Текст книги "Полынный мой путь (сборник)"

Русские «татары» появились здесь в середине XIII века, при Батые. Они – беглая тюркская аристократия, ее преследовал потомок Чингисхана. И не ее он обложил данью.

«Обложить данью» в то время означало «заключить союз». Дань – это именно договор, союз. А вовсе не кабала, как принято думать. «Яса Чингисхана» защищала любой город, любую страну, она даже освобождала их духовенство от податей в обмен на молитву Богу Небесному. И за признание хана и его семьи. Все. Ничего иного при Батые не было… Вот дань, которую платила Русь Золотой Орде, – молитва Богу Небесному.

По тому же договору монголы обязаны были защищать Русь от врагов. Правда, за это требовалось платить. За платой раз в год приходили они. А собирали ее мастерски! Не сами, а доверили это постыдное дело новым «русским», обосновавшимся в городишке Москов. Редко передоверяя сбор дани тверским или иным князьям.

Так что все ужасы, которыми очень богата российская история, в ту пору исходили не от «монголов» и не от мифических «татар», которых не было в природе, а от новых русских. От Москвы, по заказу которой написана история государства Российского.

Видимо, не случайно называли это княжество Московия, а его жителей – московитами, что дословно переводится с тюркского как «московский сбор». Сборщики же! Они и рождали легенды. Примеров масса. Это – Александр Невский, Дмитрий Донской, другие славные «полководцы». Обсуждать их – все равно что спорить о платье голого короля.

А вопрос, согласитесь, интересный: было ли Куликово поле? Была ли Невская битва? Кто-то говорит «да», факты – «нет».

Тогда Московия являла собой даже не крепость. Западной заставой ей служил Дзвин (нынешний Звенигород), северной – Дмитров, а восточной – Измайлово. Ни армии, ни торговли не было. Сборщикам дани полагался отряд охраны, ее выделял хан. Других военных людей на Руси быть не могло… Она провожала свою молодежь на службу в ордынскую армию.

О каких же полководцах речь? Дмитрий Донской не видел Дона, а Александр Невский лишь издали видел Неву.

…Легенда о Куликовом поле, например, сложилась в XVIII веке, то было время разгула «немецкой» науки, которую благословил Петр I. С позволения царя немцы переписывали историю, чернили Великую Степь и тюркский народ. Лжи не стеснялись, придумывая в угоду Западу славянскую Россию, о которой Москва прежде не знала и не слышала.

Иностранцы как бы открывали Москве глаза на ее историю. На деле же они переиначивали западного историка Кранца, который в XV веке написал книгу о Великой Степи, ссылаясь на Линденблатову рукописную Немецкую Хронику. В его «Вандалии» упоминалась битва русских и ордынцев осенью 1380 года на Синей Воде. Победили русские, они увели много скота.

Степняки с помощью литовцев отбили свои стада. Вот, собственно, и все.

Но этот эпизод дал начало легенде о Куликовом поле. О монахах с языческими именами и о многом другом – фантастическом.

Никого не смутило, что события происходили на Синей Воде, на притоке Южного Буга. А это Украина. Что за русских воевала Белая Русь! Она враждовала и с Ордой, и с литовцами. У нее было войско… Немцы прекрасно знали об этом.

Вот почему на Куликовом поле и нет следов битвы, как их ни искали московские историки. Нет и итогов «победы». Абсолютно ничего не изменилось тогда в Московии. Потому что ничего и не было.

Зато Великая Степь осталась на века оболганной, униженной. Чего и хотели сочинители…

В XIV веке появилось слово «москаль», им данники называли «сборщиков». «Вишь, как намоскалился, с живого сапоги снимает», – говорили на Руси.

«Москаль» – это не москвич. Москалем мог стать любой, кто служил, кто рабски выполнял приказы Кремля, получая садистское наслаждение. Жестокий, бесчувственный, бездумный угнетатель, представитель «среднего уровня власти» – вот кто он, москаль. И – почти бесплатный страж власти.

В москали, точнее, в московскую бюрократию, привлекали не заработки – возможности. Личная власть. Они сами добывали себе пропитание, воруя, собирая взятки. Москальство – это явление политической жизни, особенность государственной машины.

