Текст книги "Роковые жемчуга. Любовь и страсть, трагедии и тайны"

Труженицы гусиного пера

В славный век Короля-Солнце, который французские историки имеют обыкновение именовать не иначе как великим, в королевстве жили три женщины, которые, как и все прочие аристократки, в угоду моде также не избежали увлечения жемчужными украшениями. Но – как бы выразится поточнее? – их интересы выходили далеко за границы весьма узкого мирка француженки того времени – пусть даже и принадлежавшей к высшим светским кругам.

Мари-Мадлен, графиня де Лафайет (1634–1693), Мари, маркиза де Севинье (1626–1696) и Елизавета-Шарлотта (потомок Марии Стюарт, известная под уменьшительным именем «Лизелотта» или как принцесса Пфальцская), герцогиня Орлеанская (1652–1722) были образованы, умны, знали цену окружавшим их людям и нравам двора[22]22
  Мадам де Лафайет в молодости служила фрейлиной сначала королевы Анны Австрийской, а затем ее невестки, первой жены герцога Орлеанского, Генриетты Английской, и написала мемуары этой герцогини, а также несколько других книг.


[Закрыть], а потому их переполняло желание поделиться своими мыслями с окружающими. Сделать это было нелегко, ибо, как это ни странно, этому мешало их высокое положение в обществе. Для писания необходимо работать рукой, а работа среди аристократов считалось неблагородным занятием, сочинительство же – делом низким, тем более для женщины. Даже слова «писатель» тогда во французском языке не было, ибо сочинители считались кем-то вроде ремесленников. Поэтому мадам де Лафайет, написавшая первый французский роман (к тому же еще и психологический) в современном его понимании «Принцесса Клевская»[23]23
  В 1961 году по этому роману во Франции был поставлен двухсерийный фильм, где главную роль исполнила (и этим чрезвычайно прославилась во Франции) актриса русского происхождения Марина Влади. В роли мужа принцессы выступил Жан Маре, костюмы (действие происходит при дворе короля Генриха II) создал Пьер Карден.


[Закрыть], напечатала книгу анонимно, хотя ее авторство было известно всем. Роман пользовался огромным успехом.

Графиня Мари-Мадлен де Лафайет

А вот мадам де Севинье и принцесса Пфальцская вложили всю свою душу в написание многочисленных писем, доведя совершенно забытый ныне эпистолярный жанр до высшей степени совершенства.

В течение 25 лет, помимо отправки писем своим друзьям, мадам де Севинье также вела активную переписку со своей замужней дочерью, но до наших дней этих посланий сохранилось около 1100, по большей части лишь в копиях. Блестящий стиль писем настолько восхищал современников и их потомков, что их широко копировали в качестве образца.

Маркиза Мари де Севинье

И графиня де Лафайет, и маркиза де Севинье, были желанными гостями в парижских салонах и собеседницами умнейших людей и литераторов того времени, таких как Ларошфуко, Расин, Корнель и Буало. В отличие от этих дам, вторая жена брата короля Людовика ХIV, принцесса Пфальцская, ненавидела Париж и жила в загородном замке. За свою жизнь она написала около 60 000 писем (правда, сохранилась из них примерно одна десятая часть), что заслужило ей еще одно прозвище – «Океан чернил». В посланиях к своей тетке и дочери принцесса жестоко высмеивала лицемерие и распутные нравы двора.

Все эти женщины были глубоко несчастны в личной жизни. Миловидная, тонкой душевной конституции мадам де Лафайет не смогла найти никакого понимания со стороны мужа, вдовца, отставного солдафона, старше ее на 17 лет, натурального бирюка. После рождения двух сыновей супруги по взаимному согласию расстались.

Мадам Севинье овдовела в двадцать пять лет, успев испытать все горести замужества с неисправимым донжуаном, погибшем на дуэли из-за женщины с сомнительной репутацией. Невзирая на свою красоту, она больше не вышла замуж и не обзавелась любовниками, хотя недостатка в поклонниках у нее не было.

