Текст книги "История денежного обращения и банковского дела в США. От колониального периода до Второй мировой войны"

Финансирование войны за независимость

Для финансирования войны за независимость Континентальный конгресс без особых размышлений принялся за эмиссию бумажных денег. Лидером сторонников бумажных денег был Гаувернер Моррис, чрезвычайно предусмотрительный молодой наследник аристократической семьи нью-йоркских землевладельцев. Не было обещаний выкупить эти деньги даже в будущем, но предполагалось, что через семь лет они будут изъяты из обращения за счет налогов, которые пропорционально установят разные государства. Таким образом, намечалось дополнить инфляционную эмиссию бумажных денег бременем будущих налогов. Но про обещание изъять эти деньги из обращения вскоре забыли, потому что Конгресс, будучи в восторге от этой новой, не требующей никаких усилий формы получения доходов, расширил эмиссию неразменных бумажных денег. Как заметил один историк, «так возникла “федеральная кормушка”, один из самых нерушимых институтов Америки»[87]87
  Edmund Gody Burnett, The Continental Congress (New York: W. W. Norton, 1964), p. 83.


[Закрыть].

Объем денежной массы в начале войны за независимость оценивается в 12 млн долл. В июне 1775 г. по распоряжению Конгресса были напечатаны первые 2 млн долл., но типография еще не успела справиться с этим заказом, как было решено, что понадобится еще 1 млн долл. До конца этого года успели эмитировать или утвердить решение об эмиссии 6 млн долл., так что количество денег в обращении выросло за год на целых 50 %.

В следующие несколько лет выпуск «континентальных» денег быстро наращивался. 6 млн долл. были напечатаны в 1775 г., 19 млн долл. – в 1776 г., 13 – в 1777 г., 64 – в 1778 г. и 125 млн долл. – в 1779 г. Сверх 12 млн долл. денежной массы, которые были в обращении к началу войны, за пять лет напечатали 225 млн долл. Естественным результатом был быстрый рост «бумажных» цен и параллельное обесценение бумажных денег. Так, в конце 1776 г. соотношение между бумажным долларом, или континенталом, и серебряным долларом было 1 к 1 или к 1,25, к концу следующего года – 3 к 1, к декабрю 1778 г. курс упал до 6,8 к 1, а к декабрю 1779 г. – до 42 к 1. К весне 1781 г. континентальные доллары практически обесценились: на рынке за один серебряный доллар можно было купить 168 бумажных. Возникла даже поговорка «не стоит континентала».

В довершение всех бед несколько штатов выпустили собственные бумажные деньги, и они обесценивались каждая со своей скоростью. Инфляционную гонку возглавили Виргиния и Каролина, которые к концу войны добавили 210 млн долл. к 225 млн долл. федеральной денежной массы.

В попытке сдержать инфляцию и обесценение денег разные штаты декретировали потолок цен и потребовали принимать деньги по номиналу. Результатом оказались только дефицит и материальные затруднения для значительных групп населения. Так, солдатам платили континентальными долларами, а фермеры, естественно, несмотря на всевозможные постановления, отказывались их принимать. Армия перешла к «реквизициям» продовольствия и всего необходимого, оставляя фермерам и лавочникам груды бесполезных бумажек. В 1779 г., когда континентальные доллары практически уже обесценились, федеральная армия усилила реквизиционный режим, расплачиваясь квитанциями или «сертификатами», которые в изобилии выпускали интендантские службы армии. Штаты последовали примеру и навыпускали собственных сертификатов. К концу войны только федеральных сертификатов было выпущено на 200 млн долл., и стоимость их, как легко понять, была почти нулевой.

Подкупающей чертой этой денежной катастрофы было то, что правительства – штатов и федеральное – дали этим деньгам сгинуть бесследно и не потребовали, чтобы налогоплательщики взвалили на себя еще и выкуп этих денег даже не по номиналу, но по рыночной цене[88]88
  По объяснению одного историка, «деньги и сертификаты составляли часть “общего долга” революции, и к концу войны все это мало что стоило. Общественное мнение… предъявляло претензии к федеральному правительству в порядке их значимости. Бумажные деньги стояли на последнем месте» (E. James Ferguson, The Power of the Purse: A History of American Public Finance, 1776–1790 (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1961), p. 68).


