Текст книги "Природа зверя"

Тот примолк, уже не рыча и не пытаясь высвободиться, устроившись, как есть, и положив голову на связанные под мордой лапы – судя по всему, к такому положению он и впрямь уже привык за долгие два года, и сегодня только присутствие лишних людей рядом растравило в нем ожесточение. Привыкает ведь, как известно, и собака к палке… Или же в Максе Хагнере мало-помалу начало уже проступать то самое устроение двух сущностей по соседству друг с другом, естественное, как утверждал охотник, с возрастом и усиленное срединной ночью полнолуния? Как знать, возможно, завтра поутру он даже вспомнит кое-что из происходящего в этой тесной комнатушке…

– Это его обыкновенное поведение? – уточнил Курт, обернувшись к Амалии. – Такое спокойствие, я разумею.

– В последнее время да, – подтвердила она тихо. – Наверное, просто уже привык. Поначалу он рвался из веревок на всем протяжении ночи, а однажды даже порвал. Тогда мы купили эту – подороже, покрепче… Но теперь он стал спокойнее. Как думаете, майстер инквизитор, – спросила она с надеждой, – быть может, это означает, что он начинает входить в разум? Ведь тот охотник сказал, что это случится рано или поздно.

– Будем надеяться, – неопределенно отозвался Курт.

Задать вопроса о том, как давно Хагнер стал столь терпимо относиться к своему положению, он не успел – сквозь уже привычный шорох сухого снега о стены и ставни откуда-то издалека, приглушенный воем метели, донесся перекатистый грохот, точно бы где-то там, за задней стеной, обвалился невысокий бревенчатый дом. Мгновение в комнате висела тишина; волк на полу приподнял голову со связанных лап, выставив торчком острые уши и напрягшись.

– Что это было? – шепотом спросила Амалия, и Курт, встряхнувшись, отмахнулся:

– Неважно, но что бы ни было – это явно не в порядке вещей, а стало быть, сейчас Ян помчится в нашу комнату, чтобы нас разбудить. А нас там нет… Бруно, живо вниз. Отвлеки, задержи, заболтай, сделай что угодно, только не пускай его на второй этаж. Амалия, – продолжил он, когда помощник, коротко кивнув, выскользнул за дверь, – теперь ты. Я могу оставить тебя с ним наедине в запертой комнате?

– Не в первый раз, ведь я говорила… Что происходит, майстер инквизитор? – сама себя оборвала она, нервно обернувшись на окно. – Что это было?

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил Курт честно, отступая к двери. – Я вернусь, когда все разрешится, что бы там ни началось… Сидите здесь, ни движения, ни звука. И надеюсь, что Максу не придет в голову взвыть – вот тогда начнется подлинное светопреставление.

Глава 10

Ван Ален и Бруно, когда он спустился, стояли у окон, на ночь забранных ставнями, и вслушивались в метель. На Курта охотник обернулся мельком, вновь отвернувшись и склонившись к окну.

– Вы оба вовсе не ложились, что ли? – без особенного интереса осведомился он.

– Бессонница, – коротко отозвался Курт, остановившись подле него, и вопросительно кивнул в сторону задней стены: – Что это было? Откуда грохот?

– Если не ошибаюсь, от дровяного сарая.

– Бревна, – сопоставив слова Ван Алена с раскатистым громыханием, уверенно предположил Курт. – Обрушилась кладка бревен. Зачем ему понадобилось лезть туда?

– А если допустить обыкновенную бытовую невезуху? – нерешительно предположил помощник. – Что-то треснуло от мороза, одно бревнышко покосилось, и поехали остальные… Ну, к чему волку дрова?

– Может, он решил покойничка сперва прожарить? – хмыкнул охотник. – Мороженое мясо не всякому по вкусу… Надо поднять нашего благочестивого трактирщика – вдруг он нам скажет, что у него там бревен двадцать держала пара гнилых колышков, и он этого обрушения ожидал со дня на день. С другой стороны, если что-то и впрямь происходит, лишний человек не помешает.

– Бруно, – бросил Курт, и помощник, кивнув, метнулся по лестнице бегом.