Лизелотта же, в юности мечтавшая о браке по любви, была из династических соображений выдана замуж за человека, испытывавшего отвращение к женщинам, – Филипп Орлеанский предпочитал молоденьких красавчиков, которые роем вились вокруг него. Вот по их поводу особенно зло проходилась в своих письмах его супруга, в повседневной же жизни бранила и не стеснялась иногда дать волю рукам. Лизелотта была дамой прямой и откровенной, чем чрезвычайно нравилась ее свояку королю. Тот любил беседовать с ней и называл невестку не иначе как «хорошим приятелем». Лизелотта не могла отказаться от своих немецких привычек и изысканным блюдам французских поваров предпочитала пивной суп, соленую говядину и рагу из кислой капусты, чьим ужасным запахом насквозь пропахли все ее покои. Слабые попытки мужа приучить ее одеваться в изысканных традициях королевского двора (у Филиппа несомненно были задатки хорошего кутюрье, которые он практиковал при создании фасонов одежды для своих детей и фаворитов), разбились о полное непонимание жены.

А что же стало с жемчугами сих дам? Мадам де Лафайет и де Севинье завещали принадлежавшие им драгоценности детям (мадам де Лафайет является отдаленным предком героя американской войны за независимость). Кстати, именно маркизе де Севинье приписывают введение моды на броши из жемчуга в сочетании с рубинами, сапфирами, изумрудами и эмалью, в особенности, в форме банта. Вначале их носили только на корсаже, но это украшение, чрезвычайно быстро вытеснив фибулы, аграфы и розетки, перекочевало и далее на рукава и юбки, где скрепляло расходящиеся драпировки или разрезы одежды (ткани стали более легкими, и старомодные драгоценности некрасиво повисали на них).

Что же касается Лизелотты, свои изумительные жемчуга ей пришлось продать. Муж скончался раньше ее, и в качестве мести завещал все имущество своим «миньонам», а долги – вдове. После продажи драгоценностей и уплаты долгов герцогиня была разорена, и лишь благосклонное отношение к ней короля Людовика XIV позволило Лизелотте сохранить свое положение и избежать безрадостной участи коротать оставшиеся дни жизни в монастыре.

Елизавета-Шарлотта, принцесса Пфальцская, супруга герцога Орлеанского, брата Людовика XIV

Но, как видно из описания их жизней, драгоценности чрезвычайно мало волновали вышепоименованных высокородных дам. Эти женщины жили другими интересами. Их неудержимо манил к себе чистый лист плотной бумаги с вытисненным гербом наверху, лежащий на конторке из благородного дерева, который – хоть в ясном сиянии дня, хоть в дрожащем круге света, отбрасываемом пламенем свечи, – непременно должен быть заполнен строками, написанными их легким стремительным почерком. А затем еще один листок, еще один… Они вкладывали в это сочинительство всю свою душу, они не могли не писать, они были истинными рабынями тонко очиненного гусиного пера.

Жемчуг и кисть

Вообще-то, следует учесть, что не стоит особенно полагаться на достоверность портретов тех времен. Жемчуг, да и прочие драгоценности тогда были все-таки чрезвычайно дороги, и менее состоятельные заказчики просто просили художника пририсовать на портрете недоступные для них украшения. Существует также подозрение, что живописцы иногда вдобавок и несколько увеличивали размер жемчужных зерен. За написание изделий из жемчуга, даже реально существовавших, мастера кисти взимали дополнительную плату по причине трудности изображения этого мерцающего сияния.

