Текст книги "Алинкины Сказки. Часть 2. Сборник Психологических Сказок"

Тайна младшего брата

В одном селе Тридевятого царства жили-поживали три брата близнеца: Никита, Даниил и Ярослав с батюшкой-князем Орлом ясноглазым. Принёс как-то батюшка яблоко сыновьям да спросил – какого оно вкуса. Никите яблоко сладким показалось, Даниле – медовым, а Ярославу яблоко сиё кислым ощущалось. Выплюнул Ярослав откушенный кусок, батюшка сей жест за неуважение счёл, спрашивал-спрашивал, от чего Ярослав дарами его плюётся, а тот думает, что это с ним что-то не так да помалкивает. Осерчал батюшка Орёл на младшего сынка да погнал его со двора, пока не объяснит, что с яблоком ему не так.

Зашёл Ярослав в дом родной, взял свою котомку, положил в неё шапку-невидимку, ключ золотой, что матушка в подарок ему при рождении дала, да флягу с водой ключевой, что ему невеста его у родника в берёзовой роще набрала. Ушёл Ярослав со двора, с батюшкой спорить не стал. Тот махнул на сына рукой да и отпустил, подумав о том, что может жизнь младшего уму разуму научит, расскажет, как отца уважать, а то Ярослав всё: «Мать да мать». Отцовские науки ему не нужны, не хочет Ярослав ни мечом махать, ни из лука стрелять, ни на охоту ходить, ни Царевен веселить, как батюшка научал, всё это ему претило, особенно Царевны разные, коих ему сватали.

Шёл Ярослав, шёл, до оврага добрёл, сидит в овраге большая черепаха, выползти не может. Спустился Ярослав в овраг, черепаху подтолкнул, выбралась та с обрыва, глянула на Ярослава, спасибо сказала, дала ему белое перо да велела идти туда, куда оно поведёт.

Ярослав и тут спорить не стал, побрёл за пером, оно его к хрустальному замку привело. Сидит в хрустальном замке Царевна в голубом наряде, в кокошнике васильковом, каменьями разноцветными украшенном.

– Здравствуй, Ярослав, куда путь держишь? – спрашивает Царевна, глядя в зеркальце в резной сапфировой оправе.

– Сам не знаю, куда иду, куда путь держу, вот, черепаху в обрыве встретил по пути, ей помог, она дала мне белое перо, сказала за ним идти, а оно меня сюда привело.

– Ну, спасибо, Ярослав, за то, что матушку-нянюшку мою с обрыва спас, а есть ли у тебя невеста?

– Марья с моего села мне мила, её длинная коса сил мне придаёт, а объятья её слаще липового мёда.

– Вот оно как, а я Царь-девица, значит, тебе не мила? Али видом не хороша, ликом, может, не пригожа?

Поднял Ярослав на Царь-девицу свой взгляд и молвит:

– Каждому своё. Хороша ты невеста, ликом пригожа, фигурой ладна, только твоя коса – не моя, а красота сия не мне суждена.

– А откель ты сиё ведаешь, Ярослав?

– Сердце моё ведает, глаз видит, зрит в корень Душа, не моя ты красота.

– Ишь, ты, значит, не станешь меня из дворца хрустального вызволять? Это ведь батюшка твой Орёл меня сюда заточил, сказал – век жизни мне не видать, пока не встречу достойного жениха. Все мимо идут, поглядят, поглядят да уходят, неужто и ты таков?

Достал Ярослав ключевой воды, что невеста сельская ему от Живого родника из леса принесла, умыл глаза, смотрит – а из окна хрустального дворца глядит на него не девица, а росомаха с горящими как угли глазами, когти её словно острые сабли. Одел Ярослав шапку-невидимку и был таков.

Вскоре добрёл он до ручья, умылся водицей, напился да превратился в осла. Пошёл осёл дальше за белым пером, до дворца царского добрёл. Увидал его местный мельник, два мешка зерна на него взвалил и погнал к царским амбарам, зерном оброк Царю платить. Дошёл ослик до царского двора, на дыбы встал, скинул с себя мешки зерна, оно всё и просыпалось.

Поднялся в царском дворе шум, гам, выбежали из светлиц дворцовых, подсобок да амбаров девицы в разноцветных сарафанах, давай хохотать, зерно собирать да перебирать. Каждая себе по горсти взяла и была такова. Вышел во двор сам Царь-государь, разбудила Царя дворовая суета, вот и решил он посмотреть, кто или что шума столько подняло.