– Тишина, – отметил Ван Ален напряженно, отступив от окна. – А это как раз то, что мне не нравится больше всего. Прежде он выл, а последние две ночи – молчание. К чему б это? Почему воют волки – я знаю, а для чего это делать вервольфу в полном разумении? Не развлечения же ради. Или для того, чтобы лишний раз припугнуть жертву, то бишь, нас, или… В любом случае, ничего хорошего.

Или же это были попытки договориться с тем щенком, что прежде бродил под стенами, а нынешней ночью отчего-то не появился, договорил Курт мысленно, пытаясь прислушаться к тому, что происходит там, в дальней комнате. На втором этаже, кажется, царила тишина, если не считать возбужденных голосов Бруно и трактирщика. Похоже, с обязанностями надзирателя Амалия Хагнер пока справлялась…

От звука, донесшегося из-за плотной ставни, Ван Ален подпрыгнул, развернувшись к окну рывком.

– Что за… – начал он, осекшись, и отступил назад, вслушиваясь в шуршание метели снаружи. – Что за бред…

– Рычание, – отметил очевидное Курт, и охотник зло отмахнулся:

– Знаю, представь себе. Только, поверь многолетнему опыту, это не рычание волка. Такие звуки издают те твари, что пониже полетом.

– Вот так вот сразу, за мгновение, определил так уверенно?

– И ты б определил тоже, если б наслушался с моё. У них разные голоса, совершенно друг на друга не похожие. Эти порыкивают так… мерзко. Не по-звериному как-то.

– Иными словами, случилось то, что ты пророчил – он здесь с приятелем?

– Хотелось бы верить, что у меня попросту проблемы со слухом от чрезмерного напряжения, но вера никогда не была моей сильной стороной. А невообразимое количество совпадений во всем этом и вовсе бьет по мозгам. Инквизиторы и охотник в одном месте, вервольф и метель, из-за которой от него не уйти, а если еще и его сородич, внезапно явившийся на поддержку ему в такую ночь…

А если прибавить ко всему перечисленному и еще одного оборотня довольно редкой разновидности, что сейчас лежит связанным в комнате наверху, снова мысленно продолжил Курт, ситуация станет выглядеть куда более занятной.

– Что бы там ни было, – с нервозной ухмылкой отметил Ван Ален, – я оказался прав: он зашевелился в первой половине ночи.

– Они, – поправил Курт многозначительно. – Ибо, как я понял из твоих слов, здесь собрались ликантропы двух разновидностей. Или это для них типично?

– Для них нетипично вообще собираться вместе. Эти ребята предпочитают одиночество – так безопаснее.

– Я предпочитаю шницели, – возразил он, – однако склонен также отведать курицы с морковкой или пару кренделей. Это слово ты употребил необдуманно, или оно имеет свой прямой смысл, id est – бывают исключения?

– Бывают. Попадаются и стаи – как правило, это одна семья или семья плюс друзья членов семьи, к примеру – сучка сына или что-то в таком роде. Но это редкость.

– Быть может, сейчас именно тот случай?

Ответа Курт не услышал – подле самой двери снова послышался тот самый рык, и впрямь заметно отличавшийся от звериного голоса, что довелось слышать прежде, словно пьяный дюжий грузчик спросонок попытался установить контакт с внешним миром. В толстые доски что-то стукнуло, рычание повторилось, и ему отозвалось другое – то, что слышалось от Макса Хагнера и того создания в стойлах. Вороная кобылица, о существовании которой Курт уже почти забыл, забилась в своей тесной кладовке, грохоча копытами по полу и зло фырча, точно переполненный кипящим варевом котел.

– Давай лекции на потом, а? – со злостью отмахнулся Ван Ален. – Ни малейшего представления, что тут творится и что они задумали, одно ясно: твари они назойливые и сегодня намерены добиться своего. Они хотят войти сюда, и это сейчас все, что тебя должно интересовать, плевать, в каком составе и почему.

– Логика есть, – согласился Курт, обернувшись к помощнику, за которым, едва передвигая ноги, тащился Альфред Велле, на ходу закутываясь в потрепанную стеганку. – В дровяном сарае есть бревенная кладка? – спросил он, не дав трактирщику раскрыть рта, и тот, непонимающе хлопнув глазами, кивнул:

– Да, имеется… Что случилось?

