Текст книги "Рассказы о привидениях"

Призрак оперы

Неприятности начались во вторник.

Утром, только переступив порог театра, директор Ковент-Гардена Оливер Массель узнал о том, что прима труппы, сопрано мисс Ариадна Саутгейт слегла с инфлюэнцей и вечером выступать решительно не может. Срочно отправили курьера к мисс Флоренс Перкинс, чтобы она готовилась к замене. Однако курьер, прежде чем отправиться к дублерше с посланием, успел поделиться новостью с рабочим сцены, тот – с бутафором, бутафор – с костюмершей, а та, в свою очередь – с мисс Розамунд Войзи. Так что курьер не пробежал еще и половины пути от театра до дома мисс Перкинс, а мисс Розамунд Войзи уже сотрясала рыданиями стены кабинета мистера Масселя, обвиняя всех в подлом заговоре, грязных интригах и преступном желании свести ее, восходящую звезду мировой оперы, в могилу. Мисс Войзи полагала, что заменять слегшую Ариадну Саутгейт должна именно она, а не «эта кокотка» Флоренс Перкинс.

С трудом отделавшись от восходящей звезды, мистер Массель узнал, что в бутафорском цехе накануне праздновали именины одного из работников, и в итоге на службу сегодня явились только трое из девяти, да и явившиеся не вполне трудоспособны.

Затем директору доставили письмо из банка, а в нем – чек, отправленный мистером Масселем неделю назад в счет оплаты цветочных композиций для оформления вечерних постановок. В письме говорилось, что данный чек не может быть принят банком, так как неверно оформлен и заверен. Это означало, что цветочных композиций не будет.

Но все эти досадные мелочи были лишь прелюдией к настоящим неприятностям, которые оккупировали Ковент-Гарден вечером.

Шикарная публика заполняла фойе театра, готовясь насладиться вавилонскими страстями «Семирамиды» Россини; лампы изливали желтый свет на сверкающие бриллианты дам и лысины кавалеров; мисс Флоренс Перкинс в гримерке уже нарядилась вавилонскою царицей и трепетала в ожидании своего выхода, как вдруг из зрительного зала стали доноситься тревожные голоса.

Вскоре выяснилось, что каким-то невообразимым образом медные номерки на креслах оказались в полнейшем беспорядке. После первого ряда шел сразу восьмой, затем пятый, потом одиннадцатый и так далее. С нумерацией кресел внутри ряда дела обстояли не лучше: «28», «15», «2», «14», «14», «30»… С некоторых кресел номерки и вовсе были сняты! Градус напряжения постепенно нарастал, служительницы театра сбились с ног, улаживая то здесь, то там разгорающиеся конфликты. В итоге мистеру Масселю пришлось самолично выйти на сцену и обратиться к публике с извинениями за доставленные неудобства и просьбой усаживаться в свободном порядке. Стоит ли говорить о том, что до самого конца постановки атмосфера в театре оставалась накаленной, удовольствие от общения с прекрасным было испорчено, и только один человек искренне радовался происшествию – не задействованная в спектакле мисс Розамунд Войзи.

После спектакля мистер Массель загнал в зрительный зал всех работников, бывших на тот момент в здании театра, и, утирая пот со лба, севшим от злости голосом сообщил, что никто не выйдет из этого зала и не вернется домой до тех пор, пока все таблички не окажутся на положенных местах.

Всю ночь кипела работа. Трое похмельных бутафоров, десять рабочих сцены, два буфетчика, пять официантов, четыре костюмерши, трое гардеробщиков, служители дамской комнаты и комнаты для джентльменов, два билетера, две уборщицы, секретарь мистера Масселя и сам мистер Массель, вооружившись отвертками, отвинчивали и привинчивали, отвинчивали и привинчивали. К восьми утра следующего дня все было исправлено, и обессилевшая ремонтная бригада была отпущена по домам.

Однако в среду вечером история повторилась снова. Обезумевший мистер Массель носился в проходах между рядами, пытаясь утихомирить разъяренных зрителей, но те не желали утихомириваться. Кое-где словесные перепалки перерастали в мелкое рукоприкладство: один джентльмен ударил другого лорнетом, а тот, в свою очередь, ответил звонкой оплеухой; дама стукнула чужого кавалера сложенным веером по лбу – и моментально получила сдачи от дамы этого самого кавалера; в районе первых двух рядов две дамы фехтовали скрученными в трубочку программками. В общем, спектакль был сорван, деньги за билеты пришлось вернуть, а мистер Массель, закрывшись в кабинете, думал, как лучше поступить – застрелиться или, прихватив театральную кассу, бежать в Бразилию? (Последний вариант, признаемся, мистер Массель обдумывал неоднократно на протяжении последнего года, причем к театральной кассе, как правило, прибавлялась еще и мисс Флоренс Перкинс).

