Текст книги "Девушки из Блумсбери"

Глава двенадцатая

Правило № 35

Глава каждого Отдела самолично принимает решение о закупке книг

Добравшись до магазина следующим утром, несмотря на ранний час, Грейс застала Алека уже на месте в своем кабинете погруженным в беседу с лордом Баскином. Грейс не удивилась внезапному появлению графа. Каждый январь он приезжал из Йоркшира, чтобы изучить бухгалтерские записи магазина за предыдущий календарный год.

– Грейс, как у вас дела? – спросил Джереми Баскин, удобно устроившийся на краешке стола мистера Даттона, тогда как Алек расслабленно развалился в его кресле. Грейс начинала скучать по тому, как мистер Даттон сидел за столом, всегда выпрямившись, как кочерга, в очках только потому, что сидел так далеко от бумаг. Он не терпел расхлябанности ни в себе, ни в ком другом.

– У меня все хорошо, лорд Баскин, а как вы и леди Баскин?

– Моя мать бодра, как всегда. – Он улыбнулся, затем выпрямился и кинул взгляд вниз, на Алека. – Вы не против, если я пробегусь по последним банковским выпискам с миссис Перкинс, прежде чем мы двинемся дальше? Грейс, не хотите ли сперва кружечку кофе из палатки Джонни снаружи? Мне нужно согреться.

Все еще в пальто и шляпе, Грейс последовала за высокой, статной фигурой лорда Баскина, который целенаправленно прошел к главному входу и открыл ей дверь на улицу.

– Алек в новой роли кажется на своем месте, – сказал он со знающей улыбкой, когда она догнала его. Графа всегда приходилось догонять – он ходил быстро, даже когда никуда не спешил. Это было одной из черт, что нравились Грейс в нем – в отличие от богатых посетителей магазина, он не создавал вокруг себя атмосферу безразличной праздности, будто волноваться было не о чем, а окружающие проявляли глупость своими заботами. Вместо этого лорд Баскин производил впечатление абсолютного понимания, почему персонал постоянно спешит. Грейс полагала, что этому способствовала его собственная работа в магазине во время войны. С тех пор он все еще время от времени заглядывал к ним, особенно в районе Рождества, когда его любимым развлечением было снова постоять за кассой рядом с Вивьен. Он часто объявлял среди толкотни и шума, что не было лучшего времени для работы в книжном, чем во время праздников.

Пока они пропускали на тротуаре нескольких утренних покупателей, лорд Баскин осмотрел ящик с книгами по сниженной цене, который Грейс и Вивьен недавно выставили для завлечения прохожих.

Взяв пару книг Генри Миллера и «По ком звонит колокол» Хемингуэя, лорд Баскин весело покачал головой.

– Вивьен проводит уборку, как я посмотрю.

– Она называет их мизогинами – говорит, в ведре им самое место.

– Вы согласны? – В его глазах появилась искорка.

Грейс пожала плечами.

– По правде сказать, я немного знаю о книгах. У меня едва остается время на чтение, разве что мальчикам перед сном. Ужасно с моей стороны, знаю.

– Вовсе нет. Герберт такой же, насколько я понимаю. Вообще-то, я думаю, это признак отличного книгопродавца – умение создавать впечатление, будто ты прочитал все книги на свете.

Лорд Баскин отошел к палатке, пока Грейс ждала на тротуаре, оглядывая тихую узкую улицу. На Лэбмс-Кондюит было девять утра, пролог к самому занятому часу дня. Некоторые из магазинов открыли двери, и большинство спешащих мимо людей направлялись на работу в различные заведения Блумсбери: больницу на Грейт-Ормонд-стрит, Британский музей и многочисленные колледжи Лондонского университета, разбросанные по округе. В нескольких кварталах к северу орда малышей и их нянь наползала на Корэмское поле, огромную игровую площадку для детей, расположенную на месте бывшей больницы для подкидышей. Это было благотворительное заведение, основанное в 1739 году мореплавателем-филантропом Томасом Корэмом для проживания и образования детей незамужних матерей. Мимо проезжали детские коляски и игрушки на колесиках со шлейфом запаха детской присыпки и питания, и Грейс была благодарна за то, что провела ранние годы своих сыновей дома. Гордон бы точно не справился с такой задачей.