От вновь прозвучавшего рыка Велле подпрыгнул на месте, отшатнувшись от двери, в которую миг спустя шарахнуло что-то тяжелое и крепкое.

– Бревно, – определил Бруно то, что и без того стало ясно; не вполне цензурный ответ охотника заглушил следующий удар, уже сильнее и напористей, и удары последовали один за другим – мерные и какие-то неуместно спокойные.

– Что ж это… – испуганно пробормотал трактирщик, продолжая пятиться от двери. – Как же это волк такое может, майстер инквизитор?..

– Будить всех, – повысил голос Ван Ален, перекрывая грохот. – И твоего сына, и господина бродячего рыцаря, и этого любителя девиц, и торгаша, да и маменькиного сынка тоже.

– Макса не трогай, – воспретил Бруно. – Я у него был – парень лежит пластом. Толку с него никакого.

– Бегом! – прикрикнул охотник, когда Велле так и продолжил стоять, глядя на дверь расширившимися глазами, и трактирщик, наконец, сорвался с места, кинувшись исполнять указание буквально. – Их по меньшей мере трое, – сообщил Ван Ален раздраженно. – Волк, прав наш хозяин, рук не имеет, а один нижестоящий урод бревнб не удержит – в таком положении, чтоб вот так долбить двери. Стало быть, этих двое.

– По меньшей мере, – повторил Бруно и, не услышав ненужного ответа, качнул головой: – Что ж их так сюда тянет? Попросту устроить охоту в тихом местечке – уж больно сложные для этого условия, выходит себе дороже.

– Поди спроси их, – предложил охотник, поморщившись при очередном ударе, и отступил от двери, критически оглядывая доски. – Должно выдержать, как полагаешь?

– В одном владельцу не откажешь, – согласился Курт. – В рассудительности и деловой дальновидности – перестроил он немногое. Это бывший охранный пост, и все здесь рассчитано на долгое противостояние; держаться можно долго.

Ван Ален скептически покривился, однако вслух не возразил, оглядывая трапезный зал. Лестница, уводящая ко второму этажу, заворачивала также в обе стороны, идя вдоль стен почти под самым потолком, образуя узкую галерею. Над дверью галерея сходилась в чуть расширенную площадку перед двумя бойницами, чьи узкие щели сейчас были, как и все окна, забраны толстыми ставнями.

– Я поднял сына, – сообщил трактирщик, явившись на верхней площадке лестницы и, спотыкаясь, поспешил вниз. – Он разбудит остальных. Я могу сделать что-то еще?

– Можешь, – отозвался Курт, кивнув наверх. – Ставни на бойницах открываются или вмурованы намертво?

– Открываются, майстер инквизитор; все ж одинокий трактир на пустой дороге, всякие люди шляются. Вдруг какая ситуация, и надо будет разглядеть, что или кто там у порога, а дверь не открыть.

– Ситуация, – согласился Ван Ален, – и еще какая. Сколько масла в твоих запасах?

– Пара бочек о десятке ведер, одна початая; а что?

– Ведро сюда, – распорядился охотник, – и поживей. Что такое? – нахмурился он, когда Велле застыл на месте, поджав губы. – Брось корчить жмота, Альфред, или завтра вполне может оказаться так, что к утру скряжничать будет уже некому.

– А он прав, – заметил Бруно, и, когда охотник обернулся, устремив на него гневный взгляд, пояснил: – Неведомо, что сейчас начнется, сколько их там и что они задумали, что придумают после, сколько нам доведется здесь заседать… Пары бочек может и не хватить.

– Кипяток, конечно, тоже сошел бы, вот только котел будет закипать не менее получаса. Предлагаешь плевать в потолок, пока они будут долбиться? Все, что сейчас есть в нашем активе – вылитое на них масло и брошенная вслед головня; кроме того, ожоги от горячей воды на них затянутся за какие-то минуты, а горящее на шкуре масло – вот это куда серьезней. О смоле я уж и не мечтаю… Неси, – повторил Ван Ален требовательно, снова повысив голос. – Масло и пяток пустых горшков. И быстро.

