Текст книги "История денежного обращения и банковского дела в США. От колониального периода до Второй мировой войны"

Государственный долг и национальная банковская система

В истории американских финансов государственный долг периода Гражданской войны появился благодаря пришествию некоего Джея Кука. В возрасте 18 лет родившийся в Огайо Кук устроился клерком в фирму «Кларк и Додж» – инвестиционный банк средней руки. За несколько лет Кук сумел добиться статуса младшего партнера и в 1857 г. ушел из фирмы, чтобы самостоятельно заниматься размещением облигаций каналов и железных дорог. Этим бы он, безусловно, и занимался всю свою жизнь, если бы не счастливый случай – он и его брат Генри, редактор ведущей республиканской газеты штата Огайо – «Огайо стейт джорнэл», были близкими друзьями сенатора США Салмона Чейза. Чейз, ветеран движения за отмену рабства, стремился стать кандидатом от республиканцев на президентских выборах 1860 г., но проиграл Аврааму Линкольну. Тут-то братья Куки и решили, что можно нагреть руки, если протолкнуть Чейза на пост министра финансов. Благодаря их активному лоббированию Чейз получил этот пост, после чего Джей сразу открыл собственный инвестиционный банковский дом «Джей Кук энд компани».

Все было готово, оставалось только дождаться подходящей возможности. Как написал о Генри его отец: «Я взял в руки перо главным образом для того, чтобы сказать, что план Г-и [Генри] протащить Чейза в состав кабинета, а [Джона] Шермана – в сенат успешно завершен, и теперь время делать деньги, честно заключая контракты с правительством»[190]190
  In Henrietta Larson, Jay Cook, private Banker (Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 1936), p. 103. См. также: Edward C. Kirkland, Industry Comes of Age: Business, Labor and Public Policy, 1860–1897) (New York: Holt, Rinehart and Winston, 1861), p. 20.


[Закрыть].

Теперь и в самом деле пора было делать деньги, и Кук не стал терять времени. Ему не стоило большого труда убедить своего друга Чейза осенью 1862 г. пойти на беспрецедентный шаг: предоставить фирме Кука монополию на размещение государственного долга. С присущей ему огромной энергией Кук бросился в атаку – убеждать публику в необходимости покупать облигации правительства США. Возможно, проводя эту кампанию Кук и стал изобретателем искусства установления связей с общественностью и организации массовой пропаганды (естественно, применительно к продаже облигаций). Как пишет Киркленд: «С характерным оптимизмом, он [Кук] ринулся в борьбу за сбыт облигаций. В среде банкиров, страховщиков и общественных деятелей он рекрутировал 2500 субагентов и с помощью писем и телеграмм поддерживал в них воодушевление и держал в курсе дел. Активно используя рекламные возможности газет, афиш и плакатов, он приучил американский народ покупать облигации. Бог, судьба, долг, мужество, патриотизм – все это требовало от «фермеров, мастеровых и капиталистов» вкладывать деньги в займы»[191]191
  Kirkland, Industry, pp. 20–21.


[Закрыть].

И займы эти, разумеется, нужно было покупать у Джея Кука.

И уже скоро контора Кука ежедневно продавала облигаций на 1–2 млн долл. Огромная цифра для того времени. Вполне можно представить, что до конца войны Джей Кук сумел сбыть облигаций на 2 млрд долл. В 1864 г. под натиском конкурентов Кук лишился этой монополии, но год спустя он вновь ее получил и сохранял до 1873 г., когда в ходе банковской паники его инвестиционный дом обанкротился.

В начале Гражданской войны Джей Кук был умеренно удачливым предпринимателем, а к концу войны стал миллионером, имя которого вошло в поговорку – «богат как Кук». Безусловно, 100 тыс. долл., которые он к 1864 г. вложил в политическую карьеру Салмона Чейза, были лучшим инвестиционным проектом в его жизни.

