Текст книги "Все, что я хотела сказать"

Глава 13
Саммер

Сильви приводит меня в небольшой причудливый ресторанчик, в котором полно народа. Сейчас субботний вечер, и все вышли развеяться. На тротуарах в центре города толпы людей, желающих попасть в ресторан или бар. Сильви заходит в выбранный ресторан так, словно он ей принадлежит, болтает с хостес, будто они старые подруги, и в считаные минуты заказывает нам столик.

– Знакомства все упрощают, – подмигивает мне Сильви, и хостес ведет нас к столику. Остальные гости провожают нас сердитыми взглядами, когда мы идем из тесного вестибюля в обеденный зал, злясь на нас за то, что проходим вне очереди.

Сильви не замечает их гнева.

Когда мы садимся, она называет мне свои любимые блюда и дает рекомендации, основываясь на моих предпочтениях, которыми я с ней поделилась. Заказывает нам клубничный лимонад и жареный сыр в качестве закуски, и, едва произносит эти два слова, я открываю рот, собираясь возразить. Сильви взглядом заставляет меня замолчать.

– Поверь. Это вкусно.

Не сомневаюсь. И наберу пару килограммов после одного только сегодняшнего ужина.

Мамины слова преследуют меня всюду, куда бы я ни отправилась поесть, особенно в рестораны. А тем более в те, где подают сытные калорийные блюда. Моя мама такая худая, что на ее фоне супермодели выглядят толстыми. Ее рацион состоит из рецептурных лекарств и алкоголя – на этом, в общем-то, все. Мама вообще почти ничего не ест. Раньше она страдала от булимии, в чем призналась, когда мне было тринадцать и я ела все, что попадалось на глаза. Это было во времена героинового шика[8]8
  Направление в моде 1990-х годов, характеризующееся бледной кожей, темными кругами вокруг глаз и субтильным телосложением моделей. – Прим. пер.


[Закрыть], когда она была моложе, о чем мама упоминала не раз.

А значит, в середине девяностых она была стильной.

Мама считала, что у меня тоже наблюдались признаки булимии, но оказалось, что я ела как сумасшедшая из-за скачка роста. Я склонна к набору веса. Так сказала мать, когда мне было тринадцать, и я лениво проводила долгие жаркие летние дни в своей комнате и редко куда-то выбиралась. Мне нужно следить за питанием и заниматься спортом. Мама была пищевым тираном и следила за всем, что я кладу в рот. Ворчала, когда подлавливала меня за поеданием фастфуда, что в те времена случалось часто.

Теперь мне сложно заставить себя съесть кусок хлеба или пасту, не слыша при этом ее голос в голове, и это ужасно. Я не толстая, но никогда не буду такой худой, как мама. Или Сильви. Она такая худышка, что я вижу голубые вены на ее бледных тонких руках. Одежда висит на ней мешком, будто она одна кожа да кости, а лицо такое угловатое, что скулы выглядят острыми, как бритвы. Ее маленький острый подбородок и сочные розовые губы заметно выделяются на фоне бледной кожи. Она эффектна, как и Уит.

– Ты с меня глаз не сводишь, – говорит Сильви, как только официантка отходит от нашего столика.

Я моргаю и вновь фокусирую на ней взгляд.

– Прости. Просто ты такая…

– Тощая?

– Нет, – возражаю я, хотя это правда. Она худая как щепка. Я бы могла сломать ее пополам. – Ты красивая.

– О. – Похоже, она смущена. А еще польщена моим комплиментом. – Спасибо. Я уже давно не слышала, чтобы кто-то описывал меня таким словом. Всех беспокоит мой вес. Я знаю, что похожа на скелет. Мама называла меня мешком с костями, пока я снова не уехала в школу. Я принимаю протеиновые добавки, но от них никакого толка. Никак не получается поддерживать вес. – Она улыбается. Оглядывает зал, будто хочет, чтобы люди обратили на нее внимание, но никто этого не делает, что меня вполне устраивает. – Уит волнуется за меня, но я сказала ему, что в этом нет смысла. Я умираю.

