Текст книги "Великая эпидемия: сыпной тиф в России в первые годы советской власти"

Глава 3
Больше, чем эпидемия: сыпняк 1918–1922 гг

Большинством современных исследователей эпидемия сыпного тифа воспринимается как одно из многочисленных последствий Первой мировой войны, неотъемлемая часть войны Гражданской, разрухи и нищеты первых лет советской власти. Эту же точку зрения фактически разделяли и современники, люди 1920-х гг., для которых тиф был в некотором роде символом житейских неурядиц, заболеванием настолько привычным (болели все вокруг), что его называли почти всегда именно сыпняк, как иногда «Петрович!» или «Иваныч!», по-свойски забывая настоящее имя, обращаются к соседу. Иногда было еще одно, как будто бы ласковое прозвище болезни – сыпнячок. Само название «сыпняк» между тем – обычный пример революционного новояза, то есть слово, возникшее вместе с «главрыбой», «комучем», «главснабом» и т. п.

Итак, сыпняк – лишь следствие очень важных в истории России событий, с этим трудно поспорить, однако в нашей работе он является объектом исследования. Почему?

Приглядевшись, мы можем увидеть, что сыпняк стал новым независимым фактором развития общества, доминантой многих социальных процессов. Огромные масштабы эпидемии не только затронули практически каждого, но и вызвали к жизни массу новых явлений, которые изменили общество до неузнаваемости. В числе многих тысяч людей сыпной тиф оборвал жизнь Джона Рида, автора книги «10 дней, которые потрясли мир», Л. Рейснер – легендарной женщины-комиссара, погибшей в возрасте 31 года. От тифа умер убийца графа В. Мирбаха эсер Н. Андреев, большевик В. Арцыбашев, первый нарком путей сообщения М.Т. Елизаров, революционер-меньшевик А. Г. Зурабов, член РВС Южного фронта П.Е. Лазимир. От холеры (по другим источникам – от тифа) умерла Инесса Арманд; по одной из версий, первая жена И. Сталина – Екатерина Сванидзе – скончалась от тифа. Тиф стал причиной смерти штабс-капитана В. Бетлинга, спасшего когда-то от самосуда толпы А. Деникина и С. Маркова; участников Белого движения А. Блейша, Н. Тимановского, И. Красильникова, Г. В. Маслова, полковника В.Ф. Рара, предпринимателя и участника Гражданской войны Н.Ф. Дитмара. От тифа умер командовавший Южной армией белых Н. И. Иванов, руководитель одного из отряда махновцев Д. Попов, знаменитый черносотенец В. Пуришкевич, врач, депутат Госдумы Российской империи Н. Николаевский, русский врач и мемуарист, автор книги «О помощи, подаваемой при холере» П. К. Галлер – он заразился при оказании помощи больным тифом, как и многие медики, как и легендарный доктор Евпатории Б. И. Казас, как и подольский хирург К. К. Веллинг. Тифом переболел и едва не умер от него один из первых советских дипломатов В. Воровский, однако менее удачливы были русский поэт и баснописец С. Н. Кошкаров, архитектор, автор знаменитого Дома дружбы народов на Воздвиженке в Москве В. А. Мазырин, работавшая сестрой милосердия в тифозном бараке белорусская поэтесса А. С. Пашкевич, композитор В. Сокальский, химик и биохимик Л. А. Чугаев, епископ Волчанский Алексий (Воронов), русский кораблестроитель и автор проектов подводных лодок Н. Н. Кутейников; российский архитектор, инженер, чьими работами до сих пор так гордится Ульяновск (Симбирск) – Ф. О. Ливчак, талантливые математики М. Я. Суслин и В. В. Карандеев. Выдающийся русский филолог Д. С. Лихачев, писатели А. Грин, В. Катаев, поэт Н. Гумилев и историк И. Л. Солоневич в 1920-е гг. переболели сыпным тифом, как и епископ Ковровский Афанасий (Сахаров), как и будущий маршал Советского Союза Р. Малиновский, как и исследователь Арктики гидрограф Г. Н. Рыбин. От тифа, правда, позже, умер О. Мандельштам. Перечислять можно еще очень долго, ведь мы привели только несколько известных имен. Чуть позже мы обратимся к мемуарам очень многих переживших сыпной тиф: В. Кандинского, А. Грина, Н. И. Вернадского, А. Ветлугина и многих других людей, известных и практически забытых. Сыпняк косил всех подряд, не делая разницы в возрасте, политических идеях, профессиях. Именно сыпняк (а не декреты большевиков) уничтожил старую медицинскую систему (хотя нельзя отрицать, что многие проводимые в первые годы советской власти реформы были ответом на эпидемию). Именно сыпной тиф убил значимую часть элиты старых медиков (в источниках, как мы увидим далее, заболеваемость докторов фантастически высокая), среди которых самый известный пример – ярославский врач Н.В. Соловьев. Тиф был везде, каждый человек близко столкнулся с ним не раз, да и для самого В. И. Ленина тиф был делом личным: от брюшного тифа в 1891 г. умерла его сестра Ольга.

