Текст книги "Сила слова (сборник)"

– Ха-ха-ха!

– На седьмом месяце беременности, должно быть? – поправила всезнающая Тамара.

– Ну да, на седьмом месяце брюхатости. Честные люди теперь только так в брак прутся, а потом скулят, что хорошее дело браком не назовут. И не догадываются, что любое их дело по определению хорошим не бывает.

– Что же они потом будут детям или внукам рассказывать, как они познакомились? – пролепетала шокированная услышанным Полина. – Как мужчина потом будет рассказывать внукам, что он при знакомстве с их бабушкой сказал такие мерзкие слова? Ведь жизнь надо прожить так, чтобы потом можно было что-то хорошее рассказать детям и внукам о себе…

– Кто там из этих кобелей думает о внуках, когда к очередной тёлке подваливает? Набрешет чего-нибудь, на то он и кобель, чтоб брехать. Полька, ты прямо бесишь своей серостью! Какие сейчас беседы с внуками, какие отцы, когда кругом семьи – сплошь с отчимами? Отчим стал нормой, родной папа стал подвигом. Папы теперь где-то на стороне маются…

– На чужой маме геройствуют, – опять подсказала Тамара.

– Вот именно. Воскресный папа стал не просто нормой, а почти требованием повальной разводомании. При этом ещё хвалят себя: гляньте, какие мы цивилизованные – не грызёмся, как прочие дикари, а культурно расходимся и позволяем детям общаться с собой в оговорённые нами дни и часы. Иногда кажется, что эти идиоты только для того и разваливают семьи, чтобы потом демонстрировать другим дебилам свою так называемую цивилизованность в хождении налево. И какое кому дело, чего он там на старости лет будет плести чужим внукам, когда его кровные будут слушать сказки такого же чужого деда, который до их бабушки или параллельно ещё трёх-четырёх дур «осчастливил»?

Полина ещё больше расстроилась. Только звонок из главного архива Управления и спас. Только Он и посочувствовал. Звали Его Сергеем Ивановичем Кораблёвым. Он нравился Полине всё больше и больше. Даже фамилия его звучала как-то привлекательно: Кораблёв. Корабль – это же не велосипед и, уж тем более, не тарантас какой-нибудь. Корабль в своей фамилии носить кому попало не доверят.

– Что случилось, Полина Юрьевна? – спросил он своим волшебным голосом, как средневековая величественная музыка в исполнении гобоя с валторной. – Вы плачете?

– Да ничего особенного, просто мне нахамили только что на улице, обычное дело в наши дни, – всхлипнула Полина, но тут же постаралась взять себя в руки (всё-таки из Управы звонят): – Я отчёт подготовлю к четвергу.

– Нет, подождите с отчётом, – голос зазвучал ещё приятнее, как импровизация на тему шотландских мелодий на волынке из фильма Камерона «Титаник». – Кто это Вам нахамил? Вы очень расстроены, да? Вы не обращайте внимания на таких людей…

И залечил все душевные раны! Речь его в этот раз была похожа на старинный романс, какой начинает звучать, если долго рассматривать картину Караваджо «Лютнист».

– Ах, какой мужчина! – делилась она впечатлениями с сотрудницами.

– Вдруг он хромой и кривой? – недоумевала Даша. – Не понимаю, как можно влюбиться в мужика, не видя его ни разу! Что за несуразица? По-моему, как раз эти сволочи и придумали, что женщина должна любить их болтливое племя именно ушами.

– Ага, чтобы на эти глупые уши своё враньё развешивать, – поддержала Клара. – Хорошо говорить умеют именно женщины, а мужчины в массе своей не всегда способны правильно выразить мысли и чувства словами, у многих получается какое-то мычание. Женщины веками оттачивали острый язык, потому что больше прав никаких не было, а надо на каждом шагу себя защищать от нападок и обвинений во всех грехах, главный из которых – удовлетворение мужской похоти. Эти гады своё получат и могут преспокойно молчать, некому и незачем что-либо доказывать – они всегда чувствуют себя правыми. А женщина всегда вынуждена оправдываться за «своё» развратное поведение, хотя её никто не слушает.