Лорд Баскин шел обратно к ней, умудряясь по-прежнему казаться элегантным, несмотря на попытки не расплескать две кружки, по кромку наполненные дымящимся кофе. Они сели на лавку перед магазином, как делали всегда во время его визитов. Лорд Баскин говорил, что должен согреться перед тем, как взяться за отчеты, которые были в неизменно печальном состоянии, и они вместе сидели и смотрели, как идет жизнь на Лэмбс-Кондюит.

– Что-то слышно о бедняге Герберте? – спросил он.

– Боюсь, нет. Я переживаю, ведь ему нельзя оставаться одному. Думаю, Алек планировал навестить его, но по какой-то причине мистер Даттон откладывает визит.

Грейс отклонилась, чтобы пропустить большую коляску, отчего ее кофе чуть расплескался. А затем на ее глазах лорд Баскин сделал совершенно ошарашивающую вещь: как ни в чем не бывало протянул левую руку и указательным пальцем подогнал капли обратно к краю чашки, после чего облизнул оставшийся на пальце кофе.

Грейс удивленно уставилась на него.

– Ох, прошу прощения, как грубо – в конце концов, для этого он и нужен. – Достав платок с вышитой монограммой из переднего кармана пиджака, он снова промокнул край ее кружки, а затем собственную руку. Грейс вдруг пришло в голову, что Герберт Даттон и Фрэнк Аллен, и даже Алек МакДоноу были намного формальнее графа.

– Итак, Алек и Вивьен. Какие новости?

Грейс вздохнула и впервые пошла наперекор подруге.

– Этому нет конца. Я всегда понимала претензии Вивьен – вы сами были здесь лучшим продавцом и знаете, как это должно быть вознаграждено. Но теперь я не уверена, что понимаю, в чем дело. – Припомнив недавний случай с часами, Грейс оборвала себя. Она забеспокоилась, не сказала ли лишнего, одновременно гадая, о скольком проницательный лорд Баскин мог догадаться сам.

– Как я понимаю, она перевернула отдел вверх дном за одну неделю.

– Можно многое изменить за короткое время – если есть желание.

Джереми Баскин на это сам издал загадочный вздох. Под лбом без морщин были чудесные глубоко посаженные светло-карие глаза, которые со сменой настроения меняли и цвет; когда он был рад или беззаботен, его легкая улыбка освещала комнату. Его свободная и открытая манера напоминала Грейс многочисленных американцев, что заглядывали в магазин. Она припоминала, что его мать, леди Баскин, была знаменитой светской дамой в Нью-Йорке до того, как вышла за британского аристократа. Одним романтическим жестом она спасла 10-го графа Баскина и его загибающиеся владения существенным приданым от отца-промышленника: Вивьен звала таких женщин «буканьерками» по неоконченному роману Эдит Уортон. Грейс задумалась, не была ли приятная манера поведения лорда Баскина другой частью его значимого наследства от американской части семьи.

– И мы обзавелись новым персоналом, насколько я понимаю. Надеюсь, мы можем его позволить. Я переживаю за прибыль в этом году, учитывая, что изношенность от нормирования все еще с нами.

– Да. Эвелин Стоун. Выпускница Кембриджа, как и вы. Хотя, насколько я понимаю, она окончила его с отличием.

Лорд Баскин откинул голову в притворной обиде. Грейс знала, что он ценил ее прямоту и готовность подтрунивать над ним, поскольку и сам был игривым и дружелюбным.

– Эви всю себя посвящает делу, – продолжила Грейс. – Мистер Даттон хочет, чтобы она каталогизировала весь третий этаж, а затем разобрала тысячи томов по какого-то рода категориям. Дела наверху в последнее время ведутся спустя рукава.

– Насколько я знаю, Фрэнк в разъездах больше, чем когда-либо, что вряд ли идет на пользу. – Он поколебался. – Там все в порядке?