[Закрыть]. Федеральные доллары вообще не были погашены, а бумажные деньги штатов были выкуплены, но по очень низкому курсу, иногда даже по их рыночной стоимости[89]89
  В Виргинии и Джорджии выпущенные штатами деньги были обменены на звонкую монету по курсу 1000 к 1.


[Закрыть]. К концу войны все выпущенные в военное время бумажные деньги штатов были выведены из обращения.

К сожалению, подобную политику не применили к другому платежному инструменту, который запустил в обращение Конгресс в 1779 г., когда бумажные деньги уже практически обесценились – к долговым сертификатам. В чисто техническом смысле это был государственный долг, но, конечно же, это не были обычные облигации. Долговые сертификаты выпускало правительство для оплаты военных поставок, а торговцы принимали их только потому, что никак иначе правительство расплатиться не могло. В силу этого долговые сертификаты быстро превратились в еще одну разновидность наличности и быстро обесценились. Уже к концу 1779 г. за них давали серебром по курсу 24 к 1. К концу войны долговых сертификатов выпустили на сумму 600 млн долл. Ряд позднейших выпусков был выкуплен по рыночному курсу, но большинство их осталось в обращении, и по окончании войны они образовали существенную часть федерального долга мирного времени.

Большая часть обесценившихся долговых обязательств – штатов и федеральных – могла быть ликвидирована к концу войны, но процесс был остановлен и обращен вспять усилиями Роберта Морриса, богатого филадельфийского торговца, который в последние годы войны являлся фактически главным экономистом и финансовым царем Континентального конгресса. Моррис, лидер федералистских сил в американской политике, выступил за то, чтобы обесценившиеся федеральные долговые обязательства были погашены по номиналу, а также призывал федеральное правительство принять на себя различные долги штатов. Замысел был двояким: (а) обогатить спекулянтов, которые по дешевке скупили обесцененные долговые обязательства, оплатив звонкой монетой по номиналу основную сумму долга и проценты[90]90
  Моррис откровенно признавал, что обогащение спекулянтов долговыми обязательствами за счет налогоплательщиков направит богатства «в руки тех, кто сможет их использовать с наибольшей пользой» (Ferguson, Power of the Purse, p. 124).


[Закрыть]; и (б) возбудить движение за наделение Конгресса правом собирать налоги (по «Статьям Конфедерации», т. е. договору об образовании конфедерации 13 штатов, Конгресс такого права не имел) Замыслы сторонников децентрализации, которые хотели исключительно за штатами сохранить право устанавливать и собирать налоги, а также выпускать новые бумажные деньги для оплаты федеральных долгов, были разрушены принятием Конституции и победой сторонников федерализма, возглавлявшихся Александром Гамильтоном, учеником и бывшим помощником Морриса.

Банк Северной Америки

Представления Морриса о будущем не ограничивались сильным центральным правительством, правом федерального правительства устанавливать налоги и перекладыванием госдолга на плечи налогоплательщиков. Весной 1781 г., вскоре после того как его экономический авторитет в Конгрессе стал незыблемым, Моррис представил законопроект о создании первого коммерческого, а заодно и первого центрального банка в истории новой республики. Этот банк, возглавленный самим Моррисом, Банк Северной Америки, был не только первым коммерческим банком с частичным резервированием в истории США, но и представлял собой находившийся в частных руках центральный банк, созданный по образцу Банка Англии. Основой денежной системы были сделаны металлические деньги, но с возможностью ограниченно наращивать инфляционную пирамиду денег и кредитов на базе резервов звонкой монеты.

Банк Северной Америки быстро получил федеральную лицензию и в начале 1782 г. распахнул двери. Среди прочего банк получил привилегию – его банкноты подлежали приему по номиналу всеми правительственными учреждениями в качестве оплаты сборов и налогов. Кроме того, никакие другие банки не получили права действовать на территории страны. В обмен за монополию на выпуск бумажных денег банк любезно обязался ссужать печатаемые им деньги федеральному правительству для выкупа правительственных долговых обязательств, каковые ссуды подлежали погашению за счет незадачливых налогоплательщиков. Банку Северной Америки доверили также держать все средства Конгресса. Первый центральный банк США быстро выпустил 1,2 млн долл. и ссудил их Конгрессу, возглавлявшемуся тем же Робертом Моррисом[91]91
  Когда Моррис не смог добыть требуемую законом сумму для внесения в уставный капитал Банка Северной Америки, он совершил совершенно жульнический финт. Он просто присвоил деньги, одолженные США Францией, и от имени правительства вложил их в свой собственный банк. Таким образом, источником уставного капитала этого частного банка стали средства правительства. Затем эти средства банк Морриса ссудил Моррису как правительственному финансисту, а выгоду от этого получил Моррис как банкир. Наконец, все тот же Моррис истратил большую часть этих денег на военные закупки у своих друзей и деловых партнеров (Murray N. Rothbard, Conceived in Liberty, vol. 4. Revolutionary War, 1775–1784 (New Rochelle, N. Y.: Arlington House, 1979), p. 392).


