Текст книги "Сексуальная эволюция. Любовь без секса или секс без любви?"

Она долго смотрела на него игривым, свидетельствующим об их близких отношениях взглядом и вдруг коротко рассмеялась. Только после того она повернулась к Урсуле, которая, как и весь класс, наблюдала за сценкой между любовниками.

Она нарушает границы всех людей, которые связаны с Рупертом, пытаясь починять их.

Гермиона подошла к ней слишком близко, точно они были хорошо знакомы ранее (хотя как могли существовать между ними близкие отношения?), точно она пыталась подчинить Урсулу своей воле.

За неподчинение Гермиона наказывает унижением.

Сознание, что кто-то осмеливается ей противоречить даже в такой мелочи, подняло бурю в ее крови. Прогулка по парку была предназначена для всех без исключения.

Отказ Руперта идти на прогулку Гермиона комментирует:

– Ну, если малыш раскапризничался, оставим его в покое.

Она получила истинное удовольствие, оскорбляя его. Но он от этих слов еще больше замкнулся в себе.

Руперт оказывается ей недоступен, и Гермиона понимает, что произойдет разрыв. Отношения существуют за счет ее инициатив и манипуляций. Но удержать и подчинить его у нее не получается.

Она отвернулась, словно ей стало плохо, и вновь ощутила, что разрыв неизбежен. Ее разум не смог понять его слова, Биркин захватил ее врасплох, сметя все ее защитные механизмы, и уничтожил ее, словно он овладел какой-то коварной, магической силой. <…>

Она сглотнула и попыталась взять себя в руки. Но это ей не удавалось, она была неспособна понять его слова, ее воля была парализована. И хотя она призвала на помощь все свои силы, ей никак не удавалось оправиться от нанесенного им удара. Разбитая и уничтоженная, она ощущала всю боль и весь ужас своей гибели. А он все смотрел на нее, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Она мертвенно побледнела – казалось, кто-то выпил из ее жил всю кровь, и теперь она походила на привидение или на человека, которого мучают разъедающие душу призраки смерти. Она распрощалась с жизнью, словно мертвец, у которого разорвались все связи с божественной силой и внешним миром. Он же был все так же неумолим, все так же желал отомстить ей.

В конце концов единственным способом подчинить Руперта остается убийство. Но даже после нападения и попытки убить Руперта Гермиона продолжает обставлять его квартиру на глазах у другой женщины. На глазах у женщины, в которую Руперт влюблен. И он не может противостоять Гермионе. Он неуверенно отказывается от ее подарков. А Гермиона продолжает навязывать себя и свою заботу, подчеркивает свою значимость в его жизни.

Свои чувства Руперт вынужден подавлять, но они разрушают его изнутри, подкрепляют его болезненную схему.

Он взглянул на нее не то с ненавистью, не то с презрением, и в то же время его мучило сознание того, что он причиняет ей боль, что заставляет ее страдать, что является причиной ее страданий. Он и сам был себе противен. В какой-то момент ему захотелось пасть на колени и молить о прощении. Но в его душе бушевала буря, в которую превратилась застилающая красной пеленой глаза волна горечи и гнева.

Иногда он не в силах сдержать свои аффекты и набрасывается на Гермиону с унизительными обвинениями.

Ты стремишься подчинить все своей воле, ты нарочно заставляешь всех вокруг добровольно подчиняться твоей инициативе. Ты мечтаешь вобрать все в свою чертову голову, которую следовало бы раздавить, как орех. Ты станешь другой только тогда, когда тебя, как улитку, вынут из панциря. Если размозжить твою голову, то, возможно, из тебя и получится импульсивная страстная женщина, которая умеет чувствовать по-настоящему.

После таких стычек, мучимый чувствами вины и жалости, Руперт продолжает подавлять ненависть и терпеть «особые права» Гермионы. Он не может освободиться от ее эмоциональной власти над собой, поэтому лишает себя чувств. Но вместе с тем лишает себя и жизни. Из страха попасть в подчинение Руперт подавляет себя тогда, когда начинает испытывать влечение к другой женщине, в следующих отношениях он движим своей схемой, и лишь постепенно от нее освобождается.

