Текст книги "Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга вторая. Июнь"

Матерь-Церковь, милосердная и строгая, предписывала падшим покаяние и отлучение от Святых Таин, длившееся, в зависимости от степени вины, до десяти лет. Однако фанатичным ревнителям этого казалось мало – они требовали для падших пожизненного покаяния, отказа им в Причастии Животворящих Таин Христовых даже на смертном одре. Падшими ревнители называли и тех, кто просто укрывался от палачей во время гонений. Фанатики забывали пример Самого Христа Спасителя, принявшего покаяние апостола Петра после троекратного его отречения от Господа, прощавшего мытарей и блудниц, помиловавшего кающегося разбойника. Возмущаясь жестокостью ревнителей, священномученик Киприан Карфагенский говорил: «Какая насмешка над братскими чувствами – говорить несчастным: плачь и лей слезы, вздыхай и дни и ночи, прилагай все усилия омыть и загладить твой грех, но после всего этого ты все-таки умрешь вне Церкви; ты сделаешь все, чтобы заслужить мир, однако не получишь мира, которого ты хочешь».

Были и умеренные ревнители, требовавшие для падших повторного Крещения. Это являлось искажением смысла Божественного Таинства: Святое Крещение есть духовное рождение, и не может человек рождаться дважды – ни телесно, ни духовно. Православная Церковь твердо стояла в утверждении: один Господь, одна вера, одно крещение (Еф. 4, 5).

Когда безумная ревность получала отпор, фанатики объявляли предателями православных святителей, которые принимали в общение падших, и учиняли раскол. Показательно, что во главе кричавших о чистоте и святости раскольников обычно оказывались авантюристы с темным прошлым, ради своих целей шедшие на любое преступление.

Таков был раскол в латинской Африке, имевший своим главарем Доната «Великого». Донатизм основывался на подкупе и подлоге. Группа заезжих архиереев за деньги «рукоположила во епископы Карфагенские» ставленника донатистов – так возникла их иерархия. Подкупили чиновника-язычника, и он сфабриковал фальшивку о том, что один из православных иерархов якобы выдал властям церковные книги, – на этой лжи донатисты построили обвинения в предательстве всей Карфагенской Церкви и отказались ей подчиняться. С донатистами сомкнулась изуверская секта циркумцеллионов – «бродящих вокруг хижин». Циркумцеллионы бродили по дорогам, сжимая в руках суковатые дубины – «жезлы Израилевы», кормились попрошайничеством или грабежом и искали для себя мученичества. Они нападали на язычников во время их праздников, чтобы быть убитыми за веру. Они набрасывались на римских чиновников или просто на вооруженных путников, требуя для себя казни за Христа и угрожая в противном случае забить их своими дубинами до смерти. Средством «мученичества» для циркумцеллионов было и самоубийство: часто они жгли себя на кострах или топились в реке.

Блаженный Августин говорил о них: «Это – сборище беспокойных людей, ужасных по своим преступлениям и отставших от всякого полезного труда; самым жестоким образом они умерщвляют других и лишают себя жизни как вещи ничего не стоящей». Циркумцеллионы стали боевиками донатистов при захвате храмов, издевательствах, а порой и кровавых расправах над православными.

Благоверный император Константин являлся приверженцем законности и в государстве, и в Церкви. Данные им христианам привилегии не распространялись на донатистов, отвергших законное церковное возглавление. Это показалось донатистам обидным. Не к Соборной Церкви, а к светской императорской власти обратились они, прося рассудить их с карфагенским епископатом и признать «истинными христианами».

Святой Константин был глубоко опечален церковной смутой. Себя как мирянина смиренный император считал не вправе вмешиваться в дела Церкви. «Какое безумие! Требуют суда у человека, который сам ожидает Суда Христова», – сказал он и передал дело донатистов на рассмотрение Поместных Соборов Запада, где вопрос о падших стоял не так остро. С решением Западной Церкви раскольники вроде бы готовы были согласиться. Дважды – на Римском и Арльском Соборах – было провозглашено осуждение донатистов. Однако они и тут не подчинились, а стали вновь засыпать императора своими прошениями. Благоверный Константин был возмущен их противлением: «На суд епископов следует смотреть как на Суд Самого Бога!» Наконец, утомленный домогательствами раскольников, император произнес свой суд: главари донатизма были высланы из Карфагена – не как религиозные деятели, а как зачинатели смуты. Через несколько лет донатисты обратились к святому Константину с просьбой дать им религиозную свободу, обещая не теснить православных. Им было разрешено вернуться из ссылки, иметь свои храмы. Терпимость святого Константина простерлась настолько, что, когда донатисты уже после этого разрушили православный храм, который сам император построил в Африке, он не покарал их, а предпочел восстановить разрушенное на свои средства.