Ослик как Царя увидал, хотел, было, надеть шапку-невидимку да скрыться с царского двора, да только белое перо воткнулось ему в чёлку, и превратился осёл вновь в Ярослава.

Смотрит Царь на Ярослава, глаза протёр, рассердился и говорит:

– Что это ты мне голову морочишь, зерно сортовое девкам дворовым раздал, то молодец ты, то осёл, взял и рассыпал мой оброк! А ну говори, что тебя сюда привело, и чего тебе, чародей заморский, надобно?

– Да какой же я чародей, да ещё заморский. Местный я, по свету белу хожу, сам не знаю – куда иду. Родной батюшка со двора погнал, вот теперь и Царь-батюшка гонит, видать, участь моя, что у рабочего осла. Эх, простота – не маета.

– За что это тебя отец родной со двора своего отослал? – спрашивает Царь.

– А за то, что яблоко его мне не сладким, как другим моим братьям, показалось, не чета я братьям своим, им отцовы яблоки сладки.

– Что за яблоко?

– А мне почём знать, как то яблоко величать?

– Опять Царю голову морочишь, али мало у меня забот, а ну собери оставшееся зерно, в мешки сложи, в амбары мои убери, а потом подумаю, что с тобой делать!

Собрал Ярослав зерно да нашёл под ним меч-кладенец в миниатюре, сунул его в свою котомку, зерно в амбары унёс, пред батюшкой-Царём предстал в работе своей отчитаться.

– Не находил ли ты, Ярослав, чего под зерном? – спросил Царь.

– Нашёл, вот сей меч был под зерном, – отвечает Ярослав.

Царь взял миниатюрный меч, а он размером с ладонь. Смеётся Царь да молвит:

– Ты почто ж мне такой дар принёс? Им врага не победить – только когти пилить.

– Когти, так когти. Ну, коли так, раз не нужна Царю-батюшке находка сия, может, мне на что сгодится, я её, пожалуй, в котомку свою положу.

– Да кому ж сия зубочистка нужна? Что ты мне опять голову морочишь, Ярослав? – смеётся Царь. Обратился Царь к своим мудрецам, а те ему говорят, что не зря, мол, явился Ярослав к царскому двору ослом, есть ключ золотой при нём, не зря рассыпал зерно да нашёл маленькую копию меча-кладенца. – Ну, что ж, поглядим, как мне сей молодец пригодится. Ну, да Бог с ним! Слышал я, что сидит в хрустальном дворце Царь-девица: станом стройна, ликом пригожа, мудра, скромна, весела, до пояса её золотая коса, видел я её нынче во сне. Предрекала мне моя матушка на такой жениться, колыбельные о ней в детстве напевала. Видать, девица та – моя судьба, быть значит, ей Царицей. Запрягайте, слуги, тройку лошадей, свататься поеду, – молвил Царь.

– Да почто Вы, Царь-батюшка, куда глаза глядят, поедете, лошадей уморите, Царство– государство без управства оставите. Сказывала матушка Ваша, что придёт час, зазвонят колокола по всем сёлам и деревням, а белое перо, к дверям хрустального дворца Вас приведёт.

– Так тому и быть, а этого балагура Ярослава в темницу заприте, пусть сидит, пока не научится с толком Царю-батюшке говорить, а то плетёт небылицы да несуразицы складывает, Царю-батюшке смуту в разуме наводит. С этими словами вынул Царь-батюшка у Ярослава с чёлки перо, три дня собирался, да на тройке лошадей за пером в путь ко хрустальному дворцу отправился.

Три дня ехал Царь, добрался до реки, смотрит – лодочник в лодке по реке плавает.

– Эй, мужик, ведомо мне, что где-то в хрустальном дворце живёт Царь-девица невиданной красоты: станом стройна, длинна коса, речами мила, далеко ль ещё до её дворца? – спрашивает Царь.

– Полдня пути по тому берегу реки, – отвечает мужик.

– Ты меня тогда до того берега доставь! – приказывает Царь.

– Да я-то не прочь, только кони Ваши в лодку мою не войдут.

– Ну, коли так, пешком дойду, – отвечает Царь.

– Как изволите, батюшка-Государь, – говорит мужик, причалил лодку к берегам, Царя в неё усадил, на другой берег его переправил.