УРСУЛА/РУПЕРТ

Она стала жесткой и завершенной. Слияние, тисканье, путаница, присущие любви, были ему в высшей степени неприятны.

Пара Урсула/Руперт – это единственная пара счастливых влюбленных в романе Лоуренса. Но чем счастливее отношения героев, тем пронзительнее оказывается история их любви. Интересно и важно понять, что встреча героев происходит под действием все тех же болезненных схем. Развитие отношений до точки, когда герои достигают согласия и понимания, полно препятствий, страхов, боли, разрывов.

Урсула и Руперт – носители схем из одной группы – схем сверхбдительности и подавленности. Защиты обоих связаны с избеганием чувств в результате болезненного опыта прошлого. Руперт часто описывается как мужчина, который при виде любых интенсивных эмоций испытывает лишь равнодушие и скуку. На самом деле за скукой кроется страх перед женщиной, манипулирующей чувствами и подчиняющей. После связи с Гермионой Руперт составил о женщинах определенное мнение, обесценив любовные чувства и эмоции.

Слияние, тисканье, путаница, присущие любви, были ему в высшей степени неприятны. Он считал, что женщины – настоящие чудовища, что они все время цепляются за мужчин, страстно желая получить власть над чем-нибудь, что в любви у них проявляется жажда самоутверждения. Женщине нужно заполучить, овладеть, а потом постоянно контролировать, подчинять себе.

Но Урсула также преуспела в подавлении своих чувств. К моменту встречи с Рупертом она отвергла несколько предложений о замужестве. Руперту знакома схема Урсулы, он хорошо понимает и тонко чувствует, когда она закрывается и отстраняется от него.

По выражению ее лица было видно, что она все еще закрыта для него, что она не реагирует на его знаки. Когда она становилась такой, противостоя ему, словно стена, его сердце сжималось.

Он чувствует, как они похожи. Слушая о ее прошлом, он говорит: «Мы оба так много страдали». Противостояние Урсулы и Руперта состоит в том, кто из них первый поддастся чувствам, хотя они оба хотят любви и нуждаются друг в друге. Урсула просит Руперта признаваться ей в любви снова и снова, но, когда Руперт делает ей предложение о замужестве, она, под воздействием своей схемы, отвергает его из страха.

На лице Урсулы появилось замкнутое выражение, она отгородила себя от всех них. Ощутив на себе собственный удар, она стала жесткой и завершенной в себе, словно драгоценный камень. Она была яркой и неуязвимой, совершенно свободной и счастливой, совершенно раскрепощенной в своем самообладании. Эта отчужденность от всего и вся настолько захватила ее, что чем бы она ни занималась, в ее лице ни на миг не гас этот яркий свет. …Она совершенно не ослабляла своего противостояния, когда находилась в таком состоянии: такая яркая, светлая и привлекательная в своем крайнем отчуждении, такая чистая…

Руперт хочет любви и нуждается в Урсуле. Но в целях безопасности он отказывается от эмоциональных обязательств. Он рассуждает об отдельности двух людей в любви и просит Урсулу о равнодушии.

Экстаз мне ненавистен, дионисийский ли он или какой-нибудь другой. Ты становишься похожим на белку в колесе. Я не хочу, чтобы ты задумывалась о себе, я хочу, чтобы ты просто была рядом и забыла о себе, не настаивала ни на чем, а просто радовалась, была уверенной и равнодушной.

Эти интеллектуальные конструкции прикрывают страх боли и потери контроля над чувствами. Проще отказаться от чувств вообще, чем оказаться объектом разрушительной ненависти женщины (Гермионы) или ненавидеть самому.

Руперт подозревает женщин в том, что они будут плохо с ним обращаться, причинят ему вред. Чувства в свой адрес воспринимает с подозрением. В тот момент, когда Урсула говорит ему о любви, у него возникает раздражение и отвращение. В ответ Урсула бросает ему обвинения в аффектах его схем – сверхбдительности и подавленности.

