Текст книги "Последнее небо"

За кадром. Весин

А сравнение с собакой и слепцом оказалось удачным.

Итак, Смольников стал хозяином. А его ученик соответственно должен был стать верным псом.

Что ж, надо отдать должное Игорю Юрьевичу, Зверь служил ему верой и правдой, без раздумий выполняя любые приказы и лишь изредка позволяя себе небольшие вольности, вроде той истории с болидом. Собаки тоже играют с хозяевами и в процессе такой игры могут чувствительно укусить. Не со зла, просто от избытка сил. Что еще можно вспомнить из азов кинологии? Ну, разумеется, то, с чего эта наука начинается: стая и вожак. Хозяин для своего пса как раз вожаком и является. Самым умным, самым сильным, не умеющим ошибаться.

Смольников был умен и силен, Смольников не ошибался, а если случались у него ошибки, так Зверь их все равно не видел. У Смольникова был Орден. И Смольников позволил себе проявить слабость. Самый верный пес не простит слабости любимому хозяину. Вот и Зверь… не простил. А Игорь Юрьевич, он ведь просто испугался. Когда глава МВД пришел к нему лично, чтобы впрямую спросить об очень уж подозрительных смертях, ниточки от которых тянулись к главе департамента по работе с молодежью, Смольников позабыл об Ордене, позабыл о своих огромных возможностях, обо всем на свете позабыл. От страха за себя. От того, что оказался лицом к лицу с настоящей, реальной опасностью.

Вот за это Зверь и убил хозяина.

Игорь Юрьевич не ошибался, когда говорил, что его воспитанник не станет мстить. И ни словом не соврал, рассказывая о том, что воспитал прагматика. Прагматизм Зверя сыграл с Магистром плохую шутку. Непрактично служить человеку, который теряет здравый смысл при малейшем намеке на опасность. А еще совершенно непрактично служить организации, неспособной выполнять свои прямые обязанности. Орден-то, хваленая и могущественная сеть, раскинутая над страной, оказался бесполезен, когда речь зашла о благополучии его главы.

Такие рассуждение похожи на бред. Но разве не бред все, что произошло за последний год: мафия сатанистов, продление жизни за счет человеческих жертвоприношений, сверхъестественный убийца, лишенный даже зачатков морали – все это так же дико, как попытки генерала МВД понять ход мыслей существа, живущего чужими смертями. И все это правда.

Зверь-Зверь, неуловимый мститель, ценная добыча, где же ты прячешься? И главное, зачем прячешься? Ведь никто не собирается тебя убивать. Никто не хочет причинить тебе вреда. Тебя даже в клетку не посадят, можно ли такого в клетке держать? У тебя будет длинный, очень длинный поводок, Зверь. Ты даже не почувствуешь этой привязи. Разве что поначалу, а потом привыкнешь. Много ли тебе нужно, чтобы привыкнуть? Уютная нора да кусок мяса покровавей. Все это будет у тебя, Зверь. Все это плюс сильный хозяин, который никогда и никому не даст тебя в обиду. Твой воспитатель уверял, что вырастил прагматика, так где же прагматизм? Есть ли хоть капля здравого смысла в постоянном бегстве?

А «гхм, колдуны» проявили себя с худшей стороны. Как сговорились, мерзавцы! Все они начинали поиск от злосчастной церкви. Зло берет, честное слово. Чистое такое зло, не рассуждающее и совершенно бесполезное, потому что запоздалое. Ведь Зверь был совсем рядом с храмом. Он даже и не скрывался особо – нищие на паперти запомнили блондина с явной «нерусскостью» в лице; кельнерша из летнего кафе, мимо которого Зверь просто прошел, тоже увидела и не забыла. Еще бы. Такого забудешь! Даже тетка, которая изо дня в день выгуливает по набережной свою собаку, и та вспомнила.

– Господи, конечно, я его видела! Такой красивый молодой человек, а глаза, вы знаете, совершенно больные. Я еще подумала: надо же, наверное, с девушкой поссорился…

Все видели. Все запомнили. А полиция, которой на тот момент было в округе больше, чем гражданских, как ослепла!

Ну да черт с ней, с полицией. Колдуны начинали поиск от церкви и… там же его прекращали.

