Текст книги "Предательство страсти"

Баронесса не позволила ему договорить.

– Вы гнусный интриган! Я все про вас знаю! – Мари впала в какое-то исступление. Внутри нее все бурлило и клокотало.

– Но…

– Из-за вас погибла моя мать, и бежал мой отец? Так ведь, правда?

– Виконт бежал? – Салтыков насторожился. – Вы ничего не путаете?

– Вы лишили меня семьи! Я вас ненавижу!

– Давно ли ваш отец покинул замок? – у графа между бровями резко обозначилась вертикальная складка.

– Вчера вечером, и вы его уже не сможете догнать! – крикнула Мари. Ей хотелось побольнее задеть этого надутого негодяя.

– Послушайте, дорогая, вам бы следовало обращаться со мною любезнее, – Салтыков сделал шаг вперед, Мари инстинктивно отступила и прижалась спиной к дереву. Александр приблизил свое лицо к ней. – Я ваш единственный друг теперь… Доверяйте мне. – Он нежно и легко коснулся ее губ, а затем быстро отошел.

Мари вся дрожала. Любовь и ненависть боролись в ней как два огненных дракона. Умом она понимала невозможность союза с этим наглым, ужасным… и таким прекрасным русским, но сердце ее отчаянно жаждало этого союза, стремилось и рвалось навстречу гибели.

– Я, собственно, хотел предложить вам помощь, – как ни в чем не бывало, начал разговор граф. – Во всей этой истории с вашими родственниками так много сложного и запутанного…

– Я даже не желаю разговаривать с вами об этом! – Мари отвернулась от Салтыкова, но все же заинтересовалась. Правда, отец, конечно, просил не доверять этому русскому, но… Он так обаятелен и мил. И потом, кто же ему доверяет? Она ведь пока просто слушает.

– Я уже, собственно, узнал кое-что интересное.

И Александр поведал Мари о своем разговоре с Люмбеком.

Баронесса слушала его и не могла поверить, что все это не сон. Временами она сильно сжимала сцепленные между собой пальцы, чтобы боль помогла ей осознать реалистичность происходящего. Когда Александр дошел до письма Гертруды, Мари сильно сжала руками виски, и покачала головой.

– Я потрясена, – сказала она, дослушав до конца. – Какой ужас… Выходит, Рихард зря убил эту несчастную и обрек свою душу на вечные страдания?

– До тех пор, пока мы не узнаем, чем мать Лизхен шантажирует вашего отца, вы в опасности, Мари.

– Но что же нам делать? – баронесса отошла немного в сторону, потом вернулась.

– Нам? – насмешливо переспросил граф. – Вы же не желаете, чтобы я вам помогал. Нет, моя дорогая, теперь вам придется попросить меня о помощи.

Мари покраснела, ей захотелось ударить этого самовлюбленного, эгоистичного негодяя.

– Мне не о чем вас просить, – она гордо поняла голову. – Я и сама могу во всем разобраться.

– Боже мой! Как вы строптивы! Рихард рассказывал, что более кроткой женщины, чем вы, нельзя и сыскать во всей Пруссии, а вы, оказывается, просто фурия, – в глазах Александра зажглись бесовские огоньки.

– Мне просто не оставили шанса, быть кроткой женщиной, – парировала баронесса. – И вообще, этот спор кажется мне пустым. Если вы хотите мне помогать – помогайте, а если нет – катитесь на все четыре стороны.

Мари горделиво отвернулась. Хватит ей уже быть игрушкой в мужских руках!

Салтыков сложил руки на груди и прищурился.

– Ну что же, в этом случае – прощайте, ваша светлость. Будем надеяться, что вы никогда не пожалеете о своей несгибаемой гордости.

Мари на секунду показалось, что Александр, как обычно шутит, но он пошел прочь и ни разу не обернулся. Мари осталась одна посреди аллеи. Сначала она хотела бежать вслед за графом, но, вспомнив слова отца, что Салтыков «не может не нравиться», и флирт графа с Лизхен, остановилась. Она не позволит его чарам восторжествовать над ней полностью. Пусть сердце ее колотится чаще при его приближении, путь от его поцелуев по жилам разливается огонь – но она никогда не отдастся ему, никогда не будет одной из . многих. Никогда.

