Текст книги "NUMERO"

Глава 4

Роскошная карета, присланная за мной, ждала у ворот.

Я в последний раз оглянулась на мое убежище, укрывшее меня на эти два года от людского невежества, ненависти и страха… за себя. Крепла необъяснимая уверенность, что сюда я больше уже никогда не вернусь.

Френсис не вышла меня провожать. Она окончательно слегла и даже не появилась на утренней мессе. Но я простилась с ней, поцеловав ее морщинистую, в старческих крапинках руку, понимая, что это наша последняя встреча. В стреча-расставание.

– Бог бережет тебя, девочка. Не забывай Его.

Я улучила минутку и зашла к Маргарите. Она, будто ждала меня, бросившись навстречу:

– Мне будет недоставать тебя, сестра Лаура.

Расстегнув сумку, я протянула ей фотографию. Снимок, сделанный в чьей-то квартире, может быть, и в моей – я сижу на кровати среди разбросанных веером журналов.

Она нашлась в большом, с кучей отделений, кошельке.

Маргарита ахнула, попятившись, и замерла у стула.

– Ну, что ты испугалась, глупенькая? Это всего лишь моя фот… мой портрет, просто очень маленький. Возьмешь? На память.

Будущая настоятельница несмело протянула руку к диковинке и… все остальное потеряло для нее какой-либо интерес. К счастью для монастыря – ненадолго.

– У этого художника Божественный талант. Кто он?

– В том-то и дело, что не знаю. Вернее, не помню. Не заморачивайся. Главное, что тебе понравилось.

– Как ты сказала? Не… что?

– Ну…, не думай об этом.

– Странная ты все-таки, сестра Лаура, – у Маргариты увлажнились глаза, – я буду молиться за тебя.

Мы обнялись, и я, не оглядываясь, покинула келью.

Меня никто не провожал, только в одном из окон мелькнуло озабоченное личико спешащей куда-то Бениты.

Дорога до королевского дворца заняла около двух часов, в течении которых я не отрывалась от окна. Оказывается, монастырь построен на окраине Мадрида, за городской чертой. За колышущейся в такт движению полупрозрачной шторкой мне повезло полюбоваться пробегающим мимо довольно однообразным, но живописным пейзажем средневековой Испании.

Сопровождающая меня женщина с носом „уточкой“ и почти сросшимися на переносице бровями старательно делала вид, что спит, но в то же время зорко наблюдала за мной, в любую минуту готовая предотвратить мои поползновения в сторону дверцы кареты. Расстрел на месте был бы обеспечен.

Но я не собиралась нарушать запреты или куда-либо сбегать. Напротив, мое любопытство все более подогревалось. И не мудрено.

Кто еще из моих современников удостоился чести стать семейным портретистом Филиппа Второго?

Среди моих знакомых не нашлось, наверное, кого-либо, кто скрыл бы сей факт.

Глава 5

Я неделю уже жила в придворцовом монастыре.

В маленькой узкой келье, ненамного разнящейся с прежней. Ну, только лишь видом из окна. Более чем впечатляющим – гранитных голубовато-серых стен королевского дворца.

И особых изменений в декорациях пока не предвиделось, включая строгую, продуманную по часам жизнь обители. Скучное однообразие внешнего и внутреннего быта слегка раздражало – стоило ли срывать меня с насиженного места, давая взамен все то же самое. Даже стену из окна.

Но и ему пришел конец, когда однажды утром, сразу после завтрака, меня позвали к настоятельнице – сестре Долорес. Грузной, расплывшейся, с тройным, сбегающим вниз подбородком, тетеньке, почему-то убежденной, что мое увлечение живописью – это нечто сродни первородному греху. По ее мнению, к которому она возвращалась неоднократно во время нашей затянувшейся беседы, монахиня „не должна отвлекаться на мирскую суету“, поскольку ее „прямое предназначение – служить Господу“.

Поток нравоучений иссяк только после как бы невзначай брошенного мной вопроса:

– Увековечить величие дома Габсбургов, так пекущихся о чистоте веры, это мирская суета?

Сестра Долорес поджала губы и резко проговорила:

– Постарайтесь не опоздать к вечерней мессе, сестра Лаура.