Лечение тифа не требовало глубоких знаний медицины. Впервые количественный показатель медицинских работников был важнее качественного: человеку в сыпняке необходим был надлежащий уход и соблюдение гигиенических правил. Теперь для страны становятся важными не столько отдельные талантливые врачи, не звезды, а люди, которые умеют все понемножку: фельдшеры и младшие медицинские работники. Сыпняк, таким образом, как ни странно это звучит, повлиял на создание современной медицины, в которой престиж младших медицинских сотрудников очень низок. Во многом основы той системы, с которой мы сталкиваемся сегодня, зародились в годы борьбы с сыпным тифом. Феномен эпидемии сыпняка – в ее большой продолжительности. Несмотря на то что лекарство и весь ход болезни были известны, в России тиф длился очень долго. Сыпняк изменил мировоззрение жителей, многие устойчивые отношения в городской среде, привел к созданию медицинской системы, основанной на совершенно иных принципах.

Точную цифру погибших в результате эпидемий в первые годы советской власти понять очень сложно. Авторы трехтомного издания «Население России в XX веке» определяют военные потери вооруженных сил за время Гражданской войны «со значительной долей условности» в 2,53,3 млн человек[31]31
  Население России в ХХ веке. М., 2000. С. 97.


[Закрыть]. Из этого числа 939,755 – потери Красной армии (столько же примерно и Белой), число жертв голода оценивается разными исследователями около 1,5 млн человек[32]32
  Россия и СССР в войнах XX века. Потери вооруженных сил. Статистическое исследование. М.: Олма-пресс, 2001.


[Закрыть]. Одно из самых последних проведенных исследований, выполненных С. Адамцом, относится к периоду с 1918 г. и не включает потери в ходе Первой мировой и эмиграции. «За 1918–1922 годы двенадцать эпидемических и паразитарных болезней [сыпной тиф, брюшной тиф, возвратный тиф, неопределенный тиф, оспа, дифтерия, холера, малярия, дизентерия, корь, скарлатина и коклюш] обусловили около 9 млн смертей, в том числе почти 4 млн от сыпного тифа, около 1,5 млн – от других видов тифа, 2,5 млн – от малярии, более полумиллиона – от дизентерии»[33]33
  Цит. по: Население России в ХХ веке, М. 2000, С. 97.


[Закрыть]. Общая оценка людских потерь по его сведениям 21–22 млн человек. Оценка, сделанная ранее Ф. Лоримером, – 18 млн человек, притом что исследователь допускал отклонение на 2–3 млн в ту или иную сторону.

Исследователи в целом не склонны были преуменьшать и размах эпидемии сыпняка. В период 1918–1922 гг. Россия пережила невиданную в мировой истории эпидемию сыпного и возвратного тифов. Большие и узловые станции железных дорог были забиты трупами людей, умерших от тифа. На некоторых станциях залежи трупов достигли огромных размеров, города не успевали открывать тифозные больницы. Обычно за сыпным тифом (смертность до 18 %) следовал возвратный (смертность до 3 %); тех, кто переживал паразитарные тифы, «прореживали холера и голод»[34]34
  Барыкин В., Добрейцер И. Сыпной тиф. М. – Л., 1932.


[Закрыть]. Исследователи В. Барыкин и И. Добрейцер считали, что армия А. В. Колчака, в сущности, погибла от сыпняка[35]35
  Там же.


[Закрыть].