Я с легкостью могу дать себе волю. Это ты не можешь дать себе волю, это ты цепляешься за себя, словно это и есть твое единственное сокровище. Ты – учитель воскресной школы, ты – ты проповедник.

Мужчины и женщины со схемой подавленности, как Урсула и Руперт, избегают выражения спонтанных эмоций. Они умеют «выключать» себя, доводить до бесчувственности, рационализировать, обесценивать свои потребности. Такое отношение к проявлению чувств и эмоций могло формироваться в семье, где по какой-то причине ребенок защищался, подавляя эмоции. Например, в случае эмоционального решения конфликтов, как в семье у Урсулы, между матерью и отцом, отцом и дочерьми.

Схемы Урсулы и Руперта постепенно утрачивают свою силу, по мере того как они начинают проявлять друг к другу искренние чувства. Показав свою влюбленность и свою уязвимость, Урсула окончательно растопила лед в сердце Руперта. Схема перестает быть нужна и теряет свою силу в ситуации, когда возникает доверие и не требуется защищаться от призраков прошлого.

Как ключик к замочку

Психологи говорят о комплементарности патологий. Подходит, «как ключик к замочку». Например, садист и мазохист или созависимый и контрзависимый партнеры – комплементарные нарушения. Страсть вызывают совпадающие схемы, вступающие в реакцию.

Комплементарность – взаимодополняемость, термин заимствован из химии.

Созависимый – склонный навязывать близость, добиваться близости, «прилипать».

Контрзависимый – склонный избегать близости, таким образом поддерживая и регулируя заинтересованность партнера.

Комплементарные патологии и резонирующие схемы могут подогревать сексуальное влечение. Например, Лоуренс описывает реакцию резонирующих схем так.

Ее тело пронзила острая дрожь, чувства прорвались наружу, словно ей открылось что-то такое, что из всех людей на земле было понятно только ей. Странной силы волнение овладело ей, каждая клеточка ее тела трепетала от этого острого переживания.

Комплементарные схемы могут образовывать «перевертыши». Человек со схемой насилия может быть то тираном, то жертвой с одним партнером или в отношениях с одним партнером подчинять, с другим – подчиняться. Оба полюса патологической любви ему знакомы на уровне аффектов. Джеральд подчиняется Гудрун, она его тиран. Но по отношению к Кисе он садист, Киса подчиняется Джеральду. В любом случае любовники движимы притяжением схемы и действуют в соответствии с режимами, заданными схемой.

Его вдруг пронзила чудесная, сулящая наслаждение мысль: она будет подчиняться ему! – и он с каким-то бессердечием лелеял эту мысль. Она была жертвой. Он ощущал, что она была в его власти, и он собирался быть снисходительным. Странные электрические потоки один за другим устремлялись вверх по его ногам, даря ему необычайную полноту чувственного удовольствия. Выпусти он этот заряд на волю, его сила мгновенно уничтожила бы ее.

Схемы выполняют защитную функцию, помогают людям постепенно приближаться друг к другу. Однако, если по мере сближения схемы не удается преодолеть и они начинают вести отношения, людям не удается встретиться. Отношения становятся разрушительными.

Ее непонятная боль пробуждала в нем жгучее первобытное пламя, едкую жалость, страстное желание вновь заставить ее страдать.

Резонанс схем не всегда ведет к реализации личностного потенциала. Это может быть разрушительно для психического здоровья. Но есть и другая крайность, когда постепенно резонанс спадает и отношения мертвеют.

Часто люди создают пары, в которых одна патология подкрепляет другую. Но люди продолжают оставаться вместе и проживают долгую жизнь, когда потенциал одного или обоих приносится в жертву возможности оставаться вместе на условиях, приемлемых для обоих.

Сексуальные девиации в паре могут метафорически представлять патологию отношений. Одна из таких пар показана в книге А. Гуггенбюля-Крейга «Брак умер – да здравствует брак!».

