Текст книги "Евангелие Достоевского"
Автор книги: Митрополит Иларион (Алфеев)
Жанр: Религиоведение, Религия
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Снова на свободе
Лишь в конце 1859-го Достоевский смог приехать в Петербург. Здесь он много читает и много пишет. Чтобы вернуться в большую литературу, ему необходимо повторить успех «Бедных людей». Однако второе пришествие Достоевского в литературный мир совершается менее заметно, чем ему хотелось бы. Одно за другим из-под его пера выходят новые сочинения, но ни одно из них не становится большим событием.
И лишь «Записки из Мертвого Дома», основанные на опыте жизни в каторге, вновь привлекают широкое внимание к Достоевскому. Никто до него не проникал столь глубоко в адские бездны тюремной жизни, не описывал столь подробно и красочно ужасающий быт заключенных, их нравы и обычаи. Восхищенный книгой, Герцен сравнил Достоевского с Данте, который водит читателя по кругам ада.
Титульный лист одного из первых изданий «Записок из Мертвого Дома»
В поисках новых впечатлений и ради поправки здоровья Достоевский в 1862 году едет за границу, посещает Германию, Францию, Англию, Швейцарию, Италию и Австрию. Здесь у него появляется страсть к игре в рулетку. В течение всех 60-х годов эта страсть будет терзать его, нередко оставляя без гроша в кармане.
Опыт этого тяжелого периода в жизни писателя нашел воплощение в «Игроке». Прообразом Полины, героини этого сочинения, стала Аполлинария Суслова, роман с которой развивался у Достоевского в первой половине 1860-х на фоне смертельной болезни Марии Дмитриевны, угасавшей от чахотки.
1864 год ознаменовался для Достоевского двумя смертями. В апреле умирает Мария Дмитриевна. На следующий день после ее смерти Достоевский пишет: «Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?» Вопрос о личном бессмертии перерастает в размышление о Христе как высочайшем нравственном идеале: «Возлюбить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, – невозможно. Закон личности на земле связывает. “Я” препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стремится и по закону природы должен стремиться человек. Между тем после появления Христа как идеала человека во плоти стало ясно как день, что высочайшее, последнее развитие личности именно и должно дойти до того… чтоб человек нашел, сознал и всей силой своей природы убедился, что высочайшее употребление, которое может сделать человек из своей личности, из полноты развития своего “я”, – это как бы уничтожить это “я”, отдать его целиком всем и каждому безраздельно и беззаветно. И это величайшее счастие… Это-то и есть рай Христов».
А. И. Герцен
В июле умирает старший брат писателя Михаил – ближайший ему по духу человек, единомышленник и верный друг. Эта смерть стала главной причиной многолетних долгов Достоевского: он принял на себя все обязательства по ведению журнала «Эпоха», владельцем которого был Михаил, взявший на его издание значительные кредиты. Долги М. М. Достоевского ложились бременем на его вдову с семью разновозрастными детьми (от младенцев до подростков) и грозили ей разорением.
«Преступление и наказание»
Новые впечатления не вытесняют старые, мир преступников и убийц продолжает жить в сердце писателя. И вот, будучи за границей, обремененный многочисленными долгами Достоевский задумывает роман, основные идеи которого набрасывает в записке, датированной 2 января 1866 года: «Православное воззрение, в чем есть Православие. Нет счастья в комфорте, покупается счастье страданием. Таков закон нашей планеты, но это непосредственное сознание, чувствуемое житейским процессом, – есть такая великая радость, за которую можно заплатить годами страдания. Человек не родится для счастья. Человек заслуживает свое счастье, и всегда страданием». И далее о главном герое: «В его образе выражается в романе мысль непомерной гордости, высокомерия и презрения к этому обществу».
М. М. Достоевский, брат писателя
Фабулу романа Достоевский излагает в письме к издателю Каткову: «Это – психологический отчет одного преступления… Молодой человек, исключенный из студентов университета, мещанин по происхождению, и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шатости в понятиях поддавшись некоторым странным ‘‘недоконченным’’ идеям, которые носятся в воздухе, решился разом выйти из скверного своего положения. Он решился убить одну старуху, титулярную советницу, дающую деньги на проценты… Почти месяц он проводит после того до окончательной катастрофы. Никаких на него подозрений нет и не может быть. Тут-то и развертывается весь психологический процесс преступления. Неразрешимые вопросы восстают перед убийцею, неподозреваемые и неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он – кончает тем, что принужден сам на себя донести. Принужден, чтобы хотя погибнуть в каторге, но примкнуть опять к людям… Преступник сам решает принять муки, чтоб искупить свое дело».
