Текст книги "Великая депрессия в Америке"

Среди экономистов весьма распространена идея, согласно которой причиной депрессии является дефицит «возможностей для инвестирования», или некое перенасыщение экономики инвестициями. Инвестиционные возможности обнаруживают себя в период бума и соответствующим образом используются. Через некоторое время, однако, эти возможности исчезают, вследствие чего бум сменяется депрессией. Депрессия продолжается до тех пор, пока инвестиционные возможности не возникнут опять. Чем же порождаются эти пресловутые «возможности»? В ответ на этот вопрос обычно указывают на те факторы, перечень которых впервые привел в своей знаменитой статье профессор Хансен, указавший на дефицит возможностей для инвестирования как на причину американской депрессии 1930-х годов, а в качестве причин этой нехватки назвавший недостаточные темпы прироста населения, дефицит новых ресурсов и неадекватно низкую скорость распространения технических инноваций[91]91
  См.: Alvin H. Hansen, “Economic Progress and Declining Population Growth,” in Readings in Business Cycle Theory (Philadelphia: Blakiston, 1944), pp. 366–384.


[Закрыть]. Значение этой доктрины выходит далеко за рамки «теории стагнации» Хансена, в соответствии с которой перечисленные факторы будут действовать и в будущем, так что это породит постоянно действующую тенденцию к депрессии. Даже те, кто отверг теорию Хансена, приняли его логику объяснения причин депрессии как верную по умолчанию. На основе эмпирических работ они утверждали, что эти факторы будут оказывать даже более сильное воздействие, чем полагал Хансен[92]92
  Пример опровержения теории Хансена такого рода см. в: George Terborgh, The Bogey of Economic Maturity (Chicago: Machinery and Allied Products Institute, 1945).


[Закрыть]. Сама по себе причинно-следственная связь, лежащая в основе построений Хансена редко подвергалась критическому анализу. Эта доктрина получила широкую поддержку, но ее обоснованность не была тщательно исследована.

Откуда берутся подобные перечни причин? Внимательное рассмотрение показывает, что они извлечены из условий равновесия системы Вальраса, предполагающей равномерно функционирующую экономику, в которой вкусы, технологические знания и ресурсы полагаются заданными. Изменения в такой экономике происходят только тогда, когда меняется одно или несколько из вышеуказанных заданных внешних условий. Если для того, чтобы имела место депрессия или рост, критически важными считаются новые инвестиции, тогда, полагая их равными нулю в состоянии равновесия (в этом состоянии инвестиций хватает лишь для замены и поддержания капитала)[93]93
  Таким образом, здесь имеются в виду «чистые», а не «валовые» инвестиции, т. е. нулевыми являются инвестиции, превышающие те вложения, которые необходимы для замены физически изношенного капитала и поддержания комплекса имеющихся капитальных благ в работающем состоянии. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], легко заключить, что новые инвестиции могут быть вызваны только изменениями заданных конечных условий. Под вальрасовское определение «ресурсов» попадает и население, и природные ресурсы. Но Хансен сделал одно важное изъятие из перечня того, что относил к ресурсам Вальрас, а именно он не включил в свой список «вкусы». Этого изъятия вкусов достаточно, для того чтобы поколебать всю эту конструкцию, поскольку именно временные предпочтения (представляющие собой распространенные в обществе вкусы, обусловливающие выбор между немедленным потреблением и потреблением, отложенным на будущее) определяют количество индивидов, которые будут сберегать и инвестировать. Изъятие из схемы временных предпочтений исключает из перечня существенных факторов то, что определяет сбережения и инвестиции.

Вновь обнаруженные природные ресурсы, будучи важным фактором развития экономики, достаточно редко демонстрируют резкое увеличение объемов. Мы привыкли слышать о гибельных последствиях «закрытия фронтира»[94]94
  Имеется в виду окончание движения американского населения на Запад, которое заняло целую историческую эпоху, с конца XVIII по конец XIX в., и сопровождалось первичным хозяйственным освоением новых пространств североамериканского континента. – Прим. науч. ред.


[Закрыть], однако это закрытие произошло задолго до 1930-х годов, не вызвав никаких негативных эффектов[95]95
  Любопытно, что точно такое же беспокойство не заставило федеральное правительство покончить с политикой консервации, заставившей навсегда перевести миллионы акров в статус государственных земель. Можно считать, что в наши дни космическое пространство опять обеспечивает наличие «фронтира».


