Электронная библиотека » Наталья Горская » » онлайн чтение - страница 7

Текст книги "Сила слова (сборник)"


  • Текст добавлен: 1 мая 2017, 01:10


Автор книги: Наталья Горская


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +18

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Шрифт:
- 100% +

– Нет, растительность на голове не главное. Вы мне вот что скажите: почему высокие мужики предпочитают маленьких женщин? – негодовала Анфиса Молотилкина из охраны объекта, высокая девушка, к которой приставали исключительно маленькие, щупленькие и, что самое обидное, вечно пьяненькие мужики. – А маленькие претендуют на высоких, и получается ни то, ни сё. Идёт высокая красавица, сильная и стильная, а рядом семенит что-то неописуемое, примазалось к этакой красоте. Или так называемые «миниатюрные и хрупкие» тётки любят виснуть на высоких атлантах…

– Это не так уж и часто случается. Просто такие пары слишком бросаются в глаза, вот людям и кажется, что это правило, а не исключение. Может, человек с виду и маленький, а душа у него большая.

– Маленькие все вредные! – настаивала Анфиса.

– Потому что им приходится выживать среди таких расовых предрассудков на почве человеческого роста.

– Мне без разницы, какого роста мужчина, какие у него руки, подбородки или лысины и откуда уши растут, – поддержала сей интересный разговор Вика Двухколёсова. – Я лично не перевариваю суеверных мужиков. Терпеть не могу, когда идёшь с парнем, вроде нормальным с виду, а тут чёрная кошка перед нами – шмыг, и этот лыцарь липовый сразу сделал вид, что у него шнурки срочно развязались, чтобы я, значит, первой прошла. Это вообще за гранью: мужик, который даже кошек боится и женщиной от них закрывается! Ведь он серьёзно думает, что в чёрной кошке кроется опасность, и меня подставить под эту опасность ему не жаль. Это ж хуже рук ковшами и начёса с виска. У нас у соседки по коммуналке муж настолько суеверный, что тринадцатого, двадцать шестого и тридцать первого числа даже из дома не выходит. Сатанинские дни, говорит. Даже туфли жены выкинул только потому, что на подошве тридцать девятый размер был указан, а это тринадцать помноженное на три. Вот как с таким придурком жить?

– Наверно, алкаш бывший.

– Да. А как ты догадалась?

– Они все так чудят. Спиртование организма для мозгов бесследно не проходит, – констатировала Клара и спросила: – А вот чего наша Полина молчит? Давай колись, какие тебе мужчины нравятся.

– Да отстаньте вы, – слабо откликнулась Полина.

– Мы и так знаем, – захихикали бабы.

Полина не очень-то стремилась делиться с ними своими предпочтениями, но в коллективе трудно что-либо утаить. А людям только поведай о сокровенном, и сразу поползут советы да насмешки. Вот Петька Мотоциклов зачем-то рассказал всем, что ему нравятся полненькие бабёнки, но которые при этом мало едят, а то никакой зарплаты на них не хватит. Теперь ему коллеги по работе в насмешку каждый день пишут письма от якобы голодающей толстушки, которая есть исключительно сушки (уменьшительное от суши). Петька очень переживает. Так ему и не встретилась полненькая малоежка, хотя, согласитесь, сложно отвечать таким взаимоисключающим требованиям. Он уверен, что это из-за его небольшой лысины, которую никто не замечает, пока он сам о ней не скажет.

А вот Полина любила мужчин с приятным голосом. Ведь голос человека – это его вторая внешность, которая расскажет о нём даже больше, чем первая. Манера разговора, тембр и интонация характеризуют любого гораздо полнее, чем может показаться поклонникам поговорки «по одёжке встречают». По одной лишь реплике можно вычислить не только духовные запросы собеседника, но и состояние здоровья. Голос может быть настолько завораживающим, что смысл сказанного слушатели… пропускают мимо ушей. И это часто обижает говорящего. Это можно сравнить с обидой женщины, в которой замечают только красивые ноги, но не обращают никакого внимания на её человеческие качества. Вообще человека в ней не видят – вот как свет клином сошёлся для некоторых на этих ногах!