Ключевые слова здесь: Божия правда. Она довлеет над преступником, она выявляется в муках его совести, в его внутренних метаниях и колебаниях. Она же звучит в словах следователя Порфирия, которому не за что зацепиться, кроме как за совесть преступника. Медленно, но верно он начинает склонять Раскольникова к признанию, апеллируя к этой самой Божией правде.
В беседе со следователем Раскольников излагает суть своей теории. Все люди подразделяются на две категории: обыкновенные и необыкновенные. «Первые сохраняют мир и приумножают его численно; вторые двигают мир и ведут его к цели». Первые представляют собой материал для зарождения себе подобных: они должны быть послушными и жить по закону. Необыкновенный человек ради благородных целей имеет право «разрешить своей совести перешагнуть… через иные препятствия, и единственно в том только случае, если исполнение его идеи (иногда спасительной, может быть, для всего человечества) того потребует». Что это за препятствия? Через что имеет право перешагнуть необыкновенный человек? «Хотя бы и через труп, через кровь», отвечает Раскольников. По его теории, «законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, продолжая Ликургами, Солонами, Магометами, Наполеонами и так далее, все до единого были преступники… Замечательно даже, что бóльшая часть этих благодетелей и установителей человечества были особенно страшные кровопроливцы».
Страница из тетради Ф. М. Достоевского с изложением идеи «Преступления и наказания»
Так было всегда, так будет «вплоть до Нового Иерусалима», считает Раскольников. «Так вы все-таки верите же в Новый Иерусалим?» – прерывает его следователь. «Верую», – твердо отвечает Раскольников. «И-и-и в Бога веруете?» – «Верую». – «И-и в воскресение Лазаря веруете?» – «Ве-верую» – «Буквально веруете?» – «Буквально».
Н. Н. Каразин. Иллюстрация к «Преступлению и наказанию». 1893 г.
В чем смысл этого диалога? Дело в том, что, по мнению следователя, вера в Бога, в бессмертие и вечную жизнь, в чудеса Иисуса Христа несовместима с теорией, согласно которой цель оправдывает средства. Это два разных, принципиально противоположных и несовместимых подхода к нравственным ценностям.
Социалистические революционные теории, которыми Достоевский увлекался в молодости и которые озвучивались в кружке петрашевцев, не только допускают это право, но и делают его необходимым условием достижения всеобщего счастья. Социалисты учили, что всеобщее счастье возможно благодаря справедливому перераспределению капитала: надо отнять избытки у богатых и отдать бедным. А отъем капитала невозможен без насильственных действий по отношению к его владельцам.
Л. Ж. Ф. Бонна. Воскрешение Лазаря. 1857 г.
Христианство стоит на принципиально иных позициях. Христианство не признает права человека на достижение каких бы то ни было целей безнравственными и преступными средствами. Более того, Христос вообще не был социальным реформатором и не призывал к изменению общественного строя. Счастье человека Он видел не в материальном богатстве, а в духовной жизни. Царство Божие невозможно построить на земле, но каждый человек может обрести его в собственном сердце. Эти простые истины были, несомненно, известны Раскольникову, а потому Порфирий и спрашивает его прямо о вере в Бога, в чудеса Христа и в «Новый Иерусалим», то есть бессмертие.
Впрочем, Раскольников не вполне искренен, когда отвечает на вопросы следователя. Свидригайлову он прямо говорит: «Я не верю в будущую жизнь». А Соне Мармеладовой он сказал со злым смехом: «Да, может, и Бога-то совсем нет». Когда она это услышала, ее лицо «вдруг страшно изменилось: по нем пробежали судороги. С невыразимым укором взглянула она на него, хотела было что-то сказать, но ничего не могла выговорить и только вдруг горько-горько зарыдала, закрыв руками лицо».