Мари подумала о Клоде. Вспомнились их клятвы, долгие прогулки, его письма… Они до сих пор хранятся у нее в тайнике родительского дома. Может быть, ей не стоило предавать эту юношескую любовь? Мари брела по дорожке и думала о том, как иногда легко бывает ошибиться. Ведь Клод предлагал ей сбежать и тайно обвенчаться. Единственным препятствием к браку была бедность его матери! Де Грийе никогда не согласился бы выдать дочь замуж на сына несчастной вдовы, у которой есть только полуразвалившийся особняк, заросший сад, да несколько тысяч годового дохода, которых едва хватает на жизнь. Но дело не только в отце… Сама Мари, попав в общество, увлеченная балами и приемами, ослепленная блеском придворных кавалеров, забыла о бедном Сен-Мартене, который любил ее всем сердцем. Баронесса чуть было не заплакала. Она сама себе напоминала капризную принцессу, которая отвергла любовь прекрасного принца, и оказалась в итоге ни с чем. Рихард фон Штерн пленил ее рассказами о Париже, забавными анекдотами, порывами страстности, изысканными подарками… Это все был дым. Будущей баронессе ее жених казался идеальным. Он был словно из романа. Воплощение грез. Ни разу они не поссорились, он буквально угадывал ее желания, всегда был так мил и терпелив! Как же Мари не догадалось, что пылающий любовью мужчина не может быть таким. С Клодом они ссорились, после чего мучительно искали повод к примирению, и всегда находили. Это было похоже на страстный танец. Отношения же с Рихардом больше напоминали подъем по лестнице – от знакомства к браку.

Мари остановилась и снова сжала ладонями виски. Все это похоже на проклятие. За несколько дней вся жизнь ее обратилась в руины, оставив баронессу растерянной и оглушенной. Нужно было как-то начать жить по-новому, что-то придумать… Но ничего не приходило в голову.

– Я проклята судьбой, – тихо прошептала Мари. – Я проклята…

Клод… Нужно поговорить с ним! Он найдет выход, решение, или, по крайней мере, нужные слова, чтобы ей стало легче, чтобы избавиться от этого ужасного ощущения собственной никчемности, ненужности, одиночества. Рассветная прохлада и желание поскорее увидеться с другом заставили Мари поспешить в замок.

Утро следующего дня выдалось хмурым и пасмурным. Ласточки летали над самой землей, а наэлектризованный воздух был настолько тяжел, что его давление становилось нестерпимым. Все живое замерло в ожидании грозы. Ближе к полудню небо стало совсем свинцовым, но ветер так и не поднялся. Духота достигла наивысшей точки. Даже петухи не дрались и не взлетали на изгородь, чтобы огласить всю округу своими криками. Кучер Ганс распростерся на куче сена в конюшне и пытался уснуть. Тильда молилась о ниспослании дождя.

На башне замка стоял Сен-Мартен. Было похоже, что он просто любуется открывающимся видом, но слишком напряженное лицо Сен-Мартена говорило, что это не так. Магистр что-то серьезно обдумывал. Даже чуть слышный шорох приближающихся мягких шагов остался незамеченным.

– Здравствуйте, магистр. Удивительная нынче погода. Думаю, что вы к этому причастны. Откройте мне секрет, как вам удается наколдовать такое ласковое солнце и разогнать облака? – Салтыков неслышно подошел к Сен-Мартену. Клод вздрогнул, обернулся и посмотрел на Салтыкова с явной досадой.

– Я вам помешал? – спросил Александр, с нотками издевательства в голосе.

– Да, граф, вы мне помешали, – Клод хотел добавить, что Салтыков помешал ему гораздо сильнее, чем может предположить, но промолчал.

Внутреннее чутье подсказывало магистру, что Александр прекрасно знает, какие планы ордена расстроило его появление и не стоит лишний раз давать графу повода гордиться собой.

– Я далек от мысли, что вы сделали это не нарочно, – продолжил Сен-Мартен. – Поэтому будет лучше, если вы скажете то, зачем проделали путь в тысячу ступеней.