«Мы это искать не будем. И вам не советуем» – вот и вся информация. Полезная – спасу нет.

Один лишь обмолвился неохотно, что да, сам он искать не возьмется – жизнь дороже… Нет, не того он боится, что Зверь его убьет. Какая там охрана? Вы о чем вообще? Колдуны для этого самая легкая добыча – ему даже приближаться не нужно, все само получится. Но дело не в смерти. Зверь, может статься, и не заметит, что его разыскивает… скажем так, человек с паранормальными способностями, а вот Тот, Кто за Зверем идет, след в след идет, в затылок дышит, дозваться его пытается… Вот если Он к делу интерес проявит, это будет куда хуже, чем смерть.

Кто такой Он? Нет уж, ни одного из Его имен вслух произносить нельзя. Зачем ему Зверь? Живой – незачем. Он хочет Зверя убить. Он уже начал его убивать. И лучше не вставать у Него на дороге.

Однако если доблестная полиция в Него не верит или хочет поймать убийцу настолько, что ничего уже не боится, кому-нибудь из господ полицейских надо стать Зверем. Свою личность на время спрятать, а чужую надеть.

Как это сделать? О, не сложно. Зверь силен настолько, что легко задавит любого человека. Достаточно лишь окружить себя тем, что было ему… дорого – слово не верное, для такого нет и не может быть ничего дорогого. Тем, что ему важно, – так будет точнее. Если кому-то не жаль своей души…

Николай Степанович ни в какие души не верил. Теперь еще и в… «гхм, колдунах» разуверился. Окончательно.

* * *

Они снижались.

На зеленую и голубую, подернутую облачными вуалями, неприятно чужую и, надо полагать, твердую планету.

Они снижались.

Работал только один двигатель из четырех. Модуль должен был не садиться, пусть и очень быстро, он падать должен был, закручиваясь вокруг своей оси, однако Тихий каким-то чудом вел машину ровно, вовремя гася вращение, предупреждая судорожные рывки.

Пендель сидел в своем кресле, уронив голову на грудь. Жив ли он, со стороны было непонятно. Тихий, наверное, знал, но Тихого боялись отвлечь. Те, кто сидел ближе к нему, завороженно смотрели на пляшущие по кнопкам и тумблерам тонкие пальцы. Те, кто сидел дальше, паниковали. Пока молча.

Поверхность планеты становилась все ближе. Слишком быстро снижался модуль. Слишком… И только мелькнувшие недавно совсем рядом пылающие обломки чего-то невероятно огромного подсказали, что снижение еще не стало падением. Еще не…

Машина вздрогнула. Застонала. Вздрогнула снова.

И снижение замедлилось. В первые секунды показалось, что модуль и вовсе завис между землей и небом.

Тихий глубоко вздохнул.

– Садиться будем где придется, – сообщил он в пространство. – Я сбросил все лишнее. В том числе и складской отсек. Потом найдем. Посадка будет жесткой.

Жесткая посадка на зеленую и голубую, неприятно чужую, надо полагать, твердую… Облаков уже не было видно. Модуль миновал их, и сейчас Тихий направлял его прямо в зеленое море внизу. Все, что не было зеленым, было голубым, а садиться в неизвестные воды, даже в машине, рассчитанной на приводнение, неразумно. Потому что опасно.

Глядя на медленно надвигающиеся верхушки деревьев, Азат потихоньку успокаивался. Что бы ни произошло, пока все живы. То есть живы двадцать человек из почти девяноста. Но тут уж ничего не попишешь: один десантный модуль рассчитан на один взвод.

Он осторожно шевельнулся. И удивился тому, как, оказывается, затекло все тело. Стараясь двигаться как можно естественнее, потянулся к своему рюкзаку, проверил, надежно ли тот принайтовлен, включил портативную камеру. Прелестная игрушка. Крайне удобная в ситуациях, когда съемки нежелательны для всех, кроме журналиста.

