Текст книги "Приключения Арсена Люпена"

– Ни минуты, господин Вильсон, только то время, которое требуется, чтобы сказать, насколько я счастлив познакомиться с вами и насколько я завидую мэтру, у которого есть такой ценный помощник, как вы.

Они чинно раскланялись, как два противника на дуэли, не питающие друг к другу ненависти, но волею судьбы обязанные биться до конца. И Люпен, схватив меня за руку, потащил на улицу.

– Что вы на это скажете, дорогой мой? Вот пища, которая украсит ваши мемуары обо мне.

Он закрыл за собой дверь ресторана и через несколько шагов остановился.

– Вы курите?

– Нет, но, насколько я понял, вы тоже не курите.

– Тоже не курю.

Он закурил и несколько раз помахал спичкой, прежде чем она погасла. Однако он тут же бросил сигарету, побежал через шоссе и подошел к двоим, вынырнувшим из тени, словно по его зову. Поговорив с ними пару минут, он вернулся ко мне.

– Прошу вашего прощения, этот чертов Шолмс еще задаст мне жару. Но клянусь вам, он с Люпеном не покончил… О черт, он еще узнает, на что я способен… До свидания… Неотразимый Вильсон прав, я не могу терять ни минуты.

И он быстро удалился.

Так закончился этот странный вечер, по крайней мере та часть его, к которой я оказался причастен. Потому что в последовавшие затем часы произошло много другого, о чем я узнал от других сотрапезников, ужинавших вместе с нами, что и дало мне счастливую возможность восстановить детальный ход событий.

В ту самую минуту, когда меня покидал Люпен, Херлок Шолмс вынул из кармана часы и, в свой черед, поднялся со стула:

– Без двадцати девять. Ровно в девять я должен встретиться на вокзале с графом и графиней.

– В путь! – воскликнул Вильсон, опрокидывая одну за другой две стопки виски.

Они вышли.

– Вильсон, не оборачивайтесь… Возможно, за нами следят; в таком случае будем вести себя так, словно нам до этого нет никакого дела… Скажите, Вильсон, как вы думаете, зачем Люпен зашел в этот ресторан?

Вильсон, не колеблясь, ответил:

– Чтобы поужинать.

– Вильсон, чем больше мы с вами вместе работаем, тем больше мне видно, как вы растете над собой. Ей-богу, вы становитесь просто удивительным.

В сумеречном уличном свете Вильсон покраснел от удовольствия, и Шолмс заговорил снова:

– Быть может, для того, чтобы поесть, но, вполне вероятно, и для того, чтобы убедиться, что я действительно еду в Крозон, как сообщил Ганимар в своем интервью. Я, стало быть, еду, чтобы он так и думал. Но поскольку мне надо выиграть у него время, я не еду.

– Хм! – озадаченно хмыкнул Вильсон.

– А вы, мой друг, идите по этой улице, возьмите машину, одну, другую, третью. Попозже зайдите за чемоданами, которые мы с вами оставили в камере хранения, и галопом в «Палас-отель» на Елисейских Полях.

– А что в «Паласе»?

– Возьмите номер, ложитесь и крепко спите в ожидании инструкции от меня.

Гордый от сознания роли, отведенной ему, Вильсон удалился. Херлок Шолмс купил билет и пошел к амьенскому экспрессу, где его уже ждали граф и графиня де Крозон.

Он лишь поприветствовал их и, раскурив вторую трубку, спокойно стоял в тамбуре.

Поезд тронулся. Через десять минут Херлок Шолмс сел возле графини и сказал ей:

– Перстень у вас с собой, сударыня?

– Да.

– Будьте любезны, дайте мне его, пожалуйста.

Взяв перстень, он внимательно осмотрел его.

– Так я и думал, бриллиант – восстановленный.

– Восстановленный?

– Да, это такая новая технология, она состоит в том, что бриллиантовую пыль при огромных температурах расплавляют и… ее остается лишь соединить в один камень.

– Как? Но ведь мой бриллиант натуральный.

– Ваш – да, но этот – не ваш.

– А где же тогда мой?

– У Арсена Люпена.

– Откуда же взялся этот?

– Его подложили вместо вашего в зубной порошок господина Блейшена, где вы его и нашли.

– Так, значит, он – фальшивый?

