Текст книги "Город изгнанников"

У нее было уставшее лицо и грустные глаза. Арина решила, что женщине уже далеко за пятьдесят.

– Ну как вам наша карлуша? – спросила Саша.

– Карлуша? – не поняла Арина.

– Карлица – это грубо, вот мы и зовем ее Карлуша. Звучит даже симпатично.

– А мне она напомнила роман Беляева.

– Ах да, конечно, «Голова профессора Доуэля», – вспомнила Казанцева.

Видно было, что Жанна и Александра по-прежнему не понимают, о чем речь.

– Беляев – фантаст, мы им в детстве зачитывались, – объяснила Арина. – Ну да, вы моложе и советскую классику не читали. После смерти ученого его голову оживили и с ней вели беседы. Так и с Кирани – будто с головой беседуешь, а не с человеком.

Все рассмеялись.

– Это вы точно подметили, – вытирая выступившие от смеха слезы, сказала Буренкова. – Сложно будет теперь не рассмеяться. Как увижу – так вспомню. Говорящая голова. И как вы с ней пообщались?

– Ничего, побеседовали, – уклончиво ответила Арина и невольно взглянула на Казанцеву. Вернее, не на нее, а на крупные бриллиантовые серьги в ее ушах.

– Это она с вами соизволила беседовать, а с нами – приди, подай, выйди вон, – заметив ее взгляд, Казанцева вступила в беседу. – Заставляет меня постоянно таскать ей коробки с претензиями. Нет, чтобы самой прийти. Я бы там ей все показала.

– А чего она их изучает? – удивилась Жанна. – При чем здесь медицинская помощь и претензии за ущерб?

– А кто ее знает, – пожала плечами Людмила. – Наше дело выполнять. Она приказала: принеси, ты и несешь, а не вопросы задаешь. Ну все, господа хорошие, мне пора. Да и вам тоже. Уже шесть часов, рабочий день закончен. Саша, ты меня подвезешь? Я сегодня без машины. Оставила в гараже, подправить надо кое-что.

– Без проблем. Пошли, она у меня здесь, около вас.

Людмила и Саша пошли к выходу. Арина, прихватив Типи, вместе с Жанной последовала за ними. Прямо рядом с виллой Депанданс находилась большая стоянка. Буренкова и Казанцева остановились около уже знакомого Арине темно-серого джипа марки «KIA» и что-то обсуждали, разглядывая машину.

– …дура одна назад покатилась на горке. Вот и результат.

Саша открыла дверь и залезла в машину. Людмила примостилась рядом с ней. Арина и Жанна помахали им рукой, и машина поехала к выезду с парковки. Все это время Жанна больше молчала и выглядела то ли расстроенной, то ли озадаченной. И сейчас она стояла рядом притихшая и поникшая.

– Что-то не так? – не выдержала Арина.

– Сергея увольняют.

– Да, я знаю.

– Ах вот как! – Жанна метнула на нее взгляд. – А я вот только узнала!

– Может быть, он не хотел вас огорчать. – Арина не очень была уверена, насколько Жанна готова откровенничать с ней.

– С чего бы это? – Стало ясно, что Жанна не хочет бесед по душам. – Так вы идете сегодня в подвал?

Арина объяснила, что сегодня она не останется в ООН после работы. Ее муж занят с делегацией и не сможет забрать Типи. А вот завтра он подъедет пораньше и заберет собаку. Тогда она и займется личными делами.

Сегодня же Арина решила провести рекогносцировку на местности. Из головы не выходила анонимка и слова «кентавр поможет». Ей пришла в голову мысль о тайнике около памятника. Типу все равно нужно было выгулять, и Арина пошла по направлению к «Кентавру». Обошла его со всех сторон. Памятник стоял на лужайке, и газон вокруг был не тронут. Спрятать здесь что-то было невозможно. К тому же скульптура была хорошо видна не только из бара «Серпан», но и из многих кабинетов нового здания, так что это было не лучшим местом для тайника. Кентавр был безногим, да и рука у него была лишь одна, вторая – обрублена. Вот этой целой рукой кентавр указывал по-ленински куда-то вдаль. Уж точно, не на дорогу к коммунизму выводил. А куда? Не туда ли, где и есть тайник? Конечно! Эта вытянутая рука! Вот объяснение глагола «поможет». Укажет, где искать. От неожиданной догадки у Арины лихорадочно забилось сердце.