Вопрос о бытии Божием был главным вопросом Достоевского: над ответом на него он бился всю жизнь. Даже после того, как он вновь стал глубоко верующим и воцерковленным человеком, сомнения и колебания посещали его. Вспомним слова из письма Фонвизиной: «Я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже… до гробовой крышки». В его романах герои постоянно спорят о том, есть ли Бог или нет. «Так ты очень молишься Богу-то, Соня?» – спрашивает Раскольников. «Что ж бы я без Бога-то была?» – энергично отвечает она вопросом на вопрос. «А тебе Бог что за это делает?» – не унимается Раскольников. Она молчит. Он начинает ходить взад и вперед по комнате и видит лежащую на комоде книгу. «Это был Новый Завет в русском переводе. Книга была старая, подержанная, в кожаном переплете». Та самая книга, которую Достоевский получил в подарок от Фонвизиной.
Рисунок Ф. М. Достоевского на черновой рукописи романа «Преступлениеи наказание»
Раскольников просит Соню прочитать о воскресении Лазаря. Только что Порфирий спрашивал его, верит ли он в воскресение Лазаря. И теперь Соня по его просьбе открывает книгу и начинает читать:
«Иисус говорит ей: воскреснет брат твой. Марфа сказала Ему: знаю, что воскреснет в воскресение, в последний день. Иисус сказал ей: Я есмь воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет. И всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек. Веришь ли сему? Она говорит Ему (и как бы с болью переведя дух, Соня раздельно и с силою прочла, точно сама во всеуслышание исповедовала): Так, господи! Я верую, что Ты Христос, Сын Божий, грядущий в мир». Она было остановилась, быстро подняла было на него глаза, но поскорей пересилила себя и стала читать далее… Она приближалась к слову о величайшем и неслыханном чуде, и чувство великого торжества охватило ее. Голос ее стал звонок, как металл; торжество и радость звучали в нем и крепили его. Строчки мешались перед ней, потому что в глазах темнело, но она знала наизусть, что читала. При последнем стихе: «не мог ли Сей, отверзший очи слепому…» – она, понизив голос, горячо и страстно передала сомнение, укор и хулу неверующих, слепых иудеев, которые сейчас, через минуту, как громом пораженные, падут, зарыдают и уверуют… «И он, он – тоже ослепленный и неверующий, – он тоже сейчас услышит, он тоже уверует, да, да! сейчас же, теперь же», – мечталось ей, и она дрожала от радостного ожидания… «Итак, отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал: Отче, благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня. Сказав сие, воззвал громким голосом: Лазарь! иди вон. И вышел умерший, (громко и восторженно прочла она, дрожа и холодея, как бы воочию сама видела): обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами; и лицо его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его; пусть идет».
И. Глазунов. Соня Мармеладова читает Раскольникову Евангелие
Чтение отрывка из Евангелия от Иоанна – переломный момент во всем романе, его духовно-нравственная кульминация. С этого момента начинается постепенное осознание Раскольниковым тяжести совершённого преступления, путь к покаянию и духовному перерождению. Не сразу и не быстро соглашается он сознаться в двойном убийстве. Сначала сознается Соне.
Соня Мармеладова – один из тех противоречивых характеров, которыми наполнены романы Достоевского. Внешне она принадлежит к категории «униженных и оскорбленных», внутренне сияет красотой. Узнав от Раскольникова о совершённом им преступлении, она не только не бросает его, но, наоборот, изъявляет готовность разделить его судьбу. Но требует от него, чтобы он во всем сознался следственным органам.
Долго и мучительно идет он к этому «чистосердечному признанию». Он мечется и колеблется: мечется между все более крепнущим желанием повиниться и страхом перед последствиями признания, колеблется между верой и неверием. Соня заставляет его перекреститься, он несколько раз поспешно крестится.
И даже после того, как он во всем признается и оказывается на каторге, его внутренние терзания продолжаются. Освобождение от теории, которая привела его к преступлению, совершается с огромным трудом. Соня помогает ему в этом, но не словами, а своим молчаливым присутствием, своей безусловной и безграничной верностью.
Роман завершается эпилогом, в котором вновь фигурирует Евангелие. Достоевский его не цитирует, просто обозначает его присутствие в жизни героя: «Под подушкой его лежало Евангелие. Он взял его машинально. Эта книга принадлежала ей, была та самая, из которой она читала ему о воскресении Лазаря. В начале каторги он думал, что она замучит его религией, будет заговаривать о Евангелии и навязывать ему книги. Но, к величайшему его удивлению, она ни разу не заговаривала об этом, ни разу даже не предложила ему Евангелия. Он сам попросил его у ней незадолго до своей болезни, и она молча принесла ему книгу. До сих пор он ее и не раскрывал. Он не раскрыл ее и теперь, но одна мысль промелькнула в нем: “Разве могут ее убеждения не быть теперь и моими убеждениями? Ее чувства, ее стремления, по крайней мере”… Но тут уж начинается новая история, история постепенного обновления человека, история постепенного перерождения его, постепенного перехода из одного мира в другой, знакомства с новою, доселе совершенно неведомою действительностью».