– Совершенно верно.

Потрясенная и озадаченная, графиня замолчала, граф недоверчиво крутил в руках перстень. В конце концов она прошептала:

– Возможно ли такое? Но почему же его попросту не украли? И потом, как им завладели?

– Именно это я и попытаюсь выяснить.

– В замке Крозон?

– Нет, я сойду в Крее и вернусь в Париж. Эта моя партия с Арсеном Люпеном должна быть сыграна там. Собственно, можно было бы сражаться на любой территории, но предпочтительнее, чтобы он думал, что я в отъезде.

– И все-таки…

– Какая вам разница, сударыня? Главное ведь – ваш бриллиант, разве нет?

– Да.

– Так и не волнуйтесь. Я тут взялся за дело куда более сложное. Даю вам слово Херлока Шолмса – подлинный бриллиант я вам верну.

Поезд замедлял ход. Шолмс взял перстень, положил его к себе в карман и открыл дверцу. Граф испугался:

– Но вы сходите не с той стороны, там же поезда!

– Если Люпен организовал за мной слежку, я таким образом собью их со следа. Прощайте.

Проводник тщетно пытался помешать ему. Англичанин направился прямо к начальнику вокзала. Пятьюдесятью минутами позже он сел на поезд, который незадолго до полуночи прибывал в Париж.

Он пробежал сквозь здание вокзала, вернулся через буфет, вышел из другой двери и вскочил в фиакр:

– Кучер, на улицу Клаперон.

Убедившись, что за ним никто не следит, он остановил фиакр в начале улицы и тщательнейшим образом изучил дом мэтра Дэтинана и два дома, прилегавшие к нему. Размеренными шагами он определил какие-то расстояния и записал какие-то цифры и данные в свою книжечку.

– Кучер, на проспект Анри Мартен.

На углу проспекта и улицы Помп он отпустил фиакр, дошел по тротуару до дома номер 134 и произвел те же измерения у особняка д’Отрека и у двух зданий, расположенных по обе стороны от него, изучив ширину каждого фасада и высчитав глубину палисадников.

Улица была совершенно пустынной и очень темной: деревья росли на ней в четыре ряда, и газовые фонари, изредка попадавшиеся между ними, казалось, тщетно сражались с густотой наступившей ночи. Часть особняка была освещена одним из фонарей, и Шолмс увидел табличку «сдается внаем», висевшую на воротах, две запущенные аллеи с лужайкой посередине и огромные пустые окна нежилого дома.

«Да, верно, – подумал он, – после смерти барона жильцов здесь нет… О, если б я мог войти и нанести сюда свой первый визит!»

Достаточно было этой идее осенить его, как он тут же решился ее осуществить. Но как? Высота ограды исключала всякую возможность преодоления ее, и Шолмс вынул из кармана электрический фонарик и отмычку, которая всегда была при нем. Однако, к своему огромному изумлению, он заметил, что одна из створок ворот приоткрыта. Он проник в сад, внимательно проследив за тем, чтобы створка не закрылась за ним. Но не сделав и двух шагов, он остановился. В окне третьего этажа мелькнул свет.

Затем свет промелькнул и во втором, и в третьем окне, но ему удалось разглядеть лишь чей-то силуэт на фоне стен комнат. После этого свет появился на втором этаже и довольно долго мелькал то в одной, то в другой комнате.

«Что за дьявол гуляет в час ночи по дому, где был убит барон д’Отрек?» Шолмс, страшно заинтригованный, терялся в догадках.

Был только один способ выяснить, кто же это, а именно самому войти туда. Он не раздумывал. Но в тот момент, когда англичанин шел к подъезду, он попал в полосу света, отбрасываемого газовым фонарем, и человек в доме, должно быть, заметил его, потому что свет тут же погас и больше не появлялся.

Он осторожно толкнул парадную дверь. Она тоже была отперта. Не слыша ни звука, он рискнул погрузиться в темноту, нашел перила лестницы и поднялся на один этаж. Все та же тишина, та же темнота.

Оказавшись на площадке лестничной клетки, он открыл дверь в комнату и подошел к белеющему в слабом ночном освещении окну. Внизу Шолмс увидел человека, спустившегося, без всяких сомнений, по другой лестнице и вышедшего из другой двери; проскользнув налево, он крался вдоль кустов, росших у стены, отгораживавшей соседний сад.