Подобным донатизму был мелетианский раскол, из недр которого вышла одна из самых мрачных фигур в церковной истории – ересиарх Арий. Этот раскол начался с попыток Мелетия, епископа города Ликополя, захватить церковную власть над всем Египтом. Свои честолюбивые замыслы Мелетий прикрывал призывом к «борьбе за чистоту Церкви». Под этим предлогом он развернул в обществе деятельность против законного Александрийского первосвятителя архиепископа Петра. Мелетий чванился тем, что побывал в тюрьме и ссылке, в то время как святитель Петр укрывался от гонителей и из своего убежища продолжал руководить паствой. (Впоследствии выяснилось, что сам «ревнитель» Мелетий, испугавшись пыток, приносил идольские жертвы.) «Ревностность» Мелетия нашла последователей в Александрии – среди них был и ученый пресвитер Арий, гордый своими знаниями и строгим образом жизни. Впрочем, Арий метался то туда то сюда. Побыв мелетианином, он принес покаяние перед святителем Петром и был вновь принят в общение. Однако, когда Александрийский Собор предал анафеме Мелетия и его присных, Арий оскорбился за своих друзей «ревнителей» и вновь примкнул к мелетианам.

В это время в 311 году в Александрии опять начались гонения. Святитель Петр, которого мелетиане объявили предателем, был схвачен палачами, доблестно перенес нечеловеческие пытки за имя Христово и просиял в мученическом венце. После этого многие (но не все) мелетиане осознали безумие своего раскола, покаялись и возвратились в Православие. Арий тоже как будто бы одумался. Преемнику священномученика Петра архиепископу Ахиллу его покаяние показалось настолько искренним, что Арий был не только прощен, но и возведен в сан пресвитера.

Однако неглубоким оказалось покаяние Ария. Падение в смертный грех раскола и чистосердечный плач о своем грехе могли бы научить его смирению, осознанию своей немощи, послушанию Матери-Церкви. Но смирение оставалось чуждо надменной душе Ария. Он продолжал кичиться своим умом и образованием, полученным в Антиохийской школе, где более вникал не в учение Христовой Церкви, а в античную, то есть языческую, философию. Он продолжал чваниться строгостью своих постов, длительностью своих молитв, показной скромностью одежды и безупречностью поведения. Он почитал себя великим праведником и мудрецом. Красноречивый проповедник, обаятельный и обходительный в обращении с паствой, Арий вызывал восхищение прихожан, сделался кумиром девственниц и диаконисс. Он был еще и поэт и композитор: впоследствии для пропаганды своей ереси он сочинял «народные» песенки, которые его приверженцы распевали повсюду. Среди александрийского клира Арий являлся звездой первой величины, поэтому после кончины святителя Ахилла он не сомневался, что является самым достойным кандидатом на опустевшую кафедру. Однако архиепископом был избран не он, а Александр Александрийский (управлял Александрийской церковью в 313–326 годах). Арий затаил горькую обиду.

Ущемленная гордыня и холодный самовлюбленный рассудок делали Ария удобнейшим орудием диавола в его замыслах исказить христианское учение так, чтобы оно перестало быть спасительным. Не сумев сделаться первоиерархом, Арий решил искать славы богослова. Гордецу казалось, что его философствующему уму доступны глубины, недоступные даже для высочайших архангелов, – тайны тайн Всесовершенного Непостижимого Божества. Бытие Бога Живого силился Арий уложить в мертвые логические схемы. Так он додумался до мысли о тварной природе Сына Божия. Эту кощунственную идею, подсказанную диаволом, Арий начал проповедовать своим прихожанам.