Грейс молча отпила кофе, не желая ничего говорить о недавнем продолжительном отсутствии своего начальства.

– Знаете, – шутливо сказал лорд Баскин, – когда вы только присоединились к нам, я долго считал, что Фрэнк в вас немного влюблен.

Она засмеялась.

– Я замужняя женщина, лорд Баскин.

– Как дела у Гордона, – спросил он более серьезным тоном, – и ваших двух мальчиков?

– Хорошо, благодарю вас. Все вернулись в школу и на работу, когда кончились праздники. – Она никому, даже Вивьен, не рассказала о срыве Гордона и его последующем увольнении. Он бы взорвался, узнай об этом.

Сама мысль о Гордоне вызывала у Грейс усталость – какое ужасное чувство для жены. Что еще хуже, после нескольких лет иррационального поведения мужа Грейс была вынуждена признать, что, сколько бы она ни надеялась, изменений не предвиделось. С какими бы загадочными демонами он ни сражался, к этому моменту Гордон с удобством завяз в собственных жалобах. Они стали самыми верными его спутниками, попытки разубедить его беспокойство только оставили бы его обделенным и потерянным. Матушка Перкинс была такой же, и это было лишь одной частью наследства семьи мужа.

– А вы – как вы справляетесь с недавними большими изменениями? Новые сотрудники и прочее.

Грейс отпила кофе.

– Я лучше справляюсь с малыми.

– И я. Хотя я предпочитаю считать это приятной стабильностью. – Лорд Баскин улыбнулся. – А вот Вивьен и Алек, с другой стороны, кажутся преображенными всем этим хаосом. Я едва узнаю передние столы. Или отсутствие хорошего настроения у Алека. Эти двое так амбициозны, как бы они ни обвиняли и ни отрицали это друг в друге.

– Я даже завидую их дальнозоркости. Их редко задерживает обыденность повседневности.

– Амбиции – дело хорошее, но иные элементы повседневной жизни нельзя пропускать. Вы должны это понимать, у вас ведь дети. Как быстро они растут.

На этой печальной ноте лорд Баскин вернул их кружки в палатку и проводил Грейс обратно в ее кабинет.

Просматривая вместе унылую бухгалтерию магазина, они вернулись к другой привычной практике. Время от времени они внезапно и одновременно прекращали занятие, пили чай, который готовила Грейс, и наблюдали за остальным персоналом через большое стеклянное окно в ее кабинете. В какое-то мгновение они оба с весельем поймали момент, когда Алек подошел к кассе спросить что-то у Вивьен только для того, чтобы она швырнула в ответ карандаш и гневно удалилась.

– Этим двоим необходимо найти какую-то нейтральную полосу. – Лорд Баскин со смехом покачал головой. – Я все-таки полагаю, что не все отношения должны заканчиваться войной.

Грейс снова задумалась, сколько может быть известно лорду Баскину о загадочном прошлом Вивьен и Алека, учитывая, как тесно общались эти мужчины. Слова лорда Баскина также вызвали мысли о его текущей личной жизни, ведь скандал с разводом давно остался позади. Представитель аристократии средних лет, он мог не быть «радостью дебютантки», каким когда-то казался молодым леди, представляемым каждый год при дворе королю и королеве, но лорд Баскин явно ценил прекрасный пол. Они с Вивьен порой замечали лебединую руку в шелковой перчатке, машущую из окна кеба, когда лорд Баскин выходил у магазина.

Грейс гадала, почему он никогда снова не женился. Возможно, развод делал все брачное мероприятие настолько тяжким и безжалостным, что человек просто больше не рисковал снова пускаться в него. Она часто задавалась вопросом, насколько разорительным может оказаться разрыв, как финансово, так и социально, что для аристократа, что для домохозяйки. Оставаясь с Гордоном, Грейс могла сходить с ума, но тем самым она держала в доме мужчину для двух сыновей и хотя бы иллюзию порядочности. Она по-прежнему твердо верила, что это к лучшему.

