Текст книги "Осенний призрак"

18

– Какого черта?

Харри держит руль слегка дрожащими руками, когда они возвращаются обратно в Линчёпинг мимо глянцево-белых многоквартирных домов в районе Шеггеторп и большой фабрики «Арла»[28]28
  «Арла» – шведско-датская компания, крупнейший в Скандинавии производитель молочных продуктов.


[Закрыть] в Тронбю. Им навстречу попадается репортерский автомобиль «Коррен». Даниэль? Неутомимые, несносные стервятники!

– Я не знаю, – отвечает Малин на вопрос Харри.

Адреналин немного успокоился, головная боль и тревога проходят, а пьяный в стельку Фредрик Фогельшё надежно покоится на заднем сиденье автомобиля с радиосвязью. Малин не захотела брать его в машину Харри: им обоим нужно немного успокоиться.

Мимо проезжает машина службы новостей.

– Но может, – продолжает Малин, – он действительно имеет к убийству самое непосредственное отношение, решил, что мы все знаем, и поэтому бежал? В поле, под дождем…

– Или просто был пьян и запаниковал, когда мы хотели остановить его, – рассуждает Харри.

– Узнаем, когда допросим его. Но он вполне может оказаться тем, кто нам нужен, – отвечает Малин, а про себя думает, что здесь наверняка что-то не так, что не может быть все так просто. Или все-таки может?

Звонит телефон, на дисплее номер Свена Шёмана.

– Я слышал, – говорит Свен. – Странно. Это он, как ты думаешь?

– Возможно. Мы допросим его в участке.

– Этим могут заняться Юхан и Вальдемар, – говорит Свен. – А вы попытайтесь поговорить с Катариной Фогельшё. Надавите на нее, раз уж братец свалял дурака.

Малин было возмутилась, но потом успокоилась. Если кто и сможет вытянуть что-нибудь из Фредрика, так это Вальдемар Экенберг. Ведь Фогельшё ни слова не вымолвил, когда они вели его через поле и сажали в автомобиль.

– О’кей. Так мы и сделаем, – соглашается Форс. – Что-нибудь еще?

– Никаких особых новостей. Юхан и Вальдемар звонили кое-кому из тех, чьи имена и фирмы всплыли в бумагах Петерссона. Но это ничего не дало.

– Может, какие-нибудь любовницы у него были?

– Ничего подобного они не нашли, – отвечает Свен.

Катарина Фогельшё говорила с полицейскими по телефону и готова встретиться. И вот автомобиль Малин и Харри мчится сквозь вечерние сумерки по дороге Брукиндследен. В салоне тихо, оба они хотят прийти в себя, успокоиться перед новой встречей.

За окнами район Юльсбру. В справочнике Малин сказано, что он населен представителями высшего класса, как Коннектикут в Нью-Йорке. Но это не так, скорее здесь проживает хорошо обеспеченная верхушка среднего класса.

Виллы медиков теснятся друг возле друга. На первый взгляд типовые дома без претензий, однако достаточно просторные и роскошно обставленные внутри. Один из самых дорогих и престижных районов города, но в то же время довольно скромный по сравнению с Юрсхольмом в Стокгольме или Эргрюте в Гётеборге.

Проезжая мимо этих домов, Малин понимает всех тех, кто вырос в глуши и перебрался в центр, лишь только представилась такая возможность. В мир, где вершины выше, а ямы глубже, чем те, которые может предложить рядовому шведу, пусть даже и надменному толстосуму, обыкновенное захолустье.

Стокгольм. Она жила там с Туве, когда училась в полицейской школе. На первом курсе снимала через посредников квартиру в Транеберге[29]29
  Транеберг – район на западе Стокгольма.


[Закрыть]. Единственное, что она запомнила, – зубрежка и детский сад. Няни – молодые девицы, предлагавшие свои услуги в местных газетах, – просили дорого и не внушали доверия. Нищей одинокой маме нечего было делать в Стокгольме. Город, со всеми своими возможностями и секретами, был, казалось, закрыт для нее и все время насмехался над нею.

Конечно, с Йерри Петерссоном все было иначе.

Малин неоднократно предлагали работу в Стокгольме, в последний раз прошлым летом, когда открылась вакансия в уголовном отделе и шеф, некий Корман, вышел на нее. Позвонил сам, сказал, что знает о ее расследованиях, и спросил, не желает ли она сменить охотничьи угодья.

