Текст книги "Алинкины Сказки. Часть 2. Сборник Психологических Сказок"

– Да кто ж ты таков? Чего тебе надобно? А ну проявись, негоже так, когда я и сдачи дать не могу.

Только сказал сиё Елисей, как появился пред ним серый волк. Сидит он на тропе, лапами передними перебирает, песнь волчью воет.

– Ты кто таков, серый волк, чего воешь тут на тропе?

– Как кто – одиночество твоё, ты ж всегда сам по себе, о других не думаешь, вот и я таков.

– Э нет, серый, мне с тобой не по пути, не хочу я век свой в одиночестве коротать, лучше скажи, как в кощеево царство попасть, – молвит Елисей.

– А зачем тебе к батюшке кощею, кого тебе надобно, окромя меня? – спросил Волк.

– Семья, мне нужна. Семья и Василиса моя.

Тут волк с тропы ушёл, гордо хвост задрав, в лесную чащу, где его не видать. В Родоначальника Василисиного Рода обернулся, улыбнулся, стукнул посохом по земле, очутился у Василисы и говорит ей:

– Ну что, доченька моя, понадобилась Елисею семья, примешь его?

– Говорить одно, а делать другое. Устала за него вожжи таскать, ты его, батюшка-Родоначальник спроси, что готов он делать ради семьи?

– Ну, будь по-твоему, – сказал родоначальник, ударил посохом по земле, в сокола ясного обернулся, полетел до Елисея, покружил над ним, покружил, да и скинул ему соколиное перо.

Поймал Елисей перо, в воздух подкинул. Полетело перо, да так быстро, что Елисей за ним бежит, едва поспевает. Привело его перо к избе бабы Яги, та сидит на крыльце, зёрна овса в плошке плетёной перебирает, увидала Елисея и молвит:

– Ты почто ко мне пришёл?

– Василису ищу, не знаю где кощеево царство отыскать. Она мне перед исчезновением своим письмо написала, наказала её в кощеевом царстве искать.

– Да ты что, неужто Василиса по доброй воле в кощеево царство уйдёт?

– Да кто её знает, могла и учудить – от неё всё что угодно можно ожидать. Коли в гневе она, то творит то – незнамо что, себе и другим во вред, – говорит Елисей.

– А ты, значит, хорош? Ерунды не несёшь? Всегда истину ведаешь, под одеялами мачехи не спал, леденцов с тараканами не сосал, Василисе вместе с мачехой своей на дудке жалейке не игрывал?

– Да ты что, старая карга, учить меня вздумала? – разозлился Елисей, топнул ногой, и в подземное царство провалился.

Огляделся по сторонам, видит – сидит трёхглавый змей, в книге что-то черкает и спрашивает:

– Здорово, Елисей, что ты мне нынче принёс? Выкладывай на мой стол свой мешок.

– Какой мешок? – удивился Елисей.

– Да тот, что у тебя за плечом.

Смотрит Елисей, а у него за плечом мешок камней. Змей трёхглавый подошёл, снял с плеч Елисея мешок, вывалил с него камни на стол, все перечёл, каждый своим именем назвал:

– Это – презрение, это – осуждение, это – к супруге неуважение, это – безразличие, это – осколок холода, это – забвение, это – отчуждение, это – лень, это – себеугодие, а это – любви проявление, что в эгоизм обернулось, огнём заполыхало, любовь всю то пламя и сожрало. Молодец Елисей, велики сокровища сии, пополнятся нынче запасы мои! Взял змей и камни сии сожрал, выросло у него вместо трёх – двенадцать голов. Тут вдруг змея раздуло, треснуло его пузо, вывалился оттуда громадный камень, и в этот момент очутился Елисей на поверхности Земли, за голову схватился, осознал – что натворил, во что любовь превратил, зарыдал.

Тут прилетела к нему белая птица, села на плечо, давай утешать, вместе с Елисеем рыдать. Тут и появился вновь пред Елисеем Родоначальник Рода Василисы в своём истинном обличии и спрашивает его:

– Ну что, Елисей, осознал, истинную суть свою? Что тебе любовь, что семья, зачем тебе нужна правнучка моя? Понял ли, как тебе преобразиться, чего необходимо лишиться, да и вообще, зачем нужна семья, и как в ней надобно себя проявлять?