Разумеется, есть места, где любая аппаратура обнаруживается на раз. Но есть и умельцы, которые знают, как такую аппаратуру спрятать. Вспомнить хотя бы жуткие подробности «Русского ковена». Помещения, где проводились ритуалы, наверняка проверялись и до, и после действа, а кто-то ведь сумел заснять происходящее. И надо отдать должное неизвестному оператору, сделал он это качественно. Хотя использовал наверняка такие же портативные камеры, как эта. Съемка велась с разных точек, как и делают все приличные люди, если есть у них такая возможность, потом материал монтировался… довольно небрежно, между прочим, монтировался. Даже, пожалуй, вызывающе небрежно.

Ну да. Все правильно. Если вспомнить последние сообщения о том, что, по показаниям арестованных, засняты оказались все, кроме палача… Палач и снимал. И себя откровенно из записи удалил. Мол, много хорошо, господа журналисты, это тоже плохо. Кушайте сколько дали, а на большее не зарьтесь.

Азат огляделся. Камера сейчас ведет панорамную съемку. Потом, монтируя, надо будет крупным планом дать лица за прозрачными щитками шлемов. Застывшие. Напряженные. Что с Пенделем, интересно? Жив он? Ула бледная, губы посинели. То ли боится, то ли перегрузки подействовали. Фюрер пребывает в прострации. Пытается понять, что же такое с ним случилось, как это он, командир, вдруг командовать перестал. У Лонга руки дрожат. А лицо спокойное-спокойное. Джокер, наоборот, нервно кривится.

Никто ничего понять не может. Вот что плохо. Когда человек не понимает, что происходит, он начинает бояться. И бравый десант здесь не исключение.

– Приготовьтесь к посадке, – ровным голосом сказал Тихий.

И модуль упал на деревья. Обзорные экраны заполнились гибкими, ломающимися ветками, брызгал сок из листьев, что-то растеклось зеленой слизью. Потом машина тяжело грянулась о землю. И Ула вскрикнула: один из огнеметов детонировал от удара, выбросив в салон модуля ревущую огненную струю.

Все, что было до этого: яростные попытки оторваться от уходящего в прыжок «Покровителя», белый свет, поглотивший модуль, перегрузки, страшное падение сквозь пустоту на чужую планету – все это оказалось лишь репетицией разверзнувшегося вокруг ада.

К выходу бросились все одновременно. Азат осознал себя в первых рядах, подальше от полыхающих кресел и бьющегося в ремнях Резчика, того, что было Резчиком, того, что горело сейчас и кричало и пахло пластиком. А дверь не открывалась, заклинило механизм, и в нее бились руками, плечами, кто-то уже схватил винтовку, позабыв или не подумав, что плазменный выстрел здесь, внутри, смертелен для всех…

И тогда раздался этот рык:

– Стоять!

И тело перестало слушаться. Застыло у дверей. А страх искал выхода и не находил, запертый в теле так же, как тело было заперто в модуле.

– Ворон! Возьми огнетушитель. Включи его. Направь пену на горящий огнемет… Потом на Резчика.

Тихий командовал неправильно. Не так отдаются команды. Совсем не нужно объяснять солдату, как пользоваться огнетушителем. Солдат все знает сам… Господи… господи, какая чушь лезет в голову. А Резчик кричит. Кричит…

– Синий. Фюрер. Лонг. Пижон. Сейчас откроется люк и вы выйдете на поверхность. Отсоедините топливные баки. Синий и Фюрер – правый. Лонг и Пижон – левый. Откроете их. После чего вернетесь в модуль. Все очень быстро. Остальным стоять!

Люк отполз вверх. И Азат начал двигаться раньше, чем понял, что же, собственно, должен сделать. Они с Лонгом пронеслись вдоль раскаленного борта модуля. Почерневшая от жара земля проминалась под ногами, словно только что вспаханная.

Огромный бак с горючим послушно вышел из пазов в корпусе. В четыре руки Пижон и Лонг отсоединили армированные шланги. Потом перевели бак в горизонтальное положение. Открыли сток. И кинулись обратно в модуль. Прозрачная жидкость хлынула на выжженную плешь, растеклась по ней, дальше, дальше, туда, где, не тронутые жаром, лежали прелые листья, заваленные сейчас обломками веток.