– Я говорю не о содержании речей, а о красоте голоса, который может не нести вообще никакой смысловой нагрузки! – вспыхнула Полина. – Вы все мои представления о красоте исказили…

– Не знаю, не знаю, кто и как, – в самом деле не слышала её Клара, – но я лично терпеть не могу, когда мужчина много говорит, пусть даже красиво рассуждает, и мало делает. Точнее, совсем ничего не делает, потому что некогда – весь лимит времени на трепотню уходит. И как это, в самом деле, Полька, тебя угораздило?

– Да. Тем более, не зная, что у него записано в паспорте в графе о семейном положении? – перенаправила свой вопросительный взгляд Акулина.

– Да вы вообще все сдурели, – вздохнула Тамара на правах женщины с самым большим негативным личным опытом. – Одна по руке умудряется влюбиться, другая – по лысине, третья и вовсе по голосу додумалась втюриться. Нет в вас жизненной обстоятельности. В наш век бабе нельзя такой мечтательницей быть.

– В ВАШ век может и нельзя, а в НАШ ещё можно, – съязвила Клара и защебетала: – Ой, девки, а я ведь снова влюбилась! Такого мужчину встретила, такого мужчину, руки как на рисунке Альбрехта Дюрера! В такие руки не жаль и упасть. Видели «Руки в молитве»?

– Не видели! – огрызнулась обиженная Тамара за свой ушедший век.

– Ну, куда уж вам после таких мужей, которые только полтора дня в неделю трезвыми бывают, – скептически заметила Клара и несколько смягчилась: – Ну, как же не знаете? Знаменитый рисунок Дюрера чёрными и белыми чернилами на синей бумаге. Ах, какой мужчина!

– Кто, Дюрер? – пришла Тамарина очередь язвить.

– Не Дюрер, а тот, у которого руки, как на его рисунке… Тома, чего ты злишься? Я хоть краешек от мужика вижу, а Полинка-то совсем ничего не видела, а уж нате вам – влюбилась. Как её Сергей Иванович звонит, она сразу светится.

– А как же! – изумлялась Полина. – Ведь он такой… красивый и умный.

Так ей нравился голос Сергея Ивановича, что она бы записала его на мобильник и слушала бы, как музыку, но он звонил только на допотопный рабочий аппарат. Ведь умеет же так говорить мужчина! Значит, ещё не всё потеряно. А то казалось, что мужчины вовсе разучились разговаривать за последние десятилетия. Простой русский крестьянин начала XX века – Цицерон по сравнению с нынешними выпускниками вузов.

Вот Сашка Катамаранов хоть и закончил институт, и работает уже десять лет водителем у самого начальника, а изъясняется, как герои фильма «Кин-дза-дза», исключительно одним словом. Слава богу, слово это не «ку», а «чево?», вечный вопрос в ответ на любую реплику. У некоторых есть такое ключевое словцо или выражение, как «конгениально» Остапа Бендера. Это придаёт им определённый шарм и изысканность, хотя специалисты считают признаком ограниченности, как рассказанный в сто первый раз анекдот в одной и той же компании. По-своему оригинально выглядит мужчина, который вместо вразумительного ответа говорит что-нибудь вроде «нереально», «железно», «стабильно» или даже «попсово!». Но произносить такие сложные слова в более чем три слога иным стало в облом, так что они выбирают что покороче. Лёня Танк из проектного на все мыслимые и немыслимые фразы может ответить одно: «А мне насрать!». Он это говорит несколько раз на дню всем, кто бы ни подвернулся. Эта постоянная угроза испражнения отбивает к нему всякий аппетит как к мужчине, хотя он считает, что причина кроется в его невысокой зарплате, которая теперь только и важна «подлому бабью» в таких мировых парнях, к коим он себя причислял. А у начальника вычислительного отдела Димки Паравозова таким коронным выражением является его фирменное: «А чё ты воняешь?». Он его тоже произносит за день сотни раз в адрес всех и вся. Особо пикантный смысл эта фраза обретает, когда он зацепляется языком за Лёню. Они тут как-то в коридоре до хрипоты орали каждый свою коронную фразу, пока не вышел начальник и не произнёс уже свою ключевую: «Хватит пердеть!». И всё какими голосами-то? По-бабьи визгливыми, как тормоза. Ни тебе вальяжного баритона, ни солидного баса не услышишь от таких мужчин, а только сорванная лужёная глотка замордованной жизнью тётки звучит из их нервных дёрганых уст.