– Да, вы правы. Я выслеживаю вас уже второй день, но вы скрываетесь от меня в спальне баронессы, – Салтыков выглядел спокойным, веселым и расслабленным, но Клод, по опыту, знал, что это только видимость. Граф в любой момент готов отразить нападение, или атаковать противника сам. Александр продолжал, – кстати, может быть вы, заодно, расскажете и о способах приворота, которыми пользуетесь, чтобы пленять прекрасных женщин. Я был бы вам очень благодарен.

– Увы, мой друг, эти тайны доступны только членам ордена, – ответил Сен-Мартен, не надеясь, однако, так быстро и легко отделаться от русского агента.

– Может быть, членам ордена доступны так же тайны смерти нотариуса Батистена и пропажи архива виконта де Грийе? – задал вопрос «в лоб» Салтыков, глядя в глаза магистру.

– А что, разве виконт объявил о пропаже своего архива? – Сен-Мартен сделал невинно-удивленное лицо. – Что ж… Если его архив пропал, то почему же вы еще здесь, граф? Надо настичь и покарать негодяя! – тон был шутливым, но в серых глазах магистра зажглись недобрые искры.

– Я считаю, что вы не нашли у Батистена того, за чем приехали. Бедняга умер напрасно. Однако, дорогой магистр, вы не из тех, кто отступает, не так ли? Как удобно, быть знакомым с очередной жертвой с детства. Удивляюсь, что баронесса фон Штерн еще жива. Хотя, впрочем, это вероятно только потому, что она до сих пор вам ничего не рассказала, – Салтыков сделал шаг вперед и почувствовал как ему в грудь уперлось дуло пистолета. – Вы меня убьете? – лицо Александра было спокойным. Сен-Мартен не станет рисковать жизнями членов ордена в России. Ведь если масонский магистр убьет русского графа, его единомышленников начнут преследовать.

– Может быть, нет, – ответил Клод. – Если вы отойдете достаточно далеко, чтобы я мог промахнуться.

– Что с вами, магистр? Вы боитесь, что я сброшу вас с башни замка? – Салтыков улыбнулся. Развернувшись к Сен-Метрену спиной, Александр отошел к лестнице. – Можете не целиться мне в затылок, Клод, – сказал он, – все равно не будете стрелять. Думаю, вам лучше уехать, потому что я собираюсь поведать Мари об истинной цели вашего визита. Навряд ли ей понравится. Эта женщина не заслужила такой судьбы. Барон женился на ней из-за приданого, вы охотитесь за ее благосклонностью из-за архива де Грийе – она достойна лучшей участи.

– Вы ли это говорите? – губы магистра изогнулись в хищной усмешке. Было странно видеть, как молодое и красивое лицо Сен-Мартена мгновенно превратилось в дьявольский лик. – Видимо, дорогой граф, вы единственный среди нас, кто желает Мари счастья, но, по большому несчастью, она к вам не благоволит.

Уезжайте, Сен-Мартен! – крикнул Салтыков, которому стала невыносима тяжесть происходящего. Он всем сердцем жаждал защитить Мари, ведь второго удара она может не перенести! Что с ней станет, когда правда станет известной? Когда друг ее юности, Клод, получит то, зачем приехал – архив – и бросит Мари? – Что вы собираетесь делать с архивом де Грийе? Предать его содержимое огласке? Потребовать судить тех, чьи преступления изобличил виконт? Охотиться за ними?

– Если архив не представляет никакой ценности, зачем вы до сих пор здесь? – прервал Салтыкова Клод.

– У меня высочайшее указание, – ответил граф.

– Ну, вот видите, ваша императрица – мудрый политик. Если она послала вас, значит, архив имеет для нее огромную ценность. Я не смею спорить с мнением величайшего из европейских монархов, – Сен-Мартен склонил голову. – А теперь оставьте меня одного. Для молитвы.

– Надеюсь, что Бог найдет средство вас остановить!