Неудивительно, что Джей Кук имел огромное политическое влияние на республиканскую администрацию как во время войны, так и после ее окончания. Хью Маккулох, министр финансов с 1865 по 1869 г., был близким другом Джея Кука и, оставив кресло министра, он получил пост руководителя лондонского отделения конторы Кука. Братья Куки были также добрыми приятелями генерала Улисса Гранта, что обеспечило им большое влияние в период его президентства.

Куку удалось заполучить монополию на размещение правительственных облигаций не раньше, чем он, в компании со своими соратниками министром финансов Чейзом и сенатором от штата Огайо Джоном Шерманом, сумел воплотить в жизнь то, что оказало на финансовую историю Америки куда более пагубное влияние, чем даже выпуск гринбеков: национальную банковскую систему. Закон о национальной банковской системе разрушил прежнюю децентрализованную и достаточно успешно действовавшую систему банков штатов, а на ее месте утвердил куда более инфляционную структуру, действовавшую под эгидой Вашингтона и группы банков с Уолл-стрит. Если с возобновлением размена на звонкую монету в 1879 г. эффект выпуска гринбеков сошел на нет, то последствия установления национальной банковской системы мы ощущаем до сих пор. Мало того, что она просуществовала до 1913 г., но она проложила дорогу Федеральной резервной системе, институализировав квазицентрализованную банковскую систему. «Внутренние противоречия» национальной банковской системы были таковы, что страна оказалась перед выбором – либо создавать полноценный центральный банк, либо вообще ликвидировать централизацию и вернуться к децентрализованным банкам штатов. Поскольку логика государственного вмешательства в экономику неизбежно ведет к его усилению и учитывая повсеместное укрепление этатистской идеологии в начале XX столетия, к сожалению, политический выбор страны фактически был предопределен.

Чейз и Шерман протащили новую систему под предлогом военной необходимости, но задумана она была таким образом, чтобы навсегда изменить банковское дело. Условия военного времени послужили оправданием для создания национальных банков, а заданные им принципы функционирования заставляли банки приобретать огромные объемы государственных облигаций. Скроенная по образу и подобию «свободной» банковской системы, новая система установила прочный симбиоз между национальными банками, федеральным правительством и государственным долгом. Препятствие в виде озабоченности джэксонианцев независимостью министерства финансов де-факто было устранено, и теперь министерство получило возможность размещать свои средства в новой группе «фаворитов» – национальных банках, получающих лицензии непосредственно от федерального правительства. Таким образом, республиканская партия, используя чрезвычайную ситуацию войны, смогла реализовать мечту вигов-республиканцев об управляемой федеральным центром банковской системе, способной проводить единую инфляционную денежно-кредитную политику. К этому примешивалась и глубокая политическая идея: Шерман прямо говорил о том, что одной из основных целей национальной банковской системы было устранение опасной доктрины независимости штатов и усиление элементов национального единства в американской политике[192]192
  В работе, посвященной северным интеллектуалам и гражданской войне, Джордж Фредериксон обсуждает влиятельную статью некоего Сэмюэла Фоулера, написанную в конце войны. «Гражданская война, изменившая течение наших идей и заставившая за несколько лет пережить то, чего хватило бы на целую жизнь, – пишет Фоулер, – заставляет нас смотреть на предыдущий период нашей политической истории как на отдаленное прошлое». Фоулер описывает, каким образом война, ставшая триумфом национализма и демонстрацией «универсальной склонности к объединению», нанесла coup de grace (смертельный удар. – Прим. перев.) джефферсоновской философии власти с ее акцентом на децентрализацию и защиту местных и личных свобод (George Frederickson, The Inner Civil War: Northern Intellectuals and the Crisis of the Union [New York: Harper and Row, 1965], p. 184). См. также Merrill D. Peterson, The Jeffersonian Image in the American Mind (New York: Oxford University Press, 1960), pp. 217–218.


[Закрыть].