Пошёл Царь за белым пером дальше пешком, к вечеру почти до хрустального дворца дошёл, встретил ту самую черепаху, а та его и спрашивает:

– Куда ж ты, Царь-батюшка путь держишь?

– А тебе, что за забота? – спрашивает Царь.

– Подсобить охота, – отвечает черепаха.

– А чем ты мне подсобишь? С тобой полдня пути сутками встанут, а то и боле!

– До дворца Хрустального довезу, тут спешить не велено.

– Да неужто я сам не дойду, чем мне на черепахе ехать!

– Ну, как знаете, Царь-Государь, только та девица, нравом своенравна, себялюбива, своего не уступит. Нужна ли вам такая красота?

– Это мы ещё поглядим – кто кого, – молвит Царь.

– Ну, коли так, то в добрый путь, совесть только не забудь, – молвила черепаха.

Царь-батюшка три шага вступил, очутился у хрустального дворца, а из окна ему росомаха вместо девицы видна. Перо белое из виду скрылось, в белу птицу обернулось, полетела птица в царский двор, к Ярославу в темницу проникла, села ему на плечо да поёт трель о том, что батюшка-Царь, того гляди, в лапы к когтистой росомахе попадёт.

«Негоже так», – думает Ярослав, достал он шапку-невидимку, надел её, обождал, пока ему обеденную похлёбку из лебеды принесут.

Пришёл тюремщик, заглянул в узкое оконце темницы, а Ярослава там и не видать. От удивления стражник рот открыл, дверь расхлебянил, Ярослав мимо него в дверь в шапке-невидимке и проскочил. Пошёл он за белой птицей, та его, как и Царя, к черепахе привела. Черепаха предложила Ярославу подвезти его до Хрустального дворца. Ярослав в затылке почесал, решил, что спешка ему не нужна. «Чему должно случиться – стороной не обойдёт», – подумал он да и сел на черепаху. Та золотой кобылицей обернулась, мигом Ярослава до Хрустального дворца по облакам донесла.

Во дворе Хрустального дворца громадная росомаха на Царя когтистыми лапами машет, блестят когти её, словно сабли, того гляди Царя искромсают – тот едва уворачиваться успевает.

Ярослав не растерялся, полил росомаху ключевой водицей, чтоб пыл её охладить, от Царя внимание отвлечь, та от неожиданности попритихла. Вынул Иван с котомки миниатюрный меч-кладенец, тот все когти росомахе подпилил. Ярослав шапку-невидимку не снимает: не видать ни его, ни золотую кобылицу. Дивится Царь увиденным чудесам. Превратилась росомаха в ту самую красивую Царь-девицу, замок хрустальный, словно лёд в солнечных лучах, растаял, а тем временем золотая кобылица вновь отнесла Ярослава к царской темнице.

Стражник-тюремщик хмельной сидит у дверей темницы. Он с горя от того, что за Ярославом-узником не углядел, и под страхом, что влетит ему от Царя, браги напился и спит крепким сном. Прокрался Ярослав мимо него в темницу, дверь за собой затворил, снял шапку-невидимку.

Тут и раздался звон-перезвон – это Царь-Государь с невестой-красавицей на царский двор на тройке коней въезжает, велит царедворцам устроить в честь царской невесты пир горой.

Пробудился страж темницы, видит, что Ярослав на месте сидит, подумал, что ему во сне побег узника причудился, запер темницу, Царю-батюшке встречным поклоном поклонился.

Закатили пир на весь мир в честь встречи Царицы. Будущая Царица сидит, всем недовольна, и яблоки, что на столе стоят, ей кислыми кажутся, надкусит яблоко да бросит.

Возмутился Царь, спрашивает невесту, от чего ей яблоки медовые с царского сада не по нраву, а та и молвит, что видала во сне царского царедворца, что сидит в темнице, а тем временем, это он дворец хрустальный своим мечом-кладенцом изрубил, заклятье с неё снял, из росомахи в девицу превратил. От несправедливости такой и вкус вина на пиру не сладок, и яблоки лимонным кислым вкусом отдают.

– Что за чушь ты несёшь, будущая Царица? Нет у меня царедворцев в темнице! – возмутился Царь.

– То и молвлю, мой Государь, что братец мой названный в темнице твоей томится, а коли брат в оковах, то и мне вольной жизни не видать.