Однако, прислушавшись к себе, мистер Массель понял, что желание узнать, что же за гнида подстроила весь этот карнавал, сильнее желания стреляться или бежать в Бразилию, пусть даже и с мисс Флоренс Перкинс. Поэтому директор решил лично патрулировать зрительный зал после того, как там завершится ремонтная кампания.

Мистер Массель заступил на пост ровно в полвосьмого утра. В пустом зале гуляли сквозняки, и вскоре, чтобы согреться, директор принялся бродить по проходам. Ровные ряды бордового плюша убаюкивали, давали о себе знать и две бессонные ночи. Мистер Массель и сам не помнил, как улегся на кресла в третьем ряду, как закутался в бархатную занавеску…

Спустя два часа крепкий сон директора Ковент-Гардена был прерван странными скребущими звуками. Мистер Массель резко вскочил и едва не упал, запутавшись в занавеске. Посмотрев туда, откуда доносились звуки, директор увидел фигуру человека, согнувшегося над спинкой кресла.

– Эй, ты что там делаешь, гад?! – вскричал мистер Массель и коршуном метнулся к незнакомцу.

Незнакомец тем временем медленно выпрямился и повернулся к директору. В одной руке у него была отвертка, а в другой – только что отвинченная медная табличка с номером.

– Ты кто такой, а? – кричал мистер Массель, несясь по проходу и размахивая кулаками. – Ну, сейчас я тебе кишки выпущу! Башку сверну! Вредитель!

Незнакомец молча стоял на месте, не делая никаких попыток ретироваться. Когда же мистер Массель добрался до него и уже занес кулак, метя в левое ухо, незнакомец печально вздохнул и молвил:

– Не надо, мистер Массель, не утруждайтесь. Ваш кулак не достигнет цели.

– Ах, не достигнет?! – мистер Массель изо всех сил двинул в ухо наглецу, но вместо сочного удара получилось вот что: кулак директора просвистел в воздухе, и мистер Массель, резко завалившись вперед, потерял равновесие и распластался в проходе.

– Что за черт?! – стоя на карачках, вскричал директор.

– Не черт, – вновь вздохнул незнакомец. – Я привидение.

Мистер Массель, наконец, поднялся на ноги и уставился на незнакомца.

– Привидение?

– Да. Давайте присядем, и я вам все объясню.

Незнакомец отложил отвертку и табличку, сел в кресло и сложил руки на коленях.

– Да уж, объяснить определенно придется! – пробубнил мистер Массель, но гнев его куда-то улетучился, и директор с удивлением обнаружил, что ничуть не злится на этого странного незнакомца. И следующий вопрос он задал почти дружелюбным тоном:

– Ну, так чем вам не угодили наши таблички? Между прочим, ущерб за вчерашний вечер – триста сорок три фунта и десять шиллингов! Это не считая сверхурочных, которые мне придется заплатить за ночные работы!

– Но это и было моей целью – причинить театру ущерб! – вскричало привидение с неожиданной горячностью. – Во вторник вечером я наблюдал за суетой в зале, укрывшись в верхнем ярусе, и сердце мое ликовало! А вчера, когда стало ясно, что спектакль сорван, я даже забылся и захлопал в ладоши!

– Как мило, – прокомментировал мистер Массель, стремительно утрачивая обретенное было благодушие и снова сжимая кулаки.

– Но уже сегодня утром, вновь придя сюда, я принялся отвинчивать таблички скорее по привычке, и радость покинула мое сердце…

– Жалость-то какая! – съязвил директор.

– Я вдруг понял, что месть не принесет мне успокоения, – как будто не замечая реплик директора, продолжало привидение. – Да и кому я навредил? Все эти люди – они ни в чем не виноваты. Не они нанесли мне смертельную обиду и подвели меня к краю бездны.

– А кто подвел? – поинтересовался мистер Массель. – И какого рода обида, позвольте узнать?

Незнакомец уселся поудобнее и начал повествование:

– Когда-то я работал в этом театре, бутафором. Вас тогда здесь еще не было, директором служил мистер Родерик Тонбридж. Так вот. У меня, знаете ли, был голос, и весьма неплохой, – как бы опасаясь, что мистер Массель станет оспаривать это утверждение, привидение заговорило быстрее. – Поверьте, это не я вообразил себе, меня прослушивал сам синьор Сантини! И конечно, мне хотелось петь. Я говорил с мистером Тонбриджем, просил его дать мне спеть всего лишь один разок, в хоре! Заметьте, я не просил сольных партий!