В соответствии с законами о банках, принятыми в 1863 и 1864 г., национальная банковская система предусматривала для национальных банков получение лицензии непосредственно от Управления Контролера денежного обращения в Вашингтоне. При этом банки были «свободными» в том смысле, что лицензию могла получить любая организация, отвечающая определенным требованиям, но сами требования были столь высоки (от 50 тыс. долл. в сельской местности до 200 тыс. долл. в крупных городах), что небольшие национальные банки, особенно в больших городах, сразу остались вне игры[193]193
  Образцово ясное описание структуры национальной банковской системы см.: John J. Klein, Money and Economy, 2nd ed. (New York: Harcourt, Brace and World, 1970), pp. 140–147.


[Закрыть].

В рамках Национальной банковской системы национальные банки делились три группы: национальные банки центральных резервных городов, куда входили только нью-йоркские банки; национальные банки резервных городов, куда входили банки городов с населением более 500 тыс. человек; и провинциальные, куда входили все прочие национальные банки.

От банков центральных резервных городов требовалось, чтобы 25 % их денежных средств и депозитов составляли резервные суммы в «узаконенных деньгах» [lawful money], т. е. в золоте, серебре и гринбеках. В этом пункте нашла выражение концепция «резервных требований», являвшаяся неотъемлемой чертой «свободной» банковской системы. В свою очередь, банкам резервных городов было разрешено всего половину обязательных резервов держать в форме узаконенных средств платежа, а другую половину могли составлять вклады до востребования (чековые депозиты) в центральных резервных городских банках. Наконец, для провинциальных банков норматив обязательных резервов был установлен на уровне всего лишь 15 %, и из них лишь 40 % нужно было держать в виде узаконенных средств платежа. Остальные 60 % они могли держать на вкладах до востребования в банках центральных резервных городов или в банках резервных городов.

В результате индивидуализированная структура банков штатов, существовавшая до Гражданской войны, была заменена перевернутой пирамидой, где провинциальные банки расширяли эмиссию и кредит на базе банков резервных городов, а те, в свою очередь, – на базе нью-йоркских банков. До Гражданской войны каждый банк самостоятельно выбирал политику резервирования, и возможность эмиссии банкнот и депозитов на базе резервов жестко ограничивалось требованиями других банков и публики о погашении банкнот звонкой монетой. А теперь банки резервных городов получили возможность половину резервов держать на вкладах до востребования в нью-йоркских банках, а провинциальные банки могли держать на депозитах в резервных банках обоих типов еще большую долю обязательных резервов, так что в итоге все национальные банки страны могли строить эмиссионную пирамиду на основе относительно незначительных резервов нью-йоркских банков. И в довершение всего эти резервы могли включать не только золото и серебро, но и инфлированные гринбеки.

Суть революционных перемен в американской банковской системе можно упрощенно изобразить следующим образом:

На рис. 1 схематически изображена существовавшая до Гражданской войны децентрализованная система банков штатов. Каждый банк должен был опираться на собственные резервы. Он имел возможность эмитировать собственные банкноты и депозиты, но возможности для инфляционного расширения были ограничены, поскольку неизбежно сопровождались ростом расходов его клиентов на товары или услуги других банков. Банкноты и чеки банка, злоупотреблявшего кредитом, попадали в руки других банков, которые тут же предъявляли их для погашения звонкой монетой. При неспособности немедленно погасить свои обязательства банк был вынужден либо сократить масштабы кредитования и эмиссии, либо уйти с рынка.

Рис. 1

На рис. 2 изображена перевернутая пирамида национальной банковской системы. Нью-йоркские национальные банки строят пирамиду своих банкнот и депозитов на основе металлических денег и гринбеков. Банки резервных городов строят пирамиду своих обязательств на основе металлических денег, гринбеков и депозитов в нью-йоркских банках; провинциальные банки – на основе металлических денег, гринбеков и депозитов в резервных банках обоих типов. Это означает, что если, к примеру, нью-йоркские банки эмитируют слишком много своих банкнот и депозитов, другие банки не остановят их и не потребуют погашения их обязательств звонкой монетой. Напротив, у них появится возможность расширить предоставление кредитов и эмиссию обязательств, увеличивая свои депозиты в нью-йоркских банках. И то же самое смогут сделать сельские банки, опираясь уже на свои депозиты в резервных банках обоих типов. Вся страна может скоординированно и без определенных ограничений инфлировать объем средств платежа, надстраивая пирамиду над сравнительно небольшими резервами группы нью-йоркских городских банков.