Разумеется, любая статистика условна, а в данном случает расхождение и ошибки просто неизбежны, потому что присутствуют элементы двойного счета. Например, солдаты, умершие от тифа, учитываются в потерях вооруженных сил. Более надежным методом является сравнение потерь, исследуя демографический баланс, при котором численность населения к концу обозначенного периода сравнивается с предполагаемой численностью без потерь. В любом случае цифры сильно различаются. Речь идет скорее о порядке величин, а не о конкретных данных. Обратимся к статистике различных исследователей.

Г. Вайндрах приводит сведения о заболеваемости сыпным тифом в России на рубеже веков на основании отчета о состоянии народного здравия и организации врачебной помощи за 1912 г. управления главного врачебного инспектора[36]36
  Вайндрах Г. М. Подвиги русских врачей. М., 1959.


[Закрыть]. Как видим, сыпной тиф был силен в 1892–1894 гг., когда многие губернии переживают голод, однако показатели с 1895 по 1907 г. выглядят более чем скромно по сравнению с первыми годами советской власти.

Обратимся к общим цифрам смертности населения в рассматриваемый период.

Оценки сокращения населения Российской империи и СССР (смертность и эмиграция), 1914–1926[37]37
  Урланис Б. Ц. Проблемы динамики населения СССР. М., 1974. С. 310; Lorimer F. The population of Soviet Union: History and Prospects. Geneva, League of Nations, 1946; S. Adamets and S. Pyrozhkov // Causes de d6ces en Ukraine au XX* siecle. 2003; Adamets S. Guerre civile et famine en Russie: Le pouvoir bolchevique et la population face a la catastrophe demographique: 1917–1923; Centre d'etude slaves, L'Institut d'etudes slaves. Paris: L'Institut d'etudes slaves., 2003; Население России в ХХ веке. М. 2000.


[Закрыть]

Примечания

* Только поколения, имевшие в конце 1920 года возраст от 16 до 49 лет.

** Без учета эмиграции.

Надо сказать, что эпидемия сыпняка затронула очень многие страны, участвовавшие в Первой мировой. Сыпнотифозная эпидемия исключительной силы вспыхнула в Сербии, где с декабря 1914 г. по июль 1915 г. умерло свыше 150 тыс. человек[38]38
  Васильев. К. Г., Сегал. А. Е. История эпидемий в России. М.: Медгиз, 1960. С. 343.


[Закрыть]. В России заболеваемость сыпняком после некоторого понижения в 1912–1914 гг. стала снова расти (на этом сходятся все исследователи). В течение всей войны тиф не прекращался, и постепенно с Кавказского фронта пришел на западные фронты. В 1918 г. в России разразилась небывалая эпидемия, продолжавшаяся до 1922-го, а то и до 1925 г.[39]39
  Там же.


[Закрыть], в зависимости оттого, что считать эпидемией. Однозначно, что во время Гражданской войны сыпной тиф приобрел характер катастрофы, так как только в течение 1919 г. и 1920 г. болело около 5 млн человек. Эти официальные данные известный гигиенист А. Н. Сысин считал заниженными в три раза, а видный микробиолог и общественный деятель Л. А. Тарасевич относился к ним еще более критически, считая, что в действительности тифом переболело около 25 млн человек[40]40
  Токаревич К. Н., Грекова Т. И. По следам минувших эпидемий. Лениздат, 1986. С. 58.


[Закрыть].