Полина была в том возрасте, в котором женщина на Руси лихорадочно соглашается на брак с кем придётся, в надежде скрасить своё бесцельное существование (как думает сильный пол о женском подходе к браку) или упорядочить бессмысленную жизнь мужчины (как думает пол слабый), да и просто продолжить род человеческий ни как-нибудь, а под сенью нормальных семейных отношений (как мечтают многострадальные мамы обеих сторон). Но Полине-то хотелось влюбиться. Хотя бы раз в жизни! Вовка Тарантасов, с которым она ездила на работу по одной ветке метро и которого хотела женить на Полине его мать, работавшая уборщицей в архиве, вроде бы и всем хорош. Только тембр голоса настолько цыплячий, что невольно начинаешь чувствовать себя курицей-наседкой рядом с таким «мужчиной». К тому же говорит так, словно у него постоянно рот набит кашей, сквозь которую просачиваются не все слова и их части. Особо в этой каше вязли окончания, и Вовка произносил только первую часть слова, а право угадать остаток он великодушно предоставлял слушающим. Ключевым словом у него было «кагица» – сокращённый вариант выражения «как говорится». В конце дня заглядывал в архив и неизменно произносил одно и то же: «Дык это, Плинка, кагица, пшли дмой, штоль».

Когда он выпивал, в мозгу чего-то словно разжималось, и речь на время становилась внятной и даже бойкой, но очень уж агрессивной. Однажды в таком состоянии даже ответил Полине на её вопрос, зачем он глотает слова:

– Я вообще всё детство молчал, потому что родителей раздражал даже звук моего голоса. Мне говорили, что отец из-за моего младенческого плача из семьи три раза уходил. Но возвращался, потому что такого нервного придурка мало где выдерживали, сами выгоняли. Они с матерью только на людях называли меня хорошими словами, а дома кроме «заткнись!» я от них ничего не слышал. Мать за меня всегда отвечала на вопросы «Сколько тебе лет?» да «Кем ты будешь?». Всё щебетала, что «он у нас непременно будет врачом». Хрена лысого я буду тебе врачом! Я и хотел бы стать врачом, но не стал, чтобы они не думали, что я как бессловесный слуга буду выполнять любые их прихоти. Сама работает уборщицей, папаша вообще нигде толком не работал, только дома целыми днями какую-то диссертацию писал, а я буду тешить их ущербное самолюбие. Ага, щас!

Полине стало жалко Вовку, и она даже чуть не влюбилась, узнав, что он, оказывается, умеет так складно говорить. А Вовкина мать периодически упрашивала её:

– Поля, бери моего Вовку, пока он совсем не испортился. Он снова в запой уйдёт или приведёт в дом какую-нибудь наркоманку мне назло, а тебя я уже сто лет знаю.

– Ну, мне пока несколько меньше ста лет, – осторожно замечала Полина и смущённо добавляла: – И как я его возьму? Он же вроде как… мужчина. Он же не пирожок на полке, чтобы его брать.

– В том-то и дело, что «вроде как»! А «вроде как» можно и взять.

– Как-то всё не по-русски. Он меня замуж не зовёт замуж, да и не любит, как и я его, а надо бы хоть какую-то симпатию при таком тяжёлом быте, каким в нашей стране является семейная жизнь…

– Да брось ты энту антимонию, Полин! Этак ты до ста лет будешь ждать. Бери его в охапку, а если он начнёт ерепениться, мне скажи: я ему разъясню линию Маннергейма.

Полине при этом казалось, что её толкают на преступление. Что это будет за жизнь? Да ещё это его «кагица». Так и будет его слышать тысячу раз на дню. Нет, она не сможет это вынести, тем более теперь, когда узнала, что где-то есть Он! И Его голос.