Сердце екает в груди, когда она небрежно упоминает о брате. Так же небрежно, как и о своей близящейся смерти.

– Я уверена, твоя семья очень за тебя беспокоится.

– Ни к чему. Как я уже сказала, я уже одной ногой на том свете. – Она смеется при виде ужаса на моем лице. – Что? Это правда! Нам всем рано или поздно придется столкнуться со смертью, Саммер. Просто мне это предстоит немного раньше, чем большинству. Ничего страшного. Мне повезет, если доживу до восемнадцати. Надеюсь, к тому времени я уже успею заняться сексом. Хотя бы оральным. Ты девственница?

Я на миг замолкаю, оцепенев от ее вопроса. Думаю о том, кто лишил меня девственности, и хмурюсь.

– Нет.

– О, было плохо? Сочувствую. – Она наклоняется над столом и понижает голос. – Я думала, что хочу сберечь себя для подходящего человека, но, боюсь, он не успеет объявиться, пока не вышел мой срок. Теперь я готова сойтись с кем получится, лишь бы поскорее с этим покончить. Правда, я хочу узнать, каково это, когда другой человек доводит меня до оргазма.

Мне даже нравится, как она откровенна. Как честна. Сильви совсем не похожа на своего брата.

– Неужели ты не хочешь, чтобы это произошло с кем-то особенным? – Именно так я считала раньше, когда была младше и безумно наивна. Пока не вымоталась и не сдалась. Девушка не может вечно защищать свою невинность.

– Поверь, в моей жизни нет никого особенного, иначе я бы уже трахалась с ним без остановки. – Официантка подает нам напитки. Они очень красивые: бокалы наполнены кубиками льда, клубничный лимонад налит безупречными слоями желтого и красного цветов, а край бокала покрыт сверкающим розовым сахаром. Сильви нетерпеливо берет бокал, пьет через соломинку и довольно мычит, когда официантка уходит. – Возьмем, к примеру, этот напиток? Он особенный. А знакомые мне парни? Ни один из них ничего для меня не значит. Ну, может, только один, но он трахает всех вокруг и возносит меня на пьедестал, будто я хрупкая и недосягаемая. Он не воспринимает меня в таком ключе. – Она колеблется всего мгновение. – Как партнершу для секса.

Меня удивляет, как небрежно такая изящная малышка произносит слово «секс», хотя, пожалуй, не стоит удивляться. Она всего на год младше меня.

– Ты говоришь про Спенсера?

– Он единственный, кому бы я позволила увидеть меня голой. Уит говорит, что никто из его друзей меня не достоин, и, возможно, он прав, но мне и не нужен никто достойный. Я просто хочу кого-нибудь. Понимаешь? – Она кашляет, прикрыв рот кулаком. – Таким, как я, нужно жить полной жизнью. Прямо сейчас. Я не могу ждать. Уже завтра всему может настать конец.

Мне хочется спросить, чем она больна, но боюсь, что вопрос может прозвучать грубо, и не хочу лезть не в свое дело. Вместо этого позволяю ей болтать без умолку, жадно обсуждая все мелочи, которые она рассказывает о своей семье. О брате. О нем она говорит мало, но пока придется довольствоваться этим, и я невольно задаюсь вопросом, где он сейчас. Чем может быть занят. Возможно, сидит в своей комнате и читает мой дневник.

Меня злит сама мысль об этом, поэтому я прогоняю ее прочь. Сейчас субботний вечер. Уверена, он проводит его не в одиночестве.

– Расскажи мне о себе, – просит Сильви, когда мы делаем основной заказ, а тарелка жареного сыра уже стоит на столе между нами. Она берет кусочек, макает его в густой соус маринара, откусывает, и горячий вязкий сыр тянется, а потом рвется. – Я знаю, что Джонас Уэзерстоун твой отчим.

– Был им, – поправляю я, делая глоток очень сладкого, но терпкого лимонада.