Салтыков начал спускаться по лестнице, чувствуя огромное напряжение во всем теле. Если для магистра действительно так важно получить архив де Грийе, то Сен-Мартен не остановится ни перед чем. Тем более что великий мистик располагает огромными возможностями, на его стороне не только пистолет или нож, но и «ученое чародейство», так называют этот странный способ масонов устранять своих врагов. Не раздумывая ни секунды, Салтыков направился к Мари. Сен-Мартен постоял еще некоторое время на башне, а затем пошел следом. Вчера между ним и баронессой состоялся важный разговор. Точнее, говорила Мари, а Клод слушал. Так много слов о том, что им, возможно, следовало остаться вместе… Несколько лет назад Сен-Мартен был бы счастлив это услышать. После того как Мари уехала, не стала отвечать на длинные письма, которые он ей писал, забыла о нем – Клод безумно страдал. Именно тогда, разочаровавшись в любви к женщине, он начал искать истину. Так Сен-Мартен стал масоном. Знание оказалось более благодарным, чем женщина. Через год, после того как Мари вышла замуж за Рихарда фон Штерна, Клод стал магистром ордена. Вчера он испытал что-то вроде злорадства, слушая признания отчаявшейся, запутавшейся женщины, узнавшей о предательстве мужа, потерявшей родителей, женщины, которая некогда заставила Клода страдать. Она жалела о своей ошибке, но теперь уже поздно. Сердце Тристана больше не принадлежит ей. Нельзя сказать, чтобы Сен-Мартен возненавидел Мари… Нет. Он пережил любовь, отчаянье, ненависть, а теперь у него осталось только равнодушие. Узнав, что отец Мари владеет самым полным архивом, содержащим результаты расследований виконтом самых страшных, грязных и отвратительных преступлений разврата, совершенных русскими, английскими и французскими дворянами в начале XVIII века, Клод подумал только о том, что в жизни нет ничего случайного. Провидение вновь сталкивает его с Мари, которая была воплощением его самых романтических, нежных грез, но на этот раз совсем иначе. Теперь она – ключ к самым низменным свидетельствам человеческого порока.

Пару месяцев назад верховный магистр масонского ордена в Париже получил секретное донесение от одного русского члена общества. Тайная канцелярия получила письмо от некого нотариуса Батистена, в котором рассказывалось о том, что виконт де Грийе, в молодости отличался болезненной страстью исследования самых темных порывов человеческой души. Виконт расследовал более трехсот случаев жестокого насилия, убийств, похищения и подлогов детей, совершенных аристократами. Собранные им свидетельства могли привести на эшафот некоторых представителей самых знатных европейских фамилий. Нотариус Батистен предложил русской императрице купить «опись» этого архива, которую выкрала у своего хозяина некто Гертруда Риппельштайн. Слепой случай вновь столкнул Клода с Мари, имя которой он запретил себе даже вспоминать. Великий мистик почти физически ощущал присутствие судьбы, ее прикосновение.

– Баронесса, я намерен говорить с вами, и, черт побери, вам придется меня выслушать! – Александр распахнул дверь в покои Мари и увернулся от полетевшей в него щетки для волос.

– Вы еще до сих пор здесь? Господи, да такого наглеца как вы, не видывал свет! Уже почти неделю вы пользуетесь нашим кровом, ведете себя, словно находитесь дома! Это неслыханно! Убирайтесь, или я позову слуг, и вас вышвырнут!

– Все слуги в данный момент на кухне. Фрида приготовила свиное жаркое со сливочной подливкой, так что не надейтесь, что на ваш крик хоть кто-нибудь придет.

Салтыков запер за собой дверь. Мари молча отступила к окну.

– Что вы делаете? – она схватилась рукой за грудь. – Я буду кричать… Я позову на помощь… Клод! Клод!!

– Ваш друг юности, масон, сейчас молится на башне, чтобы его затея прошла удачно. Не надрывайте горло, – Александр сел в кресло и положил ногу на ногу. – Вы можете сесть? – он показал Мари на кресло против себя. – Я должен рассказать вам нечто очень и очень важное.

– Я не собираюсь слушать вас!

– Это зря, потому что Клод Сен-Мартен – масонский магистр, прибыл сюда отнюдь не ради ваших прекрасных глаз. Понимаю, правда может быть для вас горька, но тем не менее, лучше ее узнать.

– Масонский магистр? – Мари удивленно посмотрела на Салтыкова. Затем покачала головой. – Я вам не верю.

– Это ваше дело. Расскажу вам коротко суть дела…

– Немедленно оставьте меня!

– Черт возьми! Да выслушайте же вы! – Александр вскочил со своего места, подошел к баронессе и, преодолевая ее сопротивление, схватил за плечи.