П. Боклевский. Соня Мармеладова. Из серии «Иллюстрация к роману ‘‘Преступление и наказание’’». XIX в.
Он все время писал об одном и том же. О чем же именно? Многие затрудняются ответить на этот вопрос… Та объединяющая все его произведения идея, которую многие тщетно ищут, была не патриотизм, не славянофильство, даже не религия, понимаемая как собрание догматов… Возрождение – вот о чем писал Достоевский во всех своих повестях: покаяние и возрождение, грехопадение и исправление, а если нет, то ожесточенное самоубийство; только около этих настроений вращается вся жизнь всех его героев… Да, это – то священное трепетание в человеческом сердце зачатков новой жизни, жизни любви и добродетели, которое так дорого, так усладительно для всякого, что побуждает и самого читателя вместе с героями повестей переживать почти реально волнующие их чувства; эта подготовляющаяся постепенно, но иногда мгновенно восстающая пред сознанием решимость отбросить служение себялюбию и страстям, те мучительные страдания души, коими оно предваряется и сопровождается; этот крест благоразумного разбойника или, напротив, разбойника-хулителя – вот что описывал Достоевский, а читатель уже сам выводит отсюда, если не желает противиться разуму и совести, что между двумя различными крестами непременно должен быть третий, на который один разбойник уповает и спасается, а другой изрыгает хулы и погибает. «Бедные люди», «Подросток», герой «Мертвого Дома», герои «Бесов», Раскольников и Соня, супруги Мармеладовы, Нелли и Алеша со своим безобразным отцом, семья Карамазова и их знакомые женщины и девушки, монахи и многочисленные типы детей – вся эта масса людей добрых, злых и колеблющихся, но равно дорогих сердцу автора, разрывающемуся от любви, поставлены им пред вопросом о жизни и разрешают его в том или ином виде, а если уже разрешили, то помогают разрешать другим.
Митрополит Антоний (Храповицкий). Пастырское изучение людей и жизни по произведениям Ф. М. Достоевского
Эта концовка романа глубоко символична. Раскольников даже еще не раскрыл Евангелие, но именно оно задает главный вектор того процесса, который Достоевский обозначает как обновление и перерождение. Этот процесс в романе не описан: он остается за кадром, и читателю только остается гадать, что произойдет с Раскольниковым дальше, как повлияет на него Евангелие. Разгадку придется искать в других произведениях Достоевского, написанных после «Преступления и наказания».
Все романы Достоевского в большей или меньшей мере автобиографичны. Свой опыт, эпизоды из собственной жизни, свои воззрения, взгляды своих идейных противников – все это распределяет он между персонажами своих романов. И история с Евангелием под подушкой, безусловно, автобиографична. Достоевский, в отличие от Раскольникова, не совершал убийства. Но и он в молодости увлекался теориями, подобными той, которой увлекся Раскольников. В этом заключалось его преступление, и свое наказание он нес как заслуженное, видел в нем возможность переродиться и очиститься. На этом пути Евангелие было его путеводителем, а сияющий образ Христа – путеводной звездой.
Была в жизни Достоевского и своя Соня Мармеладова. Ее звали Анна Григорьевна Сниткина, она была стенографисткой, и он познакомился с ней во время работы над романом «Игрок». Анна Григорьевна обладала кротким и смиренным нравом, а главное – безграничной верностью ему. Глубокая религиозность сочеталась в ней с деловитостью и практичностью. В 1867 году Достоевский женился на ней и был счастлив в этом браке, подарившем ему четверых детей.
А. Г. Сниткина
«Преступление и наказание» стало первым романом «великого пятикнижия», принесшего Достоевскому мировую славу и признание. В следующих четырех романах он будет развивать и углублять темы, намеченные в «Преступлении и наказании». И каждый из них станет одной из глав его собственного Евангелия, в котором он будет раскрывать перед читателем образ Христа и великие христианские истины.