– Ох, девки, не о том вы думаете, – отвлекла Полину от размышлений Тамара Самокатова, обращаясь то ли к Вике Двухколёсовой, то ли к Даше Мотоциклетовой. – Главное, чтобы мужик хотя бы третью часть зарплаты в семью отдавал и хотя бы два дня в неделю трезвым был. А вы мечтаете непонятно о чём. Руки, лысины… Оболочка человека – это ещё не человек. Это глупый мужской пол нас по форме конечностей и того, из чего они произрастают, оценивают. Им лишь бы с какой оболочкой спариться, но на основе этого ничего не построишь. У меня ноги тоже были когда-то будь здоров, только от красоты этой мало что осталось. Сначала от постоянной ходьбы с тяжёлыми сумками да работы у токарного станка вены в узлы завязались, а когда я второго вынашивала, и вовсе голени в сплошное месиво превратились. Мой как увидел, только его и видели. Я по врачам бегала, чтобы его вернуть. Не столько мне здоровые ноги нужны были, сколько ему, пока мне одна санитарка в больнице мозги не вправила: «Всё-таки какие бабы дуры! Всё – для кого-то, ничего – для себя, даже собственные ноги»… А уж если мужика по ногам или рукам определять, уж и не знаю, на что это будет похоже. Ты же с человеком будешь жить, а не с ногами-руками.

– Что такое человек тогда? – изумилась Даша. – Из чего он состоит, как не из рук, ног и прочего?

– Это мужчинам такая блажь простительна, – парировала Тамара, – что они исключительно на внешние формы западают. Мой как ослеп, когда на стадионе другие болельщики по башке дали, так и успокоился по женской части. Не видит никого, а по-другому воспринимать окружающий мир не способен, все прочие каналы перекрыты. Слепые с рождения друг друга вообще по запаху находят, немые вынуждены какими-то полезными делами внимание на себя обращать, потому что болтовня уже не доступна. А зрячие считаются самыми ограниченными людьми, потому что они верят только тому, что видят, но не умеют смотреть, подмечать. Яркого павлина всем прочим птицам предпочтут, а потом негодуют, почему он им сразу не сказал, что на подлость способен. Женщинам надо более реалистично на жизнь смотреть. Женщина – это прежде всего мать. Она матерью становится от связи с мужчиной, поэтому надо думать, где и как её дитя будет жить и расти, а не словах или частях тела своего избранника.

– Да ладно тебе, Тома, – усмехнулась Клара. – Мы ещё успеем поскучнеть, поумнеть и покрыться благородной плесенью. Дай помечтать, пока мы молоды.

– Вы со своими мечтами до ста лет в девках просидите. Придумала тоже: по рукам мужика определять!

– По мне лучше до гроба с мечтами просидеть, чем с дураком каким-нибудь, который с видом великого одолжения женился и всю жизнь зудел, что хоть какая-то кухарка и прачка на него нашлась. Если хочешь знать, в руке содержится вся информация о её обладателе! Никто же спорит, что злобного и завистливого или искреннего и доброго человека можно определить по выражению глаз.

– То глаз, а не рук.

– В руках ещё больше можно увидеть, надо только уметь смотреть, конечно. А вы привыкли интересоваться только тем, какую часть зарплаты мужик пропивает, да не очень ли он буйный во хмелю. Стыдно так жить в третьем тысячелетии!

– Ну-ну, капай дальше себе на мозги, – слегка обиделась Тамара.

– Вот Вовка Тарантасов тихоней прикидывается, а на самом деле от него в любой момент можно сюрприза ждать. Он при своей матери большой палец всегда остальными пальцами сжимает, рука такая беспомощная становится, как лапка у зайки. А тут с работы шёл, и так решительно кулаки сжимал, но уже не по-бабьи, а по-мужски.

– Это как?

– Это когда большой палец сверху остальные прижимает. Вот так, – и Клара всем показала образец настоящего мужского кулака в своём исполнении. – Потому что так бить удобнее.

