Текст книги "Алинкины Сказки. Часть 2. Сборник Психологических Сказок"

Возмутились, было, Царевны и мать – надо, мол, Илью достать. Старший Царевич и говорит, что сначала Царицу с Царевнами до дворца родного проводит, возьмёт у Царя-батюшки новую бечеву, вернётся сюда, и достанет Илью. На том и порешили.

Вернулись они в Тридевятое царство. Брат средний увидал Царевну Серебряного царства Милану, такой красоты он сроду не встречал. Закричал, мол, жениться хочу, нет милее и роднее на белом свете глаз. Старший Брат на Царевну Ульяну любуется, всё глаз от неё не может оторвать. Царь на радостях Царицу обнял, строго настрого ей наказал слёз по сыновьям больше не лить, излишне тревог себе и близким не создавать, и объявил подготовку к свадьбам.

За подготовкой к свадьбам, на радостях, поход за Ильёй старший брат отложил. Царевна Златого царства Дарьяна, вновь голубкой обернулась, села на плече Царицы Настасьи, слёзку хрустальную пустила. Царица ей и говорит, не стоит, мол, Царевне нынче слёзы лить, сам вернётся Илья, в нём есмь сила веры батюшки-Царя.

Тем временем Илья ждал-ждал – заскучал, не идёт никто его вызволять. Тут увидел он того самого гнома, что его изначально сюда привёл. Стукнул гном о землю молоточком, Илья звук, хлопнув в ладоши, повторил. Стал гном выстукивать молоточком мотив мелодичный, Илья в ладоши хлопает и с точностью мелодию, выстукиваемую гномом, трижды повторил. Тут и явились пред Ильей три Богатыря да слово молвят:

– Здравствуй, Илья! Что прикажешь делать?

– Выведите меня с Подземного царства, заждалась меня невеста моя – Дарьяна.

Богатыри Илью на руки подняли, раз подкинули, второй, а на третий раз сила богатырская в Илье пробудилась, оттолкнулся он ногами от земли и выпрыгнул из Подземного царства, полной грудью свежий воздух вдохнул, сапоги-скороходы обул, донесли они Царевича Илью до родного дворца. То-то все были рады!

Царь на радостях пир закатил, только старший Царевич брови нахмурил, глаза прищурил – стыдно ему стало, что он брата родного оставил. Средний брат как всё это увидал, младшему поклонился, заслуги, силу и право младшего Царевича признал, старший примеру его последовал – похлопал Илью по плечу, прощенья у него попросил.

Так и слилась воедино для Рода сего богатырская честь и слава троих молодцов. Теперь сей Род и Царство сиё надёжно от внешних угроз защищено, оберегают его не только горы, но и родовая богатырская сила побратимская.

Сыграли скоро три свадьбы, был пир на весь мир. Я там был, мёд, пиво пил.

Ладные семьи вышли у Царевичей, складные. Все дружно живут, о мире поют, баллады складывают о Силе Богатырской, что не иссякает и передаётся в том Роду из поколения в поколение. И ныне сия сила мужская в Роду том здравствует, разумом, смекалкой, находчивостью и наблюдательностью она подкреплена. Мужчины в Роду сильные, славные.

Старец, что повстречался двум братьям на пути, на гуслях играет, Баллады о силе Мужской воспевает, Род укрепляет. Слушал я его, слушал, балладу сию в сказку сложил и Вам, её передал. А кто я? Мужское начало Богатыря сего славного Рода, что вновь оживился да в мир проявился. В следующей сказке я Вам о себе подробней расскажу.

Цветущее Белогорье

Ни высоко, ни низко, ни далеко, ни близко, в Белогорье за широкой пологой горой, было одно тайное место. Стоял там большой замок с тремя неприступными башнями, в которых сидели три Царевны, а красота женской Души в подполе замка того была заперта, страдала, света белого не видала.

Стерегла девиц тех злющая, ворчливая баба Дарья – бывшая Царица Белогорья. Белым днём – она женщина-красавица, а ночами в дракониху превращалась, ходила на ближайшие болота, местных жаб, гадюк, иных гадов да травы болотные собирала, варила из них разные зелья да отвары, женихов, что к Царевнам сватались, ими отпаивала, выдавая их за чаи ароматные, да загадки разные женихам загадывала. Никто загадок её разгадать не мог, пока не пришёл в то тайное место Богатырь МирДарьян.