– Да, да, продолжайте, – сказал мистер Массель, мысленно прикидывая, как бы поступил он сам, если бы к нему явился бутафор и стал проситься на сцену. – Что же ответил вам мистер Тонбридж?

– Мистер Тонбридж сказал, что если всякий бутафор станет лезть на сцену Ковент-Гардена, то оперное искусство вскоре окажется в плачевном состоянии. Он приказал мне выкинуть блажь из головы и отправляться красить колесницу фараона. Я уже не соображал, что делаю, и сказал мистеру Тонбриджу, чтобы он сам шел и красил, если ему так надо. Ну, понятное дело, меня тут же рассчитали, и я оказался на улице. Платить за комнату было нечем, сбережений у меня не было. Полуголодный, я с утра до вечера шатался по улицам Лондона, пугая прохожих своим бормотанием. Ночевал, где придется – в парках, на рынках, под мостами. И однажды, совсем потеряв рассудок от голода и горя, я прыгнул в Темзу…

Тут привидение сделало драматическую паузу, и мистер Массель, чтобы не разочаровывать собеседника, тяжело вздохнул и покачал головой.

Помолчав, бывший бутафор продолжил:

– Ну, потом я все думал, думал, и решил, что этот мистер Тонбридж во всем виноват – он меня свел в могилу! И жажда мести обуяла меня. И хотя я узнал, что мистер Тонбридж сам отправился к праотцам через год после меня, я все равно желал мстить – пусть не директору, так театру. Ну, а дальше вы знаете…

– Да уж, знаю, – с чувством сказал мистер Массель. – Ну, и чего же вы хотите от нас? От меня лично? Что мы должны сделать, чтобы вы оставили в покое таблички? Потому что еще одного такого вечера, как вчерашний, Ковент-Гарден не переживет. Вы хотите погубить Ковент-Гарден?

– Я уже сам не знаю, – горестно понурился бывший бутафор.

– Как вас зовут? – спросил директор.

– Джон Харви, – еле слышно отозвалось привидение.

– Что же, мистер Харви, нам с вами делать? Вы по-прежнему мечтаете петь?

– Нет, уже не мечтаю. Привидения не поют, знаете ли.

– Тогда вот что: поступайте к нам на работу. Будете Призраком оперы! – воскликнул мистер Массель, осененный догадкой.

– А что я буду делать?

– Да что хотите – можете везде ходить, являться посетителям и работникам. И членам труппы! У нас есть одна тут… зовут Розамунд Войзи. Если напугаете ее пару раз – буду лично вам обязан! В общем, не мне вас учить, что делать привидению! Изучите наш репертуар – и можете устраивать костюмированные явления в виде персонажей опер. Это идея! Но только, чур – никаких манипуляций с табличками! Распорядок работы театра и его имущество неприкосновенны!

– Что же, я согласен!

Мистер Харви и мистер Массель скрепили договор рукопожатием, и с того вечера все в Ковент-Гардене вернулось на круги своя. (Не считая мисс Розамунд Войзи, которая вдруг стала жаловаться на то, что ее преследует призрак Уильяма Шекспира, но это уже совсем другая история).

Фото с привидением

Мистер Калеб Найтли, хозяин фотоателье на Стрэнде, слыл настоящим кудесником. На его фотокарточках никогда не было никаких двойных подбородков, закрытых или, наоборот, выпученных глаз. Его фотокарточки умели чудесным образом скрывать тот прискорбный факт, что дама на полфута выше своего кавалера. Младенцы на фотокарточках мистера Найтли никогда не плакали, а пожилые леди и джентльмены, даже если им и случалось позабыть дома вставную челюсть, выглядели так, словно вовсе не совершали этой досадной оплошности. Мистер Найтли умел так выставить свет, что старый сюртук с вытертыми локтями и лоснящимися лацканами или поношенная шляпа с потрепанными бумажными цветами и проеденной молью лентой смотрелись дорого и респектабельно. Наконец, мистер Найтли умел даже в самых, казалось бы, безнадежных случаях, придать лицам своих клиентов глубокомысленное или оживленное выражение. Стоит ли удивляться тому, что фотоателье Калеба Найтли не испытывало недостатка в клиентах, среди коих порой встречались особы дворянских кровей. Так, графиня Вустерширская, возжелавшая сделать фамильное фото по случаю рождения третьего внука, выбрала для этой почетной миссии именно Калеба Найтли и, судя по слухам, осталась чрезвычайно довольна результатом.