– Ну и что? – скептически пожала плечами Даша. – Мало ли, кто как кулаки сжимает? Человек от тебя же узнает, как надо правильный кулак сжимать, и начнёт этому следовать. Введёт всех в заблуждение. А вот нос, уши или подбородок уже не подделаешь.

– Можно пластическую операцию сделать, – сказала Вика.

– Ну, для наших кошельков эта услуга пока не доступна, – приободрила её Акулина, – так что хватит на наш век кавалеров с настоящими носами, ушами и челюстями. Вот чего я решительно не понимаю, зачем мужчины с благородной лысиной пересаживают волосы? Ведь, если верить теории Дарвина, человек получился из обезьяны по мере её облысения, и чем больше он лысеет, тем в большей степени эволюционирует. Есть в склонных к облысению мужчинах что-то этакое от вождя стаи, от прирождённого вожака, лидера…

– Вот уж с этим я никак не согласна! – возмутилась Тамара. – И как тебе такое в голову могло прийти? Лёнька Танк лысый, а как откроет рот, как ляпнет чего, так любая стая разбежится от такой «эволюции».

– Конечно, нынче в мужчинах умер Сирано де Бержерак, – мечтательно произнесла Вика. – Не умеют они пленить женщину речами. Скорее, могут оттолкнуть от себя. Так предложат познакомиться, что ничего не остаётся, как отказаться.

– А я думаю, что Роксана влюбилась в Сирано не за письма и стихи, – решительно заявила Даша, – а за его выразительный нос. Там вся интрига так и закручивается вокруг этого носа. А что его речи? По мне лучше, чтобы мужчина совсем молчал. Ну, что такого интересного он может сказать? Скабрезность какую или что-нибудь матерное. Кому оно надо?

– Но де Бержерак не говорил ничего подобного, – робко и неожиданно для себя вступила в спор Полина.

– Чего бы он ни говорил, но мне совершенно не нужна мужская болтовня. В наш грубый век глупо будет выглядеть тот мужчина, который вдруг начнёт рассыпаться в нелепых словесах перед женщиной, начнёт бормотать что-нибудь вроде: «С той самой минуты, как я увидел Вас, меня ослепила Ваша несравненная и поразительная красота, так что я не только стал Вашим покорным рабом, но и, вознесшись ввысь на крыльях дерзновенной мечты, осмелился полюбить Вас безумно, страстно, преданно и безнадежно. Отныне вся моя жизнь стала изысканной и непрерывной симфонией любви к Вам, где восхваление и обожание слились в едином звучании. Мне необходима Ваша любовь, мне без неё жизнь не в радость». Этак у него аккумулятор в телефоне разрядится. Сказал, что нужно по делу и всё.

– Угу, – хмыкнула Вика. – «Ровно в полночь приходите к амбару, не пожалеете» или «Тёлка, водки выпьем, в натуре?». Коротко и ясно. Скоро все так и будут изъясняться по принципу эсэмэсок.

– Но это ужасно! – испугалась Полина. – Как грустно, когда с мужчиной не о чем поговорить.

– С мужчинами этими обычно другим занимаются.

– Нет. Если с мужчиной не о чем поговорить, то и всем другим с ним заниматься не стоит. Пустая трата времени.

– Ах-ах-ах, какие у нас непомерные запросы к этим косматым медведям!

– Вы меня не понимаете. Я вам уже сто раз объясняла, а вы не понимаете! А где-то люди умеют понимать друг друга с первого слова… Когда человек перестаёт говорить красивые и нежные слова, у него мысли и желания становятся грубыми и уродливыми. Эти «амбары» и «тёлки» как раз оттого и происходят. Речь и мысли человека являются единым целым. При аутотренинге человек повторяет какую-то фразу, и она в конце концов становится его собственной мыслью, а глубинные размышления и переживания неизбежно отразятся и в разговоре. Разве можно живое признание в любви заменить чем-то другим? Ведь даже у птиц именно мужской пол поёт трели женскому, а не эсэмэсками отмахивается.

– Ах, птичья ты душа… С чего ты взяла, что тебе кто-то в наше похабное время должен в любви признаваться? Вовка Тарантасов как-нибудь хряпнет водки для смелости и ляпнет: «Хрен ли ты кобенишься? Пшли, кагица, пока не очень старая». Сделает тебе предложение, от которого не сможешь отказаться.