[Закрыть].

Несмотря на всю власть и влияние Роберта Морриса и монопольные привилегии его банка, рынок чувствовал, что курс его банкнот по отношению к звонкой монете завышен. Банк обещал свободный размен своих банкнот на металлические деньги, но рынок не верил, и за пределами родной Филадельфии их курс был ниже номинала. Банк даже попытался поднять курс, для чего специально нанятые люди уговаривали тех, кто требовал обмена бумаги на металл, не настаивать на этом, чтобы не разрушить все. Очень странно, что таким путем собирались укрепить доверие к банку.

Проработав год, Моррис почувствовал, что с окончанием войны его политическое влияние быстро тает, и быстро разделался с ролью главного банкира федеральной власти – он получил законную лицензию коммерческого банка штата Пенсильвания. К концу 1783 г. федеральная доля Банка Северной Америки, которая в предыдущий год составляла пять восьмых его капитала, была продана в частные руки, и государственный долг перед банком был погашен. Первый американский эксперимент с центральным банком завершился[92]92
  Ibid., pp. 409–410. О Банке Северной Америки и финансировании войны за независимость см.: Curtis P. Nettels, The Emergence of National Economy, 1775–1815 (New York: Holt, Rinehart, and Winston, 1962), pp. 23–34.


[Закрыть].

К концу войны за независимость в результате сжатия раздутой массы бумажных денег и возобновления импорта из Великобритании цены за пару лет снизились более чем наполовину. В середине 1780-х гг. правительства нескольких штатов попытались ликвидировать «нехватку денег» и поднять цены, но тщетно. Одной из причин обращения штатов к эмиссии бумажных денег была попытка заплатить военные долги – штата и пропорциональную долю федеральных долговых обязательств, не прибегая к чрезмерному налогообложению. Но усиленная эмиссия бумажных денег просто обострила их «дефицит», поскольку стало выгодным вывозить монеты из страны, а импорт товаров относительно подешевел. Закон Грэшема сработал с обычной неумолимостью. Хотя закон обязывал всех принимать эмитируемые штатами бумажные деньги по номиналу, они быстро обесценивались, и нехватка металлических денег обострялась. Вот что пишет историк о бумажных деньгах Северной Каролины: «В 1787–1788 гг. серебряное содержание бумажных денег уменьшилось более чем наполовину. Металлические деньги уходили из штата, а бумажные деньги почти не пользовались спросом за его пределами, так что торговцы не могли их использовать для расплаты с зарубежными поставщиками; поэтому им приходилось нести значительные убытки, когда с ними рассчитывались этими обесцененными деньгами по внутренним обязательствам. Опыт Северной Каролины еще раз напомнил торговцам о пагубе обесцененных бумажных денег, которые им приходилось принимать от должников по номиналу, но которыми они не могли расплатиться со своими зарубежными кредиторами»[93]93
  Nettels, National Economy, p. 82.


[Закрыть].

После создания в 1782 г. Банка Северной Америки были учреждены и другие банки, но и это делу не помогло. Двумя годами позже были открыты Банк Нью-Йорка и Банк Массачусетса (Бостон), и каждый был наделен монополией на проведение банковских операций в своем штате[94]94
  Hammond, Banks and Politics, pp. 67, 87–88.


[Закрыть]. Налаженная ими эмиссия банкнот и чеков помогла выдавить металлические деньги из обращения, а на следующий год на смену раздувания кредита пришло его сжатие, что усугубило проблему рецессии[95]95
  Nettels, National Economy, pp. 61–62; Hammond, Banks and Politics, pp. 77–80, 85.


[Закрыть].

