Текст книги "Последний филантроп"

Последний филантроп
Надежда Коваль

© Надежда Коваль, 2016

© Игорь Лысенко, иллюстрации, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Сочиняя эту историю, я не предполагал, что она так лихо завлечёт читателей. Ведь мне и в голову не приходило угодить современникам и их невзыскательным вкусам. Я вообще старался не принимать их в расчёт. Скажу больше: едва задумка обрела форму, я мысленно начал адресовать свою книгy будущему, слепо доверяя расхожему выражению «всё великое видится на расстоянии». Поэтому, стоит ли скрывать моё удивление и радость от того, что книгу раскупили в короткий срок, а в литературном клубе «Эсплендор» мне устроили торжественный приём с тёплыми речами и подписью автографов.

Никогда мне не забыть того замечательнoго дня, когда я, в новом костюме и с бабочкой на шее, сидел за покрытым зелёной скатертью столом и выводил на титульных листах моего детища одну короткую фразу – «С любовью. Автор». (Я полагал, что в этих двух словах снисходительность и дружелюбие по отношению к незнакомым людям переплетались самым милым образом.) Пока я занимался этим приятным, но монотонным делом, официанты кейтеринг-сервиса ловко перемещались по просторному залу, разнося гостям бокалы с вином, миниатюрные пирожки и бутерброды с морскими деликатесами. Желающие заполучить мой автограф подходили один за другим и тут же удалялись так быстро, что мне не удавалось рассмотреть ни одного лицa. A когда я поднимал голову, чтобы поприветствовать очередного соискателя, мой взгляд непременно встречался с глазами Хулио Кортасара, фотография которого висела прямо напротив меня. По странному стечению обстоятельств мой авторский вечер совпал с фотовыставкой Сары Фасио, на которой был портрет Кортасара с незажжённой папиросой, когда-то сделавший её всемирно знаменитой. (Безмерно счастлив должен быть тот художник, которому выдаётся единственный и неповторимый шанс, ведущий к славe и признанию.) Кортасар не отрывал от меня своих прищуренных глаз, и мне начинало казаться, что собравшаяся на вечере публика пришла исключительно для того, чтобы бесплатно перекусить и выпить…

Однако, на следующий день один известный критик очень благодушно отозвался обо мне в статье «Феноменальный дебют», и после этого мой телефон не умолкал уже ни днём, ни ночью. Неизвестные женские и мужские голоса взахлёб поздравляли меня со сногсшибательным успехом и на все лады хвалили мою художественную изобретательность. Одни откровенно признавались, что им пришёлся по нраву искусно задуманный мною сюжет, другие же смело называли моё произведение «вполне воннегутовским». И если бы в этом заявлении содержался хоть один процент правды, я чувствовал бы себя самым счастливым среди начинающих писателей.

***

Издательство «Фактотум» выпустило мою книгу без излишних проволóчек, да ещё таким тиражом, которому мог бы позавидовать любой маститый писатель. Благодаря этому я успел застать моё сочинение в бумажном, а не в виртуальном воплощении. Вы, возможно, начнёте убеждать меня, что читать книгу с экрана компьютера намного удобнее и проще, к тому же постараетесь напомнить мне, что для изготовления одной тонны бумаги уничтожается 5.3 кубометров леса. И я вас пойму – мне самому до боли жаль зелёных братьев, которые ежедневно гибнут под душераздирающие звуки электропилы. Но я не могу и не хочу променять тот почти первобытный восторг, который испытал при виде собственного имени на обложке настоящей, а не интернетовской книжки! Я был похож на трепетного любовника перед возлежащей на ложе возлюбленной, когда дрожащей рукой впервые касался слов «Стивен Смит», медленно проводя пальцами сначала по «Стивен», потом по «Смит», повторяя выпуклый контур золотистых букв, а затем с конца в начало по «тимС» и по «невитС». И так несколько раз, пока сердце моё не переполнилось умилением и сладостным осознанием того, что под этим именем скрываюсь я. Я! Тот пожизненный неудачник, который наконец-то обрёл славу и известность.