И моя неявка и на вечернюю, и на утреннюю, и на все последующие мессы, я думаю, утвердила ее в моем легкомыслии и в своей правоте, поскольку в монастыре я уже не появилась.

Мое местожительство в тот же день переместилось ни больше, ни меньше в покои дворца, куда меня препроводила все та же особа, бывшая моей спутницей по дороге в Эскориал. Она и на этот раз не отказалась от настороженного рассматривания меня исподтишка.

В отведенную мне комнату мы добрались, преодолев нескончаемые коридоры и переходы, где изредка мелькали, судя по простоте одежды, лица, опосредованно приближенные к королевским особам, то есть, проще говоря, обслуживающий персонал, ответственный за удовлетворение их, королевских, материальных потребностей.

Но чем выше к „Олимпу“ мы поднимались, минуя затканные золотисто-красочными гобеленами залы с до блеска начищенным полом без единой царапинки на дорогом узорчатом деревянном покрытии, тем чаще наталкивались на разбросанные группки сдержанно беседующих придворных, напомнивших мне…

… старинные гравюры, когда-то отреставрированные мной в…

Где? Я замедлила шаг: “ Ну же! Где? “

– Не отставайте. Мы уже почти пришли.

Голосок у нее не райской птички. Так каркнула, что и без того робкая память снова затихла.

Вскоре, действительно, свернув в правое крыло дворца, мы остановились у высокой, матово отливающей мореным дубом, двери.

– Прошу…

Толкнув створки, попутчица завела меня в комнату. Нет. В хоромы.

Золотисто-бордово-желтые тона тяжелых бархатных портьер сочетались с убранством тех же оттенков широкой кровати, искусно подобранной простой, но изящной мебелью. И как апофеоз красоте – потолок утопал в жемчужно-серебристых облаках со ступающими по ним небожителями в окружении порхающих ангелочков.

„Да-а, мой супердом я оценила бы в три цента по сравнению с таким-то великолепием…“.

Что?

Спальня с раздувающейся от ветра шторой, гостиная с искусственным камином и резным антикварным шкафом, раздобытым на барахолке и приведенным мною в его изначально-товарный вид, столовая с набором медной посуды…

Они каруселью кружились вокруг меня – штора… камин… шкаф… посуда… штора…

Я припала к колонне, стражем выступающей у двери.

– Вам плохо? Это с непривычки, – нос „уточкой“ насмешливо сморщился. Закрывая двери с обратной стороны, она надменно добавила, – располагайтесь. Я приду за вами.

Но мне было не до нее.

Карусель, ускоряясь, завихрилась, смазавшись в сплошную несущуюся ленту, где уже что-либо различить было просто невозможно.

„Дохлый номер“, – как говаривал Патрик.

Патрик? Кто он?

Глава 6

Порывшись в косметичке, я нашла все, что нужно было, чтобы придать лицу более праздничный вид в соответствии с предстоящим знакомством с сильными мира сего – чуть блеска губам, длину ресницам, баланс коже. Я впервые за годы вынужденного заточения прикоснулась к косметике. Незачем было, да и не до того. Но навыки не растеряла.

Ну, что же. Кажется, я готова к приему. Бросив критический взгляд на уже привычное отражение в зеркальце, пришла к выводу, что оно мне однозначно понравилось. Что-то из серии „вечной невинности“ с едва заметным налетом скрытого потенциала.

– Следуйте за мной.

В комнату без стука вошла все та же озабоченная должностными обязанностями тетенька, но одета она была уже несколько иначе. Невзрачное прежде платье заменила на, видимо, парадное, более тяжеловесное и громоздкое из-за прилагающихся к нему мелочей – вычурно топорщимся жестким воротником, узким обручем обхватившего шею, корсетом, намертво сковавшим тело, грузной окантовкой лифа, больше напоминающей сбрую, нежели украшение.

Я молча последовала за ней.

Идти пришлось недолго, и на этот раз наш путь ограничился двумя переходами по узким коридорам без излишней роскоши, приведшими в маленькую тесную комнатушку с одним единственным креслом у стены.

Моя суровая спутница осмотрела меня взглядом собирающегося пообедать удава и, задержавшись на лице, явившему несмелую попытку улыбнуться, ища одобрения, вдруг безапелляционно заявила:

– Если бы не рекомендации преподобной сестры Френсис, я бы и дух твой сюда не допустила.