Оно пережило всех и вся, ибо оно наднационально, внеполитично. И тем вечно!

При каждой смене правителей москальство торжественно присягало не покушаться на жизнь царя, «иного никого на Московское государство не хотеть видеть», не сноситься, не изменять, пресекать, доносить… И многое иное, остораживающее, включал вековой ритуал, застывший в его формулярах.

Он ведет свое оформившееся начало, видимо, с 1598 года, с присяги Борису Годунову. При «тишайшем» царе Алексее Михайловиче москальство достигло зенита, а при Петре – отшлифованного совершенства, которое никогда не менялось: служивый люд сменялся, а его привычки – нет.

Русского бюрократа никто не учил делу дурному или скверному, до всего он доходил сам, демонстрируя блестящие примеры самоорганизации. Любое благородное начинание исказит так, что добро станет злом, но злом, приносящим выгоду москалю. И в этом вечность москальства. Оно неискоренимо.

Профессия, притом наследственная, по производству указов и повелений, которые, как волны в море, достигают далеких уголков страны и накрывают их рукой Кремля.

Особенно преуспела Москва при князе Иване, прозванном Колитой (по-тюркски «кол» – «рука», «ити» – «собирать», получилось «собирушка»); он получил от ордынского хана ярлык – грамоту, дающую право на сбор дани с Руси. Вот когда «Москва строилась» – не сразу. Но строилась, становясь такой, какая есть.

Не торговлей, не войнами возвышалась она, а смиренностью перед Ордой и страшной жестокостью к своим «соплеменникам». В этой службе искало себя и крепло российское дворянство.

Только часть собранного добра передавали Орде. Что-то причиталось за работу, что-то просто уворовывалось, а что-то бралось сверх меры. Сдавали дань москали так. В назначенный день московский князь встречал посланца Великого хана – царя всея Руси! – приезжавшего за пожалованиями.

Вот что писали об этом иностранцы: «Русский князь, стоя подле ханской лошади (на которой тот сидел), должен был кормить ее овсом из собственной шапки, что происходило в самом Кремле Московском». Вырастали и умирали поколения московских князей с шапкой в руке… Отсюда – «тяжела ты, шапка Мономаха»… Так и росла Москва, прирастая землями вконец разоренных ею соседей.

В начале XIV века в отношениях Руси и Орды случилось важное событие: хан потребовал, чтобы пожалования платили ему серебром. Но серебра не было, его не добывали. Пришлось изыскивать за границей. Так Орда приобщила Москву к международной торговле, о которой та и не ведала. Тогда и появилась сказка о Садко, имя которого идет от тюркского «продай».

В столице Золотой Орды, Сарае-Верке, русским позволили основать колонию, чтобы они вели торги с Крымом и Ираном. На Руси зародился новый класс – купечество, робко постигавшее тайны своего ремесла… Все купеческое дело на Руси от тюркского корня! И в прямом, и в переносном смысле.

Например, «казна» – прямое заимствование, деньги и таможня происходят от слова «тамга», обозначающего казенную печать, ставившуюся на товарах в знак уплаты пошлины. Товар – означает «скот» или «имущество». Товарищ – «деловой партнер», «помощник». Пай, чемодан, сундук, торба… и десяток других. То же скажу о транспорте и связи: ямщик, ям (почта), телега, бричка, избушка, тарантас… Даже слово «книга» – и оно заимствовано в пору, когда Московская Русь, сняв лапти, вышла из дремучих лесов на простор международных отношений. И занялась новыми для себя ремеслами.

Вот что получила Россия от «татаро-монгольского ига»… Отсюда все ее успехи: из захолустья она стала административным центром Монгольской империи.

Отсюда и другое – обилие черных красок, которые не жалеют в Москве, рассказывая о тех «ужасных» веках.

Город строился по образцу Орды и с ее участием. Тогда и зародился аппарат управления (московская бюрократия) – москальство, которое навсегда определило лицо города, сложило его традиции и привычки. Город задумывался для сбора дани, для подавления соседних народов – город-жандарм. Таким он и был в Истории.

Москве, чтобы управлять, подавлять, собирать, запрещать, с каждым годом требовались новые люди, новые чиновники. Бояре, с их мягкотелостью, необразованностью и замкнутостью, не годились к службе, они (венеды) отходили в обществе на задний план. Их место при дворе все смелее занимали дворяне – люди служивые, знающие, верткие.