– Ха-ха-ха! – засмеялись все кроме Полины, но потом Вика заметила:

– Нет, всё-таки в этом что-то есть. Я где-то читала, что в Гарвардском университете США выяснили, что женщины предпочитают скорее мужчин с низким голосом, чем с высоким. Низкий голос у мужчины свидетельствует о высоком содержании тестостерона, который помимо всего прочего является признаком, что такой мужчина – лучший охотник, который сможет обеспечить семью. Именно поэтому подростки в период полового созревания специально ломают голос, «басят», так сказать.

– Да какое там «лучший охотник»? – хмыкнула Даша. – Разве что за другими юбками охотиться. Может, тыщу лет тому назад так было, а сейчас мужская природа мутировала в какую-то непонятную форму поведения, когда вся деятельность направлена лишь на то, как бабе нагадить и вовремя смыться.

– Девки, ну вы точно не о том думаете, – опять на правах старшей наставницы вздохнула Тамара. – У политиков, например, язык хорошо подвешен, а толку-то от их красноречия? «Кто любит длинную беседу – тот мало делать норовит».

– Нет, вы не понимаете, – протестовала Полина. – Я говорю о гармонии, когда красивая речь сочетается с таким же красивым по звучанию голосом. А политики как раз говорят совсем негармонично, потому что говорить приходится одно, думать другое, а делать третье.

– Да чихать, как они говорят и что думают! Хорошо, когда мужик умеет помочь не словом, а делом. Пусть он хоть совсем молчит, лишь бы в деле толк от него был.

– А ещё лучше, если он и словом поддержит, и делом поможет. В конце концов, в человеке должно быть всё прекрасно: и душа, и слова, и мысли…

– Нет уж, для мужчин такая нагрузка выше допустимых норм, – покачала головой Тамара. – Это женщины способны подсуетиться, чтобы всё в ней было прекрасно: и лицо, и фигура, и речь, и зарплата, и жилплощадь. А для мужчин хотя бы что-то одно – уже подвиг. Но я никак не понимаю, зачем нужен речистый мужик? Губошлёпов-то сейчас как раз пруд пруди, а вот дееспособных молчунов – раз-два и обчёлся. У всех сейчас туго со средствами, кроме комплиментов и болтовни ничего нет. Почему-то принято считать, что женщине должна нравиться чепуха, которую мужчины неискренне и бездумно рассыпают на каждом шагу. Говорят глупости, в которые сами не верят, и думают, что никто этого не замечает.

– Я тоже не хочу, чтобы мне в любви клялись, – согласилась Даша. – В наше криминогенное время это как-то настораживает. А если этот клятвораздаватель окажется квартирным аферистом? Я в «Криминальной правде» читала, что существует целая наука, как женщине лапшу на уши навешать, чтобы затем вытянуть все её сбережения и даже квартиру оттяпать. Нынче по этой науке в нашей стране всевозможные аферисты и мошенники с одинокими дурами знакомятся. Ведь каждый знает, что русским бабам не хватает немного внимания, немного тёплых слов, немного галантности, немного нежности, немного поэзии, вот и играют на этом «немного» как по нотам. Русским женщинам всего немного надо, хотя мужики и орут, что «этим проклятым бабам надо о-го-го скока». В других странах бабы на такую ерунду не поведутся, а наши тут же растают. Женщина очень дорожит всеми этими «люблю», верит им, словно сам бог с ней говорит. И естественно, что находятся такие, кто додумывается манипулировать женщиной с помощью слов любви. Собственно, и делать-то ничего не надо: наплёл красивых слов, нежным взглядом одарил и можешь хоть сразу вещи выносить. Это у мужиков никогда ничего нет, даже печенья к чаю купить пожадничают, а многие женщины сбережения пусть даже самые ничтожные имеют, зарплату сразу не пропивают и не проматывают на манер сильного пола. И к родителям больше привязаны, чем сыновья, поэтому и жильё какое-никакое у них имеется. Мужик, если куда переезжает, в сумку бросит свои носки рваные, пару застиранных рубашек, брюки да бритву и был таков. Больше у него и нет ничего! Ни мебели, ни гардин, ни подушки своей. Великое дело, если у мужика хотя бы свой штопор есть и отвёртка с пассатижами. Они только вопят, что бабы их грабят, а кроме этого штопора и брать-то нечего! У женщин всё значительно обстоятельней.