Царевны в башнях томятся, но каждая из них своим делом занята. Старшая Царевна Варя – вышивки вышивает, сказки дивные сочиняет; вторая – Настасья, весь дворец убирает, цветы дивные разводит; третья – Анна мудростью неземной обладает, всегда верное направление укажет, совет мудрый даст, любое дело управит. А красота женской Души в подполе заперта, воли вольной лишена.

Сватались к Царевнам добры молодцы, а Дарья-дракониха всех отваживала, загадки разные женихам загадывала: то принеси то, незнамо что; то найди того, незнамо кого; а сама: кому тропы запутает, кого-то зельем из гадов болотных, вместо чая опоит – разума ясного лишит да велит разгадать: из чего зелье то сотворено; на кого хворь нашлёт да выдумает, чтоб молодец лекарство от хвори той сам изобрёл, а иным женихам таких небылиц про девиц наплетёт, что жених без оглядки прочь бежит, и даже до загадок дело не доходит. В общем, во всю Дарья-дракониха над родом мужским потешалась, насмехалась, тешилась над женихами, дуралеями всех считала, никому к Царевнам проходу не давала. Её же истинная красота в подполе заперта.

Не хочет Дарья замуж Царевен отдавать, красоту своей женской Души проявлять, и всё потому, что счастье своё когда-то, где-то потеряла, боль душевную испытала, мир в Душе своей утратила, и девок своих от этого же, как могла, так и берегла. Чем боль такую терпеть, такое пережить, предательство испытать – лучше в башнях сидеть, красоты своей в мир не проявлять.

Так и безобразила дракониха-Дарья. Иных молодцев – кто загадки её посмел разгадать да тайные тропы поизведать, даже огнём палила, кого-то и слопать могла. Девицы в башнях засиделись, начали скучать, да и замуж им пора, красота женская в подполе истомилась вся, только дракониха-Дарья всяческие козни женихам девиц так и подстраивает.

Как-то услыхал богатырь МирДарьян, что в Белогорье твориться, пошёл к Царю Белогорья, его выслушал, вопросы позадавал, в затылке почесал да решил ситуацию поправить, и сосватать за себя Царевну Анну, что во снах ему приходила, колыбельные на ухо напевала.

Благословил Царь МирДарьяна в путь, Царицу Дарью с Царевнами к царскому Дворцу просил вернуть.

Поклонился МирДарьян Царю-батюшке, обещал просьбы его исполнить да пошёл к своему родному дому. У батюшки своего совета испросил, с двумя своими старшими братьями поговорил. Батюшка МирДарьяна дал ему в дорогу холщовый мешочек с родной Землёй, велел пуще всех сокровищ в пути матушку-Землю родную беречь, благословил и отправил сына в путь.

Долго ли, коротко ль шёл МирДарьян, пару сапог кирзовых истоптал, на третий год пришёл к тому самому месту, где замок с тремя башнями стоял, Царевен в башне увидал, огляделся, рассмотрел, что возле замка полно костей, ходит по саду вокруг замка дракониха, цветы собирает. Учуяла она носом своим богатыря, цветы бросила, понеслась в замок, за дверями укрылась, в красавицу превратилась, вышла навстречу МирДарьяну, поднесла ему пиалу с «чаем» и спрашивает:

– Что тебя, добрый молодец, сюда привело? Опасно место сиё, видишь – сколько костей богатырских валяется, уходил бы ты, богатырь – жизнью своей не рисковал. Живёт тут дракониха-Дарья, вот сожрёт она тебя, будут косточки твои вокруг дворца валяться, не один ты таков тут шёл, и посильней тебя приходили. Разум включи, отведай моего чайку да лучше уходи, пока кости целы.

– Эка невидаль – кости! Много костей я ране видал, меня этим не проймёшь и со смертушкой я знаком, видались как-то. Ты скажи-ка мне лучше – как тебя звать-величать, и почто ты, краса ненаглядная, женихов от девиц, что в башнях сидят, отваживаешь, от меня драконихой в доме укрылась, в красавицу оборотилась, а сама иную суть и умысел скрытый имеешь!? Почто зло творишь, аль тебе белый свет не мил!?