Их-то и начали переманивать из Орды. Служба, усердие ценились в московских кругах куда выше, чем национально-сословная принадлежность… «История России – это история ее дворянства» – так скажут о той поре историки.

Москву быстро заселяли кипчаки, иных приглашали, а иные сами шли на службу. Русь вновь пополнилась степным народом. Кстати, от «диких кочевников» взяли русские крестьяне слова: амбар, овин («эвин» по-тюркски – «зерно»), ток (от «токы» – «бить», «ударять»). Даже исконно русское «щи да каша – пища наша» пришло от степняков: «щи» – от тюркского «ачи» (кислый), «каша» (то, что едят ложкой) – от «кашык» (ложка).

Тюркский язык нашел широкое применение. Двуязычным Кремль был не один век. «Хитрый этот человек, – писал об Иване IV М. Литвин (в трактате «О нравах татар, литовцев и московитян»), – назначал награду возвращающимся перебежчикам, даже пустым и бесполезным: рабу – свободу, простолюдину – дворянство, должнику – прощение долгов, злодею – отпущение вины». Лишь бы служили они Руси.

А кипчакский народ лишался и лишался тогда своей элиты. Как зелень с осенних листьев, незаметно уходила она. И становилась Золотая Орда золотой с маленькой буквы.

Вместе со степняками переезжали в Москву и кипчакские традиции. Тюркская архитектура прочно утвердилась здесь, у славян не было своего архитектурного стиля, они не строили городов. Китай-город тому лучшее подтверждение. А были еще Таганка, Ордынка, Балчуг, Кадаши, Полянка, Арбат, Хива, Толмачи и т. д.

Что долго говорить, сам Московский Кремль выполнен в шатровом (чисто тюркском!) стиле, как, например, кремль в Казани или других городах Дешт-и-Кипчака… Не удивительно. Переселенцы, по традиции всех колонистов мира, несли с собой на новые места имена покидаемых жилищ, их внешний вид.

Отсюда обилие тюркского, которое уже никто и не замечает. Сроднились. Принимают за свое, московское. И это нормально. «Так, почти незаметно, – пишет профессор Пайпс, – Москва переняла многие монгольские институты… русские, естественно, склонны были заимствовать у монголов вещи, которых у них самих не было, то есть налоговые ведомства, связь, средства подавления».

Средствами принуждения были тюрьма, кандалы, кабала и другие. И эти слова пришли в русский язык из Золотой Орды. Ими назвали «инструменты» московской власти. Иначе как бы она работала?

С учетом положения Москвы как тайного и явного агента Орды на Руси иначе читается вся русская история: к событиям возвращается логика. Наконец-то. Например, почему Ивана Грозного тянуло к Казанскому ханству? Почему он завоевывал земли, никакого отношения к Руси не имевшие? Или почему задушил митрополита? Присвоил себе звание «царь»? Многое становится на места свои. Туман поднимается над Россией.

Да потому, что после ослабления Орды, которую сами русские и истощили, московские князья стали смотреть на себя как на наследников Великого хана! Иван IV не называл себя наследником византийского императора, а вот новым ханом видел. Казань и Астрахань он считал своей вотчиной. Поэтому и тянули они его!

…Чиновник Посольского приказа Григорий Котошихин, который бежал в Швецию, оставил интересные сведения о Московском государстве той поры, о нравах двора. Тогда Иван IV назвался царем, то есть человеком, принявшим корону Великого хана. (Прежде этот титул носил только хан).

Иные русские (Чаадаевы и другие) в XVI веке прямо связывали свое происхождение с «белой костью» (тюркское название благородного рода), бахвалились родством с Чингисханом. Даже так Москва подчеркивала свое превосходство на «всея Руси»… Запад умело руководил ее действиями, призвав князя московского добыть царский титул, греки помогали ему.

А величие выказывалось, разумеется, не на словах. Как отмечал Котошихин, до начала его службы дьяков на Руси было около ста, а подьячих тысяча, а в конце века канцелярская армия уже достигла 4657 человек. Большая ее часть в Москве.

Это они поднимали волны, которые несли указы и повеления на всю Русь.