Им просто нужна была женщина, решила Малин.

Но тогда она жила с Туве и Янне, и все остальное не имело значения. Поэтому она отказалась.

И сейчас, в машине, проклинает себя. Начать новую жизнь – может, это как раз то, что ей было нужно? Или я сломалась бы в большом городе? Но ведь я сломалась и в маленьком, разве не так?

Или только почти сломалась?

Приемник работает. Малин попросила Харри не включать хоровую музыку, и он согласился на обычные, вполне пристойные радиосплетни.

Только что отзвучала песня американской рок-группы «Гранд Аркайвз», и теперь Форс слушает хриплый голос своей подруги диджея Хелен Анеман. Та говорит о жертве убийства. О Йерри Петерссоне, его смерть, похоже, ни в ком не пробудила ни жалости, ни скорби, ни каких-либо других чувств.

«Но ведь где-то есть человек, которому ты небезразличен, – думает Малин. – И этот человек должен знать, что с тобой произошло. Может, это твой отец, мы скоро поговорим с ним. У тебя не было ни сестер, ни братьев, а твоя мать умерла, насколько мне известно. Может, женщина или ребенок, даже если не твой?»

«Погиб один из самых богатых жителей этого города, – говорит Хелен. – Делец, по слухам, связанный с преступным миром, таинственная личность, о которой мы, по всей видимости, знаем совсем немного. Несколько лет назад он купил замок Скугсо, бывший в собственности у известной дворянской семьи Фогельшё… Вероятно, он был не без греха, но не заслужил такой участи. Или как вы считаете? Позвоните, если вам есть что рассказать о Йерри Петерссоне».

Далее всплывает голос Мадонны. Харри подпевает. Может, эта песня напоминает ему о Мартине в Ванкувере? Или о внуке? Или он поет ее со своим хором?

Они миновали район Юльсбру. Мелкобуржуазный, душный. Харри жмет на газ, и автомобиль набирает скорость. Они поворачивают.

Впереди гольф-клуб «Ландерюд», огромное, похожее на баллон здание, в котором размещается крытый драйвинг-рэйндж[30]30
  Драйвинг-рэйндж – площадка для игры в гольф.


[Закрыть]. Райский уголок посреди осеннего ада, где вместо дождевых капель в воздухе носятся мячи для гольфа.

19

Мячи свистят под металлическими потолочными балками, гулко ударяясь и высоко отскакивая от стен здания, похожего на амбар в несколько сотен метров. Зал рассчитан на тринадцать игроков.

Удары металлических клюшек напоминают звуки пощечин.

Ведерко с пятьюдесятью мячами стоит двести крон – сумма, не представляющая проблемы для членов городских гольф-клубов.

Паттеры. Вуды[31]31
  Паттеры, вуды – типы клюшек в гольфе.


[Закрыть].

Йерри Петерссона ударили по голове тупым деревянным предметом. «Вряд ли клюшкой для гольфа», – думает Малин, приближаясь к стройной, высокой фигуре Катарины Фогельшё.

«Я буду на тринадцатом месте, внизу, у стены», – предупреждала их Катарина.

Она нисколько не удивилась тому, что полицейские хотят с ней поговорить, потому что знала, что произошло. Однако ей вряд ли известно о том, что только что вытворял ее брат.

Ожесточенные удары перемежаются с проклятиями.

Шары отскакивают от стен в разные стороны. Помещение напоминает бассейн: тот же гул, затхлый, сырой воздух, хотя и без запаха хлорки.

«Как можно добровольно согласиться провести здесь вечер?» – недоумевает про себя Малин, наблюдая, как элегантно размахивает клюшкой Катарина Фогельшё. В ее теле чувствуется сила и та уверенность в себе, которой будто с самого рождения отмечены люди ее круга.

Она поднимает металлическую клюшку, целится и бьет, сбрасывая с плеч напряжение. Клюшка делает изящный свинг[32]32
  Свинг – основной удар в гольфе.


[Закрыть] по мячу, покоящемуся на астротурфе.

«Низкий гандикап[33]33
  Гандикап – числовое выражение уровня игрока в гольфе. Чем ниже гандикап, тем лучше игрок.


[Закрыть], – замечает про себя Малин. – И она правша».

Катарина Фогельшё, похоже, почувствовала их присутствие.