– Вы четверо, на колени, лицом к выходу. – В голосе Тихого оставалось все меньше человеческого. Он говорил очень низко, на пределе слышимости, но каждое слово впечатывалось в мозг, и нельзя было не подчиниться. – Башка, Крутой, Пуля, Кошмар, встаньте позади. Стреляйте во все, что движется снаружи. Огонь на максимум. Джокер…

И тут снаружи начали двигаться. Да как!

Восемь выстрелов прозвучали одновременно. Восемь зарядов плазмы, сгустков бледного пламени, врезались в длинное, гибкое… Чем бы оно ни было, оно с грохотом взорвалось. Или это грохотали выстрелы? Длинное и гибкое не успело еще осыпаться пеплом на землю, в огонь, а снизу, корчась в пламени, уже взлетали новые… кто? Неважно! Был приказ стрелять, и Азат стрелял. Все остальное не волновало его. Пока. До нового приказа. Когда огонь подобрался вплотную к выходу, Тихий приказал закрыть люк и ждать.

Ула, снующая от Айрата, который пришел в себя, к Резчику, который в себя еще не пришел, время от времени косилась на выход. Потом переводила взгляд на Тихого. И снова возвращалась к раненым. Ей следовало бы биться в истерике где-нибудь в относительно тихом уголке модуля, но биолог, судя по всему, решила истерику отложить. Сейчас у нее были дела поважнее.

Снаружи бушевало пламя. Ракетное топливо горит очень хорошо. И можно было бы посочувствовать лесу вокруг и тем тварям, что в этом лесу живут. Однако сочувствовать Тихий не приказывал. Он приказал ждать. И все ждали. Спокойно. Неподвижно. Как выключенные роботы.

– Все, – сказал Тихий, поднимаясь из пилотского кресла. – Можно выходить.

Выходили неспешно. И отходили потихоньку. От боя, от странного наваждения: казалось почему-то, что стреляли не они, не они выполняли команды, не они сливали горючее, которое заставило тех, из-под земли, выпрыгивать под выстрелы. Тихий вышел из модуля последним, вслед за хмурым Пенделем и носилками с Резчиком. Оглядел поляну, периметр которой контролировали, не дожидаясь приказа, Синий и Башка, кивнул не то им, не то своим мыслям, и тут на него налетела Ула.

– Откуда ты знал? – спросила она требовательно. – Откуда ты знал, что эти твари прячутся под землей? Откуда ты вообще знал о них? Таких не водится на Рапторе, и вас к этому не готовили, и…

– И какого хрена ты тут раскомандовался? – властно поинтересовался Фюрер.

Вот это было интересно всем. Комвзвода, как ему и положено, сумел угадать общее настроение. Бойцы обернулись. Даже Башка и Синий бросили мимолетный взгляд на Фюрера, который, небрежно отодвинув в сторону Улу, встал перед Тихим. Оба высокие, светловолосые, комвзвода и инструктор по вождению сейчас странно походили друг на друга.

«А Азаматка-то ростом ниже! – не к месту мелькнуло в голове Пижона. – Странно, всегда выше был…»

– Ты, нелюдь, недоносок косоглазый! Забыл, кто здесь главный?!

И снова, как тогда, на «Покровителе», поединок взглядов. Серые, бешеные глаза Фюрера. Черные, непонятные – Азамата. Мгновенная заминка. Вот сейчас, сейчас Ландау успокоится, как тогда, на корабле, и сделает то, что скажет Тихий…

А Тихий вдруг отвел взгляд, уступая в несостоявшейся схватке, и – Пижон даже вздохнуть разочарованно не успел – ударил Фюрера в пах. Жестоко. Носком тяжелого, армированного титаном ботинка.

Ахнула Ула. Фюрер сдавлено крякнул, сгибаясь, падая на колени, обеими руками дернувшись туда, где боль полыхнула, как плазменный заряд. Тихий поймал его за голову, нежно легли на затылок и подбородок узкие ладони.

Рывок.

Хруст.

– Еще вопросы? – Тихий обернулся к остальным.

Вопросов больше не было.

Глава 2

Большинство людей думает о том, как бы спастись или возвыситься, и поэтому с легкостью готово переметнуться на сторону того, кто сильнее.

