Мы не комментируем находки и задержания, – говорит Бёрье Сван. – Расследование идет полным ходом. В течение дня розыскные мероприятия будут продолжены». Вот, похоже, и все. Наверное, Интернет знает больше.

«Интернетом» назывались те, кто занимался сайтами четвертого канала. Они были так молоды, современны и переменчивы, что старая гвардия даже не удосужилась выучить их имена.

– А ты-то сама что-нибудь знаешь?

– Да, я ведь тут, на месте, и у меня появились кое-какие зацепки. Если вы пошлете мне оператора, я смогу освещать этот случай отсюда.

– Не знаю, Эллен, этот вопрос тебе лучше обсудить с Джимми.

Этого ей хотелось меньше всего.

– Извини, мне пора, – сказала мисс Марпл и положила трубку, оставив Эллен с неприятным чувством на душе.

Девчонки-подростки снова привлекли внимание Эллен своими выкриками и смехом. Они переговаривались все громче и громче.

– Не могу поверить, что ты это сделала! Ты же могла типа умереть.

– Смотри, как ты близко!

– Спорим! – произнесли они хором и дали пять друг другу.

Эллен отметила, что библиотекарь раздраженно посмотрел в их сторону, не понимая, почему он не сделает им замечания. Побаивается? Или так проще?

Девчонки продолжали.

– Ты хоть понимаешь, как это круто? Ты должна это запостить. Все должны это сделать, иначе…

Они смеялись, говорили, перебивая друг друга.

– Выложи вторую видюху, а то нам скоро пора сваливать.

– Что? Ты струсила? Это же шутка, жми «отправить». Она это заслужила.

Эллен начала догадываться, чем они заняты, и направилась к ним.

– Что вы делаете?

– Ничего. А ты кто? – спросила девчонка с розовыми волосами, раскрашенная, как панда.

Темноволосая девочка, сидевшая лицом к монитору, обернулась и уставилась на Эллен.

– Как тебя зовут? – спросила Эллен, в ту же секунду осознав, что это та самая девушка, которую она чуть не сбила в Эстра Вилластаден.

– Будь любезна, избавь нас от себя, – проговорила та, подняв глаза к небу.

– Это кто тебя так научил отвечать взрослым? – спросила Эллен с искренним непониманием.

– Беа, скажи, как тебя зовут! – выкрикнула та, что с розовыми волосами.

– Ну вот, ты сама только что сказала ее имя!

Они засмеялись. Все, кроме Беа.

– Я очень сожалею, что чуть не сбила тебя сегодня. Все в порядке?

Эллен протянула руку для рукопожатия.

Беа уставилась на ее руку. Эллен не знала, как себя вести, чтобы завоевать хоть каплю уважения подростков. Сама она в этом возрасте никогда не решилась бы так себя вести со взрослым человеком – только вот хорошо это или плохо? Кажется, до нее начало доходить, почему библиотекарь предпочел не вмешиваться. Когда она уже намеревалась убрать руку, Беа плюнула ей в ладонь.

– Какого черта? – крикнула Эллен, чувствуя, что ее так и тянет дать девице затрещину.

– Не фиг тут вынюхивать.

Беа пожала плечами и отвернулась к монитору.

– Я не вынюхиваю, но мне показалось, что вы занимаетесь нехорошими вещами.

Она незаметно вытерла руку о майку.

– Я тебя знаю. Ты блогер? – спросила одна из девушек.

– Нет, я работаю на четвертом канале. Надеюсь, вы не пытаетесь кого-то обидеть? Подумайте о том, что кто-то очень расстроится, когда это увидит.

– Да брось, мы что, спрашивали твоего совета?

– Нет, но если вы не прекратите, я сообщу в полицию.

Эллен достала телефон и сфотографировала их.

«Вот свиньи», – подумала она, уходя.