– Ишь ты, разгадал, значит, тайны мои? Неужто прозорлив?

– Как знать, как знать. Хочу вот Царевну Анну замуж взять, а двух других красавиц за братьев своих посватать. Послал меня батюшка невест для себя и братьев сыскать, а Белогорья Царь просил Царицу к его двору с Царевнами возвернуть. Вот твои девицы, коих ты в башне сторожишь, мне и приглянулись. А ты уж не Царская ли жена Царица Дарья, по которой батюшка-Царь весь истосковался? Али я не прав?

Задумалась Дарья-дракониха – всё МирДарьян о ней знает, его загадками не обхитрить, видит и чует, что этого богатыря просто так от замка не отвадить, и девиц своих может она не уберечь, её сердце МирДарьян хочет освободить, да красоту женской Души ещё из подполья, не ровен час, высвободит. Страшно стала Дарье за себя, за Царевен-дочерей, топнула она ногой по земле, превратилась в Ягиню, и говорит:

– Достань мне с неба Луну – вернусь к Царю, Царевен освобожу, а коли, нет – пеняй на себя.

– Твоя Луна в подполье у тебя заперта, а солнце Царя и по сей день в мир сияет. Луна свет солнца отражает. Отчего же твоя Красота миру внешнему не видна?

Думала-думала Царица Дарья, что ответить – ничего надумать не могла, решила схитрить и молвила:

– Ну что, коль разгадал ты тайны мои, а у меня на загадку твою ответа нема, то и правда твоя, велю я приготовить тебе баню, надо с дороги помыться, вдоволь напариться, чтоб пред Царевной Анной в должном виде предстать. Дам я тебе после бани синий кафтан, будешь в нём хорош и пригож, за такого любая замуж пойдёт.

Богатырь и тут козни Дарьи разгадал, в баню пошёл, мать сыру землю родную, что с собой от дома родного, в мешочке холщовом принёс, с собою взял.

Зашёл в баню МирДарьян, намылся, напарился, а Дарья-дракониха дверь в баню заперла, хотела жаром и паром банным Богатыря уморить. Тот землю родную достал, просьбу, чтоб та сил ему придала, ей шепнул. Увеличился МирДарьян трижды в размерах и росте, крышу бани проломил, баню Дарьину развалил. Вдохнул Богатырь свежего ветра поток, новые силы обрёл.

Этого Дарья стерпеть не могла, разозлилась, в дракониху днём белым превратилась, давай вокруг МирДарьяна летать, жаром на него пыхать, желая в пепел его обратить, чтоб не осталось от Богатыря и следа.

Мать родна Земля и тут ему помогла, ловкостью в руки Богатыря вошла, тот изловчился, за хвост дракониху ухватил, силой богатырской её встряхнул. Сила сия ещё – и Благословение батюшки-Царя. В итоге шкура драконья в руках его осталась, а вывалилось из неё бледное создание – Царица Дарья, едва жива, смотрит глазами, полными слёз, на Богатыря, трясётся вся, как былинка на ветру колышется, от беспомощности рыдает, Бога в помощь призывает. МирДарьян шкуру драконью о землю трижды ударил, превратилась шкура сия в муравья. Батюшка МирДарьяна удар оземь услыхал, сыну своему в помощь Сокола своего послал. Сокол, по отцовскому благословению, мигом с МирДарьяном очутился, на плечо к нему приземлился, осмотрелся, слетел с плеча Богатыря да склевал муравья.

Богатырь Дарью на руки взял, лаской отеческой приласкал. Окрепла Дарья, успокоилась, ощутила в МирДарьяне мужскую силу богатырскую, разрумянилась, золота коса её стала по пояс видна, сияет, свет солнечный, словно луна, отражает.

– Ну, здравствуй, матушка Царица! Давненько Царь-государь тебя в палатах царских дожидается, все глаза проглядел, слёз море с тоски излил, хватит тебе за горами да на болотах шельмовать, Царевен от мужского внимания оберегать. Идёшь к Царю на поклон?

– Иду, – ответила Царица Дарья. Замок открыла, Царевен освободила. Вышли девицы на волю, Богатырь глядит на них, радуется да думу свою думает – как ещё Царицу уговорить, красоту женской Души из подпола освободить, да чтоб по доброй воле, а не по принуждению.