– Да. Был. – Выражение ее лица становится мрачным. – Ужасный был пожар. Повезло, что тебя там не было.

– Я была там, – признаюсь я, округлив глаза. – Просто мне удалось выбраться. Мама меня спасла. – Я опускаю голову, делая вид, будто меня переполняют эмоции. Наверное, так и есть. Вина. Тревога. Беспокойство. Никто так и не понял, что произошло. Никто, кроме мамы. А она не рассказала.

Мы обе унесем эту тайну в могилу.

– Какой кошмар. Ты еще и сводного брата потеряла, – продолжает Сильви. – Когда Джонас был еще женат на первой жене, они иногда приезжали к нам домой. Уит с Йейтсом играли вместе, когда мы были детьми.

Живот сводит от мысли о том, что они были знакомы. И оба знали меня.

Близко.

– А став старше, он заработал себе репутацию, – продолжает Сильви. – Твой сводный брат. Слышала, его не раз выгоняли из школ за попытки изнасилования.

Я киваю, делая вид, что вытираю рот после еды. Я ничего не съела, аппетит окончательно пропал.

– Наверное, все полетело к чертям, когда его родители развелись. То же самое случилось и с нашей семьей, – она пожимает плечами, жест в духе «се ля ви». – Когда отец впервые ушел, Уит стал одержим идеей все контролировать. Он ввязывался в жуткие ссоры с ним. Было ужасно. Мы с Линой только и делали, что постоянно плакали. В итоге нас всех отправили к психологу.

– Уверена, было непросто, – тихо говорю я.

Сильви берет еще кусочек жареного сыра и, разорвав его на части изящными пальцами, бросает их на тарелку, а потом макает один в красный соус.

– Это принесло облегчение. Когда папа наконец ушел, нам всем стало легче дышать. Даже Уиту, хотя он не хочет это признавать. Проблема Уита в том, что он сделан из того же теста, что и наш отец. Видит все в черном и белом цвете. Для него нет полутонов. Только правильное или неправильное. Да или нет. Делать или не делать. Он ужасно упрямый и с ним трудно находить общий язык.

Она очень точно его описывает. Я могу только кивать в знак согласия.

Сильви улыбается, глядя на меня хитрым взглядом.

– Ты меня провела. Я опять говорю о себе, а ты не сказала почти ни слова.

– Я не возражаю. Я умею слушать, – говорю я.

– Но я хочу узнать больше о тебе. – Она тянется через стол, мимолетно касается пальцами моей ладони, а потом убирает руку. – Я так рада, что ты здесь. Каждый год в школе «Ланкастер» все одни и те же лица. Они мне быстро надоедают. Ученики. Учителя. Сотрудники. Клянусь, отчасти потому я и заболела так сильно. Устаю видеть их всех в кампусе. Мне нужно больше суматохи в жизни.

– Такой, как смерть? – спрашиваю я, не сдержавшись.

Сильви смеется.

– Да. Как смерть. Поверь мне, она намного интереснее. А теперь расскажи мне о себе. Без утайки. Я хочу знать все.

– Да мне особо нечего рассказывать. У меня нет братьев или сестер. – Кроме Йейтса, а он не в счет. Стоит подумать о нем как о моем брате, так сразу тошнит. – Отец не участвует в моей жизни. А с мамой у меня натянутые отношения.

Особенно после пожара, пережитых смертей и осознания, что мы остались друг у друга одни, что не особо ободряет мою мать. Думаю, она ненавидит меня за то, что я сделала. Но оттого мы квиты, потому что я тоже ненавижу ее за то, что она сделала.

Или, вернее, за то, чего не сделала.

– Ты тоже столкнулась со смертью, как и я, – говорит Сильви с любопытством. – Пожар. Расскажи мне, каково было в ту ночь.

Меня пронзает беспокойство. Я не говорила о нем с тех пор, как разговаривала с полицией. Для нас с мамой это запретная тема. Мы предпочли бы забыть о том, что это вообще случилось.