– И, – добавил Курт уже в спину трактирщику, – не то дерьмо, что ты льешь нам в светильники. Нечего делать оскорбленную физиономию, – осек он, когда Велле обернулся, приостановившись. – Светильники чадят упаси Боже как – стало быть, масло там ты разбавляешь, не знаю, какими субстанциями. Сейчас на кону твоя шкура, посему не скупись и неси чистое; чистейшее, какое есть. Это – понятно?

– А никто не хочет подняться к бойницам и взглянуть, что там происходит? – нервозно морщась при каждом стуке, поинтересовался Бруно. – Что-то вы больно спокойны для сложившихся обстоятельств.

– А ты что-то больно зациклен на том, чтобы мы рвали на себе волосы или носились по всему трактиру, распугивая постояльцев, – отозвался охотник. – Что там происходит, мы знаем и без того: твари под руководством одной из них долбятся в нашу дверь. Оттого, что мы узрим это воочию, легче не станет.

– А узнать, сколько именно тварей? Никому не интересно?

– Когда будем готовы к обороне, – кивнул Ван Ален, сунув в очаг несколько расщепленных вдоль полешек, и повернул их, давая огню обнять сухое дерево. – Сейчас есть немалая вероятность того, что на эти две бойницы они попросту не обратили внимания – в такой метели, на темной стене такие узкие отверстия можно было даже и не заметить. Или полагают, что они заделаны напрочь. Или просто не ожидают, что мы что-то можем сделать; неважно, но, если мы начнем высовываться, тварям уж точно станет ясно, что мы намерены как-то им ответить. При учете того, что мы остались без арбалета, даже такой крохотный элемент неожиданности – уже немало для нас. Пока дверь держится, и держаться она будет долго; когда наш хозяин вернется с маслом, мы их от этой двери отвадим, большее же пока не в наших силах.

– Один арбалет все же есть, – возразил помощник, и Курт качнул головой:

– Дюжина зарядов, Бруно. Это весь мой запас, помнишь? Один утащил в себе тот, из конюшни; теперь одиннадцать. Если промажу – выйти и подобрать их мы не сможем, даже днем: в таком снегу их найдут только весной. Если попаду, но лишь раню – заряды точно так же сгинут: раненые убегут с ними в теле. Кроме того, для них мои стрелы – что для меня спицы… Мой арбалет – на крайние случаи.

От грома, раздавшегося из-за закрытой двери кухни, помощник подпрыгнул, вороная Импала в своей кладовой снова заколотила копытами, а Курт мимовольно схватился за приклад, попятившись.

– На такой случай? – уточнил Бруно напряженно, пытаясь перекрыть грохотание дерева, доносящееся теперь с двух сторон. – Они долбятся в обе двери; сколько ж их тогда?

– Кроме нашего старого знакомого, четверо, не меньше, – уже не столь спокойно, как прежде, отозвался Ван Ален. – Вляпались всерьез.

– Вторая дверь…

– …укреплена не хуже, – ответил Курт, не дав спросить. – Я осматривал. Окованные доски, кованый засов, широкие петли; а теперь еще и замук. Вот только бойниц или иных способов оборонить подступ к ней нет. То ли эту часть башни хозяин все-таки переделал, то ли (и хотелось бы надеяться именно на это) есть подходы не столь очевидные, какое-нибудь окошко на втором этаже или что-то в этом роде.

– Что здесь происходит? – донесся сверху зажавшийся, точно заяц под дождем, голос, и Ван Ален рывком обернулся на Марию Дишер, стоящую на верхней ступени лестницы.

– Уходи в комнату, – потребовал он строго, однако девушка осталась на месте, огромными полными ужаса глазами глядя на собравшихся внизу.

– Что происходит, Ян? – переспросила она едва слышно. – Это не может быть волк, ведь так? Что… кто это?

– Уходи, – повторил охотник. – Запри дверь и сиди там; до окон твари не доберутся – высоко, а стены голые.

– Твари?.. – переспросила Мария, все так же не двигаясь, только колени дрогнули, норовя подогнуться. – То есть… он не один? Их много? Сколько?