Психоаналитик описывает супружескую пару, где партнеры решили вступить в брак по любви. Жена восхищалась деловыми качествами мужа, муж обеспечивал семью, в которой один за другим родились двое детей. Со временем жена стала доминировать, требовать помощи по хозяйству. Муж алкоголизировался и однажды ударил жену по щеке в порыве гнева, после чего супруги обратились к психотерапевту. В ходе терапии стало очевидно, что обвинения жены безосновательны, муж был значительно глубже и тоньше своей супруги, полностью содержал семью и при этом соглашался на все условия жены. В процессе терапии жена поменяла психоаналитика и ушла от мужа с двумя детьми. Муж вынужден был ее вернуть и смириться с тем, что жена доминирует над ним. Он помогал по хозяйству и сопровождал жену на мероприятия, даже когда очень уставший приходил с работы. При этом жена совершенно не интересовалась его делами. Она сексуально охладела к нему и достигала оргазма, только когда муж делал вид, что платит ей за секс, оставляя на столике деньги. Жена при этом фантазировала, что она проститутка. Муж достигал оргазма, когда жена во время сексуального контакта дергала его за волосы. Однажды во сне муж увидел известную картину, изображающую стоящего на четвереньках Аристотеля, которого оседлала женщина. Но Аристотелем он видел во сне себя, и сидела на нем его собственная супруга. Психоаналитик, к которому ходили супруги на консультацию, интерпретировал сон так.

Жена, хотя и доминирует над своим мужем, не способна стоять на собственных ногах, поэтому ей приходится «кататься» верхом на муже. Несомненно, речь здесь идет о «невротическом» браке: он в какой-то мере мазохист, а она компенсирует свою практичность, обывательский характер и грубость повышенным и болезненным интересом к искусству. Отсутствие самостоятельности заставляет жену искать человека, согласного ей подчиняться, поэтому был сделан вывод, что ей не мешало бы подумать о собственной личности.

Перверсивные элементы и сексуальные девиации служат сохранению отношений в браке. Поэтому так важно, чтобы сексуальная игра в паре не превращалась в механистическое действие. Но особенно важно, чтобы сексуальная игра не теряла своих эротических качеств.

Сексуальная страсть должна включать любовь и ненависть одновременно. Перверсивные элементы, сексуальные девиации в сексе могут способствовать сохранению здоровых отношений, нежности, любви и заботы в паре.

Партнеры предоставляют себя друг другу в «эксплуатацию», чтобы отыгрывать свои аффекты через сексуальную игру.

Еще одним способом справляться с агрессией через секс Отто Кернберг считает идеализацию анатомии.

…идеализация позволяет мужчине переносить конфликт между своим желанием включить в себя (инкорпорировать) любимую и своим осознанием невозможности до конца проникнуть ни в ее тело, ни в ее душу.

Иными словами, такая идеализация повышает толерантность к непроницаемой природе другого, оставляя при этом бесконечное стремление к слиянию. Эротическая идеализация излучает сексуальное желание в социальную жизнь и строит и поддерживает межличностные напряжения, сигнализирующие об активности эдиповых фантазий и сценариев в социальной структуре. Эротическая идеализация также усиливает постоянство желания и сохраняет любовь в условиях ненависти, что является нормальной частью амбивалентности, усиливающейся при углублении объектных отношений в любовной паре. Мужчина, сексуально возбужденный другой женщиной, приводящей его в ярость, иллюстрирует функцию эротической идеализации в этой амбивалентности.

Сексуальная игра и свобода воплощать разнообразные перверсные желания позволяет отыгрывать конфликты и сохранять отношения, даже невротические.

Сексуальная игра и разнообразный секс, возможность свободно проявлять себя и позволять это своему партнеру позволяют сохранить и поддерживать цельную страсть, когда все фантазии и аффекты возможно реализовать с одним партнером.

Перверсивные элементы и сексуальные девиации служат сохранению отношений в браке. Важно, чтобы сексуальная игра в паре не превращалась в механистическое действие. Сексуальная игра должна сохранять свои эротические качества.