Для Полины этот клин поставил свой знак на голосе человека. В самом деле, стоит только услышать, как мощное контральто поёт:

 
Non! Rien de rien…
Non! Je ne regrete rien…
Ni le bien qu’on m’a fait,
Ni le mal tout ça m’est bien égal…[3]3
  Отрывок из песни Шарля Дюмона на стихи Мишеля Вокера «Я не жалею ни о чём», которую первой исполнила Эдит Пиаф:
Нет! Ничего ни о чём…Нет! Я не жалею ни о чём —Ни о добре, которое мне сделали,Ни о зле, которого не помню.

[Закрыть]

 

и уже видишь прекрасную богиню, которая сбивает своим голосом с ног. Её песня похожа на гимн маленького, но гордого государства с трагической и героической судьбой. И уже не замечаешь ни вздутых вен на висках, ни роста метр сорок семь, ни щуплой сутулой фигурки с руками-ящерицами, ни грубоватых манер состарившейся раньше времени от горя и любви женщины, идущих в её судьбе рука об руку… Видишь только богиню, которой она на самом деле является в своих песнях. И ничего не остаётся, как ошалеть от её красоты и потрясённо слушать, потому что она «после первых же нот становится ослепительной красавицей в полном физическом смысле этого слова», как писал о великой Эдит Пиаф Никита Богословский. «И не грим, не профессиональная техника, не жёсткая актёрская дисциплина были тому причиной. Просто – фея искусства, прикоснувшись к ней своей волшебной палочкой, осуществила у меня на глазах чудесное превращение из андерсеновской сказки». Её низкий грудной голос завораживает, обволакивает, проникает в слушателя, кем бы он не был – учёным, бандитом, рабочим, аферистом, земледельцем, кухаркой…

 
Бюрократы, чинуши, попы,
Столяры, маляры, стеклодувы,
Как птенцы из своей скорлупы,
Отворили на радостях клювы.
Даже те, кто по креслам сидят,
Погрузившись в чины и медали,
Улыбнулись и, как говорят,
На мгновенье счастливыми стали.[4]4
  Отрывок из стихотворения Н. А. Заболоцкого «Поэма весны», 1956.


[Закрыть]

 

Перед ними прекрасная звезда, «которая одиноко сгорает от внутреннего огня в ночном небе», как вспоминал о великой Эдит Жан Кокто. И как бы не были идеальны голоса, которые потом перепевали её песни, это было не то, потому что нет в них кроме правильной техники главного составляющего – внутреннего огня, который зажигает или гасит в человеке, должно быть, Сам Бог.

Есть артисты и певцы, на которых интересно только смотреть. Выйдет на сцену группа с воинственно-сексуальным имиджем, взбудоражит базовые инстинкты публики и даже не заметишь, что они, оказывается, ещё умудрились что-то спеть при этом. Слушать их «пение» при отключенном изображении – увольте и даже не просите! Лисица из басни дедушки Крылова хоть и льстит Вороне ради кусочка сыра, но при виде внешней красоты действительно хочется, чтобы и изъяснялась она так же прекрасно. Никогда не ждёшь, что царь-птица способна только пропеть «кошкою разов десяток сряду, мяуканьем своим невежде давши знать, что глупо голоса по перьям выбирать». Потому что веришь: «нарядной бывши столь, нельзя ей худо петь». Хорошо, что есть и такие, кого интересно и посмотреть, и послушать, но Полине нравилось, когда человек может заинтересовать собой именно посредством песни или речи. Так захватить, что слушателю ничего не остаётся, как признать: он – прекрасен. Хотя большинство не заметит соловья за неказистый внешний вид: «Та птица перьями и телом так мала. Не можно, чтоб она певицею была». И выбирают яркого павлина, мечтая насладиться его «пением».

 
Не редко жалуем того мы в дураки,
Кто платьем не богат, не пышен волосами;
Кто не обнизан вкруг перстнями и часами
И злата у кого не полны сундуки.[5]5
  Отрывки из басни И. А. Крылова «Павлин и соловей», 1788.