Тут вновь батюшкин Сокол ясный на плечо к нему сел, песню соколиную пропел, да так, что понятна она лишь Богатырю.

– Ну что, бывшая карга, открывай замка погреба, иначе не будет тебе пощады от Царя, – молвит Царице Богатырь.

Стыдно Царице за своё коварство стало, пробудилась к доброте её Душа, стала ей не по сердцу карга, вошла она в замок, открыла погреба, вышла из погребов Красота её женской Души. Тут Дарья и обрела Богом данную женскую суть, свою истинную красоту, с ней примирилась, от оков обид своих освободилась. Больше злая карга в ней не видна, растаяла она бесследно за светом красоты женской Души. Царица МирДарьяну поклонилась, за освобождение своё его поблагодарила, белым платком пред ним махнула, потом платок сей на земле расстелила. Платок превратился в дивный ковёр, а на нём славного Рода Царицы узор, силы Родовые в том узоре так и сияют. Встал Богатырь на ковёр, за ним и Дарья Царица и три Царевны девицы.

«Пора всем нам в Царство, к Царю-батюшке возвратиться, вот будет пир на весь мирю», – молвил Богатырь. Тут и поднял их ковёр-самолёт да понёс к Царю-батюшке на поклон.

Как прибыли они к царскому дворцу, Царь с крыльца спустился, Царице поклонился, она заплела косу, радостью от встречи воссияла. Обнялись Царь с Царицей, друг друга простили, Богатырю МирДарьяну поклонились, от разлуки очнулись, сердца их к любви пробудились.

Зазвонили в царском дворе колокола, праздник на всё Белогорье возвещают. Услыхал батюшка МирДарьяна сей звон, возрадовался, понял, что МирДарьян с победой к царскому двору пришёл. Запряг коней и поехал туда вместе со своими старшими сыновьями: Соколом ясным Иваном, бравым Орлом Андрианом. Как раз ко времени прибыли они.

Тем временем, молвит Царь МирДарьяну Богатырю:

– Проси чего хочешь, любых сокровищ дам!

– Отдай за меня Царевну Анну, государь, а братья мои давно о двух твоих других Царевнах во снах грезят, позволь и им слово молвить! – просит Царя МирДарьян.

Тут и вошли в Царские врата батюшка МирДарьяна и братья, Царю поклонились, колена пред Царевнами преклонили.

Царь-батюшка согласие дал, тут Царица Дарья окончательно мир в Душе своей обрела, спокойна отныне за дочек она.

Три Царевны вышли замуж за богатырей, каждая по своему статусу, а на месте, где ранее замок с башнями стоял, вскоре вырос стольный град, ожило место сие, жизнью задышало, счастливым местом стало. Болото с гадами иссохло. Царь с Царицей друг друга простили, с тех пор в мире и согласии поживают, Царством-государством с любовью управляют. Стольный град стоит Царства столицей. Живут в нём Царь-государь, Царица и три Царевны сестры, что замужем за тремя братьями богатырями и Род славный продолжают.

Загадка сей сказки в том, что Царица, обидевшись на Царя, осерчала, счастье потеряла, сама не своя стала, мира в Душе не имела. МирДарьян её исцелил, мир подарил. Царь-государь, когда-то гордым был, Царицу за оплошность одну не простил, слишком молод тогда был. С тех пор и царствовал в Белогорье разлад.

Мир в свет Богатырём МирДарьяном в Белогорье родился, глазами честными, умом зрелым, сердцем белым правду узрел, жить в мире захотел. Сокола ясного – Разум прекрасный из недр земли батюшка его поднял. Сокол ему сию историю и рассказал. Пошёл Богатырь МирДарьян в Белогорье – все вопросы решил.

Жена Анна ему под стать, как мы уже говорили: мудростью неземной обладает, всегда верное направление укажет, совет мудрый даст, любое дело управит. Это она матушке-Земле родной рассказала, что в Белогорье творится, тогда, когда с сестрицами своими цветник у замка с тремя башнями в порядок приводила. Вот Мать-Земля и пробудила в МирДарьяне Богатыря.