Соединенные Штаты: биметаллизм

Поскольку в колониальный период, а потом в период конфедерации значительную часть платежного оборота в США составляли серебряные испанские доллары, было решено, что именно «доллар» станет основной денежной единицей нового государства, Соединенных Штатов Америки[96]96
  Как сформулировал в то время Джефферсон, «доллар – это единица или монета известная и наиболее привычная. Он принят уже везде от Севера до Юга, он уже стал нашей валютой, так что у нас есть счастливая возможность использовать уже находящуюся в обороте денежную единицу» (Цит. по: J. Laurence Laughlin, The History of Bimetallism in the United States, 4th ed. (New York: D. Appleton, 1901), p. 11, n. 3).


[Закрыть]. Раздел 8 статьи I новой конституции наделял Конгресс правом «чеканить монету, определять ценность ее и иностранных монет»; право было исключительным, потому что раздел 10 статьи I запрещал правительствам штатов чеканить монету, выпускать бумажные деньги и наделять что-либо кроме золотых и серебряных монет статусом законного средства уплаты долгов. (Создатели конституции США несомненно помнили безрадостную летопись эмиссии бумажных денег в колониальный период и во время войны за независимость, не забывали о жульничестве провинциальных властей с весом и достоинством монет.) В соответствии с этим правом Конгресс, следуя рекомендациям министра финансов Александра Гамильтона, содержавшимся в написанном годом ранее «Докладе о создании монетного двора», принял в 1792 г. Закон о чеканке монет[97]97
  Текст Закона о чеканке монет от 1792 г. можно найти в: ibid., pp. 300–301. См.: там же, pp. 21–23, а также: Barton Hepburn, A History of Currency in the United States with a Brief Description of the Currency Systems of all Commercial Nations (New York: MacMillan, 1915), pp. 43–45.


[Закрыть].

Закон о чеканке монет создал в Соединенных Штатах систему биметаллизма. Доллар был одновременно определен как эквивалент 371,25 грана чистого серебра и/или как вес 24,75 грана чистого золота. Таким образом, было зафиксировано стоимостное соотношение золота и серебра – 15 к 1[98]98
  В то время вес испанских долларов был легче, чем в предыдущую эпоху – всего 387 гран. См.: Laughlin, History of Bimetallism, pp. 16—18.


[Закрыть]. Каждый имел право принести на монетный двор слитки золота и серебра и получить монеты; золотые и серебряные монеты были в равной степени узаконенным средством платежа при фиксированном стоимостном соотношении 15 к 1. Основной серебряной монетой был объявлен серебряный доллар, а основной золотой монетой – десятидолларовая монета с изображением орла («орел»), содержавшая 247,5 грана чистого золота[99]99
  Чеканились также золотые полуорлы (5 долл.) и четвертьорлы (2,50 долл.), с пропорциональным содержанием золота. В серебре чеканили полдоллара, четверть доллара, 10 центов и 5 центов с соответствующим содержанием серебра.


[Закрыть].

Соотношение 15 к 1 почти идеально соответствовало пропорции рыночных цен на золото и серебро на начало 1790-х гг.[100]100
  В 1760 г. соотношение рыночных цен серебра и золота было 14,1 к 1, но из-за падения добычи золота в России цена его выросла, так что серебро относительно подешевело.


[Закрыть], но вечная проблема биметаллизма в том, что цены на драгоценные металлы меняются, и не всегда в одном направлении, а при фиксации денежных курсов золотых и серебряных монет в такой ситуации немедленно начинает действовать закон Грэшема. В силу этого затея Гамильтона иметь в денежном обороте оба металла, чтобы гарантировать рынку наличие достаточного количества денег, была обречена на неудачу[101]101
  Laughlin, History of Bimetallism, p. 14.


[Закрыть].

Сторонникам идеи биметаллизма не повезло, потому что в 1780-х гг. начался тридцатилетний период быстрого роста добычи серебра в Мексике, так что относительно золота серебро все это время дешевело. В результате к 1790 г. рыночное соотношение цен упало до 15,5 к 1, а после 1805 г. – примерно до 15,75 к 1. В последнем случае разрыв между рыночной и официальной пропорциями стал достаточен, чтобы запустить механизм закона Грэшема, и к 1810 г. золотые монеты начали уходить из Соединенных Штатов, зато серебряные потоком хлынули в страну. Официально установленная цена серебра была сильно завышена, а золота – занижена, так что стало выгодно менять серебряные монеты на золотые, последние переплавлять в слитки и отправлять за границу. С 1810 по 1834 г. в Соединенных Штатах циркулировали исключительно серебряные монеты отечественной и иностранной чеканки[102]102
  Внятное объяснение того, как и почему менялась пропорция цен на золото и серебро, а также как действовал в этот период закон Грэшема, см.: ibid., pp. 10–51. См. также: J. Laurence Laughlin, A New Exposition of Money, Credit and Prices (Chicago: University of Chicago Press, 1931), pp. 93–111.