Она останавливается, оборачивается, смотрит на полицейских, делает шаг с небольшого возвышения, на котором только что стояла, и протягивает руку. Малин думает, что когда-то Катарина, должно быть, была красивой, да и сейчас ее, пожалуй, можно назвать такой. У нее острый, как у брата, нос и изящно очерченные скулы, разве что морщин на лбу слишком много, как и седины в светлых волосах длиной до плеч. Горестные морщины. Скорбные складки вокруг тонкого рта. Печальные глаза, полные непонятной тоски.

Сначала она приветствует Малин, потом Харри. Полицейские предъявляют удостоверения.

Катарина Фогельшё проводит одной рукой по лбу, и Малин замечает, что она всего на каких-нибудь пять лет старше ее самой. «Возможно, ходила в ту же гимназию, что я или Йерри Петерссон, если только не училась в Сигтуне или Лундсберге[34]34
  Известные школы-интернаты в городе Сигтуне и Лундсберге.


[Закрыть]».

– Мы можем побеседовать здесь? – спрашивает Катарина Фогельшё, опираясь на клюшку. – Или пойдем в ресторан?

– Можем и здесь, – отвечает Малин. – Вы ведь знаете, о чем мы хотим с вами поговорить? Я не успела сказать этого по телефону.

– О Йерри Петерссоне, это я поняла.

– И о том, что ваш брат попытался сегодня от нас убежать.

Рот Катарины Фогельшё открывается, бровь быстро поднимается вверх, но лишь на несколько секунд, после чего она приходит в себя.

– Что сделал мой брат?

Малин рассказывает об их погоне, о том, как Фредрик попытался скрыться, когда они хотели поговорить с ним, и о том, что сейчас он на допросе в участке.

– То есть он выходил из «Экуксена», – повторяет Катарина Фогельшё. – Тогда он испугался, что вы арестуете его за вождение в нетрезвом состоянии. Один раз такое уже было, после вечеринки у знакомых, три года назад. И на этот раз ему, вероятно, угрожала тюрьма.

«Вождение в нетрезвом состоянии – это то, чем я занималась вчера», – замечает про себя Малин, тут же выбивая эту мысль из своей головы, как выбивают мячи в гольфе.

– Когда мы арестовали его, – говорит Харри, – он был пьян.

– А может, он бежал потому, что как-то связан с убийством Йерри Петерссона? – спрашивает Малин, надеясь, что вопрос в лоб спровоцирует стоящий ответ.

– Мог ли мой брат убить? Вряд ли.

Свист мячей в воздухе заставляет Малин вспомнить стрельбище и пистолетные пули, стремящиеся поразить мишень. Совсем как это только что делала Катарина Фогельшё, когда они рассказывали ей о ее брате. А теперь с лицом, лишенным какого-либо выражения, она ожидает следующего вопроса, а на Малин один ее вид навевает усталость.

Стрелка часов приближается к пяти. И хотя Форс понимает, что надо как можно быстрее продвигаться в расследовании, она хочет домой.

Принять душ, а затем?

Жалеть себя.

Страшно жалеть.

Просто жалеть.

Головная боль улеглась, но тело все еще чего-то хочет. И его тоска, словно кулак, сжимает сердце.

У меня куча дел.

Справлюсь?

Она снова видит перед собой эту женщину, заносчивую и самодовольную, но все-таки чем-то приятную. Или это и есть то, что называется социальной компетентностью?

– То есть вы в это не верите? – переспрашивает Харри Катарину.

– Мой брат безобиден. Может быть, не во всех отношениях, но он точно не способен на насилие.

– Вы можете немного рассказать о нем? – просит Харри.

– Но ведь он лучше смог бы сделать это сам, – Катарина вынимает железную клюшку из своей сумки, оглядывая ее снизу доверху.

– Тогда позвольте мне перейти к делу, – говорит Малин и думает про себя: «Сосредоточься на Катарине Фогельшё. Не на самой себе». – Что вы делали сегодняшней ночью и рано утром?

– Вчера вечером ко мне приезжал отец. Мы пили чай.

– Он говорил, что ушел от вас в десять. Что вы делали потом?

Катарина прокашливается.

– Я поехала к своему любовнику. Главврач Ян Андергрен. Он может подтвердить, что я пробыла у него до утра.

Она называет номер телефона, а Харри тут же вбивает его в свой мобильник.

– Мне нравятся белые халаты, – шутит Катарина. – Но вы должны знать, что с этим любовником я встречалась всего несколько раз и не планирую длительных отношений.