Растёт-возрастает семья Анны и МирДарьяна, славит славный Род, добро в мир несёт, Царю с Царицей достойная смена растёт – Царевна Анна и Богатырь МирДарьян.

Сказка о том, как Василисушка счастье своё обрела

В одной далёкой стране, в крестьянской семье жил-был молодец Елисей. Батюшка его часто странствовал, потому Елисей то и дело оставался с мачехой-крестьянкой. Та властная была, эгоистичная и своенравная, любила, когда все, всё делали так, как ей надобно, хитрости разные применяла. Вот и Елисея так растила, а для того, чтоб он из-под контроля её не вышел, её интересам служил – леденцами-петушками заколдованными сладкими кормила, под три одеяла укутает, приголубит, приласкает, лишь бы тот силы не обрёл, самостоятельным не стал.

Вот пришла пора Елисею свою семью создать. Мачеха и тут хитрила: играет ему на дудке-жалейке, леденцами кормит, в одеяла укутывает да внушает, что окромя её никто и ни в чём ему помочь лучше не сможет.

Девицы-красавицы Елисеем интересуются, а мачеха всех, так или иначе, отваживает да ложные истины и ценности Елисею внушает. Так и рос он несамостоятельным: ответственность на себя брать не привык, да ещё и дудку жалейку у мачехи перенял и свою такую же смастерил.

Ходит Елисей по миру, на дудке жалейке играет, народ к себе привлекает. Кто-то мимо пройдёт, кого-то мелодия дудки жалейки привлечёт. Поможет, чем может, Елисею сострадательный, добрый человек, а тот достанет мачехин отравленный леденец и помощнику его суёт. Хитры леденцы – яд содержат они, ложные истины несут, только это сразу понять просто невозможно: сладки они, цветом приятны, формой опрятны; только после того, как их съешь, горечь во рту остаётся.

Так и жил до поры до времени Елисей, пока как-то в один дивный лес не зашёл, на терем Василисы не набрёл. Подошёл Елисей к терему, на дудке жалейке заиграл. Заслушалась Василиса Елисея, проснулась в ней сострадательная Душа, сердце её к помощи молодцу пробудилось. Начал Елисей Василису мачехиными отравленными леденцами потчевать, Василиса сразу и не поняла, в чём опасность тех леденцов, так их и принимала, сама чуть в мачеху под мелодию дудки жалейки елисеевой не превратилась.

Мачеха Елисея об этом прознала, сыну на своей дудке-жалейке играет, Василисе такую же смастерила и подарила, леденцами их обои потчует да свою кривду-правду рассказывает. Ревнует мачеха Василису к сыну, кривду-правду в помощь пригласила, и ну Василисе слух чарами кривды-правды затуманивать да ещё за глаза на Василису неправды сыну своему наговаривать, отстаивать в глазах пасынка свою важность и значимость.

Начала Василиса болеть, слабеть, вот уж и сил у неё нет, и желания куда-то все подевались, терем её обветшал, в хижину превратился. Говорит она Елисею, что пора бы терем починить, да сад вокруг него соорудить, а тот, знай себе, на дудке-жалейке играет, мачеха ему подигрывает, да леденцы свои им коробами поставляет. Приведёт, бывало, Елисей Василису к своему двору, песни жалостливые на дудке играет, василисина дудка жалейка, что ей мачеха вручила, Елисеевой дудке подпевает. Кривда-правда тешится, песни поёт, с каждым днём возрастает, истинную Василису покровом неправды укрывает, лик её настоящий от мира скрывает. Вот уж и не видна миру Василисы красота, свет её стал угасать. Василиса в хозяйстве Елисея и мачехи чем может – поможет, всё супруга жалеет, а свой терем и своё хозяйство на потом откладывает, вот уж и свой истинный облик позабыла.

Много ли, мало ли времени прошло – надоело Василисе всё, и мелодия дудки-жалейки опротивела, и леденцы мачехины тоже. Собрала она в обветшалом тереме все леденцы в короба да выбросила вон из терема своего и дудку жалейку, что мачеха ей подарила, напополам переломила и выбросила вон. Укрылась Василиса от Елисея в тереме своём и истинного облика своего не показывает. Войдёт он в терем, а там сидит не жена, а карга. Елисей разозлился, взял дудку свою жалейку тоже об колено её сломал. Пошёл он к мачехе, лёг у неё на печи и лежит-полёживает, та его тремя одеялами укутала да спать уложила, кривду-правду позвала – та песни поёт, ложь на Василису в уши Елисею льёт.