[Закрыть]. В действительности само по себе свободное пространство не гарантирует наличия возможностей для прибыльных инвестиций. Рост населения часто рассматривается как важный фактор, определяющий, что именно будет иметь место – экономический рост или депрессия, хотя основания для такой трактовки последствий роста населения понять трудно. Если численность населения ниже оптимума (заданного точкой, в которой реальный душевой доход достигает максимума), то его увеличение позволяет инвестициям увеличивать продуктивность экономики посредством расширения сферы разделения труда. Но это может быть достигнуто только при увеличивающемся объеме инвестиций. Не существует, однако, никакого способа, посредством которого рост населения мог бы стимулировать инвестиции, и это самый важный момент. Иногда говорят, что увеличение прироста населения стимулирует спрос на жилищное строительство. Однако спрос обусловлен покупательной способностью, которая, в свою очередь, в конечном счете представляет собой явление, производное от производства, так что увеличение количества детей может натолкнуться на препятствие в виде неспособности произвести такое количество товаров, которое будет достаточным для возникновения значимого спроса на новые дома. Однако, даже если спрос на строительство нового жилья и возникнет, это просто-напросто уменьшит спрос на потребительские блага, производимые другими отраслями экономики. Если совокупный объем потребления растет вследствие роста населения (вообще-то нет никакой особой причины, почему это автоматически должно иметь место), это вызовет скорее уменьшение сберегаемых средств и инвестиций, нежели обратное.

Из всех перечисленных факторов наибольшую симпатию экономистов-теоретиков вызывает технология. Теория экономического цикла Шумпетера вдохновила многих из них на то, чтобы начать всячески подчеркивать особую значимость технологических инноваций, в частности в «великих новых» отраслях (поэтому мы периодически слышим восклицания о «железнодорожном буме», «автомобильном буме» и т. п.). Сперва производится некое грандиозное технологическое открытие, что открывает простор для инвестиций. Вследствие этого открытия немедленно начинается экономический бум. С исчерпанием потенциала этой инновации исчерпывается и потенциал экономического бума, вследствие чего происходит спад и воцаряется депрессия. Заблуждение, присущее этому построению, заключается в забвении того обстоятельства, что технология, будучи жизненно важным фактором, воплощается в инвестициях не прямо, а лишь косвенно. Мы и здесь обнаруживаем, что для адекватного описания происходящего нам нужна концепция равновесия Мизеса, а не Вальраса. Австрийская теория утверждает, что инвестиции всегда находятся на уровне, который меньше максимально возможного уровня использования существующей технологии. Поэтому в действительности интенсивность инвестирования и объем инвестиций лимитированы вовсе не «состоянием технологического знания». В истинности этого утверждения можно убедиться, буквально посмотрев вокруг, – в каждой отрасли, в каждом из возможных направлений инвестирования мы обнаружим, что существуют некоторые фирмы, которые не используют самое новейшее оборудование, продолжая использовать давно известные технологии. Этот факт указывает на то, что пределы, существующие для инвестиций, являются более узкими, чем пределы, заданные уровнем технологического знания. Менее развитые страны могут направлять массы своих инженеров на учебу в Америку, чтобы они овладели «американскими ноу-хау», но это не обеспечит данные страны инвестициями, необходимыми для сколько-нибудь заметного повышения уровня жизни. То что им действительно нужно, так это, если говорить совсем кратко, сбережения. Они и являются тем фактором, который лимитирует инвестиции[96]96
  Сбережения, а не денежная экспансия. Менее развитые страны не в состоянии провести у себя индустриализацию, эмитируя неограниченные количества бумажных денег или банковских депозитов. Так они лишь запустят инфляцию.


[Закрыть]. Сбережения, в свою очередь, лимитированы нормой временного предпочтения, т. е. мерой, в какой потребление в настоящем предпочтительнее потребления в будущем. Инвестиции всегда реализуются в форме удлинения процессов производства, потому что создание более коротких производственных цепочек предшествовало созданию более длинных – самой первой была создана самая короткая цепочка и т. д. Незадействованные до поры более длинные производственные процессы более производительны, чем более короткие, но они не использовались именно потому, что их применение было ограничено нормой временного предпочтения. В частности, отсутствие инвестиций в новые, более совершенные станки имеет место потому, что для этого не хватает имеющихся сбережений.