Филипп де Коммин

– Складской отсек упал в пяти километрах к востоку, – как ни в чем не бывало сообщил Тихий. На тело Фюрера, все еще лежащее рядом с модулем, он даже не смотрел. – Кинг, точные координаты!

– Шестьдесят градусов, четырнадцать минут! – отрапортовал чернокожий громила Кинг. Такие, как он, в разнообразных боевиках считать умеют до четырех, а из оружия признают только роторные пулеметы. По одному в каждой руке.

Кинг был лучшим в роте радистом, шифровальщиком, специалистом по электронным средствам связи. А если приходилось ему стрелять – от бедра, навскидку попадал в подброшенную монету. С первых дней службы в армии Кинг разрывался между тончайшей электроникой и смертельным изяществом снайперских винтовок. В конце концов электроника победила. Снайперов в роте хватало. Тот же Пендель, помимо обязательного умения стрелять и попадать, обладал необходимыми для снайпера терпением, внимательностью, способностью ждать до бесконечности и нажимать на курок в тот единственный миг, когда это действительно необходимо.

Электронщиков, равных Кингу, больше не было.

– Пижон и Джокер, понесете Резчика. Пендель – в середину. Ула, ты тоже. Пендель, присмотри за ней. Пуля, Зима, вперед с огнеметами. Ворон, Гад и Кошмар – замыкающие. Стрелять во все, что двигается. – Тихий перешагнул через мертвеца и аккуратно закрыл входной люк. Заблокировал механизм. – Пошли.

– А он? – нерешительно спросил Башка, кивнув на Фюрера.

– А его без нас съедят. Вперед!

Пендель слегка подтолкнул замешкавшуюся Улу:

– Идем. Если слышишь приказ, его нужно выполнять, а не думать.

– Когда ты прикажешь прыгать, я должна прыгать, а не спрашивать, как высоко, да?

– Да.

– Ну попала… – вздохнула биолог.

– Зато живая, – резонно заметил Пендель, – хватит болтать, выживем – наговоримся.

* * *

Они перепуганы, никто пока еще не понял, что происходит, и защищается каждый как умеет. А умеют-то они немногое: забраться в панцирь, спрятать голову, и пусть все идет как идет. Они даже благодарны тому, кто отдает приказы. Любые. Главное – самим не думать. Да. Они благодарны.

Пока.

Рано или поздно все придется как-то объяснять. Ула уже попыталась задавать вопросы, и смерть Фюрера сдержит ее ненадолго. В том, что касается опасности, женщины почему-то чувствуют себя особенными, полагают, что им позволено больше, чем другим.

Сейчас, однако, не до нее. И не до вопросов, от кого бы они не исходили. Вон та группа деревьев опаснее, чем выглядит. Еще несколько шагов, и можно открывать огонь…

* * *

– …Огонь!

Три совершенно безобидных с виду тонкоствольных деревца взорвались пенными брызгами. Четвертое изогнулось, беспорядочно хлеща ветками пустоту и соседние стволы.

– Они, что живые? – Пуля поудобнее пристроил свой огнемет.

– Были. – Тихий огляделся. – Вперед. Рысью!

Вместо пяти километров пройти пришлось семь. Пройти или пробежать, или прокрасться, опасаясь даже дышать. Командир задавал темп и направление. Идти по прямой не получалось. Даже когда позволяли просветы в зарослях, Тихий руководствовался не удобством дороги, а какими-то своими, ему одному ведомыми соображениями. После первых двух стычек его чутью поверили безоговорочно. Азамат приказывал стрелять по совершенно безобидным с виду деревьям, несколько раз аж до самой земли приходилось выжигать слой гниющих листьев, а однажды из гранатомета разнесли нагромождение упавших и полуупавших древесных стволов. И всякий раз под личиной растений скрывались живые, хоть и не очень быстрые твари. То, что прикидывалось буреломом, было и вовсе неописуемым. Оно успело один раз плюнуть, слава богу, ни в кого не попало, и только после заряда плазмы, влетевшего ему точно между жвал, сдохло в корчах.

– Это фантастика, – восхитилась Ула вполголоса, когда они с Пенделем проходили мимо останков плюющегося монстра. – Посмотри, видишь, во-он там, на ветках?

Пендель бросил мимолетный взгляд вверх. Ничего особенного не увидел.