– Помогите! Кто-нибудь! Клод!!

– Мари! – снаружи раздался крик. – Это я! Я слышал твой голос! Открой!

– Клод! Пожалуйста, помоги мне! Этот негодяй запер дверь изнутри!

В следующее мгновение прогремел выстрел, и дверь в покои баронессы распахнулась. Мари вскрикнула.

– Мне кажется, вам нужно уйти, – процедил сквозь зубы Сен-Мартен, вытаскивая из-за пояса второй пистолет и наводя его на Александра.

– Клод, не надо! – воскликнула баронесса.

– Он не выстрелит, – насмешливо сказал граф. – Не волнуйтесь. Но я бы на вашем месте, опасался его больше чем меня.

Салтыков спускался по лестнице, сжимая кулаки и с трудом удерживая ярость. Впервые в жизни он столкнулся с невозможностью защитить женщину от нее самой! Ослепленная своим несчастьем, она совершает безумство, словно напуганная пожаром лань, которая мчится в самое пекло, вместо того, чтобы броситься в реку! Самоубийство!

– Клод! Как я благодарна тебе! Должно быть, сама судьба послала тебя ко мне в этот миг! – Мари прижалась к груди Клода и внезапно ее охватило чувство неземного покоя. – Ты пришел… Ты сдержал свою клятву! Помнишь? Защищать меня до конца своих дней. О, Клод! Сама судьба привела тебя ко мне, сама судьба!

Сен-Мартен взял Мари за плечи и внимательно посмотрел ей в глаза. Баронесса испугалась, подумав, что Клод захочет поцеловать ее. Но это невозможно! Это лишит ее всякой опоры! Ей сейчас нужен друг, человек, которому она может довериться, а вовсе не любовник. Однако Сен-Мартен даже не попытался приблизить свое лицо к ней. Он отошел на шаг и вытащил из кармана небольшой серебряный медальон на цепочке. Держа его на уровне глаз Мари, Клод еще раз внимательно взглянул на нее, и тихо сказал:

– Смотри на этот медальон, – в его голосе ясно слышалось приказание. Баронесса почувствовала себя странно. Все происходящее осознавалось ею по-прежнему отчетливо, но в то же время, она как будто засыпала. Это было словно сон с открытыми глазами. Блестящий серебряный круг перед ее глазами приковывал внимание помимо воли. В центре медальона изображена пирамида на фоне восходящего солнца, в центре которой был глаз. Мари не знала, что видит перед собой тайный масонский символ. Серебряный круг медленно раскачивался из стороны в сторону.

– Мари, – Клод говорил очень тихо, но медленно и отчетливо, – я хочу, чтобы ты вспомнила свое детство. Тебе пять лет. Вспомни, видела ли ты когда-нибудь большие папки, расставленные или разложенные по алфавиту?

– Нет, – Мари отчаянно силилась вспомнить. Ее сознание словно раздвоилось. Одна Мари, совсем слабая, пыталась сопротивляться и была напугана поведением Клода, а другая Мари, словно заводная кукла, была готова выполнить любое его приказание.

– Я приказываю тебе – вспомнить. Архив. Большие папки, на которых нарисованы буквы. Внутри бумаги, документы, письма.

– Я не помню, – Мари смотрела на медальон, который продолжал мерно раскачиваться из стороны в сторону.

– В кабинете своего отца был потайной ход или тайник?

– Да, – баронесса слышала свой собственный голос как эхо. – Портрет Людовика XIV. За ним маленькая дверь, она ведет к лестнице. Внизу другой кабинет.

Мари, я хочу, чтобы ты внимательно выслушала меня, и сделала так, как я прикажу, – лицо Сен-Мартена снова приобрело то хищное, дьявольское выражение, что так поразило Салтыкова на башне.

– Да, – опять отозвалась, словно эхо, баронесса.

– Сейчас ты пойдешь к своему мужу и скажешь, что намерена ехать на похороны матери в родительское поместье. Ты скажешь Рихарду, что собираешься там остаться. Я поеду с тобой. Ты покажешь мне этот тайный кабинет и позволишь забрать все, что я захочу. Понятно?

– Да.