– Я мало что помню, – признаюсь я виновато. – Я проснулась от дыма и от того, что мама тащила меня из комнаты.

Я до мельчайших подробностей помню все, что произошло той ночью. Просто не хочу рассказывать об этом Сильви.

– Твоя мать – героиня, – говорит Сильви с восхищением. – Она спасла тебе жизнь.

Я пожимаю плечами, отмахиваясь.

– Она сделала то, что и любая мать в подобной ситуации.

– Ха! Мне что-то подсказывает, что моя мать дала бы мне сгореть, – с горечью говорит Сильви. – Она бы спасла Уита. Может, Каролину.

– Она бы спасла всех своих детей, – тихо произношу я и, потянувшись, слегка хлопаю ее по ладони.

Сильви убирает руку и небрежно взмахивает ей.

– Разговор становится слишком серьезным. Давай сменим тему. О, знаю! Расскажи мне о своих неприятностях в «Биллингтоне». – Ее глаза загораются, в их светло-голубых глубинах пляшут маленькие огоньки. – Не стану притворяться, будто не читала твое личное дело, когда взломала систему, ведь именно это я и сделала. И прямо-таки позеленела от зависти из-за всего, что ты испытала. Я люблю шокирующие истории о том, как хорошая девочка стала плохой. Выкладывай.

Правда очень скучна. Я была типичным бунтующим подростком из богатой семьи, который постоянно закатывал сцены. Тот случай, когда важно любое внимание. Я была в раздрае. Пыталась сбежать от давления дома и в школе. Хотела как можно скорее стать взрослой, но все равно нуждалась в маме, потому что мне было страшно.

Да еще и Йейтс, конечно же. Он все никак не отставал от меня. Все началось, когда мне исполнилось тринадцать, и у меня выросла грудь. Он беспрестанно глазел на нее. Заходил в ванную, пока я принимала душ, и смотрел через стеклянную дверцу. Иногда я ему это позволяла. Так он получал желаемое и оставлял меня в покое.

Пока в какой-то момент его потребность не стала слишком велика. В итоге он начал меня преследовать. Пытался остаться со мной наедине. Прокрасться в мою комнату.

Мама была слишком поглощена собственными проблемами и романом с Огастасом Ланкастером, одним из богатейших людей в стране, если не в мире, и не видела, что творится прямо у нее на глазах. В ее собственном доме. Я до сих пор не уверена, осознает ли она в полной мере все, что происходило между Йейтсом и мной. Однажды я пыталась ей рассказать, но она расплакалась, когда я упомянула его имя.

Поэтому я бросила попытки.

Я прокашливаюсь и решаю рассказать Сильви о другом парне, который в то время присутствовал в моей жизни.

– Был там один парень.

Лицо Сильви приобретает взволнованное выражение.

– Конечно. Так все всегда и начинается.

– Он был старше. Красивый. Уверенный в себе. Высокомерный. – Я думаю о Уите. Он как раз такой, и даже больше. – Немного злой.

– Такие хуже всех.

– Просто ужасны, – соглашаюсь я. – Но он выбрал меня среди всех, и я почувствовала себя особенной. Желанной. Нужной. Он был плохим, мои родители его ненавидели. Он употреблял наркотики. Слишком много пил. Мне было четырнадцать, исполнилось пятнадцать, пока мы были вместе. Он уговорил меня кое-что попробовать, и я была совсем не против.

Все это правда. В школе и впрямь был один парень. Старшеклассник, в то время как я училась в девятом – настоящий скандал. Йейтс терпеть его не мог, отчего я любила еще больше. Его звали Дэниел. Он научил меня пускать дым друг другу в рот и весь день ходить в школе пьяной, но при этом вести себя как ни в чем не бывало. У него были умелые руки и непринужденная манера поведения.

Дэниел стал для меня необходимым в то время отвлечением. Был милым и недалеким. А еще немного злым, как я и сказала Сильви.

– Что, например? – Глаза Сильви округляются, как две луны.