– Там висит его центральный сегмент, – объяснила Ула. – Живой, но без конечностей. А нас пыталась атаковать одна только голова. Или головогрудь. Где-то еще хвост должен…

Впереди выстрелили. Дважды.

– Вот это, наверное, хвост.

– Хочешь сказать, – нахмурился Пендель, – эта здоровенная тварь была только головой? Без туловища, что ли?

– В том-то и дело. Ему гранатой вырвало центральную часть, и ее не добили. Думаю, что из этого рано или поздно вырастет новая особь.

Пендель выразился емко и неприлично.

– Я же говорю: фантастика. И птиц здесь нет ни одной, – согласилась Ула. – Но главное – непонятно, откуда Тихий знает, когда и куда нужно стрелять.

– Чует, – объяснил Пендель.

– Как?

– Жопой!

– Да? – Ула задумалась и замолчала.

На упавший модуль наткнулись неожиданно. Знали, конечно, где он. Знали, что вот-вот найдут. Но почему-то ожидалось увидеть выжженную, как на месте посадки, землю, поваленные стволы, истекающую зеленой кровью зелень. А складской отсек упал точнехонько в центр широкой просеки. Если и зацепил он в падении деревце-другое, так в глаза это не бросалось.

Но откуда просека в девственных джунглях?

На краю зарослей Тихий остановил бойцов. Прислушался. Или принюхался? Постоял несколько секунд в глубокой отрешенности. Потом кивнул:

– Чисто.

И даже дышать как будто легче стало.

Дошли.

– Джокер, осмотрись тут, – попросил Тихий.

– Есть.

Джокер прошел вдоль границы леса. Пересек просеку, прошел по опушке с другой стороны. Присел на корточки. Потом опустился на колени и стал ползать, вдумчиво изучая каждый сантиметр под ногами.

Следопыт. Единственный на всю роту. Во взводе и раньше понимали, насколько им повезло, что Джокер оказался именно в их числе, а уж сейчас и здесь он был просто незаменим. Для этого парня джунгли – дом родной. Даже совсем чужие и незнакомые.

Синий и Башка вновь взяли на себя патрулирование. Пока не развернут периметр, за лесом надо присматривать. Тихий, конечно, сказал, что здесь чисто, но береженого Бог бережет. Кроме этих двоих, никто больше на Джокера внимания не обращал. Как он работает, видели много раз. А дел хватало. Наблюдать друг за другом некогда.

* * *

Кинг понимал, что Тихий не дает им времени задуматься. Подумать – это пожалуйста. Солдат должен думать, иначе он быстро умрет. А вот задумываться нельзя. Задумчивость – еще более верный путь к смерти, чем бездумность.

Пижона, Лонга и Пенделя Тихий назначил командирами отделений. Работы было предостаточно, тем более что никто не мог сказать, сколько осталось времени до наступления темноты. Незнакомая планета одинаково опасна и ночью, и днем, однако людям день привычнее, и лучше за день успеть как можно больше.

Отделение Пенделя устанавливало временный периметр. Кинг менял программы в станковых лучеметах, назначая орудия на стрельбу по всему, что движется. Никаких других команд он задать не мог за недостаточностью данных, а того, что вводили в электронные мозги на Земле, здесь могло не хватить. Отдельно каждой установке приходилось вдалбливать параметры Улы, чтобы пушки не реагировали на ее перемещения. В гексагоне, образованном шестью лучевыми установками, мертвых зон не было, а Тихий распорядился включить режим полной защиты – такой, когда автоматы простреливают всю площадь и за пределами периметра, и внутри него.

Разумная мера, учитывая, что на планете водились твари, выскакивающие из-под земли. И хорошо, что параметры остальных бойцов взвода ввели в память орудий еще дома.

Поймав себя на мыслях об Уле как о новом солдате, Кинг прервал работу, отыскал биолога взглядом: она уже развернула походный лазарет и что-то делала там с Резчиком – неплохая замена Фюреру. Для немки на складе отыскался комплект формы и броня. Джокеровы запасные, но Джокер не жадный, ему поделиться не жалко. Тем более что он во взводе единственный, чьи размеры с Улиными более-менее совпадают. А в гермошлеме фройляйн выглядит куда лучше, чем в респираторе. Хотя, конечно, одна баба на два десятка мужиков… Надо полагать, Тихий придумает, как решить эту проблему.