До святителя Александра Александрийского дошли слухи, что Арий говорит что-то не то. Когда же он сам услышал рассуждения Ария: «Сын Божий сотворен из ничего» и «Троица, по сути дела, есть Единица», – святитель Александр твердо определил: ересь. Вместо того чтобы задуматься над словами своего архипастыря, Арий бешено ему воспротивился. Святителя Александра он считал простецом, себя – мудрецом. Арий привлек к своей ереси часть александрийского духовенства, на борьбу за своего кумира поднялись представлявшие обширную благотворительную организацию девственницы и диакониссы, началась агитация в народе. Арий сочинил целый сборник песенок «Талия», в котором ересь подавалась в общедоступно-художественной упаковке, причем были специальные песенки для моряков и грузчиков, мельников и путешественников и так далее. Песенки распевались повсюду, завлекая в ересь множество малопросвещенных людей. Пожар еретичества полыхал в Александрии, терпеть это было нельзя. Александрийский Поместный Собор 320 года отлучил Ария от Церкви и анафематствовал его лжеучение. Но Арий и не думал подчиняться и каяться.

Упрямый еретик начал искать поддержки за пределами Египта. Арий разослал письма своим школьным товарищам по Антиохийскому училищу, ставшим епископами обширных епархий. Некоторые из них присоединились к мудрованиям Ария и начали прививать его ересь своей пастве. Это было самое страшное. Арианство, как чумная зараза, начало распространяться по всему свету, вовлекая в погибель тысячи человеческих душ.

С болью и тревогой воспринимал благоверный Константин вести о новой церковной смуте. «После того, как при помощи Бога Спасителя мы разрушили тиранию безбожников, выступавших открытою войной, пусть дух лукавый не осмеливается нападать хитростью и коварством на нашу святую веру. Я сам говорю из глубины сердца: внутренние разногласия в Божией Церкви в моих глазах страшнее всех сражений» – так обращался к священнослужителям равноапостольный кесарь. Сначала ему казалось, что богословские споры – просто недоразумение, которое легко уладить. Святой Константин хотел примирения спорящих и с этой целью направил в Александрию святителя Осия Кордубского, одного из мудрейших иерархов Церкви. Однако, прибыв в Египет и разобравшись в сущности арианства, святитель Осий понял, что ни о каком примирении с ересью не может быть и речи. Лжеучение стремилось разрушить основы христианства. На обратном пути в Константинополь святитель Осий участвовал в Антиохийском Поместном Соборе, вслед за Собором Александрийским анафематствовавшем арианство. Но Арию и его сторонникам, среди которых были уже влиятельные епископы, анафемы Поместных Соборов были как с гуся вода. Вернувшись в Константинополь, святитель Осий объяснил благоверному императору, что арианство действительно может оказаться страшнее всех сражений.

Нет, не пустяком, не безобидным частным мнением были лукавые мудрования Ария. На что посягал ересиарх? Пытаясь принизить Сына Божия до тварного создания, Арий представлял Его то ли низшим божеством, то ли высшим Ангелом. Всесовершенную Пресвятую Троицу безумный еретик тщился разделить на части перочинным ножичком своей логики. Это была хула и на Искупительную Жертву Господню, и на Божественную любовь – ибо в чем жертвенная любовь к людям, если не Сам Бог в Лице Сына, а какое-то «творение» страдало и умирало на кресте за грехи человеческие? А ведь так просто и ясно говорит Спаситель: Видевший Меня видел и Отца (Ин. 14, 9). Так просто и ясно свидетельствует святой апостол: в Господе Иисусе обитает вся полнота Божества (Кол. 2, 9). Но эту простоту и ясность слов Священного Писания суемудр Арий перетолковывал вкривь и вкось. Конечно, он искренне заблуждался, сам верил в истинность своих ложных идей, но то была искренность слепой гордыни, противящейся разуму Церкви Христовой и приводящей в адскую бездну. Ересиарх Арий увлек в вечную гибель многое множество поверивших ему душ, ибо то, что он проповедовал, уже не было христианством. Вместо Вселюбящего Бога ариане поклонялись диавольскому призраку – бездушному «абсолюту» языческой философии. Живая спасительная вера выродилась у еретиков в мертвую схему монотеизма, сродни иудейскому.