[Закрыть]

 

Есть настолько красивые голоса, даже если они говорят без смысла и выражения, всё равно это звучит бесподобно, как музыка падающей воды… Хотя, имеет значение, куда падает вода, и какова она – мутная, прозрачная, тяжёлая, свинцовая и так далее. Вода может падать по канализационной трубе, а может биться о камни, разбиваясь на мелкие капли, каждая из которых подобна огранённому алмазу. Есть голоса тягучие, как мёд, или сладкие, как восточная музыка, или резкие и крикливые, как визг пилы. Бывает голос дивный, но с фальшивыми интонациями, словно человек с самого начала взял неверный тон и продолжает лгать пусть даже с выражением, то разгоняясь, то останавливаясь, то вскрикивая на отдельных слогах, то переходя на шёпот. Что-то этакое нервическое. Обычно так звучат казённые речи «к датам», как надо любить Родину, которая тут же раздолбанная стоит, пока люди болтают всякую ерунду, а потом выпьют и пойдут курочить её дальше. Так читают стихи, словно это таблица умножения, а о весне или золотой осени говорят, будто бы делают доклад на совещании экономистов. Ещё бывают голоса лёгкие, как пена шампанского, или звучные, как гул колокола. А колокол в свою очередь может производить эффект благовеста, перезвона или набата.

Полину радовало, что ещё остались таланты, которые способны захватить слушателя речью, околдовать интонацией, заворожить песней! Кого-то можно околдовать только формой ног или размером кошелька, но ей хотелось воскликнуть на манер классика:

 
Я не люблю в мужчинах младость
Иль их обдуманный наряд —
Люблю их речи, только вряд
Найдёте вы в Росси целой
Один мужской изящный слог.
Ах, если б кто из них бы смог
Так изъясняться, как не снилось
И Пушкину в прекрасном сне,
Чтоб растревожить сердце мне.
Когда и где, в какой пустыне,
Прекрасный голос, бродишь ты?
Ах, слог изящный! Где ты ныне?
Пропал, как вешние цветы…
 

Она за красивую интонацию могла мужчине простить решительно всё, как розе её шипы! Но у мужчин и с интонацией, и с самой речью нынче чегой-то совсем не ладно стало. Вошла у них в моду какая-то сипатость и пропитость голоса, все стали говорить такими голосами, словно много лет пели радикальный хэви-металл или отработали в тайге на лесоповале, где от крика на морозе надорвали и застудили себе не только голосовые связки, но и всё остальное. Теперь такими голосами говорят и депутаты, и артисты, и телеведущие. Ну и простые смертные, разумеется, тупо копирующие дурные манеры из «ящика». То ли стало невозможно выразить себя иначе, то ли люди с лесоповала стали главными героями наших дней, но у Полининой бабушки в деревне таким голосом говорил петушок, когда срывал голос при слишком рьяном «кукареку». Да и само содержание речей стало хромать на обе ноги, так что мужская речь теперь похожа на сильно расстроенный музыкальный инструмент, на котором кто-то фальшиво играет отвратительную мелодию.

А ведь когда-то было иначе. Ах, какие раньше были голоса у актёров! Кто сказал, что красота артиста во внешности? Именно такое ошибочное предубеждение сбивает с толку многих, которые недоумевают, чего вдруг какому-то человеку с некрасивой внешностью пришла мысль стать актёром. Но стоит ему заговорить, как становится ясно, что перед нами в самом деле Его величество Актёр. Чего его голос не коснётся – всё становится сразу иным…

 
Заливает алмазным сияньем,
Где-то что-то на миг серебрит
И загадочным одеяньем
Небывалых шелков шелестит.
И такая могучая сила
Зачарованный голос влечёт,
Будто там впереди не могила,
А таинственной лестницы взлёт.[6]6
  Отрывок из стихотворения А. А. Ахматовой «Слушая пение», 19 декабря 1961 (Никола Зимний).


[Закрыть]

 

Жаль, что никто из поэтов подобным образом не описал красивую актёрскую речь! Ведь речь и голос могут стать опознавательным знаком и символом целой эпохи, как это стало с сообщениями диктора Всесоюзного радио Юрия Левитана. Его голос узнаваем даже в новом тысячелетии, и вряд ли кто спутает его с быковатым «базаром» или слащавым сюсюканьем из современной рекламы.