– Черт побери, – воскликнул Херлок Шолмс, – я же его упускаю!

Он сбежал с лестницы и вышел из дома с твердым намерением не дать этому человеку скрыться. Но внизу никого уже не было, и только через несколько секунд ему удалось различить в кустах какое-то более темное и не совсем неподвижное пятно.

Англичанин размышлял. Почему незнакомец не убежал, ведь это было так несложно? Быть может, он застыл в неподвижности и наблюдает, в свою очередь, за тем, кто помешал ему сделать его таинственное дело?

«Во всяком случае, – подумал он, – это не Люпен. Люпен был бы более ловок. Кто-то из его банды».

Минули долгие минуты. Херлок замер, уставившись на противника, следившего за ним самим. Но поскольку этот противник тоже замер, а Шолмс был не из тех, кто будет томиться от скуки в бездействии, он проверил, в порядке ли барабан его револьвера, вынул кинжал из ножен и двинулся прямо на врага с той холодной отвагой и презрением к опасности, которые и делают Херлока Шолмса таким грозным.

Раздался сухой треск: человек заряжал револьвер. Херлок бросился на него. Тот не успел даже обернуться; англичанин уже повалил его на землю. Была жестокая, отчаянная схватка: Херлок понимал, что противник пытается достать нож. Но, ожесточенный мыслью о скорой победе и бешеным желанием сразу же захватить соучастника Арсена Люпена, он чувствовал в себе силы нечеловеческие. Он опрокинул противника наземь, налег на него всем своим телом и, лишив его возможности даже пошевелиться, словно когтями хищной птицы своими пятью пальцами впился несчастному в горло, а свободной рукой, нащупав фонарик, нажал кнопку и осветил лицо своего пленника.

– Вильсон! – взвыл он, вне себя от ужаса.

– Херлок Шолмс! – прошептал тот хриплым, замогильным голосом.

Совершенно подавленные, оба они, вцепившись друг в друга, долго не могли вымолвить ни слова, в головах их было пусто. Вдруг автомобильный клаксон пронзил тишину. По деревьям пробежал ветерок. Шолмс так и не шелохнулся, по-прежнему сжимая своей пятерней горло Вильсона, хрипевшего все слабее.

Вдруг Шолмс в приступе гнева отпустил друга, но тут же схватил его за плечи и в бешенстве стал трясти.

– Что вы здесь делаете? Отвечайте же!.. Что?!! Я что, велел вам зарыться в кусты и шпионить за мной?

– Шпионить за вами? – простонал Вильсон. – Но я же не знал, что это вы.

– В чем тогда дело? Что вы здесь делаете? Вы должны были лечь спать.

– Я лег.

– Надо было спать!

– Я спал.

– Нечего было просыпаться!

– Но ваше письмо…

– Мое письмо?..

– Ну да, которое мне от вас принес в отель рассыльный.

– От меня? Вы что, с ума сошли?

– Клянусь вам.

– Где это письмо?

Друг протянул листок бумаги. Осветив его своим фонариком, Шолмс в полном оцепенении прочел:

Вильсон, встаньте немедленно и отправляйтесь на проспект Анри Мартен. Дом пуст. Войдите, осмотрите там все, составьте точный план и возвращайтесь в постель.

Херлок Шолмс

– Я как раз делал измерения в комнатах, когда заметил в саду какую-то тень. У меня была только одна мысль…

– Схватить тень… Идея блестящая… Только, видите ли, – сказал Шолмс, помогая своему помощнику встать на ноги, – в другой раз, когда получите от меня письмо, убедитесь сначала, что почерк мой не подделан.

– Но в таком случае, – сказал Вильсон, только начиная соображать, в чем дело, – стало быть, письмо было не от вас?

– Увы! Нет.

– А от кого же?

– От Арсена Люпена.

– А зачем он написал его?

– О, этого я совсем не знаю, именно это меня и тревожит. Почему, черт возьми, он дал себе труд побеспокоить вас? Если бы речь шла обо мне, я бы еще понял, но речь идет только о вас. Вот я и думаю, какой интерес…

– Мне не терпится вернуться в отель.

– Мне тоже, Вильсон.