Рис. 2

Национальные банки не были обязаны держать часть своих резервов на счетах в более крупных банках, но они охотно шли на это, потому что в долгосрочной перспективе это давало возможность скоординированно расширять кредит, опираясь на мощь крупных банков, а в краткосрочной перспективе создавало преимущество в виде открытой кредитной линии в крупном банке-«корреспонденте», который к тому же начислял проценты на вклад до востребования[194]194
  Как правило, банки начисляли проценты на вклады до востребования, пока в 1934 г. эта практика не была запрещена законом.


[Закрыть].

Рассмотрим на примере, как национальная банковская система выстраивала пирамиду средств платежа над централизованными резервами. Рассмотрим гипотетические балансы различных банков[195]195
  Заимствовано из: Klein, Money and the Economy, pp. 144—145.


[Закрыть]. Пусть сельские банки изначально имеют резервы в размере 1 млн долл. В условиях национальной банковской системы они могут 3/5 своих средств, или 600 тыс. долл., разместить на депозитах до востребования в банках резервных городов и получать проценты по вкладам.

Банковские балансы изменятся следующим образом:

Совокупные резервы обеих групп банков не изменились. Но поскольку провинциальные банки могут использовать в качестве резервов средства, размещенные на депозитах банков резервных городов, возможности для расширения кредита увеличились. Теперь, имея в резерве 400 тыс. долл. наличными, провинциальные банки могут эмитировать банкноты и депозиты на ту же сумму, что и прежде – на 1 млн долл., а банки резервных городов могут на основе полученных 600 тыс. долл. выпустить в оборот средства платежа на 2,4 млн долл., точнее на 1,8 млн долл. в дополнение к 600 тыс. долл., которые они должны провинциальным банкам. Короче говоря, резервы провинциальных банков не изменились, а у банков резервных городов они выросли на 600 тыс. долл., и они могут теперь надстроить над этими деньгами пирамиду кредита с коэффициентом 4 к 1.

Но это еще не все. Банки резервных городов могут половину своих резервов депонировать в нью-йоркских банках, и после этого банковские балансы будут выглядеть следующим образом:

Заметьте, что поскольку банкам резервных городов разрешено держать половину своих резервов на счетах в банках центральных резервных городов, они получают возможность надстроить над своими новыми 600 тыс. долл. пирамиду средств платежа на 2,4 млн долл., и одновременно разместить 300 тыс. долл. на депозитах в нью-йоркских банках. Последние могут на основе этих денег надстроить свою пирамиду с коэффициентом 4 к 1 и увеличить эмиссию банкнот и депозитов на 1,2 млн долл.

Короче говоря, национальная банковская система не только позволила всей банковской системе страны строить эмиссионную пирамиду на базе [резервов] небольшого числа крупных банков с Уолл-стрит, но в дополнение к этому перемещение значительной части имевшейся в стране звонкой монеты из банков штатов в руки более крупных, прежде всего нью-йоркских, банков создало условия для многократного расширения эмиссии банковских обязательств: созданные нью-йоркским банком (на базе полученных 300 тыс. долл.) 1,2 млн долл. средств платежа, попав обратно в малый банк, в свою очередь дают последнему возможность расширить выпуск своих платежных обязательств на базе увеличившихся депозитов. Но даже без учета дальнейшей кредитной экспансии 1 млн долл., который в нашем примере первоначально поддерживал 6 млн долл. в виде банкнот и депозитов, теперь станет основой для появления еще 2,4 млн долл., эмитированных резервным городским банком, и 1,2 млн долл., эмитированных нью-йоркским банком. И отметим еще раз, что на основе всего этого провинциальные банки могут осуществлять дальнейшее наращивание своих обязательств.

В июне 1874 г. Конгресс поддался инфляционному импульсу после паники 1873 г. и, отменив все требования резервирования по отношению к банкнотам, сохранив их только для депозитов, внес фундаментальные изменения в структуру национальной банковской системы. Это высвободило из банковских резервов более 20 млн долл. узаконенных денег и дало материал для дополнительного надстраивания пирамиды обязательств до востребования[196]196
  Hepburn, History of Currency, pp. 317–318.