Москва полностью повторяла Сарай-Берке – столицу Орды. Даже архитектурой. В ней тоже сделали лучевую планировку: каждая улица начиналась от Кремля и дотягивалась до самой крайней, захудалой постройки, не упуская из виду ни большого, ни малого. Улицы уходили из города, становясь дорогами, связывающими столицу с окраинами. Взгляду, брошенному из Кремля, ничто не препятствовало. Полянка и Ордынка были самыми наезженными улицами, они вели в Орду.

Бюрократическая паутина надежно опутала город и всю страну.

Ясно, такую паутину сразу не сплести – в XIV веке «пауки» начали свою работу. И ни на день не оставляли ее. Приказные избы к XVI веку уже были, самые разные, порой заведомо временные. Например, Поместный приказ, который раздавал земли дворянам, отличившимся в Смутное время. Или – Панский и Казачий приказы, которые принимали и обустраивали иностранцев, опять же после Смутного времени.

Москве было важно как-то, пусть временно, но пронизать Русь «рычагами управления и принуждения». Чтобы народ боялся и уважал бумажку с печатью и подписью. Чтобы чиновник стоял выше любого в обществе. Чтобы каждого человека можно было замарать оговором.

Иностранцы, попав в Москву, отмечали ее громадность и беспробудное пьянство.

А еще они отмечали ложь, обман и надувательство, которые процветали в обществе. У гостей складывалось впечатление, что все люди здесь с двойной моралью: говорят одно, делают другое… Не отсюда ли выражение «правда московская», то есть заведомая ложь, обман?

Очень показательны записки Поссевино, посла папы римского, к Ивану IV. Царь был убежден, писал посланник, что он – наследник Монгольской империи… С этой мыслью он жил и действовал. До царя Алексея Михайловича, смотревшего в рот Западу (то есть почти сто лет), Москва находила себя в числе наследников Орды. Выходит, и Смутное время не было смутным – «наследники» делили чужое наследство!

Тогда укрепилась в обществе эта унизительная кличка – «татары». Появились «татары» волжские, сибирские, крымские, рязанские, донские, белгородские, кавказские… всякие.

Все «чужие» степняки попали в «татары», чтобы не мешали Москве в споре за наследство.

А дворяне, объявившие прежде себя «славянами», теперь с той же легкостью становились «белыми монголами», их ближайшими родственниками, а значит, и законными наследниками. И это им опять «удалось». Чудеса.

Особенно старались они при Семионе Бекбулатовиче, тогда свои русские корни скрывал даже Иван IV. Федор вновь становился Булатом, Петр – Ахматом, Матвей – Муратом. Как память о тех безумных днях на Руси остались фамилии.

Дружно переписывали имена, и в который раз Русь меняла национальность.

Чтобы убедиться в сказанном, обратимся к родословным книгам российского дворянства. Например, к «Общему Гербовнику Дворянских Родов Всероссийской империи», начатому в 1797 году, или к «Истории родов русского дворянства», или к «Русской родословной книге». Но лучше всего полистать работу Н. А. Баскакова «Русские фамилии тюркского происхождения».

Исторические романы блекнут перед этими книгами. Дворяне Ермоловы, например, откуда вышел блестящий генерал Алексей Петрович Ермолов, герой Кавказской войны, свою родословную начинают так: «Предок этого рода Арслан-Мурза-Ермола, а по крещению названный Иоанном, как показано в представленной родословной, в 1506 году выехал к Великому князю Василию Ивановичу из Золотой Орды…»

Действительно, сказочно обогатилась Русь за счет кипчакского народа, таланты текли рекой. Князья Куракины на Руси появились при Иване III, род сей идет от Ондрея Курака, который был отпрыском ордынского хана Булгака, признанного родоначальника великорусских князей Куракиных и Голицыных, а также дворянской фамилии Булгаковых.

Дворяне Дашковы – тоже выходцы из Орды. И Сабуровы, Мансуровы, Тарбеевы, Годуновы (от мурзы Чета, прибывшего в 1330 году), Глинские (от Мамая), Колокольцевы, Талызины (от мурзы Кучюка Тагалдызина)… О каждом дворянском роде желателен отдельный разговор – много, очень много сделали они для России. Об адмирале Ушакове, например, слышал каждый российский патриот, а о том, что он кипчак, знают лишь единицы. От ордынского князя Редега идет этот род.