– Пожалуйста, уходи, – снова попросил Ван Ален, и Курт тронул помощника за локоть, молча кивнув в сторону замершей на лестнице девушки.

– И передай Амалии, пусть сидят в комнате, – добавил он вслед, когда Бруно, осторожно, но настойчиво потянув Марию за рукав, увел ее прочь. – Ни к чему здесь визжащие дамочки и чахлые дитятки.

– Что происходит? – вновь прозвучало сверху, и Ван Ален, бросив раздраженный взгляд на спешащих по ступеням рыцаря и торговца, зло отозвался:

– Карнавал! Праздник по случаю полнолунной ночи в этом трактире. Решили вот всех созвать, дабы никто не пропустил главное, а именно – почетных гостей в наряде волка… Что еще может происходить, по-вашему?!

– Думаю, – нерешительно пояснил Феликс, – господин рыцарь подразумевал, что именно сейчас… О, Господи, – сам себя оборвал он, остановясь, лишь теперь осознав, что слышит. – Что происходит?

– Если кто-то задаст этот вопрос еще хотя бы один раз, я начну беситься, – пригрозил охотник и, увидев на верхней ступени полусонного и полуодетого Карла Штефана, призывно махнул рукой: – Спускайся. Разъясню сразу всем, чтоб не повторять по двадцать раз.

– А что происходит? – уточнил тот, не двинувшись с места, озираясь на обе двери, содрогающиеся под мощными ударами.

– Он это все-таки сказал, – заметил Курт, и Ван Ален рявкнул, притопнув ногой по полу:

– Вниз, я сказал, трусло непотребное!.. Итак, – продолжил охотник, когда парень медленно, ступенька за ступенькой, все-таки начал спускаться в трапезный зал. – Ситуация следующая. Кроме той зверюги, о которой мы уже знаем, за стенами появились еще несколько. По моим подсчетам – четверо, и это самое меньшее. Те твари не такие, как он – они здоровенные, когтистые, ходят на двух лапах и имеют вполне похожие на наши руки, то есть, могут открывать двери, хватать, что захотят, и брать ими всевозможные предметы. Сейчас они взяли бревна, коими пытаются выбить двери. Теперь – понятно, что происходит?

– И что мы будем делать? – хмуро уточнил фон Зайденберг; охотник махнул рукой в сторону подсобной двери, где скрылся трактирщик:

– Папаша Велле, если он там не заснул, принесет масло и порожние вместилища, в которые мы его разольем. К бойнице поднимутся двое: один бросит горшок с маслом, другой – огня. Если нам повезет, мы надолго отвадим их хотя бы от мысли долбиться в дверь, а это даст нам передышку и время подумать над дальнейшими планами. Еще вопросы?

– А двери во все это время выдержат? – поинтересовался Карл Штефан опасливо, и Ван Ален изобразил приветливую улыбку:

– Выдержат, храбрец, не писай.

– Масло, – сообщил трактирщик, грохнув на пол налитое почти до краев ведро, в которое посматривал с нескрываемой тоской, и кивнул на сына, груженного глиняной посудой всеразличного калибра: – Горшки, уж какие нашел.

– Разливать, – скомандовал Ван Ален, подтолкнув неудачливого ухажера в спину: – Уж с этой работой, думаю, ты справишься. Умеешь же ты хоть что-то делать руками?

– Есть окна над второй дверью? – спросил Курт, отвлекши владельца от созерцания масляной поверхности, и тот кивнул, неопределенно махнув рукой назад и вверх:

– Есть, со второго этажа, там вдалеке малая комнатка, и окно из нее прямиком над порогом, если ставню снять. Я ею обыкновенно не пользуюсь, в крайних только случаях…

– И не пользуйся, воспользуюсь я, – кивнул Курт, пытаясь даже не думать о том, что будет, если оборонять дверь черного выхода вызовется Ван Ален. Малая комнатка вдалеке сейчас была занята не совсем запланированными постояльцами, и встреча с ловцом потусторонних созданий в их планы уж точно не входила. – Давай так, – пытаясь не дать охотнику времени на обдумывание его слов и возможные споры, распорядился он. – Мы с Бруно берем на себя запасную дверь, на всех вас остается главный вход: здесь народу требуется больше – кроме двери, в этом зале есть еще и окна.