Со временем кое-где жемчужные украшения стали доступны и для менее состоятельных женщин. Не будем углубляться в историю использования речного жемчуга для украшений и церковной утвари на Руси, а вот стоит упомянуть такие страны, как Португалия, Испания и Нидерланды. Интенсивное торговое мореходство обеспечило поступление из заморских стран такой массы жемчуга, что кое-что перепадало и представительницам простого народа, включая иногда даже и крестьянок. Доказательством тому служит картина Я. Вермера «Девушка с жемчужной серьгой», да и «Дама, примеряющая ожерелье» его кисти мало похожа на аристократку. Принадлежащее Эрмитажу полотно великого Рембрандта «Молодая женщина, примеряющая серьги» вообще считается чуть ли не лучшим портретом невенчанной спутницы его жизни Хендрикье Стоффельс (кстати, жемчугами отделан и гребень в ее волосах). По-видимому, писать жемчуг для Рембрандта, в отличие от других художников, не составляло труда, он это делал часто, например, на руке Данаи на одноименном холсте в Эрмитаже красуется жемчужное запястье, а жемчужные украшения нумидийской царицы Софонисбы[24]24
  Дочь карфагенского вождя, последовательно жена двух соперничавших нумидийских царей. После завоевания римлянами Карфагена предпочла выпить яд, нежели жить в рабстве. На этот сюжет написано несколько литературных произведений, 15 опер и ряд картин. Картина «Софонисба», предположительно написанная Рембрандтом в 1637 году с Саскии, находится в музее «Прадо».


[Закрыть] вполне соответствуют статусу супруги богатейшего владыки. Жемчуг составлял часть драгоценностей супруги художника Саскии, из-за которых живописец, отличавшийся довольно-таки склочным характером, затеял судебный процесс со служанкой Гертье Диркс.

Рембрандт ван Рейн. «Софонисба, принимающая яд»

Рембрандт был женат на Саскии ван Эйленбюрх, внешность которой хорошо известна нам по многим его картинам. Жену свою художник обожал и буквально задаривал драгоценностями, включая и жемчуг. К сожалению, здоровье у нее было неважное, частые неудачные роды лишь еще больше подрывали его. Когда Саския наконец-то родила долгожданного сына Титуса, хворь настолько ослабила ее, что в дом пришлось взять дополнительную служанку, молодую пригожую деревенскую вдовушку Гертье Диркс.

Работящая и сообразительная Гертье живо навела порядок в доме, а после смерти Саскии в июне 1642 года заняла место подруги художника. Некоторые искусствоведы утверждают, что знаменитая Даная была написана с Саскии, но затем Рембрандт придал ей лицо Гертье. Влюбленный художник в угаре охватившей его страсти подарил возлюбленной часть драгоценностей покойной жены.

Этот роман длился семь лет и закончился, как только в доме появилась новая молодая служанка Хендрикье Стоффельс. Рембрандт немедленно воспылал к ней любовью и охладел к своей спутнице. Разразился скандал, и Гертье переехала из дома в гостиницу. Далее отношения перешли в плоскость судебных разбирательств. Рембрандт официально предложил бывшей возлюбленной расстаться, предложив компенсацию в виде выплаты ежегодных алиментов в размере 60 гульденов. Гертье же вчинила ему иск за нарушение обещания жениться. Рембрандт увеличил размер алиментов до 160 гульденов, но с условием, что Гертье завещает подаренные ей художником драгоценности его сыну Титусу. Однако соглашения достичь не удалось, и тогда взбешенный Рембрандт прибегнул к помощи лжесвидетелей, утверждавших, что Гертье пустилась во все тяжкие и ведет непотребный образ жизни. На основании этих показаний художник ходатайствовал перед судом о заключении женщины в работный дом сроком на двенадцать лет. В ужасных условиях принудительного, отупляющего тяжкого труда бывшая возлюбленная провела пять лет, в 1655 году ее, невзирая на протесты Рембрандта, все-таки выпустили, и, по-видимому, она вскоре умерла. Так великий мастер отражения внутренней жизни человека на своих картинах запятнал себя чрезвычайно негуманным поступком.

Рембрандт ван Рейн. «Женщина, примеряющая серьги»

Невзирая на несколько творческих взлетов, карьера Рембрандта после этого неуклонно шла к закату. К 1660 году он обанкротился, после скандального длительного процесса потерял дом и имущество и даже был вынужден продать могилу Саскии. Последовательно потеряв Хендрикье и сына, он скончался в 1669 году как раз тогда, когда его творчество начало обретать признание в европейских столицах.