Глава 2
В поисках положительного героя
«Главная мысль романа – изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особенно теперь… На свете есть одно только положительно прекрасное лицо – Христос, так что явление этого безмерно, бесконечно прекрасного лица уж, конечно, есть бесконечное чудо. Все Евангелие Иоанна в этом смысле: он все чудо находит в одном воплощении, в одном появлении прекрасного». Так пишет Достоевский своей племяннице в 1868 году.
В это время он работает над романом «Идиот», действие которого разворачивается в Петербурге и Павловске. «Павловск в романе совмещает признаки из разных пространственных рядов: являясь неразрывной частью петербургского пространства, он в то же время в качестве удаленной от столицы пространственной периферии со всеми его тенистыми парками и дачными участками играет роль провинции. Как место отличное от гнетущего Петербурга, Павловск воспринимается героями как возможное убежище от происшедших катастроф и скандалов, может быть, поэтому в надежде обрести душевное равновесие сюда будто бы бегут все герои романа» (Н. Сабаева).
Спасо-Преображенский собор. Санкт-Петербург. 1860-е гг.
Русским писателям и поэтам редко удавались положительные герои. Гоголь достиг высочайшего мастерства в изображении героев отрицательных, в сатирическом описании людей, олицетворявших разнообразные пороки. Этому посвящен его первый том его «поэмы» «Мертвые души». Но когда он попытался написать второй том, в котором хотел представить положительных персонажей, это ему не удалось. «…Бог, Который лучше нас знает время всему, не полагал на это Своей воли, отъявши на долгое время от меня способность творить, – говорил он с горечью. – Я мучил себя, насиловал писать… и все выходило принужденно и дурно». Дело кончилось тем, что после двенадцати лет работы он сжег рукопись второго тома.
Павловск. Фотография XIX в.
Своеобразие героев Достоевского
Герои Достоевского редко бывают безусловно положительными. У большинства его героев порок сочетается с добродетелью, зло сожительствует с добром, иной раз переплетаясь самым неожиданным, причудливым и противоестественным образом. Очень характерен для Достоевского резкий контраст между внешней оболочкой и внутренним содержанием: Соня Мармеладова является уличной женщиной, но при этом сияет внутренней красотой; Настасья Филипповна внешне красива, внутренне порочна; у Ставрогина яркая, привлекательная внешность и чудовищное, безобразное нутро.
Достоевского часто называли психологом, а он называл себя «реалистом». Но персонажи, подобные тем, которых он описывает, в реальной жизни встречаются крайне редко. «Сомнительно, можно ли всерьез говорить о “реализме”… писателя, создавшего целую галерею неврастеников и душевнобольных», – язвил Набоков, очень не любивший Достоевского. И действительно, мир Достоевского – это, по большей части, мир неврастеников, истериков, эпилептиков, людей экзальтированных, одержимых какой-то идеей и ради этого готовых на преступления, людей надорванных, надломленных, раздвоенных, раздираемых страстями и противоречиями.
Реализм Достоевского заключается не в том, что он достоверно воспроизводит действительность, а в том, что он докапывается до самых глубоких тайников человеческой личности, показывая, как в одном человеке могут уживаться противоположные начала.
«У Достоевского была почти религиозная концепция творчества, – пишет В. Н. Захаров. – Как священник на исповеди, писатель был исповедником своих героев. Их грехи становились его грехами, увеличивая тяжесть его креста. Свою вину герои и их автор разрешают самим актом творчества: исповедью, покаянием и искуплением своих и чужих грехов». В романе «Идиот» есть сцена, где герои, собравшись в салоне, начинают «игру»: каждый из них должен рассказать остальным о самом низком, постыдном поступке своей жизни. И вот, один за другим, они вовлекаются в эту странную игру, требующую публичной исповеди от каждого.
Достоевский, как правило, оставляет за кадром «профессиональную» жизнь своих героев: в основном они проводят время не за работой, а в долгих самооткровениях, в многословных выяснениях взглядов друг друга на мир и бытие. Действие разворачивается за завтраками, обедами и ужинами, в гостиных и столовых, где герои непрестанно о чем-то спорят. «С обычной точки зрения, – пишет Николай Бердяев, – герои Достоевского могут производить впечатление бездельников. Но отношения между людьми и есть самое серьезное, единственное серьезное “дело”. Никакого другого “дела”, никакого жизнестроительства в бесконечно разнообразном человеческом царстве Достоевского найти нельзя. Образуется какой-то центр, центральная человеческая личность, и все вращается вокруг этой оси».
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?