***

Стивен Смит – мой псевдоним. Моё настоящее имя звучит намного проще и не вызывает ни малейших ассоциаций ни с одним из известных в мире имён. Я выдумал его несколько лет тому назад, когда жажда славы одолела меня настолько, что не проходило и дня, чтобы я не бился над вопросом о её достижении. Вам наверняка интересно узнать обо мне больше? Ну, что ж – никаких проблем. Мне пятьдесят шесть лет и это означает, что я на 20 лет пережил Байрона, на 21 год – Моцарта и на 27 – Стивена Крейна. Черты лица мои правильные: прямой нос, мягкий рот и широкий лоб. Свои русые волосы я зачёсываю за уши. У меня тёмно-серые глаза и аккуратно подстриженные усы. Я не подкручиваю их кончики кверху, как это делал Джакомо Пуччини, но и не запускаю до небрежности Марка Твена. Одежду ношу удобную и чтобы обязательно с карманами. Несмотря на привлекательную внешность, в семейной жизни счастлив не был, поэтому развёлся с женой после двухлетнего поиска одинаковости во взглядах на жизнь. Ни общие знакомые, ни совместная любовь к музыке, ни даже благополучный секс – ничто не смогло упрочить наших первоначальных чувств и казавшейся вечной привязанности друг к другу. Я всегда был для жены способным, но не талантливым человеком, то есть тем, кто в потенциале своём «мог бы…». Она говорила, что будь я более честолюбивым и настойчивым, я по меньшей мере мог бы стать известным деятелем науки или культуры. При этом она с полной убеждённостью в своей правоте утверждала, что «в каждом рождён Моцарт». Я же настаивал исключительно на том, что любое проявление таланта является следствием генетически обусловленных особенностей человека, и что степень его развития связана с хорошим воспитанием, образованием и благоприятными условиями жизни. Наши споры длились часами и доходили до той точки, когда удержаться от взаимных оскорблений стоило колоссальных, почти нечеловеческих усилий. В такие моменты она называла меня «бездарем», а я её – «глупой женщиной».

Восторженная страсть жены к талантам перелилась через край, когда ей пришло в голову привести в наш дом поэта по имени Рейнхард. Это случилось однажды вечером, когда я вернулся со службы. При виде жены, сидящей на веранде в компании незнакомого мне молодого человека, я заметно расстроился. В глаза, как огонь в ночи, ударил яркo-красный цвет её платья с откровенным декольте. И должен вам признаться, что именно это разволновало меня больше, чем нахождение жены с незнакомцем. Я прекрасно помнил, что это самое платье она надевала всего лишь два раза в жизни: на премьеру «Травиаты» в местной опере и на встречу с индийским гуру Шри Шри Рави Шанкаром.

– Могу я поинтересоваться, какого лешего делает у нас этот парень? – тихо прошипел я около уха жены.

Та нисколько не смутилась и нежным голосом объявила:

– Дорогой. С сегодняшнего дня Рейнхард будет жить вместе с нами.

– Но с какой это стати?! – повысив тон продолжал я, стараясь не обращать внимания на стоящего около двери долговязого очкарика в потёртых бермудах и клетчатой рубашке с коротким рукавом.

– Он будет жить у нас потому, что его таланту нужны соответствующие условия для развития, – без тени смущения произнесла она фразу, которую обычно любил повторять я. (И зачем только я тратил столько душевной энергии, чтобы в результате всё развернулось против меня?)

Не найдя подходящиx слов для быстрого и умного ответа, я набрал полную грудь воздуха и с отчаянным видом удалился с веранды.

«Надо было невзначай поинтересоваться: в своём ли она уме?» – со злостью думал я, бегом спускаясь по крутой лестнице на нижний этаж. Однако зная, что на такoгo родa вопроc никто и никогда не даёт правдивoгo ответa, я заключил, что жена просто-напросто потеряла рассудок по причине своей природной глупости. Гнев душил меня, как удав кролика, при одной только мысли о дурацком положении, в котором я вдруг так некстати оказался. Поэтому во избежание кривотолков и сплетен по поводу того, что моя жена взяла под крыло какого-то бездельника и собирается (при живом-то муже!) кормить и содержать его, я молча побросал в чемодан свои вещи и на следующее утро покинул наш дом навсегда.