Василиса, в конце концов, из сил выбилась, надоело ей с кривдой-правдой воевать, всех жалеть, себя терять, махнула она рукой на Елисея с мачехой, взяла с собой в путь зеркало правды да путеводный клубок, что ей от бабушки достался, пошла куда глаза глядят помощи искать. Оставила она в обветшалом тереме Елисею записку, что ушла туда, незнамо куда, возвращаться не собирается, а коль захочет он её отыскать, пусть в кощеево царство идёт. Кривда-правда за ней следом пошла. Слышит Василиса за спиной своей шаги, оглянется – никого не видать.

Долго ли, коротко ли Василиса шла – вышла к реке, увидала Ладью, зашла в неё. Кривда-правда за ней, было, прыгнула, только реченьки вода свою истину несла, посему кривда-правда, как в воду речную попала, по пояс в воде и растворилась, силы стала терять, насилу на берег выбралась, еле до берлоги своей, что в дремучем лесу была, добрела, отлежалась да к мачехе пошла. Та увидела прислужницу свою ослабевшей, от порога своего её погнала, велела сил набираться. Обиделась кривда-правда на мачеху, обратно в берлогу побрела, пока шла сама от злости вся потемнела, потом в мышь серую обернулась, силы растеряла, превратилась в серый цветок – хотела в земле прорасти, только и Земля её не приняла, корням цветка питания не дала, тот и иссох.

Тем временем, понесла ладья Василису по течению реки вперёд. Василиса смотрела-смотрела на берега да уснула.

Много ли мало, ли времени она плыла, только как проснулась, увидела, что причалила ладья к берегу. Сидит на берегу реки рыбак, рыбу ловит. Как Василиса на берег вышла с ладьи, так рыбак золотую щуку королевскую поймал. Дивится рыбак чуду такому, и давай Василису расспрашивать, куда та путь держит, и как её ладья к его берегам причалила.

Василиса ему и молвит:

– Устала в пути, сил нет идти, долго слушала мелодии дудки-жалейки, себя потеряла, оттого и обессилела.

– То-то я смотрю на тебе пелена, словно слепое пятно пред тобой! Ты сними, Василисушка, сей покров с себя. Хочешь – я помогу? Ни к чему тебе чужой покров, в нём тебя не узнать.

– Какой такой покров, не вижу!?

– Чужих истин и слов, ложной правды, с узорами кривды.

Василиса глянула в зеркало правды, что из дома взяла, и увидала на себе серую пелену-тенету, укрывала та пелена её с головы до плеч. Схватила Василиса ту пелену, сдёрнула с себя, в реку бросила. Матушка речка сию пелену в водах истины растворила. Василиса косы расплела, силу обрела, встряхнула волосами, подняла руки к солнцу ясному, помощи у него попросила. Обессилела и села на берегу реки, чуть в Алёнушку не превратилась.

– Ну, коли так, я тебе помогу! Ты мне удачу принесла – я королевскую щуку поймал, коли в руки она далась, счастье не за горами. Есть у меня изба, новая, ладная, пойдёшь ко мне жить? – спрашивает рыбак.

– Ты меня не торопи, обожди, устала я в пути, коли можешь помочь – помоги. Повернулась Василиса вокруг себя, голубой птицей обернулась.

– Так вот каков истинный облик твоей Души! Ну, тогда и я тебе свой истинный облик покажу, – молвил рыбак. Стукнул трижды удочкой своей по берегам реки, превратилась удочка в посох, а рыбак в мудрого старца. Достал сети из реки – полны они плотвы, Старец щуку-королеву поблагодарил, на волю в реку отпустил.

Нырнула щука в воды речные, и молвила напоследок:

– Я вам ещё не раз пригожусь, улов дивный принесу, раны исцелю да создам для вас изобилия неиссякаемый запас.

– Будь по-твоему, – молвил Старец.