Святая Церковь должна была срочно найти оружие против арианского зла, успевшего широко распространиться и пустить корни. Вот тогда у царственного апостола Константина родилась мысль, внушенная Самим Богом, очень простая и ясная. Если лжеучение грозит разлиться повсюду, значит вся Церковь должна противостать ему. Если Поместные Соборы не в силах справиться с ересью, значит нужен Собор Вселенский. Эта мысль не была каким-то новшеством, изобретенным благоверным императором, но опиралась на деяния святых апостолов Христовых. Вселенским был уже Иерусалимский Апостольский Собор 49 года, где святые апостолы – просветители разных народов сообща отвергли ветхозаветную обрядность ради торжества Божественной любви. Теперь преемники святых апостолов, святители разных народов, составляли Вселенский Собор для ниспровержения богохульной ереси и, подобно апостолам, имели право сказать о своих решениях: Так угодно Святому Духу и нам (Деян. 15, 28).

Вселенский Собор, получивший наименование Первого, был созван в городе Никее в 325 году. То был невиданный дотоле праздник встречи христиан со всех концов света. Прибыли священнослужители из таких мест, даже названия которых большинству были неведомы. В понятиях жителей империи, Рим обнимал собою весь мир: огромная империя была всемирной, вселенской. И казалось бы, кому, как не императору, поддерживать такое понятие – ведь очень лестно чувствовать себя всемирным самодержцем. Однако именно святой кесарь Константин преодолел эту узость имперского взгляда: это он озаботился приглашением святителей из стран, лежащих за пределами его державы, – в Соборе участвовали представители церквей Иверии (нынешняя Грузия), Боспорского Царства (Крым), Персии, Армении, Скифии (значит, скифы – древние предки славян – уже были христианами).

На Собор приехали славные исповедники имени Христова, которым во время гонений Максимиана палачи выкалывали глаза. Их святой император Константин встречал сам, с умилением целовал незрячие очи страстотерпцев. Явились на Собор и епископы-подвижники, святым житием достигшие прозорливости и дара чудотворений.

Смиренный император не дерзал выпячивать свою персону в столь высоком собрании. Себе он отводил незаметную роль организатора-хозяйственника, оплачивающего дорожные расходы и обеспечивающего конный транспорт святителям, а на самом Соборе – мирянина, имеющего только совещательный голос. Благоверный император пришел на Собор со скромно потупленным взором и стоял перед своим креслом, пока святители не пригласили его сесть. Отцам Собора он сказал: «Вы – епископы внутренних дел Церкви, я – епископ внешних ее дел».

Православные на Соборе составляли абсолютное большинство, ариан оказалась лишь ничтожная кучка. Но еретики вели себя дерзко, думая одержать победу с помощью краснобайства и учености. С презрением поглядывая на православных простецов, они разглагольствовали: как Единство Божества может совмещаться с Его Троичностью? Но вот встал со своего места простец из простецов, святитель Спиридон Тримифунтский. Он был неграмотный пастух, ставший епископом, и после этого не только окормлял церковную паству, но и продолжал пасти овечье стадо. Святитель Спиридон поднял с пола кирпич – и вдруг из кирпича взметнулся вверх огонь, излилась вниз вода, а в руке чудотворца осталась сухая глина. «Здесь три: огонь, вода, персть – а сам предмет един», – сказал он. Таково было свидетельство духоносного простеца о Пресвятой Троице, данное в неземной премудрости и силе.

Попытка виднейшего главаря ариан епископа Евсевия Никомидийского навязать Собору откровенное лжеучение вызвала бурю общего негодования. Но еретики еще надеялись обмануть Собор. Как вспоминал потом святитель Афанасий Великий, ариане перемигивались. Один из ученейших епископов – Евсевий Кесарийский, склонявшийся к арианству, предложил Собору принять в качестве вероопределения Крещальный символ – знакомое всем исповедание веры при Святом Крещении. В этом Символе было все правильно, истинно, свято, но он оставлял арианам лазейки для кривых толкований. И тут попросил слова равноапостольный Константин, чтобы внести свое скромное предложение мирянина – сделать к Крещальному символу маленькую добавку: «Сын Божий единосущен Отцу». Одно это слово – единосущен – вдребезги разбивало все ухищрения ариан, это слово было не обойти и не объехать их мудрованиями. Этим точнейшим и кратким определением святой Константин, не учившийся в богословских и философских школах, но вдохновленный Духом Святым, встал в ряд учителей Церкви. Собор единодушно принял предложение царственного апостола. К вероопределению, заграждавшему все пути арианского лукавства, Собор прибавил еще грозное постановление: «Говорящих, что было время, когда не было Сына, или что Он не был прежде рождения и произошел из несуществующего, или утверждающих, что Сын Божий из иной сущности, или создан, или изменяем – таковых анафематствует Вселенская Церковь».