[Закрыть].

В 1793 г. Конгресс постановил, что все циркулирующие в США монеты являются узаконенным средством платежа. Это было логично, потому что даже в 1800 г. 80 % монет, имевших хождение в США, были иностранной чеканки. Среди этих иностранных монет большинство составляли испанские серебряные монеты, и если к 1827 г. большинство монет иностранной чеканки были лишены привилегии являться узаконенным средством платежа, испанских долларов это не коснулось[103]103
  Эти «испанские» монеты чеканились почти исключительно в испанских колониях в Латинской Америке. После того как в 1820-х гг. эти страны добились независимости, их монеты продолжали ходить в Соединенных Штатах, но утратили статус узаконенного средства платежа.


[Закрыть]. Но вскоре испанские доллары оказались ненамного, на 1–5 %, тяжелее американских, хотя ходили по номиналу, так что стало выгодным отправлять их откуда прибыли – за границу, а на рынке США остались только доллары отечественной чеканки. С другой стороны, разменные испанские серебряные монеты – полтинники, четвертаки, гривенники и пятачки – были легче аналогичных американских монет, а ходили, опять-таки, по номиналу. В соответствии с логикой закона Грэшема скоро на рынках США остались только доллары отечественной чеканки и иностранной чеканки разменная монета. Чтобы окончательно усложнить ситуацию, американские серебряные доллары, даже будучи легче испанских, были в ходу на островах Вест-Индии, где их принимали по номиналу. В результате серебряные доллары американской чеканки экспортировались в страны Карибского бассейна. Так что благодаря действию закона Грэшема в обращении в США не осталось золотых монет и серебряных долларов. Ничего, кроме серебряной разменной монеты испанской чеканки[104]104
  Обо всем этом см. отличную статью: David A. Martin, “Bimetallism in the United States before 1850,” Journal of Political Economy 76 (May – June 1968): 428–434.


[Закрыть].

Первый банк Соединенных Штатов: 1791–1811

Ядром финансовой программы Гамильтона был центральный банк, Первый банк Соединенных Штатов, который должен был заменить не справившийся с задачей Банк Северной Америки. В своем докладе о национальном банке (декабрь 1790 г.) Гамильтон настаивал на создании такого банка, причем он должен был быть частным, но с 20 %-ным участием государства. Гамильтон доказывал, что так называемую «нехватку» металлических денег следует преодолеть с помощью вливания в оборот бумажных денег, которые и будет эмитировать новый банк, а деньги следует тратить на выкуп государственных долговых обязательств и на субсидии промышленникам. Закон должен гарантировать обмен банкнот на металлические деньги по требованию, а чтобы их курс был таким же, как у звонкой монеты, федеральное правительство должно принимать банкноты в уплату налогов, что обеспечит бумажным деньгам статус квазиузаконенного средства платежа. Кроме того, федеральное правительство будет держать свои денежные средства в этом банке, что обеспечит ему достаточный престиж.

Конгресс пошел навстречу пожеланиям Гамильтона и в феврале 1791 г. был создан Первый банк Соединенных Штатов. Лицензия гарантировала банку монопольный статус общенационального банка в течение двадцатилетнего периода. Знаком преемственности по отношению к Банку Северной Америки явилось то, что его президент и бывший партнер Роберта Морриса Томас Уиллинг был назначен президентом нового Банка Соединенных Штатов.