Достал он из своего лукошка белое обережное родовое полотенце, птицу голубую в него обернул, в избу свою новую её понёс и слова произнёс: «Вольному воля, а спасённым – Рай». Только он это сказал, снесла птица золотое яйцо. Старец стукнул трижды посохом по земле – появились перед ним три красивые Девы. Он им поклонился и передал золотое яйцо на хранение, велел его в белое полотно обернуть, в сундучок родовой золотой положить, да в дупле дуба Родового, до поры до времени, спрятать. Выполнили девицы просьбу Родоначальника Рода, сделали так – как он сказал.

Старец-Родоначальник птицу голубую взял, дошёл до новой избы, её туда поселил, каждый день к ней приходил, на волю летать отпускать, кормил, поил. Нагуляется птица на воле, как в избу вернётся – Василисой обернётся, избу приберёт, трав в округе целебных наберёт, сад вокруг избы развела, посадила дивные цветы.

Приходит Родоначальник Рода, любуется красотой. Расцвела новая Родовая изба, тёплым медовым светом засветилась. Старец радуется, Василиса сил, знания и опыта нового набирается. Вечерами к ней матушки Рода в гости приходят, песни поют, сказки разные, легенды и мифы сказывают, учат Василису красивые вышивки вышивать, песни петь, глиняные горшки для дивных цветов лепить, ленты причудливо в косы заплетать, да щи в русской печи готовить.

Много ли, мало ли времени прошло, как Василиса так жила, многому научилась, многое поняла, вышел из неё яд леденцов мачехи Елисея, Душа песнь о любви запела, ожило сердце, миру открылось. Тут Берегини Рода принесли её золотое яйцо, велели в драгоценный златой ларец его положить, ларец белым платком укрыть, на платке вышить солнечную лилию, и драгоценность сию в новой избе хранить.

Удивилась Василиса такому дивному наставлению, только яйцо в правую руку взяла, как появился в левой руке золотой сундучок с красным рубином на крышечке. Она яйцо в него положила, белой канвой укрыла. Появилась на канве та самая вышивка лилии обережной, а по краям канвы дивный узор, вышитый вензелями. Василиса Роду своему поклонилась, за помощь, опыт и подарки судьбы поблагодарила. Поставила она сундучок к окну, он и превратился в золотую свечу. Горит свеча, тёплым, мягким светом сияет, сердце ублажает, добротой, нежностью питает, любовь истинную привлекает. Расцветают в саду Василисы цветы истинной красоты женской Души. Днём яйцо в сундучке лежит, ночью свечой оборачивается, разум и сердце светом ясным питает, любовь привлекает.

Тем временем, надоело Елисею под тремя одеялами у мачехи спать, леденцы сосать, встал он с мачехиной печи, к Василисе собрался идти, решил, наконец, помочь терем её починить.

– Ты куда, сыночка, собрался, уж не к змее ли Василисе, что все силы из тебя выпила, неужто плохо тебе у меня на печи? – молвит ему мачеха, достала свою дудку-жалейку и давай на ней играть, к совести пасынка взывать.

– Не твоё дело, мать, не суй носа своего, куда не просят, хватит мне на печи твоей лежать, все бока отлежал, пока леденцы сосал, пора и за дело браться.

– Да что же это ты, я для тебя и эдак, и так стараюсь, а ты? – запричитала мачеха.

– А что я? – молвил Елисей, уши заткнул да вышел прочь.

Пошёл он к терему Василисы, а там сплошное запустение, кругом терема крапива жгучая колючая, ко входу в терем и не подойти. Делать нечего, натянул Елисей рукава рубахи на ладони рук, крапиву всю повыдирал, еле до входа в терем добрался. Вошёл в терем, а там паутина в углах, пауки с той паутины на Елисея глядят. Взял он веник в углу, паутину с углов убрал, выгнал пауков с терема, окна открыл, свежий воздух впустил. Посветлело в тереме, потеплело, в печке огонь загорелся, согрелся терем, а под сиим теплом, вся обветшалость с него сползла, засиял терем в солнечных лучах, засветился.