– Почему? – интересуется Малин.

– Вы не понимаете? Золотое правило подобного романа: пять встреч, а потом вы начинаете воображать себе, что это любовь.

«Меня совершенно не впечатляет, что ты спала с врачом, – думает Форс. – Не кокетничай, я слишком от всего этого устала».

– У вас были какие-либо отношения с Йерри Петерссоном? – спрашивает Харри.

– Никаких, – нерешительно отвечает Катарина, прежде чем ее голос обретает уверенность. – С ним имели дело Фредрик и отец. А что?

– Вы не были против продажи замка? – продолжает Малин.

– Нет. Просто пришло время его продать и двигаться дальше.

«Ты слово в слово повторяешь то, что сказал твой отец, – замечает про себя Малин. – Это он научил тебя, что говорить?»

– То есть вы не хотели, чтобы он перешел к вам?

– Никогда не имела подобных амбиций.

Свист мячей не умолкает. Бесполезные снаряды. «Дурацкая игра», – думает Форс, в то время как Катарина Фогельшё поправляет ремешок своих синих брюк, воротник розовой хлопчатобумажной рубашки и кладет клюшку обратно в сумку.

– Ходят слухи, что вы были вынуждены продать поместье из-за финансовых проблем. Это так?

– Инспектор, мы древний дворянский род, нам почти полтысячелетия. Мы неохотно говорим о деньгах, но никогда, никогда, говорю я вам, не имели никаких финансовых проблем.

– Могу я спросить вас, чем вы занимаетесь? – интересуется Харри.

– Я не работаю. Покончила с этим после развода. А раньше занималась искусством.

– Искусством?

– У меня была галерея живописи XIX века. Такой вполне доступный эстергётландский художник, как Крутен. Но были и более дорогие. Вы знаете Эугена Янссона?[35]35
  Юхан Крутен (1858–1932), Эуген Янссон (1862–1915) – шведские художники.


[Закрыть] В основном я занималась им. А также датским женским романтизмом.

Малин и Харри кивают.

– Вы знали Йерри Петерссона раньше? – спрашивает Харри.

– Нет.

– Вы развелись не так давно? – интересуется Малин.

– Нет, десять лет назад.

– У вас есть дети?

Взгляд Катарины Фогельшё омрачается, как будто она хочет спросить, какое это имеет значение.

– Нет, – отвечает она.

– Вы с Петерссоном ровесники, не были ли вы знакомы в гимназии? – продолжает настаивать Форс.

Катарина Фогельшё оглядывает драйвинг-рэйндж.

– Мы ходили в Кафедральную школу в Линчёпинге. Когда он был в третьем классе, как мой брат, я училась в первом.

Малин и Харри обмениваются взглядами.

– Я помню его, – продолжает Катарина, все еще не сводя глаз с драйвинг-рэйнджа. – Но мы не общались. Он не принадлежал к моему кругу. Хотя, конечно, мы бывали на одних и тех же вечеринках, это неизбежно.

«Нет, – возражает про себя Малин. – В гимназии пересекаются все миры, хочешь ты того или нет. Люди могут бывать на одних и тех же вечеринках и общаться друг с другом не больше, чем два совершенно незнакомых человека, одновременно оказавшихся в одном баре».

– О каком круге вы говорите? – уточняет Харри.

– О девичьем. Круге моих подруг.

– Итак, вы никогда не общались?

Катарина снова бросает в их сторону взгляд, вдруг на мгновение сделавшийся печальным.

– Я только что об этом говорила.

– Мы слышали, – отзывается Малин.

Тонкие губы Катарины сжимаются в узенькую полоску.

– А теперь Йерри Петерссон сидит в нашем замке, как какой-нибудь Гэтсби[36]36
  Гэтсби – герой романа американского писателя Фрэнсиса Скотта Фицджеральда «Великий Гэтсби».


[Закрыть]. Вероятно, скоро он будет устраивать там свои вечеринки. С размахом…

Внезапное отчаяние появляется в ее голосе и глазах.

– Может, он и сидел там, как какой-нибудь Гэтсби, – отвечает Малин, – но теперь он лежит в прозекторской Государственной криминалистической лаборатории.

Катарина Фогельшё снова смотрит на них, потом кладет мяч на землю и бьет по нему, будто со злости, прямиком отправляя в правый угол.