Раньше считалось, если дикции нет, то и актёра нет. Нынче же речь уходит на задний план под влиянием ранних фильмов Шварценеггера, Ван Дамма и других эмигрантов в Голливуде. Когда они ещё не владели в совершенстве американским диалектом, им приходилось играть бессловесных персонажей, а чтобы совсем не потеряться в кадре, ничего не оставалось, как выполнять сложнейшие трюки и акробатические номера. Брать зрителя мускулатурой, так сказать. Теперь-то они в таких фильмах не играют, но их молчаливые угрюмые образы так повлияли на сознание, что современные артисты стали больше похожи на косноязыких акробатов. Тренированные атлеты и эквилибристы вытесняют актёров из профессии. Они всё своё время проводят не в классе по сценической речи, а в спортзале и солярии. Крутить сальто на крыше движущегося поезда или сокрушать ногами вражеские челюсти стало предпочтительней, чем играть роли, как это умели делать Лоренс Оливье или Марчелло Мастроянни. Ну и мы, горемычные, ещё со времён Петра Великого приученные железной рукой молиться на всё, что происходит на Западе, туда же. А чаво, круто же! Теперь и отечественные служители Мельпомены словно бы разучились говорить, поэтому ничего не остаётся, как вместо лицедейства старательно махать кулаками. Иногда в паузах между махаловкой кто-нибудь со значением выдавливает из себя нечто: «Щас мы тя будем мочить, в натуре». Давным-давно в пиратских копиях американских фильмов, где играл начинающий Сильвестр Сталлоне, точно такие же фразы переводил переводчик с заложенным носом. Сыну итальянца и француженки, оказавшихся волею судьбы в США, было простительно, что на момент съёмок он видимо не владел английским в полной мере. Но что сталось с теми, кто пришёл на смену Ефремову или Евстигнееву, Миронову или Далю? Эти корифеи словно бы предчувствовали наступление эпохи, когда громила с большими кулаками станет нужнее Актёра, потому и ушли в мир иной, некоторые раньше времени.

Полина ни в коем случае не стремилась высмеивать пороки чужой речи. Главное – что несёт в себе голос. Ведь и картавость может быть такой, как у Вертинского или Вульфа, даже шепелявить можно с особой изысканностью. А кто не помнит голос Леонида Володарского, который «на ходу» переводил самые первые низкопробные боевики, хлынувшие в СССР по окончании Холодной войны? Что они теперь без его голоса – и смотреть-то не хочется, потому что приросла к ним эта незабываемая интонация, и никакой дубляж, пусть самый профессиональный, не может затмить её. Возможно, сам успех фильмов на наших экранах процентов на девяносто зависел от работы «гнусавого» переводчика.

Вообще артистов, которые озвучивали иностранные фильмы, многие не знают. Их имена произносят скороговоркой в конце, и Полине это всегда казалось несправедливым. Но она помнила эту скороговорку наизусть: Юрий Саранцев, Всеволод Абдулов, Александр Белявский, Игорь Ясулович, Владимир Антоник, Александр Клюквин, Вячеслав Баранов, Александр Рахленко. Как раньше советские люди помнили наизусть состав Политбюро ЦК КПСС. А Станислав Концевич! Если вы не слышали эти голоса, вы не жили. Как же можно обойти вниманием людей с такими голосами! Ведь они тоже участвуют в создании образа героя, и неудачно подобранный для дублирования голос может поставить крест на всей игре артиста. Озвучь какого-нибудь писаного красавца писклявым голосом, и он уже мало кому красавцем покажется.

Когда-то по радио передавали спектакли с участием старинных московских артистов, которые говорили не «гадкий», а «гадкай утёнок» или «суворовскай поход». Это-кай звучало ярче и звонче, чем-кий. Полина обожала, когда великий Смоктуновский своим непередаваемым по красоте, невозможным голосом читал «Царя Фёдора Иоанновича». Это в фильме «Москва слезам не верит» Смоктуновского никто не узнаёт в лицо, зато голос его знали все, кто слышал радиопостановки Малого театра и БДТ. Знали и Виктора Коршунова, и Алексея Локтева, хотя многие их не видели. Их знали не в лицо, а по голосу. Речь, голос, умение им владеть были одной из главных определяющих актёрского таланта, чего не скажешь нынче, в эпоху сипатого и хрипатого «делового базара» при игре протеиновыми бицепсами и неповоротливых движениях накачанной от постоянного жевания челюстью.