Улыбка, не найдя поддержки, благополучно канула в никуда, бегством убедив не надеяться на радостное продолжение нашего общения. И более того, впредь постараться не допустить его следующей фазы в виде попытки подружиться.

– Вы правы относительно рекомендаций, – я смиренно опустила глаза, – но, к сожалению, мой дух не подвластен даже мне, поэтому вам, как и мне придется смириться с его присутствием здесь.

Чем я ей не угодила?

Ее глаза потемнели от злости.

– Что у тебя с лицом? Что это?

Забыв о косметике, я не сразу поняла, о чем это она.

Брезгливо вытянув палец, чуть ли не упершийся в мои губы, она уличающе процедила:

– Они красные и блестят.

И тут меня как током пронзило. Как же я забыла! В этот интересный период развития человечества за пользование помадой любительницы улучшить свою внешность отправлялись на костер, никак не меньше.

Надо было срочно выпутываться из проблемы, а поскольку на обдумывание времени не было, брякнула первое, что пришло на ум.

– Вы имеете что-то против Кристиан Диор?

Она наморщила лоб, видимо, пытаясь вспомнить хоть кого-либо с подобными звукосочетаниями и одновременно стараясь понять их связь с блеском моих губ. Но, поскольку таковых ни в ближнем, да и ни в дальнем окружении не нашлось, а, соответственно, и связь не прослеживалась, недовольно пообещала:

– Я все равно все о тебе узнаю.

– Не забудьте поделиться со мной вашими сведениями. Они мне тоже пригодятся.

Я ей все-таки улыбнулась.

В нашу беседу вмешался некто за тяжелой коричневой шторой с мелодичным, нараспев, голосом и властными интонациями:

– Пусть войдет.

Край шторы отогнулся, и выглянуло личико молоденькой девушки, с любопытством меня осмотревшей, что несколько смягчило разъедающую подозрительность „удава“.

Она обворожительно мне улыбнулась:

– Ну, что же ты стоишь?

И тут же последовал ее не терпящий возражения окрик:

– А вы, сеньора Урсула, будьте здесь.

Я не стала уточнять, что отразилось на лице вышеназванной особы, и нерешительно отдернула штору.

Девушка, засмеявшись, втащила меня в то, что скрывалось за ней. Этого мгновения хватило, чтобы успеть провести ладонью по губам и стереть, не без сожаления, компрометирующую меня помаду. Но, как показало будущее, семейство Диор, трудясь над таким предметом как красота, стремилось, видимо, доказать, что не все в этом мире преходяще, есть и постоянные величины – губы настырно излучали мерцающий розовый блеск, в чем я убедилась позже.

Ослепительно роскошное убранство помещения, куда я вошла, без сомнения, затмевала женщина у окна, немедленно мной узнанная.

Куэльо, действительно, был великим портретистом.

Ко мне обернулась инфанта Изабелла.

Глава 7

Более красивой женщины, вернее, девушки (на тот момент ей было около двадцати) мне не доводилось раньше встречать.

Огромные, феерические, слегка выпуклые глаза, искрящиеся и манящие. Прямой, с едва заметной горбинкой, без единого изъяна нос. Сочные полные губы с капризно поджатой нижней губкой оттенялись белоснежнобархатистой кожей.

Образец классической красоты. Так и просится на холст.

Ладони неожиданно вспотели, и я облегченно про себя вздохнула, зная, что мне не придется, к счастью, пожимать ей руку. Я совершенно не представляла как себя вести. Мало того, что опыт общения с королевскими особами у меня напрочь отсутствовал, так все еще осложнялось и недостатком информации о правилах придворного этикета в столь туманные времена.

Но Изабелла разрядила обстановку.

Она поманила меня к себе, скользя взглядом снизу доверху по моей персоне, задержавшись, ну, конечно же, на лице, а, точнее, на его нижней части, и задала тот же вопрос, что и Урсула. Тон вопроса не предвещал ничего хорошего.

– Что это, сестра Лаура?

И черт дернул меня их накрасить!

– Это… что? – переспросила я севшим от волнения голосом.

Второй промах. Не отвечают вопросом на вопрос родившимся с голубой кровью.