Знаменитый врач С. И. Златогоров, крупный русский микробиолог, эпидемиолог и инфекционист, считал, эпидемия в СССР в годы Гражданской войны и интервенции (1918–1922 гг.) дала 6 850 639 заболеваний. «С театра военных действий сыпной тиф быстро перебрасывается вглубь страны, где также уносит огромное количество жертв; так, в годы Гражданской войны среди населения РСФСР заболело на 1000 чел.: в 1919 г. – 34,0 (2119549 чел.); в 1920 г. – 33,9 (2466375 чел.) в 1921 г. – 6,0 (578209 человек); в 1922 г. – 15,8 (1556342 чел.), по Украине – за 1920–1924 гг. – 9,35 (1 202 548 чел.)». Безусловно, ко всем цифрам заболеваемости сыпным тифом в означенные годы надо подходить с большой осторожностью: они, несомненно, меньше действительных, с этим соглашаются все исследователи. С. Златогоров писал: «Нам приходилось много раз убеждаться при личных опросах в местах эпидемий, насколько официальные данные ниже настоящей заболеваемости; причиной тому и несвоевременное извещение, и полное отсутствие извещений, и неправильный диагноз, и отсутствие учета обрывных и неясных форм. Все это заставляет нас внести значительный корректив в статистику заболеваемости сыпным тифом. А. А. Тарасович считал необходимым внести корректив, увеличивая официальные цифры от двух до пяти раз. Тарасович считает, что за 1918 г. коэффициент поправки нужно принять за 5, по Сибири – за 5, по Украине – за 4, а всего вместо 6690000 заболеваний сыпным тифом за 1918–1922 гг. должно считать 24 950 000»[41]41
  Златогоров С. И. Сыпной тиф. Харьков, 1931.


[Закрыть].

Доктор Р.А. Лютиков, автор работы «Сыпной тиф», изданной в Праге в 1923 г., справедливо утверждал то, что жертвы эпидемии в России могут оцениваться в миллионы человек. «Революция и результат войны привели к полной нечистоплотности населения и его помещений, в результате все обовшивело: бывшие дворцы, театры, роскошные особняки, вагоны железных дорог, больницы, школы и т. д. как в Средние века, в общественных местах можно наблюдать у соседа путешествие вшей на теле и одежде. Вместе с этой вопиющей нечистоплотностью наблюдается и небывалая со времени Средних веков, по силе и широте распространения, эпидемия сыпного тифа[42]42
  Лютиков Р. А. Сыпной тиф. Прага, 1923. С. 6.


[Закрыть]. Насколько может быть велика вшивость, показывает любопытный подсчет, который был произведен на рубахе одного из русских солдат – вшей оказалось около 100 000, сюда не вошли гниды и мелкие вши»[43]43
  Там же.


[Закрыть].

Говоря о ходе эпидемий сыпняка, доктор Р. А. Лютиков говорит о сезонности эпидемий: эпидемии начинаются обыкновенно осенью, усиливаются зимой и в начале весны, и постепенно затихают летом. Объясняется это тем, что в холодное время люди живут тесно, реже моются и реже меняют белье, и носят теплую одежду, в которой насекомым легче укрыться[44]44
  Там же. С. 7.


[Закрыть]. Доктор Лютиков также говорит о том, что источником заразы является платяная вошь, а не головная, и что блохи и клопы не играют никакой роли в передаче заразы сыпного тифа, что заражение не может происходить ни через воздух, ни через прикосновение, а только через укус вши.

Современная медицина считает, что тиф, называемый в народе «вшивым», «тюремным», «голодным», возникает из-за чрезвычайно живучих бактерий, которые могут сохраняться в окружающей обстановке очень долго: на продуктах – до десяти дней. Человек заражается тифом при расчесывании мест укусов, втирая экскременты вшей в кожу. Бактерия живет месяцами в стоячей или загрязненной воде: вот почему вопрос о дезинфекции и дезинфицирующих средствах был важнейшим в рассматриваемый нами период. В отделениях, где пребывали сыпнотифозные, необходимо было постоянно проводить уборку: возбудители болезни выделялись в окружающую среду с испражнениями и мочой больного. Мухи, грязные руки, нехватка мыла – все это катализировало распространение болезни. Возбудитель брюшного тифа поражает прежде всего кишечник, печень и почки, вызывая сильные воспалительные процессы. В кишечнике образуются язвы, а в дальнейшем происходит подавление сердечно-сосудистой и нервной системы. Воздействие сыпного тифа направлено прежде всего на кровеносные сосуды и центральную нервную систему.