Радиоспектакли были обычным делом. Кто не имел возможности посетить театры Москвы или Ленинграда, кто жил в глубинке, слушали их постановки по радио. Голоса справлялись с задачей, чтобы донести до слушателей суть, характеры и настроения героев, степень их силы или слабости, красоты и уродства, чего не по силам картинке, пусть самой яркой, но без звука. Мальчики и девочки актёрской профессией заболевали именно после спектаклей по радио. Что ни говори, а красивый голос актёра плюс богатая речь, пожалуй, затмит самую смазливую внешность. Это теперь, когда речи почти не осталось, а во всём главенствует яркая мельтешащая картинка, никто не помнит, как Юрий Толубеев разыгрывал в лицах рассказы Чехова, мало кто замечает, как Иван Краско читает свои стихи на радио. Или Юрий Гати просто сообщает прогноз погоды. Заслушаешься! В исполнении этих людей можно услышать русскую речь такой, какой она, в общем-то, и должна быть. Говорят, что в великого актёра Леонида Маркова влюблялись дважды: сначала увидев его, а потом и услышав его голос. Страшно сказать, но иногда Полине казалось, что именно такими выразительными и величественными голосами могло быть произнесено то самое Слово, о котором упоминается в начале самой известной Книги.

Уж никак не могло это Слово прозвучать, как трещат нынче ди-джеи на бурных радиоволнах. Хорошо подвешенным языком стали называть банальное краснобайство, когда человек молотит «мышечным выростом на дне ротовой полости» без умолку в одностороннем исполнении, сам же гогочет над своими шутками, сам же себя то и дело перебивает. СМИ заполонили люди, которые из всех сокровищ национальной культуры в лучшем случае умеют пользоваться сотой частью родной речи, да и то не всегда удачно. Живая русская речь по радио и на телевидении стала больше похожа на спрессованный со всех сторон, как брикет торфа, втиснутый в сжатое время рассказ про то, как «корабли-лавировали-лавировали-да-так-и-не-вылавировали». Оно понятно, что стоимость каждой секунды эфирного времени исчисляется сотнями тысяч долларов, поэтому ведущие и журналисты стали похожи на участников конкурса на самую быструю скороговорку. Они тараторят, строчат, как пулемёты по врагам, потому что надо втиснуть в сжатое и очень дорогое время передачи или рекламного ролика максимум информации. Потребителям этого кошмара в какой-то момент показалось, что именно так и надо говорить, поэтому современный русский язык разогнался до несвойственной ему скорости, словно собрался кого-то догнать и обогнать. Современное телевидение и радио изуродовали русский язык, хотя когда-то ему учились именно по речи дикторов.

Обычный темп речи носителя русского языка – сто слов в минуту, но иные теперь так тараторят, что бьют все рекорды по скорости. Кто учил такие экспрессивные языки, как украинский или итальянский, знает, что в них главное не заучивание слов, а способность произнести эти слова в потоке речи на большой скорости. Русский человек с непривычки к таким скоростям срывается на крик, как сила звука телевизора срывается при переходе на рекламу. Реклама, подобно тому, как «качки» вытесняют актёров из кино, медленно, но верно вытесняет вообще всё остальное. Она занимает половину любого эфира, беспардонно врываясь в наш досуг каждую четверть часа. И поскольку она – вещь дорогая, ей надо успеть уложиться в отведённые секунды и докричаться, доораться до потенциального покупателя. Никто теперь не говорит с чувством, с тактом, с расстановкой. Все спешат, словно у них сейчас вырвут микрофон или закончатся деньги на балансе. Это порождает необъяснимую тревогу остаться непонятым и желание переорать собеседника во что бы то ни стало. В большинстве передач одичавшая публика именно так себя и ведёт, а зритель переносит это в жизнь, как норму. Да-да, именно одичавшая. Потому что разрушение речи ведёт к одичанию, иногда необратимому.

Трескотня эта очень достаёт, это когда такое на Руси было? Старший мастер теперь как начнёт стрекотать на планёрке, что никто ни черта не разберёт, а начальник ему непременно скажет:

– Давай-ка то же самое, но на тридцать третьей скорости. Ты бы со своей семьдесят восьмой переключался хотя бы иногда на сорок пятую.

Это на проигрывателях старого поколения такая опция была, когда пластинка делала 78, 45 или 33 оборота в минуту.

 
И в бессмыслице скомканной речи
Изощрённость известная есть.
Но возможно ль мечты человечьи
В жертву этим забавам принесть?
 