Вспомнил Царь об узнике Ярославе, повелел его освободить. Вошёл Ярослав в царские палаты, Царю поклонился, с помолвкой поздравил молодых. Повеселела невеста-Царица, брату названному – спасителю своему улыбнулась, в пояс поклонилась, за спасение своё поблагодарила.

Тут влетела на царский пир золотая кобылица, в гриве её колокольцы звенят, о свадьбе говорят. Развеселилась Царица, пустилась в пляс, весь царский сад от того цветами расцвёл. Царица счастьем светится, Царя-батюшку обнимает. Заблестел ключ золотой в котомке Ярослава, тот его и достал, Царю-батюшке показал. Царь ключ увидал, открыл свою казну и велел Ярославу просить у него, чего Душа пожелает.

Поклонился Ярослав Царю и сказал, что нужна ему свобода от царского гнёта да красный кафтан.

– Так тому и быть, – молвил Царь, – Коль жена моя – твоя названная сестрица, дарую тебе свободу от царского гнёту, оброк отменяю, долг всему вашему селу прощаю. Жалую тебе красный атласный кафтан да, пожалуй, назначу тебя царедворцем – мудрость твоя покорила меня. Будь гостем на моём свадебном пиру.

– Кобылица Золотая – Мудрость Родовая, вот и ключ от неё и у твоей Царицы, и у Ярослава – её названного брата, с рождения матушками Рода дарован, – молвила Царица.

Закатил Царь свадебный пир на весь мир. Три дня гулял, веселился народ от мала до велика.

После свадебного пира велел Царь-государь запрягать тройку коней. Поехали Царь, Царица и Ярослав в родное село Ярослава. Вскоре прибыли к родному двору нового царедворца, царского советника Ярослава. Увидал отец, князь-Орёл, сына в красном кафтане, в сопровождении Золотой Кобылицы, Царя и Царицы, с радостью гостей встречает. Увидев Царицу, на колени пал, пред дочерью своей повинился за то, что во время своё не принял её, в хрустальный дворец заточил. Тут и подала Царица отцу Ярослава медовое, сладкое яблоко. Понял князь-Орёл, от чего младший Ярослав яблок его не принимал. Дивясь красоте дочери-Царицы, радуясь примирению с детьми да Рода своего обновлению, дал отец Ярославу благословение на брак с сельской невестой, и впредь за царевен его сосватать боле не мечтал.

С тех пор сей Род счастье в семьях обрёл. Женились и старшие два брата Ярослава. Все счастливо живут, наследников достойных Роду дают. Родник Живой Водицы у села Тридевятого царства, где невеста Ярослава ему ранее ключевой водицы набирала, превратился в мощный источник, что грани любви человеческой отражает, струями своими с лучами солнца играет, счастье в мир несёт, обережной силой обладает, заблуждения разные и козни врагов рода человеческого побеждает.

Сказка о силе и потенциале мужской и женской Родовых сил Два начала сливаются, в единое целое превращаются

В Тридевятом царстве, в Тридесятом государстве, что раскинулось в горной долине и окружено защитным массивом гор, жили-поживали Царь Иван и Царица Анастасия.

Климат тут очень тёплый и благоприятный, горы защищают долину от неприветливых ветров, плодоносят царские сады, поют песню любви горные ручьи, сияет в солнечных лучах прекрасный Водопад Сил Родовых.

У Царицы с Царём трое сыновей: Серафим, Агний и Илья, все ладные, складные, косая сажень в плечах, широка рука, открыта Душа. Старший Царевич хитрый ум имеет, средний – философские науки изучает, а младший любит предания и сказания родовые слушать, пишет разные красивые мифы, картины дивные рисует, очень чуткий, внимательный и наблюдательный.

Однажды, неведомо как, нежданно, негаданно в долину Тридевятого Царства ворвался злой вихрь, прилетел он недобрым днём, горы защитные как-то перескочил, вогнав всех в удивление и неразумение, со стражи царской шлемы посрывал, устроил в царском дворце переполох и, пользуясь этим, похитил Царицу Настасью, унеся её за тридевять земель.

Погоревал Царь Иван, погоревал, собрал с сыновьями совет. Старший Царевич Серафим вызвался матушку отыскать. Дал ему Царь коня да булаву, в путь благословил.