Сыпной тиф – чрезвычайно тяжелая инфекция, которая сопровождается угнетением сознания (тиф – тифос по-гречески означает потемнение, затмение сознания), высокой температурой в течение двух-трех недель. Болезнь сама пишет на теле больного свое название: на теле заболевшего появляется сыпь, часто в верхней части туловища. Эти пятна бело-розового цвета исчезают при надавливании. Болезнь сопровождается поражением нервной системы: человек начинает страдать от головных болей: как правило, начинается бред – знаменитый сыпнотифозный бред, который даже в литературе нашел отражение, – жар, лихорадка, возникает сухость во рту, пульс сильно учащается. Третья неделя – переломная в развитии болезни: либо начинается выздоровление, либо становится хуже. В течение всего хода заболевания пациенту необходима забота, особенная, в основном жидкая пища (от грубой у больного могут возникнуть кишечные кровоизлияния). До открытия антибиотиков забота и тщательный уход – практически единственное, чем располагали врачи. Впрочем, теоретически любую эпидемию можно предупредить, особенно эпидемию тифа, если принять надлежащие меры, и мы рассмотрим вопрос о вакцинации отдельно, попытаемся понять, была ли возможность остановить эпидемию.

Что чувствовал человек, заболевающий сыпняком? Участник Белого движения, эмигрировавший из России после Гражданской войны, Дмитрий Мейснер вспоминал: «Хожу я как-то дневальным на коновязи, хожу в ночные часы, как было положено: от 2 ночи до 4 утра. Что-то мне нехорошо. Двоятся лошадиные головы, как-то расплываются хвосты, какие-то страшные рожи подмигивают из темноты. С трудом отбыл я свои два часа и, вернувшись, жалуюсь разводящему на плохое самочувствие. “Да ты померяй температуру, наверное, у тебя сыпняк”. В самом деле, оказалось более сорока – сыпняк… Я на долгий срок потерял сознание, потом, придя в себя, увидел сестру в косынке, омывавшую мои пролежни, в которых сотнями жили вши»[45]45
  Мейснер Д. Миражи и действительность. Записки эмигранта. М.: Новости, 1966. Гл. 3.


[Закрыть].

Очень интересно сыпнотифозный бред описывали сами врачи, пережившие его. Врач А. Мясников в книге «Я лечил Сталина» рассказывает, как заболел сыпным тифом в тяжелой форме и бредил больше недели. Легендарный доктор писал, что бред в тифу был красочным. «Я чувствовал себя разорванным на части, куда-то лез, не то вверх, не то вниз, кто-то бил меня по голове и поджигал, но потом я ощущал, что нас двое: один – это я, другой – тот, с которым я спорил на собрании. Потом бред стал более приятным: море, детство, дома…»[46]46
  Мясников А., Чазов Е. «Я лечил Сталина»: из секретных архивов СССР. М., 2019.


[Закрыть]. У доктора Мясникова в воспоминаниях мы встречаем красочные описания Москвы эпохи сыпняка, когда он рассказывает, например, как вез в Москву на поезде муку, которую запрещали перевозить: шла борьба со спекулянтами. Врач стоял на ногах в вагоне третьего класса с мешками муки, обмотанными вокруг тела…

Впрочем, ярких описаний сыпнотифозного бреда в литературных произведениях очень много, интересно, что рассказы о сыпняке были напечатаны уже в начале 1920-х гг. В 1922 г. в журнале «Красная новь» был опубликован рассказ С. А. Семенова «Тиф», в котором автор подробно описывает то, как человек заболевает сыпняком и что он при этом чувствует, а также состояние сыпнотифозного бреда[47]47
  Семенов С. Тиф // Красная новь. 1922. Январь, № 1.


[Закрыть]. В этом рассказе, демонстрирующем природное дарование и психологическое мастерство известного в дальнейшем писателя, сюжет основан на том, что волевой, никогда не позволяющий себе слабости комиссар внезапно чувствует недомогание.

Приехав в Оршу, он заметил нездоровый румянец на лице, его лихорадит. В дальнейшем, не давая себе ни капельки отдыха, он «уничтожает порошки» от простуды, но легче ему не становится, наоборот, жар усиливается. Медленно начинается сыпнотифозный бред, и однажды, во время собрания, когда он должен был произнести речь, бред усиливает воображение. Вместо того, чтобы сказать что-то и уйти, он буквально видит картины перед собой: «И все то, о чем он говорил, как-то неуловимо сцеплялось с тем, что когда-то пережил и почувствовал он сам. Высказав мысль, что в настоящую минут в Красной армии имеется полмиллиона дезертиров, он вдруг ярко увидел над головами смотревшей на него толпы живую панораму бескрайних пространств Советской России. И как-то сердцем узнавал бесконечную, как толпа, тайгу Сибири, строго подступавшую к нему от самого океана, серые горы Монголии, под синим стальным монгольским небом, где он тоже бывал за свою скитальческую жизнь, желтые реки Кубани, ярко-белые села солнечной Украины…»[48]48
  Семенов С. Тиф // Красная новь. 1922. Январь, № 1. С. 39.