– Какая у вас машина? – спрашивает Харри, когда она снова поднимает на них глаза.

– Это только мое дело, – говорит Катарина. – Я не хочу показаться невежливой, но вас это совершенно не касается.

– Минуточку, – строго замечает Малин. – Я хочу, чтобы вы уяснили для себя одну вещь: пока мы ищем убийцу Йерри Петерссона, нам есть дело до любого волоска на вашем теле.

Катарина Фогельшё улыбается.

– Хорошо, инспектор, успокойтесь. Все в порядке. У меня красная «Тойота», если это так для вас важно.

Малин разворачивается.

Прочь из гольф-ада. Она слышит, как Харри благодарит Катарину за то, что та уделила им время. Слава богу, не извиняется за поведение Малин.

– Будьте помягче с моим братом, – просит Катарина. – Он безобиден.

– Даже если у тебя проблемы с подобными типами, держи себя в руках. Не стоит так разговаривать с людьми, как бы плохо тебе ни было.

Харри читает ей наставления, выруливая с парковки гольф-клуба. Дождь все еще хлещет, а в сумерках Линчёпинг кажется еще менее гостеприимным. Малин чудится, что поляна с восточной стороны леса кишит змеенышами. Они шипят и словно пожирают друг друга.

– Но я чувствую себя совсем не плохо, – замечает она Харри.

Потом кивает.

– Ты ведь понимаешь, каковы они, эти типы.

Но она знает, что озлобленность – всего лишь способ приглушить неуверенность. Обыкновенная детская психология. Малин смущается, надеясь, что Мартинссон не заметит, как покраснели ее щеки.

– Она что-то скрывает, как и ее отец, – говорит Харри. – А может, и брат.

– Это так, – соглашается Малин. – Играть с правдой – вероятно, у них это семейное.

– Или они хотят как можно больше усложнить нам работу, – замечает Харри.

За окнами снова виллы района Юльсбру и белые многоквартирные дома с открытыми коридорами между ними по другую сторону трассы Брукиндследен. Дождь падает под углом, словно его струи и ветер хотят соединить два совершенно разных мира.

– Посмотрим, что нам скажет Фредрик Фогельшё, – продолжает Харри. – Самое время было бы приступить к допросу сейчас, когда он немного протрезвел.

20

Стрелки часов на стене комнаты для допросов в подвале участка полиции Линчёпинга движутся беззвучно. 18:01.

Серо-черные стены покрыты рифлеными акустическими панелями, а галогенная лампа расположена так, что четыре отходящих от нее световых конуса падают прямо на вмонтированные в пол стулья вокруг вытянутого металлического стола. Стулья закрепили совсем недавно: слишком часто стало случаться, что оказавшиеся в затруднительном положении подозреваемые в ярости бросались ими в стены.

Зеркало на стене смотрит в сторону кабинета, откуда Свен Шёман и Карим Акбар наблюдают за теми, кто находится в комнате для допросов.

Юхан Якобссон смотрит на Фогельшё. Алкотестер показал чуть меньше одного промилле в крови, но Фредрик, похоже, быстро протрезвел. Взгляд его по другую сторону стола в мутном свете лампы кажется вполне ясным и осмысленным. Рядом с Юханом ерзает на стуле Вальдемар, пытаясь устроиться поудобнее. На Фогельшё синий блейзер и желтая рубашка. Рядом с ним его адвокат, обворожительный тип по имени Карл Эреншерна. Юхан имеет с ним дело уже во второй раз, в первом случае результат допроса был нулевым. «Посмотрим, – думает Юхан, – удастся ли нам перехитрить тебя сейчас».

Он включает маленький черный магнитофон, расположенный перед ним на столе.

– Допрос Фредрика Фогельшё в связи с расследованием убийства Йерри Петерссона, а также с другими преступлениями. Двадцать четвертое октября. Пятница. Восемнадцать часов четыре минуты.

До сих пор Фредрик, можно считать, не сказал ни слова. Только на вопрос, хочет ли он, чтобы на его допросе присутствовал адвокат, ответил утвердительно. Назвал имя Эреншерны, но даже не дал номер телефона, полагая, что полиции он известен. Потом попросил разрешения позвонить своей жене Кристине, и Свен не нашел никаких причин отказать ему в этом. У них достаточно оснований задержать Фредрика Фогельшё за менее значительные преступления, но в деле об убийстве Йерри Петерссона он всего лишь имя, всплывшее в ходе расследования. Нет у них оснований и для обыска. Правда, на его машину наложили арест, и сейчас ее тщательно обследуют в лаборатории.