 
И возможно ли русское слово
Превратить в щебетанье щегла,
Чтобы смысла живая основа
Сквозь него прозвучать не могла?[7]7
  Отрывок из стихотворения Н. А. Заболоцкого «Читая стихи», 1948.


[Закрыть]

 

Есть языки быстрые и медленные, и, когда русские люди травят анекдоты про неспешную речь прибалтийских народов, которые при этом успевают делать больше нас, то как-то не задумываются, что итальянцы тоже могут потешаться над медлительностью русской речи с их точки зрения. Но эти дремучие потехи от непросвещённости, от убеждения, что разные народы не имеют право отличаться друг на друга. А человек культурный или хотя бы чуть-чуть окультуренный вряд ли станет глупо хихикать в адрес того, кто изъясняется на ином наречии, тогда как он и своего толком не знает, не владеет им.

И уж тем более это Слово ни в коем случае не доверили бы голосу, каким говорят современные россияне, «косящие» под побывавших в местах ни столь отдалённых. Полина ни в коем случае не имела претензий к миру уголовному, но в России за последние годы сформировался новый мир, который, скажем так, страстно желает хоть чем-то походить на зону, хоть как-то примазаться к её культуре. Чёрт его знает, чем это вызвано, но многие мужчины теперь пересыпают речь блатной терминологией, как в XIX веке русские дворяне любили щеголять французскими, английскими или немецкими (в зависимости от моды) словечками, словно сами себя желали утешить от переживаний за свою русскость. Феня уродует речь обычных людей не потому, что она – принадлежность уголовного мира, а просто она неуместна в среде, не имеющей отношения к тюрьме. Ни один математик не будет щеголять малопонятными понятиями из алгебры за пределами своего института, а врач не станет душить медицинской терминологией публику, далёкую от мира здравоохранения. Зато это обожают делать неудачники, у которых нет других способов обратить на себя внимание, да и само внимание они стяжают постоянно и у всех, но не знают, для какой конкретно цели. И без того уродливая речь рядового дурачка, да ещё пересыпанная уголовным жаргоном, очень сильно обращает на себя внимание какой-то напускной расхлябанностью, как неподкованная кляча ковыляет и вихляет: «па’аца’аны, па’аба’азарим». Сам говорящий становится похож на этакую клячу. При этом он считает себя крутым мужчиной, а женщина по его манере речи определяет одно – дешёвка. И теперь все этой дешёвке подражают.

Полина видела ещё в детстве «Возвращение Святого Луки», где Владислав Дворжецкий безо всякой фени гениально сыграл роль матёрого рецидивиста, речь которого похожа на строгий и чеканный геометрический рисунок, где нет ничего лишнего, так что и обладатель речи не совершает ни одного лишнего движения по ходу действия. Она слышала песни барда Александра Лобановского, у которого тюрьма не отняла способность писать красивые стихи на красивом русском. Профессия барда, менестреля вообще всегда была мужской прерогативой, но теперь им после перлов вроде «харе башлять, ментяра шнявый» стало не до воспевания пусть даже отвлечённого женского образа. Разве только о какой-нибудь марухе, которую засидели мухи.

 
Ведь что за песни стали рождаться в последнее время?
Эй, подруга, выйди из круга:
Покажи, как ты сегодня красива и упруга!
Твой друг уж очень будет гордиться,
Что только у него есть такая кобылица, —
 

спела под рэп какая-то, как сейчас говорят, «мальчуковая» группа. После такого «приглашения на танец» подруга и танцевать-то не захочет уже никогда в жизни. Мужчины определённо разучились «говорить, как гимназисты, о женщинах восторженно и чисто», да и сами женщины не особенно нынче этого хотят. Как говорится, не до жиру – быть бы живу. Или, как говорит Тамара Самокатова, тут бы хоть какого не совсем малохольного найти, чтобы мог передвигаться более-менее без посторонней помощи. Ах, как скучно! А как же серенады и стихи?

 
Испекла ты праздничный торт,
Чай в стакан ты мне наливаешь,
А мне надо совсем не то —
Неужели не понимаешь?
 

хрипло выл какой-то патлатый парень по телевизору, с укором глядя в зал, словно зал ему чего-то недодал то ли в интимном смысле, то ли в разливном, но уж никак ни чая, а чего-то другого. Неужели не понятно, ё-маё, в натуре?!