Они подошли к воротам. Вильсон, почувствовав себя вожаком, взялся за засов и потянул его.

– Смотрите-ка, – сказал он, – вы закрыли ворота?

– Никоим образом, я оставил створку приоткрытой.

– И тем не менее…

Херлок тоже попробовал взяться за засов и кинулся к замку. У него вырвалось ругательство:

– Гром и молния! Заперто! Заперто на ключ!

Он что было сил принялся расшатывать ворота, затем, поняв тщетность своих усилий, в растерянности опустил руки и сказал, чеканя слова:

– Теперь-то мне все понятно, это он! Он предвидел, что я сойду в Крее, и на тот случай, если я решу начать расследование прямо сегодня, устроил мне очаровательную ловушку. Да еще был настолько мил, что послал мне спутника, чтобы я не скучал в заточении. И все это для того, чтобы я потерял день, ну и, конечно, для того, чтобы доказать мне, что лучше бы я не совался в его дела…

– Иначе говоря, мы – его пленники.

– Вот-вот, вы сказали именно то слово. Херлок Шолмс и Вильсон – пленники Арсена Люпена. Отличное начало для наших приключений… Но нет, нет, нельзя же допустить…

На его плечо опустилась рука, это была рука Вильсона.

– Наверху… Посмотрите наверх… там свет…

И действительно, светилось одно из окон второго этажа.

Они опрометью бросились туда, каждый своей лестницей, и одновременно оказались у дверей освещенной комнаты. В центре ее горел огарок свечи. Рядом стояла корзинка, из нее торчали две куриные ножки, батон и горлышко бутылки.

Шолмс расхохотался:

– Отлично, нам предлагают поужинать. Прямо дворец чудес. Настоящая феерия! Ну же, Вильсон, что у вас за похоронная физиономия! Все это очень забавно.

– Вы уверены, что это очень забавно? – проскрипел Вильсон довольно мрачно.

– Да, совершенно уверен, – воскликнул Шолмс, с веселостью, несколько избыточной для того, чтобы быть искренней, – то есть я никогда ничего более забавного просто не видел. Удачная работа в жанре комедии… Ну и блестящий же сатирик этот Арсен Люпен!.. Он тебя в дураках оставляет, но как изящно!.. Ни за какое золото мира я бы не отдал своего места на этом пиршестве… Вильсон, старый мой дружище, вы меня огорчаете. Я бы презирал себя… да неужели нет в вас ни капли благородства характера, которое позволяет переносить несчастья? Ну, на что вы жалуетесь? Вот только сейчас я мог вам всадить в горло кинжал, или вы мне свой… вы ведь именно это хотели сделать, плохой вы друг.

Ему удалось наконец своими шутками и саркастическими замечаниями вернуть к жизни несчастного Вильсона и заставить его проглотить стакан вина и съесть куриную ножку. Но когда свеча догорела и им пришлось улечься на пол, а вместо подушки довольствоваться стеной, жалкое и смешное их положение стало для них очевидным. И сон их был безрадостным.

Утром Вильсон проснулся разбитым и закоченевшим. Легкий шум привлек его внимание: Херлок Шолмс, на коленях, сложившись пополам, с лупой исследовал пылинки и следы меловых, почти стершихся отметок, оставшихся от цифр, и цифры эти записывал в свою книжечку.

В сопровождении Вильсона, которому на этот раз было особенно интересно, что делает Шолмс, Херлок изучил каждую комнату и в двух других нашел те же отметки, сделанные мелом. Он заметил также два круга на дубовых панелях, стрелку на одном из лепных украшений и четыре цифры на четырех ступеньках лестницы.

Через час Вильсон сказал ему:

– Цифры ведь точные, правда?

– Точные ли, я не знаю, – ответил Херлок, которому собственные открытия вернули прекрасное расположение духа, – но что-нибудь они да значат.

– Кое-что очень простое, – сказал Вильсон, – это количество паркетин.

– О!

– Да. Что до двух кругов, так они обозначают, что эти панели не настоящие, и вы легко можете в этом убедиться, а стрелка указывает направление к подъемнику для подачи блюд.

Херлок Шолмс в восхищении смотрел на него.

– Ах, вот оно что, но, дружище, откуда вы все это знаете? Ваше ясновидение смущает меня, мне почти стыдно.