[Закрыть]. Со временем это стало основой для разграничения между банкнотами и депозитами: выпуск банкнот оказался жестко привязан к банковскому портфелю государственных облигаций, а депозиты до востребования – к резервам драгоценных металлов и гринбеков.

Но этим история перевернутой пирамиды банковского кредита не заканчивается. Дело в том, что ввиду особенностей «свободной» банковской системы эмиссия банкнот любым из национальных банков была привязана к портфелю государственных облигаций. Чтобы выпустить банкноты, требовалось депонировать в качестве обеспечения равный объем государственных облигаций в министерстве финансов[197]197
  Первоначально национальные банки имели право выпускать банкнот на 90 % суммы принадлежавших им государственных облигаций. С 1900 г. ограничение было поднято до 100 %.


[Закрыть], так что для обеспечения дополнительной эмиссии нужно было предварительно расширить свой портфель облигаций. В силу этого вся национальная банковская система оказалась в зависимости от правительства, точнее говоря, от темпов увеличения государственного долга. Федеральное правительство получило гарантированный встроенный рынок для своего долга, и чем больше государственных облигаций банки покупали, тем больше возможностей они имели для инфляционной эмиссии. Мало того, что монетизация государственного долга сама по себе имеет инфляционный характер, но она еще и служила базой – когда в этом участвовали крупные городские банки – для расширения кредита более мелкими банками.

Функционирование эмиссионного механизма банковской системы обеспечивалось несколькими положениями. Каждый национальный банк был обязан погашать по номиналу обязательства любого другого национального банка. Таким образом, было устранено существовавшее прежде ограничение на хождение инфлированных депозитов и банкнот – чем больше расстояние до банка-эмитента, тем больше скидка от номинала. И хотя федеральное правительство не имело возможности наделить банкноты частных банков статусом узаконенного средства платежа, оно сообщило им статус квазиузаконенного средства платежа, согласившись принимать все их банкноты и депозиты по номиналу в счет уплаты налогов и сборов[198]198
  За исключением, как мы видели в случае с гринбеками, таможенных пошлин, которые нужно было оплачивать золотом, потому что это было нужно для погашения процентов по государственному долгу.


[Закрыть]. Есть нечто обнадеживающее в том, что, несмотря на все преимущества, предоставленные федеральным правительством, в ходе финансового кризиса 1867 г. курс банкнот национальных банков упал ниже гринбеков, и на следующий год многие из них разорились[199]199
  Смит, Происхождение, с. 96.


[Закрыть].

Национальная банковская система сделала реальный размен бумажных денег на звонкую монету трудноосуществимым.

Ненадежность механизма закреплялась тем фактом, что национальные банки были обязаны погашать по номиналу банкноты и депозиты всех других национальных банков, но при этом им затруднили возможность погашать их звонкой монетой. Дело в том, что до Гражданской войны открытие филиалов банка в других штатах и даже внутри одного штата было запрещено законом, что затрудняло создание клиринговой системы погашения банкнот и депозитов других банков. Можно было бы предположить, что национальная банковская система снимет хоть эту проблему, но и по сей день создание филиалов банков в других штатах запрещено законом[200]200
  После принятия Riegle – Neal Interstate Banking and Branching Efficiency Act в сентябре 1994 г. федеральные ограничения на ведение банковской деятельности в других штатах и открытие там филиалов были отменены.


[Закрыть]. Банк мог погашать свои обязательства только в своем головном отделении. Кроме того, федеральное правительство парализовало погашение банкнот металлическими деньгами, ограничив допустимое сокращение объема (т. е. чистое погашение) банкнот национальных банков, установив месячный лимит в размере 3 млн долл.[201]201
  Ibid., p. 132.