Глава тринадцатая

Правило № 27

Близкие отношения с покупателями за пределами магазина строго запрещены.

Вивьен возвращалась на кассу после очередного вызова в задний кабинет, когда колокольчик магазина звякнул, объявляя о появлении богатой американки с прошлой недели. Не той в «Шанель», что обвинила Вивьен в воровстве, но той в трауре, которая открыто оценивала содержимое магазина.

Зайдя, женщина одарила Вивьен дружеской улыбкой, и Вивьен ответила быстрой улыбкой и кивком. Сотрудникам было строго запрещено вербально инициировать разговор с покупателями. Вместо этого они должны были выждать приличное количество времени, надеясь на признаки неуверенности или сомнения в поведении покупателя, и только после этого приблизиться с самым пассивным из вопросов.

Вивьен продолжила писать в своей маленькой записной книжке на кассе, и через несколько минут перед ней оказалась стопка книг по искусству.

– Снова здравствуйте, – поприветствовала ее американка. – Я полагаю, вы можете организовать пересылку за границу?

Вивьен выпрямилась.

– Конечно, мадам.

– Пожалуйста, зови меня Эллен.

Восхищаясь вкусом женщины в книгах, Вивьен начала пробивать три великолепных тома о Пикассо, Матиссе и Сезане, которые были изданы в Англии в прошлом году.

– Я ужасно сожалею о происшествии на прошлой неделе, – сказала женщина.

Вивьен продолжила работать с натянутой улыбкой.

– Это была простая ошибка.

– Ничего подобного. Хотя ты повела себя очень достойно. Ты, верно, была девушкой Дэвида?

Вивьен отложила ручку и в изумлении воззрилась на результаты сыска.

– Я знакома с леди Сент-Винсент. Ужасная, трагическая потеря.

– Все они были такими, – лишь ответила Вивьен, надеясь не обращать внимания на внимание женщины.

– Я вообще-то только вчера столкнулась с Анжеликой.

Все эти леди одинаковы, подумала Вивьен. Обедают, обмениваются слухами, вмешиваются в чужие жизни. По какой-то причине она надеялась, что эта будет другой.

Эллен будто почувствовала смятение Вивьен, потому что сняла шляпу и перчатки, словно планируя остаться надолго, и положила на кусочек свободного пространства на стойке между ними.

– Два года помолвки во время мировой войны – одновременно долго и неразумно, учитывая обстоятельства. Берти и Анжелике стоило бы быть сообразительнее.

И снова Вивьен была обезоружена готовностью женщины поднимать такие личные темы.

– Мне тоже стоило.

– Туше, моя дорогая. Послушай, я сегодня вечером организую в «Дорчестере» небольшой прием. Не слишком много лордов и леди, но будет несколько человек, с которыми стоит встретиться начинающей молодой писательнице. Меня убеждают в необходимости вернуться в общество после года траура, первая годовщина которого – только представь – была вчера. – Эллен замолкла и окинула взглядом подавленное выражение на лице Вивьен. – Подозреваю, тебе нужно сделать то же.

– Это очень любезно с вашей стороны, но…

– Хотя бы подумай об этом. Пожалуйста! – И снова появилась эта американская открытость и пыл. – О, и можешь отправить эти книги на мой домашний адрес. Полагаю, у моего покойного мужа был здесь счет.

Заинтригованная, Вивьен открыла книгу со счетами и загородилась обложкой.

– Имя вашего покойного супруга?

– Мистер Нельсон Даблдей, старший, – женщина одарила ее теплой улыбкой с намеком, прежде чем добавить, отворачиваясь ко входу, – из издательского дома «Даблдей». Так что, понимаешь, тебе стоит крепко подумать о сегодняшнем вечере.

Вивьен вышла из лифта на восьмом этаже отеля «Дорчестер». Она удивительно нервничала и ненавидела себя за это – ей уже многие годы не доводилось посещать вечеринок в настолько изысканных местах. Дверной молоток грузно ударился о дверь в апартаменты Эллен Даблдей, заставив Вивьен невольно вздохнуть. После нескольких безответных секунд она снова постучала, и снова ответом ей была тишина. Она раздраженно попробовала нажать на ярко отполированную ручку двери в комнаты.