– Как же тогда жить, если бояться слов любви? – возмутилась Полина. – Скоро будем от своей тени шарахаться. Уже шарахаемся! А что хорошего? Премудрый пескарь отсиделся всю жизнь под корягой, никто его не трогал, а счастлив ли он был?

– Тут речь не о счастье, а как бы выжить. Какое тут к чертям собачьим счастье?

– А по мне так лучше, когда у мужика ничего нет, – заявила Вика, – а то они сразу такими наглыми становятся, что спасу нет. У моего бывшего был будильник, так он при разводе с меня целый музыкальный центр стребовал за то, что я его будильником какое-то время пользовалась.

– Чего же не стребовать, если есть чем поживиться? – пожала плечами Даша. – Женщины России – это вообще мечта афериста! И делать-то ничего не надо. Без хамства и мата с ней поговорил приятным голосом, сказал дежурную фразу: «Всяких видел, но таких не встречал» или «Каких у меня только не было, но люблю только тебя», букет цветов подарил и дело в шляпе. С хамами плохо, не спорю, но когда мужчина красиво ухаживает, наверняка у него какой-то умысел есть. Вот моя бывшая соседка познакомилась вроде бы с приличным мужиком. Такой, говорит, вежливый, обходительный, тоже всякие красивые слова Синатрой пел, изысканные комплименты голосом самого Элвиса на ушко наговаривал…

– Ах! – вздохнули все женщины без исключения.

– «Ах» был впереди, – разочаровала их Даша. – В результате такого знакомства она вскоре без квартиры осталась.

– Ох!

– А я ей говорила, с чего бы это она до сорока лет прожила, и ни одна собака ею не интересовалась, а тут этакий прынц образовался, как нарост. Сами подумайте, с чего бы вдруг така красота к бабе подвалила? Криминальное ж время: вместо женихов и кавалеров маньяк с аферистом на тунеядце сидят и пьяницей погоняют. Выбирай – не хочу! Тут бы какого-нибудь умеренного неврастеника на почве абстиненции или убеждённого тунеядца на почве алкогольного паралича найти. Такой обматюгает, зато последнее не отнимет. Разве что вантуз у мамки украдёт и тебе принесёт, добытчик хренов.

Полина так расстроилась от этих ужасных и, к сожалению, взятых из реальной жизни примеров, что даже слёзы навернулись на глаза. Её женское сердце отказывалось верить, что жажда наживы любой ценой окончательно вытеснила любовь из людей. Да и что это за нажива в виде вантуза? Это даже не заешь, как назвать!

– В какое жуткое время мы, оказывается, живём, – всхлипнула она, – если вежливые и культурные мужчины стали вызывать опасения! Но ведь надо же кому-то верить.

– На кой тебе кому-то верить? – удивилась Вика.

– Вы так рассуждаете, потому что вас много обманы вали.

– Как же нас можно обмануть, если мы никому не верим? – засмеялась Тамара. – Обманывают таких вот доверчивых вроде тебя, а я уже заранее знаю, что все мужики – лжецы и себе на уме.