Но однажды таинственное и необъяснимое событие чуть было не положило конец процветающему бизнесу мистера Найтли.

Началось все дождливым октябрьским вечером, когда фотограф уже отпустил домой своих помощников и собирался закрывать ателье. Дверной колокольчик резко звякнул, и в студию ворвалась миссис Пибоди. Вода потоками струилась по ее плащу, так что вскоре на полу растеклась внушительного размера лужа. Мистер Найтли грустно смотрел на лужу, в то время как миссис Пибоди гневно смотрела на мистера Найтли, сжимая в руках коричневый бумажный конверт с логотипом ателье. В этом самом конверте, насколько помнил Калеб Найтли, утром того же дня миссис Пибоди получила свое фото и была им совершенно удовлетворена. Фото было сделано для мистера Пибоди, которому предстояло по долгу службы отбыть на полгода в Индию, и миссис Пибоди хотела, чтобы у супруга было ее фото. Однако сейчас в облике миссис Пибоди ничто не говорило об утреннем настроении. Она вынула из конверта фотографию и, потрясая ею перед самым носом мистера Найтли, закричала, срываясь на фальцет:

– Мистер Найтли, как вы могли?! У меня нет слов, чтобы передать все мое возмущение! Я пришла к вам, полагаясь на вашу репутацию, а вы! Вы разрушили мой брак, вы погубили меня!

– М… ми… миссис Пибоди, – бормотал ошеломленный фотограф, пятясь и нервно поправляя узел галстука, – право же, я не понимаю, о чем вы…

– Не понимаете?! – взвизгнула разъяренная супруга колониального чиновника. – Вот я о чем!!!

С этими словами миссис Пибоди сунула фотографию прямо в нос мистеру Найтли. Присмотревшись, фотограф сперва нахмурился, а потом и вовсе выпучил глаза и раскрыл рот.

– Ага! – издала победный клич миссис Пибоди, наблюдая реакцию мистера Найтли. – Вот и мой супруг сделал то же самое: нахмурился, выпучил глаза и раскрыл рот!

На фотографии была запечатлена миссис Пибоди в зеленом бархатном балахоне, ниспадающем античными складками, удачно маскирующими некоторые недостатки фигуры означенной дамы. На голове у миссис Пибоди была маленькая черная шляпка с пером, на плечи накинута шелковая шаль с кистями. Миссис Пибоди стояла, левой рукой опираясь на гипсовый муляж ионической колонны, а правую театрально приподняв так, что казалось, будто дама собирается продекламировать лирическое стихотворение или спеть душевный романс.

Именно так выглядела фотография утром, когда мистер Найтли показывал ее миссис Пибоди, однако теперь на ней появилось кое-что еще. А точнее – кое-кто. Рядом с миссис Пибоди стоял невесть откуда взявшийся джентльмен приятной наружности, но в ужасно старомодном сером костюме. Правой рукой он нежно обнимал супругу колониального чиновника за талию, а в левой держал лорнет.

– О господи Иисусе, – упавшим голосом пробормотал мистер Найтли, – ничего не понимаю…

– А уж как я-то ничего не понимаю! – сварливо пробубнила миссис Пибоди. – А вот мой супруг, кажется, истолковал это единственно возможным образом! Хлопнув дверью, он умчался в свой клуб, где пребывает до сих пор, и что-то подсказывает мне, что ночевать он сегодня не вернется! А виноваты во всем вы, мистер Найтли!

– Но, позвольте…

– Вы, вы! И завтра я собираюсь подать на вас в суд!

С этими словами миссис Пибоди покинула студию, а растерянный мистер Найтли еще долго крутился вокруг своей камеры, заглядывал внутрь, отвинчивал и завинчивал обратно объектив, бормоча под нос: «Не понимаю! Нет, не понимаю!»