Так была отбита первая атака диавола на учение Церкви о Пресвятой Троице.

Благоверный Константин применил свои меры только к самым отъявленным еретикам: Арий и с ним еще три епископа-арианина были удалены из их епархий за противление Вселенскому Собору. Через несколько лет все они прислали лицемерно-двусмысленные покаяния и исповедания веры, прося признать их православными. Святой император, всегда готовый прощать и миловать, содействовал их возвращению. Но Господь не попустил ересиарху Арию с торжеством войти в православный храм. В день своего приезда в Александрию злочестивец внезапно умер – его настигла смрадная, позорная смерть в отхожем месте.

(Время показало фальшь покаяний и исповеданий еретиков-ариан. Вскоре они начали интриговать: грязной клеветой добивались низложения православных епископов и продвигали на их места своих ставленников. Им сопутствовал успех, при арианствующем императоре Констанции II (правил 337–361) казалось, что они сумеют захватить и извратить всю Церковь. Но потом еретики захлебнулись в собственной лжи. Правое учение, утвержденное Первым Вселенским Собором, осталось незыблемым в веках).

Воинствующей Церкви Христовой предстояла долгая и упорная борьба с новыми, все более тонкими и коварными ересями. Но со времен равноапостольного Константина Великого против мутных волн лжи воздвигались Вселенские Соборы. Это сражение Церкви с волками в овечьих шкурах ради спасения человеческих душ длится и поныне. Но на семи Вселенских Соборах, как на семи столпах Премудрости Божией, утвердилась Святая Православная Церковь – и врата ада не одолеют ее (Мф. 16, 18).

Величие и значение Первого Вселенского Собора неизмеримо выше одной победы над арианством. Никейский Собор был чудом – зримо явленным чудом незримого Домостроительства Господня. Непостижимо, как за три века под пятою преследователей и палачей христианские общины, внешне разрозненные, разбросанные по всему миру, мало что знавшие друг о друге, сохранили единство учения, единство в совершении Таинств и Божественных служб. Тело Христово – Церковь – не покорялось огню и мечу, пространству и времени, но оставалось сплоченным воедино таинственными духовными связями. Единомыслие отцов Никейского Собора, святителей всех стран и народов, было явлением Духа Святого, укрепляющего Церковь Божию.

На Никейском Соборе вселенскость Церкви обрела земные формы – условия для свободного взаимообогащения христиан, роста в богопознании. Боговдохновенные мысли святых отцов, деяния духоносных подвижников благочестия стали общим достоянием. Сокровищница Священного Предания пополнялась и пополняется во все времена духовным опытом рода христианского. Напрасно клевещут новейшие еретики, будто Православная Церковь еще с древности замерла и остановилась в развитии. Нет, из века в век возрастает живое древо Церкви Христовой, и коренится оно не в мутных лужах ереси и безбожия, а в неисчерпаемых глубинах Божественного Откровения.

Под рукою святого царя Константина совершилось освобождение и зримое объединение Церкви. В империю, словно бы в гигантскую мрачную пещеру, хлынул свет Истины. При этом свете народы начали осознавать себя – не стаей, где человек человеку волк, и не стадом, толкущимся около кормушки, а любимыми созданиями Божиими, призванными к взаимной любви и вечной жизни. Такое осознание означало смертный приговор язычеству с его грубыми страстями и низменными вожделениями.

Так, неизмеримая заслуга царственного апостола Константина, епископа внешних дел Церкви, в том, что он вдохнул христианскую душу в тело Римской империи.

Воздвижение Креста

Святой Константин никогда не забывал, какому знамению и знамени обязан своими победами, миром и процветанием своей державы. Перед входом в покои императора был помещен его портрет: над головою – Крест, под ногами – низвергаемый в бездну дракон. Так благоверный Константин свидетельствовал, что только силою Креста Христова сумел победить силы зла.

За Крестом Господа Иисуса, явленным ему в видении у Мильвийского моста, святой Константин последовал с пламенной верой и любовью и нес свой крест борьбы за свободу и величие Церкви Божией, за просвещение народов, закосневших в языческом мраке. Крест Спасителя мира придавал благоверному императору силы, подавал ему благодатную помощь, от него черпал святой царь утешение и радость.