– О, это очень просто, – сказал Вильсон, пыжась от гордости, – это все я вчера разметил, следуя вашим же инструкциям… точнее, инструкциям Арсена Люпена, потому что письмо от вас было написано им.

Быть может, в эту минуту Вильсону грозила еще более страшная опасность, чем во время схватки в кустах. На Шолмса накатило бешеное желание задушить Вильсона. Беря себя в руки, он изобразил нечто вроде улыбки и произнес:

– Прекрасно, прекрасно, вот это отличная работа, главное, она сильно продвигает дело. Ваши восхитительные способности к анализу и ваша наблюдательность принесли еще какие-нибудь плоды? Я бы воспользовался достигнутым вами.

– Нет, ей-богу, я только это и сделал.

– А жаль! Такое многообещающее начало. Но раз так, нам ничего другого не остается, как уйти восвояси.

– Уйти! Но как?

– Как обычно уходят все добрые люди: через дверь.

– Но она закрыта.

– Ее откроют.

– Кто?

– А вы позовите вон тех двух полицейских, которые прохаживаются по проспекту.

– Но…

– Что «но»?

– Но это весьма унизительно… Что скажут, когда выяснится, что вы, Херлок Шолмс, и я, Вильсон, были пленниками Арсена Люпена?

– Чего же вы хотите, дорогой мой, – ответил Шолмс, – все будут хохотать, держась за бока. Но ведь мы не можем избрать этот дом своим местожительством.

– И вы не попытаетесь ничего предпринять?

– Нет.

– И все-таки ведь человек, принесший нам корзинку с провизией, не проходил через сад – ни туда, ни обратно. Стало быть, существует другой выход. Поищем его, и у нас не будет необходимости обращаться за помощью к полицейским.

– Довольно резонно. Только вы забываете о том, что этот выход вся парижская полиция искала целых шесть месяцев, да и я, пока вы спали, обошел особняк сверху донизу. Ах, бедный мой Вильсон, Арсен Люпен – та дичь, к которой мы не приучены. Этот человек лазеек за собой не оставляет…

…В одиннадцать часов Херлок Шолмс и Вильсон были освобождены… и отведены в ближайший полицейский участок, где комиссар, сурово допросив, отпустил их, отчаянно им сочувствуя.

– Очень сожалею, господа, по поводу того, что с вами произошло. У вас будет прискорбное мнение о французском гостеприимстве. Боже мой, какую ночь вам пришлось пережить! Ах, у этого Люпена нет никакого почтения.

Фиакр отвез их в «Палас-отель» на Елисейских Полях. Вильсон попросил ключ от своего номера.

Поискав его, портье, очень удивившись, сказал:

– Но, сударь, вы же сдали номер.

– Я! Каким образом?

– Сегодня утром письмо от вас нам принес ваш друг.

– Какой друг?

– Который вручил ваше письмо… Постойте-ка, вот ваша визитная карточка, она прикреплена к этому письму. Держите.

Вильсон взял письмо и визитную карточку. Это действительно была одна из его визитных карточек, а письмо было написано его почерком.

– Господи боже, – прошептал он, – еще одна мерзкая выходка.

И с тревогой добавил:

– А наши вещи?

– Ваш друг унес их.

– И вы все отдали ему?

– Разумеется, ваша визитная карточка давала нам на это право.

– В самом деле… В самом деле…

И они пошли вдвоем куда глаза глядят, вдоль по Елисейским Полям, медленно и молча. Улица была красиво освещена осенним солнцем. Воздух был приятен и свеж.

Дойдя до круга, Херлок закурил трубку и пошел дальше. Вильсон воскликнул:

– Я не понимаю вас, Шолмс, вы так спокойны! Над вами издеваются, играют с вами, как кошка с мышкой… А вы не говорите ни слова!

Шолмс остановился и сказал ему:

– Вильсон, я думаю о вашей визитной карточке.

– И что же?

– А то, что этот человек, зная, что ему предстоит борьба с нами, обзавелся образцами вашего и моего почерков и теперь у него в бумажнике всегда наготове одна из ваших карточек. Вот и подумайте, какая предусмотрительность, какая проницательность, какие методы и какая организованность у него во всех действиях!

– Что вы хотите этим сказать?