Временное отступление жемчуга

Повальное увлечение жемчугом привело к тому, что хищнически эксплуатируемые места залегания жемчужных раковин истощились. Капризные великосветские дамы стали более требовательными, их не удовлетворяло более количество посредственного жемчуга, они стали обращать внимание на величину и правильную форму зерен, их цвет. Качественный жемчуг стал редок и вскоре уступил место бриллиантам. XVIII век – век торжества бриллиантов. Это обусловлено как открытием месторождений алмазов в Бразилии, так и тем, что европейские ювелиры научились хорошо огранять их. В то же самое время Европа ухитрилась похитить у венецианцев секрет производства зеркал, ими, в подражание Версалю, стали украшать бальные залы. Естественно, повторяющееся бесконечное число раз при свете свечей отражение роскошно разодетых придворных обоего пола в сверкающих бриллиантовых украшениях выглядело более эффектно, нежели нежное мерцание жемчуга. Сначала в моду вошли украшения, сочетавшие жемчуга и бриллианты, постепенно же алмаз занял почетное место короля драгоценных камней, а жемчуг как будто бы отошел на второй план. Вот именно – как будто, ибо не был окончательно предан забвению. В гардеробе Людовика XIV имелись четыре полных гарнитура для костюма: два – из бриллиантов (самый парадный состоял из 123 пуговиц, 300 брандебуров[25]25
  Брандебур – петлица на мундире, обшитая галуном или шнуром.


[Закрыть], 19 розеток в форме цветов для жюстокора[26]26
  Длинный мужской кафтан, сшитый по фигуре, без воротника, с короткими рукавами, украшался большим количеством пуговиц и золотого позумента.


[Закрыть], 48 пуговиц и 96 петель для жилета, аграфа для шляпы, подвязок, пряжек для башмаков, перевязи, шпаги и креста ордена Святого Духа), один – из жемчуга с бриллиантами и один – для повседневного ношения – из рубинов, сапфиров, изумрудов и желтых топазов. Отсюда становится понятным описание появления короля в мемуарах Сен-Симона: «Король вступил в галерею… Его одеяние было украшено самыми прекрасными бриллиантами короны; там их было на двенадцать миллионов пятьсот тысяч ливров; он сгибался под их тяжестью». Даже повседневные одежды монарха выглядели чрезвычайно роскошно. Когда Людовик ХIV носил траур по своему тестю, королю Испании, его камзол был настолько покрыт бриллиантами и жемчугами, что невозможно было понять, какого цвета этот предмет одежды – виделось лишь сплошное сияние.

Бешеной популярностью среди аристократов пользовались пуговицы, где фантазия производителей поистине не знала границ, как в отношении дизайна, так и материала для изготовления. Здесь не был обойден и жемчуг: сохранились несколько пуговиц из перламутра с выгравированной надписью (содержание которой остается неясным, поскольку первые три слова обозначены лишь начальными буквами), обрамленные мелким жемчугом. Именно в правление Людовике ХIV появились запонки, считавшиеся признаком исключительной элегантности.

Естественно, все придворные, и мужчины, и женщины, стремились подражать королю. Не имея возможности часто менять драгоценные камни, они по меньшей мере через каждые два-три года отдавали их ювелиру на переделку оправы. В ХVIII в моду входит каркан – туго обхватывающая шею бархатная ленточка, на которую нашивают драгоценные камни, иногда она отделана кружевными оборками. Однако же следует отметить, что две самые элегантные женщины ХVIII века, неоспоримые законодательницы мод утонченной, прихотливой эпохи рококо, маркиза де Помпадур и королева Мария-Антуанетта, от жемчуга никогда не отказывались. И та, и другая обладали большим количеством бриллиантовых украшений (когда маркиза нуждалась в деньгах, она продавала какой-нибудь подарок короля), но на портретах обе женщины, как правило, изображены с жемчужными украшениями. Обе прекрасно осознавали, что жемчуг является неотъемлемым спутником элегантности. И это притом, что безобидные зерна сыграли с мадам де Помпадур злую шутку.