Князья Черкасские происходят от ханского рода Инала. «В знак подданства, – записано в их родословной, – отправил к государю сына своего Салтмана и дщерь княжну Марию, которая потом была в супружестве за царем Иоанном Васильевичем, а Салтман по крещению назван Михаилом…»

Юшковы, Суворовы, Апраксины (от Салахмира), Давыдовы, Юсуповы, Аракчеевы, Голенищевы-Кутузовы, Бибиковы, Чириковы… Чириковы, например, вышли из очень знатного рода – от хана Берке, брата Батыя. Поливановы, Кочубеи, Козаковы…

Копыловы, Аксаковы (аксак – значит «хромой»), Мусины-Пушкины, Огарковы (первым из Золотой Орды пришел в 1397 году Лев Огар, «мужчина роста великого и воин храбрый»). Барановы… В их родословной записано так: «Предок рода Барановых мурза Ждан, по прозвищу Баран, а по крещению названный Даниилом, приехал в 1430 году из Крыма».

Карауловы, Огаревы, Ахматовы, Бакаевы, Гогель, Бердяевы, Тургеневы… «Предок рода Тургеневых мурза Лев Турген, а по крещению названный Иоанном, выехал к Великому князю Василию Иоанновичу из Золотой Орды…» Этот род был очень знатный, как и род Огаревых (их русский родоначальник – «мурза честным именем Кутламамет, по прозвищу Огарь»).

Карамзины (от Кара-мурзы, крымца), Алмазовы (от Алмазы, по крещению названного Ерофеем, приехал в 1638 году), Урусовы, Тухачевские (их родоначальником в России был Индрис, выходец из Золотой Орды), Кожевниковы (идут от мурзы Кожая, с 1509 года на Руси), Быковы, Иевлевы, Кобяковы, Шубины, Танеевы, Шуклины, Тимирязевы (был такой Ибрагим Тимирязев, приехавший на Русь в 1408 году из Золотой Орды).

Чаадаевы, Таракановы… Список долгий. Три сотни дворянских фамилий! Целая книга. Им, так называемым «русским», посвящена она. О простолюдинах не писали… А этих тысячи.

Головокружительные перепады! Это и есть история России.

Очень точны наблюдения Юрия Тынянова в «Ганнибалах», где он рассказывает о потомках хана Радши, известных на Руси под фамилией Пушкины. Оказывается, тогда не только кипчаки становились «славянами», но и европейцы. Например, немец Гундрет-Маркт стал Марковым, Пагенкампф – Поганковым, чех Гаррах – Гороховым, итальянец Баско – Басковым, датчанин Кос фон Дален – обыкновенным русским Козодавлевым.

«Туманное великорусское дворянское государство принимало и изгоняло людей, – пишет Тынянов, – рылось в бумагах, шелестело грамотами, верными и поддельными, блюло местничество, шарило в постелях. Потому что нужна была родословная, а в родословной самое легкое – первые страницы, потом идет труднее».

Первые страницы – те, что бесспорные, – у всех читались по-тюркски.

В XVIII веке – всего-то два века назад! – жители Тамбовской, Тульской, Орловской, Рязанской, Саратовской и других ныне «русских» областей назывались «татарами». Были донские, белгородские, рязанские и другие «татары».

Куда же делись те кипчаки? И откуда взялись эти славяне? Ни в одной книге я не нашел ответа. Зато нашел другое – старинные кладбища в той же Рязани, Орле или Туле до сих пор называются «татарскими»… Вот где похоронена совесть России!

«Славянизация» Степи велась ухищренно, не всегда и заметно. По-иезуитски.

Например, в XIX веке пришельцы начали распахивать чернозем в своих новых губерниях. Степняки лишились пастбищ, нарушился их уклад жизни. Земля из общинной перешла в частную собственность – к русским.

Степной народ, веками живший животноводством, потерялся. Мясо, которым была богата Степь и которое определяло национальную кухню тюрков, год от года превращалось в редкость. Стада и отары шли под нож, их негде было пасти… Китайцы и византийцы выделяли тюрков из числа других народов уже за то, что те пьют кислое молоко и едят много вареного мяса. Таковы запросы нашей физиологии, которой для здоровья необходимы айран, йогурт, сыр, шурпа и лишь потом каша.