– Выпивку. Секс. – Я пожимаю плечами, надеясь, что она не станет спрашивать о подробностях. Но знаю, что, скорее всего, станет.

– Это с ним тебя застукали в спортивном зале.

Я киваю. На самом деле мы не занимались сексом, но были близки к этому.

– Его отчислили. Ему уже исполнилось восемнадцать.

– Подумать только! – Сильви прикрывает рот ладонью. – Но ты ведь сама на это согласилась?

– Конечно, – огрызаюсь я, испытывая желание защититься. С Дэниелом я всегда была на все согласна, но в неприятности вляпался именно он. Мама и Джонас угрожали ему тюремным заключением.

В то время как тот, кто практически насиловал меня при любой возможности, жил под их крышей. Родной сын Джонаса.

«Нельзя назвать это изнасилованием, если ты получаешь от этого удовольствие, – сказал Йейтс после одного особенно разгоряченного момента между нами. – Ты хочешь этого. Хочешь меня».

Чувство вины, которое я до сих пор испытываю, настолько сильно, что я вскакиваю на ноги, ударяясь бедрами о стол, отчего на нем дребезжит вся посуда.

– Мне нужно в туалет, – говорю я и спешно ухожу, не оглядываясь. Мне и ни к чему. Уверена, что Сильви сидит с потрясенным выражением лица и гадает, почему я так внезапно убежала.

Если вам не приходилось переживать подобное, то трудно описать, каково жить с навязчивыми воспоминаниями и какие чувства они вызывают. Как возникают из ниоткуда, когда меньше всего ожидаешь. Сдавливают горло. Ползут по коже. Поглощают целиком. Они таятся на задворках сознания и ждут в засаде, способные испортить все на свете. Например, мой ужин в компании подруги.

Как я могу дружить с Сильви, если она сестра Уита? У которого теперь мой дневник, потому что он его украл. Который при желании может дойти до самого конца дневника, прочесть самые секретные записи и понять, что же произошло между мной и Йейтсом. И что я сделала, чтобы наконец все прекратить.

Я нахожу крошечную уборную в задней части ресторана и, запершись внутри, прислоняюсь к двери и смотрю на себя в зеркало на противоположной стене. Сегодня я выгляжу совсем юной, волосы заплетены во французские косы, на лице ни капли косметики, на мне серая толстовка с капюшоном, черные легинсы и черно-белые кроссовки Dior, почти такие же, как у Сильви.

Мы обе выглядим, как дети. Мы и есть дети. Но я уже столько всего повидала и сделала, что внутри чувствую себя старой. Уставшей.

Полной отвращения.

Оттолкнувшись от двери, я подхожу к раковине, включаю кран и мою руки, а потом брызгаю ледяной водой себе в лицо. Так на щеках появляется румянец, и, вытершись, я смахиваю волосы. Расправляю плечи. Напоминаю себе о девчонке, которой я была два года назад. Которая гналась за мечтами и бежала от кошмаров.

Я по-прежнему та девчонка. Хотя все мои мечты исчезли, а кошмары преследуют по пятам.

Сделав решительный вздох, я открываю дверь и вижу в коридоре женщин средних лет, которые ждут своей очереди. Они смотрят на меня с презрением, прищурив глаза и поджав губы. Осуждают меня, даже не зная. Скорее всего, ненавидят за то, что я юна, тогда как сами изо всех сил цепляются за свою молодость искусственными, похожими на когти, ногтями.

Я отвечаю им таким же взглядом, перебрасываю длинные косы через плечо и прохожу мимо них ленивым шагом. Выхожу из короткого коридора по пути в обеденный зал и иду к Сильви, как вдруг замечаю кого-то за столиком в противоположной стороне зала.

Уит Ланкастер.

Он наблюдает за мной.