Три года прошло, нет от старшего Царевича вестей, вызвался средний сын Агний идти матушку и старшего брата искать, дал ему Царь-батюшка меч и коня, а тот через три дня обратно воротился, сказав, что встретился с преградой невидимой, что его в путь-дорогу не пускала, стеной незримой на пути его встала.

Почесал Царевич Илья затылок, поразмышлял и молвил:

– Батюшка-Царь, не вели коня седлать – пешим пойду, только дай мне свой плащ невидимку да сапоги-скороходы, что издревле хранятся в нашем Роду, по земле не пройду, так по воздуху в них пролечу, коли стену незримою преградой на пути повстречаю, чует сердце моё, что матушку с братом старшим найду.

– Да как же ты без меча, без булавы, без коня? – спрашивает Царь.

– Ты мне, Царь-батюшка, пожалуй, сеть ещё дай да кружева, что матушка наша перед пропажей своей плела. Чует сердце моё, что ни мечом, ни булавой, ни хитрым умом, ни философским знанием, вражьей силы не одолеть.

Согласился Царь, отправил третьего Царевича в путь, дав ему то, что он просил. Надел Илья сапоги-скороходы, за три дня семимильными шагами принесли они его к морю-океяну.

Видит Илья в море-океяне дивный остров, подплыли к острову корабли с белыми парусами, спустились с кораблей три шлюпки, а в них три Царевны, до острова доплыли, косы распустили, и ну их гребнями: золотым, серебряным да медным чесать. Как расчесали они волосы, так остров, словно мираж, вместе с Царевнами и кораблями исчез.

«Эко диво дивное, надо бы ещё понаблюдать, что да как, уразуметь»! – подумал Илья. Три дня он за островом дивным следил: то корабли причалят, то птицы по воздуху прилетят, в девиц обернутся да чешут гребнями свои волосы, а от того весь остров золотым светом сияет, потом, словно мираж, исчезает. Всё это диво дивное при утреннем восходе солнца происходит, а как солнце в зенит войдёт, так всё и пропадёт – тишь на море да гладь, никого не видать.

На четвёртое утро, едва остров на утренней заре появился, изловчился Илья, сапоги-скороходы обул, плащ-невидимку накинул – невидимым стал, сапоги его незримо на остров и перенесли.

Поют там дивные птицы, расцветают с восходом солнца цветы невиданной красоты, берёзы белоствольные, с ветерком морским играя, кронами шумят. Вскоре лёгкий ветерок принёс на остров тех самых дивных птиц. Как на землю они опустились, так в прекрасных девиц в красном, жёлтом и зелёном нарядах, оборотились. Только взялись девицы златые косы распускать, как Илья к ним незримо подкрался, схватил за косу одну девицу, плащ невидимку с себя снял, перед девами в истинном своём обличии предстал и молвит той, которую за косу поймал:

– Здравствуй, милая девица! Хороша твоя коса, молви молодцу Илье, что за диво дивное на острове сиём творится, и не знаешь ли ты, где мой старший брат и матушка моя?

– Ишь, какой! Сразу за косы хватаешь, слушать меня желаешь, неужто поласковей не мог к девице обратиться, али не учили?

Поклонился Илья девицам, вопрос свой повторил, но косу не отпускает.

– Ладно, так и быть, коль сумел ты меня обхитрить, за косу ловко схватить да вежливость проявить, пожалуй, помогу, но впредь, учтивей с девицами будь, а то не видать тебе свадьбы как своих ушей. В осла каждому не мудрено превратиться, у чудища морского очутиться. Матушка твоя в царстве злого соловья, что песни ей поёт, чарами окутывает, вот и не помнит она сама себя. Зол соловей и не прост – это хитрый дух Чернобород. Лунными ночами он по небу скачет, с ведьмами злыми сговор имеет, хочет матушку твою в чёрную ворониху оборотить, злому делу обучить. Не ровен час, и тебя обхитрит, чарами своими ум затуманит, голову задурманит, забудешь тогда, каков ты есть и куда шёл.

Илья заслушался, пока соображал, что девица сказала, косу выпустил из рук, чует, что остров под воду погружается. Вот уж по пояс в воду морскую Илья погрузился, как превратился остров в огромного кита, пустил фонтан, на нём Илью поднял и на берег море-океяна приземлил.