Банк Соединенных Штатов немедленно приступил к реализации своего потенциала – начал на основе собственных средств на 2 млн долл. металлическими деньгами надстраивать финансовую пирамиду – с помощью бумажных денег и депозитов до востребования – высотой в много миллионов долларов. Банк Соединенных Штатов ссужал большие средства правительству США. Помимо 2 млн долл., вложенных в покупку существовавшего долгосрочного долга, признанного новым федеральным правительством, Банк Соединенных Штатов предоставлял правительству ссуды на текущие расходы, которые к 1796 г. достигли 6,2 млн долл.[105]105
  Шульц и Кейн не одобряют этих операций: «Набрав кредитов у Банка Соединенных Штатов, федеральное правительство явно злоупотребило своими привилегиями и создало серьезную угрозу для стабильности Банка». Они также выдвигают обвинение, что федералисты взвалили на правительство обременительные расходы на вооруженные силы и на выплату процентов по долгам, которые грозили раздавить структуру федеральных финансов. Для повышения доходов правительство вводило один налог за другим, но все 1790-е гг. ему едва удавалось сводить концы с концами. (William J. Schultz and M. R. Caine, “Federalist Finance,” in Hamilton and the National Debt, G. R. Taylor, ed. [Boston: D. C. Heath, 1950], pp. 6–7).


[Закрыть] Результатом злоупотребления кредитом и эмиссией бумажных денег стал инфляционный рост цен. Индекс оптовых цен вырос с 85 в 1791 г. до пикового уровня 146 в 1796 г., т. е. на 72 %[106]106
  Аналогичным был рост оптовых цен в Филадельфии, Чарлстоне и Огайо-Ривер-Вэлли (U. S. Department of Commerce, Historical Statistics of the United States, Colonial Times to 1957 (Washington, D. C.: Government Printing Office, 1960), pp. 116, 119–121).


[Закрыть]. В дополнение к этому развернулась спекуляция государственными ценными бумагами, а цены на недвижимость полезли вверх[107]107
  Nettles, National Economy, pp. 121–122.


[Закрыть]. Бурная деятельность Банка Соединенных Штатов и эмиссия бумажных денег стимулировали появление в большом количестве новых коммерческих банков, которые вносили свой вклад в инфляцию и эмиссию банкнот. До основания Соединенных Штатов в стране было только три коммерческих банка, а к моменту создания Банка Соединенных Штатов – только четыре, но уже в 1791 и 1792 г. были учреждены восемь новых банков, а к 1796 г. – еще десять. Таким образом, создание Банка Соединенных Штатов и организованная им денежная экспансия стимулировали создание 18 новых банков за пять лет[108]108
  J. Van Fenstermaker, “The Statistics of American Commercial Banking, 1782–1818,” Journal of Economic History (September 1965): 401; J. Van Fenstermaker, The development of American Commercial Banking, 1782–1837 (Kent, Ohio: Kent State University, 1965), pp. 111–183; William M. Gouge, A Short History of Paper Money and Banking in the United States (New York: Augustus M. Kelley, [1833] 1968), p. 42.


[Закрыть].

Создание Банка Соединенных Штатов спровоцировало ожесточенную дискуссию между Джефферсоном и Гамильтоном. Джефферсон доказывал, что конституция не давала федеральному правительству права учреждать банк. Гамильтон в ответ заявил, что конституция «предполагает» дарование права действовать для достижения неких неопределенных общенациональных целей, и этим ответом проложил дорогу для буквально неограниченной экспансии федеральной власти. Гамильтоновское истолкование конституции одержало историческую победу в 1819 г., когда Джон Маршалл, судья Верховного суда, в процессе Маккулох против Мэриленда встал на позицию Гамильтона[109]109
  В решении по этому делу Маршалл, ученик Гамильтона, слово в слово повторил некоторые аргументы Гамильтона (См.: Gerald T. Dunne, Monetary Decisions of the Supreme Court (New Brunswick, N. J.: Rutgers University Press, 1960), p. 30).


[Закрыть].

Несмотря на враждебность Джефферсона к центральным и коммерческим банкам, демократы-республиканцы пошли не за воинственными старыми республиканцами, а за умеренными квазифедералистами, не пытались отозвать лицензию Банка Соединенных Штатов до истечения срока ее действия в 1811 г., а охотно согласились с умножением за эти 20 лет числа банков и расширением банковского кредита[110]110
  О квазифедералистах в противоположность старым республиканцам, о банковском деле и многом другом см.: Richard E. Ellis, The Jeffersonian Crisis: Courts and Politics in the Young Republic (New York: Oxford University Press, 1971), pp. 277 ff.