– Я хочу сказать, Вильсон, что сражаться с врагом, который так блистательно вооружен, так замечательно подготовлен, и победить его – надо быть… надо быть мной. И еще, как вы могли убедиться, Вильсон, – добавил он, смеясь, – с первого раза это не получается.

В шесть часов в вечернем выпуске «Эко де Франс» появилась такая заметочка:

Сегодня утром господин Тэнар, комиссар полиции Шестнадцатого округа, освободил господ Херлока Шолмса и Вильсона, заточенных стараниями Арсена Люпена в особняке покойного барона д’Отрека, где они прекрасно провели ночь.

Лишившись, сверх всего, своих чемоданов, они подали в суд на Арсена Люпена.

Арсен Люпен, который на этот раз довольствовался тем, что преподнес им небольшой урок, умоляет их не заставлять его прибегать к более суровым мерам.

– Фу, – фыркнул Херлок Шолмс, скомкав газеты, – что за мальчишество! Это мой единственный упрек Люпену… слишком много ребячества… Галерка зря на него ставит… В этом человеке сидит уличный мальчишка!

– Так что же, Херлок, все то же спокойствие?

– Да, все то же спокойствие, – ответил Шолмс, и голос его прозвучал ужасающе гневно. – Какого черта вы действуете мне на нервы? Я АБСОЛЮТНО УВЕРЕН В ТОМ, ЧТО ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО – ЗА МНОЙ!

Глава четвертая
Немного света в сумерках

Какова бы ни была закалка у человека, а Шолмс – один из тех, перед кем невезение попросту бессильно, – бывают такие обстоятельства, перед лицом которых самый бесстрашный нуждается в том, чтобы как-то собраться, прежде чем снова испытать свои шансы в борьбе.

– У меня сегодня выходной, – сказал он.

– А у меня?

– Вы, Вильсон, купите одежду и белье, чтобы у нас было во что одеться. А я в это время отдохну.

– Отдыхайте, Шолмс. Я начеку.

Вильсон произнес эти слова со всей значительностью часового, поставленного на аванпост и потому подвергающегося наихудшим опасностям. Он прогнулся. Мускулы его напряглись. Орлиным взором он обозрел скромное пространство гостиничной комнаты, где они поселились.

– Будьте начеку, Вильсон. Я воспользуюсь этим, чтобы выработать план, более подходящий для того противника, с которым нам предстоит сразиться. Понимаете, Вильсон, мы с вами недооценили Арсена Люпена. Нужно все начать сначала.

– И даже раньше, если это возможно. Но хватит ли нам времени?

– Девять дней, старый мой друг! Пять из них даже лишние.

Все послеобеденное время англичанин курил и спал. И только наутро приступил к выполнению намеченных операций.

– Вильсон, я готов, мы теперь можем идти.

– В путь, – воскликнул Вильсон, полный воинственности. – Только признаюсь, у меня мурашки по коже.

У Шолмса были три долгие беседы – вначале с мэтром Дэтинаном, чьи апартаменты он изучил в мельчайших подробностях; с Сюзанной Жербуа, он вызвал ее телеграммой и долго расспрашивал о Белокурой даме; и, наконец, с сестрой Августой, которую он нашел в обители Пресвятого Посещения, куда она удалилась после убийства барона д’Отрека.

После каждого разговора Вильсон, в разговорах не участвовавший, спрашивал Шолмса:

– Вы довольны?

– Очень доволен.

– Я и не сомневался. Мы на верном пути. Идемте.

Они много ходили. Посетили оба здания, соседствующие с особняком на проспекте Анри Мартен, потом прошлись до улицы Клаперон, и тут, осматривая фасад дома № 25, Шолмс сказал:

– Совершенно очевидно, что между всеми этими домами существуют потайные ходы… Но чего я не могу понять, так…

В глубине души (и впервые в жизни) Вильсон усомнился во всемогуществе своего гениального друга. Почему он столько говорил и так мало действовал?

– Почему? – воскликнул Шолмс, отвечая на сокровенные мысли Вильсона. – Да потому, что с этим чертовым Люпеном работаешь, словно в вакууме, наудачу, и вместо того, чтобы доискиваться до истины, исходя из точных фактов, нужно извлекать ее из собственных мозгов, а потом проверять, приложима ли она к произошедшим событиям.