– Повтори, что ты должна сделать, – приказал Клод.

– Я должна сказать Рихарду, что поеду на похороны матери, и останусь в родительском поместье. Ты поедешь со мной. Я должна буду показать тебе потайной кабинет и позволить забрать оттуда все, что тебе нужно.

– Ты позволишь мне делать в доме твоих родителей все, что я захочу, и прикажешь слугам повиноваться мне!

– Да, – Мари кивнула головой.

– Хорошо. Сейчас я щелкну пальцами – и ты очнешься. Ты забудешь о нашем разговоре, понятно?

– Да, Клод.

Сен-Мартен щелкнул пальцами и быстро убрал медальон в карман своего камзола.

К несчастью, пару недель назад, Клод останавливался в одном дрянном трактире, и ночью подкладку этого кармана прогрызли мыши, пытавшиеся добраться до кусочка «Камамбера», который магистр положил в карман дорогой и забыл про него.

Сейчас, в спальне баронессы, медальон провалился сквозь подкладку и упал на пол. Мягкий ковер заглушил звук падения, и магистр ничего не заметил.

– Мари? – Сен-Мартен заботливо посмотрел на свою «Изольду». – Ты себя хорошо чувствуешь?

– Нет, – неуверенно сказала баронесса, присаживаясь на край постели. – Головокружение… Должно быть я переволновалась из-за этого русского наглеца. Потом выстрел… Словно я на минуту потеряла сознание.

– Ничего, это пройдет. Ты пережила слишком много горя в последние дни, – лицо Клода светилось нежностью и любовью.

– Но ты ведь сумеешь защитить меня? – баронесса с надеждой посмотрела на своего «Тристана».

Конечно. Я не покину тебя ни на секунду, – Клод опустился на колени рядом с Мари, и взял ее за руку.

– Боже мой… Я совершила ошибку. Как я могла забыть тебя? Прости, Клод. Нужны были все эти испытания, чтобы понять, что ты…. что твоя… твоя любовь была самым драгоценным даром. Нужно было бежать с тобой, обвенчаться тайно, мы были бы так счастливы!

Сен-Мартен поцеловал Мари руку и ничего не ответил.

– Клод, – голос Мари стал твердым, похоже, она приняла какое-то решение. – Я хочу пойти к Рихарду и сказать ему, что намерена навсегда покинуть его замок.

– Да? Но это же замечательно! – Клод выглядел очень радостным и изумленным. Мари покраснела. – Прости… Я не хотел тебя смущать. Конечно, такое решение… Это тяжело. Многие тебя не поймут. Но все же лучше жить одной, чем с таким лжецом как твой муж.

– И еще, – Мари опустила глаза. – Мне так нужна твоя поддержка… Если бы ты мог поехать со мной, – добавила она совсем тихо.

– Конечно, ты можешь рассчитывать на меня, – Клод смотрел в глаза Мари и держал ее за руки. – Ты помнишь нашу клятву? Любить до конца дней? Я не забыл ее. Я буду с тобой пока жив.

– Клод…. – в глазах Мари появились слезы. Как она могла забыть их клятву? Как могла влюбиться в Рихарда? – Спасибо. Спасибо, что ты все еще…

– Я люблю тебя! – воскликнул Сен-Мартен, прежде чем она успела закончить фразу.

– Я… Я постараюсь…. – баронесса не знала, что сказать. Она не любила Клода, но он был дорог ей. Мари вдруг подумала, что для счастья вовсе не обязательно любить самой. Достаточно только позволять кому-нибудь любить себя. Сен-Мартен понимает ее с полуслова, он любит ее, он готов ждать. Он ждал и надеялся столько лет.

– Ты полюбишь меня! Должно пройти время. Время залечит твои раны – и ты снова сможешь любить.

Клод исступленно целовал ей руки, а Мари не могла поверить, что счастье, которое она не распознала много лет назад, все-таки нашло ее.

– Я хочу поговорить с тобой, Рихард, – Мари вошла в кабинет мужа без стука и села в кресло против его рабочего стола. Барон поднял свою голову от папки с какими-то бумагами и вопросительно уставился на жену.

– О чем на этот раз? – спросил он.

– Поражаюсь твоему самодовольству. Ты ведешь себя так, как будто это я провинилась перед тобой.