Возвращаясь к доктрине нехватки возможностей для инвестирования, нужно сказать, что даже в условиях, когда задействованы все имеющиеся технологии, все еще существуют неограниченные возможности для инвестирования, поскольку и в этом случае будут существовать потребности, остающиеся неудовлетворенными. Даже если более совершенные сталелитейные заводы и более совершенные фабрики нельзя будет построить, всегда можно построить большее количество сталелитейных заводов и фабрик существующих типов, что позволит произвести дополнительные количества производимых сегодня потребительских благ. Новые технологии повышают производительность, но они не являются необходимыми для того, чтобы появились возможности для инвестирования. Эти возможности существуют всегда, а инвестиции ограничены временными предпочтениями и сбережениями. Чем больше сбережений, тем больше инвестиций может быть направлено на удовлетворение потребностей, которые еще не удовлетворены.

Точно так же, как и в случае принципа акселератора, ошибка концепции «возможностей для инвестирования» коренится в полном игнорировании системы цен. Здесь, как и там, цены и издержки совершенно исчезли из поля зрения адептов этой концепции. Реальной проблемой депрессии является то, что затраты превышают цены реализации капитальных благ: сталкиваясь с превышением затрат над ценами реализации, бизнесмены, естественно, избегают инвестиций, опасаясь убытков. Таким образом, вся проблема сводится к ригидности затрат. На свободном рынке затраты определяются ценами [реализации], а не наоборот, так что понижение цен на готовую продукцию понизит также и цены производственных факторов – понизив тем самым затраты на производство. Причиной краха «инвестиционных возможностей», который наблюдается во время кризиса, является искусственное завышение [денежной оценки] затрат в период бума – кризис, собственно, и состоит в том, что этот факт – факт завышения цен на элементы затрат по сравнению с ценами реализации – выявляется, т. е. перестает быть скрытым. Это оказавшееся ошибочным завышение цен на элементы затрат было порождено инфляционной кредитной экспансией, осуществлявшейся в период бума. Следовательно, для быстрейшего восстановления возможностей инвестирования и скорейшего выхода из депрессии нужно позволить быстро понизиться ценам на элементы затрат и факторы производства, с тем чтобы быстрее восстановились ценовые дифференциалы, которые позволят восстановить прибыльность, в частности в отраслях, производящих капитальные блага. Иными словами, для восстановления возможностей для инвестирования ставки заработной платы, которая формирует значительную часть затрат на факторы производства, должны упасть свободно и быстро. На свободном рынке это означает, что восстанавливаются высокие ценовые дифференциалы и высокие значения естественной процентной ставки. Таким образом, австрийская теория имеет удовлетворительное объяснение феномена инвестиционных возможностей, а другие теории либо ошибочны, либо не имеют отношения к объясняемым процессам.

Равным образом в качестве теории не годится анализ положения в отдельных отраслях и концепции объяснения событий на уровне отдельных отраслей. Этот подход весьма близок к доктрине нехватки технологических возможностей для инвестирования. В его рамках часто утверждается, что определенная отрасль, скажем автомобильная промышленность, развивалась во время бума особенно бурно и что из-за спада в этой конкретной отрасли и разразилась общая депрессия, затем «распространившаяся на всю экономику». Здесь мы имеем дело с тем, что адепты этой конструкции обычные колебания деловой активности в конкретных отраслях путают с общим экономическим циклом. Понижение деловой активности в одной или нескольких отраслях компенсируется расширением производства в других, переживающих подъем по мере переключения спроса с одних товаров и услуг на другие. Поэтому повышенное внимание к отдельным отраслям никогда не помогает объяснить бум и депрессию, переживаемые всей экономикой, в особенности если эта экономика имеет такую сложную развитую многоотраслевую структуру, какая характерна для американской экономики[97]97
  Экономические судьбы маленькой страны, экономика которой производит на рынок единственный продукт, будет, разумеется, определяться событиями, имеющими место в этой единственной отрасли.


[Закрыть]. Поэтому, кстати, не имеет никакого отношения к делу выяснение того, существуют в строительстве «длинные волны» в двадцать с чем-то там лет или не существуют.