– Слишком мелкие для них, не пролезут, – возразил охотник, однако, кивнув: – Но в целом ты прав – там достаточно и пары человек… Говнюк криворукий! – ругнулся он, когда разливаемое в один из горшков масло плеснуло на пол, и Карл Штефан отозвался, не поворачивая к нему головы:

– Горлышко узкое. Делай сам, если не нравится.

– Я велел женщинам сидеть в комнатах, – сообщил вновь явившийся Бруно; Курт кивнул в сторону очага:

– Возьмешь огня и поднимешься со мной на второй этаж – окно, выходящее ко второй двери, там.

Помощник скосился в сторону кухни, смерив взглядом расстояние от не видимого отсюда входа до коридора позади себя, и распрямился, словно внезапно получив удар в спину. Ван Ален, увлеченный перебранкой с отвергнутым возлюбленным Марии, внимания на это не обратил, и Курт исподтишка погрозил Бруно кулаком, призывая к выдержанности.

– Понял, – отозвался помощник, торопливо пройдя к очагу, и с неподдельным интересом оглядел вложенные в очаг заготовки будущих огнеметных снарядов.

– Готово, – объявил Карл Штефан, отступив назад от четырех наполненных маслом приземистых горшочков. – Закрыть?

– Незачем, – возразил Ван Ален. – Так даже лучше.

Очередной удар в дальнюю дверь прозвучал громче прежнего, до слуха донесся отчетливый короткий хруст дерева, и охотник замахал рукой, повысив голос:

– Всё! По местам, по местам, иначе завтракать в этом трактире нам уже не придется – сегодня в нем поужинают. Живо, все! Так; ты – бери масло…

Дальнейшие распоряжения его уже не касались и не интересовали, посему Курт, осторожно взяв два сосуда, залитых по наружным стенкам и оттого жирных и скользких, двинулся по лестнице вверх. Бруно, несущий три сымпровизированных охотником факела, нагнал его уже в коридоре.

– Это же та самая комната! – шепотом выговорил он, оглядываясь назад. – Где Макс!

– Я в курсе, – кивнул Курт, отодвигаясь от огня в руках помощника.

– А если кто-то из них войдет, чтобы справиться, как у нас дела?

– Да, им как раз больше нечем заняться. Смотри лучше под ноги.

– Я ведь говорил – опасно оставлять его здесь на ночь! И я оказался прав!

– Конечно, гораздо лучше было б, если б там, вместе со всей этой кодлой, был и Макс тоже, – согласился Курт, поставив горшки на пол и отпирая дверь в комнату. – Пусть не смог один сородич, но уж такой-то consilium точно уговорил бы его влиться в счастливую ликантропью семью… Не разводи панику, Бруно, и возрадуйся тому, что моя хваленая интуиция в очередной раз оказалась на высоте: именно этой ночью парню совершенно нечего было делать снаружи.

– Майстер инквизитор! – встрепенулась Амалия, шагнув им навстречу, и замерла, глядя на то, что было в их руках. – Что происходит?

– Девиз нынешней ночи, – хмуро усмехнулся Курт, прошагав к окну и установив сосуды с маслом подле него. – Вопрос, задаваемый человечеством на всем времени его существования.

– Что?.. – проронила она растерянно.

Связанный волк у стены взрыкнул, увидев огонь, и вздыбил шерсть на загривке, норовя то ли отодвинуться, то ли подняться, и Бруно обошел его сторонкой, тщась загородить горящее дерево спиной.

– Зверь, убивший того крестьянина и лошадей, – пояснил помощник, глядя, как Курт острием кинжала поддевает раму окна. – Здесь он и несколько его сородичей.

– Ведь это таран, – уверенно произнесла Амалия. – Я же слышу – кто-то пытается выбить двери. Как же так могут волки?

– Волки не могут, – согласился Курт, налегши на рукоять всем телом. – Люди могут. А люди-волки могут и не такое.

Рама хрустнула, выскочив из проема вместе со смоленой паклей, и он подхватил ее у самого пола, отставив в сторону. Навстречу устремился ветер, замешанный на густой снежной крошке, в и без того не теплой комнате вмиг стало морозно, словно на открытом крыльце, и грохот ударов зазвучал теперь близко и громоподобно.