– Начнем с сегодняшнего происшествия, – говорит Юхан. – Почему вы пытались скрыться от полицейских, давших вам знак остановиться?

Фредрик Фогельшё испуганно смотрит на своего адвоката, словно спрашивая его, как направить этот допрос в нужное русло и не угодить в западню. Адвокат кивает ему, давая разрешение ответить.

– Я испугался, – начинает Фредрик и утирает капельки пота с верхней губы. – Я знал, что выпил слишком много, и не хотел, чтобы меня снова арестовали за вождение в нетрезвом виде. Я не хотел летом попасть в Шеннинге[37]37
  Шеннинге – городок, где находится исправительное учреждение.


[Закрыть]. И вот я запаниковал. Из моей головы будто выветрились последние остатки разума, я уже не мог остановиться. Ужасно глупо, и я прошу у вас прощения.

– Ваших чертовых извинений здесь явно недостаточно, – грубо обрывает его Вальдемар.

– Я попросил бы вас не ругаться, – встревает Эреншерна, а полицейский, сжав зубы, шипит:

– Из-за вас могли погибнуть невинные люди. Мы задержали вас за вождение в нетрезвом виде, воспрепятствование исполнению служебных обязанностей, беспорядок на дороге и еще за десяток тому подобных вещей. Вы алкоголик?

Эреншерна молчит.

– Вероятно, вам следует признать это.

– Я бы не хотел так усложнять дело, – отвечает Фредрик Фогельшё. – Нет, я не алкоголик, хотя иногда выпиваю лишку. Но разве такое не случается с каждым? Я запаниковал. И я виноват в том, что пьяным сел за руль. Но ведь не в этом главная причина того, что я здесь?

– Нет, – подтверждает Вальдемар и нагибается через стол. – Сначала мы хотели поговорить с вами об убийстве Йерри Петерссона.

– Не потому ли вы бежали, что думали, что мы арестуем вас в связи с этим преступлением? – спрашивает Юхан.

– Мой клиент уже ответил, почему он бежал, когда вы пытались его остановить, – встревает Эреншерна.

– Я даже не знал, что Петерссон убит. Мне только что сказал об этом адвокат.

Эреншерна кивает.

И тут Фредрик Фогельшё изменяется в лице и начинает говорить, прежде чем Эреншерна успевает остановить его.

– Позвольте, вы нашли этого паяца мертвым, даже убитым. Хорошая новость, должен я вам сказать.

Только что казавшееся усталым, тело Фредрика снова пробуждается к жизни, напрягаясь каждым мускулом.

«Недостойно», – замечает про себя Юхан и смотрит на Вальдемара взглядом, означающим: «Надави же на него!»

Эреншерна кладет руку на плечо Фредрика: «Успокойся, Фредрик».

– То есть вы хотели его смерти? – переспрашивает Вальдемар.

– Мой клиент не будет отвечать на этот вопрос.

– Доверьтесь нам, – обращается к Фредрику Юхан, – мы желаем вам добра. Если вы не имеете никакого отношения к этому убийству, мы должны знать об этом; если же имеете, мы постараемся облегчить ваше положение, насколько сможем. Согласитесь, то, что вы бежали от нас, довольно странно. Вам есть что рассказать, ведь так?

– На этот вопрос мой клиент тоже отвечать не будет. И он уже объяснил вам, почему…

– Что вы делали сегодняшней ночью и утром? – перебивает адвоката Вальдемар.

– Был дома со своей женой.

– Это точно? – переспрашивает полицейский.

– Она может подтвердить? – вторит Юхан.

– Она может подтвердить, – отвечает Эреншерна. – Они были на итальянской вилле, что возле поворота на Ледберг. Вы видели ее, когда преследовали моего клиента.

– То есть вас не было в Скугсо? – уточняет Вальдемар.

Фогельшё и Эреншерна молчат.

– Говорят, за продажей Скугсо стоят финансовые проблемы. Это так? – задает новый вопрос Юхан.

– Я устал от этих разговоров, – отвечает Фогельшё. – Пришло время продать его. Отец слишком стар, а ни я, ни моя сестра не хотим заниматься поместьем.