Поблагодарил Илья сильного кита, огляделся на морском побережье, видит – сидит его старший брат да на песчаном берегу что-то рисует. Пригляделся Илья к рисунку сему, тот на карту похож, стоит на карте крестик у нарисованного дуба, а дальше Илья не углядел – прибой морской весь рисунок с прибрежного песка волною смыл.

Тут очнулся старший брат, младшего увидал, вмиг взор его прояснился, матушкины кружева в котомке Ильи в колокольца хрустальные обернулись, зазвенели звоном кружевным, разум брата старшего пробудили. Тот на ноги вскочил, булаву схватил и ну ей махать.

– Тише брат, ты ж меня признал, чего машешь булавой? – спросил Илья.

– В булаве сила моя, сил наберусь, последуем в путь, мать вызволять. Прилетала ко мне давеча сова, велела тебя поджидать, с места не сходить, пока ты не придёшь, ничего не предпринимать. По приходу твоему, велела мне она силу свою обновить, дальше в путь к зачарованному дубу идти, там булавой покрутить, создать нужный поток да помочь тебе попасть туда, где ждёт освобождения наша матушка. Больше сова ничего не сказала, крыльями взмахнула и была такова, на колени мне упало лишь её перо. С тех пор я тут и сидел, дремал, тебя в полусне вспоминал.

– Ну, коли так, кидай перо, небось, выведет оно к тому самому дубу, – ответил Илья.

Кинул старший Царевич перо, полетело оно, братья за ним следом пошли. Старший идёт, словно войной, ожидает врага на каждом шагу, вертит булавой.

Встретился на пути им Старец седой, появившись ни откуда, словно вырос из-под земли, и спрашивает:

– Мир Вам, Царевичи! С худом, аль с добром, куда идём, куда путь держим?

– Ты мне, стар человек, голову не морочь, пока я жив, есть надежда матушку спасти, лучше путь укажи, – молвит старший Царевич.

– А с чего ты взял, что знаю я, где матушка твоя? – спрашивает Старец.

– Твоя мудрая борода много лет повидала, мудрее стала, моя сила в булаве, а твоя, небось, в бороде, – отвечает старший Царевич.

– У нас на Руси издревле здороваться принято, мира друг другу желать, а не булавой при встрече махать! Ты что скажешь, Царевич Илья? – спрашивает Старец.

Илья, доселе за беседой наблюдавши, никого не перебивавши, Старцу в учтивом поклоне склонился и думает – что в ответ сказать. Подумал-подумал, к Старцу присмотрелся, пока кланялся, вспомнил о Чернобороде да уразумел, что есмь в Роду его и светлая и тёмная силы. Припомнил младший Царевич и о том, что бабушка ему в детстве в сказках сказывала, и отвечает Старцу:

– Доброго пути и мир тебе, мудр человек! Мудрость твоя – мудрость веков, в бороде твоей восседает! Скажи, не знаешь ли ты, как мне заветный дуб найти?

– Учтив, учтив ты, Илья, да склонен размышлять. Ну, коли так, прямо иди, три дня пути, как к дубу придёшь, к земле ухо приложи, к корням его постучи, а дале – увидишь, что станется, – с этими словами стукнул Старец седой посохом по земле, и появилась перед братьями тропа, Старец же исчез.

Пошли братья по тропе, через три дня пути к заветному Дубу пришли. Старший вертит булавой, шумит дуб листвой, воздуха создаёт водоворот. Приложил Илья ухо к Земле, слышит – словно стучат молоточки, он в ответ по земле три раза тихонько постучал, стук его просьбой проник туда, куда доступ ему с детства бабушкиными рассказами о предках, был открыт. Тут выскочил на поверхность земли гном, в синем сюртуке, красном колпаке, кинул старшему брату конец бечёвки, младшего по поясу ей обвязал, прыгнул по земле – образовался провал. Илья в сей провал по бечеве спустился, а прежде наказал старшему брату, что как трижды дёрнет Илья за бечеву, так наверх его и тянуть.

Оказался Илья в подземном царстве, а там град стольный стоит, народ шумит, посередь града – башня, вокруг неё народу полно, глядит из башенного окна Царевна Подземного Медного царства – Ульяна, народу улыбается, увидав Илью, посерьёзнела и спряталась за занавески.

«Вот сюда-то мне и надобно», – подумал Илья, чуть пояс из бечевы ослабил, и тут же сапоги-скороходы подняли его к самому окну башни Царевны.