– Понял я, что двое – есмь одно, как я себя проявлял – так всё и пошло. Василиса теперь: то яга, то карга, то злая жена. Кого я в ней будил – таким обликом предо мной она и была.

– А где же любовь твоя?

– Истлела, видать, вся.

– Ну, коли ты опять за своё, не видать тебе Василисы, как своих ушей.

Вернулся Родоначальник к Родовой избе, сидит на крыльце Василиса, вестей ожидает.

– Ну что, правнучка, три испытания я Елисею твоему дал, последнее он с достоинством не прошёл, хоть опыт некий с тобой и обрёл. Вот тебе два пути, тебе решать по какому из них идти. Будь воля твоя – не моя, я, чем мог – тем помог. Стукнул Родоначальник посохом по Земле, исчезла Родовая изба, зато появилась перед Василисой развилка на два пути, а пред ней указатель, на нём надпись златыми буквами сияет. «По первому пути пойдёшь – силу мужества обретёшь, по второму – себя от маеты избавишь, любовь истинную обретёшь».

«Второй путь выбираю, боль свою я прожила, ошибки свои учла, очки розовые сняла, мудрость обрела, иду к любви по верному пути», – молвила Василиса и вступила на второй путь.

Три шага по нему прошла, себя истинную обрела, засияло что-то внутри. Обратила Василиса внутрь себя взор, увидела то самое яйцо в сундучке золотом, в руках её ключ золотой появился. Теперь умеет она вовремя любовь проявить, когда надо, её укрыть, чувствами своими управляет, изнутри светом мягкости и нежности сияет, мачехиной кривды-правды на свет не являет, на дудке жалейке мелодии не играет.

Пройдя ещё три шага, встретила она Ивана-Царевича, вышла замуж за него и счастливо во здравии с ним живёт, в этом помог ей её славный Род.

Елисей же в деревню родную воротился, батюшке-страннику поклонился. Счастлив ли он, иль в Душе одинок – нам неведомо. У каждого свои жизненные уроки и пути к истинной любви.

Сказка сия отражает межличностные отношения. Василиса и мачеха – две разные грани женской души. Мачеха – суть ложной материнской любви. Елисей и Иван-Царевич – возможно, два разных персонажа, а может быть, и две части одного и того же молодца.

В общем, это о том, что некомфортно Василисе мачехой быть, и за дитём малым, что ответственность на себя брать не приучен, жить. Елисею бы подрасти, да во взрослую позицию встать – не было б тогда ему цены. Захочет ли он расти, али другую мачеху сыщет – это выбор его. Мне – автору сказки, сие неведомо.

История возрождения любви или сказка о семейном бытии

Жил да был на белом свете Иван, по миру ходил, много всего повидал. Вот как-то забрёл он в одну станицу, стоящую на берегу живописной реки. Посередь станицы той был дом одного купца. Была у купца дочь-краса Марья-длинная коса: и старательная, и внимательная, и покладистая, только вот улыбки на её лице давно никто не видал.

Околдовала её когда-то одна колдунья: грусть печаль навела, и всё девице не так, да не эдак, грустит и грустит, оденет тёмную шаль, у окна сидит, печалится, горючие слёзы льёт, а о чём – и сама не ведает.

Дошёл Иван до купеческого дома, на лавку сел, ноги вытянул, руки за головой сложил, глаза зажмурил и сидит – солнышком наслаждается, отдыхает. Тут и упала на него девичья слеза, словно колючая льдинка, щёку молодцу обожгла, вторая упала, потом третья. «Что за странный колючий дождь?» – задумался Иван, поднял глаза да увидел в окне купеческую дочь. Та сидит, на небеса глядит, и слезки по щекам её катятся.

– Ты что это, девица, слёзы колючие льёшь, о чём горюешь, али обидел кто? – спрашивает Иван.

– Да вот, на дворе лето красное, а меня тоска обуревает. Иногда и жизнь не мила. Видала я нынче во сне, что за тридевять земель живёт один гном, есть у него гусли, что струнами своими любую грусть-тоску разгонят. Вот бы мне кто на них поиграл, тоску мою от меня на веки-вечные прогнал, – отвечает Марья.

– Гусли, говоришь?

– Да, гусли.

– А коли так, может мне попробовать за ними сходить, а ну, расскажи мне поподробней свой сон.