Она пошла в том направлении, куда указывала рука, и примерно метрах в двухстах уперлась в низкую ограду из самшита. Обошла ее и оказалась внутри маленького пространства, огороженного изгородью из подстриженных кустов. Это была могила Ревийо.

Арина подошла поближе. На небольшом возвышении стоял простой белый саркофаг. Единственным его украшением были резные ножки в виде львиных лап и надписи по-латыни с четырех сторон. На торце саркофага, обращенном к зданию, написано: «HIC Jacet» – «Здесь покоится». Если вы решали обойти саркофаг по кругу, чтобы узнать, кто же покоится здесь, то читали: «Ultimum otium» – «Последний покой». Далее вам становилось ясно, когда жил покоившийся здесь: 1817–1890. И, наконец, завершив обход, вы узнавали, что покоиться здесь для него «Summa Felicitas» – «Истинное счастье». Имя, если вы не слышали раньше историю этого парка, оставалось неизвестным.

Сегодня люди одержимы стремлением запечатлеть свое имя для потомства на любом кусочке металла, дерева, стекла, бетона, который имеет шанс их пережить. На мраморных колоннах Акрополя, на покрытых вековым пеплом развалинах Помпеи, на вековых секвойях в национальных парках Америки – везде вы видите одно и то же. На разных языках нацарапаны, нарисованы, выдолблены надписи: «здесь был, была, были…» А эти скамейки в парках Нью-Йорка, на которых прикреплены таблички с именем человека, на чьи деньги ее купили и поставили здесь! Недавно такие же скамейки с табличками Арина увидела в Швейцарии – на горном курорте в Гштааде.

Совсем другое время. Покой никому не нужен. Никто не понимает, что такое счастье, но точно знает, что хочет его сейчас, а не после смерти. Время тщеславия и суеты.

Об этом размышляла Арина, обходя памятник, читая надписи и осматривая этот небольшой участок земли. Сделать здесь тайник было замечательной идеей. Это был по-настоящему укромный уголок – и в то же время очень близко от здания и стоянки машин. Со стороны парка его не было видно совсем. Вы могли, идя к машине, зайти на несколько минут внутрь ограды и спрятать что-то в тайнике. Земля здесь была рыхлой, трава в густой тени росла плохо, в некоторых местах ее совсем не было, так что вырыть углубление было несложно. В одном углу, как ей показалось, землю недавно утрамбовали. Арина пожалела, что у нее нет ни маленькой лопаты, ни совка. Ясно, что завтра ей нужно будет сюда вернуться попозже, когда все разъедутся по домам. Дернув Типи, пристроившуюся было справить нужду прямо около саркофага, Арина пошла к своей машине. Больше она все равно сегодня ничего сделать не сможет.

Вернувшись в Дивон, переодевшись и покормив Типи, Арина рухнула на диван. Только дома она почувствовала, как устала. День выдался насыщенным до предела: беседа с Кондратовичем, еще одна анонимка, новые встречи – с Кирани, с Людмилой Казанцевой. Перед глазами, как в калейдоскопе, мелькали лица, машина, саркофаг, кентавр… Надо было передохнуть.

В коридоре хлопнула дверь. Вернулся Олег. Арина вздрогнула и посмотрела на часы. Девять часов: она и не заметила, как задремала. «Батюшки, у меня же ничего нет на ужин», – пронеслось в голове. Арина вскочила и побежала на кухню.

– Я ел, не суетись, – остановил ее Олег, услышав, как она застучала посудой на кухне. – А вот ты, я смотрю, не ужинала.

– Да я не хочу, я йогурт съела. А что это ты так поздно и опять где-то ужинал?

– Я же тебе говорил, что началась сессия комитета по правам человека. А вначале, когда приезжают министры или другое какое начальство на открытие, то всегда ужины или приемы в разных миссиях. Скажи лучше, как ты? Что там у вас? Опять страсти-мордасти?

– Там чего только нет – даже баба – яга в ступе и с помелом, – невесело пошутила Арина.