– Что вы намерены делать? – напряженно спросила Амалия; Курт не ответил, отступив в сторону от окна, прижавшись к стене, дабы убрать лицо от бьющего в глаза снега и не быть видным снаружи.

Снаружи царил мрак, свитый метелью в плотную завесу, и даже давняя привычка к темноте не помогала разглядеть, что творится под самым носом, у порога двери черного входа, лишь едва можно было заметить, как живет и копошится темнота там, внизу и чуть правее окна.

– Видишь? – уточнил Курт, когда помощник, держа огонь подальше от его лица, выглянул тоже, щурясь от летящего встречь снега. – Будь готов. Бросаю, отступаю, бросаешь ты. Мне проще – хоть куда-нибудь, но я попаду, а ты будь внимательней. Учти ветер; дерево довольно легкое, не промажь, попыток у тебя немного. При первом же промахе они разбегутся. Это – понятно?

– Постараюсь.

– Что вы… – начала Амалия снова и тихо взвизгнула, когда из-за закрытой двери и из разверстого окна ворвался оглушительный рев, не человеческий и не звериный, перешедший в вой, которому отозвался чей-то торжествующий гик – там, у главного входа, задуманное охотником явно прошло удачно.

– Зараза, – ожесточенно проронил Курт, злясь на себя за промедление, и, попытавшись прицелиться в сгустки тьмы внизу, метнул скользкие от масла сосуды один за другим, отскочив от проема в сторону.

Горящее дерево помощник швырнул, широко размахнувшись, всё разом; Курт успел увидеть, как один огонек, кувыркнувшись в воздухе, исчез где-то в стороне, утонув в сугробе, а два других, ткнувшись во внезапно застывшие темные силуэты, медленно, словно бы нехотя, разлились радужным пламенем. Пронзительный визг взрезал слух, как нож, тени внизу метнулись, столкнувшись, объявший их огонь стал гуще и ярче, и тогда Курт сумел разглядеть то, что до сего мгновения укрывали ночь и буран – темные тела, не похожие ни на волка, ни на человека, словно неведомый создатель вздумал слепить из венца творения лесного зверя, но кто-то прервал его труд на середине, не дав закончить работу. Их было четверо, огромных, похожих на сутулых тощих медведей с вытянувшимися мордами; один, оскалившись и поджавшись, втиснулся в сугроб чуть в стороне, глядя на своих сородичей, чья залитая маслом шкура пламенела в белесой мгле в трех шагах от него – те метались на маленьком утоптанном пятачке перед дверью, бессмысленно и беспорядочно размахивая лапами.

Рычание, вдруг донесшееся издали, перекрыло вой и ветра, и тварей у порога – рычание ожесточенное, раздраженное, и темные горящие тела запрокинулись в сугроб, сбивая о снег пламя, и через несколько мгновений вокруг вновь воцарилась тьма, из которой несся уже не рев, а жалобный, болезненный скулеж. Курт всмотрелся, но теперь глаза, ослепленные вспышками, видеть сквозь мрак отказывались вовсе.

– Готов спорить, это наш вышестоящий приятель, – отметил он, отвернувшись и отступив от окна. – Они то ли еще слишком тупы, чтобы самим додуматься затушить горящий огонь о снег, то ли попросту опешили с перепугу; а он, судя по всему, сейчас им приказал это сделать. Похоже на то, что он с ними разговаривает… Любопытно, а обычные волки могут так?

– Что же это теперь будет? – в ужасе выговорила Амалия. – Ведь это… это жутко! То, что здесь было – это страшно! Как вы можете быть таким спокойным, майстер инквизитор!

– Почему всем вокруг не терпится увидеть меня в панике?.. Это было и впрямь неприятно, – согласился Курт и, бросив последний бесполезный взгляд в окно, вздохнул, подняв раму и вставив ее обратно. – Неприятно то, что их много и один остался невредим. Надеюсь, у Яна дела лучше… А Макс умный парень, даже сейчас он сообразил, как себя вести, – отметил он, кивнув на связанного зверя у стены, что лежал, притихнув, прижав к лапам голову и не издавая ни звука. – Чует, что пахнет жареным, и лучше не дергаться.