– Снилось мне, что живёт на свете Радость, всегда она и бодра, и весела, в саду её и гномы, и эльфы, и кого только нет. Один из гномов на гуслях-весельчаках играет, что любую тоску, кручину, печаль от дома отгоняют. Только далёк, говорят, туда путь и не прост. Видала я во сне – чтобы туда попасть, надо реку нашу вплавь переплыть, на другой бережок присесть. Растёт на берегу чудесный ландыш, что путь в страну Радости укажет.

– Вон оно как! Ну, коли так, пожалуй, попробую до Радости дойти да попросить у неё для тебя гусли-весельчаки. Негоже такой красавице слёзы проливать.

Достала Марья белый носовой платок, слёзы вытерла, отошла от окна: не верила она, что может сия затея в жизни её воплотиться.

Иван не промах был, реку переплыл, вышел, отряхнулся, глядит – а он сух, словно в воду и не заходил.

– Вот диво дивное! Это значит, я сухим из воды вышел, как же так?! – удивляется Иван.

– Вот так – для добра молодца ничего не жаль, поглядим – кто ты таков, – услыхал Иван за своей спиной чей-то голос.

Оглянулся молодец и увидел Старицу, та по земле посохом своим ударила – вырос на том месте ландыш и звенит, словно колокольчик. Затем выскочил из земли, побежал по тропе и кричит человеческим голосом:

– Беги за мной, Иван, коль Марья сердцу твоему дорога, да побыстрей, а то иссякнет сила корня моего, и до страны Радости мне тебя тогда не проводить.

– Вот диво дивное! – молвил Иван, встал да за ландышем побежал.

Бежали они три ночи, три дня, прибежали на берег другой живописный реки. Ландыш в реке искупался, подпрыгнул да в землю вновь врос, зазвенели его колокольчики-цветы дивным перезвоном.

Тут послышались тихие голоса, говорили они о том, что молодца Ивана душа за радостью для Марьи привела.

Огляделся Иван по сторонам, смотрит – идёт к нему прекрасная дева в красном сарафане, расшитом золотым орнаментом, кокошнике, инкрустированном разными драгоценными камнями. Подошла она к Ивану, в пояс поклонилась и молвит:

– Почто пожаловал, Иван, зачем меня мой ландыш призывал?

– Хочу помочь одной красе-девице горьких, колючих слёз боле не лить, в радости жить. Говорят – есть в стране Радости один гном, у него гусли-весельчаки, вот бы мне такие гусли в подарок Марье принести. Видела она те самые гусли во сне, хотелось бы мне её избавить от тоски.

– Прям-таки во сне видела?

– Да – во сне.

– Ну что же, пойдём ко мне в дом, есть у меня мешок овса да короб с грецкими орехами. Мешок овса бы перебрать, орехов наколоть, коли справишься с работой – позову гнома-весельчака, ты с ним и поговоришь.

– Да неужто ты, прекрасная девица, и есть сама госпожа Радость? – спросил Иван.

– Она самая – я, – ответила дева.

Последовал за ней Иван, в дом к ней пришёл, а там полно разных цветов, все они перешёптываются да меж собой о чём-то говорят, только Ивану не понять их языка.

Госпожа Радость меж тем улыбнулась, поставила на деревянный стол кринку с молоком, достала из печи румяные пироги, пригласила Ивана вместе трапезничать и сама присела к столу.

Едят они пирожки, молоком запивают, вроде Ивана и в сон начало клонить, только смотрит он – выскочил из угла избы гном в красном колпаке, синих штанах да зелёной рубахе, а под мышкой у него что-то есть, вроде как, те самые гусли. Вскочил Иван из-за стола, бросился за гномом бежать, выбежал в чисто поле, на котором золотые колосья ржи по пояс выросли. Нырнул гном в колосья – в них точно его не отыскать, да и урожай ржи неохота Ивану помять. Вернулся он к Радости в избу, та ему улыбается и говорит:

– От чего же ты меня, Иван, за трапезу не поблагодарил, за гномом побежал? Всё равно его не догнал.

– Спасибо тебе, Радость, за трапезу, ты меня прости – поторопился я! Что же делать-то мне теперь, как гусли-весельчаки у гнома выпросить? Он от меня прячется. Может, ты, с ним поговоришь?

– Известно, что – говорила тебе уже: орехи в коробе расколоть, мешок овса перебрать, чтоб могла я тем овсом летучих коней накормить.