– И кто же эта баба-яга местного розлива?

– Начальница отдела медицинской помощи. Малосимпатичная особа. Не удивлюсь, если после нашей с ней встречи она и меня в подозреваемые запишет.

– Тебя? Это еще почему?

– А откуда у меня все эти побрякушки? – Арина потрясла перед носом Олега рукой, на которой зазвенели браслеты.

– Нечего обвешиваться, как новогодняя елка. Да еще когда идешь на работу. Я тебе всегда это говорил. Но с тобой же разговаривать, что колом по голове чесать.

Олег повернулся и направился к выходу из комнаты. Арина от души расхохоталась.

– Что вас так рассмешило, мадам? – Олег остановился.

– Ну, ты даешь!

– А что?

– Как это, по-твоему, колом можно голову чесать? Надо: хоть кол на голове теши. Колом не чешут, а его тешут на деревянном чурбаке. Тесать, то есть точить! А не чесать! Хорошо хоть Насти нет, а то ты ей вечно выговариваешь за незнание русского языка. Вот бы ты при ней опозорился!

– Я все знаю, просто оговорился.

Арина подошла к мужу, обняла его.

– А я, между прочим, соскучилась. Ты меня совсем позабыл-позабросил. Везде вон любовь, страсть. А мы что, хуже? Как вы, сэр, насчет того, чтобы полежать немножечко на ночь глядя?

– Пожалуй, не сегодня, – Олег отвел взгляд, – я что-то устал очень.

Он вышел из гостиной, а Арина еще некоторое время сидела в задумчивости на диване. Эти постоянные поздние приходы домой… Комитет и раньше заседал, но никогда Олег не приходил домой поздно так часто. А теперь вот уж ей приходится предлагать мужу заняться любовью. И получать от ворот поворот. Странно это, однако…

Глава шестая. Шале Монбовон

Утром Олег лишь вздохнул и с безнадежным видом махнул рукой, когда Арина предупредила его, что она должна вечером задержаться на работе, поискать тайник. Избрав из арсенала своих интонаций самую ласковую, Арина добавила, что он должен заехать часов в шесть в ООН и забрать у нее Типи. Эта просьба была подслащена поцелуем. Олег, тем не менее, попытался сопротивляться. Арина, поняв, что ее поцелуя недостаточно, сунула Типи ему на руки, приговаривая: «Поцелуй папочку, пусть заберет Типочку домой пораньше, а то павлины в ООН сердитые, собак ох как не любят и Типочку заклюют!» Щенок, как будто только этого и ждал – принялся лизать Олега в нос, в щеки и норовил облизать его губы, так вкусно пахнувшие после завтрака. Сопротивление Олега было сломлено превосходящими силами противника.

Взяв в подвале маленькую лопатку и прихватив фонарь, Арина с Типи в сумке отправилась на работу.

Подъезжая к проходной, в очередной раз отметила, что кажется, будто ты собираешься проникнуть на территорию военной базы. Мощные бетонированные сооружения, раздвигающиеся металлические ворота, столбы, вылезающие из земли при малейшем сигнале тревоги, не один, а несколько крепких мужчин в голубой форме, контролирующие машины, въезжающие на территорию.

«Пожалуй, улицу Мира надо бы переименовать. А то на фоне укреплений, возведенных вокруг ООН, это звучит почти как издевка», – подумала Арина.

Но она знала, что все эти меры безопасности не были излишними: в адрес отделения ООН в Женеве уже несколько раз поступали угрозы от различных террористических группировок.

Она благополучно миновала ворота, но тут два сотрудника службы безопасности, стоявшие уже внутри территории, сделали ей жест остановиться. У Арины неприятно заныло внизу живота. «Все, попалась», – пронеслось в голове. Она поняла, что сейчас ее машину будут досматривать более основательно. Время от времени охрана ООН организовывала такие вот выборочные проверки. Арина остановила машину и вышла. Она знала, что ее попросят открыть багажник. Так и произошло. Потом один из стражей порядка начал осматривать днище машины зеркалами, закрепленными на длинных стержнях.

– Разве я похожа на исламистского террориста. – Арина решила отвлечь внимание второго сотрудника, чтобы ему не пришло в голову заглянуть внутрь салона.