Я резко останавливаюсь посреди ресторана, ошарашенная его присутствием. Мы встречаемся взглядом. Он ухмыляется. Я хмурюсь. Уит пришел со своими друзьями, с ними несколько девушек, среди которых Джейн и Кейтлин. Они сидят по обеим сторонам от Уита, смеются, прикасаются к нему, машут руками прямо над ним, будто не знают, куда их дальше положить. Джейн решается первой и опускает ладонь на его предплечье. Кейтлин кладет свою ему на плечо, наклоняется и приближается губами прямо к его уху. Что-то нашептывает, но Уит не обращает на нее внимания. Обе девушки отчаянно пытаются его добиться, но кажется, будто он вообще их не замечает.

Он может смотреть только на меня. Его красивое лицо все еще побито: под глазом виднеется фингал, и он щеголяет им, как знаком почета. Уиту Ланкастеру неведомо чувство стыда. Если кто-то и обсуждает драку, в которую он, как очевидно, ввязался, то самому Уиту об этом не скажут ни слова.

Я склоняю голову набок. Он повторяет мой жест, отстраняясь от Кейтлин, будто пытается отделаться от нее с ее несмолкающим ртом. Я моргаю.

Он тоже.

Ладно. Я могу сыграть в эту игру.

Я слегка приоткрываю рот и высовываю кончик языка в уголке. Прикусываю нижнюю губу и на миг разрываю зрительный контакт, а потом снова смотрю на него.

Уит облизывает верхнюю губу, его глаза блестят. Он напоминает мне волка, готового напасть.

На меня.

Все происходит за считаные секунды, но кажется, будто проходят минуты. Мучительная пытка.

Ненавижу его.

Правда ненавижу.

Наплевав на то, что сдаюсь первой, я отвожу взгляд, иду к Сильви и сажусь на свое место. Улыбаюсь ей, когда замечаю, как она хмурится.

– Извини, пожалуйста, – говорю я. – Мне правда нужно было отлучиться.

– Это все клубничный лимонад. Мне от него всегда сразу хочется писать. – Она с легкостью принимает мое неубедительное оправдание, стуча по своему почти пустому бокалу. Мой тоже почти пуст. – Я заказала нам еще по одному.

– Спасибо.

– Как жаль, что в них не добавляют водку. – Она смеется.

– Я теперь почти не пью, – признаюсь я.

– Почему?

– Мне не нравится чувство, что я себя не контролирую, – отвечаю я.

– Брат говорит то же самое. Выпивка, наркотики. В последнее время его все это мало интересует. Он хочет всегда сохранять контроль. Но это так характерно для Уита. Он настоящий фанатик контроля.

Точнее и не скажешь.

Сильви подпирает подбородок рукой и задумчиво смотрит на меня.

– Тебе нравится мой брат?

– Нет, – тут же отвечаю я, поглядывая направо. Ему прекрасно меня видно. Я гадаю, понимал ли он это. Знал ли, что я тоже нахожусь в этом ресторане, как только вошел, в то время как я сидела и ни о чем не подозревала.

Возможно. Уверена, что он наблюдал за мной, а я при этом выглядела прямо-таки отвратительно. Смеялась и расслаблялась. Потягивала клубничный лимонад. И была одета как бездомная, если не считать дизайнерских кроссовок. Не сомневаюсь, что он предпочитает красивых и безупречных девушек, которые пьют воду и жуют листья. Носят платья без белья, чтобы облегчить ему доступ.

Извращенец.

Сильви смеется.

– Мне нравится твоя честность. Как глоток свежего воздуха.

– А тебя окружают одни лжецы? – спрашиваю я.

– В основном. Я всю жизнь имею дело с людьми, которые скажут что угодно, лишь бы мне угодить. Это раздражает. Я всегда хотела иметь подругу, которая будет честна со мной. Которая выскажет свое мнение, а не будет постоянно со мной соглашаться. – Сильви закатывает глаза. – Такие девчонки сводят меня с ума.

– Меня тоже, – честно отвечаю я, и мы замолкаем, когда официантка приносит заказ.

Как только она уходит, мы приступаем к ужину, и аппетит стремительно возвращается. Я умираю с голоду, хочу углеводов и до неприличия быстро уплетаю тарелку пасты, а с ней еще и много хлеба. Мне все равно, если Уит видит, как я набиваю щеки.