***

До того момента, как моя книга получила признание, о моём существовании знали лишь близкие родственники, коллеги по работе, да пара институтских друзей. Для них я всегда был уравновешенным и немного замкнутым человеком, мечтателем, неспособным на дурные поступки. Сам же я никогда не восхищался собственной натурой, хотя для внутреннего успокоения внушал себе, что моя личность чего-то стоит. Я хорошо учился в школе, у меня было примерное поведение и я никогда не лез на рожон. Мне всегда хотелось душевного равновесия, может быть именно поэтому я постоянно шёл по пути наименьшего сопротивления. Боязнь неудач и нежелание борьбы за лучшее место в жизни привели к тому, что у меня была непрестижная и немодная работа – служил я библиотекарем. С переходом на компьютерное обеспечение, а также в результате катастрофического сокращения читателей (которых и раньше-то было раз-два и обчёлся), руководство пришло к логическому, по их мнению, заключению: сократить служащим заработную плату. Вслед за этим я вынужден был жить скромнее и экономить на всём, что требовало неизбежных денежных затрат. Если раньше по утрам я готовил себе яичницу с беконом, то теперь я ограничивался одним лишь растворимым кофе, а по вечерам – лёгким ужином, полностью исключающим мясo и колбасу. Рис и чечевица стали главными продуктами моего пищевого рациона. Что касается старой одежды, то я перестал относить её в церковный приход, а вместо этого старательно донашивал сам, не покупая взамен ничего нового. Кроме того, мне стало трудно подавать милостыню знакомому нищему, несколько лет тому назад обосновавшемуся под пожарной лестницей нашей библиотеки. Я даже начал злиться на него, что он попадался мне на глаза в самые неподходящие моменты и бередил мою и без того чувствительную совесть. Мне приходилось успокаивать себя мыслями: 1) он сам виноват в том, что докатился до такого состояния, 2) о нём должны заботиться не я, а родственники, бросившие его на произвол судьбы, 3) и почему бы ему не пойти работать, если у него руки и ноги целы? 4) куда смотрят социальные службы? И так далее, и тому подобное.

На самом-то деле, я забивал свою голову этими вопросами не потому, что мне хотелось найти путь к их разрешению, а потому что мне просто перестало хватать средств для занятия филантропией, которую я всегда считал отражением естественного человеческого инстинкта помогать ближнему. Неудовлетворённость собственным положением принудила меня срочно заняться изменением своей судьбы. Однако вместо того, чтобы самостоятельно пораскинуть по этому поводу мозгами, я решил обратиться за чужой помощью. (Всем известный ход – лично не задумываться над своими проблемами.) По совету знакомого эзотериста я отправился к колдунье, живущей в загородной зоне, неподалёку от водной станции Аквамарин – живописного зелёного уголка отдыха, где можно купаться, ловить рыбу и кататься на лодках.

Добираясь до места, я с волнением представлял себе встречу с горбатой старушкой в застиранном платке поверх серых всклоченных волос. Но к моему огромному удивлению дверь открыла симпатичная блондинка лет тридцати пяти. Колдунья любезно поприветствовала меня и повела по длинному узкому коридору, увешанному картинками диких животных и светящимися кристаллами гималайской соли. В кабинете мы разместились за резным дубовым столoм, и я не без любопытства принялся рассматривать новую знакомую. «Всё-таки интересно, как в век глобального технического прогресса и всеобщей компьютеризации находятся люди, решившие посвятить себя такому древнему и антинаучному занятию?» – задавался я вопросом и никак не мог найти на него ответа.

На колдунье была синяя блуза, усеянная причудливыми звёздами, и чёрная узкая юбка с широким кожаным поясом. Она не была красавицей, но её серо-зелёные глаза, как магнит, притягивали моё мужское внимание, отчего на какое-то время я почти полностью позабыл зачем и с какой целью оказался в её доме. С трудом собравшись с мыслями, я повёл немудрёный рассказ о своих неудачах. Молодая женщина заинтересованно слушала меня, склонив миниатюрную головку набок. Kогда моё повествование закончилось, oна с серьёзным видом вымолвила:

– Ну что ж, случай ваш довольно типичный. Видите ли, на судьбу ко мне приходят жаловаться постоянно, почти каждый день. Своими проблемами со мной делятся и полицейские, и почтальоны, и пластические хирурги, и даже те, про которых никогда не подумаешь, что им бывает плохо. Вот вчера, к примеру, заходил главный фининспектор. Так что будьте спокойны – у вас нет причин для волнений: для улучшения судьбы давно существуют проверенные на опыте средства.

Я сразу воспрянул духом, услышав, что у меня не всё потеряно.

– И что же я должен сделать? – с готовностью поинтересовался я.

– Прежде всего, возьмите ручку и бумагу и записывайте всё, о чём я вам буду говорить.