– Во-первых, не все террористы выглядят как убийцы, – назидательно произнес охранник. – А во-вторых, у вас на стекле – пропуск в ООН. Вот и подумайте. Допустим, вы оставляете машину где-то без присмотра, а к ее днищу прикрепляют взрывчатку. Машина заезжает на территорию ООН, и происходит взрыв. К вашему сведению, такой сценарий уже неоднократно срабатывал. К счастью, пока не в Женеве.

В это время второй сотрудник службы безопасности, закончив осмотр днища, подошел к ним и кивнул Арине: можете ехать. Обрадованная тем, что пронесло, Арина, сев в машину, так резко рванула вперед, что чуть не врезалась в бок машине, въезжавшей в это время на территорию. Она резко нажала на тормоз. От толчка сумка с Типи, лежавшая на полу, опрокинулась, Типи вывалилась из сумки и резво вскочила на переднее сиденье. Арина столкнула ее рукой обратно на пол и нервно глянула в стекло заднего обзора: увидели охранники собаку или нет? Но те уже с суровым видом делали знак следующей машине, проезжавшей ворота, съехать на обочину для проверки.

После этого Арина даже перестала прятать щенка в сумку. Весь путь до работы Типи гордо восседала на переднем сиденье рядом с ней и лишь перед самыми воротами она спихивала ее на пол. Ни разу никто из охраны на въезде не заметил щенка, сидевшего в машине. Это одновременно и радовало, и огорчало Арину. Она вспомнила рассказ Саши о том, как она расцеловала охранника, который в итоге заметил несоответствие ее номера машины и номера на пропуске. Проезжая ворота с собакой в кабине, она каждый раз испытывала облегчение и в то же время с беспокойством думала: «Вот тебе и охрана. Сюда можно бомбу запросто провезти!»

Первая половина этого дня прошла без дальнейших приключений. Арине казалось, что время тянется бесконечно долго – ей не терпелось приступить к поискам тайника. В обед она решила сходить в кафетерий подкрепиться – кто знает, когда она освободится вечером. Накануне она позволила себе съесть непозволительно много – в кафетерии ООН на обед предлагали острый карри, который она так любила. Результат не замедлил сказаться. Встав утром на весы, она обнаружила, что прибавила двести граммов. Поэтому сегодня она положила себе лишь немного овощей. Хотя соблазнов было множество. В качестве основного блюда предлагали чили кон карне – острую фасоль с рубленым мясом. Мексиканское блюдо, которое она очень любила. «Ну, ничего, мексиканская неделя будет продолжаться еще два дня. Завтра возьму что-то повкуснее», – утешила она сама себя. Арине сильно повезло в жизни. До недавнего времени она могла есть сколько угодно и когда угодно. А поесть она любила. Особенно неравнодушна была к выпечке. Шоколад оставлял ее безразличной. Но пирожное, кусок торта, булка, особенно если они выглядели аппетитно, немедленно покупались и съедались. Она всегда с большим сожалением смотрела на своих приятельниц и подруг, которые скрепя сердце отказывали себе во всем вкусном и ели какие-то гадости, вроде парового мяса и отварных овощей. И вот теперь, перевалив за сорок, она влилась в дружные ряды тех, кто боролся за сохранение фигуры. Правда, большинство знакомых считали, что ей можно спокойно набрать килограммов десять и при этом все еще не считаться толстой. Но Арина знала: стоит только ослабить бдительность, потом – пиши пропало. Поэтому она, как шутил Олег, встала на вахту с опережением графика.

В кафетерии Арина встретила Жанну. Они перекусили вместе и пошли обратно на работу. Узнав, что Арина и сегодня привезла Типи, Жанна вышла вместе с Ариной на лужайку перед виллой Пелуз выгулять щенка. По дороге к стоянке ехала машина.

– Сергей вернулся. По-моему, он нас увидел. – Жанна радостно помахала рукой проезжавшей мимо них машине.

Сергей их действительно заметил, и через несколько минут они увидели его идущим к ним через лужайку. Арине показалось, что движется он с трудом, как будто преодолевает не ровный газон, а пляж, где ноги увязают в песке. Подойдя, он наклонился к подбежавшей Типи и погладил ее. Арина и Жанна одновременно ахнули: вся рубашка на спине была красной.