– Ну, хорошо, я готов, проводи меня туда, где ждёт меня работа сия.

Проводила Радость Ивана в свои кладовые, а там полно всего, указала она ему на короб с орехами и мешок с овсом, орехоколку дала.

Три дня Иван орехи колол, три дня овёс перебирал. Как закончил работу, на седьмой день вошла к нему Радость: улыбнулась, по головушке погладила, за ладную работу, усидчивость и настойчивость похвалила, щёлкнула пальцами, и появился перед ней гном с гуслями-весельчаками, пред Иваном гусли те и положил. Как Иван в руки гусли те взял, так и заиграли они, душа его радостью восполнилась, заплясали и цветы у Радости и в доме, и в саду, и сама Радость в танце вокруг себя трижды обернулась. Тут появился пред ней белокрылый конь. Дала Радость коню овса, как тот поел, под уздцы его взяла, Ивану передала.

Оседлал Иван коня, гусли-весельчаки подхватил, Радость поблагодарил. Быстро крылатый конь Ивана доставил вновь на берег той реки, откуда его путь начинался.

Спешился Иван с коня, тот вновь улетел в облака. Иван идёт, играет на гуслях-весельчаках, услыхала Марья мелодию радости, что Иван играл, выглянула из дома, улыбнулась, скинула тёмную шаль, выбежала навстречу Ивану. Стали они вместе под музыку Радости танцевать, пока танцевали, растаяла без следа Марьина тоска, траурная шаль исчезла без следа, спала с глаз девицы грусти пелена, печаль от дома купеческого прочь ушла.

Вскоре Иван с Марьей сыграли весёлую свадьбу, на свадьбе той гусли-весельчаки играли, народ веселили. Ух и ладная свадьба та была!

Много ли, мало ли времени прошло – заскучал Иван по странствиям своим, захотел воли вольной повидать, всё смотрел в небеса, вспоминал белого крылатого коня. Марья думала-думала – что с этим делать: и так, и сяк к Ивану подходы искала, а тот всё смотрит в небеса, печалью полны глаза, всё ему не эдак да не так. Ну, делать нечего, отпустила Марья Ивана, дала ему золотое проросшее зерно и велела посадить его на воле вольной, в поле широком.

Взял Иван своего пегого коня, оседлал его и поехал на волю – до родины своей собрался.

Марья поплакала, поплакала, в руки себя взяла, вновь саму себя обрела, вышивать начала, цветы выращивала, в хозяйстве своём управлялась, старалась об Иване не вспоминать, Души и сердца своего разлукой не теребить.

Нелегко ей было, но вот как-то вспомнила она о гуслях-весельчаках, что в комоде её лежали, достала их, настроила – заиграли гусли-весельчаки. С тех пор и играли, в доме Марьи светлей и веселей с каждым днём становилось.

Стали к ней женихи с разных краёв приезжать, каждый по-своему хорош, только Марья выглянет в окно, поговорит и ставни затворит. Не открывает женихам ни сердца, ни дома своего.

Тем временем, Иван дорогою идёт, свободой наслаждается, тут и встретился ему на пути огромный дуб. Шелестит он листвой, кроной в небеса упирается, играет с вольным ветром своей листвой. Как Иван к дубу сему начал подходить, так дуб позевал, глаза открыл. Тут вышел из-за дуба Старец с седой бородой, посохом своим ударил по земле, Земля-матушка затряслась – Иван на ногах устоял. Ударил Старец посохом второй раз – позевала мать-Земля, открыла лоно своё, увидал Иван несметные богатства и сокровища лона Земли, шагнул к сокровищам сиим и очутился в пещере, полной золотых сундуков с драгоценными каменьями. Обо всём на свете забыл Иван, перебирал-перебирал драгоценности, так на одном из сундуков крепким сном и задремал.

Когда в лоно земли заходил, обронил он золотое зерно, что Марья ему дала, оно вмиг ростком и проросло. Обнял дуб корнями своими маленькое деревце, проросшее из зерна, сил ему придал, а на деревце том выросли яблочки.

Тут к Марье в светлицу влетел тот самый белокрылый конь, стоит, копытом бьёт.

– Что это ты, белокрылый конь, в моей светлице копытом бьёшь, али беда какая приключилась, али в какой путь меня приглашаешь? – спрашивает Марья коня.