Теория цикла Йозефа Шумпетера примечательна тем, что она представляет собой единственную доктрину, за исключением австрийской, которая основана на общей экономической теории (или, иными словами, интегрирована в такую теорию)[98]98
  Теория Шумпетера в чистом виде содержится уже в его знаменитой «Теории экономического развития», впервые опубликованной в 1911 г. (см.: Schumpeter, Theory of Economic Development [Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1934] [Шумпетер Й. Теория экономического развития. Капитализм, социализм и демократия. М.: Эксмо, 2007]). Позже она появилась в качестве «первого приближения» развитого им подхода к проблемам цикла. Это первое приближение представляло собой признание в ошибках и щедрое введение в научный оборот обильного потока новых ошибок. Более поздняя версия этой работы изложена в его Business Cycles, 2 vols. (New York: McGraw-Hill, 1939).


[Закрыть]. К сожалению, Шумпетер строил свою теорию не на австрийской, а на вальрасианской общей экономической теории, поэтому с самого начала она была обречена на неудачу. Положение, представлявшее собой оригинальный вклад самого Шумпетера в разработку концепции равновесия, состояло в его гипотезе о нулевой процентной ставке. Подобно Хансену, Шумпетер выбросил из рассмотрения феномен изменения вкусов. Кроме того, он отказался от включения в свою теоретическую схему понятия новых ресурсов. Поскольку феномен временных предпочтений был проигнорирован, процентная ставка в состоянии равновесия стала нулевой, а ее положительное значение, наблюдаемое в реальной жизни, свелось к отражению положительной прибыли, возникновение которой, в свою очередь, стало объясняться изменением единственного элемента, способного изменяться, который Шумпетер оставил в своей конструкции, а именно технологическими инновациями. Шумпетер полагал, что эти инновации финансируются банковской кредитной экспансией. Таким образом, Шумпетер по крайней мере признал жизненно важную роль кредитной экспансии для генерировании бума и депрессии, хотя фактически он уделил поразительно мало внимания этой роли. Инновации концентрируются в некоторой конкретной отрасли, что и порождает бум. Этот бум подходит к концу, когда инновационные инвестиции исчерпывают себя и увеличившийся вследствие этих инвестиций выпуск продукции извергается на рынок, разрушая старые фирмы и дезорганизуя работу старых отраслей. Окончание периода концентрации инноваций в одной отрасли, наряду с трудностями, внезапно возникшими перед старыми фирмами, и возросшими рисками банкротств в экономике в целом, порождают депрессию, которая завершается, когда и старые и новые фирмы приспосабливаются к новой ситуации.

Эта теория содержит целый набор ошибок, которые мы свели в приводимый ниже перечень.

1. Отсутствует объяснение исчезновения способности и старых, и новых фирм точно прогнозировать будущее. Почему, собственно, все эти трудности оказались неожиданными, а возможность их возникновения не была принята во внимание?[99]99
  «Чистая» модель Шумпетера явным образом постулирует совершенное знание и соответственно постулирует отсутствие предпринимательских ошибок. Это безумное предположение, встроенное в модель Шумпетера, является внутренне противоречивым, поскольку причиной депрессии в «чистой модели» объявляется как раз внезапное увеличение рисков, так что перед старыми фирмами внезапно вырастает стена препятствий и никаких инноваций не появляется до тех пор, пока ситуация не прояснится.


[Закрыть]

2. В реальной действительности между моментом появления

в некой отрасли новых технологий и других инноваций и моментом, когда степень использования этих новых технологий и концентрация инноваций достигает какого-то значимого масштаба, проходит довольно много времени, тогда как увеличение выпуска в ответ на инвестиции пусть даже и в существующие технологии, достигается, наоборот, относительно быстро. Это означает, что теория должна постулировать, что выпуск увеличивается после того, как концентрация инноваций произошла – в противном случае ни бума, ни депрессии не возникает.

3. Как было показано выше, в теории Шумпетера проигнорирован факт существования временных предпочтений и [ненулевой] процентной ставки. В ней также проигнорирован тот факт, что фактором, лимитирующим инвестиции, являются не технологии, но сбережения[100]100
  Шумптер был достаточно проницателен для того, чтобы догадаться, что добровольные сбережения являются причиной обычного экономического роста и не могут породить экономический цикл.


[Закрыть]. Следовательно, инвестиции, профинансированные банковскими кредитами, не обязательно будут направлены на инновации – средства могут быть вложены также и в расширение масштабов использования уже известных технологических процессов.