И это учла Москва, превращая кипчакские пастбища в свои пашни, а Россию – в поставщика сельскохозяйственного сырья для Западной Европы. Колонизаторы били по здоровью народа. Уничтожали его самобытность.

Распахивая земли Великой Степи, без лишних слов уничтожали и ее древние памятники – курганы, кладбища, каменные статуи, остатки поселений. Опять же не сразу, не вдруг. Однако настало время, когда их не осталось – исчезли бесследно. И уже ничто не говорит о степном народе. Исчез вместе с памятниками!

В городе Орле на месте старинного кладбища построен завод. Кто докажет теперь, что там было кладбище?

Молва пока жива, но молва – не доказательство.

Жемчужиной в книге В. Г. Тизенгаузена сияет произведение, старательно выписанное Ибн-Баттутой, которого европейцы назвали «аравийским Марко Поло». Этот стоглазый араб, тонкий знаток души народов, искусный наблюдатель жизни, в 1335 году путешествовал по Золотой Орде и оставил «Подарок наблюдателям по части стран и чудес путешествий». Блестящая книга!

Если Марко Поло в 1298 году познакомил Европу со степным Востоком, то Ибн-Баттута сделал это для арабских стран. Эти два великих свидетеля поведали лишь то, что видели. Ни о какой политике, пристрастии и неискренности они не помышляли. Обычаи, обряды, быт – ничто не ускользнуло от их пытливых взоров.

Ибн-Баттута написал так: «Местность эта, в которой мы остановились, принадлежит к степи, известной под именем Дешт-и-Кипчак». Великодушный араб сохранил имя страны, которой по русским «историям» никогда не было. «Дешт-и-Кипчак – страна, которая простиралась в длину на восемь месяцев пути, а в ширину на шесть месяцев. Аллаху это лучше известно!»

Да воздаст Всевышний ему по его заслугам. Стоглазый араб увидел: никакого Дикого поля к югу от Москвы не было. А была страна, над историей которой просто сгустился туман.

Все осталось. Но в тумане.

Первым заигрывать с кипчаками начал московский князь Иван Грозный. Вот был хитрый лис. В 1570 году он стал приплачивать атаману донских кипчаков, Сарык-Азману, за то, чтобы тот грабил польские и ногайские караваны, следующие через Степь. Дальше – больше. Донцов нанимали для военных походов. Вскоре Москва получила наемное войско – стрельцов. По-тюркски говорило это войско, с Дона были его удальцы.

Приручали донских кипчаков кнутом и пряником. Пряники раздавали через Сарык-Азмана и других атаманов, а кнут – через ногайских ханов. Эти две приманки действовали безотказно.

Ведь покорив Казань и Астрахань, Москва проделала гениальный трюк. Придумать его мог человек, глубоко сведущий в политике. Русские уговорили ногайских ханов – Орду Больших ногаев – пройти из Азии в Европу, где климат и земли лучше. Словом, пожалели бедных, помня древнее правило дипломатии: «Враг моего врага – мой друг».

Позже, уже при Петре, в 1708 году, граф П. М. Апраксин, «вчерашний татарин», проделал то же самое с калмыками.

Донские кипчаки сразу почувствовали присутствие пришельцев, начались их войны с ногайцами. Потом с калмыками. Они, эти войны, были на руку только Москве.

Доверчивые ногайские и калмыцкие правители, купленные подарками, послушно выполняли приказы русского царя. Даже при выборе хана ногайцы испрашивали дозволения у русского царя. Так, при выборе хана Иштерека из Москвы пришла астраханскому воеводе инструкция: «И вперед на ногайскую орду князем по их закону сажать в Астрахани перед государевыми бояры и воеводы, а не у них в юртах, и чтобы их учинить в государеве воле и в холопстве навеки».

Руками ногайцев и калмыков воевала Москва в Степи, истощая ее. А в XVII веке сделала новый шаг к своей главной цели – испросила разрешения на строительство русских городков-крепостей, якобы оборонять Московию от набегов крымцев. И выгоду посулила очевидную – скупать на Дону излишки урожая.