А как люди стали признаваться в своих чувствах друг другу? Где современные Шекспиры с Петрарками?

– Пшли, что ли, перепихнёмся, – скажет нынче иной студент университета. – Чё ты кобенишься-то, корова? Пшли, пока зовут.

Можно было бы сказать и иначе, например, словами Ромео:

 
Оставь служить богине чистоты.
Плат девственницы жалок и невзрачен.
Он не к лицу тебе: сними его.
 

Да уж куда там! В наш убогий век и так сойдёт.

А где песни о любви и романтике захлестнувшего чувства? «Что так сердце растревожено, словно ветром тронуло струну…»

– Какое ещё сердце?! – недоумённо воскликнет какой-нибудь современный теоретик секса. – Сердце в таком деле не главное: оно тут вообще не задействовано. Здесь ударно трудятся совершенно другие органы и члены.

Кстати, вы помните те времена, когда про человека говорили: «Он – член Органов»? Тем не менее, в те далёкие и жестокие времена слагали красивые песни о любви:

 
Как много девушек хороших,
Как много ласковых имён!
Но лишь одно из них тревожит,
Унося покой и сон…
 

– Какие они хорошие! – завопит всё тот же теоретик. – Ни черта же не умеют. То ли дело в «Плейбое» девушки…

Голос и речь – это вам не хухры-мухры. Лицо можно загримировать, а голос и речь – нет. Поношенный костюм можно сменить, а голос и речь останутся прежними. Их труднее выправить, чем вывих в суставе или сутулость в спине. Они выдадут человека с потрохами, как бы он ни тужился их скрыть. Это лучше всего продемонстрировал Юрий Яковлев в фильме «Иван Васильевич меняет профессию», переходя от невнятной и косноязыкой речи управдома Бунши к мощному и колоритному басу Иоанна Грозного. И сразу суетливый и глупый герой без всякой смены грима превращался в грозного и решительного царя.

Говорящий вялым или скрипучим голосом не станет бодро шагать по жизни. Он может только шаркать ногами и суетиться, воровато оглядываясь, а любое его действие будет подобно звуку железа по стеклу. Говорящий много с механической старательностью и искусственностью, с нелепым и преувеличенным пафосом не способен так же много делать, а матерщиннику и пошляку не помогут создать достойный имидж ни «мерседес», ни личная охрана. Бывает, что молодой человек шамкает чего-то, как дед во сто лет, или грозно хрипит, как вышедший из строя трактор, сразу можно себе представить, как он поведёт себя с такой манерой речи в той или иной ситуации, сразу характер как на ладони. Гнусавый человек и во всём остальном такой же: и в любви, и в работе, и в дружбе. А у сипатых любое дело сипло выходит. И вот окаянная баба всё это подмечает! А как не подмечать, если сами себя выдают с головой? Она ушами как локаторами ловит больше информации о человеке, чем мужчина всеми своими глазами-носами-руками. Она по звуку речи может определить с кем имеет дело, так что балалайка не введёт её в заблуждение, что перед ней – контрабас.

Сами понимаете, что Полина Велосипедова очень страдала от такого бесперспективного в наши дни предпочтения. Где теперь коммуникабельные без алкогольного допинга, всегда нацеленные на победу мужчины со спокойной уверенностью в речи? Именно такие мужчины когда-то умели ухаживать, что никому другому не оставалось ни малейшего шанса – эту фразу Полина вычитала в красивом романе. А чего ждать от тех, от кого только и слышишь: бе-бе да ме-ме или тра-та-та?

Вот идёт она на днях по проспекту, обгоняет двух вроде как приличных с виду мужчин и вдруг слышит их диалог, в котором, как она смутно догадывается, речь идёт о ней:

– Ну и жопа пошла! Глянь, кака жопа.

– Да ну её в жопу!

– Во-во, побежала корова! А чего она побежала-то? Тёлка, ты куда? Я ей комплимент сделал, а она попылесосила куда-то, кобылишша!