[Закрыть]. Сыпнотифозный бред открывает в комиссаре прямо-таки талант оратора, о котором тот и не подозревал, он чувствует себя как «в призрачном кинематографе». Но состояние комиссара ухудшается, температура поднимается настолько, что он бредит, мечется в бреду. В состоянии сыпнотифозного бреда он представляет себе, как здоровый и бодрый идет по улице в госпиталь, не испытывая никаких трудностей, как обходительный врач диагностирует сыпной тиф, как в отдельной палате за ним ухаживает сестра и няня, постоянно спрашивая, не подать ли ему чего-нибудь. В бреду ему даже привиделось выздоровление. Внезапно – и мы сами, благодаря мастерству писателя, теряем границу между реальностью и бредом, он оказывается в повозке по пути на станцию, где его будут грузить в поезд с другими сыпнотифозными. Вновь сквозь бред он слышит стоны умирающих, чувствует холод, так как в реальности у него несколько дней ожидания погрузки в поезд, на холоде, практически без пищи. Может ли сильный, волевой комиссар перебороть сыпняк усилием воли, своей самодисциплиной? Конечно, нет. Он будет, как и все прочие, с температурой, разрушающей сознание, помещен в поезд с такими же больными, а дальше – будь что будет.

Тиф и сыпнотифозный бред описывали очень его пережившие, как в мемуарах, так и в художественных произведениях. В журнале «Москва», 1922, № 7 был опубликован рассказ В. Катаева «Сэр Генри и черт», в котором он описывает типичный сыпнотифозный бред: «…От жары и духоты у меня в ухе завелись крысы – целое вонючее крысиное гнездо. Маленькие крысята возились и царапались, а большие крысы тяжело и мягко лежали на дне гнезда». Отвратительные ощущения крыс, жары, ослепляющего света писатель смог впоследствии пересказать. В. Катаеву представлялось, что лампочка на потолке расцветает хризантемой, в его сознание вторгались запахи и странные звуки, и при этом вокруг мерещились крысы[49]49
  Катаев В. Сэр Генри и черт // Москва. 1922. № 7.


[Закрыть]. У Валентина Катаева есть также стихотворение «Сыпной тиф», написанное в 1920 г., где описываются события революции, казалось бы, французской:

 
За голубыми стеклами балкона
Проносятся пурпурные знамена —
Там толпы и баррикады там….
А я лежу забытый и безногий
На каменных ступенях Нотр-Дам —
Смотрю в толпу с бессильною тревогой[50]50
  Катаев В. Избранные стихотворения. URL: https://books.google.ru/


[Закрыть].
 

Сыпняк здесь – символ беспомощности человека, мимо которого проходят какие-либо события истории. Тема сыпного тифа вообще вторгается в литературу и поэзию, вызывая к жизни образы, которые сейчас звучат очень необычно: например, у А. Тарковского мы читаем такое описание природы: «Земля зачерствела, как губы, / Обметанные сыпняком[51]51
  Тарковский А. Засуха. Стихотворения. М.: Эксмо, 2009.


[Закрыть]…

К. Паустовский, который был свидетелем событий 1917–1919 гг. в Москве, тоже заразился сыпным тифом. В очерке «Пламенная Колхида» он воспроизвел содержание своей галлюцинации. Поразительно, как точно авторы – и Катаев, и Паустовский – могли воспроизвести содержание своих видений: они не только помнили их после выздоровления, но даже сумели детально рассказать об этом. Паустовскому померещился красноармеец в мятой грязной шинели, у него на голове была облезлая папаха из искусственной мерлушки. Морщась от боли, он разматывал заскорузлый от высохшей крови грязный бинт у себя на ноге. От ноги красноармейца шел тяжелый запах запущенной раны. «Ты зачем снимаешь перевязку, земляк?» – снова спросил Паустовский, но красноармеец опять не ответил и только показал глазами на стену рядом с собой. В бреду писатель «видит» на стене квадратный листок бумаги. На нем жирным шрифтом было напечатано: «Всем бойцам и гражданам, имеющим перевязки, надлежит немедленно снять оные под угрозой предания ревтрибуналу и ни в коем случае не возобновлять их до осмотра ран особой комиссией»… Когда писатель передал содержание сыпнотифозного бреда своему врачу, тот, обращаясь к медсестрам, сказал: «Вульгарный случай галлюцинации»[52]52
  Паустовский К. Г. Пламенная Колхида. URL: https://godliteratury.ru/


[Закрыть].