Ф. Буше. «Портрет маркизы де Помпадур»

Когда новую фаворитку представляли ко двору королеве, в покои супруги Людовика ХV набилась толпа придворных: никто не хотел пропустить встречу королевы с молодой соперницей. По всей видимости, эта урожденная мещанка Жанна-Антуанетта Пуассон, была прожженной штучкой, если сумела заставить короля так вознести ее[27]27
  Когда последняя любовница короля, графиня Дюбарри, спросила одну из придворных дам: «За что вы все так ненавидите меня?», та ответила: «Потому что каждая из нас хотела бы оказаться на вашем месте».


[Закрыть], но женщина столь низкого происхождения непременно должна была оконфузиться. Присутствующие уставились на нее с нескрываемой враждебностью, предвкушая отличный повод для потехи. Помпадур низко поклонилась, как то было предписано церемониалом, дабы поцеловать край юбки королевы, но в этот самый момент лопнула шелковая нитка на ее запястье, и крупные жемчужины разлетелись по всей комнате. Однако новоиспеченная маркиза и бровью не повела. Она как ни в чем не бывало выпрямилась и склонила свою хорошенькую головку под испытующим взглядом супруги монарха. Королева выразила свою радость по поводу появления маркизы при дворе, и молодая женщина, присев в трех обязательных глубоких реверансах, попятилась к выходу, поскольку поворачиваться спиной к венценосной особе было нельзя. Двигаться к двери спиной в тяжелом платье с длинным неподъемным шлейфом было неимоверно трудно, но маркиза так ловко отбрасывала шлейф ногой назад, как будто родилась при дворе. Разумеется, ни одной жемчужины ей не возвратили, но король преподнес ей новые запястья, из пяти нитей. Одно из них маркиза гордо носила с фермуаром в виде трехслойной камеи из сардоникса размером с ладошку, изображавшей профиль Людовика ХV и оправленный в лавровый венок из изумрудов, перевитый бриллиантовой лентой. Этот раритет подтверждал ее высокое положение фаворитки в течение практически двух десятков лет. Помимо этого, почти на всех портретах маркиза Помпадур красуется с жемчужными украшениями на руках и в волосах.

Ф.-Ю. Друэ. «Портрет графини Дюбарри в виде богини Флоры»

Мария-Антуанетта, женщина недалекая и легкомысленная, совершенно не занимавшаяся политикой, в конце концов пала жертвой своей слепой приверженности моде. Она была дочерью великой австрийской императрицы Марии-Терезии, чрезвычайно любившей жемчуг, которого у нее было много и самого высокого качества, включая редчайшее по тем временам ожерелье из тридцати черных жемчужин. По-видимому, дочери передалась любовь к нежно переливающимся зернам, сопровождавшим ее всю жизнь. Уже на портретах беззаботной двенадцати-тринадцатилетней девочки Мария-Антуанетта убрана скромными жемчужными украшениями. По приезде во Францию король Людовик ХV, дед ее жениха, подарил ей жемчужное ожерелье и грушевидные серьги, достойные невесты наследника французского престола. Далее она уже королевой позирует в ослепительных туалетах с жемчугами в ушах и на шее, «в простых волосах», перевитых ниткой жемчуга, одетая под поселянку, резвится на своей ферме в Версале подле коровы с позолоченными рогами и копытами; щеголяет умопомрачительной роскоши ожерельем, в котором к каждой из трех дюжин крупных жемчужин прикреплена грушевидная. В использовании жемчуга королева пошла дальше всех: в качестве «трускё»[28]28
  От французского «trousse-queue».


[Закрыть], шнуров, приподнимавших шлейф тяжеленной юбки и образовывавших на ней красивую драпировку, использовались нити с нанизанными на них жемчужными зернами. В наши дни на принадлежность Марии-Антуанетте претендуют несколько ожерелий и парные серьги из малой и крупной жемчужин с бриллиантовым обрамлением. На этом украшении лежит печать трагедии королевской семьи: уже находясь в заключении, Мария-Антуанетта подарила их дочери Марии Терезии Шарлотте. Их разлучили, и почти три года юная девушка содержалась в тюрьме, пребывая в полном неведении относительно судьбы казненных матери и тетки, смерти брата. Она ухитрилась сохранить эту память о матери до своего освобождения. Дочь королевы впоследствии вышла замуж за своего двоюродного брата, герцога Ангулемского, умерла бездетной, но завещала серьги родственникам, которые уже в 1906 году продали их на аукционе «Кристис». Сейчас они хранятся в чьей-то частной коллекции.