Сексуальная страсть должна включать любовь и ненависть одновременно. Перверсивные элементы, сексуальные девиации в сексе могут способствовать сохранению здоровых отношений, нежности, любви и заботы в паре. Партнеры предоставляют себя друг другу в «эксплуатацию», чтобы отыгрывать свои аффекты через сексуальную игру.

Глава 6
Быстрые сексуальные связи: культура или патология?

ТАМЕРЛАН, 36

Я возбуждаюсь не от женщин…

А мужики как будут обозначаться? Именами? Номерами? Я был бы не против, чтобы именем. Меня зовут Тамерлан. Я наполовину осетин, наполовину русский. Родился в Сочи. Потом мама вернулась в Москву, и с тех пор я рос в Москве. Когда мне было три, мама вышла замуж. Я ношу чужую фамилию, но имя, которое попросил мне дать родной отец.

Мой отец – осетинский князь, хотя в Осетии каждый второй – князь. Отец был видный мужик, учился в МГИМО. Они встречались с мамой года три. Когда мама забеременела, отец стал проявлять признаки горца: «А где ты была? Что делала? Почему на минуту опоздала?» Жесток он не был. Но, как моя мама говорит, это была «золотая клетка», то есть не золотая клетка, а «клетка, покрытая коврами». Мама в один прекрасный день исчезла. Сбежала в Сочи, к родственникам. Вернулась в Москву, когда я родился. Отца перевели в Сирию. Мама предполагает, что он нашел другую, женился и уехал. Для дипломата важно, чтобы была жена и желательно ребенок. В Сирии его концы теряются.

О том, что папа не родной, я узнал лет в тринадцать. Мать пила. Как-то в порыве искренности, вызванной алкоголем, в момент моей ссоры с отцом она сказала: «Это не твой отец!» Что-то вроде: «Чего кричать? Он все равно не родной!» Я могу сказать, что тогда это меня не сильно тронуло. Мое отношение к отцу всегда было сложным. И оно не изменилось из-за того, что он мне не кровный. Отец – человек ученый, профессор. Но я его не уважал. В моем видении он был не мужчина. Меня раздражало, что он деньги не приносил. Главой семьи всегда была мать. Она работала в бизнесе. Я считал, что это неправильно. Что отец должен быть лучше, сильнее, больше.

В четырнадцать я уже работал. У меня были две сестры и брат. Я растил весь этот выводок. Лет с шести водил их в сады, в школы. Потом еще собаки появились. Родителей не было. Их в принципе не было. Они утром уходили, вечером приходили. И никто другой за нами не присматривал. В то время мы жили с маминой сестрой. В двухкомнатной квартире. В одной комнате жила мамина сестра, в другой – мы все. Шесть человек и три собаки. Было довольно тесно.

Оставлять на шести-семи-восьмилетнего мальчика троих детей было не очень разумно. Это достаточно серьезная ответственность. Я воспринимал это как должное. Если не я, то некому. Но меня всегда раздражала необходимость о ком-то заботиться. Как только они подросли, я стал забирать у них еду, жвачку и все остальное. Отыгрывался. Но по-прежнему продолжал приглядывать. Я был не очень хорошим ментором. Все это было без любви. Любви не появилось и с годами. До сих пор у нас очень натянутые отношения. Ко многим друзьям я чувствую намного больше, чем к родным.

Родители никогда мне не помогали, я всегда все делал сам. Я никогда не рассчитывал на поддержку. Я просто не умел на нее рассчитывать. До сих пор так. Если некая девушка после вечеринки решила у меня посуду помыть, меня просто трясти начинает. Это очень странное чувство. Я в нем еще не разобрался. Я все время говорю: «Не надо! Не надо! Не трогай!» Хотя надо. Посуда грязная. Но я принципиально ее не мою. Я жду, когда ко мне уборщица придет. Мне никогда не нужна была чужая забота. Только в периоды слабости, наверное.