[Закрыть]. Так что в 1800 г. действовали 28 банков штатов, а к 1811 г. их стало уже 117 – рост в 4 раза. В 1804 г. было 64 банка, из которых мы имеем данные по 13, или 20 %. Эти банки, отчеты которых дошли до нас, имели 0,98 млн долл. звонкой монетой и на этой базе эмитировали банкнот и чековых вкладов на 2,82 млн долл., т. е. у них коэффициент покрытия кредита собственными средствами был равен 0,35 (либо отношение суммы банкнот и счетов до востребования к собственным средствам составляло 2,88 к 1). За 1811 г. мы имеем данные по 26 % банков из 117, действовавших на тот момент. Сумма их собственных активов составляла 2,57 млн долл., а сумма эмитированных банкнот и депозитов выросла почти вчетверо, до 10,95 млн долл., значит, на каждый доллар собственных активов они с помощью кредитных инструментов создали 4,26 долл., чем понизили коэффициент покрытия кредита собственными средствами до 0,2 3[111]111
  Ван Фенстермейкер отмечает, что историки склонны думать, что банки эмитировали только банкноты, но очень большая часть банковской эмиссии представляла собой вклады до востребования (чековые счета, позволявшие выписывать чеки на свой банк). Так, в 1804 г. банковские пассивы на 1,70 млн долл. состояли из банкнот и на 1,12 млн – из счетов до востребования, а к 1811 г. они что стоило. Общественное мнение… предъявляло претензии к федеральному правительству в порядке их значимости. Бумажные деньги стояли на последнем месте» (E. James Ferguson, The Power of the Purse: A History of American Public Finance, 1776–1790 (Chapel Hill: University of North Carolina Press, 1961), p. 68).


[Закрыть].

Что касается Банка Соединенных Штатов, который действовал рука об руку с федеральным правительством и банками штатов, в январе 1811 г. сумма его золотых и серебряных активов составляла 5,01 млн долл., а сумма банкнот и депозитов – 12,87 млн долл., т. е. коэффициент покрытия был равен 0,39[112]112
  Структура пассивов Банка Соединенных Штатов включала банкноты на 5,04 млн долл. и депозиты на 7,83 млн долл. (John Jay Knox, A History of Banking in the United States (New York: Bradford Rodes, 1900), p. 39). До наших дней дошел еще отчет Банка Соединенных Штатов за 1809 г. Все остальные погибли при пожаре. (John Thom Holdsworth, The First Bank of the United States (Washington D. C.: National Monetary Commission, 1910), pp. 111 ff., 138–144).


[Закрыть].

Наконец, когда в 1811 г. пришло время продлить лицензию Банка Соединенных Штатов на следующий срок, в Палате представителей и в Сенате соответствующий законопроект был отклонен большинством в один голос. За продолжение деятельности банка выступала администрация президента Мэдисона, сторонниками которой были почти все федералисты в Конгрессе, но они потерпели поражение от демократов-республиканцев, которых поддержали и старые республиканцы, требовавшие ограничить состав платежных инструментов золотыми и серебряными монетами. В свете широко распространенного среди историков заблуждения, что функцией центральных банков должен быть контроль инфляционного потенциала частных или государственных банков, полезно отметить, что за продление лицензии выступали торговцы, торговые палаты и большинство банков штатов. Торговцы находили, что банк расширил возможности получать дешевые кредиты и ослабил вечную проблему «нехватки денег». Еще красноречивей была поддержка со стороны банков штатов, которые считали «выгодной» деятельность Банка Соединенных Штатов и опасались, что в случае его ликвидации всех ждет сжатие кредита. Основанный Александром Гамильтоном Банк Нью-Йорка хвалил Банк Соединенных Штатов за то, что «в случае стесненных обстоятельств он способен оказывать торговцам такую помощь, которую банки штатов предоставить не в состоянии»[113]113
  Holdsworth, First Bank, p. 83, см. также: ibid., pp. 83–90. Голдсуорт, первый историк Первого банка Соединенных Штатов, знал о мощной поддержке со стороны банков штатов, но при этом держался мифа, что Банк Соединенных Штатов каким-то образом ограничивал их экспансию: «Банки штатов, несмотря на то, что Банк Соединенных Штатов Держал под контролем их способность эмитировать банкноты и учитывать векселя, все-таки были сторонниками продления его лицензии и посылали в Конгресс соответствующие обращения» (Ibid., p. 90 (курсив добавлен. – Авт.)).


[Закрыть].