– Без толку, – услышала Вивьен голос.

Дальше по коридору она увидела худощавую привлекательную женщину за сорок с коротким волнистым каре. Она сидела в алькове под зеркалом в позолоченной раме, подходящей по цвету к золоту ее волос.

– Я рано?

Незнакомка рассмеялась.

– Нет, это Элли вечно опаздывает. Лучше к этому сразу привыкнуть.

Женщина встала в полный, оказавшийся довольно внушительным, рост и спрятала под мышку бисерный клатч, чтобы подойти к Вивьен и пожать ей руку. Даже издалека Вивьен заворожили ее удивительные небесно-голубые глаза.

– А я всегда прихожу рано. Приятно познакомиться. Леди Браунинг.

Вивьен взяла руку в печатке своей, но прежде чем успела ответить, двери лифта открылись, являя Эллен Даблдей в полном вечернем облачении в сопровождении троих мужчин с большими серебряными подносами с едой над головами.

– И как вы все там уместились? – весело спросила леди Браунинг, когда Эллен пролетела мимо в бесцеремонной и дружеской манере, чтобы открыть свои личные апартаменты.

– Мы немного отклонились от расписания, – радостно ответила Эллен и распахнула выкрашенные и позолоченные двери, будто занавес на сцене. – Но ты знаешь меня – я компенсирую потери. Вивьен, моя дорогая, так рада, что ты смогла прийти.

Вивьен обнаружила себя следующей внутрь за Эллен, другой женщиной и тремя молодыми – и довольно привлекательными – официантами из отеля. Даже в дни, когда она общалась с семьей Сент-Винсент, Вивьен редко видела апартаменты, по роскоши схожие с этими. Комнаты тянулись вдаль анфиладой, и во всех них двери вели на впечатляющий балкон с видом на Гайд-парк. Мебель представляла собой мешанину антикварных стилей, и Вивьен вспомнила, как однажды мать Дэвида снисходительно высказала ей прямо перед полной комнатой гостей в Скиллертон-холле: «Смысл, моя дорогая, просто чтобы ты знала, в том, чтобы декорировать по-английски, есть итальянское и одеваться во французское».

Пока Эллен Даблдей указывала официантам, где разгрузить подносы и устроить бар, женщина из холла сняла шубу и протянула руки за простым шерстяным пальто Вивьен.

– Позвольте мне.

Вивьен чувствовала на себе взгляд, когда выскальзывала из пальто и передавала его в элегантно протянутые руки леди Браунинг.

– Давайте присядем, мисс…

– Лоури. Вивьен Лоури.

– А. Очаровательное имя. Очаровательная девушка. Могу понять, почему Элли в вас вцепилась.

Вивьен всегда предпочитала хотя бы номинально контролировать окружение, но что-то в этих двух женщинах и их собственнической манере сбивало ее с толку.

Леди Браунинг похлопала по вышитой ткани диванчика подле себя, и Вивьен послушно устроилась рядом. Она едва могла встретиться с женщиной взглядом – она никогда еще не видела глаз настолько прекрасных или пронзительных.

– Эта прическа идет вам, моя милая. Я все время угрожаю напрочь отрезать волосы, но мой муж – мужчина немногих требований и еще меньшего присутствия – всегда имеет мнение даже по этому вопросу, – леди Браунинг говорила так откровенно и так увлекательно, что Вивьен пожалела, что не может достать свою тетрадь и все это записать.

Раздался громкий стук в дверь, и Эллен быстро появилась из другой комнаты, чтобы ответить на него. Ее радостное настроение повышалось с каждым новым прибытием. Дверь открылась для нескольких приглашенных гостей, которые зашли в комнату, срывая шелковые шарфы и перчатки, вечерние коктейльные шляпки и фетровые шляпы. Из шкафчика с пластинками возле бара заиграл Рахманинов, люстры были опущены, и вечеринка вдруг оказалась в полном разгаре.

– Ах, – сказала леди Браунинг, легонько похлопывая колено Вивьен. – Все здесь. Мы все так любим Эллен. Эта вечеринка в основном для нас, конечно. Сомневаюсь, что иначе она бы ее устроила.

– Она кажется очень заботливой и доброй – и роскошной.

– Не могу не согласиться.

– Леди Браунинг! – раздался восторженный голос.

На глазах Вивьен ее собеседница встала на одно колено на подушки дивана и, перегнувшись через его спинку, схватила за обе руки новоприбывшую гостью.

– Надолго вы в городе? – спросила незнакомка, оглядываясь. – Томми тоже здесь?

Вивьен вскоре узнала, что мужа леди Браунинг недавно назначили камергером принцессы Елизаветы, герцогини Эдинбургской и наследницы британского престола. Должно быть, это было источником королевского хладнокровия и властной манеры леди Браунинг и ответного почтения, выказанного ей всеми прочими гостями.

Вивьен нечего было вставить в скоропалительные беседы, вихрящиеся вокруг, и она только слушала молча и внимательно, одновременно пытаясь справиться с нахлынувшим потоком старательно позабытых воспоминаний. Катастрофическая первая встреча с родителями Дэвида, невероятно напряженная вечеринка в честь помолвки, празднование шестидесятилетия лорда Альберта Сент-Винсента, на котором его жена, Анжелика, слишком много выпила и ничего не могла себя заставить сказать будущей невестке, – всего за несколько дней до того, как Дэвида отправили на, как оказалось, последнее задание. Вивьен никогда больше не получала от семьи новостей.

– Беверли, маленькая хулиганка, – подозвала леди Браунинг кого-то, – познакомься с моей новой подругой. Мисс Вивьен Лоури из…

– «Книг Блумсбери», – было единственным, что смогла с ходу сообразить Вивьен.

– Ох, как удивительно! Да, из «Книг Блумсбери»!

Женщины дружелюбно беседовали, пока Вивьен продолжила тихонько наблюдать за остальными гостями. Теперь их было несколько дюжин, в основном прибывших с другой коктейльной вечеринки в отеле по другую сторону парка. Вивьен здесь никого не знала, хотя ее охватил искренний восторг, когда кто-то громко приветствовал Сомерсета Моэма, а вскоре после этого Ноэл Кауард сел за пианино под дружеские аплодисменты.

Леди Браунинг представила Вивьен хорошей подруге Кауарда, Клариссе Спенсер-Черчилль, племяннице бывшего премьер-министра, и Вивьен снова охватила непривычная буря чувств. Она всегда восхищалась упрямой энергией Уинстона Черчилля и была одновременно опустошена и взбешена его проигрышем на выборах после войны.

Приятная девушка схожего с Вивьен возраста, Кларисса была поразительно похожа на Грету Гарбо, и ей еще предстояло остепениться в браке. Сейчас ходили слухи о бурном романе с много превосходящим ее годами Энтони Иденом, заместителем руководителя оппозиционной консерваторам Черчилля партии. Кларисса предалась радостным воспоминаниям о том, как во время войны жила на этом же верхнем этаже «Дорчестера» по скидке из-за опасности воздушных рейдов, и печали из-за закрытия в этом месяце литературного журнала «Горизонт», в котором когда-то работала ассистентом редакции.

Вивьен мало говорила в ответ, и ничего – о том, что прошлой осенью посылала в этот журнал свои работы, только чтобы получить вежливый, но твердый отказ от редактора Сирила Коннолли. Но, оглядев комнату и осознав, как все прочие были связаны между собой многочисленными пересекающимися социальными и политическими нитями – когда мой отец учился в Оксфорде, сезон моей старшей сестры прямо перед войной, прием заместителя министра в честь моего старого школьного приятеля, – Вивьен снова поняла, что всегда останется сиротой во время урагана.