С 1613 года начала строиться дальняя оборонительная система Москвы. Строилась она в соседнем государстве… Сокольск, Добрый, Белоколодск и другие городки росли в Степи, как грибы после дождя. А рынки в Москве ломились от «степного» товара – туши продавали не на вес, а на глаз.

В январе 1646 года москали предприняли «тихое» вторжение на Дон. Вроде бы с миром пошли. Отпустили 3205 вольных людей, чтобы те селились среди степняков, но около новых русских городков.

Однако не прижились люди. Сразу началось их бегство с Дона. На следующий год Москва прислала новых 2367 человек на поселение, те убежали еще быстрее… Эти цифры я взял из книги В. Г. Дружинина «Попытки Московского правительства увеличить число казаков на Дону в средине XVII века».

Увы, не на Дон бегали русские люди, а с Дона.

Не принимали их степняки, помнили старую пословицу: «С москалем дружи, а камень за пазухой держи».

В 1653 году тот камень понадобился – владелец Романова городища, и не он один, пожаловался атаману, что драгуны из Сокольска чинят насилие: «Разбивают и крадут, по дорогам бьют и грабят, ездят, собравшись заговором, свозят с покосов сено, насильственно захватывают землю».

Зарвавшихся гостей поставили на место. Да ненадолго…

Городки эти очень интересны. Там москали начали приглашать на постоянную службу в русскую армию кипчаков Дона – сперва прислугой, а потом и в строй. Иные степняки становились СЛУЖИВЫМИ российскими людьми, в 1671 году присягнули на службу русскому царю, начали получать царское жалованье, а еще получили официальное имя – «казак», что означало «участник казачьего войска», то был своеобразный «иностранный легион».

Прежде слово писалось через «о» – «козак». Им называли среднее сословие у кипчаков.

В Степи началось двуязычие, к тюркскому языку прибавился русский… Все решилось при Петре. Гнойник прорвался. Робкие заигрывания кончились карательными экспедициями. И – границы России резко продвинулись на юг. Начинал Петр с Оки, когда перешел на «тот берег реки», а кончил Азовом. Вся одураченная им Степь была под его каблуком.

В XVIII–XIX веках на Дону было как бы два Дона – мужчины говорили на русском языке (языке службы!), а женщины по-прежнему общались на родном тюркском языке. За это называли их «турчанками».

Так оно было или нет? Российская история об этом завоевании умалчивает.

Однако есть архивы. Государственные архивы, где хранятся важнейшие документы. Там я выяснил, что и Иван Грозный, и все другие русские (до Петра I) вели дела с казаками-степняками только через Посольский приказ, потому что Степь была ИНОСТРАННЫМ ГОСУДАРСТВОМ! А казаки – кипчаками.

В XVII веке, когда колонизация набирала обороты и ей нужно было дать законный ход, появилась версия, что казаки, мол, беглые русские крестьяне. Кто придумал эту нелепость? Ясно же, что не хватило бы на Руси крестьян, чтобы заселить Дон, Волгу, Яик, низовья Днепра, Прикавказье. Все-таки территория, раз в десять превышающая саму Русь!

С годами сложилась и «научная теория» о восточных славянах, ее тоже предложил царь Петр (известен его диалог с Андреем Лызловым)… «Теория» эта гроша ломаного не стоит. Она нагло кипчакскую культуру назвала славянской, не задумываясь, что славяне – это не степной народ.

Вот куда исчезли кипчаки, которых в Великую Степь привел Аттила. В небытие.

Из них «славян» делали по-разному. Иные сами записывались в русские. Иных ссылали целыми станицами в Сибирь и там под присмотром наказных атаманов учили быть не просто русскими, а послушными русскими. Запорожских и донских казаков сгоняли в болота на строительство Петербурга, ссылали на Кавказ, чтобы они там быстрее становились славянами.

На костях кипчакского народа поднималась Россия.

…Верю, настанет час, вспомнят потомки степняков светлый образ Тенгри, вспомнят запах полыни, нашей емшан-травы, и Бог простит нас, Он милостивый. Проснется Степь от беспамятства. И польются тогда вольные песни, как и тысячи лет назад.

1994–2000 год