4. Теория Шумпетера постулирует наличие периодически возникающих моментов концентрации инноваций (clusters of innovatios) в период бума. Однако нет никаких оснований, позволяющих считать такое странное явление, как эти моменты концентрации, реально существующим. Инновации и развитие технологий, наоборот, представляют собой непрерывный процесс, касающийся не малого числа, а почти всех фирм. Более того, концепция концентрации инноваций предполагает, что имеет место временная и пространственная локализация способности к предпринимательским актам. Необоснованность такого предположения очевидна. Кроме того, в той мере, в какой инновации есть результат регулярных процедур ведения бизнеса, рента от инноваций будет вменяться не прибыли предпринимателя, а [расходам] тех подразделений компаний, которые заняты исследованиями и разработками[101]101
  См.: Carolyn Shaw Solo, “Innovation in the Capitalist Process: A Critique of the Schumpeterian Theory,” Quarterly Journal of Economics (August, 1951): 417–428.


[Закрыть].

5. Трактовка Шумпетером предпринимательства (которая обычно считается его величайшим вкладом в теорию) является чрезвычайно узкой и односторонней. Под предпринимательством Шумпетер понимает только и исключительно создание инноваций, учреждение новых компаний, задачей которых является создание и внедрение инновации и т. п. На самом деле предпринимательство осуществляется постоянно – оно состоит в непрерывном приспособлении к неопределенным условиям будущего спроса и предложения, включая сюда и эффекты инноваций[102]102
  Это опровергает защиту Шумпетера Клеменсом и Дуди в ответ на критику его концепции концентрации инноваций со стороны Кузнеца, который заметил, что концентрация инноваций предполагает концентрацию способностей к предпринимательской деятельности. Клеменс и Дуди свели эти способности исключительно к способности осуществлять инновации и учреждать новые компании. См.: Richard V. Clemence and Francis S. Doody, The Schumpeterian System (Cambridge, Mass.: Addison Wesley Press, 1950), pp. 52ff; Simon S. Kuznets, “Schumpeter’s Business Cycles,” American Economic Review (June, 1940): 262–263.


[Закрыть].

В более поздних версиях своей теории Шумпетер признал, что разные конкретные инновации, генерирующие циклы, должны иметь разные «периоды созревания», в течение которых должны быть полностью реализованы возможности, создаваемые этими конкретными инновациями, – пока выпуск новых изделий не увеличится в полной мере. Фактически он модифицировал свою теорию, постулировав наличие в экономике трех разных циклов, находящихся во взаимодействии друг с другом. Один имеет длительность примерно 3 года, второй – 9 лет, третий – 55 лет. Однако гипотеза о множественности циклов разрушает любую теорию экономического цикла. В экономике взаимодействуют все процессы, и все процессы связаны воедино.

Цикл реализуется в экономике в целом – каждый бум и каждая депрессия являются общими. Система цен соединяет и связывает все отрасли и виды деятельности, и нет ни оснований, ни необходимости предполагать существование параллельно реализующихся герметически запечатанных и накладывающихся друг на друга «циклов», в итоге формирующих некую суммарную динамику деловой активности. Таким образом, концепция множественных циклов, представляя собой полный отказ от первоначальной модели Шумпетера, лишь добавляет к ней множество достойных сожаления дополнительных ошибочных положений[103]103
  Шумпетер обсуждает также «вторичную волну», накладывающуюся на его первоначальную модель. Эта «волна» включает в анализ общую инфляцию, спекуляции на ценах и т. п., но здесь нет ничего специфически шумпетерианского – если исключить и «чистую теорию цикла», и концепцию множественности циклов, то от теории Шумпетера ничего не останется.


[Закрыть].

Из всех рассмотренных до сих пор теорий лишь теория австрийской школы (теория Мизеса) трактует бум как нечто нежелательное. Остальные теории превозносят бум, видя в депрессии неприятную приостановку предшествующего поступательного роста экономики. Австрийская теория и теория Шумпетера трактуют депрессию как неизбежный итог процессов, запущенных бумом. Однако хотя Шумпетер и считает дефляцию «вторичной волны» негативным и тревожным явлением, он расценивает чередование бумов и крахов, описываемое его первоначальной «чистой моделью цикла», необходимой ценой, которую приходится платить за саму возможность капиталистического развития. Таким образом, только австрийская теория видит в инфляционном буме нечто негативное, трактуя депрессию как необходимую фазу цикла, в течение которой имеет место устранение искажений, привнесенных бумом. Однако различные теории «качественного кредита» также считают, что депрессия с неизбежностью порождается инфляционным бумом. Таким образом, эти теории совпадают с выводами австрийской школы в том, что появление бумов следует предотвращать до их возникновения, и в том, что не следует вмешиваться в процесс ликвидации ошибочных инвестиций, составляющий содержание депрессии. Однако доктрины качественного кредита и австрийская теория расходятся в трактовке причин цикла и в том, какие конкретные способы могут предотвратить появление бумов и депрессий.