– Боже мой, это что такое? – Жанна вскочила со скамейки, на которой они сидели, и подбежала к Сергею.

– А что там? – Сергей изогнулся, пытаясь понять, что испугало Жанну, и вдруг почти рухнул на газон. – Черт, больно.

– Это же кровь?!

Жанна наклонилась к Сергею, который с трудом поднялся на ноги. Выпростав его рубашку из брюк, она приподняла ее и вскрикнула: по спине наискосок шел довольно глубокий порез, из которого сочилась кровь.

– Где это вас так угораздило?

Арина достала из сумки пакет с бумажными платками и приложила к ране. Сергей болезненно дернулся.

– Идиот какой-то налетел.

В обед Сергей поехал на озеро поплавать. Совсем неподалеку находится пляж ООН. Сезон он открыл на днях. Вода еще не совсем прогрелась, но он плавал в резиновом костюме. Это его, возможно, и спасло. Конечно, его вина имелась – он всегда заплывал очень далеко. К тому же костюм черный, и в воде его заметить трудно. Но и мужик на лодке тоже хорош. Сергей, увидев, что на него летит моторная лодка, замахал рукой. Но водитель лодки смотрел куда-то в сторону. Сергей успел нырнуть поглубже, но спину винтом задело.

– Если бы не костюм, то распорол бы он меня здорово, – завершил Сергей свою историю.

– А лодка? Остановилась? Вам помогли?

– Куда там, я думаю, на лодке ничего не заметили. Когда я вынырнул, ее уж и след простыл.

– Боже мой, сколько раз я тебя умоляла: не заплывай так далеко! – запричитала Жанна. – А ты как мальчишка. Вот, доигрался.

– Да пустяки, царапина, я пойду. – Сергей небрежно махнул рукой. – Увольнять увольняют, а работы навалили – пропасть.

Он сделал несколько шагов и опять невольно ойкнул. Арина еще раз осмотрела рану. Кровь по-прежнему сочилась. Было видно, что рана довольно глубокая, с рваными краями.

– Советую поехать в госпиталь. Рана глубокая, она сама по себе вряд ли затянется. Ее надо зашить. Я уж не говорю о том, что нужно продезинфицировать.

– Ни в какой госпиталь я не поеду, – заявил Сергей категорическим тоном.

Арина с Жанной принялись его уговаривать. В результате был достигнут компромиссный вариант. Сергей согласился пойти в медпункт ООН, находившийся в старом здании. Жанна заявила, что она не отпустит Сергея одного. Было решено, что она отвезет его.

Прошел почти час. Наконец раздался стук в дверь кабинета Арины, и вошла Жанна. Она была расстроена и едва сдерживала слезы. В медпункте врач, осмотрев рану, которая продолжала кровоточить, вызвал «скорую» из госпиталя.

– Рану нужно зашить, а в медпункте для этого условий нет. Так что Сергея увезли в госпиталь. Конечно, ничего серьезного нет, но все это неприятно. Сергей и так расстроен увольнением, нервничает, плохо спит, а теперь еще это. Правду говорят: беда не приходит одна. – Жанна едва сдерживала слезы.

– Знаете, это еще, слава богу, не беда. Увольнение, ранение – все это неприятности, я согласна. И очень серьезные. Но отнюдь не повод, чтобы так убиваться. Сергей – человек молодой. Рана быстро заживет. Работу, я уверена, он найдет другую. – Арина положила руку на плечо Жанны и заглянула ей в глаза. – Так что все будет в порядке, не надо так переживать.

Жанна подняла на Арину глаза, в которых стояли слезы. Арина, вздохнув, второй раз за этот день достала из сумки упаковку бумажных платков, подала ее Жанне и придвинула свое кресло поближе к стулу, на котором та сидела. Она знала, что сейчас ей предстоит выслушать исповедь. Так и случилось.