Леди Браунинг старалась включать Вивьен в разговор в тех немногих случаях, когда это было возможно, учитывая все эти разговоры о зимовке на мысе Антиб, сегодняшнее объявление о новых выборах от Клемми (как все они называли нынешнего премьер-министра) и недавнюю смерть американского издателя Джорджа Путнэма, мужа считающейся погибшей Амелии Эрхарт.

Поздно вечером Кларисса Спенсер-Черчилль села за пианино рядом с Ноэлем Кауардом, чтобы спеть – с энтузиазмом, но довольно плохо – его последнее сочинение «Я люблю Америку».

– В честь нашей хозяйки! – радостно объявила Кларисса комнате, и Вивьен могла только впечатляться отсутствием у всех этих женщин каких бы то ни было социальных терзаний. Они говорили что хотели, источая иронию или сарказм, но одновременно со странной искренностью, бодро хватали подносы с напитками и едой и занимали не меньше места в комнате, чем мужчины.

– Бедный Кауард может играть только в трех регистрах, – довольно дружески прошептала леди Браунинг на ухо Вивьен, – а Кларисса не может петь ни в одном из них. Хотя поклонников у нее от этого не убавляется.

– Связь с мистером Иденом – правда? – Вивьен и сама понизила голос для вопроса.

Леди Браунинг кивнула.

– Говорят, это романтическое увлечение – с его стороны – тянется многие годы. Но мне это кажется довольно недобрым уточнением.

– «То, что свет клеймит как романтичность, нередко куда ближе к истине», – процитировала Вивьен.

– «Незнакомка из Уайлдфелл-холла», – ответила леди Браунинг, удивляя Вивьен. – Энн Бронте – позабытая сестра.

– Эмили – моя любимая.

– И моя. Но я всегда болею за страстных. – Леди Браунинг улыбнулась, снова похлопывая Вивьен по левой коленке в понимающей симпатии. Вивьен задумалась, чем именно могла поделиться Эллен Даблдей со своей титулованной подругой: о семье Сент-Винсент или об инциденте с часами на прошлой неделе.

– Я прямо-таки помешана на всей семье Бронте. Мы с дочерью Флавией планируем поездку на север, посмотреть на пасторский дом, – вы должны к нам присоединиться.

Еще одна вещь, которую Вивьен хорошо помнила о времени, проведенном рядом с Сент-Винсентами: как быстро богачи разбрасывались подобными приглашениями безотносительно того, имели их в виду или нет.

Балконные двери были распахнуты свежему ночному воздуху, тогда как гостиная наполнялась сигарным и сигаретным дымом от постоянного потока богатых и оживленных гостей. Вивьен однажды была близка к этой жизни – но близка лишь только для осознания, чего лишилась. Это была глава из прошлого, которое она сознательно пыталась оставить позади. Затейливую социальную взаимозависимость, то, как ценность человека определялась его связями с другими. То, как годами с ней обращались сливки общества – ограниченное принятие, основанное на внешности, спешное умывание рук, когда им это было на пользу, – сделало Вивьен антитезой людям вроде Алека, когда доходило до заведения знакомств с богачами. Одна из причин, почему история с сестрами-американками в магазине так взбудоражила ее, – она не выносила этого предубеждения, наплевательского отношения, бесконечной оценки окружающих.

Вивьен со злостью вспомнила, как Алек сидел в ее постели, ел ее тост и называл ее откровенной, и все на основании своего ограниченного понимания того, как должна вести себя женщина вроде нее. Интересно, он хотя бы посмел таким же образом оценить любую из обеспеченных женщин, сейчас находящихся в комнатах миссис Даблдей, открыто, без разбора и часто флиртующих. Не в первый раз Вивьен задумалась о том, что Алек совершенно не замечает собственного самосаботажа. Она многажды ему переплатила за безжалостное лицемерие в свете его собственных действий в постели, вспоминая о которых она снова залилась краской.

– Моя дорогая, ты кажешься немного покрасневшей. – Взгляд леди Браунинг не отрывался от Вивьен. – Я тоже чувствую себя довольно вымотанной. Не стоит ли нам вызвать кеб до дома?