Выдержав значительную паузу, колдунья перешла на тихий, но внушительный тон:

– Прежде всего вам следует пойти на перекрёсток четырёх дорог. Там постелить на землю старую простынь. Лечь на неё в форме креста: ноги вместе, руки в стороны, голова на север и, закрыв глаза, словами, идущими от сердца, попросить избавить вас от всего того, что мешает в жизни. После этого нужно встать, взять простыню и бросить её правой рукой в огонь со словами: «Да сгорят в огне все мои беды и неудачи. Откуда пришли пусть туда и вернутся!».

Всё должно прогореть до конца. Золу от костра закопайте в землю, затем омойте лицо в реке, приговаривая: «Матушка вода, течёшь, протекаешь, серый камень омываешь, смой же с меня, с раба Божьего, всякие беды и напасти, унеси мою беду по жёлтому песку отныне и довеку. Аминь.»…

– Ну что, записали? – участливо спросила она и перегнулась через стол, чтобы рассмотреть мою писанину.

– Всё, как вы сказали.

– Да, пока не забыла: в том месте, где говорится про раба Божьего, вы должны вставить своё имя. Понятно?

– Понятно. Яснее и быть не может, – утвердительно ответил я.

Завершив сеанс, привлекательная колдунья поднялась со стула, поправила узкую юбку, повертев её на туда-сюда на бёдрах, и повела меня к выходу. В прихожей, под связкой нежно зазвучавших керамических колокольчиков, я робко спросил, не желает ли она однажды выпить со мной чашечку кофе. Волшебница-колдунья-чародейка явно осталась польщённой предложением, но всё же отрицательно покачала головой, сославшись на огромное количество неотложных дел. Сначала мне, по привычке, захотелось почувствовать себя обиженным на очередную неудачу, но потом я заставил себя улыбнуться и учтиво попрощался. Гордо спустился с высокого каменного крыльца и зашагал к машине. Выкрутив руль до упора, я медленно разворачивался по направлению к шоссе, отъезжая от дома с мезонином. Пока я завершал манёвры, колдунья мило, словно модель с обложки журналa «Vogue», улыбалась, грациозно махая мне вслед рукой. «Эффектный приём показать свои слишком белые и неестественно ровные зубы, – размышлял я в сердцах. – Они, без сомнения, сделаны из фарфора, если такие, как я, горемыки (а может быть, идиоты?) отдают огромные деньги за советы сомнительного свойства».

И разве я был не прав? Посудите сами: ну где же мне, живущему в огромном мегаполисе, найти перекрёсток, на котором можно растянуться в форме креста?! А потом, каким образом я должен развести там костёр и бросить в него старую простынь? А река, в которой нужно омыть лицо? В ту, что протекает по нашему городу, даже палец страшно опустить – такая в ней грязная и мутная вода. Одним словом, как ни прискорбно признать, деньги были выброшены на ветер. «И всё-таки хорошо, что по подобным адресам захаживают фининспекторы. Может быть однажды им придёт в голову устроить там надлежащую проверку», – не без злорадства думал я.

***

После бесполезного визита к «колдунье» я отправился к моему старинному другу, с которым когда-то давно учился в Институте Культуры. Звали его Карлосом и был он добродушным и в меру сентиментальным малым, умеющим слушать и понимать без лишних слов. Бывший студент факультета духовых инструментов, теперь он посвящал своё время мелкому строительному бизнесу и рыбной ловле. В юношескую пору, вопреки родительскому совету учиться игре на саксофоне, он принялся заниматься в классе тубы – самом крупном и неповоротливом из медных инструментов. Бедные родители страшно переживали. Особенно мать, которой приходилось плакать, упрашивая сына поменять свой выбор. Естественно, мягкое сердце Карлоса не могло оставаться равнодушным к такому положению вещей, и он принялся успокаивать родственников рассказами о том, что изобретателем тубы был тот же Адольф Сакс, который несколькими годами раньше придумал саксофон. После этого всё, казалось, пошло на лад, пока на втором курсе Карлос не прознал, что для тубы написано только четыре концерта с оркестром. А это означало, что стать солистом представлялось делом практически безнадёжным. Вот почему спустя некоторое время он добровольно оставил духовой факультет и перешёл на библиотечный, где учился и я. Там мы с ним и подружились. К сожалению, наши встречи случаются крайне редко, обычно на дни рождения. Hо когда нам доводится увидеться одним, без присутствия шумной компании, мы наслаждаемся воспоминаниями юности и простой болтовнёй, сопровождаемой пивом и сушёной рыбой.