Командир.

А ведь какой был тихий!

* * *

Оба полагающихся по комплекту вертолета, грузовой и разведчик, оказались целы. Собирать первый выпало отделению Лонга. Тихий тестировал двигатель грузовика, ласково договаривался о чем-то с тонкой электроникой машины. Пижон со своими подчиненными проводил посадочную инвентаризацию. Инструкции предписывали ее неукоснительно, а сейчас и здесь ее провели бы и без инструкций. По уму-то, конечно, складской модуль десанта должен был быть укомплектован всем необходимым для первичного выживания практически в любых условиях. Но по уму не делалось ничего и никогда. Покойник Фюрер мог до бесконечности распространяться на тему именно русской безалаберности – практика космических полетов показывала, что ни в один рейс не отправлялся еще ни один полностью укомплектованный складской отсек, независимо от того, кто занимался погрузкой.

Понятно, что их на роту пять штук и того, чего в одном не досчитались, в другом найдется в двух экземплярах. Однако на этой безымянной планете недокомплект был не только содержимого складов, самих складов не хватало. Пижон ругался матерно, обнаружив наличие всего одной вместо положенных четырех стационарных раций. Зато установок «Лазарет» оказалось три, а не одна, вопреки инвентарному списку. Одну тут же оприходовала Ула. Тихий распорядился выделить ей в помощь двух человек из пятерки Пижона. Тот выругался снова. Но негромко. И людей дал. В конце концов, Резчиком и вправду следовало заняться как можно скорее.

– Периметр установлен! – рявкнул Пендель через всю поляну. В наушниках шлемофона протестующе затрещало.

– Займитесь погрузкой, – распорядился Тихий.

– Сэр, – негромко окликнул его Кинг.

– Да?

– У нас всего одна большая рация.

– Можешь что-то предложить?

– Можно попробовать собрать еще парочку, если ты позволишь разобрать на детали пяток хреновин. Ненужных. – Кинг скорчил гримасу, всем своим видом показывая и насколько не нужны «хреновины», и как нет жизни с единственной рацией под рукой.

– Когда прибудем на место. Сейчас займись сборкой бортового компьютера в первом грузовике. Нужно скачать туда данные о посадке. Видел я на севере скальный хребет, установи точно, где он находится. В горах нам будет уютнее, чем в джунглях.

– Понял!

– С Резчиком все, – доложила Ула, выходя из лазарета.

Тихий и Кинг уставились на нее. Молча.

– Я все сделала, – биолог отступила на шаг, – теперь ему нужен только покой.

– Ах ты вот о чем. – Тихий покачал головой. – Сильно он обгорел?

– Не очень. Все-таки в броне был. Но я не врач, так что… не знаю. Надеюсь, он выживет. Сделать там все равно ничего больше нельзя. Ему в нормальную больницу надо. Или хотя бы полежать неподвижно пару недель. А мы ведь не собираемся здесь задерживаться?

– Не собираемся, – кивнул Тихий, уже думая о чем-то своем. – Посмотри по списку, что в модуле нужно тебе в первую очередь. На одной машине мы все сразу не увезем.

– Есть, сэр! – бодро отрапортовала Ула.

Содержимое модуля делили по принципу: необходимо сию секунду, нужно прямо сейчас, обязательно понадобится. В соответствии с этим что-то тут же грузили в вертолет, что-то готовили к погрузке, а что-то оставляли в модуле полежать до лучших времен.

– Она прошла тут недавно, а последний раз проходила часов десять или пятнадцать назад. Дома я сказал бы точно, а здесь не могу. – Это незаметно подошел сзади Джокер со своим следопытским докладом.

– Что за «она»? – уточнил Тихий.

Джокер пожал плечами:

– Сколопендра со слоновьими ногами.

– С какими ногами?

– Слоновьими. Большая такая, знаешь?

– Не знаю, – терпеливо сказал Тихий. – Не видел. Хочешь сказать, что здесь прошла сколопендра размером со слона?