Наиболее досточтимой разновидностью теории качественного кредита является старая английская банковская школа, заслужившая известность и престиж в XIX в. и сохранившая его вплоть до 1930-х годов. Эта школа воплощает старую традицию «твердых денег», занимавшую достойное место в старых учебниках по денежному обращению и банковскому делу. В 1920-е годы ее лидерами были два авторитетнейших экономиста – доктор Бенджамин Андерсон, работавший в «Чейз Нэшнл Бэнк», и доктор Паркер Виллис, профессор факультета банковского дела Колумбийского университета в Нью-Йорке и также редактор «Journal of Commerce». Эта школа экономической мысли, о влиянии которой нельзя сказать, что оно целиком принадлежит прошлому, считает, что банковская кредитная экспансия генерирует инфляцию только тогда, когда кредиты предоставляются на приобретение «неправильных активов», а не в виде автоматически погашающихся [по мере оборота товаров] краткосрочных ссуд, которым соответствуют «реальные блага», получателями которых являются заемщики с безупречной кредитной историей. Если банковская кредитная экспансия направляется в такие активы, то она не является инфляционной, поскольку в этом случае, по мнению данной школы, кредитная экспансия удовлетворяет лишь «разумные потребности бизнеса», а предложение денег увеличивается по мере роста производства продукции и уменьшается по мере продаж товаров. Все другие типы ссуд, будь то долгосрочные кредиты, кредиты на покупку недвижимости, кредитование операций на фондовом рынке и кредиты сомнительным заемщикам, являются инфляционными и провоцируют экономический бум, оканчивающийся спадом и депрессией, которые нужны для ликвидации последствий разорительной инфляции, запущенной этим бумом. Поскольку в 1920-е годы банковские ссуды представляли собой преимущественно кредитование вложений в неправильные – по критериям этой школы – активы, то экономисты – теоретики данного направления присоединились к представителям австрийской школы в их критике банковской кредитной инфляции 1920-х годов и к их предостережениям о надвигающейся неизбежной депрессии.

Тем не менее тот упор, который банковская школа делала на качестве ссуд, является ошибочным. Действительно важный аспект банковской кредитной экспансии связан с количеством вновь создаваемых денег, вбрасываемых в экономику посредством ссуд бизнесу, а не с разновидностями этих ссуд. Краткосрочные и «автоматически погашаемые» ссуды являются инфляционными в той же мере, в какой и долгосрочные кредиты. С другой стороны, потребности бизнеса в кредите могут финансироваться из добровольно сделанных сбережений – нет никаких причин для того, чтобы краткосрочные ссуды обязательно финансировались за счет банковской кредитной инфляции. Банки не просто пассивно дожидаются фирм, предъявляющих спрос на ссуды, – сам этот спрос изменяется в зависимости от взимаемой банками процентной ставки (чем она ниже, тем выше этот спрос, и наоборот). Критическим здесь является момент впрыскивания новых денег в фирмы – вне зависимости от того, посредством какой разновидности ссуд эти деньги попадают к фирмам, они затем просачиваются в экономику, приводя к тем последствиям, которые описываются австрийской теорией. То, что конкретные разновидности ссуд не имеют отношения к делу, видно из того факта, что фирмы, желающие профинансировать долгосрочные инвестиционные проекты, могут профинансировать их так же эффективно, как и с помощью краткосрочных банковских ссуд, но задействовав банки косвенно. Фирмы могут отказаться от финансирования оборотного капитала (краткосрочных запасов [товарно-материальных ценностей]) за счет собственных средств и начать финансировать их посредством краткосрочных банковских ссуд. Высвободившиеся собственные средства они могут направить на финансирование своих долгосрочных инвестиционных проектов. Банки не в состоянии помешать тому, чтобы фирмы использовали их ресурсы таким косвенным образом. На рынке все виды кредита являются взаимосвязанными; нет никакого способа добиться такого состояния рынка, при котором отдельные разновидности ссуд были бы герметически изолированы от влияния со стороны ссуд других разновидностей[104]104
  Так, например, в конце 1920-х годов, когда банки под влиянием доктрины качественных кредитов старались перекрыть поток ссуд, направлявшийся на кредитование операций на фондовом рынке, участники этого рынка с успехом кредитовались из раздутых за годы бума денежных средств, накопленных небанковскими компаниями. Об ошибках адептов теории качественных кредитов, и в частности их воззрениях на фондовый рынок, см. блестящую работу Фрица Махлупа, который в те годы был ведущим теоретиком австрийской школы: Fritz Machlup, The Stock Market, Credit and Capital Formation (New York: Macmillan, 1940).