Как всегда после долгой разлуки мы крепко обнялись и долго хлопали друг друга по спине.

– Чего это ты кислый такой? – спросил Карлос, приглашая меня в гостиную.

– Да плохо всё у меня, – без всякого притворства ответил я. – Такое чувство, будто у моего корабля, названного «Победой», отвалились две первые буквы.

– Знаю, знаю. Считается, что как корабль назовёшь, он так и поплывёт.

Разговаривая со мной, Карлос расставлял на журнальном столике бутылки с пивом и пузатые кружки из толстого стекла. Перед тем, как наполнять, он держит их в морозильной камере, отчего поверхность покрывается инеeм, на котором при желании легко вывести пальцем какое-нибудь слово или оставить ничего не значащую загогулину. Карлос давно знает, что мне нравится исключительно холодное пиво.

– Хорошо тут у тебя. Лес кругом и тишина, – говорю я, задумчиво глядя в окно, где под ветром медленно раскачиваются верхушки деревьев.

– Да, места здесь чудесные, – поддерживает Карлос. —Тут действительно здорово, особенно осенью, когда воздух насыщается запахом трав, а в лесу полно грибов.

– Тебе, наверное, никогда не хотелось уехать отсюда?

– Нет, конечно. Было бы очень жаль покидать то, к чему привык за последние годы. Кроме того, не так давно я купил несколько гектаров прибрежных земель. Пока там много тины и коряг, что наносит во время дождей, но я планирую скоро привести всё в порядок и построить угодья для любителей охоты. А может быть просто небольшие домики для отдыха. Горожанам это должно понравиться: уютное жильё, деревянная мебель, камин, веранда с видом на реку.

– Лично мне уже нравится твоя затея. Сразу захотелось остаться на свежем воздухе, вдали от городского шума.

– Так давай, перебирайся прямо сейчас! Пока поживёшь у меня, а потом поселишься в собственном доме.

– Нет, старик. На полный покой мне пока рано. Смешно сказать – я ещё ничего не достиг. Вот, ищу коренных перемен, чтобы не чувствовать себя бесполезным и ни к чему не годным, – с грустью проговорил я.

– Да ты не расстраивайся! Кстати, я тут недавно вычитал кое-что занимательное как раз по этому поводу.

Карлос живо поднялся с кресла и направился к книжному шкафу в соседней комнате. Повозился несколько минут, шурша бумагами, и вернулся обратно с целой папкой вырезанных газетных статей.

– Вот, смотри. Существует очень забавный метод, называемый «техникой переименования». Суть его заключается в том, что если человек хочет уйти в другое, благополучное пространство, он должен себя переименовать. И не просто придумать себе новое имя, а взять название любого попавшегося на глаза предмета или явления. Допустим, если у тебя возникла трудная ситуация, ты должен сказать себе: я – стол. Или я – ветер. Или я – телефонный звонок. И так далее, пока не придёт момент, при котором почувствуешь, что ты полностью вошёл в роль этих объектов или природных феноменов. Говорят, что после этого тревога покинет тебя и наступит душевная гармония. А самое главное – все проблемы начнут решаться легко и просто. И всё это потому, что тебя, реального, попросту нет, так как ты растворился в окружающем мире!

Я долго хохотал, представляя себя телефонным звонком или каким-нибудь другим звуком. А что если стать раскатом грома во время ливня?! Тем не менее, идея с переименованием мне весьма приглянулась и показалась полезной. Скорее всего, именно она, a так же моя работа среди большого количества книг, подсказали мне путь для изменения судьбы: взять себе псевдоним и занять место среди писателей. В моей голове отчётливо сформировался план написать что-нибудь по-настоящему захватывающее и интересное. Прославиться и стать состоятельным человеком. Я почувствовал себя абсолютно уверенным в правильности намеченного пути, так как знал немало примеров, когда люди, присвоив псевдоним, полностью преобразовывали свою жизнь и становились знаменитыми. Вспомним хотя бы Мэри Уэстмакотт, которую мы знаем как Агату Кристи или Чарльза Лютвиджа Доджсона – Льюиса Кэрролла, или Аврору Дюпен, которая однажды превратилась в Жорж Санд…

Так и я в скором времени стал Стивеном Смитом.