К черту салат. Отдайте мне пасту.

Сильви не отстает, превзойдя меня аппетитом, потому что помимо прочего съела весь жареный сыр. Мы наедаемся да отвала, а потом со стоном хватаемся за раздутые животы.

– Мне так плохо, – говорю я.

– Мне тоже, но оно того стоило, – хнычет Сильви.

– Ты права. – Я изо всех сил стараюсь не смотреть в сторону Уита, и это сводит меня с ума. Надеюсь, его тоже сводит. Он заслуживает думать, будто мне плевать на его присутствие в этом ресторане. Я бы хотела подойти к нему и поговорить. Потребовать, чтобы сказал, где мой дневник, и немедленно вернул его мне. Но с Уитом придется играть иначе. Противостояние ничего не даст. Нужно быть хитрой. Коварной.

Такой же хитрой и коварной, как он.

Официантка приносит счет, Сильви достает черную кредитку и протягивает ей.

– Давай я заплачу за себя, – говорю я.

– Нет, я угощаю. Заплатишь в следующий раз, – возражает Сильви с легкой улыбкой.

Мне это нравится. Нравится, что она упоминает, что будет следующий раз. Я наконец-то чувствую, что у меня есть подруга. Та, кого Уит не сможет запугать и кто не попадет под его влияние.

Будучи его сестрой, Сильви может противостоять ему.

И я тоже могу.

Мы ждем, когда официантка вернется с кредиткой Сильви, как вдруг я чувствую его приближение: воздух накаляется, голова гудит. На наш столик падают тени, и, подняв взгляд, я вижу Уита, а рядом с ним Спенсера. Чед стоит с другой стороны от Спенса. Девушки топчутся позади них, нервно хихикая, скорее всего, взволнованные возможным конфликтом.

Они бы, наверное, умерли, если бы узнали, что член Уита побывал у меня во рту вчера ночью.

– Уит. Чед. – Сильви улыбается. – Спенс. – Она хмуро смотрит на него, выражением лица напомнив мне своего брата. – Что привело вас в это чудесное заведение?

Мне нравится, что она не обратила на девушек никакого внимания.

– Голод, – отвечает Чед с улыбкой. Спенсер хмуро глядит на нее в ответ, сунув руки в карманы джинсов.

Уит не произносит ни слова. Выражение его лица спокойное. Невозмутимое. Придурок даже не смотрит в мою сторону.

– Вы уже знакомы с моей подругой? – шутливо говорит Сильви, указывая на меня.

Они все знают меня, и ей об этом известно. Может, она пытается быть любезной. Или, по крайней мере, заставить их повести себя вежливо и поздороваться со мной. Я слышу, как некоторые из них бормочут «ага», но никто так и не смотрит на меня.

– Кажется, мы еще не встречались, – говорит Уит, повернувшись, и теперь с безразличием глядит прямо на меня. Будто вовсе не ласкал меня ртом вчера ночью. Будто не я позволила ему кончить мне на грудь, словно зверю, метящему территорию.

– Уит, – рявкает Сильви, но он не обращает на нее внимания.

– Напомни, как тебя зовут? – говорит он мне, дернув подбородком и окидывая взглядом. Жажда вчерашней ночи полностью исчезла, сменившись знакомым холодным взглядом. – Симпатичные косички, – язвит он. – Ты похожа на ребенка.

Я даже не раздумываю. Хватаю бокал с остатками лимонада, встаю и выплескиваю ему прямо в лицо. Он закрывает глаза в последний момент, и напиток проливается на него и даже на стоящих за ним девушек. Они вскрикивают.

А потом начинают визжать.

– Пошел ты, – произношу я сквозь зубы, а глянув на Сильви, вижу, что она наблюдает за нами с неприкрытой радостью. Девчонка любит скандалы. – Я ухожу. Спасибо за ужин, Сильви.

И с этими словами я иду прочь.