В душе благочестивого императора зрела мечта: отыскать тот самый Крест, на котором распялся за людей Господь Иисус. Однако себя он считал худшим из грешников и совершенно недостойным такого деяния: его руки были в крови, пролитой в военных походах и при казнях заговорщиков, среди которых были и самые близкие ему люди. Как с такими руками он мог отыскивать величайшую святыню?

О своей мечте и своих сомнениях равноапостольный Константин рассказал своей матери, святой Елене.

Дотоле она пребывала в тени сыновних подвигов и славы, любуясь расцветом его великой души. Но теперь от слов сына в боголюбивой душе матери-императрицы возгорелось священное рвение. Святая Елена взяла на себя радостный подвиг: ехать в Иерусалим на поиски Креста Спасителя. Она была уже в преклонном возрасте, но с юношескою быстротой устремилась на Восток, чтобы совершить должное поклонение стопам Господа.

С великим смирением явилась благоверная императрица на Святую Землю. Дочь простого народа, она умела носить одежду бедняков – и в обличье убогой старушки, никем не узнанная, она бродила по Иерусалиму и раздавала щедрую милостыню. Она собирала в своих покоях бедных женщин, угощала их и сама прислуживала за столом, как рабыня. Ее благочестию изумлялись не только христиане, но и язычники и иудеи. Властной и царственной святая Елена становилась только тогда, когда речь шла о главной цели ее приезда: обретении Господних святынь.

Царственной страннице предстоял нелегкий труд. По пророчеству Иисуса Христа, Иерусалим был разрушен и опустошен римлянами в 70 году. Потом город медленно восстанавливался, но немногие из прежних жителей смогли в него вернуться, и самое название Иерусалима было заменено латинским – Элиа Капитолина. Гонители-язычники, подстрекаемые иудеями, с особой тщательностью старались уничтожить все, что напоминало подвиги Христа Искупителя.

Место Распятия Господня по приказу императора Адриана было подвергнуто изощренному надругательству – засыпано землей, и над ним сооружено капище сладострастного демона Венеры, где происходили гнусные оргии. Но со времен этого кощунства прошло уже двести лет, и кто мог вспомнить о давних святых событиях? Казалось, что стерлась память человечества о месте, где совершилось величайшее событие в его истории – Распятие и Воскресение Спасителя мира.

Помнить могли иудеи с их цепким отношением к древним преданиям. Они не могли не помнить: слишком сильно были связаны с историей богоубийства – своим ужасом и талмудической ненавистью. Святая Елена созвала еврейскую общину и «лаской и таской» – деньгами и угрозами – понудила указать некоего Иуду, который, по словам евреев, знал все.

Иуда действительно знал о происшедшем триста и двести лет назад. Ревнитель истории своего народа, он тщательно собирал и хранил в памяти все, что так или иначе касалось иудейства. Но он был фанатик-талмудист и на просьбу указать место Гроба Распятого Бога ответил прямым и резким отказом.

Святая императрица разгневалась: иудейская жестоковыйность становилась на пути священного деяния, несущего радость всему христианскому миру. Иуда был брошен в ров, в подземную тюрьму. Отсидка в подземелье сломила его упорство – сквозь зубы он сообщил: копайте там, где стоит капище Венеры.

Языческую мерзость разрушили, обломки отнесли далеко в сторону, чтобы не оскверняться, и начали копать землю. Святая царица Елена и Патриарх Макарий Иерусалимский стояли возле раскопа, с трепетной надеждой следили за каждым движением лопат. Вокруг собралась толпа верующих. Вскоре работавшие были воодушевлены дивным благоуханием, доносившимся из глубин. Так была расчищена пещера Гроба Христова, а поблизости нашли три креста, отдельно – гвозди, отдельно – табличку с надписью: «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Но оставалось неведомым, который из трех – Крест Господень, священное орудие Искупительной Жертвы.

Недоумение разрешилось великим чудом, явленным от величайшей святыни. По усмотрению Промысла Божия мимо проходила погребальная процессия. И тут святителя Макария посетило озарение, рожденное глубокой и пламенной верой. Он повелел поочередно возлагать найденные кресты на покойника. Дважды ничего не происходило – кресты были разбойничьи. Но когда возложили третий Крест, мертвый воскрес.

Народ ликовал. В сердцах звучала осанна Спасителю мира, воскрешающему мертвых. Патриарх и духовенство высоко поднимали – воздвигали – Животворящий Крест, и верные радостно взывали: «Господи, помилуй!»