– Послушай, Мари, я сожалею о случившемся. Больше это не повторится, если конечно, у тебя не обнаружатся еще сестры, – Ричард фыркнул как лошадь, довольный свой шуткой. – Я даю тебе полную свободу действий, при условии, как ты понимаешь соблюдения внешних приличий, конечно. Мы останемся жить вместе, но пусть у каждого будет своя жизнь. Я не буду вмешиваться в твою, а ты не будешь лезть в мою. Договорились?

Мари чуть не задохнулась от негодования. И как он только может так спокойно себя вести?! Да еще и высокомерно!

– Я ни о чем не собираюсь договариваться с тобой, барон фон Штерн. Ты человек без совести и чести! – смогла, наконец, выговорить она.

– Это как тебе будет угодно. Я предупредил – отныне у каждого из нас своя жизнь.

Мари болезненно сглотнула. В горле у нее стоял противный жесткий комок, который причинял ужасную боль. От обиды хотелось плакать, но она сдержалась. Встав и выпрямившись, став, словно натянутая струна, баронесса фон Штерн сказала:

– Завтра я еду на похороны своей матери. После, останусь в имении родителей, но прямо сейчас, я требую, чтобы граф Салтыков покинул наш дом! Ты должен отдать распоряжение, чтобы его вышвырнули вон!

– Этого не будет, – коротко отрезал Рихард.

– Тогда уеду я. Немедленно.

– Это, пожалуйста, – барон снова углубился в чтение бумаг. – Но мне почему-то кажется, что он захочет поехать вслед за тобой.

– Что?! Да как ты смеешь!

– Я все смею, моя дорогая. А сейчас, не будешь ли ты так любезна, оставить меня одного, я готовлю важное донесение для его величества Фридриха. Обсудим твой ультиматум позже, когда ты вернешься.

– Я же сказала, что поеду в свое имение и останусь там.

– Ты вернешься после похорон твоей матери, – спокойно продолжал настаивать Рихард.

– Повторяю, я останусь в доме своих родителей!

Мари, – Рихард положил ладони на стол. – Выслушай меня очень внимательно. Если ты сделаешь хоть что-то такое, что нарушит приличия, что-то неприемлемое или вульгарное, я поступлю с тобой, как того требует закон. Ты помнишь, что случилось с Мартой фон Граубер? – барон вопросительно посмотрел на жену. – Так вот, в твоих же интересах, делать так, как я тебе говорю. Понятно? Можешь одарить своей благосклонностью хоть друга юности Сен-Мартена, хоть графа Салтыкова – мне все равно, но втайне, осторожно. Ты можешь делать все, что тебе заблагорассудится, меня это не волнует, но если только…

Мари не дала мужу договорить, не в силах сдержаться, она плюнула ему в лицо и направилась к выходу. У самой двери баронесса остановилась и крикнула:

– Я разведусь с тобой, Рихард фон Штерн! Слышишь? Чего бы это ни стоило мне, я не буду твоей женой! О твоем преступлении узнает король! Я добьюсь, чтобы тебя судили и признали убийцей!

Рихард вытерся своим чудным вышитым носовым платком.

– Этот плевок тебе дорого обойдется, баронесса фон Штерн, – тихо и зло сказал он вслед жене.

Рихард слишком хорошо знал Мари. Она сейчас не в состоянии совладать с обуревающими ее чувствами, у нее слишком живая душа… Барон обдумывал создавшееся положение и в голове у него созрел план… Поначалу Рихард отверг его, из-за чрезмерной, как бы это сказать, нечистоплотности, но вспомнив еще раз заявление жены, что она потребует развода, понял, что другого выхода нет. Да и времени тоже.

Барон позвонил в колокольчик. На зов пришел слуга.

– Где граф Салтыков?

– Граф Салтыков изволили покинуть замок. Его светлость поехали на конную ярмарку, в надежде приобрести хорошую лошадь, – монотонно сообщил лакей.

– Пошел вон!

Барон стукнул кулаком по столу. Затем еще раз позвонил в колокольчик.

– Слушаю вас, ваша светлость, – снова появился лакей.