Заглянул Илья в окно, а там девицы сидят, пряжу прядут, песни поют.

– Почто пожаловал, Илья? Не твоя я судьба, не тебя ждала, – молвит Царевна Медного царства.

– Здравствуй, девица-краса! Да я и не по женитьбе вовсе покой твой тревожу, с чего ты взяла? Я матушку свою – Царицу Настасью ищу, с тобой учтивым быть хочу, вот тебе мой приветственный поклон! – говорит Илья, поклонившись Царевне.

– Ишь, ты! Погляжу, вежливости ты почти научился, не всё тебе девиц за косы таскать да невидимо, со спины к ним подходить. Али не признал меня? Я твоего старшего брата будущая жена. Матушка твоя в плену у Черноборода-воробья, шустёр он да ловок – кого угодно обхитрит, гляди – и тебя погубит. Не побоишься ли?

– Сказывали мне ранее, что мать моя в плену у соловья. Кого ж мне теперь искать, воробья аль соловья?

– Сестрицу мою сыщи, у неё и спроси. Меня на обратном пути с башни вызволить обещай, – молвила красавица, кинула Илье клубок да просила поторопиться. Вот уж и ветер навевает, сумерки в Подземном царстве нагоняет.

Поймал Илья клубок, бросил его на землю, покатился клубок, Илью в путь зовёт. Последовал Илья за клубком, а тот его в Серебряное царство привёл.

Стоит в царстве колодец, сидит подле него Царевна Серебряного царства Милана, грустит и молвит:

– Здравствуй, Илья! Я второго брата твоего будущая жена, только вот рано ему со мной встречаться, а куда ты идёшь – мне ведомо. Знаю я, где матушка твоя, она в плену у чёрной птицы-синицы, сидит, день-деньской горюет, как я; тебя сегодня к ужину ожидает, только Чернобород в замок её никого не впускает.

– Здравствуй, красная девица! Красота твоя всему миру видна, поведай мне – от чего матушка моя в плену то у соловья, то у воробья, то у синицы?

– А что тут сложного: соловей песни поёт, чары ложные наводит, кривые истины несёт; воробей – нагл и шустёр, схитрит – сразу и не поймёшь, он почти не уловим. Не зря матушка твоя к Чернобороду попала, на Царя-батюшку осерчала, вот тебе и синица – обида Царицы, оттого она в темнице под властью Черноборода и томится, – молвила Царевна Милана да кинула Илье красный клубок, наказав о ней не забывать, на волю-вольную и её забрать.

– Спасибо, красная девица, пойду теперь к вашей старшей сестрице.

– Ишь, догадливый какой! Смотри, судьбу не проворонь, – молвила девица, улыбнулась, щёлкнула пальцами, и оказался Иван у Златого царства. Кругом златой туман, что обман, расстилается, по земле течением холодным ползёт. Смотрит Илья, ему навстречу Царевна Златого царства – Дарьяна в золотом одеянии идёт, туман золотой так и стелется по земле от шлейфа её.

Поклонился Илья Царевне, а как поднял взгляд, увидел глаза девицы невиданной красоты, влюбился и молвит:

– По нраву мне твоя Душа, родны твои глаза! Здравствуй, девица, здравствуй, будущая Царица! Много раз в своих снах женой своей тебя видал, по глазам тебя и узнал! Только отчего же ты так холодна?

– Печаль моя по воле вольной, по нивам золотым, по глади речной, по красивым земным цветам, по журчанью ручья, в плену и я у злого соловья. Давно воли не видала, только, как из плена Черноборода освободиться – не ведаю, тут мужская мудрость и рука нужна. Взмахнула Царевна руками, на плечах её тёмные сети и проявились. Увидал их Илья, зазвенели колокольчики звоном кружевным, сдёрнул сети Илья да накинул на свою невесту матушкины белые обережные кружева, которые вновь из тех самых колокольцев и появились.

Обернулась Царевна белой голубицей, на плечо к Илье взлетела. Тут и поднялся ветер лихой. Илья плащ-невидимку быстро накинул, стал невидимым, не видна и голубица. Шепнула ему голубица, что матушка его в Жемчужном царстве, куда голубица голову повернёт, туда Илья и идёт. Так и дошли они до Жемчужного царства.