Инфанта нахмурилась. Я же, состроив невинную гримаску, тянула время, соображая, как выкрутиться из вовсе не простой для меня истории. Скрестив два взаимоисключающих факта – аскетизм монахини и ее же баловство порицаемыми церковью соблазнами – я продемонстрировала, таким образом, вопиющий симбиоз отрицания и утверждения в одном флаконе. Подобная игра добром, как правило, не заканчивается, и, с сожалением согласившись с поражением – терять мне уже нечего – я приняла вызов:

– М-м-м…, простите, Ваше Высочество. Если Вы имеете в виду цвет моих губ…, это декоративная косметика…, изобретенная мной…

Мысленно я попросила тысячу извинений у месье Кристиана, присвоив патент на его губную помаду. Ну, не рассказывать же испанской принцессе, живущей за пятьсот лет до меня, о преимуществах косметической продукции двадцать первого века перед весьма примитивными мазилками средневековья. Кроме того, я просто физически почувствовала, как костер Инквизиции подпаливает мне пятки.

– Декора… что? – Изабелла приподняла бровки.

Я смешалась. На минуточку увидела себя ее глазами – одеяние монахини лишь подчеркивало мою бесовскую сущность.

Надо немедленно что-то придумать. И решение пришло.

Наклонившись к своему приданому, покоившемуся в мешке из грубой ткани, прародителю женских сумочек, извлекла на свет косметичку.

Вероятно, я совершала ошибку, но другого выхода у меня не было. Должна же я была как-то ответить на поставленный вопрос, а, заодно, отдалить по возможности общение с более заинтересованными лицами в вопросе колдовства.

Изабелла и, как оказалось, ее младшая сестра, Каталина, со все более возрастающим любопытством следили за моими манипуляциями. Хоть и принцессы, но девчонки же.

– Позвольте, Ваше Высочество, показать Вам некоторые из моих… опытов, – и тут я затараторила, боясь, что меня прервут, – мне необходимо постоянно экспериментировать, ну, пробовать, понимаете? Чтобы добиться на полотне нужного тона. Я растираю краски, добавляю в них различные ингредиенты, то есть, меняю состав и каждый раз получаю новый оттенок или совершенно неожиданный для меня результат, как то, что Вы видите сейчас на моем лице, Ваше Высочество. Согласитесь, неплохо, правда? Я принесла с собой кое-что, чтобы и Вы убедились, насколько это красиво. Присядьте, пожалуйста. Не волнуйтесь, это займет не более пяти минут.

Сестры переглянулись, при этом Каталина прыснула, видимо, потрясенная моей сокрушающей недоверие смелостью. Да, я и сама от себя пришла в ужас. Но остановить меня могло только внезапное онемение.

Разложив на небольшом столике у стены, загобелененного готическим изображением одного из родственников королевской семьи (подозреваю, что это был никто иной, как Карл, дедушка принцесс), весь мой неиспользованный за эти годы косметический набор, выбрала помаду мягкого светлого тона и взглянула на Изабеллу, настороженно за мной наблюдающую.

Ну, была не была!

– Это то, что помогает увлажнить губы и придать им свежесть и аромат. Вы разрешите прикоснуться ею к Вашим губам, Ваше Высочество?

Инфанта нерешительно обернулась на сестру, и, встретив ее восторженно-изумленный взгляд, дала высочайшее согласие на эксперимент. Она присела на краешек кресла и чуть приподняла голову, зажмурив глаза, тем самым благосклонно разрешив мне над ней покудесничать.

Помадная кисточка коснулась приоткрытых в ожидании губ, тут же заметно пополневших от обволакивающего их влажного блеска. И никакого силикона не надо.

– А теперь ресницы. Прошу прощения, Ваше Высочество, но для этого придется открыть глаза. Не бойтесь. Раз…, два…

Изабелла, прислушиваясь к новым для нее ощущениям, медленно, с опаской отделила верхние веки от нижних.

– Не моргайте, пожалуйста. Вот так. Теперь левый. Отлично. Просто сказка! Ну, и последнее.

Пудра. Моя любимая. С перламутровым оттенком. По всем пунктам намного опередившая тяжелые белила здешнего производства.

– Спокойно, еще чуть-чуть… Все. Мисс Вселенная!