– У Ивана твоего беда, где случилась она – там дерево любви твоей проросло, плоды дало. Коли сядешь на спину мою, я тебя вмиг к тому месту донесу, – вдруг молвил человеческим голосом конь.

Подумала, подумала Марья да решила к месту тому слетать. Оседлала она коня – взмыл конь в небеса и перенёс её к тому самому дубу и яблоньке Любви, что из зерна её проросла.

Спешилась Марья с белогривого, крылатого коня, огляделась по сторонам – увидела мощный дуб, поклонилась ему, за ствол обняла, по коре погладила, сил попросила.

Обнял мощный дуб Марью ветвями да сказал ей, что Иван на сокровища земные любовь променял. Тут увидела Марья ту самую яблоньку, подошла, яблоко с неё сорвала, вкусила и очутилась в том самом месте, где Иван на сундуке золотом дремал. Рассердилась на него Марья, дала ему пинка – слетел Иван с сундука и проснулся. Марья ему от того самого яблока, что в руке её было, вкусить дала, чтоб сил он набрался, отругала его за то, что три года спал да на сокровища земные любовь променял.

Как вкусил Иван яблока, так и очутился у высоченной горы, а её не обойти, мимо не пройти. Марья же из лона земли, откусив яблочка своей любви, дома у себя очутилась.

Тем временем, Иван стоит у горы, смотрит ввысь. Возвышается та гора вершиной в самые небеса. Делать нечего – начал Иван в гору подниматься. Камни на уступах горы, за которые он хватался, обваливались, чуть Иван пару раз с горы не сорвался, зато на разных участках пути находил он драгоценные камни. За три дня дошёл Иван до вершины горы. На вершине увидал он золотой сундучок, только к нему руки потянул – хотел камни в него, что по пути нашёл, сложить, да не тут-то было. Появился у сундука маленький чертёнок и требует сии драгоценности ему отдать, мол, он и есть хозяин горы, значит, его драгоценности сии.

– Я их собрал, пока на гору залезал, – возразил Иван.

– Видишь – ларец для них в моих руках, это я их по пути растерял, пока сундук на вершину тащил, – спорит чертёнок.

– Ничего подобного, ты растерял – я нашёл, а может и вовсе они изначально не твои, как и сундук. Коли нет у нас слада по этому вопросу, давай тогда бороться. Вот камень лежит на вершине горы, кто его сможет вниз скатить да не разбить – тот тому и уступит.

Встал чертёнок с одной стороны, в камень упёрся, толкал, толкал – без толку всё. Стал камень толкать спиной – покачнулся камень. Испугался чертёнок, что столкнёт Иван камень, начал камешки маленькие с другой стороны подкладывать, чтобы Ивану помешать. Прищемил, в итоге, камень большой лапу чертёнку, тот в каменной расщелине лапой и застрял, запищал, завизжал, стал у Ивана пощады просить.

«Ах ты, сила тёмная, хитрая! Я тебе не мешал, а ты схитрить решил – сам себя и погубил. Вот и сиди теперь в каменной ловушке».

Схватил Иван золотой ларец, что на вершине горы стоял, тот расплавился, с рук Ивана на землю стёк, образовался на земле ключ золотой. Поднял тот ключ Иван, превратился он в медный. Положил Иван его к себе в карман, где камешки лежали, а камешки, что он в пути собрал, обратились в золотое яйцо. Подивился Иван, тому как сияет оно, достал его из кармана, а в свете яйца растворился чертёнок, не оставив от себя и следа.

Потянулся Иван, солнцу ясному улыбнулся, вдохнул полной грудью свежего воздуха, тут грусть тоска его и отпустила. Увидел он внизу горы зелёную долину, спустился, смотрит – перед ним не долина, а лесная опушка. Стоит на ней избушка на курьих ножках, а дальше неё ничего не видать. Сидит на крыльце Ягиня, о чём-то мечтает, увидела Ивана, схватила своё помело и говорит:

– Ты почто, Иван, сюда пришёл?

– Не знаешь ли ты, где живёт судьба моя?

– Не ведаю того, может, знает моя сестра, – ответила Ягиня, взмахнула помелом, тут как и не было пред Иваном ни избушки, ни Ягини, кругом него сплошной тёмный лес.