Мама из всей семьи меня выделяет. Я для нее божество. Она отдаст свои органы, свою кровь, отдаст все, что у нее есть, лишь бы мне было хорошо. Мне приходится сдерживать ее порывы. Потому что это нездоровая хрень. Нет никого, с кем бы она меня делила. Бабушка уже умерла. И вот я только ее. Я ее первый.

Когда мне было шестнадцать, начались первые длительные отношения с девушкой. В тот период я никогда не занимался сексом на стороне, скорее всего, по причине невысокого либидо. Меня никогда особо не останавливали какие-то моральные принципы, но я был с одной девушкой до 26 лет. Промискуитет пришел с возрастом. Чем больше я ходил по клубам, тем больше расширялись мои критерии. Все чаще я бывал пьян, все реже осознавал себя, пока окончательно не спали какие-то скрепы и оковы. Я начал экспериментировать в этом направлении. Могло быть десять и двадцать девушек за месяц, сколько угодно разных комбинаций. Мне кажется, через этот период проходят в юности, лет в двадцать. А у меня это случилось где-то в тридцать.

Тогда же я впервые попробовал наркотики и до сих пор принимаю, с разной периодичностью. Бывало чаще, но сейчас примерно раз в месяц. Постоянно пытаюсь бороться. Бывают периоды полной абстиненции, до десяти месяцев. Месяца жесткого приема достаточно, чтобы себе на полгода психику испортить. Каждый раз после просыпаюсь и думаю: вот нафига я опять этот сделал? Опять потратил деньги, опять непонятно кого трахал десять часов и не кончил, что дальше? Потом три дня муки, отката, не самый приятный период… И снова… Давние знакомые, новые знакомые, из разных абсолютно мест, кто-то из интернета. От самых наивных и чуть ли не девственниц до профессионалок.

В те периоды, когда я пытаюсь не принимать наркотики, иногда возникает очень сильное возбуждение, которое неразрывно связано в голове с желанием принять наркотик, причем это особый вид возбуждения, скорее это тяга к наркотику, но она проявляется не через физическое состояние – похоть, а через сильное психологическое сексуальное возбуждение. И наоборот: когда физическое и психическое возбуждение не связано с наркотиками, все равно хочется продлить этот момент. Тяга может возникать как через наркотики к сексу, так и через секс к наркотикам. Под наркотиками всегда хочется секса, и принимается наркотик, собственно, во многом для того, чтобы свое природное неразвитое либидо каким-то образом подстегивать, гарантированно, каждый раз. Недоразвитое, крайне пониженное. Секса на трезвую, даже со своей девушкой, хочется крайне редко, без особого желания. Под наркотиками секс с одной, двумя или тремя (по-разному бывает) и мастурбация под порно мало чем отличаются. Для воспаленного наркотиком мозга чем четче картинка на экране – тем ближе она к реальности. Порой вообще невозможно кончить. И наличие живых девушек рядом не сильно помогает. Удовольствие в самом этом возбуждении. И все время надеешься, что да, вот-вот, может быть, кончишь. Ты не чувствуешь счастья, ты чувствуешь «почти что счастье» под ним. И все время длишь, длишь этот период.

Я помню точно периоды, когда у меня почти по году не было секса. Желание чаще, чем раз в месяц, не возникает. Мастурбация, да и то порой бывает, неделями не хочется. Бывает, что припрет. Тогда стараешься что-то придумать, с кем-то повстречаться. Еще заметил такую тенденцию: после двух недель отдыха у меня наступает такое расслабление, что больше и чаще хочется. Это наталкивает на мысль, что у меня – психологические блоки, постоянный стресс.

Комментарий. Тамерлан привлекал и отталкивал. Он вызывал много нежности. Хотелось подойти и обнять его, как ребенка, согреть. Но при этом я абсолютно точно ощущала, насколько велика пропасть между нами. Как будто он постоянно на нее указывал, хотя было совершенно непонятно, как именно ему это удается. Но за этой пропастью он был, как мне казалось, одиноким и очень растерянным.