Э. Виже-Лебрен. «Портрет королевы Марии Антуанетты»

Следует упомянуть и последнюю любовницу Людовика ХV – графиню Дюбарри. Эта голубоглазая блондинка, по всеобщему мнению, обладавшая тонким вкусом (видимо, сказались время, проведенное в продавщицах в модном магазине и природная склонность к рисованию, углубленная занятиями во время обучения в отрочестве в монастыре), имела обыкновение облачаться преимущественно в платья из струящихся тканей нежных пастельных тонов, расшитые жемчугом, а ее туфли непременно были украшены жемчужными пряжками. Она первая стала носить украшения из самоцветов, которые придворные аристократы не особо жаловали[29]29
  Аристократы в подражание королевскому двору были буквально помешаны на бриллиантах, поэтому при изготовлении чрезвычайно модных в то время корсажных украшений в виде цветочных букетов и гирлянд ювелиры использовали либо исключительно редкие цветные бриллианты (например, в число камней скандально известного «ожерелья королевы» входил небольшой красный бриллиант), либо подкладывали под бриллианты чистой воды цветную фольгу.


[Закрыть], а также из розового и серого жемчуга. Мадам Дюбарри никогда не ведала, каково это – испытывать стесненность в средствах, ибо после смерти монарха ее содержал один из богатейших людей Франции герцог де Бриссак. Например, осенью 1782 года она заказала у знаменитой портнихи королевы Марии-Антуанетты, Розы Бертен, по прозвищу «министр моды», платье, расшитое золотыми колосьями и мелким жемчугом, заплатив за него сущую безделицу: две тысячи ливров. На своем последнем портрете кисти английского художника-миниатюриста Р. Косуэя графиня изображена с ниткой крупного розового жемчуга на шее. О том, как трагически обернулось для графини пристрастие к драгоценностям, см. ниже в главе «Как умыкали жемчуга».

Правда, в последней трети восемнадцатого века жемчуг возвращается в высоченные вычурные прически, но по большей части в виде подделки. Следует отметить еще одну общую для драгоценностей тенденцию: их использование постепенно становятся исключительно уделом слабого пола. Если при дворе король и знать по торжественным случаям еще продолжают украшать себя бриллиантами, пришедшая из Англии мода обязывает в повседневной носке к большей простоте. Костюм светлых расцветок, покрытый вышивкой и блестками, уступает место рединготу сдержанных сероватых, коричневых, бежевых, зеленых тонов. Для законодателя лондонской моды Браммеля элегантность состоит в том, чтобы не выделяться. Украшения ограничиваются булавкой для галстука, запонками и карманными часами, в которых, кстати, активно используется жемчуг.

Ж.-Ф. Даготи. «Портрет королевы Марии Антуанетты»

Но это ни в коей мере не касается женщин. Мода восемнадцатого века, прически и украшения становятся все более изощренно сложными, принимая иногда просто гротескный вид. А тем временем писатели и философы призывают к возвращению к природе, к естественной простоте, нарастает социальное напряжение, происходит взрыв – Великая французская революция. В бурях этого катаклизма в 1792 году была разграблена сокровищница французских королей, включая драгоценности короны (см. раздел «Как умыкали жемчуга»). В пору разгула революционных бурь судьба этих украшений мало кого волновала, ибо на некоторое время во Франции стало опасно носить драгоценности, как явный признак принадлежности к аристократии. Революция разрушила все установленные каноны, произвела коренные изменения во всех сферах жизни – и, естественно, в моде. Причем огромную роль во введении новой моды на одежду и возвращении жемчуга сыграла женщина любопытной и яркой судьбы, вошедшая в историю Франции под именем мадам Терезы Тальен.