Удивительно, насколько точно люди, пережившие сыпнотифозный бред, помнили детали своих ведений, даже «читали» в беспамятстве плакаты и надписи, чувствовали запахи, переживали особый эмоциональный опыт. Возникает вопрос: что если бы такой бред пережил художник? Есть и такой пример. Конечно, не стоит заявлять, что русский абстракционизм – плод сыпнотифозного бреда, но некоторая доля правды в этом есть. Василий Кандинский, также переболевший сыпняком, вспоминал, что в сыпнотифозном бреду он видел различные образы, краски, подчас что-то неопределенное, временами пугавшее художника своей смелостью. Кандинский писал, что ему снились картины, которые позже, выздоровев, он старался передать на холсте. «Раз в жару тифа я видел с большою ясностью целую картину, которая, однако, как-то рассыпалась во мне, когда я выздоровел», – писал мастер. Через некоторое время Кандинский создал полотно «Приезд купцов», потом «Пеструю жизнь», и, наконец, через много лет в «Композиции 2», как говорил сам художник, ему удалось выразить самое существенное этого бредового видения[53]53
  Кандинский В. Размышления об искусстве. АСТ, 2018.


[Закрыть].

Знаменитый ученый В. И. Вернадский в начале 1920 г. также перенес сыпняк. Он так описал состояние сыпнотифозного бреда в дневнике. Примечательно, что Вернадский, несмотря на слабость и страдание, с научным любопытством воспринял видения, посетившие его. Ученый говорил, что в мечтах и фантазиях, в мыслях и образах ему интенсивно пришлось коснуться многих глубочайших вопросов бытия и пережить как бы его будущей жизни до смерти. «Это не был вещий сон, т. к. я не спал – не терял сознания окружающего. Это было интенсивное переживание мыслью и духом чего-то чуждого окружающему, далекого от происходящего. Это было до такой степени интенсивно и так ярко, что я совершенно не помню своей болезни и выношу из своего лежания красивые образы и создания моей мысли, счастливые переживания научного вдохновения»[54]54
  Вернадский В. И. Дневники. 31 января 1919 – 4 апреля 1920. С. 485.


[Закрыть]. Вернадский обширно описал свои философско-религиозные переживания, так что именно сыпняк, как он говорил, приблизил его к «пониманию истины».

Для противников советского режима тиф стал еще одной чертой разрухи, «Божьей карой»: «Не велика радость пылать в сыпном тифу или под пощечинами чекиста!», – писал И. Бунин, покинувший Россию в 1920 г.[55]55
  Бунин И. Миссия Русской эмиграции. (Речь, произнесенная в Париже 16 февраля 1924 года) // Бунин И. И. Полное собрание сочинений в 13 томах. Т. 8. М.: Воскресенье, 2006. С. 25.


[Закрыть] Для обычных людей сыпняк постепенно становился лишь одной из многочисленных трудностей наравне с голодом, холодом и другими проблемами повседневности. Но, встречая мемуары великих людей, переживших сыпнотифозный бред и в красках описывающих его, не устаешь удивляться тому, что, даже почувствовав дыхание смерти совсем близко, талантливые люди не жаловались, не роптали на судьбу за ниспосланные страдания, а использовали новый опыт работы сознания в своем творчестве. У В. Вернадского это стало частью концепции ноосферы, у В. Кандинского – органически вплелось в художественный мир, а Александра Грина (о нем мы расскажем чуть позже, но – да, алые паруса он увидел в сыпнотифозном бреду) обрело романтическую окраску и т. д. Мемуары переживших сыпной тиф – это грандиозный урок для последующих поколений, школа того, как принимать все тяжкие испытания, сохраняя при этом человеческое достоинство.