Не часто, но и раньше Жанне случалось называть словом любовь свои чувства к мужчинам. Так было с отцом Лизы – ее первым мужем, с которым она встретилась, только поступив в институт. Она выскочила за него замуж, приняв за любовь бурление молодой крови и стремление во что бы то ни стало тоже приобщиться к тому, что в их среде тогда с придыханием называли еще почти запретным словом “секс”. Первый же сексуальный опыт оказался настолько удачным, что через девять месяцев на свет появилась Лиза, а еще через два месяца она стала матерью-одиночкой. Ее девятнадцатилетний муж, недовольный тем, что сначала беременная, а потом кормящая Жанна не горела желанием по первому его требованию ложиться в постель и продолжать сексуальные эксперименты, обозвал ее фригидной и отправился подыскивать партнерш, более соответствующих его бурному темпераменту.

Потом был Мишель. Она встретила его в Москве, когда ей было лишь двадцать семь лет. Но последние восемь лет жизни так измотали ее, что порой она сама себе казалась уже старой женщиной, у которой все в прошлом. Позади были четыре года жизни студентки с маленьким ребенком на руках в бурные перестроечные времена. Еще четыре года работы в проектной архитектурной мастерской и воспитания дочки в одиночку уже не в просто бурные, а откровенно голодные постперестроечные времена, когда, бывало, выйдя с работы и обойдя все близлежащие магазины, она выходила оттуда со слезами на глазах, не зная, чем она сегодня вечером будет кормить ребенка. Отец, после всех потрясений сразу как-то состарившийся и обессилевший, вскоре умер. А через пару лет умерла и мать.

Вот тогда она и встретила Мишеля. Он был адвокатом и приехал в Москву по каким-то своим делам. А в их проектный институт пришел по просьбе своего друга-архитектора. У друга возникла идея какого-то совместного русско-швейцарского проекта, предварительное обсуждение которого он и поручил Мишелю. Жанне, единственной в их конторе знавшей французский язык, поручили переводить переговоры, которые вело начальство с заезжим адвокатом. Выяснилось, что в переводчике он не нуждался, так как был из семьи русских эмигрантов еще первой послереволюционной волны, и отлично говорил по-русски. Даже правильнее, чем большинство современных москвичей. Именно эта правильность и некоторая замедленность речи, а также излишняя литературность языка и выдавали в нем иностранца. И еще, пожалуй, несколько необычная интонация, на французский манер неизменно повышающаяся в конце фразы. Тем не менее Жанна не осталась без дела. Мишель, приехавший в Москву в первый раз, попросил ее показать ему Москву и помочь с некоторыми административными делами. Узнав, какую сумму он готов заплатить, Жанна с радостью согласилась. Это была ее полугодовая зарплата. Начальник дал Жанне отпуск на неделю – в конторе все равно в тот период делать было особенно нечего. Мишель вел себя безупречно. Жанна никогда не встречала таких мужчин до этого. Он был неизменно спокоен, не суетился, не пытался понравиться, но было во всем его облике какое-то удивительное достоинство, которое сразу же располагало к нему, где бы он ни появлялся. К ее удивлению, когда она пришла к нему в гостиницу для окончательного расчета и попрощаться, он вдруг сделал ей предложение. Жанна для приличия сказала, что подумает, хотя готова была согласиться сразу же. Он позвонил через две недели, когда она уже потеряла надежду на то, что когда-нибудь услышит о нем вновь. Узнав, что она, скорее всего, согласна, но хотела бы еще раз встретиться, он вскоре снова прилетел в Москву, и они провели вместе две недели.

Этих двух недель оказалось достаточно, чтобы Жанна вновь вспомнила, что она женщина. А она до того устала от навязанной ей жизнью роли мужика в юбке, что с удовольствием приняла свою новую роль. Пожалуй, вернее будет сказать, что она обрела роль, предназначенную ей природой, в которой ей до этого почти совсем не удалось побыть. Почему это произошло? Жанна даже не могла точно ответить на этот вопрос. Во всяком случае, не потому, что Мишель делал ей комплименты, ухаживал за ней, дарил цветы. Он был довольно сдержан в проявлении чувств и не стремился пустить пыль в глаза, задаривая ее дорогими вещами. Главное, наверное, заключалось в том, что с Мишелем Жанна с самого начала чувствовала себя защищенной. К тому же в нем чувствовалась та основательность и цельность натуры, которые были залогом прочности его чувств, а значит, и прочности их отношений.