– И все-таки как же с потайными ходами?

– А что потайные ходы! Даже когда я их найду, найду тот, который позволил Арсену Люпену войти к своему адвокату, или тот, которым ушла Белокурая дама после убийства барона д’Отрека, чего я достигну? Будет ли у меня возможность атаковать его?

– Будем атаковать, – воскликнул Вильсон.

Не успев договорить эти слова, он с криком отшатнулся. Что-то тяжелое упало к их ногам, это был мешок с песком, который мог серьезно покалечить их.

Шолмс поднял голову, рабочие что-то делали на лесах, укрепленных на балконе шестого этажа.

– Ничего себе, – воскликнул он, – нам повезло, сделай мы еще один шаг, и эти нескладехи уронили бы мешок нам прямо на голову. И впрямь можно подумать…

Он резко замолчал, бросился к дому, взбежал на шестой этаж, позвонил, ворвался, страшно напугав слугу, в комнату и вышел на балкон. Там никого не было.

– А где рабочие?.. – спросил он слугу.

– Они только что ушли.

– Но как они вышли?

– Черным ходом.

Шолмс склонился вниз. Он увидел двоих, вышедших из дома и взявшихся за рули велосипедов. Они сели на них и тут же исчезли из виду.

– И давно они на этих лесах работают?

– Эти-то? Да они только сегодня появились. Новенькие.

Шолмс спустился к Вильсону.

Они в мрачном настроении вернулись к себе, и этот второй день закончился в гробовом молчании.

На следующий день – та же программа. Они сели на ту же скамейку на проспекте Анри Мартен и, к великому отчаянию Вильсона, которого все это никак не развлекало, бесконечно сидели напротив трех зданий.

– На что вы надеетесь, Шолмс? Что Люпен выйдет из одного из этих домов?

– Нет.

– Что появится Белокурая дама?

– Нет.

– На что же в таком случае?

– В таком случае я надеюсь, что что-нибудь да произойдет и тогда мне будет за что зацепиться.

– А если ничего не произойдет?

– Тогда во мне что-нибудь наконец произойдет, какая-нибудь искорка мелькнет, от которой вспыхнет порох.

И только один инцидент нарушил монотонность этого утра, но нарушил довольно неприятным образом.

Лошадь какого-то господина, двигавшегося по ездовой аллее посреди мостовой, вдруг рванулась к тротуару и едва не снесла скамейку, где они сидели, и крупом задела Шолмса за плечо.

– Ну-ну! – ухмыльнулся он. – Еще немного, и плечо у меня было бы сломано!

Всадник ругал свою лошадь. Англичанин схватил револьвер и прицелился. Но Вильсон живо схватил его за руку:

– Вы с ума сошли, Херлок! Смотрите-ка… вы что! Вы же убьете этого джентльмена!

– Отпустите меня, Вильсон, ну, отпустите же.

Завязалась борьба, а тем временем человек справился со своей лошадью и пришпорил ее.

– А теперь стреляйте, – торжествующе воскликнул Вильсон, когда всадник был уже довольно далеко от них.

– Послушайте, вы, трижды идиот, вы что, не понимаете, что это был один из соучастников Арсена Люпена?

Шолмс дрожал от гнева. Вильсон, ставший весьма жалким, прошептал:

– Что вы такое говорите? Этот джентльмен?..

– Соучастник Люпена, как и рабочие, сбросившие мешок с песком нам на голову.

– Но это невероятно!

– Вероятно это или нет, но у нас была возможность получить доказательства.

– Убив этого джентльмена?

– Да просто-напросто сбив с ног его лошадь. Если бы не вы, я бы поймал соучастника Арсена Люпена. Вы понимаете теперь, какую глупость сделали?

Весь день они угрюмо промолчали, не сказав друг другу ни слова. В пять часов, когда они прохаживались по улице Клаперон, помня, что от домов надо держаться подальше, путь им преградили трое молодых рабочих; они пели, держась за руки, и решительно не собираясь расцепляться, так и шли дальше. Шолмс, у которого было плохое настроение, не захотел уступать им дорогу. Завязалась потасовка. Шолмс, приняв боксерскую позу, двинул кулаком одному в грудь, другому в лицо и уложил двоих из молодых людей, которые, не ввязываясь дальше в драку, вместе с третьим своим приятелем удалились прочь.