[Закрыть]

Сегодня резервные требования считаются разумным и точным способом ограничить кредитную экспансию банков, но эта точность может иметь двоякие результаты. Подобно тому как установленные законом правила безопасности могут понизить уровень безопасности, установив заниженные требования к технике безопасности и тем самым побуждая частные фирмы снижать свои стандарты до уровня, требуемого законом, резервные требования, как правило, являются минимально приемлемым уровнем покрытия обязательств. Свободная конкуренция обычно побуждает банки поддерживать более высокие коэффициенты покрытия. Но фиксируемые законом резервные требования подталкивают все банки к этому минимально приемлемому уровню. И это наглядно проявляется в свойственной всем банкам склонности «кредитовать до упора», т. е. держать коэффициент резервирования на минимально допустимом законом уровне. Когда резервные требования меньше 100 %, это скорее инструмент стимулирования инфляции, чем ее сдерживания.

Национальная банковская система была создана для замены банков штатов, но многие из них не проявили интереса к затее и отказались присоединиться к ней, несмотря на существенные привилегии для национальных банков. Требования к величине резервов и капитала были более обременительными, и в тот период национальным банкам еще не разрешалось давать кредиты под залог недвижимости. Поскольку банки штатов проигнорировали приказ «к ноге», Конгресс в марте 1865 г. закончил спровоцированную войной революцию в банковской системе тем, что установил запретительный 10 %-ный налог на все банкноты, что и дало задуманный эффект – банкноты банков штатов почти исчезли с рынка. Начиная с 1865 г. национальные банки получили по закону монополию на эмиссию банкнот.

Поначалу под влиянием шока банки штатов съежились и исчезли из виду, и одно время казалось, что отныне в США будут только национальные банки. Число банков штатов уменьшилось с 1466 в 1863 г. до 297 в 1866 г., а совокупный объем их банкнот и депозитов упал с 733 млн долл. в 1863 г. до всего лишь 101 млн долл. в 1866 г. Однако спустя несколько лет банки штатов вернули себе положение растущего сегмента банковской системы, хотя и занимали подчиненное по отношению к национальным банкам положение. Чтобы выжить, банки штатов вынуждены были держать депозиты в национальных банках, через которые они могли «покупать» банкноты национальных банков для погашения депозитов, открываемых ими для публики. Короче говоря, банки штатов образовали четвертый слой национальной пирамиды денег и кредита – поверх провинциальных и всех остальных банков, – а резервы банков штатов образовали, в дополнение к резервам звонкой монеты, депозиты до востребования в национальных банках, которые они могли погашать наличными. Многослойная структура банковской инфляции в рамках национальной банковской системы получила дополнительный потенциал.

В новой структуре банки штатов начали процветать. К 1873 г. их число выросло до 1330, а совокупный объем депозитов составил 789 млн долл.[202]202
  Historical Statistics, pp. 628–629.


[Закрыть]

Отношения альянса Кук – Чейз с новой национальной банковской системой были просты. Будучи министром финансов, Чейз нуждался в гарантированном рынке сбыта государственных облигаций, которых так много выпустили за время Гражданской войны. А Джей Кук, будучи монопольным распространителем облигаций американского правительства в период с 1862 по 1873 г. (за вычетом одного года), был еще более непосредственно заинтересован в гарантированном и расширяющемся рынке облигаций. А что может лучше обеспечить существование такого рынка, чем создание новой банковской системы, рост которой напрямую обеспечивается закупками правительственных облигаций, прямо из рук Джея Кука?

Братья Куки сыграли важную роль в протаскивании в 1863 г. закона о национальной банковской системе через противившийся этому Конгресс. Демократы, исповедовавшие культ твердых денег, были почти единодушно против. Для победы нужно было привлечь на свою сторону республиканское большинство. После решающего выступления в сенате Джона Шермана Генри Кук, ставший к тому времени руководителем вашингтонского отделения Дома Куков, ликующе писал брату: «Это будет грандиозный триумф, Джей, и для него мы сделали больше любого другого из живущих на земле. В Палате [представителей] Банк прокатили, а в Сенате за него никто не выступал, так что он был уже практически мертв и похоронен, когда я убедил Шермана проявить хватку и мы взялись за работу с газетами»[203]203
  Цит. по: Robert P. Sharkey, Money, Class and Party: An Economic Study of Civil War and Reconstruction (Baltimore, Md.: The Johns Hopkins Press, 1959), p. 245.