[Закрыть]. И даже если бы такая возможность и существовала, ее реализация не имела бы никакого экономического смысла.

Итак, «автоматически погашаемая ссуда» является столь же инфляционной, как и ссуда любого другого вида, и единственное достоинство этой теории имеет весьма косвенный характер, поскольку следование ее рекомендациям все же ведет к количественному сокращению общего объема ссуд, ограничивая банки, которые в случае принятия рекомендаций доктрины качественных кредитов не смогут выдавать столько ссуд, сколько им захочется. Что касается краткосрочного кредитования оборотного капитала, то ссуды этого типа не имеют того достоинства в виде быстрого погашения и короткого срока амортизации задолженности, на который упирают адепты качества кредитов, поскольку подобные ссуды постоянно и непрерывно возобновляются, продлеваются и рефинансируются, обеспечивая такую же «долгосрочность» своего существования, какая характерна для подлинных долгосрочных ссуд. Особое значение, которое банковская школа придавала краткосрочным ссудам, в 1920-е годы несколько ослабляло позитивное влияние этой школы, поскольку усиливало ее более общее ошибочное подчеркивание важности разновидностей ссуд – в частности кредитования операций на фондовом рынке – в ущерб адекватной оценке важности количества выпущенных денег.

Более опасной, чем общая сосредоточенность банковской школы на качестве кредитов, была позиция тех аналитиков, которые выделяли отдельные виды кредита как особо вредоносные. Если банковская школа критиковала количественные аспекты инфляции на том основании, что она есть следствие «неправильных» кредитов, т. е. всех, кроме автоматически погашаемых ссуд на воспроизводство краткосрочных активов с быстрой оборачиваемостью, то другие аналитики вообще не задумывались о количественных аспектах кредита, полагая, что все зло связано с его отдельными разновидностями, а именно с кредитами на покупку недвижимости и кредитованием операций на фондовом рынке. В 1920-е годы на роль козла отпущения особенно охотно назначали фондовый рынок, и многие экономисты-теоретики призывали к ограничению направляемых на него ссуд, противопоставляя их «правильным» ссудам бизнесу. Популярной была теория, согласно которой фондовый рынок «поглощает» капитал, который в противном случае был бы использован для удовлетворения «правильного» спроса на кредит, т. е. спроса, вызванного потребностями промышленности или сельского хозяйства. В эпоху господства популизма и с того момента, как Торстейн Веблен ввел ошибочное разделение экономической деятельности на «финансовую» и «промышленную», широко распространилась практика назначения Уолл-стрит виновницей всех бед.

Сегодня аргумент «поглощения капитала» встречается уже не так часто, но немало экономистов еще выбирают фондовый рынок объектом своих атак. Понятно, что фондовый рынок представляет собой канал, по которому инвестиции направляются в промышленность. Если А покупает вновь выпущенные акции, он финансирует компанию-эмитента напрямую. Если он покупает акции, уже находящиеся в обращении, то, во-первых, растущая цена акций стимулирует компанию-эмитент осуществить новое размещение акций на рынке, и, во-вторых, денежные средства переходят от A к продавцу акций B, который, в свою очередь, направит их либо на потребление, либо на прямое инвестирование полученных средств. Если эти деньги B направит на прямое инвестирование, то фондовый рынок еще раз исполнит свою функцию перевода сбережений в инвестиции. Если же B израсходует свои деньги на потребление, тогда его потребление и уменьшение сбережений будет компенсировано сбережениями A, так что суммарные чистые сбережения не увеличатся[105]105
  Английский термин «сбережения» (savings) обозначает часть текущего дохода, т. е. поток за некоторый период. В русскоязычной литературе ему соответствует термин «изменение сбережений», так как под сбережениями понимается их накопленная величина (запас на некую дату). Поэтому в данном случае выражение «его потребление и уменьшение сбережений» следует понимать как увеличение доли дохода, направляемого на потребление, и соответственно уменьшение доли сберегаемого дохода. – Прим. науч. ред.