– О, – воскликнул Шолмс, – теперь я себя чувствую получше. У меня нервы были слишком натянуты… я отлично размялся…

Однако, заметив, что Вильсон прислонился к стене, он спросил его:

– Ну что? В чем дело, дружище, вы так сильно побледнели?

Дружище показал безжизненно повисшую руку и прошептал:

– Не знаю, что это со мной… рука болит.

– Рука болит? И сильно?

– Да… очень… правая…

Несмотря на все усилия, Вильсон пошевелить ею не мог. Херлок ощупал руку, вначале осторожно, потом довольно основательно, «чтобы понять, – как он сказал, – насколько сильна боль». Боль была настолько сильной, что они, обеспокоенные этим, пошли в соседнюю аптеку, где Вильсон свалился в обморок.

Аптекарь и его помощники не стали терять времени даром. Выяснилось, что рука у Вильсона сломана, тут же стало понятно, что без хирурга не обойтись и даже, быть может, нужна операция и, во всяком случае, клиника. А пока пациента раздевали, он, измученный страданиями, просто выл от боли.

– Ладно… ладно… отлично… – приговаривал Шолмс, поддерживая руку Вильсона, – немного терпения, дружище… через пять-шесть недель все у вас пройдет… Но они мне за это заплатят, негодяи! Слышите… особенно он… потому что это все фокусы злосчастного Люпена… О, клянусь вам, если когда-нибудь…

Он вдруг замолк, отпустил руку Вильсона (что причинило несчастному такую резкую боль, что он опять упал в обморок)… и, стукнув себя по лбу, проговорил:

– Вильсон, мне вот что пришло в голову… разве это может быть случайным?..

Он замер, уставился в одну точку и пробормотал какие-то обрывки фраз.

– Ну да… все дело в этом, все тогда объяснимо… Ищешь где-то далеко, а оно тут, под боком… Я же знал, черт побери, что стоило только как следует подумать… О! Бедный мой Вильсон, вы, я полагаю, будете довольны!

И, бросив старого товарища, он выскочил на улицу и побежал к дому № 25.

Справа, кверху от двери, на одном из камней значилось: «Архитектор Дестанж, 1875».

На доме № 25 – та же надпись.

Пока что в этом не было ничего особенного. Но что он прочтет на проспекте Анри Мартен?

Мимо проезжал фиакр.

– Кучер, проспект Анри Мартен, дом 134, и галопом.

Стоя в фиакре, он погонял лошадь криком, обещал большие чаевые кучеру. Быстрее!.. Еще быстрее!

На углу улицы де-ля-Помп, когда они заворачивали, нетерпению его границ уже не было! Неужели ему наконец что-то открылось?

На одном из камней особняка было выгравировано: «Архитектор Дестанж, 1874».

На соседних домах – та же надпись: «Архитектор Дестанж, 1874».

Пережитое волнение на несколько минут совсем лишило его сил, и он, сидя в глубине фиакра, дрожал от радости. Наконец-то в сумерках забрезжил свет! В самой глубине темного леса, где скрещивались тысячи тропок, он нашел-таки первую зарубку врага, напал на его след!

В ближайшем почтовом отделении он заказал разговор с замком Крозон. Графиня сама взяла трубку:

– Алло!.. Это вы, сударыня?

– А это господин Шолмс, не так ли? У вас все в порядке?

– Да, все очень хорошо, но это очень спешно, скажите мне, пожалуйста… алло… только одно слово…

– Слушаю вас.

– Когда был построен ваш замок?

– Он сгорел тридцать лет назад и был перестроен.

– Кем? И в каком году?

– Надпись у парадных дверей гласит: «Архитектор Люсьен Дестанж, тысяча восемьсот семьдесят семь».

– Благодарю вас, сударыня, всего вам доброго.

Он вышел на улицу, тихо бормоча:

– Дестанж… Люсьен Дестанж… что-то вроде бы знакомое?

Заметив неподалеку читальню, он заглянул в энциклопедический словарь биографий современников и списал заметку, посвященную «Люсьену Дестанжу, родившемуся в 1840 году, лауреату „Гран-при“ города Рима, кавалеру ордена Почетного легиона, автору выдающихся трудов по архитектуре… и так далее и тому подобное».