Василиса, тем временем, вышивку дивную в родовой избе вышивала, вдруг почувствовала, как в пальчиках ее что-то закололо. Отложила она пяльцы, руки колодезной водой обмыла, белым обережным полотенцем вытерла, взяла своё зеркало правды да увидала в нём идущего по дороге Ивана-Царевича. Василиса каравай в печи испекла, и ждёт Родоначальника-спасителя своего в гости – совет с ним держать, что ей с Елисеем делать. Не хочет Василиса с Елисеем никаких дел иметь, хорошо ей и в родовой избе, вот только сердце исцелённое, по любви тоскует, мается в одиночестве Душа.

Родоначальника Рода ждать долго не пришлось, к обеду решил он Василису навестить, а та его у порога с караваем встречает, совета просит да рассказывает, что мается Душа, сердце по любви истосковалось. Уронила Василисушка слезу, Родоначальник её обнял, слезу её в ладошку поймал. Превратилась слеза в ладони Родоначальника в голубую птицу, запела птица трель, да такую, что звенит по всей округе, словно звон серебряного колокольчика, играет трель мелодию Василисиной Души, истосковавшейся по истинной любви. Взлетела та птица в небеса, увидала с высоты терем Василисы, что в лучах солнца блистал, полетела к нему, на крышу терема села, обернулась флигелем да повернулась, указывая в сторону болот.

Елисей, тем временем, как раз в тереме Василисы нашёл её письмо, в котором она писала, чтоб тот её в кощеевом царстве искал, и сидел, думал – как ему то самое кощеево царство найти. Тут и увидал он, как птица на крышу терема села, обернулась флигелем, да в сторону болот указала.

Почесал Елисей в затылке, подумал, что нечего ему по болотам ходить. Обиделся он на Василису – терем, мол, восстановил, а она меня в кощеево царство посылает, птица в болота указывает. Пошёл он опять к мачехе, а та и молвит:

– Говорила я, что Василиса твоя – самая настоящая змея, вот она на болота жить и ушла, там ей – ведьме и место. Я тебе другую найду, будешь в руках её как сыр в масле кататься.

Махнул Елисей рукой, на печь увалился, взял, было, мачехин леденец, лизнул его, он ему почему-то не по нраву пришёлся. Разозлился Елисей, кинул об пол леденец, а тот в таракана чёрного обернулся, так суть истинную мачехиных льстивых речей Елисею и показал.

Совсем разозлился Елисей, слез с печи, топнул об пол ногой, развалился мачехина изба, превратилась в черного жука, да под лучами солнца и растворилась. Прогремел гром, небо помутнело, хлынул дождь, смыл с земли следы мачехиной избы, тут и солнышко выглянуло.

Мачеха незримой стала, только шлёпают чьи-то следы вокруг. Ходили, ходили следы мачехи-невидимки, вскоре всё умолкло, настала тишина, солнце ясное землю просушило. Так и исчезла злая мачеха без следа, больше её никто, никогда, нигде не встречал: то ли ушла она туда, откуда пришла, то ли и вовсе существовать перестала – то ведомо матушке Судьбе, только без кривды-правды боле ей Любви не одолеть.

Огляделся по сторонам Елисей, смотрит – летит белая птица, села птичка к нему на плечо и в путь его зовёт.

Последовал Елисей за белой птицей, а та его к болотам привела. Сидит на болоте старая бабка, какие-то камни перебирает. Спрашивает её Елисей:

– Здравствуй, бабушка! Не ведомо ли тебе, где Василиса моя укрылась? Я её в тереме не нашёл, один остался, не к кому и головы преклонить. Говорят, Василиса в кощеевом царстве.

– Что же ты, молодец Елисей, судьбу свою упустил, Василису не уберёг? Откель я знаю – где она? Иди по своему пути, ничем тебе не помогу, раньше надо было думать.

Смотрит Елисей на белую птицу и молвит ей:

– Ну, и зачем ты меня на болота привела?

– Надо бы тебе повиниться, – только и молвила птица.

Почесал в затылке Елисей, увидел старый пень, сел на него, думу думает. Неохота ему ошибки свои признавать и виниться он не перед кем не привык. Тут вдруг почувствовал он, как кто-то подзатыльник ему дал, огляделся по сторонам – никого не видать, сел опять на пень – вновь подзатыльник получил, вскочил, огляделся – нет в округе никого, встал он с пня, побрёл с болот, и вдруг, пинка под зад получил, огляделся – опять никого.