[Закрыть].

В 1920-е годы высказывалось очень много опасений, связанных с кредитованием брокеров, и рост количества ссуд брокерам использовался как доказательство существования эффекта поглощения капитала фондовым рынком. Но брокеру ссуда нужна только тогда, когда его клиент, после продажи брокером акций клиента, обращается к нему за наличными. В противном случае брокер держит свой счет открытым, не испытывая потребности в наличных. Когда клиенту нужны наличные, он продает свои акции и уходит с рынка. Следовательно, чем больше объем ссуд, выданных брокерам банками, тем в большей мере средства покидают фондовый рынок, а не попадают на него. Большой объем ссуд, полученных брокерами в 1920-е годы, означал высокую степень использования фондового рынка промышленностью в качестве канала получения сбережений, направлявшихся на инвестирование[106]106
  Вся эта проблематика исследована в: Machlup, The Stock Market, Credit, and Capital Formation. Отдельный брокер может осуществлять заимствования, чтобы расплатиться с другим брокером но в целом межброкерские платежи сальдируются, и чистые ссуды отражают отношения только между множеством брокеров и множеством клиентов.


[Закрыть].

Частая смена бумов и спадов на фондовом рынке не должна вызывать удивления. Мы видели, что австрийская теория цикла установила, что более значительные колебания имеют место в отраслях, производящих капитальные блага. Но акции и представляют собой единицы титулов [собственности] на массивы капитальных благ. Точно так же, как цены капитальных благ в период бума имеют тенденцию к росту, во время бума растут и цены титулов собственности на капитал[107]107
  Ценность недвижимости часто ведет себя подобным образом, когда динамика цен на отдельные объекты недвижимости следует за ценами на титулы собственности капитала, вложенного в землю.


[Закрыть]. Падение процентной ставки, вызванное кредитной экспансией, приводит к росту капитальной ценности акций, каковой рост поддерживается как из-за фактического, так и из-за ожидаемого роста доходов компаний-эмитентов. Исчисление приведенной ценности ожидаемого потока доходов в период бума естественным образом еще больше увеличивает цены акций и большинство цен на другие блага. Таким образом, в действительности фондовый рынок не есть некая независимая сфера экономики, он не отделен от индустриальной системы и уж подавно не нарушает ее функционирования. Верно прямо противоположное: фондовый рынок отражает «реальное» развитие делового мира. Профессиональные участники фондового рынка, заявлявшие в конце 1920-х годов, что бум их операций просто отражает результаты их «инвестирования в Америку», не заслужили горьких упреков со стороны критиков – и те и другие совершили общую ошибку, посчитав бум 1920-х годов естественным и нескончаемым, а не искусственно вызванной прелюдией катастрофы. Брокеры фондового рынка были не единственными, кто совершил эту ошибку.

Другим излюбленным мальчиком для битья во время последнего бума, предшествовавшего депрессии, были кредиты, выдававшиеся на приобретение потребительских товаров в рассрочку (installment credits). Считалось, что ссуды на приобретение потребительских товаров в рассрочку, являясь «необоснованными», обладают неким уникальным свойством вызывать инфляцию. И здесь тоже верным является прямо противоположное. Кредит на приобретение потребительских товаров в рассрочку является не более инфляционным, чем любая другая ссуда, к тому же он наносит гораздо меньший ущерб, чем кредиты бизнесу (включая и те, что считаются «обоснованными»), поскольку потребительские кредиты не ведут к возникновению цикла в виде чередования бумов и спадов. Исследование экономического цикла, осуществленное Мизесом, позволило протянуть причинно-следственную цепочку к рынку ссуд, через который начальная инфляционная экспансия кредита устремляется к бизнесу. Экспансия кредитов, выдаваемых именно бизнесу, завышает стимулы инвестирования в отрасли более высоких порядков, дальше отстоящих от производства предметов потребления, вводит предпринимателей, инвесторов и публику в заблуждение относительно реального объема доступных сбережений и так далее. В отличие от кредитов бизнесу, ссуды потребителям, т. е. лицам, выступающим в роли потребителей, не имеют отрицательных последствий. Они стимулируют потребление, а не производственные расходы, – поэтому они не могут запустить циклическое чередование бумов и крахов. Это звучит парадоксально, но по поводу этой разновидности ссуд нужно волноваться в меньшей степени, чем по поводу ссуд других разновидностей.