Следующим утром история с таинственным господином в сером костюме получила свое развитие. Все двенадцать снимков, сделанных накануне, оказались испорченными точно так же, как и фотография миссис Пибоди – решительно на всех появился загадочный господин в сером костюме. Так, на фотографии миссис Бэмбридж с внуком он, стоя позади, обоим наставил «рожки». На свадебной фотографии мистера и миссис Линдсей он вальяжно обнимал и жениха, и невесту. На фотографии мистера Астона, нотариуса, серый костюм и вовсе утратил всякий стыд и уселся прямо на колени к почтенному стряпчему, глумливо при этом высунув язык. В общем, все утро бедный мистер Найтли вынужден был отбиваться от разъяренных клиентов. Работать в таких условиях было совершенно невозможно, поэтому после обеда фотограф повесил на дверь ателье табличку «Закрыто», отпустил помощников, укрылся в кабинете и бессильно опустился в кресло, обхватив голову руками. За все двенадцать испорченных снимков пришлось вернуть деньги, а ведь израсходованных материалов никто не вернет! Такие убытки! И это, чувствовал мистер Найтли, только начало – когда слух о таинственной порче фотоснимков разнесется по городу, ателье можно будет закрывать.

– Мне ужасно жаль, что все так обернулось, – послышался грустный голос откуда-то сбоку, и мистер Найтли подскочил как ошпаренный и даже вскрикнул «Мама!», поскольку во втором кресле внезапно обнаружился господин в сером костюме – тот самый, который испортил все снимки, сделанные накануне.

– Кто вы?! Что вы здесь делаете?! Как вы сюда попали?! – визгливо вопрошал фотограф, прикрываясь, словно щитом, огромным блюдом для фруктов, расписанным в итальянском стиле.

– Зовите меня мистер Грей, – сказал господин в сером костюме и почему-то печально вздохнул. – Я – привидение.

– При… при… привидение? – переспросил мистер Найтли и скосил глаза в сторону двери, ведущей из кабинета на черную лестницу. Если изловчиться и треснуть этого ненормального блюдом по голове, то можно выгадать пару секунд и добежать до двери, а там вниз по лестнице – и в полицейский участок, что прямо за углом…

– Не надо бить меня блюдом, – все также печально молвил мистер Грей, – и полиции не надо. Я не причиню вам вреда…

– Да? А кто испортил все вчерашние фотографии?! – забыв об опасности, вскричал мистер Найтли.

– О, поверьте мне, я не хотел! – мистер Грей заговорил так горячо, словно от его слов зависела вся его будущая судьба. – Мне просто было любопытно… Знаете, когда я был жив – а я жил в этом самом доме, еще до того, как тут обосновался портной мистер Дауни, который позже и продал вам это помещение, – я очень увлекался всякими изобретениями и открытиями. Но такого аппарата, с которым вы так виртуозно управляетесь, в мое время и в помине не было!

Мистер Грей остановился, чтобы перевести дух, а мистер Найтли, по-прежнему глядя на собеседника с подозрением, тем не менее, отложил в сторону блюдо и присел назад в кресло.

– Сначала я просто рассматривал все, что тут у вас есть – по ночам, когда ателье уже было закрыто. Но потом мне ужасно захотелось, чтобы меня сфотографировали! И вот я стал потихоньку пристраиваться к тем людям, что приходили к вам делать снимки. Мне казалось, что ничего страшного в этом нет. Но сегодня, когда я услышал, как все эти люди кричали на вас, я понял, как ошибался. Я так подвел вас! Простите ли вы меня? Могу ли как-то загладить свою вину?

Мистер Найтли призадумался. Фото с привидением? В этом что-то есть! Одно дело – обнаружить незнакомого типа на снимке, на котором никаких посторонних не предполагалось, и совсем другое – эксклюзивная фотография с призраком! За это, пожалуй, можно взять в два раза больше, чем за обычное студийное фото…

Пока фотограф думал, мистер Грей внимательно смотрел на мистера Найтли и, казалось, легко читал его мысли. Спустя десять минут все детали будущего совместного предприятия были оговорены, и на следующее утро витрину ателье украшал большой рекламный плакат:

ФОТО С ПРИВИДЕНИЕМ!

Спешите! Только у нас

вы можете сфотографироваться

с настоящим привидением!

Гарантированное появление

призрака на вашем снимке через два часа

после его изготовления!

Стоимость одной карточки —

1 шиллинг и 2 пенса.

И уже спустя два дня мистер Найтли с лихвой восполнил все свои потери, а через неделю поток клиентов так возрос, что пришлось нанимать еще одного помощника.

Приходила миссис Пибоди, снова грозилась подать на мистера Найтли в суд, однако мигом ретировалась, когда фотограф потребовал с нее доплату, поскольку снимок с привидением стоит в два раза дороже, чем обычное фото.

Вскоре в Лондоне стали появляться и другие ателье, предлагающие услугу «Сфотографируйся с привидением», но всем было доподлинно известно, что настоящее, гарантированное привидение есть только в ателье мистера Найтли!