Я склонилась перед принцессой в поклоне, тем самым выражая восхищение ее красотой и сообщая об окончании сеанса.

Разгибаться мне было страшновато. Реакция Ее Высочества могла оказаться прямо противоположной той, на что я рассчитывала.

Каталина, все это время судьей примостившаяся рядом и, судя по взволнованному дыханию, с замиранием сердца контролирующую происходящее, наконец, выдохнула:

– Чудо! Так вы еще и парфюмер, сестра Лаура?

Взгляд Изабеллы, с недоверием вглядывающейся в зеркало, подтвердившему еще более блистательную красоту инфанты, буквально на глазах менялся от настороженного до удивленно-детского. Завершила она осмотр вердиктом, поразившим меня:

– Все это останется здесь.

Я облегченно выпрямилась.

– Но…

Я опять затаилась.

– Кто еще знает о твоих… красках?

– Никто. Вы первая, Ваше Высочество, кому я это показала. Вы же знаете…, – я замялась, – это довольно опасно…

– Я решу, что делать с тобой и со всем этим.

Более мудрого решения я и не ожидала. Если кто-то обвинит меня в колдовстве, Изабелла легко подтвердит это, представив суду якобы „конфискованные“ ею доказательства, таким образом, сняв с себя все подозрения. Если же нет – она оставляла за собой право держать меня на коротком поводке. На всякий случай. При этом, наверняка, не раз воспользовавшись моими „игрушками“. Она не устоит от соблазна быть самой привлекательной.

Я хотела было протянуть ей и косметичку, но…

Глава 8

– А это что? Посмотри, какая коробочка…

– Нет, не так. Поверни ее…

– Как это открыть?

– Дай я попробую…

Принцессы щебетали у столика с загадочными для них миниатюрными баночками, тюбиками и кисточками.

Я же, выбитая воспоминаниями и из этой комнаты, и из этого дворца, и вообще из этого времени вглядывалась в незамеченное прежде простенькое, но элегантное колечко, покоившееся на дне косметички.

Огромный зал аэропорта. Заваленные дорожными сумками коляски. Невысокого роста мужчина с начинающими седеть волосами, собранными сзади в короткий хвостик, оборачивается, улыбаясь. У него мелкие, но приятные черты лица:

– Летисия, тебя ждет сюрприз.

Мы подходим к стойке регистрации. Багаж – объемная красно-коричневая сумка благополучно отправляется в путь.

– Ну, что? По кофе с сигаретой?

Он, поддерживая меня под локоть, ведет к столику кафешки. Рядом расположилась многодетная семья. Судя по одежде – кипа на голове у мужчины с пейсами и черный костюм, длинная до пят юбка и наглухо прикрывающая все видимые части тела блузка у женщины с закрученным платком на голове – догадываюсь о пункте их полета.

Женщина пытается успокоить расшалившихся детей:

– Мойше…, – дальше следует загадочный для меня язык иврит.

– Хани…

– Сигаль…

Она что-то им наставительно внушает, но при этом гордо оглядывает соседние столики, взглядом приглашая присутствующих полюбоваться на ее малышей.

– Я думаю, тебе это понравится, – он протягивает мне бархатную черную коробочку.

Я открываю ее, зная, что там увижу. Кольцо. Изящное, с маленькой бриллиантовой капелькой.

– Патрик!

– Молчи. Вернешься из Мадрида, поговорим. А это, – он кладет на столик тоненькую книжечку, – для расширения кругозора, чтобы не скучно было в полете.

„Тайна чисел“ меня не особенно интересует.

– Шарона…

Мне нравятся имена этих кукольно одетых деток.

– Сестра Лаура, а это для чего?

Я, замороженная возникшей картинкой, не сразу вникла в суть обращенного ко мне вопроса и непонимающе уставилась на протянутый Каталиной тюбик.

– М-м-м… это маска для лица.

– Маска? Что это значит?

Я, наконец, с трудом и с сожалением расставшись с видением прошлого, продемонстрировавшего и перекатывающуюся картавость родного мне английского языка, отвинтила крышечку тюбика.

– Для кожи лица. Чтоб не старилась.

– А такое разве возможно? – Каталина недоверчиво нахмурилась.

– К сожалению, все возможно в этом мире.