Увидала матушка сына, в ноги ему кинулась, кровь родная в ней взыграла. Очнулась Царица от чар Черноборода, запричитала, что лучше здесь будет век в забытье коротать, чем сына под опасность подставлять. Зол Чернобород на весь людской Род, вдруг Царевича убьёт?

Встрепенулась голубица у Ильи на плече, головой помотала, чтоб Илья матушку не слушал, да велела сеть достать. Смотрит Илья – летит к ним чёрная синица, потом превратилась синица в воробья, а тот – то появится, то пропадёт, то в соловья обернётся, то вновь в синицу, то опять в воробья. Хитёр Чернобород, соловьём песни чарованные поёт, те, что слух притупляют, да так, что белая голубица Илье не слышна, воробьём задурманит глаза так, что покрывает взгляд туманная пелена – белая голубица Илье не видна, синица сердце обидой пронзает, накатывает гнев да печаль на Царевича, да такая, что руки его опускаются. Поймал Илья момент, когда стала птица синицей, волю свою сильную проявил, рук сильных не опустил, изловчился да сеть на птицу накинул, прямо в сети за хвост её ухватил – превратилась птица в самого Черноборода. Тот ростом, словно карлик, мал, но длинна его борода. Надул карлик губы, стал воздух из себя выдувать, хотел ураган создать.

Тут услышал Илья, как голубица шепнула, чтоб он за бороду Черноборода схватил, оземь ударил, да в силе своей сомневаться не велела. Схватил Илья за бороду Черноборода, на руку вместе с сетью её накрутил, стал огромным Чернобород. Илья в силе своей, было, засомневался, но как увидел матушки слезу, так его злость обуяла, решительности и сил Илье придала, размахнулся Царевич, и что было сил, ударил Черноборода оземь. Не тяжёл, как оказалось, был ставший огромным Чернобород, из тумана да воздуха состоял, силу свою лишь раздувал, как Илья его оземь ударил, так и превратился он в чёрного бородатого лягушонка.

Тут голубица с плеча Ильи слетела, клюнула лягушонка в темечко – тот превратился в чёрное мохнатое семечко. Хотело семя то в землю уйти, укрыться и там прорасти, только даже земля встряхнулась и выкинула семя сиё из лона своего. Разломилось семя напополам, выполз из него червяк, да под солнечными лучами иссох и издох, теперь и червю не жить, и семени не прорасти. Упала у матушки Царицы Настасьи горючая слеза о том, что в силах и самостоятельности младшего Царевича сомневалась, сожгла та горючая слеза семя, да так, что не осталось от него ни волоска, ни следа.

Так и побеждён был злой Чернобород. Матушка сына обняла. Милая белая голубка превратилась в красавицу невесту, матушке Ильи поклонилась, та её приняла, дочкой назвала. Жемчужное царство обернулось в маленький кристалл, что чистая материнская, благословенная слеза. Матушка его на ладошку взяла, сыну отдала.

Пошли они в Златое царство, как дошли, так превратилось оно в золотую горошину и легло Царевне Дарьяне в ладонь. Та золотой сундучок достала, вложила горошину в него, также Илье отдала.

Вернулись они и к Серебряному царству, а там трубы трубят, парадные флаги подняты, встречает их Царевна Серебряного царства Милана. Рукой провела, превратилось Серебряное царство в две бусины, Царевна их в серебряный сундучок убрала, в ладонь Илье сей сундучок вложила.

Пошли они дальше все вместе до Медного царства. Царевна Медного царства Ульяна вышла из башни, веселится местный народ, встречает Илью. Ульяна рукой взмахнула, превратилось Медное царство в медную горошину. Царевна медный сундучок из кармана достала, положила в него медную горошину, Илье отдала.

Все вместе дошли они до того места, где спускалась бечева. Дёрнул Илья конец бечевы. Поясом ту бечеву Царевне Медного царства вокруг талии обмотал, дёрнул трижды за бечеву. Вытянул старший Царевич Царевну Ульяну на поверхность, давай ей любоваться. Дёргает Илья снизу за бечеву, а брат красотой Царевны любуется, сигналов брата не видит. Ульяна ему и говорит: «Там сёстры мои, матушка твоя да твой младший брат, надо и их достать». Достал старший Царевич всех по очереди, а как Ильи очередь подошла, распустилась в руках у старшего Царевича бечева, расплелась, словно девичья коса, тот и думает: «Коли бечева стала негодна, не буду брата тянуть – вдруг уроню».