В толпе стоял Иуда и угрюмо ждал, чем кончится история с указанным им поневоле местом. Но когда он увидел воскресшего мертвеца – Животворный свет внезапно залил его мрачную омертвевшую душу. В тот же день Иуда крестился. Вместо былого своего имени, такого же, как у предателя Истинного Мессии, он принял имя Кириак. Выйдя из талмудического мрака к свету Христову, он прославился высоким благочестием и был избран Иерусалимским Патриархом. Евреи не раз сговаривались побить его камнями как изменника иудейской веры, однако мешал страх перед законом. Но когда через Иерусалим проезжал злочестивый царь Юлиан Отступник (361–364), иудеи выдали святителя Кириака этому свирепому врагу христианства. Святой Патриарх был уже глубоким старцем, но твердо отказался принести жертву идолам и исповедал веру Христову. Император-отступник отрубил ему правую руку, сказав: «Много посланий написал ты этой рукой и многих отклонил от почитания богов». Затем начались жуткие истязания: святителя жгли расплавленным оловом и раскаленной медью. Некогда заключения в темницу хватило, чтобы преодолеть его верность Талмуду, – теперь, укрепляемый Истинным Господом Иисусом, он вытерпел нечеловеческие муки, но не отказался от христианства. Чтобы сломить волю святого Кириака, у него на глазах пытали его мать, совсем древнюю старицу: ее повесили за волосы и терзали ее дряхлое тело железными когтями. Но Патриарх-страстотерпец и тогда не отрекся, а благословил мать на мученический подвиг. После ее славной кончины принял мученический венец и святой Кириак, пронзенный копьем и брошенный в котел с кипящей водой. Так просияла его душа, воскрешенная Животворящим Крестом Господним.

Обретение и Воздвижение Животворящего Креста положило начало многим деяниям благоверной царицы Елены на Святой Земле. В Вифлееме, где родился Господь Иисус, на горе Елеонской, откуда вознесся Он, в Гефсиманском саду, где молился Спаситель перед подвигом крестным и где Божия Матерь была погребена после Своего Успения перед Ее взятием на небеса, – в местах священнейших воспоминаний воздвигала святая Елена благолепные храмы. Более восьмидесяти домов Божиих было построено ею в Палестине.

Рукою благоверной Елены как бы стерта была пыль веков, скрывавшая от взоров мира Божественные картины жития Христа Спасителя. То был апостольский подвиг смиренной императрицы. Она проложила дорогу несметному множеству паломников, у открытых и украшенных ею святынь возжигающих в своих сердцах любовь ко Господу Вселюбящему. По ее трудам и святым молитвам было даровано человечеству предивное диво – Воздвижение Животворящего Креста Христова, озаряющего вселенную.

Возвращаясь в Константинополь, равноапостольная Елена взяла с собою часть Животворящего Креста и гвозди, пронзавшие Тело Богочеловека. С трепетом припал равноапостольный Константин ко древу, освященному Пречистой Кровью Спасителя, и возблагодарил Бога за великую милость. Святая старица Елена свершила подвиг своего жития. Вскоре Господь призвал к Себе ее чистую душу.

Благоверный Константин славно увенчал деяния своей матери на Святой Земле. По его замыслу, при Гробе Господнем должен был вырасти храм – великолепнее всех храмов, где-либо существующих. Строительство шло десять лет. Святой император не жалел на это никаких средств. Он посылал письма Патриарху Макарию, торопил, делал свои предложения, вникал в каждую деталь создания храма: «Я озаботился, чтобы немедленно доставляемы были тебе и художники, и мастера, и все необходимое. Что же касается до мраморов, то какие признаешь ты драгоценнейшими и полезнейшими, – рассмотри обстоятельно и, нимало не медля, напиши мне, чтобы я отовсюду доставил их. Сверх того, хочу знать, какой нравится тебе свод храма. Если мозаический, то прочее в нем можно будет украсить золотом. Постарайся немедленно донести мне не только о мраморах и колоннах, но и о мозаике, какую признаешь лучшею».

Современники изумлялись красоте этого храма – храма Воскресения Господня, «одетого разноцветными мраморами, украшенного дивной резьбою, подобной великому морю, со сводом, блистающим золотом и озаряющим весь храм, будто лучами света», – то был «дар Богу от самого царя».