Они попрощались со всеми, мимо кого проходили на пути к выходу. Один из официантов сообщил, что миссис Даблдей отошла в спальню, чтобы принять заграничный звонок от дочери, и леди Браунинг попросила передать ей их благодарность и слова прощания. Вивьен забрала их верхнюю одежду и последовала за леди Браунинг в коридор к лифтам. У нее было ощущение, что леди Браунинг нравилось, когда за ней следовали. Она не производила на Вивьен впечатления материнской фигуры – скорее почти божественной в своем контроле. В ее притягательном присутствии все и вся будто незаметно склонялось к ее воле и желаниям.

Начинал идти дождь. Пока главный швейцар «Дорчестера» провожал их к тротуару, воздев над головами огромный зонт, леди Браунинг поинтересовалась, где можно высадить Вивьен. Та спешно назвала самую центральную из остановок своего автобуса до дома, как часто делала с различными джентльменами, если выбиралась из дома по вечерам.

– А затем в «Савой», – велела леди Браунинг водителю, прежде чем устроиться на сиденье рядом с Вивьен. – Все же я терпеть не могу Лондон. Я выросла здесь, в Хэмпстеде, но остаюсь здесь только из-за работы Томми. Предпочитаю дом в Корнуолле.

Было уже за полночь, и кеб несся по пустынным улицам Лондона, а огни города подобно звездам сверкали сквозь окружающие их туман и морось.

– Окна моей детской спальни выходили на спальню Кэтрин Мэнсфилд через дорогу – мне был виден свет в ее комнате по ночам, когда она писала…

Несмотря на очевидное богатство и положение, леди Браунинг начинала казаться Вивьен немного одинокой, даже тоскующей. Будто по сигналу, она обернулась к Вивьен и признала:

– На самом деле, я не большая любительница вечеринок, особенно в издательском мире. Как бы я ни любила Элли.

Вивьен согласно широко улыбнулась.

– Я определенно не любительница.

– Но вы должны быть. В конце концов, вы из «Книг Блумсбери».

Вивьен кинула быстрый взгляд на женщину, проверить, не шутит ли она, но в леди Браунинг было что-то удивительно искреннее. Она будто бы полностью оценила окружающий мир, нашла большую его часть неполноценной и не стремилась к тому, чтобы раздавать незаслуженную похвалу.

– Как я понимаю, в Лондоне литературные вечера крайне популярны, – продолжила леди Браунинг. – Разговоры о потасовке между Роем Кэмероном и Спендером в прошлом апреле так и не утихают.

– Подобные мероприятия обычно устраиваются в честь мужчин.

– Я сама часто от них отказываюсь, – без изысков сообщила леди Браунинг, и Вивьен непонимающе уставилась на нее. – Со слов Элли я поняла, что вы начинающая писательница. Как и я, – добавила леди Браунинг с заговорщицким кивком.

Вивьен с трудом могла представить ее делающей первые шаги в чем бы то ни было, с такой легкостью она находилась на своем месте в мире.

Леди Браунинг будто с легкостью читала мысли Вивьен и спешно прояснила:

– Я имела в виду, что я писательница. К счастью, более не начинающая. А, вижу, что удивила вас. А вас, я полагаю, не так легко удивить. Итак, вы не догадались? C’est bon. Тогда значит, сегодняшнее взаимопонимание было искренним.

Вивьен склонила голову с обрезанными волосами набок и снова отметила забавно и так привлекательно уложенные золотые волосы, открывающие высокие скулы, и идеальные линии вздернутого носа и очерченных губ.

– Я бы всегда предпочитала общаться так, один на один, а вы? – продолжила леди Браунинг.

Многочисленные журнальные и газетные статьи теперь пересобирались в голове Вивьен, все еще слегка гудящей от бокала шампанского, который она выпила на пустой желудок. Перед глазами вдруг встал почему-то актер Лоуренс Оливье, и полыхающее поместье, и новостная заметка о недавнем суде о плагиате в Нью-Йорке.

– Господи боже, – услышала свой голос Вивьен.

– Нет, моя дорогая, не совсем.

Это была Дафна Дюморье.