Через три месяца Жанна с дочерью отправилась в Женеву в качестве супруги Мишеля Вуалье. За двенадцать лет совместной жизни она ни разу не пожалела о принятом решении. Мишель действительно любил ее и был внимательным мужем. Он обеспечил ей вполне комфортабельную жизнь и взял на себя большую часть забот не только о ней, но и о Лизе, которую он сразу же удочерил. Порой она думала, что Мишель стал для нее больше, чем мужем. Он был на тринадцать лет старше ее и в какой-то степени заменил ей отца, которого она очень любила и о котором до сих пор не переставала тосковать.

Все мужчины, которые пытались за ней ухаживать – а таких даже в чопорной Швейцарии было немало, – при ближайшем рассмотрении настолько проигрывали по сравнению с Мишелем, что их усилия пропадали впустую, оставляя ее совершенно равнодушной. Правда, последние годы ее все чаще посещали мысли о том, что не мешало бы завести любовника, пока она еще не совсем состарилась и может нравиться мужчинам. Дело в том, что ласки мужа с самого начала оставляли ее равнодушной. Но дальше теоретических рассуждений о том, что неплохо бы заняться сексом с кем-нибудь еще, ей идти почему-то не хотелось. Жанна решила, что, возможно, прав был ее первый муж и она действительно ущербна по своей натуре. И после долгих размышлений на эту тему пришла к выводу, что секс в отношениях между мужчиной и женщиной – это вторично. Главное – это то, что им хорошо вместе. В итоге Жанна почти поверила, что именно те эмоции, которые вызывает в ней Мишель – благодарность, уважение, даже восхищение, – и есть признаки настоящей любви.

Встреча с Сергеем обрушилась на нее как снежная лавина. Накрыла с головой и потащила за собой, грозя разрушить все, что с таким старанием Жанна создавала и поддерживала в своей жизни все эти годы. Самое важное уже было разрушено – убежденность Жанны в том, что она любит Мишеля и только с ним ей хорошо. С Сергеем ей было легче. Они были одного возраста, и у них за плечами лежал примерно одинаковый жизненный опыт. Мишель же хотя и гордился своими русскими корнями, но по сути своей, конечно, был швейцарцем. И часто, хотя они и говорили с Жанной по-русски, возникало ощущение, что разговаривают они на совершенно разных языках.

Но вот уже год как Жанна все откладывала и откладывала разговор с мужем. Сергею она говорила, что ждет подходящего момента, но сама прекрасно понимала, что просто боится принять решение уйти от Мишеля.

Жанна замолчала. За все время рассказа она ни разу не посмотрела на Арину. И сейчас, закончив рассказ, так и не подняла на нее глаза. Арина поняла, что от нее не ждут советов или комментариев. Волнение, стресс, переживания – каким бы словом это ни назвать, просто нашли выход.

– Извините, что выплеснула на вас все это. – Жанна как будто услышала ее мысли. – Я пойду. Спасибо вам.

Жанна открыла сумку, достала пудреницу, попудрилась, подвела губы и, «сделав» лицо, вышла из кабинета.

Сдав Типи с рук на руки Олегу, Арина посмотрела на часы. Было шесть часов пятнадцать минут. Сегодня вечером она должна была успеть просмотреть личные дела – это было запланировано еще позавчера. Кроме того, она собиралась поискать тайник около могилы Ревийо. Идти к саркофагу было еще рано – народ не разъехался с работы. Казанцева просила прийти в кабинет не раньше семи. Она решила отогнать свою машину на дальнюю стоянку. Оставлять ее около виллы не следовало – начиная с восьми вечера, по территории ездили патрульные машины охраны. Тем, кто уезжал в командировки, разрешалось оставлять машину на ночь на дальней стоянке. Она находилась около швейцарского шале, куда Арина уже доходила, гуляя, несколько раз. Шале построили в 1668 году в небольшом городишке Монбовон, находившемся недалеко от Грюйера. Оттуда этот красочный – весь резной с разноцветными узорами деревянный деревенский дом в конце позапрошлого столетия привезли в Женеву на выставку, где решили продемонстрировать типичную швейцарскую деревню. Потом большинство домов продали… на дрова. Этому шале повезло. На деньги все того же Ревийо его выкупили и поставили на его же земле, но вдалеке от основных зданий. Применения ему не нашли ни тогда, ни позже, и оно так и стоит пустое, почерневшее от времени, но все еще не утратившее своей прелести.