– Итак, вам нечего нам рассказать? О неудачных сделках, о ненависти к паяцу Йерри Петерссону, новому владельцу замка, которому вы желали смерти… – Вальдемар раздраженно бросает слова через стол.

– Этот Петерссон, – поясняет Фредрик, – был выскочка наихудшего сорта, он никогда не мог понять значения такой собственности, как замок Скугсо. Но он хорошо заплатил нам. Или вы думаете, что я имею ко всему этому какое-нибудь отношение? Докажите это. Удачи! Я уже говорил, что испугался и запаниковал. И готов понести наказание.

– Вы знали Петерссона раньше?

– Я помню его, – отвечает Фогельшё. – Мы вместе учились в Кафедральной школе. Но я совершенно не был с ним знаком. Он не принадлежал нашему кругу. Вполне возможно, мы бывали на одних и тех же вечеринках, все-таки тот мир был тесен.

– То есть у вас не было с ним никаких дел. Ни тогда, ни позже…

– Только когда продавали поместье. Но даже тогда мы не встречались с ним.

– Я удивлен, – говорит Вальдемар. – Я думал, что все вы учились в Сигтуне или Ландсберге.

– Лундсберге, – поправляет адвокат. – Я учился в Лундсберге. У вас есть еще вопросы к моему клиенту? О его образовании или еще о чем-нибудь?

Вальдемар быстро поднимается, впиваясь змеиным взглядом в глаза задержанного.

– Говори, что знаешь, дьявол. Ты скрываешь от нас кучу дерьма, ведь так?

Фредрик Фогельшё и адвокат Эреншерна разом вздрагивают.

– Ведь ты был в замке, ты преследовал Петерссона за то, что он отнял у вас землю, так? Ты потерял контроль над собой и ударил его ножом. Сначала один раз. Потом другой… Признавайся! – кричит Вальдемар. – Признавайся!

Дверь в комнату допросов распахивается, Карим бросается к столу и выключает магнитофон, а потом они вместе с Юханом пытаются успокоить Вальдемара, в то время как Свен сообщает задержанному и адвокату о решении прокурора арестовать Фогельшё по подозрению в вождении в нетрезвом состоянии при отягчающих обстоятельствах и учинении беспорядка на дороге.

Эреншерна протестует, но не слишком настойчиво. Знает, что, если решение принято, он ничего не может поделать с этим здесь и сейчас.

«Фредрик Фогельшё – это загадка», – думает Юхан, в то время как полицейский в форме выводит аристократа из комнаты. Благороден, но неуловим. Испуганные глаза теперь стали надменными. «Он знает, – рассуждает Юхан, – что у нас ничего на него нет. Однако вполне возможно, что он виновен. И на сегодняшний день он наш главный подозреваемый».

Малин прощается с Харри у дверей его красной виллы.

– Возьми машину, – предлагает он. – Только веди по-человечески. – Устало захлопывает дверцу и идет к дому.

Черная черепица на крыше напоминает сморщившуюся кожу, по которой барабанит дождь.

На кухне зажигается свет.

Завтра суббота, рабочий день. И думать нечего о выходных, когда у них свежее нераскрытое убийство.

Свен Шёман назначил совещание на восемь часов. Ассистент Аронссон говорила с женой Фредрика Фогельшё Кристиной сразу после того, как Юхан Якобссон и Вальдемар Экенберг закончили свой допрос. Жена обеспечила Фогельшё алиби на ночь убийства, и она уверена, что ее муж всего лишь запаниковал, когда полиция пыталась его остановить. Подтвердила, что иногда он выпивает слишком много, но алкоголиком его назвать нельзя.

А сейчас Малин оставляет мотор работать на холостом ходу и пытается уговорить саму себя продолжать двигаться дальше. «Но как, скажите мне, пережить эти оставшиеся часы? – думает она. – У меня ни на что нет сил. То, что случилось вчера, кажется нереальным, как будто это произошло тысячу лет назад, если вообще когда-нибудь происходило».

Она включает первую скорость и как раз собирается отъезжать от виллы, когда открывается входная дверь и Мартинссон выбегает под дождь. Она смотрит, как капли словно ласкают его обритую голову, но Харри это неприятно, и он недовольно морщит нос.

Малин опускает стекло.

– Гунилла спрашивает, не останешься ли ты на ужин.

– А ты не хочешь меня об этом спросить?

– Не дурачься, Форс. Входи. Немного горячей пищи тебе не повредит.