[Закрыть].

Для братьев Куков «взяться за работу с газетами» вовсе не сводилось к простому убеждению газетчиков. Будучи монопольными распространителями правительственных облигаций, Куки платили газетам большие деньги за размещение рекламы и полагали – как выяснилось, не без оснований, – что газеты предоставят им бесплатно любую площадь, чтобы «развернуть все достоинства новой национальной банковской системы». Это означало не только статьи и внимание читателей, но и пламенную любовь газетчиков. Так что купленная с потрохами пресса вела ураганную пропаганду в пользу новой национальной банковской системы. Как писал сам Кук, «полтора месяца или даже больше все газеты страны были заполнены нашими передовицами [авторами которых были сами братья Кук], проклинающими систему банков штатов и разъясняющими великие преимущества предлагаемой национальной банковской системы».

И каждый божий день неутомимые братья доставляли на стол каждого конгрессмена соответствующие передовицы из газет, издававшихся в их избирательных округах[204]204
  Hammond, Sovereignty, pp. 289–290.


[Закрыть].

Хотя многие банки штатов, особенно консервативные и старомодные нью-йоркские банкиры, противились национальной банковской системе, Джей Кук, как только эта система была создана, с головой погрузился в дела. Он не только продавал национальным банкам нужные им облигации, но и создавал новые банки, которые становились покупателями тех же облигаций. Его агенты основывали банки в небольших городах южных и западных штатов. Кроме того, он основал два крупных национальных банка – «Фёрст нэшнл бэнк оф Филадельфия» и «Фёрст нэшнл бэнк оф Вашингтон, Ди Си».

Но национальная банковская система крайне нуждалась в том, чтобы базой инфляционной пирамиды кредита для страны и резервных городских банков стали могущественные нью-йоркские банки. Вскоре после запуска системы в Нью-Йорке были созданы три национальных банка, но им не хватало ни средств, ни престижа, чтобы служить опорным камнем новой банковской структуры. Джей Кук, однако, был рад оказать услугу, так что он быстро основал «Форс нэшнл бэнк оф Нью Йорк» с капитализацией в 5 млн долл. После войны Джей Кук выступал за возобновление размена на звонкую монету, но только при условии, что гринбеки будут заменены банкнотами новой банковской системы по курсу один к одному. В своем безграничном энтузиазме по отношению к банкнотам национальной банковской системы и к их зависимости от национального долга Кук добился отмены установленного законом верхнего предела эмиссии банкнот национальных банков, установленного на уровне 300 млн долл. В 1865 г. он опубликовал памфлет, в котором заявил, что менее чем через 20 лет объем банкнот национальных банков в обращении составит 1 млрд долл.[205]205
  Здесь Кук ошибся. Банкноты национального банка не достигли такого объема. Распространение получили депозиты до востребования, объем которых достиг к 1879 г. 1 млрд долл.


[Закрыть]

Показателен заголовок опубликованного Куком памфлета: «Как государственный долг может стать всеобщим благом: долг – это процветание, это политическое единство, поддержка промышленности и надежная основа для нашей валюты»[206]206
  Sharkey, Money, Class, and Party, p. 247.


[Закрыть].

К 1866 г. стало ясно, что национальная банковская система уже заместила банки штатов в качестве центра кредитно-денежной системы Соединенных Штатов. Всего лишь годом ранее, в 1865 г., объем банкнот, эмитированных банками штатов, составлял 142,9 млн долл.; к 1866 г. эта масса платежных инструментов сжалась до 20 млн долл. Зато объем банкнот национальной банковской системы вырос с 31,2 млн долл. в 1864 г., в первый год их существования, до 276 млн долл. в 1866 г. И в то время как число банков штатов уменьшилось с 1466 до 297, число национальных банков выросло за тот же период с 66 в 1863 г. до 1634 тремя годами позже.