На то, чтобы отогнать машину и вернуться пешком обратно, должно было уйти минут двадцать. Как раз то, что нужно.

Арина запарковала машину и пошла по направлению к новому зданию. Впереди, метрах в ста от нее, виднелось швейцарское шале. Уже начинало смеркаться, и черное деревянное здание было плохо различимо в сумерках. И вдруг она увидела, как из шале вышла небольшого роста довольно худая женщина и быстро, но довольно неуклюже переваливаясь, подошла к машине, стоявшей около самого шале, села в нее и уехала. Все это произошло так неожиданно и быстро, что Арина не успела толком разглядеть женщину, хотя ее силуэт показался ей знакомым. «Странное место для свиданий. Как будто в Женеве нет гостиниц. Хотя она вышла одна. Но, может быть, мужчина ушел раньше». Тут Арина вспомнила, что видела здесь Кондратовича. Тогда она подумала, что он паркуется здесь, но потом увидела его подъезжающим на машине к их стоянке, около виллы. «Может, он здесь с этой женщиной встречается? По очереди выходят. Сначала он вышел, а теперь вот она. Все может быть. Возможно, там внутри и неплохо. Надо будет заглянуть, посмотреть. Но не сегодня, как-нибудь в другой раз».

Подойдя к основному зданию, Арина осмотрелась. Ей страшно хотелось сейчас же пойти к саркофагу и начать поиски тайника. Но на дороге время от времени еще появлялись машины сотрудников, разъезжавшихся с работы. Да и на стоянке, расположенной около самого саркофага, стояло несколько машин. Надо было еще подождать.

Арина решила пока заняться изучением личных дел. Она спустилась в подвал, благо ключ у нее был с собой, зашла в архив, подошла к стеллажу, который ей показала Жанна. Просмотреть все дела за один раз было все равно невозможно – сотрудников в комиссии, несмотря на сокращения, оставалось еще семьдесят пять человек, – и она прихватила с собой десяток папок, рассчитывая еще не раз вернуться сюда.

Прежде чем войти в кабинет, где работала Казанцева, она осмотрелась. В коридоре никого не было, и она зашла в комнату, плотно закрыв за собой дверь. Предупрежденная о ее визите, Людмила сегодня не заперла дверь на ключ. Арина села за стол и начала изучать досье, но никак не могла сосредоточиться. Ей не терпелось отправиться на розыски тайника. Она решила проверить, разъехались ли машины со стоянки около могилы.

Кабинет Казанцевой находился на третьем этаже. Здесь же, неподалеку, располагалось несколько больших конференц-залов, в том числе и недавно отремонтированный зал заседаний Совета по правам человека. Чтобы увидеть стоянку внизу, надо было пройти по коридору и выйти на большую площадку, нависающую над баром «Серпан», находившимся этажом ниже. Здесь сотрудники ООН часто отмечали различные события – уход на пенсию, Новый год, дни рождения. Этот уютный закуток известен в ООН как бар «Escargot» – «Улитка». С этой огороженной с трех сторон площадки открывался прекрасный вид на всю территорию парка, в том числе и на стоянку. Пройдя по коридору и подойдя ко входу в «Улитку», Арина вдруг поняла, что попасть туда она не может. Проход был перегорожен барьерами, а посредине стояла специальная металлическая рама, через которую обычно пропускают людей, чтобы проверить, не пронесут ли они чего подозрительного. Такие рамы уже давно стоят в аэропортах, а с недавнего времени ими оборудовали и ООН. Во время важных заседаний его участники обязаны, прежде чем войти в зал, пройти через них. Арина, не раздумывая, направилась в «Улитку» через раму. Едва она оказалась внутри, раздался звон, треск, завывания. Машина почему-то не была выключена. Наверх, по эскалатору, со второго этажа, где находился постоянный пункт охраны, уже бежали сразу двое мужчин в голубой форме. Памятуя, что лучшая защита – это нападение, Арина схватилась за голову.