Амалия застыла, растерянно переводя глаза с него на сына, явно не понимая, надлежит ли расценивать его слова как похвалу; Бруно вздохнул.

– Макс молодец, – кивнул помощник, исподволь бросив недовольный взгляд на свое начальство. – И ты тоже. Держись. Половина ночи позади, и скоро все закончится.

– До следующей ночи, – возразила она с тоской. – Не знаю, как я смогу это выдержать… Ведь теперь я не смогу выпустить его наружу, как прежде – там эти существа, и вот так держать его ночами здесь опасно тоже – там, внизу, этот человек… Он не раз говорил, что убьет оборотня на месте, когда изобличит его, и что же станется, если он сюда войдет?

– Не войдет, – возразил Курт, рукоятью вбив раму окна поглубже в проем, и отступил, оглядывая результат своих трудов. – Но если даже и так – я обещал Максу защиту, а значит, в обиду не дам.

– Не поднимете же вы руку на человека! – довольно неуверенно возразил Амалия и запнулась, когда он передернул плечами. – Я просто буду молиться, чтобы беда миновала.

– Поможет скоротать время до утра, – одобрил Курт, подтолкнув помощника к двери. – Идем-ка, не то, в самом деле, как бы не взбрело ему в голову заглянуть сюда. Это и впрямь было бы неуместно.

Ван Ален от мысли о том, чтобы разгуливать по комнатам, был далек – все его внимание было поглощено темнотой по ту сторону двух бойниц; темнота отзывалась свистом метели, сквозь который прорывалось далекое рычание, то злобное, то болезненное. Здесь ветер дул вскользь, пронося снежную крошку мимо, и охотник стоял вплотную к бойницам, почти вывесившись наружу.

– Что ты там надеешься увидеть? – уже не в первый раз, судя по унылому тону, выговорил Карл Штефан, зябко обхватив себя за плечи и сместившись к самому очагу. – Темень – глаз выколи… Майстер инквизитор, скажите ему – пусть закроет, наконец. Дует.

– Сколько было у тебя? – никак на его слова не ответив, спросил Ван Ален, не оборачиваясь.

– Четверо.

– И здесь трое, – хмуро сообщил охотник, все так же глядя в темноту. – Семеро. И вожак. Восемь… Скольких удалось задеть?

– Один уцелел.

– Неплохо, – кивнул Ван Ален и, вздохнув, развернулся, спустившись с галереи в зал. – Закрой, – приказал он, кивнув неудачливому возлюбленному, и тот возмущенно вскинул голову:

– А почему я?

– Потому что я так сказал! – повысил голос Ван Ален; Вольф поморщился, отстранив с пути насупленного парня, и двинулся к лестнице.

– Я закрою, – отмахнулся он. – Все равно как надо не сделает.

– Уцелел один, – неспешно произнес охотник, проследив взглядом за тем, как хозяйский сын поднимается к бойницам. – Неплохо, – повторил он, усевшись за стол напротив Курта. – Я зацепил всех троих; если у него в кустах не запрятана армия, сейчас под его началом осталась одна-единственная тварь, пусть целая и здравая, но порядком напуганная. Прочие восстановятся не скоро, посему, надеюсь, до утра они отвяжутся.

– Уверен? – уточнил фон Зайденберг хмуро, и охотник огрызнулся:

– Я сказал «надеюсь». В подобном положении мне бывать пока не доводилось, и я даже представления не имею, что еще они могут учудить. Обожженные будут приходить в себя еще несколько часов, до самого рассвета, когда станут просто людьми… тоже, кстати, неведомо что могущими выкинуть… Но если, назло моим надеждам, уцелевший оклемается от испуга довольно скоро, то под началом нашей безрукой животины все же будет одна тварь, способная к активному действию. Дверей он, конечно, в одиночку не вышибет, но все равно в его арсенале возможностей немало. Посему – все ж не расслабляйтесь.

– Есть и хорошее, – с улыбкой произнес Вольф, с рамой в руке стоящий у бойницы. – Они не каменные, и их можно победить.