Глава 9

Я подарила девочкам и косметичку, предварительно вынув из нее кольцо.

Изабелла вертела ее, открывая и снова защелкивая.

– А это у вас откуда, сестра Лаура? Никогда не видела ничего подобного. Очень удобный мешочек, не правда ли, Ката?

– И мешочек, и все эти коробочки. А особенно мне понравилась кисточка для ресниц. И, посмотри, Бель, этот ящичек для белил гораздо удобнее, чем твои…

Тут она прикусила язычок, чуть не проговорившись. Ага, мои принцессы втихую от папеньки, борющегося за чистоту рядов, балуются изобретениями местных парфюмеров. Весьма полезное для меня открытие.

Сестры не были похожи. Если Изабелла блистала яркой броской и совершенной красотой, то Каталину можно было бы назвать „серенькой мышкой“ по сравнению с ней, если бы не частая смена настроения – то смешливо-озорного, разбивающего чопорную холодность, то вдруг задумчиво-меланхоличного, от чего она походила на полевой цветок – незаметный, но ужасно милый.

Принцессы ожидали ответа.

– Ну…, – я растерялась. Ответ не приходил. Вот к чему может привести одна маленькая оплошность, но опрометчивость Каталины подсказала мне выход.

– … я приготовила все это вам в подарок, Ваши Высочества. По моим эскизам (мысленно я еще раз попросила прощения, но теперь уже у дизайнеров семейства Диор) изготовили формочки и кисточки, – я понимала, что, чем дальше буду завираться, тем больше вопросов мне зададут, поэтому закруглила тираду, как бы невзначай проговорив, – и я рада, что вам понравилось.

– М-да, – Изабелла моментально сообразила, ЧТО ей понравилось, особенно в свете приколов Инквизиции, и тут же вошла в роль, в одну секунду модифицировавшись из просто девушки в наследницу престола, – мне понравился… портрет… э-э-э…

– Сестры Бениты, – быстро подсказала я, восхитившись ее смекалкой, и поймала удивленный взгляд Каталины, тоже вспомнившей свой сан и показавшей мне взглядом, что по этикету прерывать речь особ королевской крови нежелательно.

– Хм, да, Бениты. А… кто твой учитель? Манера письма не напоминает ни одну из известных мне живописцев. Где ты училась? И у кого?

„Если я скажу, что училась в Школе Искусств в Сан-Франциско штат Калифорния, вряд ли это, милая девушка, тебе что-то напомнит. Америка еще не открыта“, – подумала и тут же поймала себя на мысли.

Школа Искусств? Калифорния?

Ну, вот и еще крупицы моей исчезнувшей жизни. Я – Летисия, и, предположительно, мой родной город Сан-Франциско, то есть мой родной язык, как ни крути, английский. Откуда тогда я знаю испанский? Моя семья из Испании? Очень интересно. И летела я в Мадрид. Зачем?

Я слишком надолго задумалась.

– Простите, Ваше Высочество, но… у меня нет учителя. Как-то само собой получилось.

– Хм, – Изабелла недоверчиво хмыкнула, – само собой?

Она откинула занавесь черной ткани, опавшей к изножию подрамника и обнажившей мое творение.

– Здесь необычная для наших (она сделала акцент на этом слове) художников движение света и тени.

Она так и сказала „движение“, тем самым поймав мой секрет письма.

– Подойди сюда, – повелительно произнесла девушка, – вот здесь. И здесь…, и везде.

Она указала на те детали портрета, где я использовала прием „наполненности“ мазка, что создавало эффект живой ткани. Картина дышала.

– Кажется, дотронешься и, правда, коснешься кожи… м-м-м… Бениты.

Ну, еще бы. Это был мой „конек“. Я, единственная на курсе, владела этим секретом.

Мысль пробежала и так же благополучно убежала, оставив мне материал для размышления.

– Ты напишешь мой портрет, сестра Лаура, – без перехода продолжила Изабелла.

Надо было бы быть круглой идиоткой, чтобы не согласиться на столь лестное предложение. Кроме того, у меня в голове зародился совершенно фантастический план, который я намеревалась реализовать именно в процессе работы над портретом самой красивой принцессы шестнадцатого века.

Не то, чтобы я хотела примазаться к ее славе, но найти себя, благодаря ей.