– Скажи, чтобы отправили человека в город. Пусть он возьмет самую быструю лошадь и скачет не останавливаясь. Я напишу письмо префекту, а тот должен будет передать. Седлайте коня! Через двадцать минут посланник должен будет быть уже в дороге!

– Слушаюсь, ваша…

– Быстро!!!

Рихард грохнул кулаком по столу так, что тяжелая бронзовая чернильница, стоявшая у края, подпрыгнула и упала.

Наступил вечер. Сумерки уже плотно окутали замок. Рихард до сих пор не покидал своего кабинета. Барон напряженно перелистывал страницы «Прусских Законов» и делал какие-то записи. С минуты на минуту он ждал префекта с охраной.

В коридоре послышались гулкие шаги, через несколько секунд дверь распахнулась.

– Можно войти? – спросил граф Салтыков, усаживаясь против барона и вытягивая вперед ноги в длинных ботфортах для верховой езды.

Тот вздохнул.

– Конечно, располагайтесь поудобнее. Чувствуйте себя как дома, – Рихард злился. Такое впечатление, что кроме него одного, дел нет ни у кого больше. – Как конная ярмарка? Приобрели что-нибудь?

– Да, приобрел и весьма удачно, но, однако, вижу, что вы не в духе, барон.

– Приятного в моей жизни в последнее время мало, – ответил Рихард.

– Очень жаль, – сочувственно произнес Салтыков, – вот и я принес вам, собственно, еще одну плохую новость. Нужно было, конечно, сообщить вам об этом вчера, но вы уехали на свои виноградники. Понимаю, что вы расстроены. Ваши отношения с женой сильно разладились в последнее время, – граф улыбнулся, глядя на скривившееся лицо барона. – Думаю, вам будет тяжело узнать, что вы совершенно зря сломали шею несчастной фройляйн Риппельштайн.

– Граф, если вы решили шутить, то это не самая лучшая тема, – Рихард напрягся.

– Увы, дорогой барон, какие уж тут шутки! Виконт не был отцом Лизхен. Гертруда Риппельштайн уже была беременна от мужа на момент своей интрижки с виконтом. Вы могли бы потерять все и, причем, совершенно напрасно.

– Господи! – Рихард покрылся испариной. – Но как… Как вы это узнали?

– Готфрид Люмбек, бывший дворецкий де Грийе, муж Гертруды Риппельштайн, был очень расстроен, узнав, что его единственной дочери свернули шею, – Салтыков посмотрел на свои ногти.

– И вы сказали ему, что это сделал я?! – Рихард был в ужасе.

Готфрид Люмбек один из богатейших бюргеров Висбадена! Этот человек, хоть и не был знатного происхождения, благодаря своему состоянию пользовался огромным влиянием. Одно дело де Грийе, для которого незаконнорожденная дочь представляла угрозу. Все-таки виконт любил Мари и не хотел, чтобы та страдала. Но совершенно другое дело – Готфрид Люмбек. Барон нервно потер лоб. Такой враг ему вовсе не нужен.

– Нет, он, как ни странно, даже не спросил, кто именно убил Лизхен, а сразу подумал на старого виконта, посему де Грийе, ваш тесть, в большой опасности. Вы не знаете, когда он покинул замок? – Салтыков успокоил барона.

Рихард почувствовал незначительное облегчение, узнав, что хотя бы временно может не опасаться за свою безопасность, однако, рано или поздно, Люмбек обо всем узнает. Дай Бог, чтобы это произошло не в ближайшее время. Что ни говори, но знаменитый портной уже стар.

– Тильда сказала, что во время ужина он еще был здесь, а потом она видела свет в его комнате после полуночи, – рука барона фон Штерна сама потянулась к графину с коньяком.

– Что?! Но ваша жена заявила, что ее отец покинул этот дом вчера днем! – граф откинулся назад.

– Да? Ну что ж, это означает только одно – моя жена лжет. Кстати, она только что просила, чтобы я вас выгнал, – Рихард снял хрустальную пробку, но она выпала из его трясущихся рук.

– И что? – Александр почувствовал, что нерв на его правой щеке начал пульсировать.

– Я отказал ей, – пожал плечами Рихард, ставя на стол два фужера, – и тогда Мари заявила, что хочет перебраться в дом своих родителей, чтобы остаться там.