– Так эти курвы не понимают хорошего к себе отношения. Правильно ещё Пушкин сказал, что чем больше их шпыняешь и ногами пинаешь, тем кайфовей этим дурам. А ты, урод, ещё тут в комплиментах перед ними рассыпаешься. Не умеешь ты с бабьём изъясняться! Надо ей пендаля дать за хамство…

Тут Полина решительно перешла на галоп и не дослушала дальнейшие «комплименты» в свой адрес. Надо же: ещё и Пушкина приплёл в свою бессвязную речь. Бедный Пушкин! Кто только ни пытается его именем прикрыть свою тупость и глупость. Пушкин никогда бы так не сказал вслед женщине, будь она дворянкой или даже служанкой.

 
Как тополь киевских высот,
Она стройна. Её движенья
То лебедя пустынных вод
Напоминают плавный ход,
То лани быстрые стремленья…[8]8
  Отрывок из поэмы А. С. Пушкина «Полтава», 1828.


[Закрыть]

 

От таких слов любая женщина стала бы красавицей. А если бы их к тому же произнёс манящий и бархатный голос, какой ей звонит теперь каждую неделю из главного архива Управления, то… Это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой.

И главное, оба мужика такими противными голосами говорили, что Полина не знала: содержание их речи её так расстроило или звук. У одного голос такой гнусавый-прегнусавый и тягучий, как будто магнитофон ленту «зажевал» и тянет, а другой словно бы женскую речь пародирует. Так ещё мужчины нетрадиционной ориентации говорят. Почему-то. Не понятно, почему. Зачем мужчинам, не тяготеющим к женщинам, заимствовать у этих самых женщин их черты речи и поведения?

Полина очень расстроилась, даже плакала. Где весёлые и остроумные мужчины? Чтобы ни сдуру-спьяну подвалил, весь такой из себя смелый, а сам трясётся перед «этой курвой», не со скабрезными шутками-прибаутками, а с человеческой речью. Куда они все пропали? Куда исчезли кавалеры, балы, милые ухаживания? Всё исчезло: остались одни невесты. Целая страна невест! Невесты, ожидающие счастья в личной жизни при полном отсутствии этой самой личной жизни. Дуры, мечтающие о галантных кавалерах посреди хамов и пьяниц.

В архиве сказала, что её только что обругали на улице ни за что, ни про что. Тамара на это сокрушённо вздохнула:

– Как ты с мужем будешь жить? Как ты не понимаешь, что «дура» – это для мужиков не ругательство. Они как раз дур любят, умные-то с ними не водятся. По-своему, конечно, но любят, а кому-то и такой «любви» не светит. А «тёлка» – это обычное наименование женщины, иногда даже любимой. Теперь так и говорят: «Моя тёлка круче всех!». Вроде как комплимент женщине отвесили, особенно если таким голосом, каким «Отпетые мошенники» поют. А ты сразу в слёзы. Нельзя же такой в наш хамский век быть!

– Дык это, кагица, можт ты сма винвата? – предположил, по своему обыкновению глотая слова, мастер теплоснабжения Вовка Тарантасов.

– Полька, а какие хоть из себя те уроды, которые тебя жопой обозвали? – оживились другие барышни, а Акулина всё наседала: – Лысые? Ну, хотя бы плешь-то есть? И начёса нет? Ой, Полька, я бы на твоём месте… Убежать от такой красоты! Везёт же некоторым, а ты не просекла, раззява!

– Ага, надо было отдаться такому «счастью» прямо там, – пошла развивать тему Даша. – У нас в доме так одну обругали матом на улице, а потом замуж взяли. А что? Получилась стандартная дебильная семья, логово по производству новых порций быдла: муж-хам, жена-лохушка, дети-дегенераты. Среднестатистические семьи именно так и создаются, как обитель среднестатистических жлобов и жлобовок, гопников и хабалок. Облают бабу с ног до головы, в ухо заедут, проверят на устойчивость к поломкам для дальнейших возвышенных отношений и выносят приговор: годится. Она тоже чего-нибудь в том же духе ответит, и вот уже дружба завязалась, вроде как симпатия между лающимися особями зарождается. А куда деваться? При таком тотальном одичании населения и самый грязный матерщинник соловьём покажется. Увидел бабу более-менее ничего, да и ляпнул почти спонтанно, как они сейчас почти все делают при виде незнакомой самки: «А это что за б…дь?». Зато познакомились, расписались, когда «эта б…дь» была от него уже на седьмом небе… Тьфу ты, чуть «на седьмом небе от счастья» не сказала!


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации