Текст книги "Не ходите девки в лес"

– Как там Полина? – сразу же спросила я.

– Нормально, – однозначно ответил Прохоров. – Расскажи-ка мне, что ты делала вчера весь день. По минутам распиши.

– Вчера? Я проснулась и пошла встречать Полину!

– Во сколько это было?

– Примерно около двенадцати.

– А до этого?

– До этого я спала, – я покраснела еще больше, и тут же разозлилась на саму себя. Какое, в конце концов, ему дело, до скольки я сплю? Подумаешь, проснулась поздно! Может быть, у меня организм так устроен!

Но Прохорова, оказывается, совершенно не интересовали особенности моего организма. Он ядовито спросил:

– А почему же свидетели утверждают, что видели вас в лесу около одиннадцати?

– Какие свидетели? – непонимающе уставилась я на него.

– Неважно, какие, – уклончиво ответил он. – Нашлись люди.

– Послушайте, – начало до меня доходить. – Ваши свидетели, очевидно, бабульки зоналские. Они просто перепутали нас с Полиной. Они же не знают, что мы близнецы. Понимаете, они наверняка видели Полину, а приняли за меня. Понимаете, Полина вчера должна была приехать ко мне. Мне почему-то казалось, что мы договорились встретиться в двенадцать, а она приехала в одиннадцать. И ей пришлось все это время походить по лесу. Она ждала, что я ее встречу! А я все перепутала, как всегда, это я виновата! – я брала всю вину на себя ради спасения сестры. – Поверьте мне, это на самом деле так! Произошло недоразумение! Ваши бабульки не знают, что нас двое, вот и говорят, что видели меня! Вот отсюда и вся путаница в показаниях!

Я смотрела на Прохоров абсолютно честными глазами, стараясь изо всех сил, чтобы он мне поверил! Ведь я говорила чистую правду!

– Не знаю, не знаю, – с сомнением проговорил Прохоров. – Сестрицу твою я пока отпускать не намерен. Есть у меня большие подозрения насчет ее вины!

– Надеюсь, вы не хотите сказать, что это Полина изнасиловала девушку? – ехидно спросила я, а внутри у меня все горело от ненависти к этому жирному участковому.

– Ну уж ты меня совсем за дурака не держи! Конечно, нет. Изнасиловал-то ваш дружок, а ваша роль, девоньки, мне пока самому до конца не ясна.

Черт! Чего он прицепился к Дрюне?

– Послушайте! – осенило меня. – Но ведь можно же сделать анализ! Анализ… – Я замялась и шепотом закончила, – анализ спермы, – после этой фразы я залилась краской так, что ее можно было разглядеть даже сквозь шторы, Прохоров заметил это и загоготал, довольный моим смущением.

– Сделаем, сделаем, – ответил он. – Только ждать надо, пока сделают-то. А как сделают, то тут уж ваш дружок не отвертится!

– За что вы его так ненавидите? – искренне удивилась я. – Почему вы против него?

– Я не против него, я за истину и справедливость! – изрек Прохоров торжественно, подняв вверх указательный палец.

– Послушайте, но пока вина Дрюни не доказана, может быть, его можно отпустить? Ведь если анализ подтвердит, что он не виноват, значит, он зря там парится?

– Ну, милая моя! А если подтвердит, что он? И где его искать? Он за это время на юга сквозанет!

Я посомневалась про себя, что Дрюня сможет «сквозануть» на юга по причине постоянного отсутствия у Дрюни денег, но поняла, что мои доводы Прохорова не убедят.

– Отпустите меня, пожалуйста, – тихо попросила я. – Меня подруга ждет.

– Ладно, иди пока! – крякнул Прохоров, покосившись на пачку сигарет, и я поняла, что обязана своим освобождением только его никотиновой зависимости. Николай Трофимович с удовольствием помурыжил бы меня подольше, но ему смерть как хотелось курить.

Я не стала заставлять себя уговаривать и мигом вылетела из прокуренной мрачной бендежки на солнечную улицу.

К Скворцовым я неслась чуть ли не бегом.

У калитки стояла Светлана Дмитриевна.

– Ну слава богу! – произнесла она при моем появлении и обняла меня. – А я уж хотела идти выручать тебя от этого старого хмыря. Все в порядке, Оленька?

– В относительном, – ответила я. – А Наташа пришла?

– Да, она в своей комнате.

Я помчалась к Наташкиной комнате, перепрыгивая через две ступеньки.

Наташка, как всегда, лежала на кровати.

– Ну что? – запыхавшись, выкрикнула я, больше всего боясь услышать, что человек Жоры меня не дождался, и она его не встретила.

– Вон, – Наташка кивнула головой на сверток, лежащий на столе. Он был завернут в газету и напоминал по виду книгу.

Я схватила сверток и быстро принялась его разворачивать. От волнения руки мои тряслись, и я никак не могла справиться с газетой. Наконец, я сорвала ее, схватила прямоугольный предмет в руки и поднесла поближе к глазам. Честное слово, вначале мне показалось, что мои глаза без очков стали шалить и показывать мне совсем не то, что было перед ними на самом деле.

В руках я держала коробку конфет!

– Ничего не понимаю… – растерянно посмотрела я на Наташку. – Жора прислал мне конфеты?

– Там еще записка, – кивнула на стол Наташка, удивленная не меньше меня.

Я схватила белый листочек и развернула. Очень четким и аккуратным почерком там было написано:

«Родная, очень жалею, что не смог с тобой встретиться. передаю, что хотел. Жду тебя во вторник на том же месте. Целую.»

Я напрочь отказывалась понимать, что происходит, и от этого безумия заходила по комнате по кругу. Мне казалось, что весь мир сошел с ума.

– Наташка! – взмолилась я, останавливаясь. – Откуда эта записка?

– Парень передал! – испуганно ответила Наташка.

– Ну-ка расскажи мне все по порядку.

– Ну, я пошла по тропинке, как и договаривались. Прошла, смотрю – сидит на пенечке, курит. Я подошла, говорю, заждались, небось? Он на меня с таким любопытством взглянул и говорит: вообще-то да, но только не вас. Я говорю, а она, к сожалению, не придет. Просила все мне передать. И сверточек, и записочку. Вообще-то ты про сверточек ничего не говорила, но я решила и его прихватить. Он говорит, спасибо, я все понял. Сейчас, пару минут подождите. И отошел. Потом подходит, протягивает сверток и записку тоже. Вот, говорит, передайте ей, а я поехал. И ушел. Я все это взяла и вернулась домой.

– Так, я, кажется, все поняла! – осенило меня. – Жора для конспирации сунул настоящую записку в коробку! Ну конечно, как же я сразу не догадалась! Может быть, он передал мне какую-то секретную информацию!

Я быстро подлетела к коробке, которую отшвырнула на стол, бережно взяла ее в руки и стала снимать целлофановую обертку. На этот раз я спешила так, что помяла уголок коробки.

Наташка протянула мне ножницы, и я, поддев ими целлофан, освободила коробку.

Я сдернула крышку, и мы с Наташкой одновременно уставились внутрь. Там лежали конфеты. Обыкновенные шоколадные конфеты! Такого я просто не могла пережить!

– Наташа… – я бессильно посмотрела на подругу. – Ты что-нибудь понимаешь?

Та отрицательно покачала головой.

Я снова заходила по комнате по кругу, иногда останавливаясь и, целясь в Наташку указательным пальцем, выкрикивала какой-нибудь вопрос. Наташка, видимо, посчитав, что я в невменяемом состоянии, только осторожно пожимала плечами.

Наконец, она решилась спросить сама.

– Оля, а это Жорин почерк?

– Что? – остановилась я.

– Эта записка написана Жориным почерком?

Я, ничего не сказав, хотела взять листочек, но почему-то не увидела его. Тогда я перевела воспросительный взгляд на Наташку. Та все поняла и снова пожала плечами.

Черт, неужели это я его куда-то засунула? Но вот куда?

Я пошарила на столе, на кровати. Листочка не было. Да что же это такое? ну, бывает у меня, что я куда-то засовываю вещи, но чтобы вот так вот, буквально за пару минут на моих глазах исчез листок? Я же только что держала его в руках! Это же нужно умудриться его потерять. Видимо, подобное произошло со мной от расстройства.

Наташка подключилась к поискам, и мы стали перерывать всю комнату. Наташка даже заглянула за окно. Это не дало никаких результатов, и я предложила использовать дедуктивный метод. Мы стали рассуждать логически. Читая записку, я стояла у кровати. Значит, где-то здесь и должна была ее оставить.

Мы перетряхнули всю кровать, но записки так и не обнаружили.

Снова стали думать. Прошло уже часа полтора с начала наших поисков, а результат все еще был нулевым.

Наконец, соединив аналитический метод с методом научного тыка и просто беспорядочным переворачиванием комнаты, нам удалось обнаружить записку. Она торчала в батарее центрального отопления рядом с кроватью.

– Я сразу сказала, что искать нужно у кровати! – удовлетворенно констатировала я.

Утомленная поисками Наташка молчала.

Я снова развернула записку, которая к этому времени приобрела какой-то сероватый вид и слегка помялась.

– Нет, – уверенно заявила я через пару минут. – Точно не Жора писал. Он никогда не смог бы так четко и ровно вывести буквы. Они у него всегда пляшут. И вообще, с чего бы он назвал меня «родная»? И еще. Жора никогда не страдал повышенной аккуратностью. А этот листочек безупречен: он белоснежный, хрустящий. Был, – добавила я, заметив Наташкин насмешливый взгляд.

– А может, это тот парень сам написал?

– А с какой стати тот парень будет обращаться ко мне как к девушке своей мечты? – возразила я, – он меня вообще ни разу не видел. Что-то тут явно не то произошло. Либо я сошла с ума, либо Жора. Либо он хотел мне сказать этим что-то важное.

Мы обе замолчали. Потом Наташка вдруг сказала, глядя на меня с каким-то завораживающим ужасом:

– Оля! я все поняла! Это точно все для конспирации! Знаешь, где настоящая записка?

– В конфетах! – восторженно провозгласила Наташка.

– Где? – недоверчиво покосилась я на нее.

– В конфетах! – торжественно повторила Наташка. – Точно тебе говорю. Есть такой способ, я в книжке читала: делается маленькая дырочка, туда просовывается скрученная в трубочку записка. И все!

Мы принялись внимательно осматривать каждую конфетину. Ни в одной из них мне не удалось обнаружить никакой дырочки.

– Знаешь, что нужно сделать? – предложила Наташка и тут же ответила, видя мое замешательство, – нужно съесть все конфеты. Тогда мы сможем найти записку.

Мы набросились на «Ассорти». Поначалу мне это было очень приятно. я с удовольствием опускала в рот очередную конфетку и наслаждалась ее вкусом, радуясь, что и в ней не оказалось записки, и можно съесть следующую.

Однако когда коробка опустела, мы поняли, что ни в одной конфете записки не было.

Мы с Наташкой уставились друг на друга.

– Ну и где твоя записка? – прошипела я.

– Не знаю, – испуганно ответила Наташка. – Может, ты ее съела случайно?

Я ничего не ответила и стала слезать с кровати. Меня подташнивало. Коробка была большая, больше, чем на полкило, и теперь я чувствовала странную тяжесть в желудке. А вся эта затея казалась мне ужасно глупой.

А когда я дошла до туалета, то еще глупее.

Нет, это надо же было додуматься – в конфетах секретная записка! Это только Наташка могла предположить такую чушь! Но я-то как могла купиться на такое? И вообще, глупо предполагать, что Жора стал бы соблюдать такую конспирацию. Что такого секретного он мог мне сообщить? К чему ему нужны были бы подобные ухищрения?

Выйдя из туалета, я прошла на улицу. Видеть Наташку мне не хотелось.

Но она настигла меня и снова прицепилась со своей идейкой.

– Оля, ты же обещала мне заняться подростками! – заканючила она.

– Ох! – вздохнула я. – Ну хорошо, а где я найду этих подростков?

– Так в мастерской! Они постоянно там ошиваются. Причем больше анекдоты травят да водку пьют, чем работают.

Меня передернуло, когда я услышала про водку. Фу, наверное, я эту гадость теперь в рот взять не смогу.

Правда, не хотелось бы, чтобы оно так получилось, но пока я и думать не могу про выпивку. Надеюсь, что это скоро пройдет.

– Сегодня как раз хорошо бы туда сходить, – продолжала тарахтеть Наташка.

– Почему именно сегодня? – без особого энтузиазма поинтересовалась я.

– Потому что отчим уехал в город за какими-то деталями, – пояснила она. – И его не будет до вечера. Как раз хорошо, что он тебя не увидит и ничего не заподозрит.

Я молчала.

Наташка стояла рядом и буравила меня взглядом. Поняв, что она не отцепится от меня, я подавила тяжкий вздох и спросила:

– Как найти эту мастерскую?

Наташка тут же принялась объяснять. Через пару минут я уже шла по дорожке, крутя головой в поисках здания с красной крышей – именно так Наташка описала мне мастерскую.

Вскоре я дошла до него. Дверь была открыта. Я осторожно поднялась на крылечко и просунула голову внутрь.

Да, работа и впрямь не кипела.

На деревянных табуретках сидели, развалившись, несколько пацанов и пускали дым в потолок. Здание было прокурено настолько, что не помогала даже открытая дверь – клубы дыма зависли в воздухе, не покидая пределов мастерской.

Прокашлявшись, я спросила:

– Простите, можно с вами поговорить?

– Заходи, тетя, – ответил мне один из парней, окинув меня оценивающим взглядом.

Начало мне не понравилось. Кто же так разговаривает со старшими?

Не став читать лекцию по этике и культуре общения, я прошла и огляделась в поисках свободного стула. Такового не оказалось.

Парни с насмешливым любопытством рассматривали меня. Ни один не удосужился уступить мне место. Под их откровенными взглядами я чувствовала себя крайне неуютно и уже очень жалела, что вообще поперлась сюда. Ох, ну зачем я послушала Наташку? Чего мне не сиделось дома? В самом деле, как вести разговор с этими подростками? Что они могут мне сказать?

Что, прямо так и спросить их: «Простите, не подскажете ли, а ваш руководитель случайно не убийца?» Представляю себе их реакцию! Черт, ну принесло же меня!

Я уже хотела было боком-боком выйти из мастерской, но в этот момент один из парней соскочил с табуретки и, улыбаясь, сказал:

– Садись.

Делать нечего, я присела, сложив руки на коленях. Сама себе я казалась этакой провинившейся школьницей, вызванной на педсовет за плохое поведение.

Я сидела и молчала, не зная, как завести разговор. Ой, ну что за дурная привычка – идти беседовать с людьми, не продумав, как строить эту самую беседу.

– Так что ты хотела? – нарушил молчание один из подростков.

– Я, собственно, понимаете… – забормотала я. – Я хотела бы, чтобы наша беседа была конфиденциальной…

– Чего? – раздалось сразу несколько голосов.

Я зажмурилась и продолжала:

– Одним словом, мне хотелось бы, чтобы наш разговор остался между нами.

– Ну это естественно! – осклабился один из парней. – Само собой!

Я не знала, что говорить дальше. По-моему, они поняли мои слова превратно, потому что заулыбались еще более мерзко.

– Да не бойся ты! – потянулся ко мне один из парней. – Мы же знаем, для чего ты пришла. Мы же понимаем, одинокая женщина, не первой молодости, страдает от недостатка мужского внимания. Никто ничего не узнает, иди сюда! – он протянул ко мне руки.

Меня обдало жаром.

Господи! За кого они меня приняли! Да как же это… Да неужели…

Неужели я произвожу такое впечатление?

Целая гамма чувств всколыхнулась внутри меня. Во-первых, что это значит – не первой молодости? Да мне всего двадцать девять лет! А они просто сопляки! Во-вторых, кто это им сказал, что я страдаю от недостатка мужского внимания? Да если бы даже и страдала, то уж к этим прыщавым переросткам обратилась бы в последнюю очередь! Что они о себе возомнили, в конце концов?

Дрожа от возмущения, я хотела было высказать этим хамам все, что о них думаю, и развернувшись, уйти с гордо поднятой головой.

Но не тут-то было. Один из них грубо схватил меня за руку и потянул на себя. От неожиданности и качнулась и, потеряв равновесие, плюхнулась ему на колени. Парень удовлетворенно заржал.

Он уже обнял меня, пытаясь впиться мне в губы жадным поцелуем, я закрыла глаза и приготовилась распроститься со всем хорошим, что было в моей жизни, как вдруг раздался резкий окрик:

– Санек, оставь!

Парень удивленно разжал руки. Я тут же вскочила с его колен и – не знаю, что мной руководило в этот момент – двинула ему ребром ладони по уху, как когда-то учила меня Полина. Я никогда не применяла этого приема на практике, да думаю, что больше и не смогу никогда, но в тот момент это сработало.

– Санек, она каратистка! – послышался все тот же голос.

Я удивленно повернула голову, пытаясь рассмотреть своего спасителя.

В дверях стоял такой же юный пацан и с некоторым испугом смотрел на нас. Потом он подошел к Саньку, потиравшему шею, и встал за его спиной. Я заметила, что парень прихрамывает.

– Она каратистка, – повторил парень, глядя на меня с каким-то подобием уважения.

– Чего? – не понял Санек. – Как это?

– Да так, – пробурчал тот. – Не понял, что ли?

– Так это она тебе по чашечке двинула? – стало что-то доходить до Санька. Остальные вообще молчали.

Парень только кивнул. Воцарилась тишина.

Я торопливо пошла к двери.

– Постойте! – окликнул меня Санек. – Вы извините нас, пожалуйста, мы вас не так поняли…

– Извиняю! – ледяным голосом произнесла я, не замедляя шаг.

– Подождите! – качнулся ко мне Санек. – Вы, кажется. хотели поговорить?

– В другой раз, – ответила я. – Я непременно вас навещу.

Выйдя из мастерской, я пошла по тропинке, что называется, куда глаза глядят. Возвращаться к Скворцовым мне совершенно не хотелось.

Мне вообще ничего не хотелось. Дойдя до лавочки, одиноко стоявшей у обочины дороги, я присела на нее и попыталась проанализировать сделанное мною за время отсутствия Полины.

Получилась очень неприятная для меня картина. Не став кривить душой, я призналась сама себе, что не сделала ничего. То есть, с Жориным человеком не встретилась. В расследовании не продвинулась ни на шаг. Про разговор с подростками вообще лучше не вспоминать – настолько жалко и глупо все это выглядело, а главное, не принесло никакого результата. Меня спасла, как я понимаю, случайность – они просто перепутали меня с Полиной, которая, видимо, уже успела начистить им фэйсы.

А если к этому добавить еще то, что я потеряла все деньги, да еще при таких ужасных обстоятельствах…

Господи, что я буду говорить Полине, как оправдываться? Ведь этот просто кошмар! Она же будет меня теперь презирать до конца жизни! А Жора? Что скажет Жора? А если они все расскажут Кириллу?

Я прямо представила себе, как подпрыгнет от радости мой бывший муж, когда узнает, какой я оказалась растяпой. А потом будет со вздохом разводить руками и говорить: «Вот видите, я всегда знал, что она такая. Я же говорил! И как только этот человек воспитывает моих детей! Прямо сердце кровью обливается!»

Кириллу только дай возможность меня покритиковать – он может делать это сутками.

После таких мыслей мне захотелось утопиться в речке. С камнем на шее. Я даже хотела отправиться на поиски этого камня, но что-то меня удерживало. Что-то забрезжило в моей мозгу, какая-то еще не оформившаяся до конца идея.

Я сидела на лавочке и болтала ногами, думая о своей несчастной жизни и ломая голову, как безболезненнее с ней расстаться, как вдруг услышала знакомый голос:

– Оля! Привет! Слава богу, я тебя нашел!

Я подняла голову и увидела Жору Овсянникова. Он сидел в машине, высунув голову в окно и с улыбкой смотрел на меня. В этот момент Жора показался мне самым родным на свете человеком.

– Жора! – воскликнула я и кинулась к нему на шею.

Жора вышел из машины и подхватил меня. Я прижалась к его груди, чувствуя, как горячие слезы обжигают мне щеки.

– Оленька, успокойся, все будет хорошо, – Жора гладил меня по спине. Он, очевидно, думал, что я так убиваюсь из-за Полины. Да, конечно, из-за нее тоже, но если б Жора знал, что я наделала… Вернее, если б он знал, что я ничего не сделала…

– Жора, Жора, – я захлебывалась рыданиями.

– Господи, да что с тобой? – Жора удивился и даже испугался моего затянувшегося плача. Зная меня, он, наверное, опасался, как бы это не перешло в истерику, а потом в долгую депрессию.

– Жорочка, если б ты знал, что я натворила! – проговорила я, качая головой.

– Да ладно, мне не привыкать! – улыбнулся Жора. – Ну-ка прекращай плакать и давай спокойно поговорим. Где у тебя носовой платок?

Я полезла в карман и извлекла платочек, оказавшийся после моих вчерашних брожений по лесу в непотребном состоянии.

Жора полез в карман брюк и достал свой платок. Он оказался существенно чище. Я вытерла слезы и громко высморкалась. Жора поморщился, но ничего не сказал.

Мы присели на лавочку, и я принялась рассказывать. историю с ограблением я сильно смягчила. Вернее, смягчила степень своей вины. А еще точнее, я не стала говорить, с какой целью я шла в кафе. Я сказала, что просто захотела перекусить, тут подсели двое парней, потом затащили меня к себе домой и хотели убить. Не знаю, поверил мне Жора или нет, но, во всяком случае, перебивать не стал и выслушал до конца. Правда, когда я спросила у него, написать ли мне заявление, Жора почему-то посоветовал не писать.

– Оля, ты смогла бы найти, где находится тот дом, куда тебя затащили?

Я задумалась и неуверенно ответила:

– Не знаю… Попробовать надо.

– Ну какие-нибудь опознавательные знаки ты помнишь?

– Там… Машина стояла, – припомнила я.

– Какая машина? – оживился Жора. – Модель, номер?

– Ну номер-то я, конечно, не запомнила. Но точно помню, что это были «Жигули». По-моему, синего цвета…

– Синего? – Жора резко повернулся ко мне.

– Ну да, а что?

– Ничего. Просто припомнил один разговор.

– Жора, я, кстати, тоже хотела поговорить насчет этой машины, ты мне напомни потом, а я пока дорасскажу.

Дальше я рассказала про подростков, а под конец, краснея, выложила историю с конфетами, говорить о которой мне было больше всего стыдно. Я чувствовала себя, как Шура Балаганов, перепиливший гири гражданина Корейко в надежде, что они золотые.

Тут Жорины брови поползли вверх.

– Так, Оля, – он легонько похлопал мне по плечу. – Ты уверена в том, что говоришь?

– Да, а что? – спросила я, боясь, что Жора принимает меня за умалишенную.

– Дело в том, что я не посылал к вам никакого человека! – выдал Жора.

Я почувствовала, как у меня в голове забулькала какая-то каша. Я ничего не понимала, абсолютно ничего!

– Как не посылал? – пролепетала я, хватаясь руками за лавочку и боясь упасть, так как во всем теле ощущалась липкая слабость. – А кто же тогда это был?

– Не знаю, – серьезно ответил Жора. – Я просто подумал, что нет смысла кого-то присылать, потому что я сам смогу приехать после обеда. Вот я и приехал, чтобы рассказать тебе новости. А ты мне говоришь совершенно невероятные вещи.

– Господи, Жора, я боюсь! – снова заплакала я.

– Чего ты боишься? – удивился Жора.

– Я тут совсем одна, мне плохо, на каждом шагу какие-то маньяки… Мне хочется забиться куда-нибудь в угол, в какое-нибудь закрытое помещение, где меня никто бы не достал!

– Тогда тебе нужно сесть в тюрьму, – пошутил Жора.

Он продолжал что-то говорить, но его мысль вдруг завладела моим воображением.

– Жора! – я схватила Овсянникова за рукав и посмотрела на него, так возбужденно блестя глазами, что Жора поперхнулся и замолчал.

– Что? – осторожно спросил он.

– А ведь это идея! – выкрикнула я. – Мне нужно сесть в тюрьму! Вместо Полины!

– Что-о-о? – глаза у Жоры расширились до размера старых пятаков.

– Жорочка, пойми меня правильно, – принялась уговаривать я его. – Все равно от меня нет никакого толка. Все равно я ничего не могу сделать. А Полина – она сразу все сделает как надо. Ну ты же знаешь, какая она умная! А я все только порчу. Полину нужно срочно освобождать! Ты же не будешь заниматься этим делом.

– Нет, я, конечно, могу заниматься… По мере сил. В свободное, так сказать, от работы время, – начал оправдываться Жора. – Ради освобождения Полины, я, конечно, сделаю все, что смогу…

– Ну Жора! – я всплеснула руками. – У тебя на это уйдет бог знает сколько времени! А Полина все вмиг разрулит, ты же ее знаешь!

Жоре наверняка было не очень приятно слушать, что его бывшая жена сможет справиться с расследованием лучше, чем он – человек, которого к этому обязывает профессия. Я заметила, что он колеблется.

– Ну Жорочка! – я схватила Овсянникова за руки и принялась тормошить. – Ну скажи, что ты согласен!

Жора открыл было рот, но тут же закрыл его снова. Потом опять открыл, уже очень решительно, и не менее решительно произнес:

– Нет! Нет, нет и нет! Это невозможно! Это черт знает что!

– Почему? – сразу же спросила я.

– Да потому что невозможно, и все! Как ты себе это представляешь?

– Очень просто! – сразу же заявила я. – Мы пойдем к Полине будто бы на свидание. Я быстренько переоденусь в ее вещи, а она в мои. И… все! Я остаюсь на месте Полины, а она уходит с тобой как Ольга. Вот и все! – я сделала легкий жест рукой в воздухе.

– «Вот и все!» – передразнил меня Жора и тоже сделал какой-то легкомысленный жест. – Как у вас все просто!

– Ну а что здесь сложного-то? – пожала я плечами.

– Да ни фига! – Жора начал злиться. – Во-первых, тебя никто не оставит с Полиной наедине! Вот тебе главная причина! И вообще… Поменяться местами – это нарушение закона. А я не собираюсь на это идти! Боже мой, сколько раз я уже это делал! – Жора схватился за голову. – Если б кто знал, меня бы уже давно погон лишили!

– А ты что, не можешь добиться, чтобы нас оставили? – удивленно спросила я. – Жора, нам нужно всего пару минут! Всего-навсего! И мы все успеем. А ты за дверью постоишь, чтобы не быть вовлеченным в этот сговор. Ты вообще как будто ничего не знаешь, раз уж ты так трясешься за свои погоны!

– Да, представь себе, трясусь! – закричал Жора. – Потому что не хочу потом оказаться без работы и жить на то, что мне подаст сестра!

Это был прямой намек на меня. И намек очень оскорбительный. Настолько оскорбительный, что я гордо выпрямилась и стала подниматься с лавочки.

Жора понял, что сказал лишнее, и заерзал по лавочке.

– Оля, Оля, подожди! – виноватым голосом заговорил он. – Ну не обижайся, ты все не так поняла. Я просто хотел сказать, что не хочу идти на сумасшедший, необдуманный поступок, который еще неизвестно, принесет положительный результат или нет! Оля! Оля!

Я удалялась. Жора вскочил с лавочки и пошел за мной вдогонку. Догнав, он взял меня за руку и повернул к себе.

– Вы, сестры Снегиревы, просто ненормальные! – с тяжелым вздохом произнес он. – Причем обе! Ну ладно, хорошо, я согласен попробовать. Но совершенно не уверен, что из этого что-нибудь выйдет. И еще: я выйду, а если вас там засекут с переодеванием, имейте в виду – я вас покрывать не буду! С меня хватит!

– Спасибо, Жора! – кинулась я на шею Овсянникову и целуя его в обе щеки. – Спасибо! Я всегда знала, что ты настоящий друг!

– Идиот я просто, – пробурчал Жора. – Садись в машину!

– Сейчас, я только сбегаю предупрежу Наташку, что ненадолго уеду! – с этими словами я понеслась к дому Скворцовых.

Вскоре мы с Жорой уже мчались по пыльной дороге в Тарасов, и Жора рассказывал мне, как обстоят дела.

– Жора, что, Полина серьезно влипла? – спросила я с тревогой.

– Да нет! – махнул рукой Жора. – Не сегодня-завтра отпустят. Просто этот – как его, Прохоров, что ли? – напел там своему дружбану из Волжского РОВД про Полину, вот тот и уперся. Я уже ездил, все объяснил. Как только будут готовы результаты экспертизы, из которых будет ясно, что Дрюня ни при чем, так и Полину сразу выпустят. Ее и держат-то из-за этой дурацкой путаницы в показаниях. Ну, там свидетели не разберутся никак, кого они видели – то ли тебя, то ли ее. Да еще думаю, Прохоров побоялся, что Полина со своим любопытством и прямыми вопросами будет мешать ему свои делишки проворачивать. Вот и упрятал ее пока подальше, чтобы не мельтешила. От тебя, как он решил, вреда не будет.

– Господи. Жора, ну это же бред! – вздохнула я. – Ведь нужно искать насильнка, мужчину, а при чем тут Полина?

– Бред, – согласился Жора. – Работа в милиции – это вообще бред… А я тоже не всесилен. И потом, я знаю, что все равно Полину выпустят со дня на день – нету у них ничего конкретного – поэтому и не стал на конфликт идти лишний раз. Зачем? Мало ли куда вы еще впутаетесь, вдруг все гораздо серьезнее будет, вот тогда можно и свою силу показать.

– А теперь, Жора, я хотела бы поделиться с тобой своими подозрениями, – задумчиво проговорила я. – Есть у меня тут несколько мыслишек…