– Да. Недавно. Она здесь всегда ходит, и всегда в одну сторону. Между прочим, модуль она не сразу, но своротит. Поимей это в виду.

– Поимею. Ступай к Пенделю. Ты в его отделении.

Джокер молча развернулся и направился к складу. Тихий задумчиво смотрел ему вслед.

– Нашел! – сообщил Кинг, выглядывая из кабины, где он возился с переустановкой бортового компьютера. – Отсюда на северо-запад около полутора тысяч километров. Там плато есть, так до его центра тысяча четыреста шестьдесят шесть километров, сто два метра…

– В сантиметрах не надо, – вежливо прервал Тихий. – Займись рацией.

– Понял!

Жизнь во временном лагере била ключом.

Время от времени оживали лучеметы на периметре. Несколько секунд продолжалась стрельба, потом вновь наступала тишина. Лес проявлял активность, но люди ее увидеть не успевали. Собственно, никто и не стремился.

…Тихий протестировал двигатель грузовика и сейчас молча вздыхал над разобранным вертолетом-разведчиком, который не попал в категорию предметов первой необходимости, да и вообще был слишком велик для перевозки. Его придется собирать здесь, на месте, и идти на плато своим ходом.

А «она» проходит здесь, всегда в одну сторону и достаточно регулярно, чтобы на просеке не успело вырасти даже самое махонькое деревце. Значит, кому-то нужно будет остаться тут на ночь. Подготовить к погрузке все, что останется. И собрать второй вертолет. На это хватит одной пятерки.

Кого отправить в горы первой партией? Обстоятельного Пенделя или сообразительного Азата? Нет, не Пенделя. Его в любом случае нужно оставлять. Он самый дисциплинированный. А самому нужно лететь. Разбить лагерь на новом месте – дело куда более сложное, чем свернуть этот, временный. Здесь действительно тихо, во всяком случае, пока тихо, а что ожидает в горах – неизвестно. Там, конечно, лучше. Чутье подсказывает, что там лучше, а чутью верить стоит, но «лучше» не означает полной безопасности.

Ох как не хочется бросать легкий вертолет! Славная такая машинка, подвижная, послушная.

– Тихий! – снова заблажил Кинг. – Тихий, я SOS поймал!

Бойцы, как по команде, бросили работу. Обернулись к грузовику, кто-то… Костыль, кто же еще? – даже направился было в ту сторону.

– В чем дело? – негромко осведомился у него Тихий. – Внеплановый перекур?

– Так ведь…

– Продолжить погрузку! – рявкнул Тихий. Костыль аж присел. Тут же подхватил ящик со строительными блоками и зарысил к вертолету.

– Что там? – Тихий подошел к Кингу.

– Пилот, – оскалился негр. – Сидит в лесу. Его съесть хотят. Сейчас я его на тебя переключу, – он пробежался пальцами по кнопкам. – Лови.

– Майор Дитрих фон Нарбэ. Авиагруппа «Покровителя». С кем я говорю? – услышал Тихий.

– Сержант Азамат Рахматуллин, десант.

– Я его запеленговал, – влез Кинг. – Он в сорока километрах отсюда. Десять градусов, две минуты.

– У вас есть возможность вытащить меня из этой дыры, сержант? – холодно поинтересовался невидимый пилот. – Вертолеты или вездеходы, чтобы сюда добраться?

– Есть вертолет. Там найдется где сесть?

Пауза, заполненная ровным потрескиванием.

– Боюсь, что нет. К тому же тут кишмя кишат какие-то ублюдочные насекомые, самые маленькие – размером с ротвейлера.

– Понятно. – Тихий на секунду задумался. – Генератор поля на вашей машине работает?

– Пока да.

– Нам придется расчистить место. Поле выдержит?

– Вы имеете в виду, выдержит ли оно вакуумную бомбу и напалм?

– Нет. Всего лишь кислоту и несколько шоковых гранат.

– Надеюсь. В любом случае лучше сгореть, чем быть съеденным.

– Вертолет будет у вас через десять минут. Приготовьтесь.

– Яволь. Конец связи.

Тихий направился к вертолету.

– Прекратить погрузку! – скомандовал на ходу. – Ула, Пижон, летите со мной. Ула, захвати аптечку.