Тут услышал Иван гул, смотрит – летит по небу в ступе вторая Ягиня, постарше она, увидала Ивана, достала подзорную трубу, в неё поглядела, мухоморы рядом с Иваном узрела и спустилась вниз.

– Здорово, Иван, что ты в нашем лесу ходишь-бродишь, аль кого потерял?

– Не знаешь ли ты, где судьба моя?

– Судьба твоя дома ждёт тебя.

– А как мне дом свой найти, покой в Душе обрести?

– Твой дом там – где твоя семья, – молвила Яга, сорвала мухоморы и была такова.

Задумался Иван, достал из кармана медный ключ, глянул на его, вспомнил купеческий дом, достал золотое яйцо, смотрел на него, смотрел – примерещилась ему Марья.

Встряхнул Иван головой, тут и появилась перед ним сгорбленная старуха с клюкой и спрашивает его:

– В чём, Иван, милый друг, счастье твоё?

– Счастье моё где-то заплутало, или я его потерял. Не знаешь ли ты, как мне его найти, а может и вовсе, не было его у меня?

– Ох, Иван, ты его обрёл, да только сам и потерял, к свободе стремился, себя же её и лишил, к чёрту чуть в лапы не угодил, всё свободой грезил, в фантазиях витал, на сундуках богатств не своих спал. Счастье своё оставил ты там, где его ране обрёл, куда гусли-весельчаки на коне белогривом привёз, – молвила старуха, стукнула посохом по земле, затряслась земля, только лона с сундуками Ивану не раскрыла – тропу проявила.

Старица с посохом исчезла, встал Иван на тропу да по ней и побрёл. Всё он осознал, три шага сделал, очутился подле яблони, что выросла из золотого зерна, что супруга ему в путь дала.

Глядел он на яблоню, глядел, загрустил. Шелестит яблонька листвой, песню печальную поёт, слёзки роняет. Вспомнил Иван о гуслях-весельчаках, улыбнулся, встрепенулась Душа, словно птица, вспомнил и счастливые годы былые, защемило сердце болью разлуки, затосковала Душа. Понял Иван, что потерял.

Тут и вышел к нему его верный друг – конь, которого он оставил тогда, когда провалился к золотым сундукам. Сел Иван на коня, тот его к дому Марьи привёз. Смотрит Иван – у Марьи во дворе полно разного люда: кто по делу пришёл, кто красотой её полюбоваться, а кто и свататься к ней удумал.

Почуяло сердце Марьи рядом близкое, родное, до конца не забытое, увидала она Ивана – всколыхнулось сердце, Марья чуть в обморок не упала – она уж давно Ивана и ждать перестала. Древо – яблоня Любви, что у Родового дуба росла, всё это время любовь, как могла, хранила, помогал ей в этом мощный дуб Родовой, от ветров злых кроной укрывал, корнями своими сил придавал. Возродилась яблоня Любви, распустила цветы, как пора пришла, она больше чем прежде плодов добрых дала.

Подошла Марья к Ивану, тот её крепко обнял, к себе прижал, сил ей придал, только сейчас понял он, как по супруге скучал, всё бы сердце своё ей отдал. Марья это почувствовала, окрепла, тут и гусли-весельчаки заиграли, ко второй свадьбе призывали. Достал Иван ключ медный, отдал Марье, та ключ в правую руку взяла – стал ключ тот вновь золотым. Достал Иван из кармана златое яйцо, Марье отдал и его, та его в левую руку взяла. Вылупился из яйца того птенец, защебетал, гуслям-весельчакам подпевал да рассказал гуслям тем в песне о том, что он есть новое счастье Ивана да Марьи. Разговора этого кроме Марьи с Иваном никто не понял, знали о сиём лишь гусли-весельчаки и солнечное счастье, что вылупилось из яйца.

Сумеют ли Иван с Марьей новое счастье уберечь, гусли-весельчаки сохранить – я того не ведаю, только слышала о том, что счастлива Марья, доволен Иван – больше мне никто ничего не сказал. Сказывают, что счастье любит тишину. Говаривали люди, что был в честь свадьбы второй и возрождения Любви пир горой: квас пили, закуски ели, плясали, танцевали.

Всякое в жизни бывает. У каждого к истинной, зрелой любви свои собственные пути, не сказать, что они легки. А ещё, счастлив тот, кто живёт настоящим днём, умеет ценить то, что имеет, в будущее не заглядывает, в прошлом не застревает.