– Вот поэтому мужчины нынче и стали такими грубыми, чтобы никто не заподозрил их в обмане, – заявила Клара. – А ещё они так грубо себя ведут, потому что боятся, что их сочтут за голубых. Сейчас ведь секс стал единственным способом проявления человека. Не надо ему ни общения, ни музыки, ни поэзии. Раньше ходили в походы, сидели у костра с гитарой, жили в палатках и умели дружить, а теперь принято считать, что нормальная живая особь должна сношаться с себе подобными в любых условиях и при любых обстоятельствах, начиная с самого нежного возраста и до глубокой старости. И это считается в порядке вещей, как будто человеку с человеком больше нечем заняться. У людей настолько развращено сознание, что скоро два-три мужика уже побоятся на рыбалку съездить. Пьяниц, что «соображают на троих», в этом пока ещё не подозревают, вот они и сидят с чекушкой, выпивают, матерятся, дерутся, чтобы всем показать: нормальная мужская компания, ничего ортодоксального. А если мужчины общаются без мата и драки, да тем более без чекушки, сразу в некоторых размягчённых мозгах зарождается подозрение: чего это они, да нет ли у них какой задней мысли относительно друг друга. Тут по телику передача была, где жена за мужем следила, потому что он в мужском коллективе работал. Раньше ревнивых жён наоборот радовало, что рядом с их мужьями на работе баб нет, а теперь, вишь, новая напасть. Бедные мужчины.

– Бедные женщины! Это до чего жену надо было довести?

В этот момент в архив вошла Жанна Кабриолетова, секретарша начальника, дабы разжиться заваркой, и как бы между делом сказала:

– У начальника какой-то управленец сидит. После обеда, может быть, к вам зайдёт.

– С ревизией, что ли? – встревожилась Тамара.

– Без понятия.

– А хорошенький? – спросила Вика.

– Кто, управленец-то? Какой там хорошенький, стандартный бесцветный мужик. Махонький, серенький, даже можно сказать, что страшненький.

– Ну и что, что страшненький? Для семейных отношений в самый раз. Вот лев – царь зверей, но для домашнего зверушки вряд ли годится.

– Фу, как скучно!.. Нет, я его даже и разглядывать не стала. Вы же знаете, я мужиков меньше пятьдесят четвёртого размера вообще не воспринимаю. Был бы мужчина размера «икс-икс-эль» – другое дело, а этот даже до «икс-эля» не дотягивает.

– Ну как же это ты? – засокрушалась Акулина и поинтересовалась о своём: – Лысый хотя бы?

– Не-а, лысины точно нет. Бобрик.

– А нос у него какой? – с надеждой в голосе спросила Даша.

– Вроде как курносый.

– Вот ужас-то! Ну нет в жизни счастья! Почему в одном мужчине не может уместиться и голос, и внешность, и воспитание? Если красивый, то эмоционально чёрствый. А если из Управления, то курносый.

– Да, – согласилась Жанна. – Принц не может быть маленьким и курносым.

– Почему это? – удивилась Тамара. – Очень даже может. Какая может быть связь между носом и королевской кровью?

– На кой мне эта голубая кровь и белая кость? Принц для меня – не наследник престола, а соединение лучших качеств, олицетворение вселенского мужского начала…

– Тьфу ты, ну ты, то начало, то конец, а кто слушал – молодец… Не о том вы думаете. Ветер у вас в головах, вот что.

Эти разговоры окончательно доконали бы Полину, но тут зазвонил телефон. Кто говорит? Он! Полина чуть трубку из рук не выронила. И не потому, что услышала любимый голос, а потому, что Сергей Иванович звонил… от её начальника. Это Он сидит у начальника! «Махонький, серенький»? Да что б вы понимали, любительницы павлинов!

Полина схватила отчёт и помчалась в кабинет начальника, сшибая всех и вся на пути, чтобы только услышать своего Сергея Ивановича. Её в нём уже ничего не могло разочаровать, каким бы он ни был. Напротив, она ещё больше влюбилась, когда его увидела, а когда этот недосягаемый в своей красоте человек стал её хвалить, что она составила такой доскональный отчёт по списанным за прошлый год документам, даже растерялась. Воображение Сергея Ивановича поразила эта то и дело вспыхивающая нежным девичьим румянцем барышня, так что он даже отважился пригласить её на обед в рабочую столовую. Любовь выскочила, как в подворотне выскакивает убийца, и поразила их сразу. Обоих! И у него, и у неё возникло ощущение, словно они давно копили чувства именно друг для друга, словно любили они друг друга уже давно, даже не зная друг друга.

Естественно, это известие скоро дошло до архива, и все его обитатели по очереди сходили в столовую, чтобы увидеть предмет Полининых воздыханий.