– В другой раз, Харри. Поблагодари Гуниллу за заботу.

Гунилла? «А ты ведь хотел бы видеть Карин Юханнисон на ее месте», – думает Малин.

– Заходи, поешь с нами, – настаивает Харри. – Это приказ. Или тебе в самом деле хочется побыть одной сегодня вечером?

Форс устало улыбается.

– Ты не можешь мне приказывать.

Она отъезжает, так и не опустив стекло. В зеркальце заднего вида Мартинссон все еще стоит под дождем, свет задних фар выхватывает из темноты бурую ржавчину кружащихся в воздухе листьев.

Когда Малин въезжает в город, за окнами автомобиля уже темно. Черт бы побрал этот мрак!

Что за дурацкий день? Убийство одного из самых блистательных толстосумов. Сумасшедшая погоня. Старушка с ружьем. И ни минуты, чтобы отвлечься на что-то другое. Иногда ей бывает необходимо окунуться в человеческую грязь, которую способен воспроизводить этот город.

Мне надо переодеться.

Может, стоило бы съездить к Янне, быстренько забрать то, что мне нужно? Но он, вероятно, захочет, чтобы я осталась, и Туве будет умоляюще смотреть на меня. И я в конце концов захочу того же.

Малин встречается глазами со своим отражением в зеркальце заднего вида и отворачивает его в сторону. Она вдруг понимает, что сделала: бросила мужчину, которого любит, ударила его, подвергла свою дочь смертельной опасности и вместо того, чтобы помочь ей, погрузилась на дно, так что ее худшая сторона взяла над ней верх. Она променяла любовь на выпивку, на обволакивающий, обитый войлоком мир, где ничего нет, ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Но это ошибка… И теперь ей стыдно, так стыдно, что стыд берет под контроль ее дыхание, все ее тело, и ей хочется повернуть в сторону Мальмслетта, к дому, но вместо этого она едет в Торнбю, останавливает машину в дальнем углу парковки перед магазином «Икеа» и выходит.

Малин стоит под дождем и вглядывается в окружающую ее темноту. Это совершенно незаметное и пустынное, хотя и открытое всем ветрам место. Свет магазинов сюда не доходит.

Она идет в сторону торгового центра. Хочет звонить Туве, чтобы посоветоваться насчет покупок, но это невозможно. «Ведь именно поэтому я здесь: я наплевала на все и спаслась бегством».

Малин ходит между рядами платьев магазина «H&M», берет трусы, колготки, бюстгальтер, рубашку, свитер. Платит, даже не примерив, только вскользь просмотрев этикетки с размерами. «Должно подойти. Последнее, чего мне сейчас хочется – видеть себя в зеркале в полный рост, мое опухшее тело, мои полные стыда глаза».

Она опускается на скамейку в главном коридоре торгового центра. Смотрит на полки книжного магазина на другой стороне. Витрина буквально завалена пособиями по популярной психологии. Как стать богатым и счастливым. Чувство собственного достоинства! Стань успешным партнером!

«Черт, скорее куда-нибудь подальше отсюда!» – думает она, а к горлу снова подступает тошнота.

Перед киоском с прессой рекламные афиши «Экспрессен» и «Афтонбладет»[38]38
  Центральные шведские газеты.


[Закрыть].

Бизнесмен убит в замке.

Убитый миллиардер в замковом рву.

Интересно, какая лучше продается? Вторая?

Через полчаса Малин сидит за столом в баре ресторана «Гамлет», устроившись в укромном уголке, но на расстоянии, позволяющем ей слышать разговор старых алкоголиков и прочих завсегдатаев этого заведения.

Две порции текилы приятно затуманили глаза. Этот мир словно обит войлоком, приятен, и даже сердце, кажется, заработало в новом, не таком бешеном ритме.

Пиво.

Согревающий алкоголь.

Веселые люди.

Малин оглядывается вокруг: здесь все наслаждаются обществом друг друга.

«Мама и папа. У вас был только один ребенок. Почему? Папа, ты же наверняка хотел больше. Но ты, мама, не соглашалась. Я встала на твоем пути, ведь так? Конечно, именно так ты и думала. Ты хотела быть чем-то большим, чем просто самый заносчивый клерк на «Саабе»? Я всегда мечтала о брате. Черт бы тебя подрал, мама. Туве, ты мечтаешь о брате? Черт бы меня подрал…»